была для нее светом в окне, а стала очередным темным окошком. и теперь нужно дальше жить, как раньше. то есть мир-то движется, и я с ним соответственно.
в нем же много ярких красок и неярких для любителей. все, казалось бы, что нужно. просто look around round, dear prudence.
ох, родные мои. ваше питерское там так различается с вашим ижевским здесь. а я же всегда верю всем смс и письмам, никак не разучусь.
и ваше поведение для меня все равно что обман, который жжет душу обидой, хмурит лицо.
от этой обиды да гордости уже не получается мгновенно, искренно прощать вас, но что взамен? одновременно сердиться и чисто любить невозможно.
вокруг пятнышками расцветают придуманные цветы, огоньками вспыхивают мысли. насыпаю в голову янкины стихи, а они песчинками - мимо - рассыпаются по волосам. недокуренность в душе и как будто сегодня не хватило ижевска. или не хватило дня, а - в глобальном - так и апреля. последние пол часа скребем с ним ногтями по стенам, и теми же пальцами я ласкаю белую шерсть кота, зарываюсь в нее носом и дышу родным.
такой день. смурное небо с голубыми прорехами, и серый асфальт с пасмурными газонами. у бога замерзли ступни, и он спрятался. во мне задумчиво пульсирует утро, в котором встречалось солнце кофе, сигаретами и скрипом поездов. может, надуло, теперь согреваюсь чаем с малиной.
а ты, яныч, ты удивительная. разливаешь мадеру по бокалам и гладишь кошек в самом большом буддийском храме в калмыкии.
вспомнила легкую и самую грустную да-нетку.
"человек долгое время сидел на подоконнике и смотрел на телефон. потом он выпрыгнул из окна, но, пока летел, услышал, как зазвонил телефон, и попытался зацепиться за что-нибудь, чтобы вернуться. это у него не получилось, и он разбился.
объяснить ситуацию".
одену свои драненькие кеды и пойду гулять в теплый апрель. перед выходом выпью пустырника, чтобы глаза светили прохожим спокойствием, и покурю на балконе одну крепкую сигаретку.
буду сегодня доброй, словно бы и на меня опустилась благость, и я вдруг полюбила всех людей и даже кондукторов.
ветер тихий-тихий, и солнце мягкое, утреннее - все располагает.
а мне теперь все время хочется гостей. чтобы папа уходил и приходили гости. варить с ними глинт, или поить их чаем, или варить для них кофе, или завтракать/обедать/ужинать с ними, смотреть фильмы, курить на балконе, чтобы одни оставались ночевать, а другие уходили, разговаривать в моей комнате вдвоем на одном диване или уходить вместе из квартиры гулять в апрель.
мятным чаем пью ночь, день кидаю письмом в почтовый ящик. яныч оборачивает кругами красный платок, а я лешин шарф, хотя термометрально лезет выше плюс. весенний воздух почти физически бьет запахами, а на мокрых вечерних остановках женщины в леопардовых шарфах пьют пиво из зеленого стекла. с кокто теряюсь во времени суток; все равно на кухонных часах в 3.15 дня и ночи одинаково обнимаются стрелки - как в стихах бродского, только там мосты и полночь. а мои стихи записываются прыгающей рукой в автобусе, что едет туда и едет обратно. сны шагают по голове в любую минуту, иногда укрывая мысли о маме.
звонят телефонные звонки, но лучше бы были написаны смс, которые выпить с пустырником, глотками, и, закурив сигарету, рассматривать улицу в уголке окна.
что о моих дневниках, то я всего лишь хочу научиться писать правду, только то, что я действительно чувствую, без лишних красивых или наигранных слов: чтобы каждое из них точно отражало переживаемое мной внутри, во мне.
если такие люди - с широкой душой. которые широко улыбаются и широко раскидывают руки, чтобы тебя обнять при встрече. и мыслят они тоже широко, и, наверно, живут на широкую ногу. это я к тому, что хорошо бы с таким человеком сходить в кино.
Мне нравится стоять рядом с близким человеком перед зеркалом и смотреть на наше отражение. Это как фотография, которая останется только в сознании, никогда не будет напечатана и вклеена в альбом. Как красивый сон, который будешь хранить в памяти, но никогда и никому не сможешь показать.
весна не должна выражаться исключительно в том, что полгорода сняли шапки и детей на улицах стало пародоксальным образом в пять раз больше. весна - это нужно хотя бы пить пиво или коньяк на улице, у дп, дыханием перехватывать боль в грудной клетке, дышать небом.
и не спать ночами, забывая про еду: только чай (кофе и сигареты в константе).
ненавидеть и любить - все самое крайнее, яркое, чтобы то хотелось умереть, то задохнуться от счастья.
говорить о душе и самоубийстве. курить и рыдать на улице от злости, сбрасывая телефонные звонки.
все такие обезличенные.
Пять пальцев на левой, на правой — то же.
Посмотришь на них, воскликнешь: «Боже!
Пусть я не святой, но за что же,
за что эта красота?!»
Вломить бы висок в холодец мозга,
чтоб он не скрипел о любви. Поздно
таблетки глотать и махать гроздью
повисшей руки.