Настроение сейчас - творческое

Третьего дня Аля в первый раз поцеловала... кота. Это был ее самый первый поцелуй. После этого она
два раза погладила себя по голове, приговаривая: - ми, ми. Вчера я кончила ей стихи. Завтра ей год, 2 с
половиной месяца. Несколько дней тому назад она определенно начала драться.

Аля! Маленькая тень
На огромном горизонте.
Тщетно говорю: "Не троньте!"
Будет день

Милый, грустный и большой, -
День, когда от жизни рядом
Вся ты оторвешься взглядом
И душой.

День, когда с пером в руке
Ты на ласку не ответишь.
День, который ты отметишь
В дневнике.

День, когда, летя вперед
Своенравно, без запрета -
С ветром в комнату войдет -
Больше ветра!

Залу, спящую на вид,
Но волшебную, как сцена,
Юность Шумана смутит
И Шопена.

Целый день настороже,
А - ночами - черный кофе.
Лорда Байрона в душе
Тонкий профиль...

Метче гибкого хлыста
Остроумье наготове.
Гневно сдвинутые брови
И уста...

Прелесть двух огромных глаз,
Их угроза, их опасность.
Недоступность - гордость - страстность
В первый раз...

Благородным без границ
Станет профиль - слишком белый,
Слишком длинными - ресниц
Станут стрелы;

Слишком грустными - углы
Губ изогнутых и длинных,
И движенья рук невинных -
Слишком злы.

Belle au bois dormant Перро, -
Аля! - Будет все, что было.
Так же ново и старо,
Так же мило

Будет, - сердце, не воюй,
И не возмущайтесь, нервы! -
Будет первый бал и первый
Поцелуй.

Будет "он". (Ему сейчас
Года три или четыре.)
- Аля! Это будет в мире
В первый раз.

Марина Цветаева. Ноябрь 1913.

Настроение сейчас - творческое

Владей собой среди толпы смятенной,
Тебя клянущей за смятенье всех,
Верь сам в себя, наперекор вселенной,
И маловерным отпусти их грех;
Пусть час не пробил, жди, не уставая,
Пусть лгут лжецы, не снисходи до них;
Умей прощать и не кажись, прощая,
Великодушней и мудрее всех.

Умей мечтать, не став рабом мечтанья,
И мыслить, мысли не обожествив;
Равно встречай успех и поруганье,
Не забывая, что их голос лжив;
Останься тих, когда твое же слово
Калечит плут, чтоб уловлять глупцов,
Когда вся жизнь разрушена, и снова
Ты должен все воссоздавать с основ.

Умей поставить, в радостной надежде,
На карту все, что накопил с трудом,
Все проиграть и нищим стать, как прежде,
И никогда не пожалеть о том;
Умей принудить сердце, нервы, тело
Тебе служить, когда в твоей груди
Уже давно все пусто, все сгорело.
И только Воля говорит: "Иди!"

Останься прост, беседуя с царями,
Останься честен, говоря с толпой;
Будь прям и тверд с врагами и с друзьями,
Пусть все, в свой час, считаются с тобой;
Наполни смыслом каждое мгновенье,
Часов и дней неумолимый бег, -
Тогда весь мир ты примешь, как владенье,
Тогда, мой сын, ты будешь Человек!

Редьярд Киплинг. "Заповедь". Перевод М.Лозинского

Simon's Cat 'Fly Guy'. Роскошное.

Настроение сейчас - хорошее

Фильм-драма "Качели" повествует о сложныж непростых взаимоотношениях
молодой супружеской пары. Гланые роли исполняют Мария Миронова и Анд-
рей Мерзликин.

Естественность не дается от рождения: это достоинство приобретенное.

Правда не добродетель, но страсть. Отсюда - никогда ей не быть милосердной.

Я начинал с произведений, в которых время отрицалось. Понемногу мне открылись истоки времени - и понятие созревания. Собственно, произведение и есть не что иное, как медленное созревание.

Женщина, которая любит по-настоящему, всей душой, отдаваясь полностью, и становится тогда такой непомерно огромной, что не находится мужчины, который в сравнении с ней не сделался бы посредственностью, ничтожеством, мелкой душонкой.

Никто сильнее меня не жаждал гармонии, непринужденности, раз навсегда установившегося равновесия, но идти к этому мне неизменно приходилось самыми крутыми тропами, сквозь смуту, борьбу.

Гений - это здоровье, превосходный стиль, хорошее расположение духа - но на пределе страдания.

Творчество. Чем больше дает, тем больше получает - Истратить всего себя, чтобы стать богатым.

И для древних, и для классиков в природе преобладала женственность. В нее можно было войти. Для наших художников в ней преобладает мужественность. Она входит в наши глаза, так что разрывается все внутри.

Любовь - это, похоже, единственное, что нас устраивало в боге, ведь мы всегда не прочь, чтобы нас кто-то любил против нашей воли.

Жимолость: ее запах для меня связан с Алжиром. Он плыл по улицам, которые поднимались круто вверх,к садам, где нас ждали девушки. Виноградники, молодость...

Белые розы по утрам пахнут росой и перцем.

Сегодня утром приехал в Турин. Серенький туманный денек. Брожу по Турину. На холме - головы коронованных мертвецов. В самом городе, там, где широкие проспекты, несутся в туман бронзовые кони. Турин - город застывших в стремительном движении коней, ведь именно здесь Ницше, будучи уже не в своем уме, остановил на всем скаку лошадь, которую отчаянно хлестал возница, и исступленно целовал ее морду. Долго гулял по холмам в окрестностях Турина. Со всех сторон в густом тумане то появляются, то исчезают уходящие в небо снежные вершины Альп. В воздухе свежо, сыро, пахнет осенью. Все где-то далеко,
я устал и счастлив, сам не знаю почему.

Утром выехал в Геную, вместе с И. А.; поразительная все-таки девчушка - чистая, прямая, отзывчивая и в то же время с характером, даже с какой-то сознательной самоотверженностью, что совсем уже необычно для такого юного существа. Долго гулял по Генуе. Город невероятно располагает к себе и очень похож на тот, что остался у меня в воспоминаниях. Памятники сверкают великолепием в тугом корсете улочек, в которых так и кишит жизнь. Красота здесь рождается прямо на глазах, сама житейская повседневность лучится ею. Какой-то человек на углу распевает тут же сочиненные куплеты на злобу дня. Этакая поющая газета. Вечером: отъезд в Милан под проливным дождем. Прибытие - тоже в дождь. То, что здесь любил Стендаль, давным-давно умерло. Тем же вечером сажусь в римский поезд, не в силах дольше выносить дурацкую светскую суету.

Утром, над полями в окрестностях Рима, наконец-то солнце - неяркое, но настроенное решительно. Тут, невесть с чего, на глаза навертываются слезы. Рим. Н., разглядываем с ним вместе рождение Венеры. Прогулка вдоль виллы Боргезе и Пинчо: на небе все как будто прорисовано тончайшей кисточкой. Бывают города - такие, как Флоренция, небольшие тосканские или испанские городки,- которые сами носят того, кто в них попадает, поддерживают на каждом шагу, даже походку делают более легкой. Другие наоборот, сразу наваливаются, подавляют - как Нью-Йорк, - так что приходится заново учиться ходить прямо и видеть. Рим из тех, что давят, но груз этот не тяжелый, а просто ощутимый, его носишь на сердце как некое целое, состоящее из фонтанов, садов, куполов, и от всего этого чувствуешь и стеснение в груди, и какое-то непонятное счастье. Этот город, не такой уж и большой, - хотя здесь за каждым углом может вдруг открыться захватывающая дух перспектива, - это чуткое замкнутое пространство дышит, живет не само по себе, но вместе с тобой.

Здесь мне становится жаль тех глупых и мрачных лет, что я прожил в Париже. Это было веление сердца, но я его больше не слушаюсь: для других проку от него никакого, а меня самого оно едва не погубило. Позавчера на форуме, в его по-настоящему разрушенной части (возле Колизея), а не посреди той несуразной мешанины из вычурных колонн, расположившейся под Кампидольо, - затем на восхитительном Палатинском холме с его безлюдной тишиной, покоем, в окружении вечно рождающегося и вечно совершенного мира, ко мне начала возвращаться уверенность. Величественные картины прошлого - там, где природа смогла вобрать их в себя и приглушить их затаенный шум, - служат именно этому: укреплять силы, сердца, чтобы затем успешнее служить настоящему и будущему. Особенно это чувствуется на Аппиевой дороге, куда я добрался уже почти к вечеру, но гуляя по которой я ощутил, что сердце мое переполнено настолько, что мне придется вот-вот проститься с жизнью. Однако я знал, что она наверняка продолжится, что есть во мне сила, влекущая вперед, и что даже та остановка еще послужит этому продвижению вперед. Римские площади. Пьяцца Навона. Сант-Иньяцио, другие. Все они желтые. Розоватые бассейны фонтанов под барочным извержением воды и камней. Когда все уже посмотрел или, по крайней мере, увидел все, что мог увидеть, какое счастье просто пройтись, не ставя себе цели что-то узнать.

Странно и невыносимо - знать наверняка, что красота в монументальном искусстве неизбежно предполагает рабство, что она тем не менее остается красотой, что красоту нельзя не желать и что невозможно желать рабства; рабство от этого не становится более приемлемым. Возможно, поэтому я превыше всего ставлю красоту пейзажа: она не оплачена никакой несправедливостью, и оттого на сердце ничто не давит.

Великолепное утро на вилле Боргезе. Утреннее солнце, такое же, как в Алжире, просачивается сквозь тонкие иголки пинии, отделяя их одну от другой. Галерея тоже вся залита белесым светом, скульптуры Бернини меня очень развлекли: они очаровывают и ошеломляют, когда в них торжествует грация, как, например, в весьма сюрреалистической Дафнии, или же внушают отвращение, когда эта грация исчезает,как в наводящей тоску "Истине, явленной на Страшном Суде". "Даная" Корреджо и в особенности "Венера, надевающая венок амуру" Тициана, написанная им в 90 лет и по-прежнему юная. Во второй половине дня - картины Караваджо, совершенно потрясающий контраст неистовости и немой плотности света. До Рембрандта. Особенно "Призвание Св. Матфея": потрясающе. Ближе к вечеру возвращаюсь в Джаниколо. Сан-Пьетро-ди-Монторио. Да, этот холм - любимое мое место в Риме. Высоко в нежном небе - стаи скворцов, легкие, как облачка, кружат во все стороны, носятся друг другу навстречу, рассеиваются по небу, затем вновь собираются, ныряют вниз, пролетают над самыми верхушками пиний и снова взмывают ввысь. Когда мы с Н. спускаемся с холма, мы обнаруживаем их уже на деревьях, в кронах платанов на
Вьяле дель Ре, на той стороне Тибра, причем в таком огромном количестве, что каждое дерево гудит и стрекочет, так как птиц на нем больше, чем листьев. В наступающих сумерках оглушительный щебет перекрывает все шумы этого многолюдного квартала, смешиваясь с позвякиванием трамваев, и заставляет всех с улыбкой задирать кверху головы, дивясь на огромные эти рои из листьев и перьев. Написать текст в стиле барокко о Риме.

Альбер Камю. Записные книжки. Март 1951 - декабрь 1959.

Настроение сейчас - рабочее

Ты незримо гостишь у меня в кабинете,
То в свечу превратившись, то в лампу мою,
Но в металле и в зеркале, в бронзе и в меди
Я по отсветам нежным тебя узнаю.

Если тесно тебе в оболочке предмета,
То материи ты покидаешь броню
И скользишь, невесомая, вдоль по лучу,
Проникая в окошко с потоками света.

Но какую же форму ты примешь сегодня?
Я ищу тебя взглядом и молча зову.
В это время ты дверь открываешь тихонько
И, живая, в проеме стоишь наяву.

И с улыбкой глядишь, как я облик девичий
Продолжаю искать в миллионе обличий.

Жюль Сюпервьель. "Метаморфозы"

За поворотом, в глубине
Лесного лога
Готово будущее мне
Верней залога.
Его уже не втянешь в спор
И не заластишь.
Оно распахнуто, как бор,
Все вглубь, все настежь.

Борис Пастернак


Столетия - фонарики! о, сколько вас во тьме,
На прочной нити времени, протянутой в уме!
Огни многообразные, вы тешите мой взгляд...
То яркие, то тусклые фонарики горят.
. . . . . . . . . . . .
Но вам молюсь, безвестные! еще в ночной тени
Сокрытые, не жившие, грядущие огни!

Валерий Брюсов

Почти 30 лет назад окончился земной путь Марии Сергеевны Петровых (1908 - 1979) - поэта, чье имя так
и осталось легендой в узких, но таких многочисленных в России кругах истинных любителей высокой поэ
зии - и почти неизвестным для широкой публики.
Вчитайтесь в ее стихи...Первое впечатление - высочайшее мастерство - и не заимствованное у предшест
венников и прославленных современниц, свой - ни на кого не похожий почерк, сдержанный огромной ку-
льтурой и облагороженной высоким талантом пульс страсти...

Ночь нависает стынущей, стонущей,
Натуго кутая темнотой,
Ласковый облик, в истоме тонущий
Манит, обманывая тобой...
Искрами злыми снега исколоты,
Скрип и гуденье в себе таят.
Даль недолетна. Лишь слышно от холода:
Звезд голубые хрящи хрустят.

Странная судьба...Почти полная безвестность при жизни - и вместе с тем любовь и преклонение собрать
ев-поэтов Анны Ахматовой, Арсения Тарковского - ее сокурсника по Литературному Институту, Бориса Па
стернака, Осипа Мандельштама, Давида Самойлова. Она не издавала свои стихи - и не стремилась к это-
му. Единственный прижизненный сборник был издан ее друзьями в Ереване. Она была одной из наибо-
лее блистательных переводчиков армянской поэзии.
Стихотворение, которое Анна Ахматова называла самым лирическим из всех.

Назначь мне свиданье
на этом свете.
Назначь мне свиданье
в двадцатом столетье.
Мне трудно дышать без твоей любви.
Вспомни меня, оглянись, позови!
Назначь мне свиданье
в этом городе южном,
Где ветры гоняли
по взгорьям окружным,
Где море пленяло
волной семицветной,
Где сердце не знало
любви безответной.
Ты вспомни о первом свидании тайном,
Когда мы бродили вдвоем по окрайнам,
Меж домиков тесных
по улочкам узким,
Где нам отвечали с акцентом нерусским.
Пейзажи и впрямь были бедны и жалки,
Но вспомни, что даже на мусорной свалке
Жестянки и склянки
сверканьем алмазным,
Казалось, мечтали о чем-то прекрасном.
Тропинка все выше кружила над бездной...
Ты помнишь ли тот поцелуй поднебесный?..
Числа я не знаю,
но с этого дня
Ты светом и воздухом стал для меня.
Пусть годы умчаться в круженье обратном
И встретимся мы в переулке Гранатном...
Назначь мне свиданье у нас на земле,
В твоем потаенном сердечном тепле.
Друг другу навстречу
по-прежнему выйдем,
Пока еще слышим,
Пока еще видим,
Пока еще дышим,
И я сквозь рыданья
Тебя заклинаю:
назначь мне свиданье!
Назначь мне свиданье,
хотя б на мгновенье,
На площади людной, под бурей осенней,
Мне трудно дышать, я молю о спасенье...
Хотя бы в последний мой смертный час
Назначь мне свиданье у синих глаз.

Ты отнял у меня и свет и воздух.
И хочешь знать - где силы я беру,
Чтобы дышать, чтоб видеть небо в звездах,
Чтоб за работу браться поутру.
Ну что же, я тебе отвечу, милый:
Растоптанные заживо сердца
Отчаянье вдруг наполняют силой,
Отчаянье без края, без конца.

В учебниках истории, исторических романах и кинофильмах нам не раз приходилось видеть, как выглядели известные исторические личности. Полководцы, политики, революционеры, монархи, - с них писали портреты художники древности, и продолжают писать современные живописцы. Правда, современные портреты некоторых из них достаточно странные и необычные. Ну не могли Жанна д'Арк и королева Елизавета выглядеть так, как их нарисовала художница Криста Палаззало. Криста раньше жила и училась в городе Остин, штат Техас. Потом переехала в Нью-Йорк, где обитает по сей день. Известность ей принесла серия портретов под названием "Говорящие головы" (Talking Heads). Именно в эту серию входят необычные портреты исторических персонажей.

Повелевать собой - величайшая власть.

Сенека.

Настроение сейчас - деловое

...И снилось мне, что мы, как в сказке,
Шли вдоль пустынных берегов
Над диким синим лукоморьем,
В глухом бору, среди песков.

Был летний светозарный полдень,
Был жаркий день, и озарен
Весь лес был солнцем и от солнца
Веселым блеском напоен.

Узорами ложились тени
На теплый розовый песок,
И синий небосклон над бором
Был чист и радостно-высок.

Играл зеркальный отблеск моря
В вершинах сосен, и текла
Вдоль по коре, сухой и жесткой,
Смола, прозрачнее стекла...

Иван Бунин. "Сказка"

Из сада, с качелей, с бухты-барахты,
Вбегает ветка в трюмо!
Огромная, близкая с каплей смарагда
На кончике кисти прямой.


Борис Пастернак. "Девочка" 1917

Настроение сейчас - утреннее

Легкомыслие! - Милый грех,
Милый спутник и враг мой милый!
Ты в глаза мне вбрызнул смех,
Ты мазурку мне вбрызнул в жилы.

Научил меня не хранить кольца, -
С кем бы Жизнь меня ни венчала!
Начинать наугад с конца
И кончать еще до начала.

Быть как стебель и быть как сталь
В жизни, где мы так мало можем...
- Шоколадом лечить печаль,
И смеяться в лицо прохожим!

Марина Цветаева. 3 марта 1915

Если встречаются незадачливые и неловкие растения и цветы, то отсюда не следует, что они совершенно лишены мудрости и изобретательности. Все ревностно стремятся совершить свое дело: у всех великолепная, самолюбивая мечта наполнить и завоевать поверхность земного шара, умножая на ней до бесконечности тот вид существования, который они собою представляют. Чтобы достичь этой цели, им приходится вследствии закона, прикрепляющего их к почве, преодолевать большие трудности, чем те, которые препятствуют размножению животных. Поэтому большинство из них прибегают к хитростям, к комбинациям, к приспособлениям, которые в смысле механики, баллистики, передвижения, наблюдений, хотя бы, например, над насекомыми, часто предшествовали изобретениям и познаниям людей.
У орхидей мы найдем самые совершенные и гармонические проявления разума цветов. В этих измученных и странных цветах гений растений достигает своих высших точек и пробивает необычным стенку, разделяющую царства. Чем пристальнее и кропотливее исследование, тем больше удивительного обнаруживаешь. Истинное великое чудо начинается там, где останавливается наш взгляд. В цветке, как ни в каком другом произведении природы, сосредоточен колоссальный обобщающий момент, поэтому он воздействует на нас непосредственно, прямо, минуя анализирующую инстанцию и обращаясь к тому самому, что является нашей подлинной сутью.

Морис Метерлинк. "Разум цветов"





************

Настроение сейчас - рабочее

Одна из самых ранних славянских травниц называлась прекрасным именем - Добродея. Речь идет о внучке Владимира Мономаха Евпраксии Мстиславовне. С детских лет Евпраксия проявляла интерес к народной медицине, изучала свойства трав, умела приготовлять лекарства из них. Среди ее пациентов были люди знатные и крестьяне. Очевидно, Евпраксия им успешно помогала. В лесную избушку на берегу Днепра бегала княжеская дочка к какой-нибудь знахарке, на княжеском ли дворе какая-нибудь нянька оказалась носительницей редкостных знаний и выбрала смышленную княгинюшку как наследницу, монашка ли в киевском монастыре, известный ли официальный врач Руси, грек Иоанн Смер, выписанный из Царьграда дедом Добродеи Владимиром Мономахом, успел благославить и напутствовать... Но скорее, лечение травами было тогда более обыкновенным делом, чем нам теперь представляется. Вероятно, существовала определенная медицинская культура, и оставалось только вобрать ее, обобщить накопленный опыт. Евпраксию рано просватали за византийского царевича Алексея Комнина, и когда ей исполнилось 15 лет, она со свадебным поездом отправилась в Царьград. Здесь, по обычаю страны, ей дали новое имя Зоя. Овладев греческим языком, она серьезно занимается изучением трудов знаменитых греческих медиков Галена, Гиппократа, беседует с учеными-современниками. Здесь в Византии Евпраксия и написала свой научный труд - единственный сохранившийся древнерусский лечебник. Написанный на греческом языке, он в значительной степени основан на опыте народной медицины Древней Руси. В конце XIX столетия русский историк Х.М.Лопарев нашел это сочинение в Италии, во Флорентийской библиотеке Лоренцо Медичи, и установил, что автором труда является наша Мстиславовна. Он пишет: "Трактат Зои имел для своего времени важное значение, это доказывает факт пользования им со стороны греческих медиков, которые ставили Зою рядом с другими врачебными знаменитостями".
У трав, цветов есть символика. Хризантема, например, цветок печали и смерти. Лилия - непорочности.
Ведь именно с лилией архангел Гавриил... благовещенье... Нарцисс - символ влюбленных в себя, камелия - цветок бессмертия, незабудка - цветок постоянства и верности, омела - вечное обновление. Ее дарят в Новый год и на рождество, ландыш служит эмблемой нежности, безмолвного излияния сердца, роза - поклонение и пламенная любовь, фиалка - скромность и обаятельность...

Владимир Солоухин. "Трава"

Это была действительно Венера, притом дивной красоты. Верхняя часть ее тела была обнажена в соответствии с тем, как древние обыкновенно изображали свои великие божества. Правая рука ее, поднятая вровень с грудью, была повернута ладонью внутрь, большой палец и два следующих были вытянуты, а последние два слегка согнуты. Другая рука придерживала у бедра складки одеяния, прикрывавшего нижнюю часть тела. Своею позою эта статуя напоминала Игрока в мурр, которого неизвестно почему называют Германиком. Быть может, это было изображение богини, играющей в мурр. Невозможно представить себе что-либо более совершенное, чем тело этой Венеры, более нежное и сладостное, чем его изгибы, более изящное и благородное, чем складки ее одежды. Я ожидал увидеть какое-нибудь произведение поздней Империи; передо мною был шедевр лучших времен искусства ваяния. Больше всего меня поразила изумительная правдивость форм, которые можно было бы счесть вылепленными с натуры, если бы природа способна была создать столь совершенную модель. Волосы, поднятые надо лбом, по-видимому, были когда-то вызолочены. Голова маленькая, как почти у всех греческих статуй, слегка наклонена вперед. Что касается лица, то я не в силах передать его странное выражение, характер которого не походил ни на одну из древних статуй, какие только я в состоянии припомнить. Это была не спокойная и суровая красота греческих скульпторов, которые по традиции всегда придавали чертам лица величавую неподвижность. Здесь художник явно хотел изобразить коварство, переходящее в злобу. Все черты были чуть-чуть напряжены: глаза немного скошены, углы рта приподняты, ноздри слегка раздувались. Презрение, насмешку, жестокость можно было прочесть на этом невероятно прекрасном лице. Право же, чем больше всматривался я в эту поразительную статую, тем сильнее испытывал мучительное чувство при мысли, что такая дивная красота может сочетаться с такой полнейшей бессердечностью.

Проспер Мериме. "Венера Илльская"

Мадонну зрит Блок скорбно-дерзкий
В демимонденковом ландо,
И чайка вьет на Офицерской
Свое бессмертное гнездо!

В тот день и гордый стал орабен,
Когда, в костре своих страстей,
Раздался в гулких залах Скрябин -
Во фраке модном Прометей.


Игорь Северянин. "Рояль Леандра"

Кукла Маша, кукла Даша,
Кукла Вера и Наташа.
И Оксана и Марина,
И Татьяна и Полина.


Из песни "Иванушек Интернешнл"

Настроение сейчас - хорошее




В синем небе плывут над полями
Облака с золотыми краями;
Чуть заметен над лесом туман,
Теплый вечер прозрачно-румян.

Вот уж веет прохладой ночною;
Грезит колос над узкой межою;
Месяц огненным шаром встает,
Красным заревом лес обдает.

Кротко звезд золотое сиянье,
В чистом поле покой и молчанье;
Точно в храме, стою я в тиши
И в восторге молюсь от души.

Иван Никитин. Июль 1858

В небе радуга сияет,
Розы дождиком омыты,
Солнце в зелени играет,
Темный сад благоухает,
Кудри золотом покрыты.

Свет и тень под деревами
Переходят, как живые;
Мох унизан огоньками;
Над душистыми цветами
Вьются пчелы золотые.

В чаще свиста переливы,
Стрекотня и песен звуки.
Подле ты, мой друг стыдливый...
Слава богу! миг счастливый
Уловил я в час разлуки!

Иван Никитин. 1858

Настроение сейчас - хорошее

И целомудренно и смело,
До чресл сияя наготой,
Цветет божественное тело
Неувядающей красой.

Под этой сенью прихотливой
Слегка приподнятых волос
Как много неги горделивой
В небесном лике разлилось!

Так, вся дыша пафосской страстью,
Вся млея пеною морской
И всепобедной вея властью,
Ты смотришь в вечность пред собой.


Афанасий Фет. "Венера Милосская". 1856

Скажите, пожалуйста, куда мне отсюда идти?
- Зависит от того, куда ты хочешь прийти, - ответил Кот.
- Да мне почти все равно, - ответила Алиса.
- Тогда все равно, куда идти, - сказал Кот.
- Лишь бы попасть куда-нибудь, - пояснила Алиса.
- Не беспокойся, куда-нибудь ты обязательно попадешь, - сказал Кот,
- Конечно, если не остановишься на полпути.


Льюис Кэролл. "Алиса в стране Чудес"