отлично. что я там говорила про крепкие нервы и возможность перенести все? 

хрена лысого. с того проклятого момента ничего не изменилось.

пришла пора окончательно поставить жирный крест. на себе - в первую очередь.

поговорить, познакомиться со Смертью - не сложно. и даже почти не страшно. и особенно легко это сделать, гуляя по ночному городу, планомерно покрывая наледь улиц поцелуями своих шагов.

это была ночь неразведенных мостов. ветряная, освещенная звездами и фонарями. вот и стало обручальным нам садовое кольцо. пустые набережные Яузы, аспидное небо, и мосты, мосты, мосты... шаги звучат в глубокой ночи тонкими стальными ударами, кованые набойки высекают искры об асфальт. по воде скользят невнятные тени, в ветре доносится то ли плач, то ли вой, то ли моя личная паранойя.

а в душе - огромная, зияющая дыра.

-слушай, мне тут подумалось... если мы разбежимся окончательно, это будет без сожалений с твоей стороны, ведь так? 

-ты абсолютно права.

ветер резко сорвал с ресниц непрошенные слезы. вторая вечность - в постоянном самоконтроле, самопожертвовании. и это - определенно не моя карма. зачем мне это надо - я и сама уже, наверное, не понимаю. учитывая, что по ночам снится абсолютно другое существо.

и вот в очередной раз остро отточенный нож скользнул знакомой дорогой с вен. "дорогая, в этот раз тебе уже не будет больно"

Кукольник, кукольник, чёрная душа,
Что ты делаешь с бедною куклой?
Ведь она на тебя заглядится, не дыша,
Ведь она на тебя заглядится, не дыша,
Не успеет за стиркой и кухней.

Кукольник, кукольник, серые глаза,
Ты так смотришь, что голова кружится,
Вот она и глядит, а глядеть ей нельзя,
Вот она и глядит, а глядеть ей нельзя, 
Нужно с кукольным мужем ужиться.

Кукольник, светлая ты голова,
Ты стоишь, словно бог перед куклой,
Кукла смотрит едва, кукла дышит едва, 
Всё на свете ты ей перепутал.  
Кукла смотрит едва, кукла дышит едва, 
Всё на свете ты ей перепутал.  

Кукольник, что ж, от себя не таи:
Не опасно твоё обаяние,
Никому не страшны злодеянья твои,
Никому не нужны покаяния,
Только ей и страшны злодеянья твои,
Только ей и нужны покаяния. 

(с) Вероника Долина

"Город зимних теней.

Ты — часть темноты, ты — часть холода, ты существуешь в этом ночном бреду, который не похож на Питер с глянцевых открыток. Твой город — эти бесконечные и безликие широкие улицы в стекловате снегов; твой город — темные дворы, заросшие деревьями, как парки, пустыри, по которым гуляет ветер, крепостные стены многоэтажек. Здесь нет страшных «колодцев», глухих стен, лепных львов — здесь черно-белый простор в молочном бисере фонарей окружен по линии горизонта светящимися клетками, здесь на снежной скатерти нет человечьих следов, а неоновые вывески над круглосуточными лавчонками и ночными кабаками — такого неживого и недоброго синего цвета…

Ты видишь — мир растворяется во мраке. Твой мир — стон ветра, сухой шелест снега, резкий запах злой зимы, искусственный свет. Твой мир — лабиринт чужих снов. Твой мир полон тайных и явных смертей. Жуть сжимает твое обледеневшее сердце.

Не знаю, чего ты ждешь? Неужели — утра?"

мне больше нечего ждать. мне ничего от этой жизни не надо. неоднократно мне говорили, что сразу, как только увидела его, надо было бежать. по последнему талому снегу, оставить его в этой зиме и вырваться из замкнутого круга, повторяющегося из вечности в вечность... не смогла. купилась на голубые глаза. теперь - плачу.

выход - только один. вспомнить, последний раз, с мучительной, немного детской и восторженной болью о том, кто я, и в чем моя судьба. вспомнить, последний раз посмотреть на фото, где во всем блеске - золотые кудри по плечам и глаза, отражающие небо, и уйти. пусть живет. живет нормально, а не так, как он жил бы, присутствуй в его жизни я.

кто говорит, что мертвые сердца не болят? они болят, причем еще сильнее, чем живые.

Наступает ночь — смотри.

Все перед тобой. Город. Лабиринт сплошных парадоксов, темных мыслей, ужасных тайн. Мнимая жизнь внутри полумертвого, полумеханического тела. Бредовый сон, галлюцинация шизофреника.

Середина осени. Черные и пустые небеса с белой дырой луны. Черные и пустые разверстые дыры подворотен. Тонкий стон ветра в стальных нервах проводов, жалобный и зловещий. Светящиеся квадраты окон на черном глянце мокрого асфальта. Мечущиеся лучи фар. Голые ветви. Мокрые стены. Островки тусклого света вокруг ночных ларьков, кучки озябших теней в этом желтом сыром мареве. Тишина и Шипение автомобильных шин. Тишина и электронные вопли противоугонных систем. Тишина и мат. Просто тишина.

Запахи и голоса. Сырые палые листья, шафран и корица, октябрьское печенье. Мокрая земля, дождь, тление и смерть. Тонкая струя духов, винный перегар, дым сигарет, вонь грязного живого и грязного мертвого. Запах волос, как улыбка, запах парфюма, как затрещина, запах мерзкой шавермы и бульонных кубиков, как тяжелое воспоминание. Запах крови, как окрик.

Лучи и тени. Шаги — звонкое цоканье «шпилек», шелест кроссовок, глухой стук сапог. Дробное эхо — и тень двоится, троится. Одинокий прохожий. Вокруг — мокрым нимбом — тень страха, вожделения или злобы. Палач или жертва. Ветер и водяная пыль в лицо. Промозглый холод — сквозь одежду, плоть, кости — до самой души — и душа в ледяных иглах озноба.

Ночь Хозяев.

Уйди в одиночку. Останешься наедине с тоской, болью или злобой — надышавшись ночью, этим пряным холодом, дождем и тлением, постепенно обретешь необходимый облик. Вспомни, как такой же ночью твое собственное тепло уходило из живого тела в эту мокрую землю и стонущий ветер. Воспоминания дадут силу утолить голод.

Стань с ночью заодно. Стань ночью.

(с) Макс Далин, "Лунный бархат"

ты спонтанно появился в моей жизни. так, как я никогда не забуду. статный, красивый, орлиный профиль, горящий взор. и "сердце - пламенный мотор" в комплекте. ты попал очень удачно, в мой период тоски, гусарства и жуткого, беспробудного алкогольного рабства. в тот момент жизни я думала, что все кончено. и тут - ты. с гитарой, чувством собственного достоинства и низким бархатным голосом. при взгляде на тебя разом выпрямилась спина и загорелись глаза. этот зверь должен быть моим!!!

потом я внимательно к тебе присмотрелась, поймала на себе твой взгляд, полный непонятных смутных чувств отрицания, взглянула на то, как ты держишь гитару, как ласкаешь струны длинными артистичными пальцами с серебряным перстнем на правой руке и поняла - нет, не прокатит. ты слишком чужой и слишком похожий. слишком - и для меня, и для других. в нашей компании ты сможешь найти лишь легкое развлечение и ничего серьезного. увы и ах.

мысль ушла, и я продолжила гулять напропалую, не задумываясь ни о последствиях, ни об опасностях. я купалась в обожающих и вожделеющих взглядах, и море было мне по колено, а небеса - маленьким зонтиком. только я не знала, что скоро грянет гром.

раскат пришелся на ближайшие выходные. мощный, сильный, разом выбивший почву из-под ног. тогда я приехала снова. туда же. и снова увидела тебя. не знаю, что во мне было не так в первую нашу встречу и что изменилось, но твой взгляд вдруг резко потеплел. в темно-карих глазах заплясали искры далеких костров, и я почему-то подошла, не зная даже, как тебя зовут, уткнулась в плечо и разрыдалась, как маленькая девочка. ты гладил меня по открытой спине, и от каждого прикосновения меня прошибал ток. в твоем голосе слышался спокойный рокот моря, бархат тяжелых бордовых портьер, привкус старого густого красного вина. и я тебе верила. всей душой, всем сердцем, всем тем, что еще оставалось в моем хрупком, ставшим почти фарфоровым на тот момент теле, в глупую фразу "все будет хорошо".

и как-то так странно сложилось, что я даже не успела понять, в какой именно момент ты стал мне дорог. отношений и любви не было, но было гораздо большее - искренняя, почти семейная привязанность. и все бы, наверное, так и было, если б не одно но.

за одними чувствами часто следуют другие, и я сама не понимаю до сих пор, что, где и как. ты часто виделись, ты обнимал меня за плечи, шептал в ухо всякие забавности, и даже Кот, мой бессменный спутник уже вторую вечность, относилься к тебе спокойно. пока в один единственный момент мы не совершили ошибку.

клуб "Точка", РМД, преддверие восьмого марта. медляк. ловя на себе твой взгляд, я уже начала понимать, что что-то не так. и вдруг ты резко оказался рядом. глаза цвета молодого янтаря. сильные руки похватили и закружили. в один момент перестало существовать все - клуб, танцпол, люди, осталась только нежная музыка и два горящих угля напротив - твои глаза. тугой узел энергетики появился где-то посередине, и рыже-зелеными лепестками расхлестался по залу. музыка смолкла. ты аккуратно поцеловал меня в шею и отвел к Коту. Кот внимательно посмотрел и понял, почему меня колотит. "Поехали, пока это существо не выжгло тебя до тла".

в машине я расплакалась. как маленькая девочка, старательно размазывая потекший грим маленьким кулачком. а потом заснула, чувствуя только дикую усталость и обугленные края дыры в душе.

а сегодня... сегодня мне опять с тобой встречаться. я снова увижу теплые глаза, тонкий профиль и циничную ухмылку. какой будет эта встреча? как и раньше, двое шальных нелюдей, обнявшись, весело шлепают по лужам и горланят частушки, или ты церемонно подашь мне руку, и мы пойдем, как чопорные англичане, бродить по городу? я не знаю. скажу только, что теперь я тебя не боюсь. ни капли, ни грамма. потому что знаю, как от тебя защищаются. но все равно мне никогда не будет.

весеннее почти-полнолуние далось мне с коллосальным трудом.

вечером казалось, что я вот-вот свалюсь без сил, но как только легла в кровать - сон, гад такой, куда-то сбежал, только пятки засверкали. долго-долго ворочалась с боку на бок, смотрела в потолог. все-таки это тяжело, когда в человеческий двадцатый год тащишь на себе жуткий балласт жизненного опыта. наверное, я действительно родилась взрослой. или где-то по дороге жизни убила в себе ребенка. не знаю, не помню.

мое внимание привлекла белая полоска на стене. долго гадала, откуда она могла взяться, да еще такая яркая посреди ночи, потом вспомнила - луна. вздохнула, осторожно, чтобы не разбудить, вылезла из кровати, поправила на спящем коте одеяло. наверное, к лучшему, что ты меня забрал. наверное, я просто привыкла, но эта привычка - она дорогого стоит. наверное, кто-то, может быть, я сама, прописала тебя себе в судьбу. не знаю. теперь это уже не важно. не играет никакой роли.

я подошла к окну, откинула светлую прозрачную штору и окунулась в льющийся с неба серебряный свет. с трудом взобралась на подоконник. все-таки физическое истощение дает о себе знать. долго сидела так, словно наполняясь этим серебром, смотря на небо, на ярчайшие в эту ночь звезды, на пустынную зелень, дышала веющей в открытую форточку прохладой, несущей новую жизнь и новый рассвет. не знаю, сколько я так просидела, но сама не заметила, как замерзла.

на кухне - шорох, невнятные шепотки, легкие шаги. завернувшись в пушистый плед, пошла посмотреть, что происходит.

оказалось, что на кухне уже все. фетчи, хранители, просто те, с кем общалась, и большая часть покровителей. зажгла свечи, присела за стол. кто-то устроился у ног, кто-то приобнял за плечи. кто-то поднес бокал чего-то густого и бордового, похожего на загустевший шерри. сил что-то говорить у меня не было. воцарилась тишина. и редкое, крайне редко случающееся состояние покоя, мира и равновесия.

об ноги потерся фенек. почесала за большим ухом, улыбнулась, когда звереныш зафырчал.

-как ты, родная?

-не знаю , наверное, все так и должно быть.

-это весна, моя девочка. это весна.

раскинула плед на широком подоконнике, удобно устроилась, подложив руки за голову. мне было отлично видно небо, и лунный свет осколками падал на израненую, уставшую, покрытую рубцами и шрамами душу, потихоньку очищая ее и излечивая от накопившегося мусора.

-ты прекрасная женщина, Лира, ты многое можешь, много сумеешь, через себя перешагнешь, но это не сможет продолжаться долго.

-не переживай. у меня в запасе - вечность.

лунный свет весной - он всегда теплый. если бы еще увидеть зелень листвы, почувствовать запах липовых почек и распускающегося под окном жасмина, но пока этого нет...

а еще я помню, что в детстве верила, что звезды - это ангелы, смотрящие на нас из окон...

а еще в далеком Городе-на-Волге, розе ветров моей жизни, я хотела достать звезды ладошкой, а Милорд боялся, что я обожгусь...

а еще я помню, как в почти такую же лунную весеннюю ночь, только на три числа позже, и много времени назад, мной была сказана самая важная фраза моей жизни. "прости, я ухожу". и четыре ручья слез, и его стальные глаза, разом потерявшие весь блеск и платину, и безвольно опустившаяся смуглая рука... "уходи. если ты не уйдешь сейчас, я тебя никуда не отпущу". может, и стоило остаться, ведь говорят, что браки заключают на небесах, но увы, теперь поздно жалеть.

не помню, что еще из воспоминаний и терзаний лезло мне в голову, но за окном уже совсем посветлело, а в комнате зазвенел первый будильник. значит, уже шесть.

осторожно скользнув с подоконника, вернулась в кровать. свернулась калачиком, почувствовав сильную, уверенную руку, притягивающую меня к себе. легий шепот "ты холодная. значит, ты все таки любишь летать по ночам." 

усмехнулась горько. "только  не вверх, а вниз". спать мне оставался ровно час.

Голова моя темный фонарь с перебитыми стеклами… Помню ту секунду. Растерянности не было. Я всегда понимала: мне его не удержать, и этот миг придет. Но я не думала, что будет так больно.

Мой лунный мальчик… Ну поиграй, поиграй, подумала я с покорной нежностью. Когда‑нибудь ты все равно возьмешься за ум. Жаль только, что ты не узнаешь от меня самой главной тайны. Хотя… Может быть, мне тоже оставить тебе записку? Она будет длиннее, чем твоя, и, прочитав ее до конца, ты поймешь, что именно я не успела тебе сказать перед самым твоим уходом. Разве что этим я смогу отплатить тебе за свободу, которую ты мне нечаянно подарил. (с)

ставлю эксперимент. сколько времени организм продержится без еды до падения в обморок.

можно продолжать до бесконечности жалеть себя, утопать в слезах и соплях относительно бездарно прожженных чувств и мыслей, можно радоваться слабым утешениям друзей и "любимых", но когда ты теряешь что-то\кого-то важное, лучше не расслабляться. ни на миг. лучше сразу взять себя в руки, вытащить за хвост из дурацкой засасывающей трясины, тряхнуть головой и гордо пойти дальше.

когда-то давно, в момент развода с моим тогдашним сероглазым королем, мне было плохо. больно. и обидно. только вышедшая из больницы, с трудом поднимающая даже чашку с чаем, я отборным матом проклинала тот день и час, когда его встретила. может, и зря, я нынче хз.

и тут по дороге, как Будда или что-то вроде того, мне встретился мой незабвенный, единственный Учитель. он парадоксально всегда был похож на булгаковского воланда, только пудель черный был на поводке.

и вот мы с ним шли по парку. старая, заброшенная, малохоженная часть ВДНХ. весна, апрель, зелень во-всю была, все так красиво, так восхитительно и так паршиво.

и вдруг мы остановились. и он вдруг попросил "Лиса, дорисуй в своем воображении все, что ты хотела бы, чтобы тут еще было. не стесняйся, это ведь только твоя фантазия." а затем мне было предложено вообразить там бывшего супруга. прокрутить в голове ситуацию так, как бы я хотела, чтоб мы разбежались. попрощаться, отпустить, и там же, в воображении, уйти куда-нибудь отдыхать. последнее место - самое важное.

и до сих пор при первых признаках каких-то неполадок и перекосов я закрываю глаза, и уже оказываюсь там. в том маленьком уголке моего воображения, который дает мне покой, прохладу, успокоение, заполняет мои внутренние пробелы, позволяет отдохнуть.

когда-нибудь я найду это место. я его из тысяч и тысяч узнаю. и именно там, и нигде больше, я хотела бы закончить свое существование.

как всегда все странно и непонятно.

полуночные терзания, странные страшные сны, одиночество в каждом вдохе и боль в каждом выдохе.

кажется, эту весну я начала ненавидеть. просто потому, что в моменты, кода все готовится любить, я получаю серию плевков в самую душу. да и пинков тоже, что тут греха таить.

ты прав, мой дорогой и единственный. друг? скорее, отец в Ремесле. я нашла себе своего Эдварда Каллена, и не упущу. больше - никогда.

мы две противоположности, две страшных крайности, две горных реки - спокойные и опасные. хищники, созданные по чьему-то нелепому домыслу. ты выжимаешь людей до последней капли, крови ли, слез ли, оставляя лишь пустую бездушную оболочку. я просто играю судьбами мужчин, как солнечными зайчиками. все красиво, все восхитительно, все нелепо. потому что ты порой задыхаешься от собственной боли, а я давлюсь и режу себе вены клинками своих и чужих эмоций.

я в совершенстве научилась препарировать сердца и души людей. но только к тебе я никак не могу найти подход.

ну и пусть. я прощаю. и то, в чем виноват ты, и там, где виновата я.

любимые - не причиняют боль. и даже не бьют наотмашь. они просто убивают. моментально. без криков, стонов, крови, личных привязанностей и даже без последнего сентиментального прости. вот так вот просто, горько и прекрасно.

а мне... мне сейчас хотелось бы чудо. ночной дороги, мокрой после дождя. лунной дорожки на мокром асфальте. скорости почти зпредельной и рев мотора. ветер в волосах, все дороги и даже роза ветров  - под моими ногами. восхитительное, пьянящее чувство, пережив которое - не забудешь никогда. и когда посреди пути к тебе на ходу, без сбавления скорости, без остановок, без права на ошибку подсаживается твой любимый и единственный, тот, с кем ты с рождения была повенчана - холодный, ночной северный ветер, и аккуратно вытирает не успевающие высохнуть потеки слез, это прекрасно. это маленькое чудо реального человеческого бытия.

я люблю тебя.  

Знаешь... я не из железа,

Хоть хочу такой казаться.

Но, наверно, бесполезно

Мне просить тебя остаться -



Слишком глупо, слишком поздно...

Задержись... одна минутка...

"Что ты, я же не серьезно,

Это шутка". Злая шутка...



"Ты в порядке?" - "Да, конечно".

На лице - улыбки маска.

Взмах прощальный, взгляд беспечный -

Все прекрасно, просто сказка!



Стиснув в кулаках тревогу,

Лбом к двери закрытой - браво!

Он поверил? Слава богу...

Он поверил?! Боже правый...



Нервы-струны, льдинки-пальцы,

Сердце - пойманная птица...

Хоть бы, хоть бы не сорваться...

Только б, только б не влюбиться...
(с)