Как выяснилось, я еще и программист (правда, весьма посредственный). В свободное от решения мировых проблем время я пишу небольшие глупенькие программки - решения разных головоломок.
Оно кому-нибудь еще интересно? Могу выкладывать по мере написания.

Как будто мы любим друг друга.
Как будто это моя чужая жизнь. Деревня с серыми заборами, голые деревья, низкое небо, начинающееся сразу за коньками крыш. Работа. До сгущения чего-то, похожего на зимние сумерки, но здесь я не уверен...
Мы идем домой, смеемся, держимся за руки. Губы сами растягиваются в улыбки, в черных глазах блестит счастье. Обнимаемся и падаем. А потом долго катимся голыми спинами по горячему снегу, хохоча, целуясь, переворачивая этот мир снова и снова...
За нами кто-то идет. Плоская серая тень, острые углы плеч, фонарик-звездочка. Длинная прямоугольная рука, будто бумажная, тянется сзади. "Бежим!"
Она твердит какое-то стихотворение, заговор. Что-то про числа... 35... "Что это?" "Скорая помощь, здесь." Тень нагоняет, хватает за плечо. Я бью ладонью воздух и... рука рвется. За забором из старой избушки выходит другая тень, толще, тень старой женщины. И тянет к нам руку... Я бью воздух несколько раз; тварь нехотя отступает, шипя проклятия.
Мы оказались в коридоре. Желтые стены, приглушенные свет откуда-то сверху. Совсем не то, что на улице: ни неба, ни снега, ни серых сельских улиц. Сзади слышится песенка неуверенным детским голосом, тяжелые шаги. "Ой, сейчас посмеемся!" - и она тащит меня за дверь слева, в темную проходную комнату с кучей мусора, потом дальше и еще, пока мы не оказываемся возле окон в коридор. В рамы вставлены фигурные стекла, так что нас не видно, зато мы видим все. Кое-где на стеклах приклеены большие листы бумаги, будто все это новое... В коридоре появляется девочка, это она поет песенку; вроде, про себя. Девочка очень толстая, почти круглая, она тяжело переваливается с одной ступни на другую. Маленькие руки и ноги почти исчезли в этом теле... А мы заливаемся.
Девочку нагоняет медсестра, берет ее за ладошку. И ведет к нам! Но мы же... Мы же не люди, мы не должны показываться на глаза! Медсестра водит девочку по комнатам, вперив глаза в кафельный пол под ногами. А мы крутимся вокруг. "Мы другие..."
Как будто.

...подхожу к школе, с заднего крыльца. На лестнице группа гпоников в шортах, по всей видимости, они собираются забраться в школу. Сам не знаю, зачем я кним пошел; остановить все равно бы не смог, а присоединиться не хотел. Я боялся... На третьей ступеньке меня толкнули к стене, потом налетел высокий мужик с пустыми, как будто пришитыми к лицу глазами, и неподростковой светлой щетиной. Он долбанул мне кулачищем по голове, потом ногой в живот. Я кое-как отразил удары, они получились скользящими, хотя голова затрещала. "Мужики, мужики, вы чего?.. Ну, ухожу я, уходу уже..." Черт меня дернул... Я бежал, пригибаясь к земле, за домами вокруг школьного забора. Сердце стучало где-то в районе мозга, я хватал воздух ртом, пытался убедить себя, что это все компьютерная игра и они за мной не погонятся. Боялся... Страх - оружие.
Немного успокоился, когда вынырнул с другой стороны школьной территории, возле ворот. И сразу же заметил во дворе этих ребят. Их было теперь человек тридцать. Рослые короткостриженые недоумки... Я рванул с места, в другой двор, оттуда в арку и на дорогу. Но не тут-то было, скрыться незаметно не удалось. Ватага с криками и улюлюканьем бросилась вдогонку. Я чуть не падал от сопротивления воздуха... Вдруг на земле между спешащих в обе стороны людей вижу кинжал: переточенный из кухонного ножа, с удобной желтоватого цвета ручкой, с длинными зазубренными шипами на полотне. Когда схватил оружие, обернулся. Гопники были метрах в пятидесяти, а намного впереди ехал на трехколесном велосипеде мальчишка, черноволосый и смуглокожий. Он орал что есть силы, ни к кому конкретно не обращаясь: "Дави жидов! Бей мерзкое отродье! Убивай, сколько можешь! Подонки!.." Я знал что делать. Прыгнул к нему; мои враги остановились, видя кинжал. Я схватил мальчишку за шиворот73;#$%№?:!%#будильник. Десять утра.

Эрленд Лу
Грузовики "Вольво"

У Эрленда Лу есть особый талант незначительности: практически без использования изобразительных средств и без особых усилий обрисовывать цельные и яркие характеры, а с другой стороны, приоткрывать неожиданные тайны и глубины в обыденных и бессмысленных событиях. По-детски неприспособленные к борьбе, несамостоятельные, ранимые герои Лу – маленькие люди современных городов, - их взгляд на мир, поступки, слова запали в память и душу читателя. Конкретно, мне. В прозе Лу всегда было что-то такое, что заставляло видеть большее в наивности и простоте, находить в буднях спрятанную грусть. Я бы назвал Эрленда взрослым ребенком.
Это касается первых трех романов писателя: «Во власти женщины», «Наивно. Супер» и «Лучшая страна в мире». Захваленный автор «мега-бестселлеров» с течением времени все меньше напоминал себя прежнего. «Грузовики Вольво» иначе, как попса, назвать сложно: начиная аннотацией и далее по тексту маячит популярность и звездность Лу. Такое ощущение, что он насосался чупа-чупсов, наотправлялся факсов с невнятным содержанием, наездился на велике и писательство ему наскучило. Неуклюжие попытки родить что-то похожее на «Лучшую страну» напоминают скорее блог бездарного графомана – прыгающим сюжетом, нечеткой формой, стилем. Чуть ли не с каждой страницы так и маячит: «Смотрите, я пишу!» - как будто и не было шумного признания, длинной писательской карьеры, интересной жизни. Теперь Лу выглядит не как трогательный тихоня, кажется, скрывающий какие-то заветные знания, золотые ключики, приманки для гномиков, а скорее как пародия на этого тихоню, кривляющийся комик, своими не очень добросовестными попытками быть оригинальным и увлекательным заставляющий жалеть собственных героев.
А те живут своей жизнью. И право же, если бы не повсеместно присутствие, поддакивание, преглупое комментирование автора, роман вполне можно было бы читать (ну, он сократился бы минимум вдвое). Главный недостаток «Грузовиков Вольво» - это то, что их написал Лу. «Но строчить и строчить, забыв обо всем, я тоже не могу,» - оправдывается писатель. Ну знаете, писатель пописывает – читатель почитывает. Бросил бы уже это скучное и неблагодарное занятие, уже давно пора опять сменить профессию!

А может быть, ничего и не было, мы сами все и придумали? И вся эта допплеровская эпопея (к слову, с намеком на продолжение уже в третьей по счету книге) и есть движение вверх, а остальное – описки, неудачи, случайные вещи? Ну мало ли, ничего ж такого глубокого там и нет, а мы тут начитались, понавыдумывали… Обидно.

Сергей Козлов, Юрий Норштейн; иллюстрации Франчески Ярбусовой
Ёжик в тумане

Я наконец-то купил эту книгу! 48 страниц цветного ламинированного счастья формата А4.
Может быть, сам факт приобретения книги более значим, чем сама книга, ведь часть волшебства, заложенного в мультфильме, теряется. Зато здесь видны все мазки кисточкой, все черточки, вообще качество иллюстраций превосходное. А если вы действительно любите "Ежика в тумане", то при прочтении книги сама собой заиграет музыка, Ежик начнет двигаться, а голос за кадром - вкрадчиво рассказывать...
Жаль одно: я плохой фотограф.

Честно говоря, мультфильм "Ежик в тумане" у меня никогда не был самым любимым. Слишком он хорош, слишком искусен, возвышен, сложен. Он лучший, а для понимания этого нужно время.
Поэтому мне всегда больше нравился "Жил был пес" и "Дядя Федор".










Иллюстрации

Или поддаться и начать писать в дневник обычные наблюдения, мысли, выкладывать безыскусные фотографии? Стать талантливым (никогда не понимал это слово) лытдыбрщиком.

Хотя... Для подобных постыдных слабостях заведу-ка я еще один дневник.

(А это все потому, Рори, что ты совсем сбрендил)

Если так пойдет и дальше, Макдональдс скоро станет подпольным клубом.

Я все придумал.
Я бродил по квартире, представляя, что это поезд. По вагону ходил конвой, а мы заперлись в купе, убегая от фашистской оккупации. Когда солдат заглянул и к нам, ничего не стоило придумать его смерть; тело с некоторым трудом выбросили в окно. Так у меня появился пистолет.
Потом я пробился на кухню, к офицеру. Я опустился напротив него, держа на мушке. В купе тотчас же влетел солдат, но я остановил его, пришлось сгенерировать обрез. Не помню, что говорил офицер; на вид ему было лет 40-45, лысый, жилистый. Он мне не нравился. Я разозлился и два раза спустил курок: на лбу у него появились две круглые раны. Но он не умер. На столе стояли рюмки, он схватил одну и сжал в кулаке. Он хрипел, взял мою руку, и я почувствовал острое битое стекло. Настала моя очередь бояться.
Нас в купе окружили. Я велел матери и братику забраться как можно выше. Офицер просунул ружье в щель в стене и несколько раз выстрелил, целясь в нижнюю полку, как я и рассчитывал. Вокруг двери столпились люди: какой-то высший военный чин в красном бархате, офицер и множество солдат. Я выстрелил в ответ из обреза: снес челюсть и полголовы недобитому офицеру. Затем попал в…

Они радовались. После долгих испытаний наконец-то удалось убежать, скрыться и достигнуть цели. Легкий плот, рассекавший яркие нарисованные волны, ударился о берег и рассыпался на отдельные бамбуковые стволы. Им было смешно и больно одновременно: кого-то придавило, у кого-то защемило лапу, кто-то нахлебался воды. Они лежали на берегу и хохотали, не в силах совладать с накатившим облегчением…
А потом началась плодотворная и приятная работа. Остров оказался прямоугольным, больше похожим на ковер. Он, видимо, раньше был картой из компьютерной игры. Уже начали строить домики с веселыми рыжими крышами, возводить красивые стены, которые должны будут разделять город на четыре неравные части. Кто-то принялся рисовать мелом петляющую по острову реку, заходящую во все районы…
Потом я видел копошащиеся игрушки: строителей, грузчиков, учетчиков. На складе сидели два собранных из разных деталей резиновых верзилы и переписывали имеющиеся в распоряжении части тел. Они поругивались и не обращали ни на кого внимания.
Когда длинноногая кукла и маленькая китаянка решили устроить забег наперегонки по деревянному временному настилу, соединяющему берег с зданиями в центре острова, тогда-то все и началось…

Я бродил по лаборатории, как неприкаянный, делал вид, что искал стажера, недавно принятого в наш круг. «Где наш, новенький?» - иронично выспрашивал я. Еще совсем немного времени прошло с тех пор, как ко мне относились здесь с такой же снисходительной иронией.
Сегодня был важный день, хоть большинство здесь и не придавали этому значения. На эксперимент пришел военный ученый, что означало поддержку и признание на более высоком уровне. Случайно во время каких-то испытаний лаборанты наткнулись на явление, которое я про себя называю субъективной гравитацией. Закутанный в халат, в черных сварочных очках, молодой ученый дал старт эксперименту. Из угла вылетел игрушечный самолет, к правому борту которого была прикреплена цифра с номером – координатами точки. «Включаю гравитационный слой,» - и самолет повернул в другую сторону, соответствующую координатам на бумажке! Военный был в восторге. Он что-то принялся спрашивать, а работники стали объяснять, но видно было, что он не понимает. «Он не знает про грибковый тест…» - разочарованно выдохнули они.
Про грибковый тест здесь знали все. Принципом лаборатории было то, что курсы, посвященные исследовательской деятельности, проходят все, так что работники разбираются во всех областях знания и во всех ведущихся здесь экспериментах. Не знать что-то из глубины науки считалось нонсенсом. Здесь собрались несколько гениев, одержимых знаниями и одаренных всевышним: может быть, это единственное место, где они могут позволить себе полную творческую реализацию. А также некоторое количество талантливых людей, одержимых работой, шлифующих научные изыскания, приводящих новых работников. Находясь здесь, они все от чего-то отказались, пожертвовали большой частью прежней жизни, чтоб прожить новую. Лаборатория была их жизнью теперь. Я не чувствовал себя готовым влиться в их строй, не чувствовал и достаточных знаний.
Стажера я нашел флиртующим с секретаршей. Сразу было видно, что он не из этого теста: сбежал с эксперимента, не стал слушать курс…
У нас еще работали охранник и секретарша, сидевшие возле входа и отвечающие за посетителей. «Вы думаете, мы все тут вас ни во что не ставим, считаем одноклеточными? Что мы такие высокомерные, заносчивые, гордые?» Они оба смутились. Я перегнул, хотя и попал в точку. Так все и было…
Во мне боролись два противоречивых чувства: я хотел здесь работать, приносить пользу, открывать новое и не хотел терять то, что неизбежно оставалось по ту сторону лабораторных стен – общение, книги, девушек. Я знал, что охранник и секретарша такие же люди, вполне нормальные и обычные. Вот, обычные… Я же находился где-то посередине: ни там, ни там.
Вышел на улицу, уже наступил вечер. Я надеялся, что прохладный ветер успокоит напряженные нервы. Сзади хлопнула дверь. Рыженькая секретарша собралась домой. «Эй! Ты чего такой грустный?» «Мне кажется, я не смогу, у меня не получится здесь работать.» «Да брось, все обойдется.» Она улыбнулась. «Ну, пока,» - оборвала она. За углам, я чувствовал, ее ждал стажер…
…Сижу на крылечке, загораживаю дверь. Напротив нашего учреждения столпились чего-то требующие люди. Я чувствую, что их привели сюда неизвестность, надежда у некоторых, а в основном – страх. «Я слышала… Вы не могли бы пустить меня, вылечить от чего-нибудь.» «От чего?! Нет, нельзя.» Атмосфера начала накаляться, но все бы так и закончилось ничем, если б один из ученых не вздумал все-таки впустить людей, узнать, чего же они хотят, пообщаться с «народом». Мы с ним поскандалили, а снаружи на меня уже давила толпа… Я сжался в комок и закрыл голову руками…
Они были не такие, как все. Нигде они не смогли бы реализоваться так, как здесь.
Окна лаборатории разбиты, вокруг полицейские машины. По улице бегает человек: спина в густых волосах, черные, как будто вымазанные смолой руки и ноги. Он оставляет за собой черные масляные следы, сразу же вспыхивающие неярким пламенем. Помню, в лаборатории он всегда ходил в специальных перчатках…

Мы сели ужинать. В маленькую, освещенную рыжей лампочкой, кухню вошла гостья, мы ждали ее, мы были рады. Я накладывал салат. Она спросила: «А там ничего такого <соленого> нет? А то ее не остановить будет.» «Нет, нету,» - улыбнулся я. Я знал, она говорила о маленькой дочке. Сейчас она оставила ее в тамбуре, коридорчике с железной дверью на две квартиры. «Опять упрямится.» «Пойду поговорю с ней, предложу…»
А за окном собиралась гроза. Черная тень высотки напротив вырезала у облаков прямоугольный провал. За тенью беззвучно вспыхивало и как будто замирало, разносилось, не сразу затихало. Скрытые домом молнии больше походили на взрывы, освещающие кровавым и желтым вату сумеречных облаков на горизонте…
А потом сумбур, истерика, и все катится неизвестно куда. Вереница ярких, сменяющих друг друга образов, бессмысленных и связанных друг с другом. Компьютерная игра, сложная, глупая, три стойла-конвейера, схематичные коровы, спины огромных волков. И вдруг до безобразия жирная человекообразная корова, вытанцовывающая возле сарая. И ее тело, с не вполне мультяшной кровью… Комнаты, люди, беспорядок, нагромождение вещей. Брат, сборы, опоздание, скандалы, ремонт… Молчание, телевизор, темная квартира, пустая… Порно. В бассейне девушка с короткой стрижкой неестественно изгибается, лижет у себя между ног. Потом парочка, и качок с длинными волосами и огромной женской грудью.
Все только начинается.

И черт меня дернул дразнить эту кошку. Соседская серая воображала дефилировала по нашему двору и хитро щурила желтые глаза на окружающий мир в целом и на меня- в частности. Конечно, сам виноват. В руках у меня была ветровка, болониевая песочного цвета куртяха, - я и махнул ею в сторону кошки. Кошка села, округлив глаза на сей двусмысленный жест, а потом не без успеха принялась ловить когтями рукав куртки. Когда на рукаве обозначились рваные свидетельства кошачьего внимания, я решил поспешно ретироваться на задний двор. Хулиганка трусила за мной, пытаясь цапнуть уже за ноги. Влекомый недобрыми предчувствиями и неприятным ощущением, от которого никак не удавалось отделаться, я закрылся в деревянных удобствах, но под дверью – о, ужас! – была огромная дыра. Я едва успел закрыть лаз ногой, как там показалась серая мордочка, и когти принялись скрести мой ботинок. Пришел брат, взял кошку на руки, снисходительно улыбнулся и ушел.
Я убежал в дом, долго стоял и смотрел, как работают на огороде родственники. Брат что-то говорил, но я ничего не слышал через стекло. Рядом с ним была эта кошка, все более похожая на котенка с картинки с надписью «я обязательно выживу». Хитро щурилась на мир и работающих людей…
Я совсем не то хотел сказать.

Собственно, я знал, что случится. Белая красивая иномарка. И я разобью ей стекло.
Несколькими минутами раньше я шел по студгородку, погруженный в работу. Видимо, я выпускался из университета и писал какую-то памятную вещь по этому поводу. За КПП на остановке в яркой одежде грудились студенты. Вместо лиц размытые пятна, только ноги… Icedragon где-то тут. Я сел на асфальт, в руках была подушка, на которой я и выводил что-то неровными буквами. Дороги не было видно за чужими ногами.
Я знал, что будет дальше.
В абсолютной тишине, в расплывчатых ярких пятнах, невообразимо медленно все обернулись в одну сторону, потом внезапно расступились и я увидел бампер белой очень красивой иномарки. Я не успел среагировать. Прокатился по крыше.
А потом мы били ей стекла.
Я проснулся. Все тело болело.

Итак, обзор русскоязычных изданий о муми-троллях.
Мною были рассмотрены книги с конца 90-х и до 2007-го года, более подробный, хотя и несколько устаревший, список есть на http://tove-jansson.info. Целью обзора является примерная оценка качества книг с точки зрения печати, иллюстраций и т.д. Большинство из нижеперечисленного не найти ни в обычных книжных магазинах, ни в букинистических, хотя в процессе поиска обложек, я нашел почти все в свободной продаже в маленьких интернет-магазинчиках.

Библиография Туве Янссон, истории о Муми-Доле:
1938 - Маленькие тролли и большое наводнение (опубликована в 1945, переработана в 1991)
1946 - Погоня за кометой (затем издавалась под заголовком Муми-тролль и комета, переработанное в 1968 издание под названием Комета прилетает)
1949 - Шляпа волшебника (Шляпа Чародея)
1950 - Бравада Папы Муми-тролля (переработанное в 1968 издание под названием Мемуары Папы Муми-тролля, в русском переводе встречается Мемуары Муми-папы)
1952 - А что было потом? (книжка-картинка)
1954 - Опасное лето
1957 - Волшебная зима
1960 - Кто утешит малютку? (книжка-картинка)
1962 - Дитя-невидимка (сборник новелл)
-Весенняя песня
-Страшная история
-Фильфьонка, которая верила в катастрофы
-Повесть о последнем в мире драконе
-Хемуль, который любил тишину
-Дитя-невидимка
-Тайна хатифнаттов
-Седрик
-Ель
1965 - Папа и море
1970 - В конце ноября
1977 - Жуткое путешествие (книжка-картинка)
1980 - Мошенник в доме муми-троллей (книжка-картинка)

Почти без эмоций

Туве Марика Янссон всем известна своими волшебными сказками о мумии-троллях и их друзьях. Говорить о красоте, гармоничности и удивительной глубине этих историй можно долго и не вполне оправданно: мало толку в пустых речах, пусть и хвалебных, коль скоро они меркнут в свете объектов разговора, при погружении в мир Муми-Долла… Великая сказочница, как и Андерсен, лауреатом премии имени коего неоднократно была Янссон, писала и так называемые «взрослые» книги (здесь можно затеять долгий спор по поводу разграничения детской и взрослой литературы: я зачитываюсь скучнейшими и сложными интеллектуалами и нобелевскими лауреатами, а также еще более глубокими, тонкими, искусными детскими сказками; по моему глубокому убеждению, написать детскую книгу – гораздо сложнее, чем взрослый роман. Ну и т.д.). Все, что так нравилось, цепляло, увлекало в муми-троллях живет и поздних книгах Янссон: ее превосходный язык, яркость и точность описаний, живость прозы, что-то близкое и родное, детское, доброе, как будто забытое или потерянное в этом мире взрослых детей.
И мне остается только еще раз признаться в любви госпоже Туве, переставить книжки на полочке и сделать обзор русскоязычных изданий Янссон.

Читать далее...

Пол Остер
Нью-Йоркская трилогия

А он совсем не прост, этот Пол Остер…
Каждая часть трилогии говорит о своем: в «Запертой комнате» старый писатель примеривает на себя роль детектива и, кажется, становится жертвой чьего-то эксперимента, в «Призраках» частного детектива нанимают следить за одиноким писателем, «Запертая комната» рассказывает о наследии талантливого и пропавшего без вести писателя. И вроде бы они все шепчут об одном… Повести переплетаются, сшиваются, сматываются в клубок шерстяных ниток авторского замысла; персонажи случайно встречаются на улицах, мелькают в магазинах, глядят из газет, дверных глазков и темных окон. Но повести ускользают от прямого толкования даже сюжета, невозможно быть уверенным в словах Остера, нельзя верить глазам своим.
Автор сам является второстепенным персонажем трилогии. В самом начале за него принимают другого писателя, героя «Стеклянного города» Квинна. Да нет, не просто за него, а за некоего Пола Остера, частного детектива. Кроме того, Квинн сам находит Остера во время своего расследования... Герои кружатся в размеренном танце, литературная реальность перетекает в эту жизнь, буквы со страниц книги смешиваются с рисунком обоев, с переплетами на полках…
Это не детектив, не развлекательное чтиво, не любовный роман, не философское произведение. Остер не поднимает мировых проблем, не претендует на гениальность; язык его не настолько хорош, чтоб им можно было восторгаться – но стиль свеж и вполне приятен. Он не Вишневский, не замахивается на недостижимые глубины или высоты, здесь не гремят страсти и не решаются вопросы жизни и смерти: все-таки одиночество, мотив которого главенствует в трилогии, вещь достаточно личная. И не просто одиночество - а через призму каких-то ощущений, психологических экспериментов, жизненных закоулков.
Остер – не классика. Это игра в классику ;-).

P.S. Надо ли говорить, что однажды, через какое-то время, писателю Остеру позвонили и спросили некоего частного детектива Квинна. Игра?..

Мокрые питерские площади с их неуместной помпезностью и наши провинциальные убогие улочки, не по сезону засыпанные ярко-желтыми лапами кленовых листьев. Ненастье, наст и Насти, сыт и устье... Внутри серо и снаружи. Вырванные памятью картинки, сцены, беспощадно тычущие своей реалистичностью на фоне остального забытья. Миловидная девушка делает минет пареньку с рельефной мускулатурой. Я дома ем испорченную – с бордовыми пятнами – капусту. И мои родители. С пуговицами вместо глаз.

Я лечу над крышами домов, над студгородком, окруженным немыми соснами. Точнее, меня тянет по соединенным крышам, меня свешивает с бордюров, заводит все выше и выше, так что деревенеют пальцы и стекленеет взгляд от асфальта далеко внизу, от верхушек сосен чуть над ним... Вот он, край, антенна, железная лестница, козырек. Две секунды. Я запинаюсь и – а-а-а-х – в руках нет опоры, срываюсь вниз... Туда, куда до судорог страшно смотреть, куда ведет крашеная в синий пожарная лестница, где битый кирпич мешается с рубироидной черной смолой. И пальцы сжимают пустое пространство, как тогда на мосту, и я медленно опускаюсь на землю.
Рядом физфак, возле забора лежит груда книг: матанализ, Демидович и какая-то поэтесса Урбанчич (Урбанович?). Хотел украсть, вокруг же никого, да постеснялся. Вот из стеклянных дверей и библиотекарши вышли, они таскают новые книги куда-то по коридорам внутрь и дальше... Затемненной стеклянностью и глянцевостью факультет похож на вокзал, и только лестницы – старые, истертые, грязные – выдают город; мы все же в Питере...

И фраза, крадущаяся, непроизнесенная, подразумеваемая, серая и тяжелая. Что-то случилось, что-то поменялось. Ничто уже не будет по-прежнему.

Сидел на кухне и возился с браслетом – долго не мог застегнуть, накинуть петельку ни бусинку... И думал, что вот сейчас я точно не сплю, абсолютно точно, я же умею отличать. Вот сижу же сейчас в одних трусах, надеваю браслет - что же он никак не надевается? – и это никакой не сон, кухня настоящая, стул, стол, холодиль...

Если там будет происходить что-то логичное, то я уже не смогу разделять сон и бодрствование. Меня к этому и ведут? Не сопротивляться?..

Он-то думал, все будет по сценарию. Фильм «Царь скорпионов». Злодей отбирает у героя лук, а стражники его закалывают. Лук он у меня отобрал, с крепостных стен на нас смотрела многочисленная стража. А я поднял какую-то палку и дал ему по голове. Дерево приятно отдавалось толчками в кулаке. Еще и еще раз. Он стоял ошеломленный, я напрягся... Стража не шелохнулась. Он был в бешенстве: по сценарию загоревший атлет уже должен красиво лежать на песке, истекая кровью! Я не он, я не царь скорпионов, я не загоревший атлет... Перед глазами все поплыло. С полок на нас взирали синие пластмассовые стражники. Крепостные стены пестрели разноцветными кубиками конструктора. Прямо передо мной стояла большая голубоглазая кукла в длинном платье. Не по сценарию. Я выбежал из комнатки, бросая вслед попадающиеся под руку предметы и проклятия.
Игрушки, игрушки, игрушки... И я... Я?

Дмитрий Дмитриев
Полое собрание сочинений

Любые описания тут все испортят. Сюрреализм слова... Противоречивое, спорное, спонтанное, яркое, нелогичное, внутреннее искусство.
Наверное, все, что осталось – просто сделать копию. Как выяснилось, пары страниц все же не хватает...

Читать

Тоже с вконтакте.
Список - переработанное и дополненное избранное с алиба

Поиск книг по различным букинистическим и прочим интернет-магазинам

Просто книжные магазины

Букинистические интернет-магазины

Антикварные книги

Интересности

last upd: august, 6, 2008 yr +№26

Кстати, никто не хочет продать старые детские журналы (Трамвай, Веселые картинки...)? (аська в профиле)

Список букинистических магазинов в Санкт-Петербурге:
1. "Академкнига", 9 лин. ВО
2. "Старая книга", Большой пр. ВО, 23. Цены очень низкие, но и книги не высшего сорта. Чтобы найти что-то действительно нужное/редкое захаживать туда нужно часто.
3. "Старая книга", ст.м. Ладожская, Ладожский вокзал, торговые павильоны в самом вокзале (перенесена из Заневского каскада). Достойные по качеству издания по средним ценам, иногда можно выкопать что-нибудь действительно стоящее. Немного антикварных книг и столько же современных, никому не нужных.
4. "Старая книга", 6-я линия ВО, 27, под арку
5. "Старая книга\Антиквариат", Рижский пр., 21 (пересечение с ул. Циолковского). Тихий магазинчик вдали от всего. Обычная для старой книги подборка советских изданий; иногда мелькают раритеты за бесценок. Антикварные книги конца XIX - начала XX по смешным ценам (100-500 руб.); однако большинство таких книг либо в удручающем состоянии, либо переклеены.
6. "Искатель", наб. р. Мойки, 51, возле Эрмитажного лектория
7. "Старая техническая книга", угол Литейного и Невского
8. несколько антикварных магазинчиков во дворах, Литейный, 63. Довольно высокие цены, но и подборка соответствующая. Представительный подарок какому-нибудь чиновнику, винтажную открытку капризной пассии либо старинный фотоаппарат нужно искать там.
9. "Сова", ул. Марата, 52
10. "Старая техническая книга", 7 лин. ВО, 10
11. "Библиофил", Лиговский пр., 120
12. Гражданский, 33
13. Большой Сампсониевский, 56
14. Финляндский вокзал, кассовый зал - 2 этаж (12-14 thanks Грустный_бэби)
15. "Antiqua", букинистика и антиквариат, Невский пр., 120
16. "Книги", старые книги, антиквариат, Марата, 52
17. "Старая книга", 7-я линия ВО, 10. Крохотный магазинчик в подвале. Книги в основном технического характера, но и в художественной литературе можно кое-что интересное найти (большей частью годов 40-50-х). Цены адекватные, не низкие и не высокие - у них хороший оценщик.
18. "Книгомания", Садовая ул., 42
19. "Книгомания", пр. Елизарова, 1
20. "Книгомания", Каменноостровский пр., 38/96
21. "Книгомания", Средний пр. ВО, 34, во дворе
22. букинистический отдел в Академкниге, Литейный пр., 57
23. Гражданская, 27. Небольшой магазин, в основном художественная литература. Еще где-то на Гражданской есть Старая книга – с антиквариатом, букинистикой и низкими ценами.
24. Торфяная дорога, 2, ст. м. Старая Деревня
25. пр. Испытателей, 2, ст. м. Пионерская
26. "Академкнига", Петрозаводская, 7, литера б, Петроградская сторона

27. Ярмарка в ДК им. Крупской, ст.м. Елизаровская, пр. Обуховской Обороны, 105. Всё или почти всё. Старые книги, новинки, технические, научные, специализированные издания, периодика. Кто не был на Крупе не вправе считать себя книжным червем! :)

Другие интересные места:
28. Магазинчик на ст.м. Площадь Восстания, со стороны Московского вокзала
29. блошиный рынок рядом с радиорынком Юнона (работает по выходным), Маршала Казакова, 40, проехать можно от Автово на трамвае №60 или на маршрутках. Значки, пластинки, диски, монеты, всякая рухлядь...
30. блошиный рынок рядом со ст.м. Удельная. Пройти можно следующим образом. Напротив метро - железнодорожная станция и рыночная площадь. Если встать лицом к станции (и спиной к метро), то идти направо до перекрестка, потом налево до ж.д. переезда. За переездом снова направо - пройти еще один рынок вдоль путей, плавно перетекающий в блошиный.
31. "Алхимия", этнический магазин с хорошей литературной подборкой, Пушкинская, 12, вход с Пушкинской.
32. "КультПросвет", Пушкинская, 10, вход с Лиговского, 53. Замечательное место с далеко непопсовой подборкой; книги, открытки, картины, плакаты, журналы, маленькая библиотека.
33. "Книгомания" (магазин распродаж), Средний пр. ВО, 34, во дворе. По-моему, совсем печальное место. Женские романы и детективы, шпаргалки для школьников, бульварные политико-исторические опусы. Хотя я давно там не был...
34. "Буквоед на Восстания", Лиговский пр., 10. Здесь часто устраиваются встречи с писателями, а по ночам бесплатно крутят авторское кино. Магазин оборудован кафе (не очень удобным), где все и происходит. Программу встреч и событий можно стащить в любом из магазинов сети либо посмотреть на сайте.
35. "Класс!!ное чтение", 6-я линия ВО, 15. Этот магазин состоит из пяти подвальных комнат, практически до низкого потолка уставленных книгами. Непопсовые новинки, редкие и малоизвестные издательства, отдел по истории музыки, живописи, моды... Авторские открытки, керамика, копии орденов Российской Империи, шкатулки, погруженные в чтение продавцы и неизменная питерская старушка на кассе. Ходить туда опасно - я могу оставить там большую часть месячного бюджета.
36. "Переменные ценности", ст. м. Достоевская, ул. Колокольная, 1. Альбомы по искусству, архитектуре, дизайну, поэзия, современная проза, малотиражные издательства, иностранные книги, гравюры... Там просто можно жить - дневать и ночевать, не уходя, не отвлекаясь на сон и еду.