Пошло все на хуй

Я сижу за столиком и плачу. Мне очень одиноко и я чувствую себя попользованной. Плизки, всегда говорите людям о своих чувствах или о том, что у вас они кончились. Или, что вы ни к чему вообще не готовы, кроме недельных потрахушек. Имейте смелось, вашу мать. Ведите по чести себя, а не как шавки.




Опять это дурацкое черное небо заглядывает в мою комнату через широкие окна, сегодня оно жалеет меня, шепчет на ухо, гладит по волосам. Наверно, оно расскажет мне на ночь историю о том, что кто-то когда-то в этом мире был неравнодушен друг другу.


Я отвечу ему, что оно, конечно, может быть, лучше меня знает, что бывает в этом мире с людьми. Но, будто про себя, я шепну ему, что моих сил больше нет для ожиданий, для веры в человеческую честь и силу натуры, в сердечную храбрость, в холодность рассудка и волю. Я отвечу этому небу, что плачу потому, что помню, как сгибались колени посреди улицы, как вжимались хрупкие кулаки в равнодушные стены, как неспались ночи, как шли годы, заслонялось руками лицо, как верилось, сколько жил натягивалось от этой веры и бесконечных прощений, сколько ртов плевало в лицо, сколько глаз таращилось в обещаниях, рук, в сперва неловких закостенелых объятиях, слов, неопрятно разбросанных и имеющих под собой вовсе иного рода почву. И, самая великая несправедливость в том, что под тобой, под ясным лукавым ночным небом, прямо в это самое мгновение, в местах далеких или не очень,  двое держатся за руки, вглядываясь в твою бездонную звездную пучину, их горячие юные сердца сходятся в одном пульсирующем ритме, том самом, что завтра зажжет над ними солнце на рассвете, что снимает покровы с жестких и искалеченных душ, что прямо сейчас доносится до моего слуха из холодной дрожащей груди.

Конечно, есть вещи и похуже полуденного отчаяния в переполненном супермаркете, есть большие неприятности, по сравнению с кошмарным сном и последующим одиноким пробуждением в ледяном поту, есть что-то важнее ничтожного страха, который заставляет выбегать на красный и сносить прохожих в поисках воздуха или чего еще такого, не очень уж важного.

Есть рассветы, которым можно позволить не гнать себя подальше за жалюзи. Есть жуткий страх и уничтожающая дрожь, которым можно порадоваться, находясь в возбужденном ожидании. Есть также и солнечные дни, которые разрешают выбежать на улицу и скакать по ней, может даже улыбаясь.

Есть руки, которые держат другие руки. Есть тихий и спокойный сон. Есть неодиночество. 

 

И сразу чувствуется много запахов : сырого и прохладного подъезда, утреннего дождя, запах разгоряченного юного тела, свежескошенной сочной травы, налитых кровью плотных губ, мудрой пыли в занавесках, надвигающегося вечера с яркими огнями и звуками музыки, запах вымытых мягких волос и яблочного пирога.

Мужские и женские голоса из колонок в  машине поют песни о моем сердце, о моей луне,  о непокоренных дорогах, о жизни за отражением голубой радужки, о сотнях  проносящихся мимо поездов,  поют о секундных стрелках на каждых в мире часах, о звонких ночных птицах, поют обо мне.

Пару часов назад я сидела на лавке на Большой Конюшенной и глядела в небо. Рядом со мной лежала новая книжка, в пальцах была зажата сигаретка, мне было радостно, и юбка моя нагло разлеталась на ветру. 

Спустя небольшой промежуток времени я завела машину, выкинула ладонь из окна, включила песни в мажорной тональности. Минула мост. Широкий оживленный проспект. Потом из глаз покатились слезы.

С ними я оплатила жилье и заправила бак бензином. С ними поднялась в свою квартиру, бросив вещи у порога. И сними упала на диван. 

Плакала я так, что, кажется, в доме задрожал воздух. Громко, отчаянно, обхватив взлохмаченную голову и вжавшись в могучую спинку этого самого дивана. 

В моем доме слышно, как идут часы. Как проплывают мимо облака. Как дышат соседи на верхнем этаже. Слышно, как стучит сердце в моей груди. 

Иду по улице и смотрю в лица - я ничего не чувствую. Мой телефон предательски молчит. И что за ужин, когда на столе виднеется только тень от моего плеча. Кругом водоворот радости и жизни. Кругом цветы, сцепленные пальцы, романтические комментарии, бездонное море из улыбок, целая улица из ожидающих в назначенный час. Сквозь весь этот ужас проносятся мои костлявые ноги. Волосы падают на лицо, немножко задыхаюсь, слегка страшно.

Дневала или ночевала я с кем-то - мне было несоизмеримо одиноко. В словах и запахах, в пропасти глаз и в строении пальцев - было пусто, все молчало, все было другим, удаленным от меня на невообразимые расстояния. 

Разочарование транслируется на каждого поголовно. Разочарование таится в моем тихом молчании, оно напоминает ядовитую змею, оно заранее говорит мне "все одно", "не стоит и пытаться". Им окутан воздух вокруг меня. Оно смотрит из моих глаз навстречу вашим. Оно нечестно и накрепко укрывает в себе кричащую, изъеденную, кровоточащую надежду и постыдное застенчивое ожидание.

В звуках за моим окном,  среди мигающих вывесок и проносящихся машин, между строками литературных изданий, в присутствии и сути человека, в безумии и мудрости, под рассветным солнцем и в пламени заката, в стонущей пучине времени, за каждым поворотом,  в моих пульсирующих венах,  в темных лабиринтах памяти, в весенней прохладе трав и в пении птиц - повсюду размеренно и тихо разливается обжигающая лава моего одиночества.

Простой стишок в душе в 3 утра  (позавчера):

 

 

Кто ищет меня среди душных комнат?

Кто смотрит в скверах или на холмах?

Кто в поисках за городом сменяет город?

Кто стережет меня в чужих глазах?

 

Кто спрашивал у северного ветра?

Кто видел меня на страницах книг?

Кто вычислял по красному берету?

Кто шел за мной вчера, но не настиг?

 

Быть может, я буду в 12:30

Сидеть на камне у железного моста.

А ты ищи меня в заре увядших листьев,

Среди иных угадывай мои уста.

 

Узнай у старого соседа, у дождя,

Спроси свой дом и допытай бродячую собаку.

Ищи меня, все улицы уже пройдя,

Когда я над тобой буду смеяться или плакать.

 

Искал ли ты меня в четверг на берегу?

И разве не узнал в толпе зажатой?

Не ты ли звал меня в воскресную пургу?

Не от тебя ли я в слезах бежала?

 

Ищи, ищи меня в  тени ветвей,

По радиоволнам, в объятиях чужих.

Ищи, ищи меня в сердцах людей

Зови меня. Чтоб зов твой не затих.

 

 

 

 

Как-то так вышло, что я уже 2 дня не обедаю и не ужинаю. Как-то так сложилось, что не могу делать такие вещи в одиночестве. Прямо сейчас я сижу в уродском коричневом кресле, широко раскинув босые ноги. В лицо мне светит луна. Я плакала с 7 часов вечера. На этом самом кресле.

 

Сегодня я фотографировалась в гостиничном номере и мне понравилось. Когда-нибудь я хочу провести ночь в одном из таких номеров. 

 

Иногда, когда я спускаюсь на улицу и сажусь в машину, разрешаю себе фантазировать, что кто-нибудь ждет меня на заднем сидении, поэтому оборачиваюсь туда только выехав со двора. Но кто может ждать меня там? Очередной гад или просто душегуб.

Ладно, сегодня я ревела как проклятая из-за того, что меня никто не любит, и я не люблю никого тоже. Растреклятая весна - все только и делают кругом, что ходят и целуются, а в руках у них эти дурацкие веники! И в заведениях, где я питаюсь - все! все усеяно этими голубками! Последний раз, когда я ела Маргариту перед окном, меня на самом деле чуть не стошнило от одиночества. Майе даже пришлось доесть за мной, пока я нервно искала глазами выход на свежий воздух.

Еще я прочитала все свои запасы и завтра опять пойду за книжками, которые снова буду швырять об стену в порывах гнева и возмущения, ведь все они, конечно,  тоже про любовь.

Это слишком несправедливо для меня.

 Валяюсь я на сером потрепанном диване, кричит музыка, сверху люди, по бокам - тоже они. Всем им неплохо и, похоже, весело. А мои глаза жирно подведены черным. Я в высоких сапогах и в синем платье. Сверху свитер. Не мой, но вроде как уже мой. Я просто прилегла. Мне никак. На меня смотрят.

 Теперь я шагаю по проспекту. Практически быстро. На мне черные туфли. В левой руке сумка на цепи, правой просто покачиваю. Ветрено. Я любуюсь своей тенью, обнаруживаю, что волосы мои разлетаются, мне это очень нравится. На расстоянии не менее 15 метров еще разрешаю себе смотреть на идущих навстречу людей. Потом отвожу глаза. Не могу соприкасаться с ними взглядами, я стесняюсь. На левой щеке у меня одна слеза. На меня смотрят.

 В супермаркете "24 часа" я дожидаюсь своей очереди на кассе. Видимо, уже 23.50 или 23.55 - технический перерыв на четверть часа.  Я без косметики, ведь сегодня воскресенье и мне никуда не надо было идти. Позади меня много мужчин.  Они рассматривают мой зад, пока я выкладываю свои йогурты на ленту. В правом кармане у меня леопардовый тряпичный пакет. С ним я хожу в магазин.  Стараюсь очень быстро все в него укладывать, расплачиваться и уходить восвояси, чтобы эти олухи, по часу копошащиеся в своих монетниках, подумали, что я расторопная и, вообще, клевая. Теперь я выхожу из магазина. Дверь тяжелая. Мне никто не помогает. Перехожу дорогу. По ногам ударяет свет наглых фар. На меня смотрят.

 А тут я веду машину. Мне немножко грустно. Кто-то сидит со мной рядом, на пассажирском. Губы мои в помаде. Я в узких синих джинсах. Они спадают с меня. Кто-то курит. Мы разговариваем.  Иногда я смеюсь. Играет модная музыка и на улице уже давно глубокая ночь. Вот, мы уже почти что приехали к нужному месту. Я поворачиваю голову. На меня не смотрят.

 На чьей-то кухне (под шум и смех) я понимаю, что никого нет, что ни в кого не верю. Это не очень. Круто засыпать и просыпаться, думая про кого-нибудь, мол, он молодец, я верю в него, он особенный человек, трали-вали.

 А еще я нахожу людей двух типов : тех, что стараются, но в конечном итоге все портят и тех, которые сами будто бы порченые, кажется, они, напротив, пытаются как можно сильнее все испоганить. И все они такие нечестные. Как я сегодня, например. Ну а как иначе?

 Мальчики возникают на моих неделях, но я ничего к ним не ощущаю. Мне может быть приятно и уютно, но все это не то, что нужно. И я грущу.

 Мне даже не хочется уже просто вот так вот брать и трахаться.

 

И в барах уже две или три недели подряд нет никого.

 

Зато во мне снова стало много всего происходить, я вижу кинематографические сны и какие-то разные мелодии разрывают мою мужскую рубаху,появились львы, всякие другие звери, а также великое множество новых цветов. Мне неплохо, иногда я даже рыдаю от радости, вот, вчера, например, когда выглянула в окно в час заката. Мне так это нравится! Я так скучала! Я так люблю это! Больше всего на свете!

Простой стишок на лестнице в 7 утра

 

Под утро различаю я в тумане

Лишь фар огни и стрелку "поворот".

Под утро кажется, что я все знаю,

И шум дороги вдаль меня ведет.

 

Под утро я бегу из ваших комнат,

Где звон стекла и дым от сигарет,

Где завтра про меня никто не вспомнит,

Где всем нам по 17 лет.

 

Я на дороге греюсь горьким чаем, 

И стрелки разрезают циферблат.

Вдруг станет до противности печально.

И в дом пора, где мне никто не рад.

Это был очередной грустный День Рождения. Когда ты в каком-то кафе, кто-то о чем-то говорит (неумолкая), кто-то что-то ест, я просто сижу, даже позабыв о том, что сегодня мой ДР. Все как-то нелепо, а я в этом своем молчаливом сидении, внезапно вспоминая повод, конечно, ожидаю хоть сколько-нибудь праздника, восхищения, радости, чего-то еще такого, чему никак не суждено претвориться в жизнь этим вечером. Да и, видимо, вообще.

Ужасная ночь со слезами на глазах, чьей-то спящей рукой на плечах, с тяжелыми снами о смерти. Мне было на редкость мерзко, страшно и одиноко этой ночью. А утром я проснулась и вновь поняла, что опять я не там, где должна быть, что все не то, все не так, как я действительно заслуживаю. Вспоминалось, что ночью я оплакивала такое болезненное и выстраданное отсутствие простого понимания себя. Когда встречаешь кого-то и чувствуется отчетливо и до дрожи, что он смотрит в тебя, и понимает все о тебе, его взгляд говорит :"Это ты". Я хорошо знаю, как это бывает. Но с каждым годом я все дальше от того времени, от того человека, все более печальная и отчаявшаяся. И, может быть, такого больше никогда и не повторится. И я снова плачу.

А, если не говорят мне этого глаза человека, его паузы между фразами, его крепкие чуткие руки, открывающие передо мной дверь и внимательный взгляд, я ничего хорошего не могу поделать ни своими ладонями, ни мыслями, ни ртом, ни сердцем. 

 

Мне так одиноко. И я уже ни во что и ни в кого не верю.

Я повсюду ищу тебя. Поворачивая на Казанскую с Гороховой, взвешивая кислые яблоки в соседнем магазине, заходя в переполненный лифт, ожидая своей очереди в университетской столовой. Я ищу тебя по пятницам в прокуренных сине-красных барах, а также, под утро, на опустевших и усталых улицах. Я ищу тебя в глазах : синих, серых, зеленых, карих, голубых. В самых разных глазах : знакомых и незнакомых. Ищу тебя в ширине плеч, в проходящих мимо силуэтах, в проезжающих навстречу автомобилях, в чьих-то голосах - повсюду. 

У меня есть  только то, что несколько раз я видела во сне, мне не вспомнить ни единой твоей черточки, ни малейшего намека, но хорошо врезалось в память мне то ощущение тебя,  и я ни с чем его не попутаю. 

Я ищу тебя в людях : в их грубости и милости, в выдержке и страсти, в их ласке и взглядах, в их головах, мыслях, желаниях и запретах. 

Ищу в запахах и шероховатости кожи, ищу в ртах и волосах.

В шагах ищу и в костяке лица.

Иногда я оборачиваюсь назад. Вдруг покажется, что  там я непременно отыщу тебя.

Ищу тебя по рукам, у книжного прилавка, по чьим-то ботинкам и по изгибу рта.

Мне так хочется однажды свежим утром спуститься на улицу и увидеть тебя. Просто, чтобы ты стоял. Может, ждал, может не ждал. Но лучше бы, конечно, ждал.

 

Как это так обычно и происходит,  все чаще замечаю. Лицо человека, например. В пятницу. Или, там, в  воскресенье. Оно может быть синим, красным, зеленым, фиолетовым. Оно пульсирует и мерцает.  Или разделяется на две части при свете далекого уличного фонаря. Немножко думаешь даже, что нет возможности воспроизвести это самое лицо в памяти при всей его натуральности. Наверно, это не так уж плохо.

Пиликающий от усердных детей телефон. Они спрашивают у других детей про верные определения или положение учебной недели. Потом идут по кроватям и засыпают сладким сном. 

Тем временем, я перед сном делаю одну трогательную и милейшую вещь - но, вообще-то, это секретик.

 

Скоро наступит мой ДР, мне станет 21, это очень плохо. Я боюсь. Каждый такой День в моей жизни был полон слез и отчаянной тоски. По традиции, я сижу дома одна и ем торт, запивая его детским шампанским. 

Плюс ко всему, это страшный возраст еще и по той простой причине, что нет вокруг такого человека, который бы настолько был ко мне внимателен и нежен, что помнил и понимал бы меня : двенадцатилетнюю -  трудного и тощего подростка, семнадцатилетнюю - наивного ангелочка, девятнадцатилетнюю - покорную и кроткую (полупленную и униженную),  двадцатилетнюю - свободную, с необкусанными ногтями (и курящую). Нет. А теперь мне стукнет двадцать первый, и я, конечно, поменяюсь, но никто этого не запомнит, не узнает меня такой, никто не скажет мне (или себе) в 71, например, о том, какой он знавал меня. Поэтому, наверно, я так не люблю встречать очередной День Рождения.

 

Вообще-то я много чего не понимаю, я такая дурочка, прямо сейчас у меня тут заиграла (по чистой случайности) подходящая, как ни одна другая, к этому самому моменту, песня. И я немножко завидую тому, что в ней делается.

Я не могу не думать прямо счс об одной вещи и кажется вот-вот зареву.

Утро почти что всегда бывает отличным : туман, может быть, даже и дождь, серое небо, никакой зелени, никаких лишних нервирующих цветов. Потом приходит день, и начинает светить это дебильное солнце, лупит прямо в глаза. Люди такие уродливые при солнечном свете : виден каждый прыщ,  каждая морщина, торчит щетина, проявляется грязь на ботинках, нитки на пальто, пыль на подоконнике и полках, которые только вчера вытерла. Я не могу ничего делать днем, даже просто спокойно лежать, ну или, там, спать - опускаю жалюзи, отворачиваюсь в тень, но не помогает.

 

После 3 хороших дней, когда ты вроде как замечательно отвлеклась и продуктивно понервничала, опять приходит это дерьмо, все становится по своим местам : борьба с  зеленым учебником, слезики на диване и за рулем, нехватка денег и внимания, голод и неуютные кафе, кент-ментол на два дня, 2 йогурта, 2 пачки печенья, бутылка кефира, бутылка воды, твердый сыр, холодный расчет по поводу каждодневных расходов, замазывание синяков под глазами и шелушашиеся от холода уголки рта, а также обветренная до корки и крови чувствительная кожа рук, гнет проспаных по весне долгов, самообнимание по ночам и посреди этих ночей, субботние уборки и воскресное одиночество.

2 магазина, где я обычно покупаю домой продукты каждые 2 дня. У меня есть выбор.

Люди, которые мне не нравятся как потенциальные бойфренды, но они, конечно, как это обычно и бывает, хороши. У меня нет выбора.

Периодика: Вог, Эль, Эль Декор, Эль Герл, Сайколоджис, Нумеро - каждые 30-35 дней. Так вышло.

Ужины, приготовленные мужскими руками - всегда такие отменные, изысканные и теплые. Они (мужчины) еще и моют после этого всю посуду - и это расчудесно. Я их обожаю.

Встречи после 3 пары, в 15.00 - в Маркете, Свитере, КХ - за чашкой каппучино, дымя сигаретами до тошноты : сплетни, откровения, разговоры всё об одном - о любви или почти что любви. (Что удивительно, потому, что это чаще мальчики. Оказалось, их тоже беспокоит любовь( или почти что любовь ))

В гостях. После учебы, например. И там тоже хорошо. И, может, накормят. Отлично.

Ресторан на моей улице - я знаю всех официантов и управляющих, они меня тоже, и говорят повару :"Это постоянный клиент, сделай как следует". Иногда кто-то из них увольняется или приходят новенькие. У меня в наличии 2 варианта : пицца "Пепперони" или куриный бульон. Там играет итальянская музыка и сам он вроде как итальянский, с идиотским названием. Я там всегда сижу одна и знаю, что их это немножко смущает, мол, КАК ЭТО ТАК. 

А вот так.

 

 

 

Новая любимая группа (которую узнала, когда о ней узнали и некоторые мои друзья -  это плохо) и наконец-то вычлененный из общей массы идеал мужской внешности. Это Алекс Тернер. Я определилась. 

 

Осталось определиться еще с любимым часом в сутках, любимой улицей, любимым кафетерием, любимым мостом - это план на ближайший месяц.

 

 

 

 

 

Мне стало слишком грустно. Вообще-то мне и было грустно, но ладно.

У меня опять начались приступы паники и пищевые расстройства. Уже несколько дней тошнит и невозможно есть , особенно в общественных местах и в одиночестве. Руки мокрые и задыхаюсь. Хочу разбиться в аварии и сгореть сразу, это слишком уже, правда.

 Меня дома всегда встречает тоска. Я возненавидела бывать тут одна, в особенности, днем. Все время, пока я здесь, не покидает ощущение того, что чего-то пережидаю, что вот-вот кто-то придет и станет спокойно и радостно.

А еще засыпаю с телеком и, вообще, работает он беспрерывно - как будто тут кто-то живой со мной, и так становится лучше. По нему идет новостная лента, и теперь я знаю все (почти).

Но вот, например, общаешься ты с человеком, ну или просто молчишь и смотришь в него - видно только то, как сильно он далеко, заметно временами в его глазах даже, что он уже обувается и выходит за дверь. Или вообще ничего не понятно - ну, разве только то, что лучше думать, что он уже ушел или, что даже никогда не приходил. 

Я мою голову каждую ночь перед сном и считаю, как со своих 14-ти, что лучше думать хуже, что никто никому не нужен, что всем начхать, что таких как я миллионы, миллионы девок с нелепым носом, моющих башку прямо сейчас, возможно даже в разы лучше меня - умеющие готовить, и что-то, чего просто не объясняют. А я стою одна в лужице из пены, а потом засыпаю под телевизор, а утром все повторяется и потом я жую опять одна на обеде и еду в свой оплот одиночества, сижу просто так на унитазе полчаса, почитывая. И слишком грустно читать, потому что я чего-то жду. Это самое глупое и отвратительное, нельзя мне так делать.

 Если тебе вдруг нравится какая-то девчонка и ты хочешь с ней шуры-муры (это не обязательно, конечно), то пониже я написала для этого инструкцию

 

Внешний вид 

1. Все в этом деле начинается с обуви. Носи при ней только чистые ботинки. Ну и носки;
2. Вычищай грязь под ногтями перед встречей. Еще лучше станет, если ты уничтожишь заусенцы;
3. Есть люди, у которых особенно вонет изо рта. В случае, если ты один из них, носи с собой в карманах леденцы и жвачки;
4. Старайся не пердеть с ней, особенно со звуком (пока у вас не завязались серьезные отношения. Все равно кто-то из вас когда-нибудь пернет, это неизбежно);
5. ВСЕГДА пользуйся дезодорантом сразу после душа!;
6. Подкачай пресс;
7. Обзаведись парфюмом;
8. Не носи мятые и несвежие вещи при ней;

Поведение

1. Очень важно! Когда ты уже вышел на первую встречу, не забудь завернуть в магазин или к киоску - ОБЯЗАТЕЛЬНО принеси для нее какую-нибудь чушь (шоколадное яйцо, леденец, да что угодно);
2. Вообще, старайся всегда иметь при себе разную мелочь для нее, все это стоит копейки, но бабы очень ценят внимание;
3. Дари ей букетики. Хотя бы пару раз в месяц. Хотя бы какие-нибудь (Но лучше спроси или разузнай, какие у нее любимые);
4. Старайся идти чуть медленнее обычного. Женщины, особенно те, которые в каблуках, не поспевают за вами;
5. Не перебивай ее в разговоре! В случае, когда это уже случилось, хотя бы извинись;
6. ВСЕГДА открывай перед ней дверь;
7. Если хочешь проявить специальную любезность - можешь даже распахнуть перед ней дверку машины (даже, когда все уже приехали);
8. В ситуации, если это ее машина и вдруг у тебя из твоих дурацких карманов посыпались гроши - ни в коем случае не тянись за ними, хотя бы при ней;
9. Если стало слишком поздно и ты уже думаешь головой, что она повезет тебя до дома - угости ее хоть чем-нибудь, если совсем нечем, то купи какую-нибудь мелочь при следующей встрече, а если ты совсем дурак, то возмести примерную сумму за бензин и услугу (это лучше, чем ничего и никогда);
10. Перестань крепко пьянствовать;
11. Если ты идешь с ней рядом и понимаешь, что она задрогла, предложи ей свое пальто (ну или что там на тебе), а если вам вдвоем холодно - приобними ее;
12. НИКОГДА не отмечай при ней симпатичность и милость знакомых и незнакомых дам (исключение могут составлять артистки - но аккуратно);
13. Вообще старайся самостоятельно не рассказывать и не упоминать при ней о своих подружках;
14. Если ты вдруг поэт, или просто писатель,ну  или играешь на инструменте - сделай что-нибудь для нее и не стесняйся представить, а если стесняешься, то лучше помалкивай об этом;
15. Когда у нее плохи дела, а у тебя все ровненько или даже хорошо - тоже помалкивай про это;
16. Вообще, когда у нее плохи дела, лучше болтайся рядом. Если ей нужно остаться одной - она сама даст тебе знать;
17. Не звони по нескольку раз в день ( это еще не считая смс и сообщений в сети) - настанет время, и ее сблюет от тебя;
18. Самое оптимальное - писать эвридэй (когда не гуляете), справляясь о делах, не особо докучая и звонить точно столько же, лучше перед сном и на немножко;
19. Не говори ей обидные слова. Вы сами вместе поймете, когда настанет момент, где начнутся шуточки, там уже можно - но предельно аккуратно, это не должно ее задеть;
20. Когда ты опаздываешь на свиданку, набери ей и извинись;
21. Когда она постоянно и значительно опаздывает, мягко донеси до нее, что это неприятно и предложи свою помощь в виде толчкового прозвона для выхода из дому;
22. Когда вы идете из магазина - мешок должен быть в руке у тебя;
23. В ситуации, когда она ведет открытый или секретный (это значит, что она хочет тебя испытать) виш-лист, внимательно смотри в него, не будь идиотом, трятясь на ненужные ей подарки и всякую хрень;
24. САМ неси зонтик, под которым вы оба идете. Да смотри, чтобы она не билась об него башкой и на нее не стекала вода;
25. Отодвигай перед ней стульчик в заведении;
26. Всегда провожай ее прямо до квартиры и уходи только тогда, когда убедишься, что она вошла и там нет бандитов;
27. Если ты пропустил от нее звонок - перезвони, может ее даже убивают или мало ли что;
28. Если она притащила тебя к родителям, не вздумай рассказывать о своих достижениях, хвалиться и заниматься саморекламой. Разговор заведется сам, если родители адекватные. Заранее узнай, как их зовут и чаще обращайся к ним по ИО. Старайся избегать споров. Не позволяй себе лишних вопросов, действий и фраз. Интересуйся лучше их профессиональной деятельностью, жизненным укладом семьи, находи общие темы с папаней и не веди себя как жополиз. Мама, может и растает (кстати, предложи ей помочь убрать со стола, когда все кончится), а девочка отныне будет считать тебя конченной соплей. Да, и не забудь явиться не с пустыми руками - БЕЗ ЕЕ НАПОМИНАНИЯ;
29. Забей в телефон номера ее мамаши и папаши, а также домашний;
30. Интересуйся  содержимым ее полок в комнате и всякими вещичками - ей будет слишком приятно. Но не забывай ставить все на свои места!;
31. Если твои руки растут не из жопы, она будет очень благодарна тебе, если ты что-то наладишь в ее доме, хотя бы по-мелкому;
32. Если она внезапно заболела, звони ей каждый день (ну или пиши) и старайся чаще навещать с гостинцами (хоть какими-нибудь);
33. Никогда не бей ее, лучше сдохни, сука, если еще не знаешь этого;
34. Не скупись на ласку, но знай меру. Не слюнявь поцелуями, не души ее своими бесконечными объятиями и часовыми прощаниями у двери. Чувствуй, суди по ее реакции и состоянию, когда и как надо, а когда  и как  - нет, не забывай про такт;
35. Будь прямым и понятным в своих намерениях и желаниях - говори ей о своих чувствах. Вы оба, скорее всего, не обладаете телепатией. Научитесь разговаривать. Отношениям сильно вредит недосказанность и неясность.

Деньги

1. В ситуации, где ты студент начальных курсов (только таким простительно), можно платить пополам в театрах, на концертах и в случае, когда ты понимаешь, что она слишком сильно голодна. Но все-таки, раз уж ты решил проявить внимание или вдруг влюбился -  смирись с тем, что тебе придется платить за нее, пусть не всегда, но почти всегда (хотя бы в кафе, барах и кино);
2. Если вдруг так вышло, что ты уже полностью работаешь - платить придется ВСЕГДА и ЗА ВСЕ;
3. Если она внезапно залетела, счет за аборт повиснет на твоей совести, помни.

Секс

1. Первое время, когда с вами еще не случился секс, и никто ничего не знает, приклей себе на лоб ГАНДОН, потому, что у вас их почти никогда не бывает;
2. Следи за собой, когда приближаешься к концу. Если еще не научился контролировать - не расставайся с презиком или вытаскивай совсем заранее;
3. Когда ты понимаешь, что приближается еще один секс - не забудь помыть письку и отлить - на твоем члене и в смазке все еще ползают детки;
4. После того, как ты кончил ей на спину, задницу или живот - САМ сходи за салфетками (а перед этим скажи ей, чтобы не шевелилась) и протри, а после - вымой руки;
   
5. Не стесняйся говорить ей как тебе больше нравится. Но не забывай также спрашивать об этом у нее;
6. После всего обними ее и приласкай.

 

А тут на случай расставания

1. Когда ты понимаешь, что ее не любишь, надо прекращать шуры-муры. Но не говори ей этой фразы сам - это самое отвратительное из того, что ты можешь сделать. Лучше скажи то же самое, но иначе и более мягко, главное - скажи, не надо морозиться как мудачок и односложно отвечать на ее сообщения;
2. Когда она заревет - приобними ее и погладь по голове;
3. Можешь воспользоваться службой доставки и послать ей прощальный букет с запиской "Спасибо", ну или что-то вроде того - но это после разговора;
4. Не становись жалостливым дерьмом - если нет чувств, не стоит обманывать ее;
5. Периодиески, но все реже и реже пиши ей о ее делах - после разговора нужно отступать постепенно;
6. В этот период не выкладывай в инстик и куда-нибудь еще фотографии и текст о тусовочках и веселье, не будь свиньей;
7. Никогда не становитесь друзьями, потому, что такой дружбы не существует, рано или поздно вы потрахаетесь и кому-нибудь из вас станет не очень:
8. Если она тебя оставила, это сложнее, потому, что женщины никогда не понимают, чего они хотят. Тебе нужно быть настойчивее и никуда не уходить, возможно, ей просто нужно от тебя подтверждение своих чувств или чего-то еще, просто она сама ничего вообще не знает и много надумывает. Тут тебе следует спокойно поговорить с ней и все выяснить, но спустя некоторое время, пусть перебесится;
   
9. А когда она четко и ясно объясняет тебе причину, по которой больше не может с тобой быть, когда ее голос спокоен и ровен, стоит прекратить свои попытки - уясни, что ничего у вас уже не будет.

 

 

Желаю удачки.

.

В колонках играет - Pink Floyd

Моему кучерявому товарищу из Воронежа. Олегу.

 

 

Помню, я встретил ее на очередной дурацкой вечеринке в честь первокурсников. Она пришла довольно поздно, высокая, в коричневой кожаной куртке, на каждом пальце по кольцу и немножко пьяная. В тот вечер мне уже месяц, как было 19, я перешел на второй курс и все казалось мне веселым и прекрасным. Почти все.
 Играла музыка, все о чем-то галдели, я докуривал сигарету, запивая веселительной смесью. Тут кто-то легонько потянул меня за край рубахи. я повернулся, это была она. Мне стало немного неловко, я замялся, она сказала, что ее зовут Света (и что-то еще), потом засмеялась. Я тоже пробурчал в ответ свое имя, улыбнулся, мне тяжело было посмотреть ей в лицо, кажется, уже тогда я понял, что пропал.

В течении 2 месяцев после этой вечеринки я видел ее всего 3 раза в коридорах института. И каждый раз она была одна - такая взрослая, в коралловой помаде, с пышными каштановыми волосами. Мы не здоровались, проходя мимо, но она всегда смотрела мне точно в глаза и, кажется, я успел разглядеть, что они у нее зеленые.

 Постепенно я начал узнавать о ней от ребят. Они мало чем располагали, лишь только тем, что она третьекурсница, бывает резкой, но с ней весело, и что ее невозможно развести на секс. Она часто бывала на вписках у одного парнишки с экономического, куда я зачастил к зиме. Там много курили и всегда было слишком шумно. Обычно, я сидел в гостиной со своими, и поглядывал сквозь коридор на утопающую в дыму кухню, откуда был слышен ее раскатистый смех и голоса парней. А потом она всегда уходила первой - в своих высоких замшевых сапогах, обмотавшись безразмерным клетчатым шарфом, оставляя меня одного среди них.

Пришла весна. Как-то я ждал на остановке, но мой автобус упорно не шел. Тут подъехал задрипанный пазик, до сумасшествия перепоненный людьми, номер на его боку сказал, что нам в одну сторону. "Пройдусь там немного" - подумал я и запрыгнул. Едва протиснувшись вглубь, я оказался до боли зажат чужими боками. Почему-то мне захотелось  обернуться, черт меня дернул, я махнул головой. Там, повисая на обезображенном желтым скотчем поручне, стояла она.

Да, оказалось, что мы живем в соседних кварталах, да тогда я ее провожал, да, мне было очень счастливо.

 Мы стали все чаще ездить в одном автобусе после занятий. Я выметался из аудитории первым и сломя голову бежал на несколько остановок дальше от университета, чтобы забраться в этот душный и тесный 308, пропуская, свою маршрутку. Там, конечно, уже сидела она со своей каштановой копной волос. После мне допускалось пройти с ней до ее дома. Света всегда просила меня идти чуть медленнее. По дороге она болтата со мной об институте, о родителях, о книжках, часто шутила. Меня же переполняло что-то слишком теплое и вязкое, чтобы говорить - я только отвчал и дышал запахом, который испускали ее играющие с ветром волосы.

Я помню день, когда поцеловал ее. Она уже сделала шаг в открытую дверь подъезда, резко застыла в проёме, обернулась и потянула ко мне голову. Губы у нее были плотные, разгоряченные и жадные. Я трогал ее лицо, волосы и мне было ужасно здорово.  Улыбаясь и стуча сердцем, я поплелся к себе домой.

Мы стали гулять по вечерам. Мы ходили в кино, на концерты. И как-то Света позвала меня домой.

Помню, как рассматривал ее полки стеллажа, доверху забитые книжками, рамками с фотографиями, всякой чепухой. В ее комнате пахло орехами, ее окна выходили на железнодорожные пути, которые медленно уводили взгляд к линии горизонта. Она разделась и подошла ко мне.  Я спасовал, мне стало боязно. Передо мной стояла она - с ее высокими ногами, стоячими бурыми сосками, с растрепанной гривой волос и смотрела своими смеющимися зелеными глазами. Мне хотелось кинуться в нее, раствориться внутри, потонуть. Я засмеялся и схватил ее - такую взрослую маленькую девчонку.

Кажется, мы полюбили друг-друга. Пришло лето, и держась за руки, до рассвета бродили по городу, ели всякую дрянь, смеялись и целовались. Мы сливались под теплыми темными арками домов, нам было так мало времени. Задыхаясь в ее волосах, чувствуя мягкую талию в ладони, я упивался своим юношеским могуществом. А под утро мы засыпали на ее пропахшем сигаретным дымом  детском диване. Мне было лучше, чем вообще когда-то может быть.

В августе Света уехала в Австралию на 2 месяца. Она сообщила мне об этом за неделю до вылета. Да, конечно, я был зол, она взбесила меня, и, с эгоистичным остервенением,  я требовал заполненных мною нескольких дней, оставшихся до нашего расставания. Мне хотелось пропитаться ее ореховым запахом, промять ее дурацкий диван, я желал пропечататься в ней, чтобы мало ли чего не стряслось - об этом я думал, не переставая.

Я нашел себе работу после института. Каждые два дня я сидел в пыльном подвале на проспекте и торговал пластинками.  Там, по бокам от моего прилавка, расположился отдел тканей, а также витрины с нижнем бельем и мужскими носками. Частенько, сквозь компании старушек и домохозяек, просачивались бородатые мужики и прочие знатоки редких мелодий - мои клиенты. Они брали эти записи десятками, час или два подбирая их в тесном закутке, прибалтывая всю эту процедуру свежими новостями из своих жизней, пока их жены, повернувшись к нам с новыми носками, не говорили, что пора домой. Я оставался один до глубокой ночи, ждал, пока все эти тетки закроют их дурацкие отделы и разойдутся по домам, чтобы поставить свою любимую пластинку. Все вокруг постепенно замирало, оставался лишь я и эти звуки, они обволакивали и уносили меня в зыбкое, безвременное пространство, где я, дрожа всем телом, пропускал сквозь себя каждое малейшее колебание, позволяя ему взорваться ядерной бомбой в самой середине моего существа.

Закрывшись, я поднимался на поверхность, было уже темно, стонали желтым светофоры, за спиной шелестел последний автобус. Пиная булыжники и, выброшенные навеселе металлические банки по холодному асфальту, я долго чесал до дома, дымил сигаретой и сердце мое заходило от тягучей и хваткой тоски.

 

Я не звонил ей. Иногда мелькали входящие от нее, примерно два раза в неделю. Она говорила, что скучает, что любит меня, рассказывала про эту идиотскую Австралию, а я в основном молчал - мне было слишком тяжело слышать ее голос. 

В институте стало пусто без ее громкого смеха и быстрых длинных ног. Поступили новые девчонки. Да, среди них были ничего, но кто бы знал, как резко и ощутимо переворачивалось во мне что-то живое каждый раз, когда я заговаривал с кем-то из них. А после, я, как последний дурак, по-обыкновению перся на ту отдаленную остановку, протискивался в 308, который  медленно катил меня к ее дому, пока я из-под тишка вертел головой в тщетных поисках ее жестких густых волос и коричневой куртки. Как же я на нее злился.

Через несколько недель после начала семестра я вновь получил очередное приглашение на посвящение первокурсников. Да, в тот день истекал ровно год, с тех пор как со мной случилась Света. Я приперся туда один, уже изрядно выпив. Ребята схватили меня и повели в самую набитую комнату , конечно, в ней были расбросаны новые девки в своих блестящих колготках, пьяные, смешливые и у каждой по надежде в глазах. Я упал на мягкое зеленое кресло, задев хрупкую девчонку с огромной русой челкой на пол головы. Она что-то, ломаясь, сказала, кажется, что она Лиля. Помню, угостил ее сигаретой, мы стали болтать о всяком, как это обычно бывает. Потом эта Лиля поволокла меня в коридор. Там, в густом табачном дыму, напротив покосившейся жлобской картины с изображением кораблекрушения, я крепко засосал ее. После мы, сшибая чьи-то недопитые бутылки, в обнимку, разыскали дверь спальной. Я сдернул с нее нелепое черное кружевное платье, она была жутко мала, казалось, я могу просто сломать ее в руках. Лиля обхватила мои плечи, дышала мне в ухо, ее маленькие ноготки щекотно впивались в мою кожу. Я ничего не чувствовал в тот момент, кроме злости, и, яростно двигаясь, я смотрел в эти серые распутные глаза, спрятанные за детской челкой, пока не почувствовал пожирающую меня горячую волну. Я кончил, сел на кровать и просидел так, наверно, еще часа полтора.

 Видимо, мне нужно было уходить, я обернулся и увидел эту крепко спящую голую девчонку, накрыл ее валявшимся на кресле пледом, отыскал свои джинсы, оделся и вышел на улицу. 

Света позвонила на следующий день. Она рассказывала, как ей там прекрасно и, что она хотела бы, чтобы мы жили вместе в этой Австралии. Я возненавидел Австралию, я возненавидел Свету. Я возненавидел самого себя.

Шли недели. Продолжались занятия в институте, продолжалась работа, продолжалась моя придурошная жизнь. Вечерами, свободными от работы, я часто встречался с друзьями, мы пили водку, смеялись, курили траву, обсуждали девок. Я не редко напивался как в последний раз в жизни, засыпая на их цветастых диванах, ну или просто на полу какой-нибудь комнаты. С нами иногда были какие-то телки, и эта Лиля тоже приходила. Да, после того случая, я продолжал трахать ее, не знаю, о чем я думал, да и думал ли вообще, мне просто было очень гадко.

Как-то я не услышал ни одного звонка от Светы за 7 дней. Мне было слишком стыдно и гадостно самому набрать ее номер. Я накинул куртку и вышел из подвала, где только что на всю мощь гремели Флойды.  Вставив в зубы сигарету, побрел в сторону дома, минуя унылый парк с засохшими остовами деревьев и ноющими фонарями. Становилось холодно, я решил сократить путь и пошел дворами. Скользнув в тень арки, внезапно, я услышал шарканье за спиной, резко повернул голову и тут же получил крепкий удар в челюсть. Попятившись назад, я натолкнулся на кого-то, с чьей стороны принял под ребро. Подошли еще двое, в голове трусливо промелькнула мысль, что с одним из  этих парней мы уже где-то встречались. И в этот момент я огреб мощный кулаком в висок. Колени подкосились, и я остался колыхаться на капюшоне своей куртки, который держала чья-то рука. Меня стали бить в лицо, мерзко хрустнул нос, я почувствовал соленый вкус крови. Отпущенный со своего "крюка", я спозл на землю и продолжил принимать со всех сторон глухие удары ногами. Они что-то  кричали мне, но из всего я разобрал только, кажется слова того, как будто знакомого, парня : "Будешь знать, сука!". Они закончили и оставили меня одного. Боль была до такой степени настойчивой, что, я, кажется, перестал ощущать собственное тело. Избитый и поломанный, я валялся на грязном асфальте, давясь собственной горячей кровью. В своей голове, в своих  мыслях, в себе самом я сумел различить лишь черную, зияющую бездонной пропастью пустоту.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Прошли годы. Как-то раз я сидел в парке и услышал раскатистый и звонкий смех за спиной. Обернувшись, я увидел Свету, ту же - вытянутую, с огромными золотистыми волосами, смеющуюся и идущую за руку с каким-то крепким мужчиной. Он, словно почувствовав мой взляд, незаметно от нее, посмотрел на меня. И я узнал в нем того самого парня.

 

До самого последнего момента я оттягивала упаковку вещей, до него же - допускала думать о стыде. Мы уехали в сильный ливень, возле 11 вечера и сразу попали в густой туман. До Москвы всегда есть дурацкая  мысль о том, что еще можешь вернуться. Но мы ехали вперед, пока не вышли на огромное кольцо с перекрытым ответвлением на столицу. Выкрутились, раза с 5-го. Я мало ела и много пила, мне было слишком грустно, чтобы всплакнуть или отвечать на вопросы. Конечно, я получила подарок, конечно, мне было стыдно. Иногда играли песни, те, что для пассажира были губительны, а я делала громче, потому, что просто их люблю. 
 К утру я захотела уснуть, но мне сделалось слишком плохо, пришлось пить таблетку и просить немножко словесного успокоения. 

 Я брала много кофе и курила каждый час. Вечером мы въехали в город, опять лил дождь, и все так сильно горело, мне стало лучше. Я не могу сказать, о чем я думала в тот момент - это было бы очень большой подлостью. (Ну почему хорошее к своей персоне отношение словно уже тебя к чему-то обязывает?) 

Я повела нас в заведение, что рядом с домом. Меня там уже выучили и всегда радушны. На мне было черное пыльное платье, сильно кружилась голова, я не помню, как съела ту пиццу, только, что злилась - помню. 

Постелена была постель с ежами - на почти что раскладушке, а я досыпала на маминой, я заскучала. А утром уехала в институт, где размагнитился пропуск, как будто хотел сказать мне вещь, и первокурсники (мальчики и девочки) заставили меня идти по университетскому парку, обхватившись руками и немножко плачя.

Дальше я провожала на вокзале и было так холодно, что хотелось скорее уйти. А потом, как обычно, я считаю часы и говорю себе : "Уже 7 ч. в пути", например.. и мне становится завидно.

Прямо сейчас я сижу на диване, а когда иду, слегка кружится голова. И я боюсь проронить хоть одну слезу - как сегодня в Мойку, я боюсь спать одна, есть одна, жить одна. А еще, существует то, за что я твердо себя обвиняю и понимаю, что невиновна. Это по-плохому грустно и я не ведаю, что делать. Но прямо сейчас я знаю только то, что на мои глаза уже навернулись слезы.

сегодня уезжала из дому несколько раз. придумывала всякие причины. не отвечала на папины звонки. он потом дозвонился до дома и сказал мне, что я никому не нужная одиночка. не гуляю с подружками и никого у меня нет, нич из меня не выйдет. я действительно ничего не хочу : никакого института, никаких подружек, даже курить. больше всего меня пугает пятница-суббота грядущая. сегодня ехала и ревела так, что живот скручивало. как все отрешенно и бессмысленно. я опять плачу,вообще-то так больше не может продолжаться

 Смотрю целую кучу веселых компанейских фотуль и видео, но там нигде почему-то нет меня.  Наверно, потому, что я вонючая одиночка и неудачница. Мама, какие экзы долги, хахахах, я не хочу никуда, я хочу пойти покурить свою сижку. Одна

 Существуют такие люди, что выманивают меня вечерами из берложки. Книгами остро желанными ли, пригодностью потенциальной ли (как учил отец), просто смольным волосом (который снился суммой месяцев прошедших, интереса ради). Я наулыбаюсь им, насмеюсь с ними слегка, выпью спрайта, ухожу восвояси. А потом присаживаюсь на коробку перед большим окном и считаю, что снова сбиваюсь с толку. Это так выматывает, это не имеет свойство прекращаться, это нормально и "здорОво". Но редкий человек не позволит сбиться, он, больше, даже немножко и ненавязчиво вправит, исправит, позволит заново вспомнить, что для меня имеет место быть естественным, лечебным и до слез правдивым. Как же мне жаль, что их всего-то ничего, и все они для меня есть время и событие прошедшее.

Взрослая уже, а какие глупости допускаешь. расскажи это взрослым дядькам с банками туши в кармашках, приколистка)

Это самый большой прикол за последнее время - я что-то там начала чувствовать. Проснулась с реву своего, так по-старому, как раньше, на том самом желтом диване. Читаю, смотрю кинули. Тоже на нем. А неск вечерочков  уже не хочу гулять, я тоскую. Вот это просто финиш, честно, хахаха.

И в башке моей то, чего нельзя себе разрешать, чего я вообще не нащупывала в себе посл долгое вр. Но это приятно так, прямо совсем как в те времена, два годика назад, но взрослее и с улыбочкой зрелой. И предмет сменился, я и не ожидала, что такое у вас бывает,ну и как так?

На сл недельке еду в Питерок, там холодно и голодно, далеко, одиноко, институтовато и грустновато. по-чужому как-то, наверно. Там-то я совсем-совсем одна. Но ничго, северного направления ветерочек быстро вышибет из моей шальной головушки всю эту юнцовскую вздорную атрибутику. Я бы не хотела, но что поделаешь.



Ой, я еще включила такие песни, из моего 8-го класса, счс заплачу, как же мне суперски и грустно вместе .сразу

Сегодня я впервые в жизни достигла этого состояния, воображая себе конкретного знакомого человека. Фантастика.

" Я бросила Паксил и мне очень плохо. Распрощались с Ромчиком. У меня нет никого на ближайшие несколько выходных. Мне некого трахать и не на что купить тушь для ресниц. Мои родители просто нищие голодранцы, поэтому теперь я не стану отказывать взрослым дядькам в знакомствах."

 

 

 

 

 

Запись из бумажного дневника от 1 апреля 2012 года.

 

 

 До меня что-то не доходит, как, вообще, можно влюбляться там, кого-то еще и любить. Я прогнила и рассыпаюсь как недавно найденные босоножки дедушки, которым за тридцатник. хихи он их напялил и пошел курить, а босоножки рассыпались на нем прямо на ходу, пока он шаркал своими ногами, он даже не заметил. ХАХАХАХА

 Ничто так не возбуждает меня последнее время, как эротические фантазии на тему женского содержанства и платы за коитус.

Общаясь по-компанейски, ожидая звонка - я, по-прежнему, бесповоротно одинока. Маньячили бы вы фотографически и орфографически, прислоняли бы ласкательное плечо или смотрели как я ем - Н-Е-А, никак. Я просто обалдеваю от того, что ничего ни к кому не чувствую, а моя грусть, между прочим, прямо пропорциональна моему сердечному спокойствию.
Вот, например, завтра утром я опять проснусь, и первая мысль, которую услышу :"Хочу ссать".