-Поиск по дневнику

Поиск сообщений в Nitocris_73

 -Подписка по e-mail

 

 -Статистика

Статистика LiveInternet.ru: показано количество хитов и посетителей
Создан: 03.07.2009
Записей:
Комментариев:
Написано: 14584




*

ВСЕГДА СЛЕДУЕТ СТРЕМИТЬСЯ К ПРЕКРАСНОМУ


Бабье лето

Воскресенье, 27 Сентября 2009 г. 00:47 + в цитатник
Клены выкрасили город
Колдовским каким-то цветом.
Это снова,
это снова
бабье лето,
бабье лето...

Только вот тревожно маме,
что меня ночами нету,
что я слишком часто пьяный
бабьим летом,
бабьим летом.

Я кружу напрополую
с самой ветреной из женщин.
Я давно искал такую -
и не больше,
и не меньше.


Игорь Кохановский
 (524x699, 141Kb)
Рубрики:  страна поэзия

Метки:  

Байка

Четверг, 24 Сентября 2009 г. 22:43 + в цитатник
Начало 90-х. Точнее, чем цифрами, эти годы определить невозможно. Поскольку перестройка закончи
лась. Советский Союз распался, а что началось - никто не понимал. И названия этому не было.
Роксана Бабаян, Александр Ширвиндт, Михаил Державин, Михаил Жванецкий и я летали к нашим об
щим друзьям, бывшим москвичам, в Кельн на свадьбу их сына. Каждая поездка, да еще в капиталистичес
кую страну, в то время была даже для нас, известных артистов, как глоток воздуха для рабочего цемент
ного завода. Тем более, не за свои деньги. Друг наш не был бедным человеком и, понимая, что мы, извес
тнейшие артисты Советского Союза, по западным меркам нечто среднее между бомжами и разнорабочи
ми, оплачивал нам и дорогу, и гостиницу.
После трех дней, проведенных на свежем кельнском воздухе свободы, мы возвращались в Москву все
вместе, одним самолетом. Эконом-классом. Тогда никто из нас и мечтать не мог о бизнес-классе, не гово
ря уже о первом. Каждый раз, проходя мимо отсеков для избранных, очень противных зажиточных капи
талистов, мы с завистью смотрели на тех, кому было куда вытянуть ноги и кого в течение полета должны
были поить бесплатно и... безлимитно!
В эконом-классе сидели все рядом, кучкой. Для начала выпили за удачную поездку. Стали хвастаться
друг другу, кто что купил: кто магнитофон, кто костюм, кто галстук, кто машинку для выбривания волос
из ноздрей, кто косточку для любимой собаки... И вдруг Ширвиндт, который все это время больше мол
чал, вернее, умалчивал о том, что они с женой купили в Кельне, не выдержал и сказал:
- Должен сознаться, господа, что мы с Наташей купили в Кельне землю!
Все разговоры о купленных галстуках, костюмах, собачьих косточках и волосовыдиралках тут же побле
кли:
- Как землю?
- Где?
- В каком районе?
- В самом центре Кельна! - не без гордости признался Ширвиндт.
В голове у каждого пронеслись различные мысли. Неужели Ширвиндт занимается бизнесом? Торгует
нефтью, бензином, сжиженным газом? А может, получил наследство? Первым решился на уточняющий
вопрос Жванецкий:
- И сколько же соток?
Мы все замерли в ожидании смертельного приговора нашим "блошиным" покупкам.
- Да немного... - довольно равнодушно, этак по-ширвиндтовски, ответил Ширвиндт. - Наташа, покажи!
Его супруга вытащила из шуршащего пластикового пакета глиняный горшок с удивительно красивым и
необычным домашним цветком.
- Видите! - показал Ширвиндт на горшок с цветком, в котором, естественно, была земля. - Вот земля,
купленная в Кельне!


Михаил Задорнов
 (355x500, 98Kb)
Рубрики:  юмор, шутка

Метки:  

Берегите нас, поэтов. Берегите нас...

Среда, 23 Сентября 2009 г. 03:26 + в цитатник
Второе Послевоенное Танго

Не сольются никогда зимы долгие и лета.
У них разные привычки и совсем несхожий вид.
Не случайно на земле две дороги - та и эта,
Та натруживает ноги, эта душу бередит.

Эта женщина в окне в платье розового цвета
Утверждает, что в разлуке невозможно жить без слез.
Потому что перед ней две дороги - та и эта,
Та прекрасна, но напрасно. Это, видимо, всерьез.

Хоть разбейся, хоть умри, не найти нигде ответа,
И куда бы наши страсти нас с тобой не завели,
Неизменно впереди две дороги - та и эта,
Без которых не возможно, как без неба и земли.


Лесной Вальс

Музыкант в лесу под деревом наигрывает вальс.
Он наигрывает вальс то ласково, то страстно.
Что касается меня, то я опять гляжу на Вас,
а Вы глядите на него, а он глядит в пространство.

Целый век играет музыка. Затянулся наш пикник.
Тот пикник, где пьют и плачут, любят и бросают.
Музыкант приник губами к флейте. Я бы к Вам приник!
Но Вы, наверное, тот родник, который не спасает.

А музыкант играет вальс. И он не видит ничего.
Он стоит, к стволу березовому прислонясь плечами.
И березовые ветки вместо пальцев у него,
а глаза его березовые строги и печальны.

А перед ним стоит сосна, вся в ожидании весны.
А музыкант врастает в землю. Звуки вальса льются...
И его худые ноги как будто корни той сосны -
они в земле переплетаются, никак не расплетутся.

Целый век играет музыка. Затянулся наш роман.
Он затянулся в узелок, горит он - не сгорает...
Ну давайте успокоимся! Разойдемся по домам!..
Но Вы глядите на него... А музыкант играет...


Пожелание Друзьям

Давайте восклицать, друг другом восхищаться.
Высокопарных слов не стоит опасаться.
Давайте говорить друг другу комплименты -
Ведь это все любви счастливые моменты.

Давайте горевать и плакать откровенно,
То вместе, то поврозь, а то попеременно.
Не нужно придавать значения злословью -
Поскольку грусть всегда соседствует с любовью.

Давайте понимать друг друга с полуслова,
Чтоб, ошибившись раз, не ошибиться снова.
Давайте жить, во всем друг другу потакая,
Тем более что жизнь короткая такая.


Арбатский Романс

Арбатского романса старинное шитье,
К прогулкам в одиночестве пристрастье;
Из чаши запотевшей счастливое питье,
И женщины рассеянное "здрасьте..."

Не мучьтесь понапрасну: она ко мне добра,
Легко иль грустно - век почти что прожит.
Поверьте, эта дама из моего ребра,
И без меня она уже не может:

Любовь такая штука - в ней так легко пропасть,
Зарыться, закружиться, затеряться...
Нам всем знакома эта губительная страсть,
Поэтому не стоит повторяться.

Бывали дни такие - гулял я молодой,
Глаза глядели в небо голубое.
Еще был не разменен мой первый золотой,
Пылали розы, гордые собою.

Еще моя походка мне не была смешна,
Еще подметки не пооторвались.
Из каждого окошка, где музыка слышна,
Какие мне удачи открывались!

Не мучьтесь понапрасну - всему своя пора.
Траву взрастите - к осени сомнется.
Мы начали прогулку с арбатского двора,
К нему-то все , как видно, и вернется.

Была бы нам удача всегда из первых рук,
И как бы там ни холило, ни било,
В один прекрасный полдень оглянетесь вокруг,
А все при вас целехонько, как было.


Три Сестры

Опустите, пожалуйста, синие шторы.
Медсестра, всяких снадобий мне не готовь.
Вот стоят у постели моей кредиторы:
молчаливые Вера, Надежда, Любовь.

Раскошелиться б сыну недолгого века,
да пусты кошельки упадают с руки.
Не грусти, не печалуйся, о моя Вера, -
остаются еще у тебя должники!

И еще я скажу и бессильно и нежно,
две руки виновато губами ловя:
- Не грусти, не печалуйся, матерь Надежда,
есть еще на земле у тебя сыновья!

Протяну я Любови ладони пустые,
покаянный услышу я голос ее:
- Не грусти, не печалуйся, память не стынет,
я себя раздарила во имя твое.

Но какие бы руки тебя не ласкали,
как бы пламень тебя не сжигал неземной,
в троекратном размере болтливость людская
за тебя расплатилась... Ты чист предо мной!

Чистый-чистый лежу я в наплывах рассветных,
белым флагом струится на пол простыня...
Три сестры, три жены, три судьи милосердных
открывают бессрочный кредит для меня.

Часовые Любви

Часовые любви на Петровке стоят.
Часовые любви у Никитских не спят.
Часовые любви по Арбату идут неизменно.
Часовым полагается смена.

О, великая вечная армия,
где невластны слова и рубли,
где все рядовые - ведь маршалов нет у любви!
Пусть поход никогда ваш не кончится.
Признаю только эти войска!..
Сквозь зимы и вьюги к Москве подступает весна.

Часовые любви на Волхонке стоят.
Часовые любви на Неглинной не спят.
Часовые любви по Арбату идут неизменно.
Часовым полагается смена.


Булат Окуджава.
 (488x452, 48Kb)
Рубрики:  страна поэзия

Метки:  

Голая правда. 2009

Понедельник, 21 Сентября 2009 г. 08:04 + в цитатник
Настроение сейчас - хорошее

Шовинизм, телешоу и большая любовь. Отличные ингридиенты для романтической комедии. Режиссер
Роберт Лукетич. В ролях: Кэтрин Хэйгл, Джерард Батлер.



 (699x466, 115Kb)
 (699x466, 62Kb)
 (700x387, 74Kb)
 (699x466, 108Kb)
 (699x466, 83Kb)
Рубрики:  cinema
анонс
фотография

Метки:  

Понравилось: 1 пользователю

ЛиРу - настройка дизайна дневника

Понедельник, 21 Сентября 2009 г. 06:53 + в цитатник
ЛиРу - настройки дизайна дневника (часть 1-ая)



ЛиРу - настройки дизайна дневника

Довольно большая и сложная тема, возможно придется разбить на два поста:-)

Начнем. Как всегда,- идем в настройки:
 (448x34, 5Kb)

Далее в "настройки дизайна":

 (330x76, 10Kb)

Теперь по порядку:

Цвет фона:

Фон страницы:

 (304x170, 20Kb)

Дальше > > >

Шутки над топонимикой

Суббота, 19 Сентября 2009 г. 09:39 + в цитатник
Вы слышали когда-нибудь про такую страну МУФФРИКА? Конечно нет. А между тем именно так голландцы в прошлом в шутку именовали немецкий город ГАННОВЕР. Они произвели "псевдотопоним" из сочетания двух элементов: названия континента Африка и позднелатинского слова "муффила", означавшего какой-то вид меховых рукавиц. По-видимому, "муффриканцы", т.е. ганноверцы, осточертели голландцам своими не похожими на голландские деталями одежды. Дикарями они им, наверное, казались. Чем-то вроде тогдашних ниам-ниамов и готтентотов. Это бывает между соседями...
Наверное, именно самое звучание топонима ПОШЕХОНЬЕ (значение-то его совсем нейтрально, "местность по Шексне", только и всего) предопределило бесчисленные шутки и насмешки над жителями ничем не отличавшегося от сотен других российских уездных городков города.
Вероятнее всего, длинное и несколько неуклюжее название ЦАРЕВОКОКШАЙСК (теперь ПОШКАР-ОЛА) заставило город стать воплощением глуши, образцовым "медвежьим углом" царской России. А ведь если раскрыть его смысл, ничего в нем не таилось предосудительного: "Царский городок на реке КОКШАГЕ". Даже "царский"! Но и это не помогло!
Пожалуй, еще ЧУХЛОМА могла соперничать с этими двумя олицетворениями глубокого провинциализма, уездной темноты, тупости и невежества в дореволюционные времена. Слово "чухлома" стало синонимом слов "глушь", "невежество". А ведь до сих пор топонимисты еще не могут определить, каков корень и происхождение его.
Больше всех, пожалуй, уделил времени и места насмешкам над горе-топонимистами великий американский юморист Сэмюэль Клеменс, известный всему миру под веселым псевдонимом Марка Твена ("марктвен" на языке лоцманов с Миссисипи означает "две мерки", две отметки на шесте, которым измеряют глубину фарватера).
Не знаю, чем исследователи географических имен так раздражали автора "Тома Сойера", но он буквально "не давал им ни отдыху, ни сроку". Марк Твен особенно любил ловить на слове достаточно авторитетных ученых. Старый насмешник отлично понимал, что и как он передергивает, измышляет и искажает.
В Калифорнии на высоте двух километров над уровнем моря лежит на самой границе штата Невада высокогорное озеро ТАХО. Марк Твен или один из его персонажей попадает однажды на калифорнийское Тахо: местность вокруг него живописна и служит любимым местом отдыха для всего штата.
Тотчас название водоема привлекает его внимание. И немедленно, пародируя стиль американских путеводителей ХIХ века, он с репортерским всезнанием начинает рассуждать на топонимические темы. "Тахо, - пишет он, - и я не берусь судить, что в его рацеях правда и что чистая выдумка; боюсь, что все вымысел, - Тахо значит "кузнечик". Другими словами - "суп из кузнечиков". Слово это индейское и характерно для индейцев. Говорят, что оно из языка пайютов, а может быть, копачей. Уверяют, будто слово "тахо" означает "серебряное озеро", "кристальная вода", "осенний лист". Ерунда! Это слово обозначает "суп из кузнечиков" - любимое блюдо племени копачей, да и пайютов тоже..."
Можно было бы, пожалуй, подумать, что простодушного писателя ввел в заблуждение кто-либо из местных жителей, выдающий себя за знатока индейских языков и жизни. Нет, не таков он был, Сэмюэль Клеменс, чтобы попасться на подобную удочку. Нет ни малейшего сомнения, он просто лукаво спародировал журнальные рассказы о путешествиях, а может быть, и попавшиеся ему под руку "научные" рассуждения топонимистов его времени. Во времена Марка Твена каждый, кому не лень, особенно в Америке, брался одурачивать публику любыми выдумками в печати.
Тому, кто занимается изучением географических названий, надо очень ясно представлять себе, что так называемая "широкая публика", с одной стороны, как будто живо интересуется ими, а с другой, до смешного, ничего о них не знает, готова поверить любой чепухе.
В десятых годах прошлого века в одном из детских журналов был помещен забавный рисунок с подписью. Маленькая, карикатурно вырисованная большеголовая американочка, засунув пальчик в рот, с указкой в руке стояла перед географической картой своей страны. "Говорят, что МИССИСИПИ по-индейски значит "отец вод"... Не лучше ли было бы тогда эту реку назвать МИСТЕРСИПИ, и не дочуркой ли приходится ему МИССУРИ?"
Довольно ядовитую пародию на топонимические мудрствования оставил нам великий драматург XIX века А.Островский. Молодой Островский начинал свой литературный путь не с драмы, а с прозы. В подражание гоголевским "Вечерам на хуторе" он в конце сороковых годов написал небольшое произведение отчасти в духе "физиологических очерков" того времени: "Записки замоскворецкого жителя". Как тогда было принято, он предпослал самому сочинению комически важное и ученое обращение к читателям:
Милостивые государи и государыни! 1847 года апреля 1 дня я нашел рукопись. Рукопись эта проливает свет на страну, никому до сих пор в подробностях не известную... Страна эта, по официальным известиям, лежит прямо против Кремля, по ту сторону Москвы-реки, отчего, вероятно, и называется ЗАМОСКВОРЕЧЬЕ. Впрочем, о производстве этого имени ученые еще спорят. Некоторые производят Замоскворечье от скворца; они основывают свое производство на известной привязанности обитателей предместья к этой птице. Привязанность эта
выражается в том, что для скворцов делают особого рода гнезда, называемые скворечниками... Полагаю так, что скворечник и Москва-река равно могли послужить поводом к наименованию этой страны Замоскворечьем и принимать что-нибудь одно - значит впасть в односторонность". Милое объяснение Замоскворечья из "скворечник" представляется почти научным.


Лев Успенский. "За языком до Киева".




 (700x533, 192Kb)
 (637x420, 135Kb)
Рубрики:  юмор, шутка
лингвистика

Метки:  

У каждого свои волшебные слова.

Четверг, 17 Сентября 2009 г. 05:31 + в цитатник
Настроение сейчас - хорошее

Есть Речи

У каждого свои волшебные слова.
Они как будто ничего не значат,
Но вспомнятся, скользнут, мелькнут едва, -
И сердце засмеется и заплачет.

Я повторять их не люблю; я берегу
Их от себя, нарочно забывая.
Они мне встретятся на новом берегу:
Они написаны на двери Рая.


Б Е Р Е Г И С Ь...

Не разлучайся, пока ты жив,
Ни ради горя, ни для игры.
Любовь не стерпит, не отомстив,
Любовь отымет свои дары.

Не разлучайся, пока живешь,
Храни ревниво заветный круг.
В разлуке вольной таится ложь.
Любовь не любит земных разлук,

Печально гасит свои огни,
Под паутиной пустые дни.
А в паутине сидит паук.
Живые, бойтесь земных разлук!


НАДПИСЬ на КНИГЕ

Мне мило отвлеченное:
Им жизнь я создаю...
Я все уединенное,
Неявное люблю.

Я - раб моих таинственных,
Необычайных снов...
Но для речей единственных
Не знаю здешних слов...


П Р Е Д Е Л

Сердце исполнено счастьем желанья,
Счастьем возможности и ожиданья, -
Но и трепещет оно и боится,
Что ожидание - может свершиться...
Полностью жизни принять мы не смеем,
Тяжести счастья понять не умеем,
Звуков хотим, - но созвучий боимся,
Праздным желаньем пределов томимся,
Вечно их любим, вечно страдая, -
И умираем, не достигая...


А. Б Л О К У

Все это было, кажется, в последний,
В последний вечер, в вешний час...
И плакала безумная в передней,
О чем-то умоляя нас.

Потом сидели мы под лампой блеклой,
Что золотила тонкий дым,
А поздние распахнутые стекла
Отсвечивали голубым.

Ты, выйдя, задержался у решетки,
Я говорила с тобой из окна.
И ветви юные чертились четко
На небе - зеленей вина.

Прямая улица была пустынна,
И ты ушел - в нее, туда...

Я не прощу. Душа твоя невинна.
Я не прощу ей - никогда.


Единый раз вскипает пена
И рассыпается волна.
Не может сердце жить изменой,
Измены нет - любовь одна...


Зинаида Гиппиус

 (500x639, 42Kb)
Рубрики:  страна поэзия

Метки:  

Анна Снаткина о фильме Десантура

Четверг, 17 Сентября 2009 г. 03:06 + в цитатник
Настроение сейчас - творческое




 (450x540, 48Kb)
 (320x279, 26Kb)
Рубрики:  cinema

Метки:  

Первые голоса

Среда, 16 Сентября 2009 г. 08:23 + в цитатник
Т В О Р Е Н И Е

Женщине и мужчине снилось, что Бог видит их во сне. В том сне, который видел Бог, он пел, тряс мара
касы, окутывался клубами табачного дыма; он был счастлив, но в то же время его одолевало сомнение и
он страшился неизведанного - тайны.
Индейцы макиритаре знают, что когда Бог видит во сне еду, он наяву дает им плодородие и кормит их.
Женщине и мужчине снилось, что Богу в его сне является большое сверкающее яйцо. А внутри яйца -
они сами, они поют и танцуют, они кричат и машут руками, потому что их обуревает желание родиться.
Им снится, что во сне Бога радость пересиливает сомнение и страх тайны, и Бог создает их и говорит на
распев:
- Я разбиваю это яйцо и рождаю женщину, и рождаю мужчину. Они будут жить вместе и вместе умрут.
Они умрут и родятся вновь. Они будут рождаться, умирать и снова рождаться. И никогда не прервется
череда рождений, потому что смерти не существует.


Д Е Н Ь

Ворон, который увенчивает теперь тотем племени хайда, был внуком великого божественного вождя,
сотворившего мир.
Когда ворон стал плакать и просить луну, висевшую на бревенчатой стене дома, дед дал ему луну. Во
рон закинул ее на небо через дымовую дыру в потолке. И снова заплакал и стал требовать звезды. А ког
да ему дали звезды, он разбросал их вокруг луны.
После этого он так кричал, так хлопал крыльями и царапал пол когтями, что деду пришлось дать ему
деревянную резную шкатулку, в которой хранился дневной свет. Когда дед, божественный вождь, созда
вал мир, он решил, что его творение будет существовать в вечных потемках. Вот почему он запретил вы
носить шкатулку из дома.
Ворон играл со шкатулкой, а сам краем глаза следил за стражниками, караулившими ее.
Улучив время, когда стража отвлеклась, ворон со шкатулкой в клюве сбежал из дома. Вылетев через
дымоход, он подпалил себе крылья, с тех пор они навсегда остались черными.
Долетев до островов у побережья Канады, ворон услышал голоса людей и попросил у них поесть. Лю
ди ему отказали. Ворон пригрозил, что разобьет шкатулку.
- Если я выпущу на волю день, то небо никогда больше не потемнеет, - сказал он. - Никто не сможет
спать, невозможно будет сохранить тайну, и все узнают, кто - люди, кто - птицы, кто - лесные звери.
Но люди только смеялись. Тогда ворон разбил шкатулку, и в мире настал свет.


Ц В Е Т А

Перья птиц и шкуры зверей раньше были белыми.
Но потом все, кто искупался в озере, в которое не впадает и из которого не вытекает ни одна река, ста
ли голубыми. А те, кто окунулся в озеро крови, пролитой ребенком из племени кадьюэу, стали красными.
Кто окунулся в грязь, имеет теперь цвет земли, а в цвет пепла окрасились те, кто искал тепла у потух
ших костров. Зелеными стали те, кто терся о листья. А все остальные остались белыми.


Л Ю Б О В Ь

В амазонской сельве первая женщина и первый мужчина с любопытством разглядывали друг друга. Их
удивляло то, что они видели между ног.
- Тебе там отрезали? - спросил мужчина.
- Нет, - ответила женщина. - Всегда было так.
Он подошел ближе, чтобы получше все рассмотреть. В недоумении почесал голову. Перед ним была от
крытая рана. Наконец он сказал:
- Не ешь ни юкки, ни платанов и никаких других плодов, которые раскалываются, когда созревают. Я
тебя вылечу. Ложись в гамак и отдыхай.
Женщина повиновалась. Она послушно глотала настои из трав и позволяла натирать себя мазями. Она
еле удерживалась от смеха, когда он ей говорил:
- Ты только не беспокойся.
Игра ей нравилась, хотя она уже немного устала жить впроголодь и валяться целыми днями в гамаке.
Однажды вечером мужчина вернулся к ней бегом и, прыгая от радости, закричал:
- Я узнал! Узнал!
Он только что видел, как обезьяна-самец лечил на дереве свою подругу.
- Надо вот так, - сказал он, подходя к женщине.
Когда они разомкнули долгое объятие, воздух наполнился густым ароматом цветов и плодов. Два рас
простертых рядом тела были окутаны таким нежным испарением и таким мягким сиянием, что боги и све
тила, никогда не видевшие подобной красоты, замерли от смущения.


М У З Ы К А

Пока дух Бопэ-хоку насвистывал песенку, маис быстро рос. Был он несравненной красоты, початки на
нем были огромные с ровными - одно к одному - зернами.
Одна женщина собирала эти початки, но собирала неумело. Она грубо срывала их, роняла, ломала. По
чатки в отместку повредили ей руку. Женщина обвинила во всем Бопэ-хоку и прокляла его свист.
Тогда Бопэ-хоку сомкнул губы, и маис стал вянуть и сохнуть.
Никогда больше не раздавался тот веселый свист, который помогал маису расти, придавал ему красоту
и крепость. И индейцы бороро с тех пор с большим трудом выращивают маис и собирают скудный уро
жай.
Духи разговаривают свистом. Когда ночью зажигаются звезды, духи свистом приветствуют их. Каждая
звезда отвечает на какой-то один звук, этот звук - ее имя.


У Р У Т А У

"Я самая несчастная из дочерей", - сказала дочь вождя Ньеамбью, когда отец запретил ей любить чело
века из вражеского племени.
Сказала так и убежала.
Спустя какое-то время ее нашли в горах Игуазу. Ньеамбью смотрела на людей и не видела их, ее рот
был нем, а сердце уснуло.
Вождь приказал позвать того, кто сможет разгадать тайную болезнь дочери и вылечить ее. Посмотреть
на исцеление собралась вся деревня.
Шаман прошептал что-то над чашей с напитком йерба-матэ и вином из маниоки. Потом подошел к Нье
амбью и на ухо сказал ей неправду:
- Человек, которого ты любишь, только что умер.
От крика Ньеамбью индейцы превратились в плакучие ивы. А сама она обернулась птицей и улетела.
Жалобные стенания урутау, сотрясающие по ночам горы, слышны на расстоянии пол-лиги. Трудно уви
деть урутау, птицу-призрак. И невозможно ее поймать. Никому не удавалось это.


Эдуардо Галеано. "Первые голоса"
 (600x600, 100Kb)
 (600x600, 59Kb)
 (600x600, 37Kb)
Рубрики:  мифы, легенды

Метки:  

Я обхожу миражные утехи

Понедельник, 14 Сентября 2009 г. 12:00 + в цитатник
Любовь моя, неистовый порыв!
Лечу к тебе с открытостью невежды!..
И нежности тончайшие одежды
Нас обняли, от мира заслонив...
Но не укрыв... Мы жалки и наги.
У Вечности отмаливаем вечность
Любви. И краткий миг и бесконечность
Нас вводят в заблужденье, как враги:
Они наворожат, они нашепчут -
И бесполезность дел, и тщетность слов...
Но равно страшен смысл минут ушедших
И мимо пролетевших поездов...
И в силах только мы с тобой решать,
Какой ценой нам отплатить за чудо...
Скользнул из рук стакан... Осколков груда...
На счастье иль на горе?! Если б знать!..


Уже не светит призрачный огонь -
Он погребен под мягким слоем снега.
Разжалась ненадежная ладонь,
Увлекшая меня в пространство неба...
Но без тебя мне некуда лететь -
Бессмысленны попытки и усилия...
Судьба дала ненужные мне крылья
И голос, чтобы плакать, а не петь.

Вся жизнь моя мучительно сошлась
На том, чтобы тобою обернуться.
В тебе растаять на тебе замкнуться...
Но медленно дорога расползлась
На две тропинки... и застыл вопрос
Неразрешимый. И пустая трата
Отчаянья... Вот и пришла расплата
За этот грех - за счастье не всерьез!..

Но, дай мне Боже, нежностью спасти
Тебя от тяжкой боли и сомнений!
Иди! Я освещу тебе ступени -
Я - свет любви на всем твоем пути!..


Спохватываюсь... Травы высоки,
Трудны шаги, а нити - неприметны,
Разбросанные временем и ветром...
И мне еще трудиться беспросветно,
Их сматывая в светлые клубки -
Клубочки счастья... памяти клубки...
Ничем не восполнимые пустоты!..
Вдруг из установившейся дремоты
Опять назад отбрасывает что-то...
Спохватываюсь!.. Травы высоки.


Два дня готовились к грозе.
И воздух глох от напряженья
И ждал. И замерли блаженно
И день, и ночь, и все, и все...

И дуновенье ветерка
Почти несбыточным казалось.
И влагой тела не касалась
Жарой прогретая река.


О, если б я сумела воспарить
Над этой раскаленною пустыней,
Которая моей зовется жизнью,
Я многое увидеть бы смогла:
Вот тонкая извилистая нить -
То рвется, то мучительно застынет,
Но тянется туда - до дрожи в жилах, -
Где цель моя, прекрасна и светла.

Я обхожу миражные утехи,
Я огибаю призрачность утрат.
Я расставляю радужные вехи,
Чтобы успеть до завтра, до утра!

Но чем опасней виражи дорог,
Тем горше безутешные уроки -
Потери не абстрактного "кого-то",
А самых близких и родных людей.
И все желаннее лесов чертог,
И просятся в траву босые ноги...
Но время набирает обороты,
Распутывая истовость идей.

Прощай, земля, мой кладезь и исток!
В артериях моих - моря и реки...
Но, видимо, и это только вехи -
Мне важен утверждающий итог!

И вот уже, все ближе и ясней,
Заманчивая цель - осталась малость!..
Но, Боже, что же это в самом деле?!.
Вот лес... деревня... речка... вот лужок...
И все, что миражом казалось мне,
Единственною жизнью оказалось,
А истинность и очевидность цели -
Холодным и ненужным миражом...

Прощай, любимый, горький мой мираж!
Друзья, мои оазисы, прощайте!
И если суждено нам повстречаться, -
Избавьте от причастности к несчастью
Собственноручных, ветреных утрат!..


Наталья Варлей.









 (356x500, 96Kb)
 (500x375, 16Kb)
 (544x408, 38Kb)
 (250x410, 20Kb)
 (247x360, 22Kb)
 (500x375, 27Kb)
 (307x400, 62Kb)
 (332x498, 34Kb)
 (374x266, 19Kb)
 (300x300, 15Kb)
 (260x205, 7Kb)
2650т (250x214, 18Kb)
Рубрики:  страна поэзия
cinema
фотография

Метки:  

Страна поэзия

Суббота, 12 Сентября 2009 г. 17:11 + в цитатник
На тротуарах истолку
С стеклом и солнцем пополам.
Зимой открою потолку
И дам читать сырым углам.

Задекламирует чердак
С поклоном рамам и зиме.
К карнизам прянет чехарда
Чудачеств, бедствий и замет.

Буран не месяц будет месть,
Концы, начала заметет.
Внезапно вспомню: солнце есть;
Увижу: свет давно не тот.

Галчонком глянет Рождество,
И разгулявшийся денек
Откроет много из того,
Что мне и милой невдомек.

В кашне, ладонью заслонясь,
Сквозь фортку крикну детворе:
Какое, милые, у нас
Тысячелетье на дворе?

Кто тропку к двери проторил,
К дыре, засыпанной крупой,
Пока я с Байроном курил,
Пока я пил с Эдгаром По?

Пока в Дарьял, как к другу вхож,
Как в ад, цейтгауз и в арсенал,
Я жизнь, как Лермонтова дрожь,
Как губы, в вермут окунал.


Любить иных тяжелый крест,
А ты прекрасна без извилин,
И прелести твоей секрет
Разгадке жизни равносилен.

Весною слышен шорох снов
И шелест новостей и истин.
Ты из семьи таких основ.
Твой смысл, как воздух, бескорыстен.

Легко проснуться и прозреть,
Словесный сор из сердца вытрясть
И жить, не засоряясь впредь.
Все это - не большая хитрость.


О, знал бы я, что так бывает,
Когда пускался на дебют,
Что строчки с кровью - убивают,
Нахлынут горлом и убьют!

От шуток с этой подоплекой
Я б отказался наотрез.
Начало было так далеко,
Так робок первый интерес.

Но старость - это Рим, который
Взамен турусов и колес
Не читки требует с актера,
А полной гибели всерьез.

Когда строку диктует чувство,
Оно на сцену шлет раба,
И тут кончается искусство,
И дышат почва и судьба.


ЗИМНЯЯ НОЧЬ

Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.

Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы,
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На озаренный потолок
Ложились тени:
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.

И падали два башмашка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал.

И все терялось в снежной мгле,
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.

Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.


Тенистая полночь стоит у пути,
На шлях навалилась звездами,
И через дорогу за тын перейти
Нельзя, не топча мирозданья.

Когда еще звезды так низко росли,
И полночь в бурьян окунало,
Пылал и пугался намокший муслин,
Льнул, жался и жаждал финала?

Пусть степь нас рассудит и ночь разрешит,
Когда, когда не: - в Начале
Плыл Плач Комариный, Ползли Мураши,
Волчцы по Чулкам Торчали?

Закрой их, любимая! Запорошит!
Вся степь, как до грехопаденья:
Вся - миром объята, вся - как парашют,
Вся - дыбящееся виденье!


Борис Пастернак














 (561x650, 108Kb)
Рубрики:  страна поэзия

Метки:  

Жил-был будильник

Суббота, 12 Сентября 2009 г. 13:30 + в цитатник
Жил-был будильник. У него были розовые мечты и сердце. И он решил жениться. Он решил жениться, когда стукнет без пятнадцати девять. Ровно в восемь он сделал предложение графину с водой. Графин с водой согласился немедленно, но в пятнадцать минут девятого его унесли и выдали замуж за водопроводный кран. Дело было сделано, и графин вернулся на стол к будильнику уже замужней дамой. Было двадцать минут девятого. Времени оставалось мало. Будильник тогда сделал предложение очкам. Очки были старые и неоднократно выходили замуж за уши. Очки подумали пять минут и согласились, но в этот момент их опять выдали замуж за уши. Было уже восемь часов двадцать пять минут. Тогда будильник быстро сделал предложение книге. Книга тут же согласилась, и будильник стать ждать, когда же
стукнет без пятнадцати девять. Сердце его очень громко колотилось. Тут его взяли и накрыли подушкой, потому что детей уложили спать. И без пятнадцати девять будильник неожиданно для себя женился на подушке.

Людмила Петрушевская.


 (450x351, 44Kb)
Рубрики:  сказки для взрослых

Метки:  

Звучащая раковина

Четверг, 10 Сентября 2009 г. 18:41 + в цитатник
Настроение сейчас - творческое

Нет, я не буду знаменита,
Меня не увенчает слава,
Я - как на сан архимандрита -
На это не имею права.

Ни Гумилев, ни злая пресса
Не назовут меня талантом.
Я маленькая поэтесса
С огромным бантом.


Н.ГУМИЛЕВУ

Вьется вихрем вдохновенье
По груди моей и по рукам,
По лицу, по волосам,
По цветущим рифмами строкам.
Я исчезла. Я - стихотворение,
Посвященное Вам.


Он сказал: - Прощай, дорогая!
Я должно быть, больше не приду.
По аллее я пошла не зная,
В Летнем я саду или в аду.

Тихо. Пусто. Заперты ворота.
Не зачем идти теперь домой?
По аллее черной белый кто-то
Бродит, спотыкаясь, как слепой.

Вот подходит ближе. Стала рядом
Статуя, сверкая при луне,
На меня взглянула белым взглядом,
Голосом глухим сказала мне:

- Хочешь, поменяемся с тобою?
Мраморное сердце не болит.
Мраморной ты станешь, я - живою,
Стань сюда. Возьми мой лук и щит.

- Хорошо, - покорно я сказала, -
вот мое пальто и башмачки.
Статуя меня поцеловала,
Я взглянула в белые зрачки.

Губы шевелиться перестали,
И в груди я слышу теплый стук.
Я стою на белом пьедестале,
Щит в руках, и за плечами лук.

Кто же я? Диана иль Паллада?
Белая в сиянии луны,
Я теперь - и этому я рада -
Видеть буду мраморные сны.

Утро... С молоком проходят бабы,
От осенних листьев ветер бур.
Звон трамваев. Дождь косой и слабый.
И такой обычный Петербург.

Господи! И вдруг мне стало ясно -
Я его не в силах разлюбить.
Мраморною стала я напрасно -
Мрамор будет дольше сердца жить.

А она уходит, напевая,
В рыжем, клетчатом пальто моем.
Я стою холодная, нагая
Под осенним ветром и дождем.


Ирина Одоевцева.

 (300x432, 31Kb)
Рубрики:  страна поэзия

Метки:  

YouTube - Маленький Мук (Мук - Скороход) Кошки

Среда, 09 Сентября 2009 г. 03:25 + в цитатник

Куртуазный маньеризм

Вторник, 08 Сентября 2009 г. 22:59 + в цитатник
МАДРИГАЛ

Наяву ли это все? Время ли разгуливать?
Вы со мной - смеюсь, а нет - плачу невпопад:
Хватит. Больше не могу вас подкарауливать
И пытаться залучить в небывалый сад.

Ах, давно ли я мечтал, вами очарованный,
И с улыбкой на устах отходил ко сну!
Тихий ангел пролетит, близостью закованный,
И закружит Петербург раннюю весну.

Здесь под небом голубым, друг вы мой единственный,
Пар над зеркалом пруда, тень раскосых крыш.
Только небывалый сад вновь стоит безлиственный,
Точно с войском проскакал грозный Тохтамыш.

Снова улица, весна. Разве полог тюлевый
Нам напомнит в этот день прежний наш уют?
Ничего не оживить, как тут не разгуливай!
В очаге веселых дров по ночам не жгут!

Страсть завязана узлом. Нечего разглядывать.
Гулко дятел застучал в городском саду.
Наяву ли это все? Стоит ли загадывать?
Чем заполнить в сердце мне эту пустоту?

Редко видимся с тех пор. Разве пообедаем!
За вином ли, без вина - все ночей не сплю;
В нежном шелесте шелков что творим не ведаем.
Безотчетно всю, как есть, я люблю. Люблю!


МОСКОВСКИЙ ДЕКАДАНС

Головку ландыша
Качает бабочка
Сережка с камушком
На щечке ямочка
Идешь по улице
И не качаешься
А на скамеечке
Ты не помаешься
Ты все торопишься,
Хоть время детское
Вокруг другое все,
Все декадентское
Сверкают свечечки
На зимней елочке
Ты в шубке новенькой
Ты вся с иголочки
Под шубкой платьице
Такое узкое
Под ним другое все
И все нерусское
Ах, эти цветики
Ах, эти лютики
А на Савеловском
Сплошные бутики
Ты на скамеечке
Все куришь "Мальборо"
А я сижу с тобой
Обритый наголо
Простят ли шалости
Мне современники
Мы все любовники,
Мы все изменники
Глубокий вырез твой
Как обещание
Я верю, сбудутся
Мои все чаянья
Головку ландыша
Качает бабочка
Сережка с камушком
На щечке ямочка.


VOILA - ЖАКЛИН

Спит Жаклин. Свой локон уронила
Мне на грудь. В гостиной полумрак
Помнишь, как впервые посетила
На бульваре скромный особняк?

Я сказал к плечу склонившись гибко:
"Здесь не Елисейские поля..."
"Voila", - сказала ты с улыбкой.
Я ответил нежно "Voila"

"Voila - Жаклин", - такое имя
Я тебе придумал в этот час,
В час, когда судьба соединила
И не разлучит навеки нас.

В ласках и любви не зная меры,
Скрылись в будуаре от людей,
Но через багровые портьеры
Пробивался голос площадей.

За окном толпились демократы,
Ельцин ездил на броневике...
Я стоял с улыбкой, виновато
Прикасаясь к маленькой руке.

Mon ami, мы в странном государстве!
Здесь у нас сюрпризы каждый день.
Никогда парижское лекарство
Не излечит русскую мигрень!

Спруты, адвокаты, Терразини,
Бары, шмары, фикусы в вине...
Блеск и нищета буржуазии
В этой удивительной стране.

Оттого, в уста тебя лобзая.
Дум твоих тревожить не хочу.
Что же дальше? Видит Бог, не знаю!
А когда узнаю - промолчу.

Причитанья о талоне, хлебе
Недостойны истинных мужчин!
Спи, моя изысканная бэби,
Voila по имени Жаклин.


ПЛАТОНИЧЕСКАЯ ЛЮБОВЬ

На цыпочках ты входишь в кабинет,
Прелестница, бесстыжая плутовка,
(Легка, стройна, как тульская винтовка)
Мы встретились с тобою тет-а-тет,
Когда смешна любая рокировка.

Ласкать мечту, к тебе лететь душой,
Купаясь в токе легкого дыханья,
Здесь у окна я слышу стон признанья;
Красавица - мне взор понятен твой,
Как тяжкий вздох науки расставанья!

Не пить любви моей волшебный яд,
Как близко были мы от наслажденья!..
Расстались мы... исчезло сновиденье,
Твой след простыл, но я забвенью рад,
Нет на земле прекраснее забвенья.

И мнится... все, что забывать не след,
Во мне опять весна благоухает,
Твой дивный облик - нет, не исчезает:
На цыпочках ты входишь в кабинет
И целый мир любовь преображает!


Виктор Пеленягрэ

















 (220x340, 11Kb)
 (493x699, 93Kb)
Рубрики:  страна поэзия

Метки:  

Мистификация

Воскресенье, 06 Сентября 2009 г. 12:36 + в цитатник
Я венки тебе часто плету
Из пахучей и ласковой мяты,
Из травинок, что ветром примяты.
И из каперсов в белом цвету.

Не сама я закрыла дороги,
На которых бы встретилась ты..
И в руках моих, полных тревоги,
Умирают и пахнут цветы.

Кто-то отнял любимые лики
И безумьем сдавил мне виски.
Но никто не отнимет тоски
О могиле моей Вероники.


Эти руки со мной неотступно
Средь ночной тишины моих грез,
Как отрадно, как сладко-преступно
Обвивать их гирляндами роз.

Я целую божественных линий
На ладонях священный узор...
(Запевает далеких Эриний
В глубине угрожающий хор.)

Как люблю эти тонкие кисти
И ногтей удлиненных эмаль,
О, загар этих рук золотистей,
Чем Ливанских полудней печаль.

Эти руки, как гибкие грозди
Все сияют в камнях дорогих...
Но оставили острые гвозди
Чуть заметные знаки на них.


Лишь один раз, как папоротник, я
Цвету огнем весенней пьяной ночью...
Приди за мной к лесному средоточью.
В заклятый круг, приди, сорви меня!

Люби меня! Я всем тебе близка.
О, уступи моей любовной порче,
Я, как миндаль, смертельна и горька,
Нежней, чем смерть, обманчивей и горче.


С моею царственной мечтой
Одна брожу по всей вселенной,
С моим презреньем к жизни тленной,
С моею горькой красотой.

Царицей призрачного трона
Меня поставила судьба...
Венчает гордый выгиб лба
Червонных кос моих корона.

Но спят в угаснувших веках
Все те, кто были бы любимы,
Как я, печалию томимы,
Как я, одни в своих мечтах.

И я умру в степях чужбины,
Не разомкну заклятий круг.
К чему так нежны кисти рук,
Так тонко имя Черубины?


Цветы живут в людских сердцах;
Читаю тайно в их страницах
О ненамеченных границах,
О нерасцветших лепестках.

Я знаю души, как лаванда,
Я знаю девушек мимоз.
Я знаю, как из чайных роз
В душе сплетается гирлянда.

В ветвях лаврового куста
Я вижу прорезь черных крылий,
Я знаю чаши чистых лилий
И их греховные уста.

Люблю в наивных медуницах
Немую скорбь умерших фей.
И лик бесстыдных орхидей
Я ненавижу в светских лицах.

Акаций белые слова
Даны ушедшим и забытым.
А у меня, по старым плитам,
В душе растет разрыв-трава.


Черубина де Габриак







 (642x450, 105Kb)
 (522x699, 67Kb)
Рубрики:  страна поэзия

Метки:  

О дивный новый мир

Пятница, 04 Сентября 2009 г. 10:05 + в цитатник
Бескрайние звездные луга космоса... Марсианские города - изумительные,
неправдоподобные, точно камни, снесенные с горных вершин какой-то стремительной невероятной лавиной и застывшие наконец сверкающими россыпями... В дыхании Марса ощущаешь запах корицы и холодных пряных ветров, что вздымают летучую пыль и омывают нетленные кости, и приносят пыльцу давным-давно отцветших цветов...




Рэй Бредбери. "О скитаниях вечных и о Земле."







Рубрики:  фэнтези

Метки:  

Лирика

Четверг, 03 Сентября 2009 г. 05:09 + в цитатник
Быть грозе! Я вижу это
В трепетанье тополей,
В тяжком зное полусвета,
В душном сумраке аллей.

В мощи силы раскаленной
Скрытых облаком лучей,
В поволоке утомленной
Дорогих твоих очей.


Я не знаю, зачем упрекают меня,
Что в созданьях моих слишком много огня,
Что стремлюсь я навстречу живому лучу
И наветам унынья внимать не хочу.

Что блещу я царицей в нарядных стихах,
С диадемой на пышных моих волосах,
Что из рифм я себе ожерелье плету,
Что пою я любовь, что пою красоту.


Но бессмертья я смертью своей не куплю,
И для песен я звонкие песни люблю
И безумью ничтожных мечтаний моих
Не изменит мой жгучий, мой женственный стих.


Хотела б я свои мечты,
Желанья тайные и грезы
В живые обратить цветы, -
Но слишком ярки были б розы!

Хотела лиру я б иметь
В груди, чтоб чувства, Вечно юны,
Как песни, стали б в ней звучать, -
Но: порвались бы сердца струны!

Хотела б я в минутном сне
Изведать сладость наслажденья, -
Но, умереть пришлось бы мне,
Чтоб не дождаться пробужденья!


Лионель, певец луны,
Видит призрачные сны,
Зыбь болотного огня
Трепет листьев и - меня.

Кроют мысли торжество
Струны легкие его,
Нежат слух, и дышит в них
Запах лилий водяных.

Лионель, мой милый брат,
Любит меркнущий закат,
Ловит бледные следы
Пролетающей звезды.

Жадно пьет его душа
Тихий шорох камыша,
Крики чаек, песен волны,
Вздохи "вольной тишины".

Лионель, любимец мой,
Днем бесстрастный и немой,
Оживает в мгле ночной
С лунным светом и - со мной.

И когда я запою,
Он забудет грусть свою,
И прижмет к устам свирель,
Мой певец, мой Лионель.


Есть что-то грустное и в розовом рассвете,
И в звуках смеха, тонущих вдали,
И кроется печаль в роскошно-звездном лете,
В уборе царственной земли.

И в рокот соловья вторгаются рыданья,
Как скорбный стон надорванной струны
Есть что-то грустное и в радости свиданья,
И в лучших снах обманчивой весны.

Мирра Лохвицкая





 (373x523, 38Kb)
 (500x621, 224Kb)
 (700x525, 233Kb)
Рубрики:  страна поэзия

Метки:  

Эго

Вторник, 01 Сентября 2009 г. 16:03 + в цитатник
Настроение сейчас - positive

Колье принцессы - аккорды лиры
Венки созвездий и ленты лье,
А мы, эстеты, мы ювелиры,
Мы ювелиры таких колье.

Колье принцессы - небес палаццо,
Насмешка, горечь, любовь, грехи,
Гримаса боли в глазах паяца...
Колье принцессы - мои стихи.

Колье принцессы, колье принцессы...
Но кто принцесса, но кто же та -
Кому все гимны, кому все мессы?
Моя принцесса - моя Мечта!


Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Удивительно вкусно, искристо и остро!
Весь я в чем-то норвежском! Весь я в чем-то испанском!
Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!

Стрекот аэропланов! Беги автомобилей!
Ветропросвист экспрессов! Крылолет буеров!
Кто-то здесь зацелован! Там кого-то побили!
Ананасы в шампанском - это пульс вечеров!

В группе девушек нервных, в остром обществе дамском
Я трагедию жизни претворю в грезофарс...
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Из Москвы - в Нагасаки! Из Нью-Йорка - на Марс!


Соловьи монастырского сада,
Как и все на земле соловьи,
Говорят, что одна есть отрада
И что это отрада - в любви...

И цветы монастырского луга
С лаской, свойственной только цветам,
Говорят, что одна есть заслуга:
Прикоснуться к любимым устам...

Монастырского леса озера,
Переполненные голубым,
Говорят; нет лазурнее взора,
Как у тех, кто влюблен и любим...


Поет Июнь, и песни этой зной
Палит мне грудь, и грезы, и рассудок.
Я изнемог и жажду незабудок,
Детей канав, что грезят под луной
Иным цветком, иною стороной.
Я их хочу: сирени запах жуток.
Он грудь пьянит несбыточной весной!
Я их хочу: их взор лазурный чуток,
И аромат целебен, как простор.
Как я люблю участливый их взор!
Стыдливые, как томны ваши чары...
Нарвите мне смеющийся букет,
В чем будет то, чего в сирени нет,
А ты сирень, увянь в тоске нектара.


Это было у моря, где ажурная пена,
Где встречается редко городской экипаж...
Королева играла - в башне замка - Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил ее паж.

Было все очень просто, было все очень мило:
Королева просила перерезать гранат
И дала половину, и пажа истомила,
И пажа полюбила, вся в мотивах сонат.

А потом отдавалась, отдавалась грозово,
До восхода рабыней проспала госпожа...
Это было у моря, где волна бирюзова,
Где ажурная пена и соната пажа.


Пейзаж ее лица, исполненный так живо,
Вибрацией весны влюбленных души тел,
Я для грядущего запечатлеть хотел:
Она была восторженно красива.

Живой душистый шелк кос лунного отлива
Художник передать бумаге не сумел
И только взор ее, мерцавший так тоскливо,
С удвоенной тоской, казалось заблестел.

И странно: сделалось мне больно при портрете,
Как больно не было давно уже давно.
И мне почудился в унылом кабинете

Печальный взор ее, направленный в окно.
Велик укор его, и ряд тысячелетий
Душе моей в тоске скитаться суждено.

Игорь Северянин.

 (200x299, 8Kb)
 (300x402, 57Kb)
 (480x443, 76Kb)
Рубрики:  страна поэзия

Метки:  

Акмэ

Воскресенье, 30 Августа 2009 г. 23:11 + в цитатник
Настроение сейчас - творческое

Дано мне тело - что мне делать с ним,
Таким единым и таким моим?

За радость тихую дышать и жить
Кого, скажите, мне благодарить?

Я и садовник, я же и цветок,
В темнице мира я не одинок.

На стекла вечности уже легло
Мое дыхание, мое тепло.

Запечатлеется на нем узор,
Неузнаваемый с недавних пор.

Пускай мгновения стекает муть, -
Узора милого не зачеркнуть.




В разноголосице девического хора
Все церкви нежные поют на голос свой,
И в дугах каменных Успенского собора
Мне брови чудятся высокие, дугой.

И с укрепленного архангелами вала
Я город озирал на чудной высоте.
В стенах Акрополя печаль меня снедала
По русском имени и русской красоте.

Не диво ль дивное, что вертоград нам снится,
Где реют голуби в горячей синеве,
Что православные крюки поет черница:
Успенье нежное - Флоренция в Москве.

И пятиглавые московские соборы
С их итальянскою и русскою душой
Напоминают мне - явление Авроры,
Но с русским именем и в шубке меховой.


Возьми на радость из моих ладоней
Немного солнца и немного меда,
Как нам велели пчелы Персефоны.

Не отвязать неприкрепленной лодки,
Не услыхать в меха обутой тени,
Не превозмочь в дремучей жизни страха.

Нам остаются только поцелуи,
Мохнатые, как маленькие пчелы,
Что умирают, вылетев из улья.

Они шуршат в прозрачных дебрях ночи,
Их родина - дремучий лес Тайгета.
Их пища - время, медуница, мята.

Возьми ж на радость дикий мой подарок,
Невзрачное сухое ожерелье
Их мертвых пчел, мед превративших в солнце.


На страшной высоте блуждающий огонь,
Но разве так звезда мерцает?
Прозрачная звезда, блуждающий огонь,
Твой брат, Петрополь, умирает.
На страшной высоте земные сны горят,
Зеленая звезда летает.
О, если ты звезда, - воды и неба брат,
Твой брат, Петрополь, умирает.
Чудовищный корабль на страшной высоте
Несется, крылья расправляет.
Зеленая звезда, в прекрасной нищете
Твой брат, Петрополь, умирает.
Прозрачная весна над черною Невой
Сломалась. Воск бессмертья тает.
О, если ты звезда, - Петрополь, город твой,
Твой брат, Петрополь, умирает.






Я вернулся в мой город, знакомый до слез,
До прожилок, до детских припухлых желез.

Ты вернулся сюда, - так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей.

Узнавай же скорее декабрьский денек,
Где к зловещему дегтю подмешан желток.

Петербург, я еще не хочу умирать:
У тебя телефонов моих номера.

Петербург, у меня еще есть адреса,
По которым найду мертвецов голоса.

Я на лестнице черной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом звонок.

И всю ночь напролет жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек дверных.


Если все живое лишь помарка
За короткий выморочный день,
На подвижной лестнице Ламарка
Я займу последнюю ступень.

К кольчецам спущусь и к усоногим,
Прошуршав средь ящериц и змей,
По упругим сходням, по изломам
Сокращусь, исчезну, как Протей...

Мы прошли разряды насекомых
С наливными рюмочками глаз.
Он сказал: "Природа вся в разломах,
Зренья нет, - ты зришь в последний раз".

Он сказал: "Довольно полнозвучья,
Ты напрасно Моцарта любил,
Наступает глухота паучья,
Здесь провал сильнее наших сил".

И от нас природа отступила
Так, как будто ей мы не нужны,
И продольный мозг она вложила,
Словно шпагу в темные ножны...

Осип Мандельштам

 (300x500, 38Kb)
 (640x480, 56Kb)
Рубрики:  страна поэзия

Метки:  

Поиск сообщений в Nitocris_73
Страницы: 135 ..
.. 6 5 [4] 3 2 1 Календарь