Японка Йошико Хори (Yoshiko Hori) создает куклы. Из-за необычайно реалистичного изображения в англоязычном интернете утверждается, что куклы Хори созданы из реальной человеческой кожи и волос трупа. Если внимательно посмотреть на фотографии кукол мастера, то можно увидеть некоторые красные линии, кровь вокруг носа, глаз и области рта. Это доказывает, что Йошико Хори использует реальные трупы умерших детей и подростков для лиц своих кукол. Но японские сайты и блоги опровергают эту версию, да и мне она кажется маловероятной. Куклы мастера достаточно реалистичны и, безусловно, имеют душу, но сделаны они не из человеческой кожи. Йошико Хори родилась в 1963 году в префектуре Окаяма, училась своему искусству у кукольного мастера Есида Котаро. Свои куклы она делает в основном из глины, стекла, стали и клейкого порошка ху, который создает оболочку кукол. Размеры кукол разные, от 30 см до реальной пропорции 1:1. Куклы очень красивы, хотя некоторые имеют жесткие лица, их глаза полны ожидания, отчаяния или выражают другие эмоции. Работы Йошико Хори популярны не только в Японии, ее шарнирные куклы получили международное признание, персональные выставки прошли в Токио, в Осаке, в Милане и во многих городах США, где вызвали большой резонанс и любовь зрителей, от самых маленьких до подростков и взрослых. Мне эти куклы тоже очень нравятся.

1.


2.


3.


4.


5.

Российский сайт: http://riftworld.ru Зарубежный сайт: http://riftgame.com Тип: Клиентская игра | Жанр: Fantasy | Разработчик: Trion World Network | Статус: выпущена | Издатель: Trion World Network | PVP: Есть | Можно скачать: да | Можно купить: да
Предистория: Много времени прошло с тех давних пор что
зовуться "Эпохой Легенд", когда в следствии
конфликта волшебное королество Telara
было разрушено, а мир оказался в шаге от
полного погружения во тьму... Ныне миром
правят четыре враждующие между собой фракции, которые сржаются за контроль над
землями. И только могучий город Port Scion,
основанный бывшими поддаными империи
являет собой оплот мира и человечности! А
вам как герою и гражданину Port Scions
предстоит вернуть мир в земли Telara! Особенности: В нужном месте в нужное время – Большая часть эпических событий в игре
будут происходить лишь раз в случайном
месте, в случайное время, посему важно
оказаться в том самом месте и в то самое
время ;) Сражения с ордами монстров – Сражатесь в одиночку с группами противников. (пока не
совсем ясно что сие означает) Играй с кем пожелаеш – Путешествуйте и изучайте мир с игроками любого уровня.
Ваша судьба в ваших руках. Изучай любые профы и навыки – Изучайте любые профессии и крафтовые
специальности с помощью динамической
системы суб-классов. Динамический мультиплеер – объеденяйся со своими друзьями и учавствуй в плановых
ивента, которе кстати частенько
обновляются. Контроль территорий – Присоеденяйтесь к одной из фракций и сражайся за контроль
над землями, ведь только члены
контролирующей территории фракции
имеют доступ к эпическим наградам которые
на ней можно получить. Бескрайний мир – исследуйте огромный игровой мир, выполняйт квесты и получайте
награды! Ведь мир полностью открыт для
игроков любого уровня!

Весть пронеслась по лагерю порывом горячего ветра: «Она приближается. Её войска выступили маршем. Она движется на юг, к Юнкаю, чтобы предать город огню, а его жителей – мечу, и мы отправляемся на север, чтобы встретится с ней».

Лягушонок узнал об этом от Дика-Соломинки, тот от Старого Костлявого Билла, которому поведал об этом выходец из Пентоса по имени Мирио Миракис, чей двоюродный брат был чашником у Принца в Лохмотьях.

– Его братец слышал это в штабной палатке из уст самого Кагго, – настаивал Дик-Соломинка. – Мы выступаем ранним утром, вот увидите.

Так и вышло. Капитаны и офицеры огласили приказ Принца в Лохмотьях:

– Свернуть палатки, навьючить мулов, седлать лошадей, с рассветом выступаем на Юнкай.

– Навряд ли юнкайские ублюдки будут рады видеть нас в своем Жёлтом Городе, да ещё увивающимися за их дочерьми, – пророчил Бакк, косоглазый мирийский арбалетчик, чьё имя переводилось как «боб», – но в Юнкае мы сможем запастись провизией, возможно, сменим лошадей, а там уж отправимся в Миэрин, чтобы сплясать с королевой драконов. Так что поторапливайся, Лягушонок, и не забудь как следует заточить меч своего господина. Он может понадобиться ему в самое ближайшее время.

В Дорне Квентин Мартелл был принцем, в Волантисе – слугой купца, но на берегу Залива Работорговцев он стал всего лишь Лягушонком, оруженосцем огромного лысого дорнийского рыцаря, которого наёмники прозвали Зелёным Потрохом. В отряде Гонимых Ветром имена раздавали, как вздумается, и могли изменить их в любой момент. Они прозвали Квентина Лягушонком за то, как резво он подскакивал, когда Громадина отдавал приказы.

Даже предводитель Гонимых Ветром держал своё имя втайне. Некоторые отряды наёмников были основаны ещё во времена хаоса и кровопролития – эпохи, что пришла вслед за Роком, обрушившимся на Валирию. Другие, едва появившись вчера, исчезали назавтра. Отряду Гонимых Ветром было тридцать лет, и во главе его всегда стоял один единственный предводитель – вкрадчивый пентошийский господин с грустными глазами, прозванный Принцем в Лохмотьях. Его волосы и кольчуга были серебристо-серыми, а изодранный плащ пестрел лоскутами разных цветов: синего, серого и лилового, красного, золотого и зелёного, пурпурного, багряного и лазурного – все они были выцветшими на солнце. Дик-Соломинка рассказывал, что когда Принцу в Лохмотьях исполнилось двадцать три года, магистры Пентоса избрали его своим новым правителем всего через несколько часов после того, как обезглавили прежнего. Но вместо того, чтобы начать править, он пристегнул меч к поясу, оседлал своего любимого скакуна и бежал в Спорные Земли, не собираясь возвращаться. Он ходил в походы вместе с Младшими Сыновьями, Стальными Щитами и Воинами Девы, а затем с пятью братьями по оружию создал Гонимых Ветром. Из шести основателей в живых остался он один.

Лягушонок понятия не имел, было ли в этих рассказах хоть слово правды. С тех пор как они в Волантисе вступили в отряд Гонимых Ветром, он видел Принца в Лохмотьях лишь издали. Дорнийцы были новичками, неопытными новобранцами, мишенью для стрел; их было трое среди двух тысяч. Предводитель отряда предпочитал более благородную компанию.

– Я не оруженосец. Я заслужил свои шпоры в Дорне. Я такой же рыцарь, как и ты, – возражал Квентин Геррису Дринкуотеру, прозванному Геррольдом Дорнийцем, чтобы отличать его от Геррольда Краснозадого и Чёрного Геррольда. Впрочем, иногда его звали просто Дринк. Прозвище закрепилось за ним после того, как Громадина назвал его так по ошибке.

Но Геррис был прав – им с Арчем было велено охранять Квентина, то есть ему следовало держаться как можно ближе к Громадине.

– Из нас троих Арч – лучший боец, – отметил Дринкуотер, – но только у тебя есть шанс взять королеву драконов в жёны.

«Взять в жёны или сразиться с ней; так или иначе, наша встреча близка». Но чем больше Квентин слышал о Дейенерис Таргариен, тем сильнее страшился этой встречи. Юнкайцы утверждали, что она кормит своих драконов человеческой плотью и купается в крови девственниц, чтобы её кожа оставалась гладкой и мягкой.

Боб смеялся над этими баснями, но обожал посудачить о распущенности серебряной королевы.

– Один из её военачальников происходит из рода, в котором мужское достоинство достигает фута в длину, – рассказывал он, – но для неё даже такой недостаточно велик. Она жила с дотракийцами и привыкла сношаться с жеребцами, а теперь ни один мужчина не способен заполнить её.

Книжник, смышленый волантийский боец, который вечно что-то читал, уткнувшись носом в очередной потрёпанный свиток, считал королеву драконов кровожадной и сумасшедшей.

– Кхал убил её брата, чтобы сделать её королевой. А она убила своего кхала, чтобы стать кхалиси. Она практикует жертвоприношения, лжет как дышит и ради забавы убивает своих же поданных. Она нарушала договоры о перемирии, пытала посланников… Её отец был таким же безумцем. Это у неё в крови.

«В крови». Король Эйерис II был безумцем – и все жители Вестероса об этом знали. Он изгнал двух своих Десниц и сжег живьём третьего. «Должен ли я жениться на ней, если Дейенерис окажется такой же кровожадной, как и её отец?» Принц Доран никогда не упоминал о такой перспективе.

Лягушонок был бы рад покинуть Астапор. Красный город больше походил на ад. Юнкайцы забаррикадировали разбитые ворота, чтобы удержать мёртвых и умирающих в городе, но увиденное на улицах, вымощенных красным кирпичом, будет преследовать Квентина Мартелла всю оставшуюся жизнь. Река, захлебывающаяся трупами. Жрица в разорванной рясе, посаженная на кол и покрытая облаком блестящих зелёных мух. По улицам шатаются окровавленные и грязные умирающие люди. Дети, дерущиеся за полусырые тушки щенят. Вопящий в яме нагой последний вольный король Астапора, затравленный сворой голодных псов. И пожары, повсюду пожары. Он мог видеть их с закрытыми глазами: пламя вырывалось из каменных пирамид, оказавшихся выше любого виденного им замка. Столбы жирного дыма уходили ввысь, извиваясь, словно громадные чёрные змеи.

Когда дуло с юга, воздух пах гарью даже в трёх милях от города. Астапор продолжал тлеть за разваливающимися стенами из красного камня, несмотря на то что основные очаги пламени уже потухли. Пепел лениво плыл по ветру, подобно толстым серым хлопьям снега. Хорошо, что скоро уходить.

Громадина согласился:

– Давно пора, – высказался он.

Лягушонок застал его играющим в кости с Бобом, Книжником и Старым Костлявым Биллом. И он снова был в проигрыше. Наёмникам нравился Зелёный Потрох. Он играл так же бесстрашно, как и сражался, но с меньшим успехом.

– Мне нужны мои доспехи, Лягушонок. Ты отчистил кольчугу от крови?

– Да, сир.

Кольчуга Зелёного Потроха была старой и тяжёлой, не единожды залатанной, сильно поношенной. То же самое можно было сказать про его шлем, горжет, поножи, рукавицы и разномастные латы. Снаряжение Лягушонка было немногим лучше, а у сира Герриса – значительно хуже. «Братская сталь» – так прозвал её оружейник. Квентин не спрашивал, сколько людей до него носило этот хлам и сколько в нём погибло. Отменные доспехи остались в Волантисе вместе с их золотом и подлинными именами. Богатые рыцари знатного рода не уплывали за Узкое Море, чтобы продать свои мечи. Если только их не изгоняли с позором.

– Я скорее выдам себя за бедняка, чем за злодея, – заявил Квентин, когда Геррис изложил им суть плана.

Чтобы сняться с лагеря, Гонимым Ветром хватило меньше часа.

– Итак, мы выступаем, – с громадного боевого коня объявил всем Принц в Лохмотьях на классическом высоком валирийском языке, которым владело большинство в отряде. Пятнистый зад жеребца был покрыт попоной из рваных полосок ткани, оторванных от сюрко поверженных противников Принца. Его плащ был сшит из таких же лоскутов. Принц был стар – ему было за шестьдесят, и тем не менее он сидел в высоком седле прямо и говорил так громко, что его голос был отчетливо слышен в любой точке поля.

– Астапор был на закуску – в Миэрине попируем, – сказал он, и толпа наёмников взорвалась громкими возгласами одобрения. Бледно-голубые шёлковые вымпелы на их копьях развевались по ветру на фоне вскинутых к небу двузубых бело-голубых знамен Гонимых Ветром.

Троица дорнийцев вторила остальным. Молчание могло привлечь лишнее внимание. Когда Гонимые Ветром шли севернее прибрежной дороги, следуя вдоль неё за Кровавой Бородой и Ротой Кошки, Лягушонок поравнялся с Геррольдом Дорнийцем.

– Скоро, – произнес он на общем языке Вестероса. В отряде были и другие вестеросцы, но не так уж много и ни одного поблизости. – Время пришло.

– Только не здесь, – предупредил Геррис с натянутой улыбкой на лице. – Мы обсудим это вечером, когда разобьем лагерь.

От Астапора до Юнкая по старой гискарской дороге миль сто, плюс ещё пятьдесят от Юнкая до Миэрина. У вольных наёмников резвые скакуны, и они могли добраться до Юнкая за шесть дней быстрой езды или за восемь неспешной. Легионам Старого Гиса требовалось в полтора раза больше времени, чтобы одолеть то же расстояние пешим ходом. А что касалось юнкайцев и их рабов-воинов…

– Удивительно, как с такими-то полководцами они ещё не отправились прямиком в море, – сказал Боб.

Юнкайцы недостатка в военачальниках не испытывали. Старый герой по имени Юрхаз зо Юнзак был главнокомандующим, однако Гонимые Ветром видели его только издали. Он перемещался в паланкине настолько громадном, что для его переноски требовалось сорок рабов.

А вот его подчиненных нельзя было не заметить. Юнкайские лордики кишели повсюду подобно тараканам. Похоже, половину из них звали Газдан, Граздан, Маздан или Газнак; искусство отличать одно гискарское имя от другого было подвластно лишь немногим из Гонимых Ветром. Поэтому взамен они придумывали им клички на свой манер.

Самым видным из них был Жёлтый Кит – до неприличия толстый человек, всегда облачённый в жёлтый шёлковый токар с золотистой каймой. Он был до того тяжел, что даже не мог стоять без посторонней помощи и страдал недержанием, из-за чего от него всегда несло мочой. Вонь была настолько острой, что никакие духи не могли её перебить. Поговаривали, что толстяк был богатейшим человеком в Юнкайе и питал особую страсть к уродцам. Среди его рабов были мальчик с козлиными копытами, бородатая женщина, двуглавое чудовище из Мантариса и гермафродит, согревавший постель своего хозяина по ночам.

– И жеребчик, и кобылка, – сказал им Дик-Соломинка. – А ещё у него был собственный великан. Киту нравилось наблюдать, как он трахает его рабынь. Но теперь великан преставился. Слышал, что толстяк готов отдать мешок золота за нового.

Ещё была Генерал-Девица, разъезжавшая на белой кобыле с рыжей гривой. Она командовала сотней рослых рабов-воинов, которых сама же взрастила и выучила. Каждый из них был юн, строен, мускулист и практически гол, не считая набедренной повязки на теле, жёлтого плаща и длинного бронзового щита с инкрустациями эротического толка. Их хозяйка, не старше шестнадцати лет от роду, считала себя юнкайской Дейенерис Таргариен.

Маленький Голубь не был карликом, но мог сойти за такового в полумраке. Однако это не мешало ему хорохориться и расхаживать подобно гиганту: широко расставляя пухлые ноги и выпячивая небольшую, но широкую грудь. Его воины были выше всех, кого когда-либо видели Гонимые Ветром: самый мелкий из них был семи футов ростом, а самый высокий достигал восьми. Все были длинноногими, а ходули, прикреплённые к нижней части вычурных доспехов, ещё больше прибавляли им роста. И даже лица их были вытянутыми. Их торсы были обтянуты броней из покрытых розовой эмалью чешуек; на головах они носили удлинённые шлемы с острыми стальными клювами и покачивающимися гребнями из розовых перьев. У каждого на бедре был длинный кривой меч, а в руках – копье с него ростом с листовидными лезвиями на обоих концах.

– Маленький Голубь их разводит, – сообщил Дик-Соломинка. – Он скупает рослых рабов со всего света, спаривает мужчин с женщинами и оставляет самый рослый молодняк для своей армии Цапель. Он надеется, что рано или поздно ходули не понадобятся.

– Может быть, пара сеансов на дыбе ускорят процесс, – предположил Громадина.

Геррис Дринкуотер рассмеялся.

– Грозная компания. Нет ничего страшнее этих ходоков в розовой чешуе и перьях. Если бы на меня напал один из них, я бы намочил штаны со смеху.

– Некоторые считают, что цапли величественны, – сказал Костлявый Билл. – Разве что их величества едят лягушек, стоя на одной ноге.

– Цапля – трусливая птица, – заявил Громадина. – Как-то я, Дринк и Клетус отправились на охоту. Мы набрели на бродящих в болотах цапель и видели, как они лакомились головастиками и мальками. Выглядели они мило, да, но когда в небе показался ястреб, цапли с испугу взмыли в небо, словно увидали дракона. Такой ветер подняли, что я вывалился из седла. Клетус вложил стрелу в лук и подстрелил одну. На вкус, как утка, но не такая жирная.

Но даже Цапли Маленького Голубя блекли перед сумасбродством братьев, которых наёмники прозвали Звенящими Лордами. В прошлую стычку с Безупречными королевы драконов юнкайские рабы-воины были разбиты и бежали. Звенящие Лорды придумали способ избежать этого в следующий раз: они сковали своих солдат группами по десять человек – запястьями и у щиколоток.

– Ни один из этих несчастных ублюдков не сможет убежать, пока не побегут все остальные, – усмехаясь объяснял Дик-Соломинка. – А если они и побегут, то уж точно не быстро.

– Эти грёбаные дурни и шагают-то еле-еле, – заметил Боб. – Звон цепей за десять лиг слышно.

Их было много, таких же безумцев или даже ещё хуже: Лорд Дрожащие Щеки, Пьяный Завоеватель, Зверолов, Мягколицый, Кролик, Каретник, Надушенный Герой. У одних было двадцать солдат, у других насчитывалось двести, а то и две тысячи. Всех рабов они обучали и экипировали сами. Каждый был богат, заносчив и являлся сам себе и командиром, и командующим, не подчинявшимся никому, кроме Юрхаза зо Юнзака. Простых наёмников они презирали, но зато были охочи до распрей по вопросам старшинства столь же бесконечных, сколь и непонятных.

За время, которое понадобилось Гонимым Ветром, чтобы проскакать три мили, юнкайцы отстали на две с половиной.

– Стая жёлтых вонючих шутов, – пожаловался Боб. – Они до сих пор не понимают, почему отряды Ворон-Буревестников и Младших Сыновей переметнулись к королеве драконов.

– Полагают, что из-за золота, – сказал Книжник. – Думаешь, почему нам так много платят?

– Золото сладко, да жизнь слаще, – ответил Боб. – В Астапоре мы сражались с калеками. Захочешь ли ты встретиться с настоящими Безупречными, зная, что на твоей стороне такой вот сброд?

– В Астапоре мы сражались с Безупречными, – вставил Громадина.

– Я имею в виду, с настоящими Безупречными. Оттяпанные тесаком мясника яйца и остроконечная шляпа не сделают из мальчишки Безупречного. У королевы драконов отборный товар – такой, что не сломается и не разбежится, если пёрнуть в их сторону.

– А ещё у неё есть драконы, – Дик-Соломинка поднял глаза к небу, как будто одного только упоминания о драконах было достаточно, чтобы натравить чудищ на их отряд. – Держите мечи наготове, ребятки. Близится настоящая битва.

«Настоящая битва», – подумал Лягушонок. Слова застряли в его горле. Битва под стенами Астапора казалась ему самой что ни на есть настоящей, однако он знал, что наёмники считали иначе.

– Это бойня, а не битва, – заявил потом воин и певец Дензо Дхан. Дензо был капитаном, ветераном сотни битв. Опыт Лягушонка ограничивался тренировочными площадками и турнирными аренами, поэтому он не ставил под сомнение слова закалённого воина.

«Сначала казалось, что это битва». Он вспомнил, как скрутило кишки, когда на рассвете его разбудили пинком. Фигура Громадины грозно нависла над ним.

– Полезай в доспехи, соня, – проревел он. – Мясник решился дать бой. Вставай, если не хочешь стать ему мясом.

– Король-Мясник мертв, – сонно протестовал Лягушонок. Они узнали об этом, как только сошли с кораблей, что доставили их из Старого Волантиса. Говорили, что второй король Клеон умер вскоре после того, как вступил на престол, и теперь во главе Астапора стояли шлюха и сумасшедший брадобрей, сторонники которых боролись друг с другом за право управлять городом.

– Возможно, нам соврали, – ответил Громадина. – Либо появился другой мясник. Либо тот первый восстал из могилы, чтобы загубить пару юнкайских душ. Какая к чёрту разница, Лягушонок. Напяливай свои доспехи.

Десять человек, что спали в палатке, к тому времени были уже на ногах. Они спешно натягивали штаны и ботинки, ныряли в длинные кольчужные рубахи, пристегивали нагрудные латы, затягивали ремни на поножах и наручах, хватали шлемы, щиты и портупеи. Геррис, как всегда, был первым, кто полностью облачился в свои доспехи, Арч также не заставил себя долго ждать. Вместе они помогли Квентину надеть его снаряжение.

В трёх сотнях ярдов от них через городские ворота хлынул поток новоиспечённых Безупречных Астапора. Армия выстраивалась рядами у покрытых трещинами стен из красного кирпича. Свет утренней зари отражался от острых бронзовых шлемов и наконечников длинных копий.

Троица Дорнийцев выскочила из палатки, чтобы присоединиться к бойцам, бросившимся к коновязи. «Битва». Квентин учился владеть копьем, мечом и щитом с тех пор, как начал ходить, но сейчас это не значило ровным счетом ничего. «Воин, дай мне храбрости», взмолился Лягушонок, услышав вдалеке барабанный бой: «БУМ-бум-БУМ-бум-БУМ-бум». Громадина указал Лягушонку на Короля-Мясника, неуклюже восседавшего на бронированном боевом коне. На короле были доспехи из медных чешуек, которые ярко поблескивали в свете утреннего солнца. Лягушонок вспомнил, как Геррис подскакал к нему перед боем и сказал:

– Что бы ни случилось, держись ближе к Арчу и помни – ты единственный, кто может заполучить девушку.

В это время астапорцы начали сближаться.

Живой или мёртвый, Король-Мясник смог застать Мудрых господ врасплох. Юнкайцы, метались взад-вперед в развевающихся по ветру токарах, пытаясь привнести хоть какой-то порядок в ряды полуобученных рабов-воинов, а тем временем копья Безупречных прорывались через линию осаждающих. Юнкайцы могли потерпеть поражение, если бы не помощь их союзников, презираемых ими же наёмников. Гонимые Ветром и Рота Кошки оседлали лошадей в считанные минуты и нанесли удар по флангу астапорской армии, как раз тогда, когда с противоположной стороны через лагерь юнкайцев прорвался легион Нового Гиса и столкнулся с Безупречными, копьем к копью, щитом к щиту.

Дальше была резня, но в этот раз Король-Мясник был по другую сторону тесака. Кагго сразил его. Прорвавшись сквозь королевскую охрану на своем чудовищном боевом коне, он раскроил Клеона Великого от плеч до бедра одним ударом своего кривого валирийского аракха. Лягушонок не был при этом, но очевидцы утверждали, что медная кольчуга Клеона разошлась словно шелк, и из раны хлынула тошнотворная вонь и сотня извивающихся могильных червей. Клеон был давно мертв. Отчаявшиеся астапорцы достали его из могилы, надели на него доспехи и привязали к лошади в надежде ободрить Безупречных.

Падение мертвого Клеона положило конец битве. Новоиспеченные Безупречные побросали копья и щиты и обратились в бегство. Однако Астапор наглухо запер перед ними свои ворота. Лягушонок принял участие в последующей бойне, гоняясь верхом за испуганными евнухами в компании с другими Гонимыми Ветром. Не отставая от Громадины, он бил мечем направо и налево. Конный клин проходил сквозь толпу Безупречных подобно наконечнику копья. Когда они прорвались на другую сторону поля, Принц в Лохмотьях развернул отряд и повел его вновь сквозь живую массу. И только в этот раз Лягушонку удалось разглядеть лица под остроконечными бронзовыми шлемами и понять, что большинство было не старше его самого. «Зелёные мальчишки, взывающие к матерям», – думал он, но продолжал убивать. К тому времени как Лягушонок покинул поле боя, его меч был весь в крови, а рука так устала, что он едва мог поднять ее.

«И все-таки это не настоящая битва,– думал он. – Настоящая битва впереди, и нам надо бежать до того, как она начнется, иначе мы рискуем оказаться не на той стороне».

Этой ночью Гонимые Ветром разбили лагерь на берегу Залива Работорговцев. Лягушонку выпало первым стоять в карауле и его послали присматривать за коновязью. Геррис встретился с ним сразу после заката, как только над водной гладью засиял месяц.

– Громадина тоже должен придти, – сказал Квентин.

– Он ушёл искать Старого Костлявого Билла, чтобы проиграть ему остатки своего серебра, – проговорил Геррис. – Оставь его в покое. Он сделает всё, что мы скажем, хотя ему это вряд ли понравится.

– Верно, – самому Квентину жутко не нравилось, как обстоят дела. Плыть на переполненном корабле, мотающемся по воле ветра и волн из стороны в сторону, питаться чёрствым хлебом, кишащим долгоносиками, до беспамятства напиваться темным ромом, спать на куче заплесневелой соломы, вдыхать смрад чужих тел… Он ожидал всего этого, когда ставил свою подпись на куске пергамента в Волантисе, тем самым присягая на верность Принцу в Лохмотьях и поступая к нему на службу сроком в один год. Все это трудности, с которыми приходится мириться, неотъемлемая часть любых приключений.

Но теперь им предстояло совершить предательство. Юнкайцы привезли их из Старого Волантиса, чтобы они воевали за Жёлтый Город, но теперь дорнийцы собирались нарушить клятву и перейти на сторону противника. Это значило оставить своих новоиспеченных братьев по оружию. Гонимые Ветром не та компания, в которой хотел бы оказаться Квентин, но он пересек вместе с ними море, делил мясо и мед, сражался с ними бок о бок, травил байки с теми, чью речь понимал. И если все его россказни были ложью, ну что ж, такова цена дороги к Миэрину.

– Эта затея не сделает вам чести,– предупреждал их Геррис ещё тогда, в Купеческом доме.

– Дейенерис возможно уже на полпути к Юнкаю, вместе со своей армией, – сказал Квентин, проходя вдоль лошадей.

– Она могла бы выступить, – ответил Геррис, – но это не так. Мы слышали нечто подобное ранее. Астапорцы были убеждены, что Дейенерис идет на юг со своими драконами, чтобы снять осаду. Но она не пришла, и вряд ли её стоит ждать сейчас.

– Мы не можем знать наверняка. Нам нужно исчезнуть, пока мы не ввязались в битву с армией женщины, которую я должен взять в жёны.

– Подожди, пока доберемся до Юнкая, – Геррис указал на холмы. – Эти земли принадлежат юнкайцам. Здесь никто не захочет кормить или укрывать трёх дезертиров. К северу от Юнкая – ничейные земли.

Он был прав. Но Квентину всё ещё было не по себе.

– Громадина завёл слишком много друзей. Он знает, что мы изначально планировали бежать из отряда и найти Дейенерис, но ему явно претит мысль оставить людей, вместе с которыми он сражался. Если мы прождём слишком долго, создастся такое впечатление, что мы собираемся дезертировать накануне битвы. Он никогда не пойдет на это. Ты знаешь его не хуже меня.

– Когда бы мы ни сбежали, это будет дезертирством, – возразил Геррис. – Принц в Лохмотьях не жалует дезертиров. Он пошлёт охотников, и да помогут нам Семеро, когда они нас настигнут. Если повезет, отсекут только ноги, чтобы мы больше не смогли бежать. А если не повезет – отдадут Милашке Мерис.

Последний аргумент заставил Квентина задуматься. Милашка Мерис его пугала. Она была родом из Вестероса, выше его – без малого шести футов ростом. После двадцати лет, проведённых в вольных отрядах, в ней не осталось ничего милого – ни внутри, ни снаружи.

Геррис взял его за руку.

– Подождем. Ещё несколько дней, и всё. Мы пересекли полмира, потерпим еще пару лиг. Где-то к северу от Юнкая нам должно повезти.

– Как скажешь, – с сомнением сказал Лягушонок…

…но раз в жизни боги услышали его, и удача пришла к ним намного раньше, чем предполагалось.

Случилось это двумя днями позже. Хью Хангерфорд остановил коня подле их костра и сказал:

– Дорнийцы, вас требуют в палатку командира.

– Которого из нас? – спросил Геррис. – Мы все дорнийцы.

– Всех троих.

Угрюмый воин занимал пост казначея отряда до тех пор, пока Принц в Лохмотьях, уличив его в воровстве, не отрезал ему три пальца. Теперь Хангерфорд был простым сержантом.

«Что могло случиться?» До сей поры Лягушонок сомневался, что их командир имел какое-либо представление о его существовании. Хангерфорд поскакал прочь, лишив их возможности расспросить его о подробностях. Всё, что они могли сделать, это собраться вокруг Громадины и подчиниться приказу.

– Не признавайтесь ни в чём и будьте начеку, – сказал Квентин своим друзьям.

– Я всегда начеку, – ответил Громадина.

Когда дорнийцы пришли, огромный шатёр из парусины серого цвета, который Принц в Лохмотьях любил называть своим холщовым замком, уже был переполнен. Квентину хватило мгновения, чтобы понять, что бо?льшая часть собравшихся была из Семи Королевств либо отпрысками вестеросцев. Изгнанники или дети изгнанников. Дик-Соломинка утверждал, что в отряде было около шестидесяти вестеросцев; добрая треть которых сейчас находилась в шатре, включая самого Дика, Хью Хангерфорда, Милашку Мерис и златовласого Льюиса Ланстера, лучшего лучника в отряде.

Дензо Дхан и Кагго тоже были там. Кагго-Трупобой – так теперь называли воина, но только не в его присутствии: он был вспыльчив, а его кривой чёрный меч выглядел столь же опасным, как и хозяин. Мир знал сотни валирийских мечей и лишь несколько аракхов. Ни Кагго, ни Дхан не были вестеросцами, но оба служили капитанами и пользовались особым уважением Принца в Лохмотьях.

«Его верные помощники – правая рука и левая. Назревает что-то серьезное».

Разговор начал сам Принц в Лохмотьях.

– Пришёл приказ от Юрхаза, – начал он. – Выжившие астапорцы выползают наружу из своих дыр. В городе не осталось ничего, кроме трупов, поэтому они пытаются выбраться за его пределы. Их сотни, может быть тысячи, все голодные и больные. Юнкайцы не желают видеть их у стен Жёлтого Города. Нам приказано прогнать их прочь – назад к Астапору либо на север к Миэрину. Если королева драконов возжелает принять их к себе – на здоровье. У половины из них кровавый понос, но даже здоровые – это лишние рты.

– Юнкай ближе, чем Миэрин, – возразил Хью Хангерфорд. – Что если они не захотят повернуть?

– На этот случай у вас есть мечи и копья, Хью. Хотя, возможно, от стрел проку будет больше. Держитесь подальше от больных. Я направляю половину сил к холмам. Пятьдесят патрулей, по двадцать всадников в каждом. Кровавая борода получил такой же приказ, значит, Кошки также будут на месте.

Воины обменялись взглядами, некоторые начали тихо перешептываться. Несмотря на то, что Гонимые Ветром и Рота Кошки были на службе у Юнкая, год назад на территории Спорных Земель они сражались по разные стороны фронта, и с тех пор их неприязнь никуда не делась. Кровавая борода, свирепый командир Кошек, буйный кровожадный гигант, не скрывал своего презрения к «седобородым старикам в лохмотьях».

Дик-Соломинка прочистил горло.

– Прошу прощения, но все находящиеся здесь – из Семи Королевств. М’лорд до сих пор не делил отряды по крови или языку. Зачем объединять нас?

– Справедливый вопрос. Вы направитесь на запад к холмам, затем обогнете Юнкай по дороге к Миэрину. Если наткнетесь на астапорцев, гоните их на север или убейте. Но знайте, что цель не в этом. За Жёлтым Городом вы, скорее всего, столкнетесь с патрулями королевы драконов, Младшими Сыновьями или Воронами-Буревестниками. Сойдут и те, и другие. Вы должны примкнуть к ним.

– Примкнуть к ним? – спросил рыцарь-бастард, сир Орсон Стоун. – Вы хотите, чтобы мы пошли на предательство?

– Совершенно верно, – ответил Принц в Лохмотьях.

Квентин Мартелл чуть не рассмеялся. «Боги сошли с ума».

Вестеросцы в беспокойстве переминались с ноги на ногу. Некоторые уставились в чаши с вином, словно надеялись найти там немного мудрости. Хью Хангерфорд нахмурился.

– Вы считаете, что королева Дейенерис примет нас…

– Да.

– … если даже и примет, то какую роль мы будем играть? Шпионов? Убийц? Послов? Или вы собираетесь сменить сторону?

– Позволь решать это Принцу, Хангерфорд, – сердито проговорил Кагго. – Всё, что от тебя требуется – исполнять приказы.

– Повинуюсь, – Хангерфорд поднял свою искалеченную руку.

– Будем откровенны, – сказал Дензо Дхан, воин-бард, – юнкайцы не внушают доверия. Независимо от исхода этой войны, Гонимые Ветром должны остаться в выигрыше. Наш Принц мудро оставляет все дороги открытыми.

– Командовать вами будет Мерис, – сказал Принц в Лохмотьях. – Она в курсе замысла. Думаю, Дейенерис Таргариен охотнее примет женщину.

Квентин взглянул на Милашку Мерис. Когда её мертвые холодные глаза остановились на нём, он содрогнулся. «Не нравится мне это».

У Дика-Соломинки тоже были сомнения.

– Девчонка должна быть полной дурой, чтобы поверить нам. Даже если Мерис с нами. Особенно если она с нами. Черт, да я сам не доверяю Мерис, хоть и трахнул её пару раз.– Он ухмыльнулся, однако никто не засмеялся. Не говоря уже о самой Мерис.

– Мне кажется, ты ошибаешься, Дик, – ответил Принц в Лохмотьях. – Вы все вестеросцы. Земляки. Вы говорите на том же языке, что и она, поклоняетесь тем же богам. Что до мотивов, то вы все пострадали от моих рук. Дик, я сек тебя чаще, чем любого другого воина под моим началом, и твоя спина послужит хорошим доказательством. Хью отсекли три пальца в наказание. Мерис была изнасилована половиной отряда. Не нашего отряда, говоря по правде, но это можно не упоминать. Уилл-Лесник… ну, что я могу сказать... ты просто подонок. Сир Орсон обвиняет меня в том, что я отправил его брата в Горести, а сир Люцифер всё ещё негодует по поводу рабыни, которую Кагго отобрал у него.

– Мог бы и вернуть после того как попользовался, – пожаловался Люцифер Длинный. – Не было причин убивать её.

– Она была уродиной, – ответил Кагго. – Чем не причина.

Принц в Лохмотьях продолжил, как ни в чем не бывало.

– Веббер, ты мечтаешь вернуть земли, потерянные в Вестеросе. Ланстер, я убил мальчишку, которого ты так любил. Дорнийцы, вы думаете, что вас обманули. В Астапоре вы получили меньше того, что было обещано в Волантисе, и мне досталась львиная доля награбленного.

– Последнее – чистая правда! – высказался сир Орсон.

– Зерно истины делает ложь правдоподобной, – сказал Принц в Лохмотьях. – У каждого из вас достаточно причин, чтобы бросить меня. И Дейенерис Таргариен известно, что наёмники – народец непостоянный. Младшие Сыновья и Вороны-Буревестники взяли юнкайское золото, но не задумываясь перешли на её сторону, как только обстоятельства стали складываться в её пользу.

– Когда мы выступаем? – спросил Льюис Ланстер.

– Сию же секунду. Остерегайтесь Кошек и Длинных Копий, на которых вы можете напороться. Никто, кроме собравшихся здесь не знает, что ваше бегство – это часть плана. Выберете неудачный момент для побега, и вас покалечат за дезертирство либо выпотрошат за измену.

Троица дорнийцев молча покинула палатку командира. «Двадцать всадников, говорящих на общем языке, – подумал Квентин. – Теперь толком и не пошепчешься».

Громадина хлопнул его по спине.

– Ну что, Лягушонок, охота на драконов начинается.

Почему так долго?» – тревожился Гриф, расхаживая по палубе «Скромницы». Неужели они потеряли Хэлдона, как и Тириона Ланнистера? Может, его схватили волантийцы? «Надо было послать с ним Утку». На Хэлдона, как показал Селхорис, где он позволил карлику сбежать, полагаться нельзя.

Корабль пришвартовался в одной из самых убогих частей длинной и запутанной речной пристани между накренившейся лодкой, которая уже много лет не покидала причал, и ярко раскрашенной баржей фигляров. Шумные и жизнерадостные лицедеи постоянно цитировали друг другу монологи и почти всё время пребывали в подпитии.

День выдался жаркий и душный, как и все остальные после отплытия из Горестей. Свирепое южное солнце обжигало кишащую людом пристань Волон Териса, но жара волновала Грифа в последнюю очередь. Золотое Братство разбило лагерь в трёх милях к югу от города, оказавшись значительно севернее, чем он ожидал. И триарх Малакво тоже отправился на север во главе пяти тысяч пехотинцев и тысячи всадников, чтобы отрезать их от дельты реки. Дейенерис Таргариен находилась на другом конце света, а Тирион Ланнистер мог быть где угодно. Если это угодно богам, то его отрубленная голова была на полпути к Королевской Гавани, но, скорее всего, карлик находился поблизости и в полном здравии, пьянствуя и замышляя новые козни.

– В каких семи преисподних носит Хэлдона? – пожаловался Гриф леди Леморе. – Сколько нужно времени, чтобы купить трёх лошадей?

Она пожала плечами.

– Милорд, не будет ли безопаснее оставить мальчика на борту корабля?

– Безопаснее, да, но не мудрее. Теперь он мужчина и должен встать на путь, для которого был рожден.

Грифу давно надоели эти пустые споры. Он устал от скрытности, ожидания и осторожности. «У меня нет времени на предосторожности».

– Мы с таким трудом столько лет скрывали принца Эйегона, – напомнила Лемора. – Знаю, что придёт время смыть краску с его волос и объявить его настоящее имя. Но не сейчас и не в лагере наемников.

– Если Гарри Стрикленд замыслил дурное, прятать принца на «Скромнице» бесполезно, это его не спасет. Под началом у Стрикленда десять тысяч мечей против одного нашего у Утки. Эйегон воплощает всё, что только можно ожидать от принца. Стрикленд и остальные должны увидеть его. Они его сторонники, в конце концов.

– Потому что их купили и заплатили им золотом. Десять тысяч вооруженных чужаков, ещё лагерные прихлебатели и маркитанты. А для того, чтобы всё погубить, достаточно одного предателя. Представь, сколько заплатит Серсея Ланнистер за законного наследника Железного Трона, раз обещала за голову Хугора титул лорда? Вы не знаете этих людей, милорд, ведь прошла дюжина лет с тех пор, как вы покинули Золотое Братство, а ваш старый друг мертв.

«Чёрное Сердце». Когда Гриф видел его в последний раз, Майлз Тойн был полон жизни. Трудно поверить, что его больше нет. «Остался лишь позолоченный череп на шесте, а на месте Майлза сидит Бездомный Гарри Стрикленд». Лемора права, он понимал это. Кем бы ни были их предки в Вестеросе до изгнания, теперь люди Золотого Братства – наёмники, а наёмникам не стоит доверять. И все же…

Прошлой ночью ему опять снилась Каменная Септа. Один, с мечом в руке, он бежал от дома к дому, выбивал двери, взбегал по лестницам, прыгал с одной крыши на другую, а в ушах стоял звон далеких колоколов. Глубокий бронзовый набат и серебряный перезвон гремели в его черепе. Сводящая с ума какофония становилась временами такой громкой, что, казалось, его голова вот-вот лопнет.

Со времени Колокольной битвы прошло семнадцать лет, но от перезвона колоколов у него до сих пор сводило внутренности. Пусть говорят, что королевство было потеряно в тот момент, когда принц Рейегар пал от молота Роберта на Трезубце. Но Битвы на Трезубце не случилось бы, срази грифон оленя в Каменной Септе.

«В тот день колокола звонили по всем нам. По Эйерису и королеве, по Элии Дорнийской и её маленькой дочери, по каждому верному мужчине и честной женщине в Семи Королевствах. И по моему серебряному принцу».

– По плану мы должны были объявить об Эйегоне, только когда встретимся с Дейенерис, – продолжала Лемора.

– Тогда мы считали, что девочка направляется на запад. Наша драконья королева превратила этот план в пепел, и благодаря толстому дураку из Пентоса мы схватили дракониху за хвост и обожглись до костей.

– Как же Иллирио мог предвидеть, что девочка решит остаться в Заливе Работорговцев?

– Так же, как не смог предугадать, что Король-Попрошайка умрет молодым, или что кхал Дрого последует за ним в могилу. Очень немногое из того, на что рассчитывал толстяк, исполнилось.

Гриф ударил по эфесу меча затянутой в перчатку рукой.

– Я плясал под дудку толстяка долгие годы, Лемора. И что толку? Принц вырос. Его время…

– Гриф, – громкий голос Яндри перекрыл звон колокола на судне лицедеев, – Хэлдон появился.

Так и есть. Полумейстер, весь взмыленный и грязный, шел вдоль берега к трапу на причале. Под мышками на его тонкой льняной мантии расплывались темные пятна пота, длинное лицо выражало точно такую же скорбь, как и в Селхорисе, когда, вернувшись на «Скромницу», он признался, что карлик сбежал. Тем не менее, он вёл за собой трех лошадей, это было самое главное.

– Приведи мальчишку, – велел Гриф Леморе, – и проследи, чтобы он был готов.

– Как скажете, – безрадостно откликнулась она.

«Да будет так». Гриф привязался к Леморе, но это не означало, что ему требуется её одобрение. Ей поручили наставлять принца в вопросах Веры, и с этим Лемора справилась. Но молитвы не вернут мальчику Железный Трон. Это должен сделать Гриф. Однажды он подвел принца Рейегара, но, покуда в теле теплится жизнь, такое не повторится с его сыном.

Лошади Хэлдона Грифу не понравились.

– Это лучшее, что ты смог найти? – упрекнул он Полумейстера.

– Да, – раздраженно ответил Хэлдон, – и лучше не спрашивай, во сколько они нам обошлись. На другой стороне реки появились дотракийцы, и половина жителей Волон Териса решила поскорее убраться куда-нибудь подальше, так что конина с каждым днем растет в цене.

«Лучше бы я сам пошёл». После Селхориса он перестал доверять Хэлдону. «Он позволил болтливому карлику одурачить себя, разрешил ему войти в бордель одному, пока сам, как дурак, болтался на площади». Владелец публичного дома клялся, что коротышку похитили, приставив нож к горлу, но Гриф не поверил. Бес был достаточно умен, чтобы устроить побег. Он сам мог нанять того пьяного похитителя, о котором рассказывали шлюхи. «Я тоже виноват. После того, как карлик встал между Эйегоном и каменным человеком, я ослабил бдительность. Надо было перерезать ему глотку при первой встрече».

– Думаю, сойдут и эти, – бросил он Хэлдону. – Лагерь всего в трёх милях к югу отсюда.

«Скромница» могла доставить их гораздо быстрее, но он предпочитал держать Гарри Стрикленда в неведении о своём местонахождении. Кроме того, было мало приятного в том, чтобы шлёпать по мелководью и взбираться на какой-нибудь грязный берег. Такое появление больше пристало наемнику с собственным сыном, а не великому лорду и принцу.

Гриф внимательно оглядел юношу с головы до ног, когда тот появился из каюты в сопровождении Леморы. Принц надел начищенные до блеска чёрные сапоги, чёрный плащ, подбитый кроваво-алым шёлком, на поясе висели меч и кинжал. Волосы вымыты, подстрижены и заново окрашены в темно-синий цвет. Из-за них глаза тоже казались голубыми. На шее висела цепь из воронёного железа с тремя крупными квадратными рубинами, дар магистра Иллирио. «Красное и чёрное. Цвета дракона». Неплохо.

– Ты выглядишь, как подобает принцу, – приветствовал он мальчика, – отец гордился бы тобой.

Молодой Гриф провел рукой по волосам:

– Меня уже мутит от этой синей краски, нам следовало бы смыть её.

– Уже скоро, – Гриф тоже был бы рад вернуть настоящее обличье, хотя его рыжие волосы давно поседели. Он хлопнул парня по плечу.– Ну что, едем? Твоя армия ждёт твоего появления.

– Мне нравится, как это звучит. Моя армия, – На лице юноши расцвела и исчезла улыбка. – Хотя моя ли? Они – наемники. Йолло предупреждал меня никому не доверять.

– Это мудро, – согласился Гриф. Командуй Золотым Братством Чёрное Сердце, всё было бы по другому, но Майлз Тойн умер четыре года назад, а Гарри Стрикленд – человек иного склада. Правда, он не собирался сообщать это мальчику. Карлик уже успел посеять в его юной головке достаточно сомнений. – Не всякий человек тот, за кого себя выдает, поэтому принцам нужно быть особенно осторожными… но если зайти по этой дороге слишком далеко, то недоверие отравит тебя, сделает трусливым и подозрительным. «Король Эйерис стал таким, под конец даже Рейегар понял это».

– Лучше придерживайся золотой середины. Пусть люди добиваются твоего доверия преданной службой… а когда они покажут себя, будь великодушным и благодарным.

– Я запомню, – кивнул мальчик.

Они дали принцу лучшую лошадь – большого светло-серого, почти белого мерина. Гриф и Хэлдон ехали рядом на лошадях поменьше. Дорога бежала на юг под высокими белыми стенами Волон Териса добрых полмили. Затем они оставили город за спиной, следуя вдоль извилистого русла Ройны, через ивовые рощи и маковые поля, мимо высокой деревянной ветряной мельницы, лопасти которой, вращаясь, скрипели, словно старые кости.

Когда они нашли Золотое Братство подле реки, солнце уже клонилось к закату. Этот лагерь одобрил бы даже сир Эртур Дейн – небольшой, аккуратный, хорошо защищённый. Вокруг лагеря пролегал глубокий ров с заострёнными кольями, палатки стояли ровными рядами с широкими проходами между ними. Отхожие места были устроены около реки, так что течение уносило нечистоты прочь. Коновязи располагались севернее, за ними у воды паслись две дюжины слонов, выщипывая хоботами пучки тростника. Гриф с одобрением взглянул на огромных серых зверей. «Ни один боевой конь в Вестеросе не выстоит против них».

На высоченных древках по всему периметру лагеря развевались боевые штандарты из золотой парчи. Под ними, контролируя все подходы, прохаживались закованные в броню часовые с копьями и арбалетами. Гриф опасался, что под началом Гарри Стрикленда, который, казалось, предпочитал дружить с подчинёнными, нежели налегать на дисциплину, отряд может расслабиться. Но, похоже, его опасения оказались беспочвенны.

У ворот Хэлдон что-то сказал командиру караула, и вестовой отправился к капитану. Явившийся к ним на зов оставался таким же уродливым, каким его запомнил Гриф. Неуклюжий увалень с огромным животом, c лицом, испещрённым старыми шрамами; правое ухо выглядело так, будто его изгрызла собака, левого вообще не было.

– Они что, сделали тебя капитаном, Флауэрс? – поприветствовал его Гриф. – Я думал, у Золотого Братства высокие стандарты.

– Хуже того, педрила, – парировал Франклин Флауэрс, – меня ещё и в рыцари посвятили.

Он крепко схватил Грифа за руку и обнял, да так, что у того кости затрещали.

– Выглядишь ужасно, даже для человека, который двенадцать лет как мертв. Синие волосы? Я чуть не обделался, когда Гарри объявил, что ты возвращаешься. А-а, Хэлдон, ледяная ты щелка, рад и тебя видеть. Никак не вытащишь палку из задницы?

Он повернулся к Юному Грифу.

– А это, должно быть...

– Мой оруженосец. Парень, познакомься с Франклином Флауэрсом.

Принц кивнул.

– Флауэрс – это имя бастарда. Вы родом из Простора.


– Да, моя мать была прачкой в Сидр Холле, пока один из сыночков лорда не изнасиловал её. На мой взгляд, моё яблоко тоже от яблоньки Фоссовеев, только червивое.

Флауэрс провел их за ворота.

– Следуйте за мной. Стрикленд созывает всех офицеров к себе в шатёр. На военный совет. Проклятые волантийцы потрясают копьями и требуют посвятить их в наши планы.

Бойцы Золотого Братства болтались у своих палаток, играя в кости, выпивая и отмахиваясь от мух. Гриф гадал, сколько из них знали, кем он был. «Совсем немного. Двенадцать лет – большой срок». Даже сражавшиеся с ним бок о бок люди могут не признать в морщинистом гладковыбритом и синеволосом наемнике Грифе огненнобородого лорда-изгнанника Джона Коннингтона. Большинство из них слышали, что Коннингтон спился насмерть в Лиссе, после того как был с позором изгнан из отряда за воровство из казны. Стыд за эту ложь все еще стоял комком в горле, но Варис настаивал, что это необходимо.

– Нам не нужны песни об отважном изгнаннике, – жеманно хихикнул евнух, – погибших героями помнят долго, а воры, трусы и пьяницы забываются скорее.

«Что евнух знает о мужской чести?» Гриф пошёл на поводу у Паука ради мальчишки, да только это не означало, что он смирился хоть на толику. «Дайте мне дожить до того дня, когда мальчик окажется на Железном троне, и Варис заплатит за это унижение и за многое другое. Тогда посмотрим, кого забудут скорее».

Шатер капитан-генерала был из золотой парчи, окружённый кольцом копий с насаженными на них позолоченными черепами. Один, необычайно уродливый, был крупнее остальных. Ниже висел второй, не больше детского кулачка. «Мейелис Чудовище и его безымянный братец». Другие черепа походили друг на друга, хотя некоторые треснули и раскололись под ударами, лишившими жизни их владельцев. Ещё один щерился остро заточенными зубами.

– Который из них Майлз? – спросил Гриф.

– Вон тот. В конце, – показал Флауэрс.

– Подожди. Я доложу о тебе.

Он скользнул в палатку, оставив Грифа любоваться золочёным черепoм старoго другa. При жизни сир Майлз Тойн был страшен, как смертный грех. Его знаменитый предок, черноволосый и галантный Терренс Тойн, о ком барды слагали песни, отличался столь прекрасным лицом, что перед ним не смогла устоять даже любовница короля. А Майлзу достались оттопыренные уши, кривая челюсть и самый огромный нос, который когда-либо видел Джон Коннингтон. Но всё это не имело значения, когда он улыбался. Чёрное Сердце – так его прозвали солдаты в честь эмблемы на щите. Майлзу, похоже, очень нравилось прозвище и скрытый в нем смысл.

– Капитан-генерала должны бояться и враги, и друзья, – как-то признался он. – Гораздо удобнее, когда люди думают, что я жесток.

На самом деле всё было иначе. Солдат до мозга костей, свирепый, но справедливый, Тойн отечески заботился о своих подчиненных и всегда благоволил к изгнаннику Джону Коннингтону.

Смерть лишила его ушей, носа и человеческого тепла. Улыбка осталась, превратившись в позолоченный оскал. Все черепа скалились, не исключая Злого Клинка на высокой пике в центре. «Чему он усмехается? Он погиб побеждённым и одиноким, сломленным и на чужбине». Находясь на смертном одре, сир Эйегон Риверс отдал знаменитый приказ, повелев очистить свой череп, покрыть золотом и нести впереди, когда отряд переправится обратно через море, чтобы отвоевать Вестерос. Преемники Злого Клинка последовали его примеру.

Джон Коннингтон мог бы стать одним из его преемников, если бы его судьба в изгнании сложилась по-другому. Он провел пять лет в отряде, поднимаясь в званиях и, прославившись, стал правой рукой Тойна. Останься он, и, вполне возможно, сидел бы на месте Гарри Стрикленда после смерти Майлза. Но Гриф не сожалел об избранном пути. «Я-то вернусь в Вестерос отнюдь не черепом на палке».

Флауэрс вышел из шатра.

– Заходи.

Когда они вошли, высшие офицеры Золотого Братства встали с табуреток и походных кресел. Старые друзья приветствовали Грифа улыбками и объятиями, новички были более сдержанны. «Не все здесь так уж нам рады, как пытаются меня убедить». В некоторых улыбках ему чудился стальной оскал. Ещё совсем недавно большинство из них верило, что лорд Джон Коннингтон благополучно покоится в могиле, и, без сомнения, многие считали, что это самое подходящее место для человека, кравшего у братьев по оружию. На их месте Гриф думал бы также.

Сир Франклин представил всех присутствующих. Некоторые из капитанов наёмников, подобно Флауэрсу, носили имена бастардов: Риверс, Хилл, Стоун. Другие называли фамилии, некогда мелькавшие в истории Семи Королевств. Гриф насчитал двух Стронгов, трех Пиков, по одному Мадду, Мандрейку и Лотстону, а также пару Коулов. Он знал, что среди них есть самозванцы – в вольных отрядах человек мог назвать себя как угодно. Независимо от имени, наёмники блистали кричащей роскошью. Как и многие их собратья по ремеслу, они держали своё богатство при себе: усыпанные самоцветами клинки, инкрустированные доспехи, массивные гривны благородных металлов и тончайшие шелка ослепляли взгляд. Все присутствующие носили на предплечьях целое состояние в виде тяжеленных золотых браслетов. Каждый браслет означал год службы в рядах Золотого Братства. Марк Мандрейк c обезображенным оспой лицом и дыркой на щеке в том месте, где было выжжено рабское клеймо, носил ещё и цепь из золотых черепов.

Не все капитаны были вестеросцами. Черный Балак, беловолосый уроженец Летних островов с кожей чёрной как сажа, командовал лучниками ещё в дни Чёрного Сердца. Его плащ, сделанный из зелёных и оранжевых перьев, производил великолепное впечатление. Горис Эдориен, который заменил Стрикленда на посту казначея, носил через плечо шкуру леопарда, по плечам бледного как смерть волантийца волнами спадали кроваво-красные намасленные локоны, а остроконечная бородка была чёрной. Командира разведчиков Гриф видел впервые, лиссениец Лисоно Маар обладал сиреневыми глазами, платиновыми волосами и губами, которым позавидовала бы шлюха. Поначалу Гриф чуть не принял его за женщину. Ногти Маара были покрашены в пурпурный цвет, в мочках ушей сверкали капли аметистов и жемчуга.

«Лицемеры, зыбкие тени, – думал Гриф, вглядываясь в их лица, – призраки забытых войн, проигранных сражений и проваленных мятежей, братство побежденных и павших, лишённых чести и наследства. Это и есть моя армия. Наша единственная надежда».

Он повернулся к Стрикленду.

Бездомный Гарри мало походил на воина: тучный, с большой круглой головой, спокойными серыми глазами и редкими волосами, которые он зачёсывал набок, пытаясь скрыть лысину. Стрикленд сидел в походном кресле, отмачивая ноги в кадке с соленой водой.

– Прости, что не встаю, – приветствовал он. – Переход выдался изнурительным, мои ноги стерлись до волдырей. Проклятье.

«Даешь слабинку, голосишь, как старуха». Стрикленды были частью Золотого Братства со дня основания, прадед Гарри потерял титулы и земли, поддержав Чёрного Дракона во время первого мятежа Чёрного Пламени.

– Золотой в четвертом поколении, – хвастался Гарри, как будто четыре поколения изгнания и поражения достойны гордости.

– Я могу приготовить вам мазь, – сообщил Хэлдон, – и существуют такие минеральные соли, которые сделают вашу кожу плотнее.

– Как мило с твоей стороны, – Стрикленд махнул оруженосцу, – Уоткин, подай вина нашим друзьям.

– Спасибо, не стоит, – сказал Гриф. – Мы обойдемся водой.

– Как будет угодно.

Капитан-генерал улыбнулся принцу.

– А это, должно быть, твой сын.

«Он знает? – удивился Гриф, – как много Майлз ему открыл?» Когда дело касалось тайны, Варис был непоколебим. В планы, которые они с Иллирио строили с Чёрным Сердцем, были посвящены только они сами. Остальные в отряде оставались в неведении. Чего они не знают, того не выболтают.

Но теперь настало время открыться.

– Ни один отец не может мечтать о более достойном сыне, – ответил Гриф, – но этот юноша не моей крови и не носит моего имени. Милорды, я представляю вам Эйегона Таргариена, первенца Рейегара, Принца Драконьего Камня, и принцессы Элии Дорнийской… скоро, с вашей помощью, он станет Эйегоном, шестым этого имени, королем андалов, ройнаров и Первых Людей, владыкой Семи Королевств.

Ответом на его речь было молчание. Кто-то прочистил горло, один из Коулов наполнил свой кубок из графина с вином. Горис Эдориен поигрывал завитым локоном и что-то бурчал себе под нос на неизвестном Грифу языке. Ласвел Пик кашлянул, Мандрейк и Лотстон переглянулись. «Они знают, – понял, наконец, Гриф, – они все знают».

Он повернулся к Стрикленду.

– Когда ты им сказал?

Капитан-генерал пошевелил в воде покрытыми волдырями пальцами.

– Когда мы добрались до реки. В Братстве начались волнения, и на то были веские причины. Мы отказались от легкой войнушки в Спорных Землях и чего ради? С чего бы ещё мы продолжили изнывать от этой проклятой богами жары, наблюдая, как тают наши деньги, а мечи покрываются ржавчиной, пока я отвергаю выгоднейшие контракты?

От этой новости по коже Грифа поползли мурашки.

– Кто?

– Юнкай. Эмиссар, которого они послали обхаживать Волантис, уже снарядил три вольных отряда к Заливу Работорговцев. Он хотел, чтобы мы стали четвёртым, и предлагал вдвое больше, чем нам платили мирийцы, и, вдобавок, раба для каждого солдата, десять для офицеров и сто прекраснейших дев для меня.

«Проклятая преисподняя!»

– Потребовались бы тысячи рабов для такой платы. Где же юнкайцы планируют найти столько?

– В Миэрине.

Стрикленд поманил оруженосца.

– Уоткин, подай полотенце. Вода остывает, и мои пальцы сморщились, как изюм. Нет, не это, давай мягкое.

– Ты им отказал, – продолжил Гриф.

– Я сказал, что подумаю над их предложением. – Гарри морщился, пока оруженосец вытирал ему ноги.

– Осторожнее с пальцами. Представь, что это виноградины с тонкой кожицей, парень. А ты хочешь вытереть их, не раздавив. Промакивай, а не три. Да, вот так.

Он снова повернулся к Коннингтону.

– Прямой отказ был бы неумным ходом. Люди справедливо могли задаться вопросом, не выжил ли я из ума.

– Твоим мечам скоро найдётся работа.

– Неужели? – вступил Лисоно Маар. – Полагаю, ты знаешь, что таргариенская девчонка все ещё не выступила на запад.

– Мы слышали эти россказни в Селхорисе.

– Это не россказни. Так и есть. А вот причину понять труднее. Выпотрошить Миэрин, почему бы и нет? Я бы поступил так же на её месте. Города работорговцев смердят золотом, а завоевание требует денег. Но зачем там задерживаться? Страх? Безумие? Лень?

– Не имеет значения, – Гарри Стрикленд раскатал пару полосатых шерстяных чулок. – Она в Миэрине, мы здесь, а недовольство волантийцев из-за нашего присутствия растет с каждым днем. Мы пришли, чтобы поддержать короля и королеву, которые повели бы нас домой в Вестерос, но девчонке, видимо, больше нравится сажать оливковые деревья, а не сражаться за трон отца. Тем временем её враги набирают силу. Юнкай, Новый Гис, Толос. Кровавая Борода и Принц в лохмотьях – оба будут на стороне её противников… и совсем скоро на неё обрушится и флот Старого Волантиса. А что у неё есть? Наложницы с палками?

– Безупречные, – парировал Гриф, – и драконы.

– Драконы, конечно, – подхватил капитан-генерал, – но маленькие, только вылупились из яиц.

Стрикленд осторожно надел чулок и подтянул его до лодыжки.

– Какой от них прок, когда все эти армии возьмут её город в кольцо?

Тристан Риверс забарабанил пальцами по колену.

– Тем больше причин добраться до неё как можно скорее. Я говорю: раз Дейенерис не идет к нам, то мы должны идти к ней.

– А что, мы научились ходить по воде, сир? – поинтересовался Лисоно Маар. – Сколько можно повторять, мы не можем добраться до серебряной королевы морем. Я лично пробирался в Волантис под личиной торговца, чтобы выяснить, на сколько кораблей мы можем рассчитывать. Гавань кишит галерами, коггами и карраками всех мастей и размеров, но при всём этом мне пришлось разговаривать с контрабандистами и пиратами. У нас в отряде десять тысяч бойцов, я уверен, что это лорд Коннингтон ещё помнит, ведь он пять лет служил вместе с нами. Пятьсот рыцарей, у каждого по три коня. Пять сотен оруженосцев, тоже верхом. А слоны? Мы не должны забывать о слонах. Пиратского корабля не хватит. Нам понадобится целый пиратский флот… и даже если мы найдем его – из Залива Работорговцев пришла весть, что Миэрин в морской блокаде.

– Мы можем притвориться, что приняли предложение юнкайцев, – посоветовал Горис Эдориен. – Позволим судам Юнкая доставить нас на восток, затем вернём им их золото под стенами Миэрина.

– Один разорванный контракт уже большое пятно на честном имени отряда, – Бездомный Гарри сделал паузу, массируя больную ногу.

– Позвольте мне напомнить вам, это Майлз Тойн заключил секретный договор, а не я. Я бы выполнил его обязательства, да только как? Очевидно, что таргариенская девчонка никогда не пойдёт на запад. Вестерос был королевством её отца, а Миэрин – её собственное. Если она разобьет Юнкай, то станет королевой Залива Работорговцев. Если нет – умрёт задолго до того, как мы до нее доберемся.

Его слова не стали неожиданностью для Грифа. Гарри всегда был рассудительным, ему лучше удавалось пробивать контракты, чем доспехи врагов. У Стрикленда нюх на золото, но вот вопрос – есть ли у него вкус к битве?

– Есть путь по суше, – заметил Флауэрс.

– Дорога демонов – это смерть. Если решимся на подобный марш, половина наших людей дезертирует, а половину остальных мы похороним на обочине. Мне неприятно это говорить но, возможно, магистр Иллирио с друзьями совершил ошибку, сделав ставку на эту девочку-королевочку.

«Нет, – подумал Гриф. – Главную ошибку они совершили, положившись на тебя».

– Ну, так сделайте ставку на меня, – неожиданно вмешался принц Эйегон. – Дейенерис – сестра принца Рейегара, но я его сын. Я единственный дракон, который вам нужен.

Гриф положил затянутую в чёрную кожу руку на плечо принца.

– Смелые слова, но подумай, что ты говоришь.

– Я подумал, – не уступил парень. – Почему я должен бежать со всех ног к своей тете, словно попрошайка? У меня больше прав на трон. Пусть она приходит ко мне… в Вестерос.

Франклин Флауэрс засмеялся:

– Это мне нравится. Поплыть на запад, а не на восток. Оставим маленькой королеве её оливки и посадим принца Эйегона на Железный Трон. Парень-то кремень.

Капитан-генерал выглядел так, будто ему влепили пощечину.

– У тебя на солнце мозги сварились, Флауэрс? Нам нужна девка. Нам нужна свадьба. Если Дейенерис примет нашего крошку-принца и сделает своим консортом, то и Семь Королевств поступят так же. Без неё лорды только посмеются над его притязаниями и назовут самозванцем и мошенником. И как ты хочешь добраться до Вестероса? Вы слышали Лисоно. Судов не нанять.

«Этот человек боится сражаться, – понял Гриф, – как они могли выбрать его преемником Чёрного Сердца?»

– Кораблей нет для Залива Работорговцев, Вестерос – другое дело. Восток закрыт для нас, но не море. Не сомневаюсь, триархи будут только рады спровадить нас. Они даже помогут нам снарядиться для возвращения в Семь Королевств. Ни одному городу не нравится армия, стоящая у порога.

– Он прав, – поддержал Коннингтона Лисоно Маар.

– Лев уже учуял запах дракона, – заявил один из Коулов, – но внимание Серсеи приковано к Миэрину и к другой королеве. Она ничего не знает о нашем принце. Как только мы высадимся и развернем знамена, многие сразу примкнут к нам, а за ними последуют и другие.

– Некоторые, – возразил Бездомный Гарри, – отнюдь не многие. У сестры Рейегара есть драконы, а у его сына – нет. Мы не настолько сильны, чтобы взять королевство без Дейенерис и её армии. Её Безупречных.

– Первый Эйегон взял Вестерос без евнухов, – сказал Лисоно Маар, – почему бы шестому Эйегону не поступить так же?

– План…

– Какой план? – перебил капитан-генерала Тристан Риверс. – План жирдяя? Который меняется с каждой луной? Сперва Визерис должен был присоединиться к нам во главе пятидесяти тысяч дотракийцев. Но Король-Попрошайка умер, его заменила сестра, эта маленькая нежная девочка, которая направлялась в Пентос с тремя вылупившимися драконами. Вместо этого она повернула на Залив Работорговцев, оставляя за собой след из сожжённых городов. И жирдяй решил, что мы должны ждать её в Волантисе. Этот план тоже потерпел крах, как и все предыдущие.

– С меня хватит планов Иллирио. Роберт Баратеон завоевал Железный Трон и без всяких драконов. Мы можем сделать то же самое. А если я не прав, и королевство не встанет за нас, то мы всегда можем бежать обратно за Узкое море, как однажды поступил Злой Клинок и другие после него.

Стрикленд упрямо покачал головой.

– Риск…

– … сильно уменьшился после смерти Тайвина Ланнистера. Семь Королевств никогда еще не были столь удобны для завоевания. На Железном Троне сидит мальчишка ещё моложе, чем предыдущий, а мятежники вылезают как грибы после дождя.

– Пусть так, – не сдавался Гарри, – в одиночку мы не можем надеяться…

Гриф был сыт по горло трусостью капитан-генерала.

– Мы будем не одни, Дорн поддержит нас, должен поддержать. Принц Эйегон – сын и Элии тоже, не только Рейегара.

– Это так, – сказал мальчик, – и кто же противостоит нам в Вестеросе? Женщина.

– Женщина Ланнистеров, – гнул свое капитан-генерал. – Эта сучка держит рядом с собой Цареубийцу, имей в виду, и в их распоряжении золото Кастерли Рок. Иллирио говорит, что мальчишка помолвлен с девочкой Тиреллов, это значит, мы встретимся со всей мощью Хайгардена.

Ласвел Пик грохнул кулаком по столу.

– Даже век спустя у некоторых из нас всё ещё есть друзья в Просторе. Мощь Хайгардена может оказаться совсем не такой, какой её представляет Мейс Тирелл.

– Принц Эйегон, – обратился к наследнику Тристан Риверс, – мы ваши люди. Вы желаете, чтобы вместо востока мы отправились на запад?

– Да, – горячо вскричал Эйегон. – Если моя тётя хочет оставить себе Миэрин, пусть забирает. Я же с вашей помощью и вашими мечами завоюю Железный Трон. Если не будем мешкать и ударим во всю силу, то сможем одержать ряд легких побед, прежде чем Ланнистеры даже прознают о нашей высадке. Это привлечет людей на нашу сторону.

Риверс одобрительно улыбался, остальные обменивались задумчивыми взглядами. Затем Пик сказал:

– Уж лучше умереть в Вестеросе, чем на дороге демонов.

Марк Мандрейк рассмеялся в ответ:

– А я лучше выживу, завоюю земли и какой-нибудь огромный замок.

Франклин Флауэрс ударил по эфесу меча и произнес:

– Если там я смогу прикончить несколько Фоссовеев, то я с вами.

Когда все они заговорили одновременно, Гриф понял, что ветер переменился. «Такого Эйегона я ещё не видел». Конечно, это было неблагоразумно, но его уже тошнило от благоразумия, мутило от секретов и трясло от ожидания. Победа или смерть, он снова увидит Гнездо Грифонов перед смертью и будет похоронен в склепе подле отца.

Один за другим люди Золотого Братства поднимались, преклоняли колено и возлагали мечи к ногам принца. Последним был Бездомный Гарри Стрикленд со своими покрытыми волдырями ногами.

Когда они вышли из шатра капитан-генерала, солнце окрасило западный небосклон в красный цвет и отбрасывало ярко-алые блики на золотые черепа, насаженные на копья. Франклин Флауэрс предложил принцу пройтись по лагерю и познакомиться, как он выразился, с ребятами. Гриф согласился.

– Но помни, пока мы не пересечем Узкое Море, для всех в отряде он должен оставаться Юным Грифом. В Вестеросе мы отмоем его волосы и облачим в доспехи.

– Понял, – Флауэрс хлопнул по спине Юного Грифа. – Пошли, начнем с поваров. Полезное знакомство.

Когда они удалились, Гриф повернулся к Полумейстеру.

– Скачи к «Скромнице» и возвращайся с леди Леморой и сиром Ролли. Ещё нам понадобятся сундуки Иллирио, все деньги и доспехи. Передай Яндри и Исилле нашу благодарность, их участие на этом закончено. Они не будут забыты, когда Его Величество вернет своё королевство.

– Как прикажете, милорд.

Гриф ушел в палатку, которую ему предоставил Бездомный Гарри.

Предстоящая дорога была полна опасностей, но что с того? Все люди смертны. Единственное, о чём он молил – это время. Он так долго ждал, несомненно, боги даруют ему несколько лет – достаточно, чтобы увидеть мальчика, которого он называл сыном, на Железном троне. Чтобы вернуть свои земли, имя и честь. Чтобы, наконец, смолкли колокола, громко звонящие в его снах, стоит ему только закрыть глаза.

Уединившись в палатке, при свете золотисто-багровых лучей заходящего солнца, пробиравшихся сквозь открытый полог, Джон Коннингтон скинул плащ из волчьих шкур, стянул через голову кольчугу, затем уселся на походный стул и снял перчатку с правой руки. Ноготь среднего пальца стал чёрным, как гагат, а серость доползла почти до первого сустава. Кончик безымянного пальца тоже начал темнеть, и когда он коснулся его острием кинжала, то ничего не почувствовал.

«Смерть, – он знал это, – но медленная. У меня ещё есть время. Год, два, может пять. Некоторые каменные люди прожили целых десять. Времени достаточно, чтобы переправиться через Узкое море и снова увидеть Гнездо Грифонов. Положить конец династии Узурпатора и посадить сына Рейегара на Железный Трон».

Тогда лорд Джон Коннингтон сможет умереть спокойно.

Галазза Галар прибыла в Великую Пирамиду в сопровождении дюжины Белых Милостей – благородных девушек, слишком юных, чтобы провести положенный год служения садах удовольствий при храме. Вместе они представляли собой прекрасную картину – гордая старица в зелёном в окружении одетых в белые мантии и вуали маленьких девочек, воплощавших саму невинность.

Королева тепло поприветствовала гостей и поручила Миссандее проследить, чтобы девочек накормили и развлекли, пока они с Зелёной Милостью ужинают наедине.

Повар приготовил им роскошную трапезу – ягнёнка в меду, благоухающего растёртой мятой и поданного с её любимым лакомством – мелкими зелёными фигами. Двое из лучших её «воспитанников» подносили еду и наполняли чаши. Это были брат с сестрой – волоокая Квезза и тощий мальчик по имени Гразхар, приходившиеся родственниками Зелёной Милости. Та приветствовала их поцелуями и спросила, хорошо ли они справлялись со своими обязанностями.

– Они оба очень милы, – заверила жрицу Дени. – Квезза иногда поёт для меня. У неё красивый голос. А сир Барристан обучает Гразхара и других мальчиков традициям западного рыцарства.

– Они мои кровные родственники, – сказала Зелёная Милость, пока Квезза наполняла её чашу тёмно-красным вином. – Отрадно слышать, что они угодили вашей лучезарности. Надеюсь, и я смогу быть полезной.

У старой женщины были седые волосы и пергаментно-тонкая кожа, но годы не затуманили её зелёных, в тон облачению, печальных и полных мудрости глаз.

– Да простит меня ваша лучезарность, вы выглядите… утомленной. Вы хорошо высыпаетесь?

Дени едва не рассмеялась:

– Не очень. Вчера под покровом ночи три галеры из Кварта поднялись вверх по Скахазадхану. Дети Матери обстреляли их паруса горящими стрелами, и забросали палубы горшками со смолой, но кораблям удалось ускользнуть, почти неповрежденными. Квартийцы намерены перекрыть реку так же, как перекрыли бухту. И теперь они не одни. К ним присоединились три галеры из Нового Гиса и каррака из Толоса.

В ответ на предложенный ею союз толосийцы объявили её шлюхой и потребовали вернуть Миэрин под власть великих господ. Но это было лучше, чем ответ от Мантариса, доставленный в кедровом сундуке караванным путем. Внутри она обнаружила головы своих трёх посланников, пересыпанные солью.

– Возможно, нам помогут ваши боги. Попросите их наслать бурю и прогнать корабли из бухты.

– Я помолюсь и принесу жертву. Может боги Гиса меня и услышат. – Галазза Галар отхлебнула вина, не отрывая взгляда от Дени. – Внутри стен штормы бушуют не меньше, чем снаружи. Минувшей ночью погибло ещё несколько вольноотпущенников, по крайней мере, мне так сказали.

– Трое, – с горечью ответила Дейенерис. – Трусы вломились к ткачихам. Те никому не причиняли вреда, лишь создавали прекрасные произведения. У меня над кроватью висит подаренный ими гобелен. Прежде чем перерезать женщинам горло, Дети Гарпии изнасиловали их и сломали ткацкий станок..

– Мы наслышаны об этом. И до сих пор, ваша лучезарность находила в себе смелость отвечать на резню милосердием. Вы не причинили вреда никому из детей-заложников.

– Пока нет. – Дени прониклась симпатией к своим юным подопечным. Одни из них были застенчивыми, другие – отважными, некоторые – милыми, некоторые – угрюмыми, но все вместе – невинными.

– Если я казню своих чашниц, кто же будет наливать мне вино и прислуживать за ужином? – ответила она, стараясь, чтобы это прозвучало как шутка.

Жрица не улыбнулась.

– Говорят, что Бритоголовый собирается скормить их вашим драконам. Жизнь за жизнь. За каждого зарезанного солдата Медных тварей он отнимет жизнь у ребенка.

Дени поковыряла еду в тарелке. Она не осмеливалась посмотреть туда, где стояли Гразхар и Квезза, из боязни расплакаться.

«Бритоголовый намного жестокосерднее меня». Они полдюжины раз ссорились из-за заложников.

– Дети Гарпии посмеиваются в своих пирамидах, – сказал этим утром Скахаз. – Что пользы в заложниках, если вы их не казните? – В его глазах она всего лишь слабая женщина.

«Мне хватило Хаззеи. Что хорошего в мире, купленном кровью малых детей?»

– Эти убийства не их деяние, – слабым голосом ответила Дени Зеленой Милости. – Я не мясник.

– И Миэрин благодарен за это, – сказала Галазза Галар. – Мы слышали, что Король-Мясник из Астапора мертв.

– Убит собственными солдатами после приказа выступить и атаковать юнкайцев. – В её словах звучала горечь. – Тело ещё не успело остыть, а его место уже занял другой, назвавшись Клеоном Вторым. Всего через восемь дней ему перерезали горло, и убийца потребовал корону себе. Как и любовница первого Клеона. Жители Астапора прозвали их Король-Горлорез и Королева-Шлюха. Их последователи сражаются друг с другом на городских улицах, а юнкайцы со своими наемниками ждут под стенами города.

– Да, скорбные времена. Ваша лучезарность, могу ли я осмелиться дать вам совет?

– Вы знаете, как высоко я ценю вашу мудрость.

– Тогда внемлите мне сейчас и вступите в брак.

– Ах, – Дени ожидала этого.

– Вы часто говорили о том, что вы всего лишь юная девушка. Глядя на вас, видишь девушку, слишком юную и хрупкую для таких испытаний. Рядом с вами должен быть король, чтобы помочь нести это бремя.

Дени наколола ломоть ягненка и, откусив кусочек, медленно прожевала:

– Скажите, способен ли король надуть щеки и сдуть корабли Ксаро обратно в Кварт? Может ли он хлопнуть в ладоши и прорвать осаду Астапора? Накормить досыта моих детей и вновь принести мир на наши улицы?

– А вы? – спросила Зеленая Милость. – Король не бог, но сильный мужчина способен на многое. Когда мой народ смотрит на вас, то видит прибывшую из-за морей завоевательницу, явившуюся убить нас и превратить наших детей в рабов. Король в силах это изменить. Король из благородного гискарского рода может примирить город с вашим правлением. Иначе я опасаюсь, что оно закончится, как и началось – кровью и огнём.

Дени продолжала ковырять еду в тарелке.

– И кого боги Гиса прочат мне мужем и консортом?

– Хиздара зо Лорака, – решительно произнесла Галазза Галар.

Дени даже не потрудилась притвориться удивленной:

– Почему Хиздар? Скахаз тоже высокого происхождения.

– Скахаз из рода Кандак, Хиздар – Лорак. Да простит меня ваша лучезарность, но только истинный гискарец способен уловить разницу. Мне часто приходилось слышать, что вы от крови Эйегона Завоевателя, Джейехериса Мудрого, Дейерона Юного Дракона. Благородный Хиздар наследник Маздхана Великолепного, Хазрака Красивого и Зхарака Освободителя.

– Его предки мертвы, как и мои. Разве Хиздар призовёт их тени, чтобы защитить Миэрин от врагов? Мне нужен муж с кораблями и мечами. Вы же предлагаете мне предков.

– Мы древний народ. Предки важны для нас. Вступите в брак с Хиздаром зо Лораком и родите сына. Его отцом станет гарпия, а матерью – дракон. В этом ребенке исполнятся пророчества, и ваши враги растают, как снег.

«Жеребец, который покроет весь мир». Дени знала истинную цену пророчествам. Они сотканы из слов, а слова – только ветер. Не будет у Лорака ни сына, ни наследника, в котором объединятся дракон и гарпия. «Когда солнце встанет на западе и опустится на востоке, когда высохнут моря и ветер унесёт горы, как листья», – только тогда её лоно сможет зачать ребенка…

…но у Дейенерис Таргариен есть другие дети. Десятки тысяч человек, когда она разбила их цепи, провозгласили её матерью. Она подумала о Храбром Щите, о брате Миссандеи, о той женщине – Рилоне Ри, так прекрасно игравшей на арфе. Никакой брак не вернёт их к жизни, но если супруг поможет остановить жестокие убийства, тогда ради погибших она обязана выйти замуж.

«Если я вступлю в брак с Хиздаром, не отвратит ли это от меня Скахаза?» Бритоголовому она доверяла больше, чем Хиздару, но на троне он стал бы настоящим бедствием: слишком вспыльчив и злопамятен. Она не видела выгоды от брака с мужчиной, которого ненавидят так же, как и её. Насколько могла судить Дени, Хиздар пользовался большим уважением.

– А что думает об этом мой предполагаемый супруг? – спросила она Зелёную Милость.

«Что он замышляет на мой счет?»

– Ваше величество может спросить его самого. Благородный Хиздар ожидает внизу. Позовите его, если изволите.

«Ты слишком много себе позволяешь, жрица», – подумала королева, но проглотила гнев и заставила себя улыбнуться.

– Почему бы нет? – Она послала за сиром Барристаном и попросила старого рыцаря привести к ней Хиздара. – Там долгий подъем. Отправьте Безупречных ему помочь.

Пока благородный Хиздар поднимался, Зелёная Милость закончила трапезу:

– Я удалюсь, если это угодно вашему великолепию. Не сомневаюсь, что вам и благородному Хиздару нужно многое обсудить.

Пожилая женщина смахнула капельку меда с губ, одарила Квеззу и Гразхара прощальным поцелуем в лоб и опустила на лицо шелковую вуаль.

– Я возвращаюсь в Храм Милости и помолюсь, чтобы боги подсказали нашей королеве мудрое решение.

Когда она вышла, Дени позволила Квеззе вновь наполнить чашу, отпустила детей и приказала, чтобы к ней допустили Хиздара зо Лорака.

«Если он осмелится произнести хоть слово о своих драгоценных Бойцовых Ямах, я прикажу вышвырнуть его с террасы».

Хиздар носил простую зелёную мантию под стёганым камзолом. Он вошел с торжественным лицом и низко поклонился.

– Вы мне даже не улыбнётесь? – спросила Дени. – Неужели я вас так сильно пугаю?

– Я всегда становлюсь серьёзным в присутствии такой красоты.

Хорошее начало.

– Выпейте со мной. – Дени сама наполнила его чашу. – Вам известно, почему вы здесь. Похоже, Зелёная Милость полагает, что если я возьму вас в мужья, то все мои печали вмиг рассеются.

– Я никогда не сделал бы столь смелого заявления. Мужчины рождены для борьбы и страданий. Наши враги исчезают лишь с нашей смертью. Однако я могу стать вам опорой. У меня есть золото, друзья, влияние, и в моих жилах течет кровь Старого Гиса. Я никогда не был женат, однако у меня двое внебрачных детей, мальчик и девочка, поэтому я способен подарить вам наследников. Я могу примирить город с вашим правлением и положить конец всей этой ночной поножовщине на улицах.

– Сможете ли? – Дени вгляделась в его глаза. – Почему ради вас Дети Гарпии решат отложить свои ножи? Вы один из них?

– Нет.

– А признались бы мне, будь это так?

– Нет, – рассмеялся он.

– Бритоголовый знает, как добиться правды.

– Не сомневаюсь, что Скахаз быстро заставит меня сознаться. Проведя день с ним, я стану одним из Детей Гарпии. Два – и стану самой Гарпией. Три – и окажется, что в детстве я приложил руку к убийству вашего отца в Закатных Королевствах. Затем он посадит меня на кол, и вы сможете полюбоваться моей смертью… но потом убийства продолжатся, – Хиздар наклонился ближе. – Или же выходите за меня замуж и позвольте мне остановить их.

– С чего это вдруг вы захотели мне помочь? Ради короны?

– Не стану отрицать, корона будет мне к лицу. Однако есть и многое другое. Что странного в том, что я хочу защитить свой собственный народ, как вы защищаете своих вольноотпущенников? Миэрин не вынесет еще одну войну, ваша лучезарность.

Хороший ответ, и честный.

– Я вовсе не хотела войны. Я сокрушила юнкайцев, но пощадила их город, хотя могла бы разграбить его. Я отказалась присоединиться к выступившему против них королю Клеону. Даже сейчас, когда Астапор в осаде, я не вмешиваюсь. А Кварт… Я не причинила его жителям никакого вреда…

– Намеренно – нет. Но Кварт – торговый город, и он любит звон серебряных монет и блеск золота. Когда вы уничтожили работорговлю, на земли от Вестероса и до самого Асшая обрушились невзгоды. Кварт зависит от торговли рабами, так же как Толос, Новый Гис, Лисс, Тирош, Волантис… список длинный, моя королева.

– Пусть приходят. В моем лице они найдут врага посуровее, чем Клеон. Я скорее погибну в бою, чем позволю вернуть моих детей в цепи.

– Возможен и другой вариант. Думаю, юнкайцы согласятся, чтобы все ваши вольноотпущенники остались свободными при условии, что ваша милость отныне не станет вмешиваться в работорговлю и обучение рабов в Жёлтом городе. Дальнейшего пролития крови не потребуется.

– За исключением крови тех, кого юнкайцы будут продавать и обучать, – добавила Дени. Но она понимала, что отчасти он прав.

«Возможно, это лучшее, на что мы можем надеяться».

– Вы так и не сказали, что любите меня.

– Полюблю, если это доставит удовольствие вашей лучезарности.

– Это не ответ влюбленного мужчины.

– Что такое любовь? Вожделение? Любой полноценный мужчина, увидевший вас хоть раз, возжаждет обладать вами, Дейенерис. Однако я хочу заключить с вами брак не поэтому. Перед вашим приходом Миэрин умирал. Нами правили старцы с иссохшими членами и старухи, чьи морщинистые щели были сухи, как пыль. Сидя на вершинах пирамид, они потягивали абрикосовое вино и рассуждали о былой славе Старой Империи, в то время как целые века уносились прочь, растирая в пыль сами кирпичи, из которых построен город. Обычаи и осторожность сжимали Миэрин стальной хваткой, пока вы не пробудили нас кровью и огнем. Наступили новые времена, и теперь многое стало возможным. Выходите за меня.

«Он недурён, – подумала Дени, – и говорит, как настоящий король».

– Поцелуйте меня, – велела ему она.

Он вновь взял её руку и поцеловал пальцы.

– Не так. Целуйте, словно я ваша жена.

Хиздар нежно обнял Дени за плечи, словно птенца, склонился и прижал свои губы к её губам. Его поцелуй был легким, сухим и мимолетным. Дени не почувствовала никакого волнения.

– Мне… поцеловать вас ещё? – спросил он.

– Нет. – На террасе был бассейн для купания, и когда она входила в воду, мелкие рыбки пощипывали её за ноги. Даже они целовались с большим пылом, чем Хиздар зо Лорак. – Я вас не люблю.

Хиздар пожал плечами:

– Возможно, это придет со временем. Иногда такое случается.

«Но не с нами, – подумала она. – И не рядом с Даарио. Я вожделею его, а не тебя».

– Я хочу однажды вернуться в Вестерос, чтобы потребовать наследие моего отца – Семь Королевств.

– Однажды все мы умрём, но не к добру постоянно думать о смерти. Я предпочитаю жить сегодняшним днем.

Дени сложила руки вместе:

– Слова – лишь ветер, даже такие, как «любовь» или «мир». Я же больше доверяю делам. Рыцари в моих Семи Королевствах, желая доказать девам, что достойны их любви, совершают подвиги. Они отправляются на поиски волшебных мечей, сундуков с золотом или выкрасть корону из драконьего клада.

Хиздар удивленно приподнял брови:

– Единственные драконы, которых я знаю – ваши, а волшебные мечи ещё большая редкость. Если пожелаете, я с удовольствием доставлю вам кольца, короны и сундуки с золотом.

– Я желаю мир. Вы сказали, что поможете остановить резню на улицах. Я велю вам так и сделать. Положите конец ночной войне, милорд. Мир – вот тот подвиг, которого я от вас жду. Дайте мне девяносто мирных дней и ночей, и я поверю, что вы достойны трона. Можете это сделать?

Хиздар, казалось, задумался:

– Девяносто дней и ночей без убийств, и на девяносто первый мы вступаем в брак?

– Возможно, – с притворной застенчивостью произнесла Дени. – Юные девушки славятся непостоянством. Может, я захочу ещё и волшебный меч.

Хиздар рассмеялся:

– Тогда, лучезарная, вы получите и его. Ваше желание для меня – закон. Велите вашему сенешалю начать подготовку к нашей свадьбе.

– Ничто так не порадует благородного Резнака.

Узнай жители Миэрина о предстоящей свадьбе, и одно это даст ей передышку в несколько ночей, даже если все усилия Хиздара ни к чему не приведут.

«Бритоголовый вряд ли обрадуется, но Резнак мо Резнак запляшет от радости». Дени не знала, кто из них беспокоит её больше. Ей нужны Скахаз и Бронзовые Твари, и она уже научилась подвергать сомнению советы Резнака. «Опасайся надушенного сенешаля». Может Резнак, Хиздар и Зелёная Милость сговорились и устроили мне западню?»

Как только Хиздар зо Лорак покинул её, вернулся сир Барристан в своем длинном белом плаще. Годы, проведенные на службе в Королевской Гвардии, научили белого рыцаря оставаться незаметным, когда она принимала гостей, но он всегда находился поблизости.

«Он все знает, – сразу поняла Дени, – и не одобряет этого». Морщины вокруг его рта стали ещё резче.

– Итак, – сказала она ему, – по-видимому, мне снова предстоит вступить в брак. Вы рады за меня, сир?

– Как прикажет, ваше величество.

– Хиздар не тот муж, которого бы вы избрали для меня.

– Мне не по чину выбирать вам мужа.

– И правда, – согласилась Дени, – но для меня важно, чтобы вы поняли. Мой народ истекает кровью. Гибнет. Королева не принадлежит себе, её удел – государство. Передо мной стоит выбор – брак или кровавая бойня. Свадьба или война.

– Ваше величество, дозволено ли мне высказаться прямо?

– Как всегда.

– Есть третий вариант.

– Вестерос?

Он кивнул:

– Я поклялся служить и защищать ваше величество, куда бы вы ни отправились. Мое место подле вас – здесь или в Королевской Гавани… но ваше место там, в Вестеросе, на Железном Троне вашего отца. Семь Королевств никогда не признают Хиздара зо Лорака своим королем.

– Не более чем Миэрин признает Дейенерис Таргариен своей королевой. В этом Зелёная Милость права. Рядом со мной должен быть король, наследник старого гискарского рода. Иначе они всегда будут видеть во мне неотёсанную дикарку, вломившуюся в их врата, посадившую их родню на кол и похитившую их богатства.

– В Вестеросе в вас видели бы потерянную дочь, вернувшуюся порадовать отцовское сердце. Ваши добрые подданные любили бы вас и встречали бы ваше появление приветствиями.

– До Вестероса далеко.

– Задержка не сделает его ближе. И чем скорее мы покинем это место...

– Знаю, знаю, – Дени не находила слов, чтобы заставить его понять. Ей хотелось в Вестерос так же сильно, как и ему, но вначале она обязана излечить Миэрин. – Девяносто дней – долгий срок. Хиздар может потерпеть неудачу. И если так, попытка дает мне время. Время заключить союзы, укрепить оборону...

– А если он преуспеет? Что тогда сделает ваше величество?

– Выполнит свой долг, – от этих слов у неё онемел язык. – Вы видели свадьбу моего брата Рейегара. Скажите, он женился по любви или по зову долга?

Старый рыцарь колебался:

– Принцесса Элия была хорошей женщиной, ваше величество. Доброй и умной, с благородным сердцем и веселым нравом. Я знаю, что принц питал к ней нежные чувства.

«Нежность, – подумала Дени. Как много значит это слово. – Возможно, со временем я смогу относится с нежностью к Хиздару зо Лораку».

Сир Барристан продолжил:

– Я видел также свадьбу вашего отца и матери. Да простит меня моя королева, но между ними не было и следа нежности, и королевство дорого за это заплатило.

– Зачем они поженились, если не любили друг друга?

– Так приказал ваш дед. Лесная ведьма заверила его, что в их потомстве родится принц, обещанный в пророчествах.

– Лесная ведьма? – удивилась Дени.

– Она прибыла ко двору вместе с Дженни из Старых Камней. Из-за крошечного росточка и нелепого вида люди называли её карлицей. Но она нравилась леди Дженни, утверждавшей, что та была одной из Детей Леса.

– И что с ней стало?

– Летний Замок.

Роковые слова.

Дени печально вздохнула.

– А теперь оставьте меня. Я очень устала.

– Как прикажете, – поклонившись, сир Барристан повернулся, чтобы уйти, но задержался в дверях. – Прошу прощения. Ваше величество, к вам посетитель. Должен ли я сказать ему, придти завтра?

– Кто это?

– Нахарис. Вороны-Буревестники вернулись в город.

«Даарио». Сердце затрепетало в её груди.

– Как давно… где же он?.. – Казалось, она не может вымолвить ни слова.

Сир Барристан, похоже, понял:

– Ваше величество были вместе со жрицей, когда он прибыл. Я знаю, вы бы не захотели, чтобы вас прервали. Новости капитана могут подождать и до завтра.

– Нет.

«Как же я засну, зная, что мой воитель так близко?»

– Позовите его немедля. И… я больше не нуждаюсь в вас сегодня вечером. С Даарио я в безопасности. Да, будьте так любезны, пришлите Ирри и Чхику. И Миссандею.

«Мне нужно переодеться и навести красоту».

Она так и сказала вошедшим служанкам.

– Что ваше величество пожелает надеть? – спросила Миссандея.

«Звёздный свет и морскую пену, – подумала Дени, – дымку шёлка, что, соскользнув, обнажит левую грудь, услаждая взор Даарио. Да, и цветы для волос». С первой встречи, во время всего пути из Юнкая в Миэрин командир Ворон-Буревестников каждый день дарил ей цветы.

– Принесите серое льняное платье с вышитым жемчугом лифом. И мою белую львиную накидку. – Завернувшись в львиную шкуру, подаренную ей Дрого, она всегда чувствовала себя в безопасности.

Дейенерис приняла командира Ворон-Буревестников на террасе, сидя на резной каменной скамье под грушевым деревом. По усыпанному тысячью звёзд небу над городом плыл месяц. Даарио Нахарис вошел к ней с самодовольным видом. «Он всегда самодовольный, даже когда просто стоит неподвижно». На капитане наёмников красовались полосатые панталоны, заправленные в высокие сапоги из пурпурной кожи, белая шелковая рубашка и кольчужная безрукавка из золотых колец. Его раздёленная на три части борода была выкрашена в пурпур, изогнутые усы вызолочены, а длинные вьющиеся волосы расчесаны на прямой пробор. На одном бедре он носил стилет, а на другом дотракийский аракх.

– Лучезарная королева, – приветствовал ее Даарио, – за время моего отсутствия вы стали ещё прекрасней. Как такое возможно?

Королева успела привыкнуть к подобным восхвалениям, и, тем не менее, комплимент из его уст трогал её куда больше, чем произнесённый кем-нибудь вроде Резнака, Ксаро или Хиздара.

– Капитан. Нам рассказали, что вы сослужили добрую службу в Лхазаре.

«Я так по тебе тосковала».

– Ваш капитан живёт, чтобы служить своей жестокой королеве.

– Жестокой?

В его глазах сверкнул лунный свет:

– Он мчался впереди всех своих людей, стремясь поскорее узреть ее лицо. И лишь для того, чтобы его заставили томиться от вожделения, пока она с какой-то иссохшей старухой ест ягненка и фиги.

«Никто не доложил мне, что ты тут, – подумала Дени, – Иначе я бы сделала глупость и сразу же послала за тобой».

– Я ужинала с Зелёной Милостью. – Видимо, Хиздара лучше не упоминать. – Мне срочно понадобился её мудрый совет.

–У меня только одна срочная потребность – Дейенерис.

– Послать за едой? Вы должно быть голодны?

– Я не ел два дня, но сейчас, когда я здесь, мне достаточно вашей красоты.

– Моя красота не наполнит ваш живот. – Она сорвала грушу и бросила ему. – Съешьте это.

– Как прикажет моя королева, – он откусил кусок плода, блеснув золотым зубом. Сок потек по его пурпурной бороде.

Девушка внутри неё до боли желала поцеловать его. «Его поцелуи крепкие и грубые, – говорила она себе, – и его не тронет, если я закричу или прикажу прекратить». Но часть её, принадлежавшая королеве, знала, что это глупо:

– Расскажите о своём путешествии.

Он небрежно пожал плечами:

– Юнкайцы послали каких-то наемников перекрыть Кхизайский Проход. Длинные Копья – так они себя называют. Мы нагрянули к ним ночью и отправили нескольких в ад. В Лхазаре я убил двух своих сержантов, задумавших украсть драгоценные камни и золотое блюдо – дары для Овечьих Людей, доверенные мне моей королевой. В остальном всё прошло, как я обещал.

– Сколько людей вы потеряли в сражении?

– Девять, – ответил Даарио,– но дюжина Длинных Копий решили, что лучше стать Воронами-Буревестниками, чем быть трупами. Поэтому нас вернулось на трое больше. Я объяснил, что они проживут дольше, сражаясь вместе с драконами, а не против них, и они разглядели смысл в моих словах.

Это заставило её насторожиться:

– Они могут шпионить на Юнкай.

– Эти люди слишком тупы для шпионов. Вы не знаете их.

– Также как и вы. Вы им доверяете?

– Я доверяю всем своим людям, лишь пока могу дотянуться и пронзить их, – улыбнулся он в ответ на её подозрения и сплюнул семечко. – Мне следует принести вам их головы? Я сделаю это, если вы прикажете. Один плешивый, двое других с косами, а четвёртый выкрасил бороду в четыре разных цвета. Скажите-ка, какой шпион будет носить такую бороду? Пращник может попасть камнем в глаз комара за сорок шагов, а уродливый хорошо управляется с лошадьми, но если моя королева скажет, что они должны умереть…

– Я так не говорила, я только… не спускайте с них глаз, и это всё, – произнеся это, Дени почувствовала себя глупо. Она всегда немного терялась в присутствии Даарио.

«Застенчивая, глупая девчонка. Что он обо мне подумает?», – и поэтому решила сменить тему.

– Овечьи Люди пришлют нам провизию?

– Зерно прибудет на барже по Скахазадхану, моя королева, а другие товары придут караваном через Кхизай.

– Нет, только не по Скахазадхану. Река для нас закрыта. И море тоже. Вы наверняка видели корабли в бухте. Квартийцы отогнали треть нашего рыболовецкого флота, а ещё треть захватили. Остальные слишком перепуганы, чтобы покинуть порт. Это положило конец даже той скудной торговле, что мы вели.

Даарио отбросил огрызок груши в сторону:

– У квартийцев в жилах молоко вместо крови. Покажите им ваших драконов, и они убегут.

Дени не хотелось говорить о драконах. Несмотря на то, что Дрогон не вернулся в город, фермеры до сих пор приходили ко двору с обгорелыми костями, предъявляя претензии за пропавших овец. Кое-кто утверждал, что видел, как дракон летал севернее реки, над пастбищами Дотракийского Моря. А внизу, в своей темнице, Визерион порвал одну из цепей. С каждым днем они с Рейегалем все больше дичали. Однажды Безупречные сообщили, что стальные двери накалились докрасна, и в тот день никто не посмел к ним даже прикоснуться.

– Астапор тоже в осаде.

– Это мне известно. Один из Длинных Копий прожил достаточно долго, чтобы поведать нам о том, что в Красном Городе люди едят друг друга. Он сказал, что скоро придет и черед миэринцев, поэтому я отрезал ему язык и скормил его желтой собаке. Ни одна собака не станет есть язык лжеца. А когда желтая съела, я понял, что тот не врал.

– В городе тоже идет война. – Дени рассказала о Детях Гарпии и Медных Тварях, о крови на мостовой. – Меня повсюду окружают враги, и в городе, и снаружи.

– Нападайте! – воскликнул он. – Человек, окруженный врагами, беззащитен. Попробуйте обороняться, и пока вы отбиваете меч, вам в спину вонзится топор. Нет. Когда противостоишь множеству врагов, выбери слабейшего, убей его, втопчи в землю и беги.

– И куда мне бежать?

– В мою постель. В мои объятья. В моё сердце. – Золотые рукояти аракха и стилета Даарио были выкованы в виде фигурок обнажённых женщин в развратных позах. Он потер их большими пальцами ужасно непристойным жестом, и похотливо улыбнулся.

Дени почувствовала, что кровь бросилась ей в лицо. Это выглядело так, словно он ласкал её.

«Сочтет ли он меня распутницей, если я затащу его в постель?» С Даарио ей хотелось побаловаться. «Нам не стоит встречаться наедине. Он слишком опасен, чтобы быть рядом со мной».

– Зелёная Милость сказала, что я должна сделать гискарца королем, – произнесла Дени, волнуясь. – Она убеждала меня вступить в брак с благородным Хиздаром зо Лораком.

– С этим? – Даарио усмехнулся. – Почему не с Серым Червем, если вас прельщает евнух в постели? Вы так хотите короля?

«Я хочу тебя».

– Я хочу мира. Я дала Хиздару девяносто дней, чтобы положить конец убийствам. Если он преуспеет, то я выйду за него замуж.

– Выходите за меня. Я справлюсь за девять дней.

«Ты же знаешь, я не могу», – чуть не сказала она.

– Вы сражаетесь с тенями, когда следует сражаться с теми, кто их отбрасывает, – продолжил Даарио. – Говорю вам – убейте их всех и заберите их сокровища. Прошепчите приказ, и ваш Даарио сложит их головы в груду выше этой пирамиды.

– Если бы знать кто они...

– Зхак, Пал и Меррек. Эти и все остальные. Великие господа. Кто же ещё?

«Его храбрость не уступает кровожадности».

– У нас нет доказательств, что это их рук дело. По-вашему, я пойду на убийство собственных подданных?

– Ваши подданные с радостью зарежут вас.

Его не было так долго, что Дени почти забыла, кто он такой. Наёмники коварны по натуре, напомнила она себе.

«Переменчивый, вероломный, жестокий. Он никогда не станет лучше, чем есть. У него никогда не будет истинного королевского величия».

– Пирамиды сильны, – пояснила она ему. – Взять их можно только огромной ценой. Как только мы атакуем хоть одну – остальные восстанут против нас.

– Тогда выманите их из пирамид под каким-нибудь предлогом. Свадьба вполне сгодится. Почему бы и нет? Обещайте вашу руку Хиздару, и все великие господа придут посмотреть на бракосочетание. А когда они соберутся в Храме Милости, позвольте нам разделаться с ними.

Дени пришла в ужас. «Он просто монстр. Пусть он и обходителен – и всё же чудовище остается чудовищем».

– Вы принимаете меня за Короля-Мясника?

– Лучше уж быть мясником, чем мясом. Все короли – мясники. Разве королевы чем-то отличаются?

– Эта – да.

Даарио пожал плечами:

– Большинство королев нужны лишь для того, чтобы согревать постель короля и рожать ему сыновей. Если вы хотите стать такой королевой, то лучшее – вступить в брак с Хиздаром.

Дени вспыхнула от гнева:

– Вы забыли кто я?

– Нет. А вы?

«За подобную дерзость Визерис снял бы с него голову».

– Я от крови дракона. Не смейте меня поучать. – Когда Дени встала, львиная накидка соскользнула с её плеч и упала на пол. – Оставьте меня.

Даарио резко поклонился:

– Я живу, чтобы повиноваться.

Когда он ушел, Дейенерис, снова призвала сира Барристана:

– Я хочу, чтобы Вороны-Буревестники опять отправились в поход.

– Ваше величество? Они ведь только что вернулись…

– Я желаю, чтобы они ушли. Пусть патрулируют юнкайское приграничье и защищают караваны, проходящие через Кхизайский Проход. Отныне Даарио должен докладывать вам. Оказывайте ему столько почета, сколько потребуется, и следите, чтобы его людям хорошо платили, но ни в коем случае не допускайте его ко мне.

– Как скажете, ваше величество.

Этой ночью Дени не могла уснуть, без конца ворочаясь и крутясь в постели. Она даже дошла до того, что позвала Ирри. Дени надеялась, что ласки служанки помогут ей заснуть, но вскоре вытолкала дотракийку прочь. Ирри была очаровательной, мягкой и желанной, но не могла заменить Даарио.

«Что я наделала? – думала Дени, свернувшись калачиком в своей пустой постели. – Я так долго ждала его возвращения, а теперь отослала прочь».

– Он сделал бы из меня чудовище, – прошептала она, – королеву мясников. Но потом ей вспомнился улетевший Дрогон, и драконы в темнице. «На моих руках тоже есть кровь, как и на сердце. Не такие уж мы с Даарио разные. Оба чудовища».

Ему снились отец и Лорд в Саване. В этом кошмаре они были единым целым. Сдавив его в каменных объятиях, отец склонился, чтобы подарить веявший могильным холодом поцелуй… и тут Тирион проснулся. Во рту пересохло, и чувствовался привкус крови, а сердце колотилось как бешеное.

– Наш мёртвый карлик, похоже, воскрес, – произнёс Хэлдон.

Тирион потряс головой, чтобы окончательно придти в себя.

«Горести. Я упал в воду в Горестях».

– Я не умер.

– Ну, на это мы ещё посмотрим. – Над ним возвышался Полумейстер. – Утка, будь послушной птичкой и вскипяти немного бульона для нашего друга. Он наверняка голоден.

«Я на борту ”Скромницы”, – догадался Тирион, лежа под колючим пледом, от которого разило уксусом. – Горести остались позади. Это был лишь сон. Мне всё это привиделось, когда я тонул».

– Почему от меня воняет уксусом?

– Это всё Лемора. Говорят, растирания уксусом помогают от серой хвори. Лично я в этом сомневаюсь, но попробовать-то можно, хуже не будет. Гриф вытащил тебя из воды, а она откачала воду из лёгких, хоть ты и был холодный, как ледышка, а губы уже посинели. Яндри предлагал выбросить тебя обратно за борт, но парень не позволил.

«Принц».

Воспоминания обрушились на него, словно ураган: каменный человек тянет к нему покрытые трещинами серые руки, из пальцев сочится кровь.

«Он был тяжёлым, словно валун, и тянул вниз за собой».

– Меня спас Гриф?

«Как же он меня ненавидит, раз не дал умереть».

– Сколько я проспал? И где мы?

– В Селорисе. – Хэлдон вытащил из рукава миниатюрный ножик. – Вот, держи. – Легким движением руки он метнул нож в Тириона.

Карлик испугано отшатнулся когда лезвие, задребезжав, воткнулось в палубу у него между ног.

– Зачем? – удивился он, выдернув нож.

– Снимай ботинки и уколи по очереди все пальцы на руках и ногах.

– Звучит довольно… болезненно.

– Надеюсь, что так и будет. Приступай.

Тирион стащил с себя ботинки, затем стянул чулки и недоуменно уставился на свои ноги. На его взгляд, они выглядели не лучше и не хуже, чем обычно. Он осторожно потыкал острием ножа большой палец.

– Сильнее, – потребовал Хэлдон Полумейстер.

– Нужно до крови?

– Если понадобится…

– Я же себе все пальцы изрежу.

– Мы тут не в считалочки пальцев играем. Посмотрим, что ты почувствуешь. Если боль – можешь спать спокойно, а нет – начинай бояться.

«Серая хворь».

Тирион скривился и с силой ткнул ножом в следующий палец. Увидев выступившую на месте укола бусинку крови, он тихо ругнулся.

– Больно. Теперь ты счастлив?

– Сейчас спляшу на радостях.

– Ну и вонючие у тебя ноги, Йолло, похлеще моих, – скривился Утка, принёсший бульон. – Гриф ведь предупреждал, что не стоит прикасаться к каменным людям.

– Ага, вот только подзабыл предупредить их, что не следует прикасаться ко мне.

– Ты не просто тыкай ножом в пальцы, а проверяй, нет ли там серых омертвевших участков кожи и не чернеют ли ногти, – наставлял Хэлдон. – Если увидишь такие признаки – режь. Лучше остаться без пальца, чем без ноги. Лучше лишиться руки, чем провести остаток дней, рыдая на Мосту Мечты. Закончишь с первой ногой – принимайся за вторую, затем руки.

Опустив злосчастную ногу, карлик закинул на неё другую и вновь принялся колоть себя ножом.

– А палец между ног мне тоже потыкать?

– Проверь. Вреда не будет.

– Это тебе вреда не будет… А может его просто отрезать, всё равно никакой пользы.

– Да пожалуйста! Высушим, набьём чем-нибудь и продадим за огромные деньги. Причиндалы карлика обладают магической силой.

– Я годами твердил о том же всем женщинам, – усмехнулся Тирион, ткнул острием ножа подушечку большого пальца на руке и быстро сунул его в рот, чтобы отсосать выступившую кровь. – И сколько времени мне себя истязать? Когда точно мы узнаем, что я здоров?

– Честно? – прищурился Полумейстер. – Никогда. Ты пол реки выхлебал – может, серая хворь уже расползается по твоему телу, превращая внутренности в камень. Сначала сердце и лёгкие, а потом всё остальное. И если я прав, то покалывание пальцев и обтирания уксусом тебя не спасут. Как закончишь, отправляйся есть суп.

Бульон был хорош. Правда, Тирион заметил, что Полумейстер сел на другой конец стола, стараясь держаться подальше от него. «Скромница» пришвартовалась к потрёпанному пирсу на восточном берегу Ройна. Со стоявшей на якоре двумя пирсами ниже волантийской галеры сходили на берег солдаты. Пристань была буквально утыкана жавшимися друг к дружке торговыми лавками, палатками и складами. А за сложенной из песчаника стеной в красных лучах заходящего солнца полыхали огнём городские башни и купола.

«И всё же это не город».

Селорис до сих пор считался большой деревней, и управляли им из Старого Волантиса. Это был не Вестерос.

На палубу вышла Лемора, а следом за ней принц. Увидев Тириона, она бросилась к нему и крепко обняла.

– Благодарение Матери! Я молилась за тебя, Хугор.

«Ну хоть ты за меня молилась».

– За это я на тебя не в обиде.

Приветствие молодого Грифа было более сдержанным. Наследничек трона прибывал в дурном настроении, злясь, что его заставили остаться на «Скромнице» и не позволили сойти на берег вместе с Яндри и Исиллой.

– Мы лишь хотим уберечь тебя, – успокаивала юношу Лемора. – Уж больно нынче времена неспокойные.

– По пути из Горестей в Селорис на восточном берегу мы трижды видели всадников, скакавших вдоль реки на юг. Дотракийцев. Однажды они пронеслись так близко от нас, что было слышно, как звенят колокольчики в их косах, и иногда ночами за восточными холмами сияло зарево от их костров. Еще нам встретились военные суда – волантийские речные галеры, полные солдат-рабов. Триархи, как видно, опасаются атаки на Селорис, – рассказал Полумейстер.

Тирион практически сразу понял, что к чему. Селорис единственный среди таких же крупных прибрежных поселений располагался на восточном берегу Ройна, отчего он был уязвимее для табунщиков, чем города на другой стороне.

«Даже если так, не велика добыча. Будь я на месте кхала, то сделал бы вид, что хочу напасть на Селорис, заставив волантийцев броситься на его защиту, а сам повернул бы на юг и рванул прямо на Волантис».

– Я умею пользоваться мечом, – настаивал на своём Молодой Гриф.

– Даже храбрейшие из твоих предков в опасные времена держались поближе к гвардейцам.

Лемора сменила рясу септы на наряд, скорее подходящий жене или дочери зажиточного торговца. Тирион присмотрелся к ней повнимательнее. Он довольно легко раскусил, кто скрывается под синими крашеными волосами Грифа и Молодого Грифа, Яндри и Исилла, похоже, были теми, кем казались, а Утка даже проще, чем пытался изобразить. Но вот Лемора...

«Кто же она на самом деле? Зачем она здесь? Полагаю, не ради золота. Что для неё значит этот принц? Была ли она когда-нибудь настоящей септой?»

Хэлдон тоже заметил смену её наряда.

– И как же нам реагировать на эту внезапную утрату веры? Я бы предпочел видеть вас в облачении септы, Лемора.

– А на мой вкус, уж лучше голой, – хмыкнул Тирион.

Лемора наградила его укоризненным взглядом.

– Потому что душа у тебя нечестивая. Одеяние септы выставляет напоказ нашу связь с Вестеросом, привлекая ненужное внимание. – Она повернулась к принцу Эйегону. – Вы не единственный, кому приходится прятаться.

Похоже, парня это мало успокоило.

«Идеальный принц, но при этом совсем ещё ребенок, ничего не смыслящий в жизни и её превратностях».

– Принц Эйегон, раз уж мы оба застряли на судне, не окажите ли вы мне честь сыграть со мной партию в кайвассу, дабы скоротать за ней время? – предложил юноше Тирион.

Принц бросил на него настороженный взгляд.

– Меня уже мутит от кайвассы.

– Вы хотите сказать, что до тошноты надоело проигрывать карлику?

Как и рассчитывал Тирион, эти слова задели парня за живое:

– Пойди принеси доску и фигуры. На этот раз я разобью тебя в пух и прах.

Они уселись, скрестив ноги, прямо на палубу возле каюты, и игра началась. Молодой Гриф построил свою армию для атаки, выведя вперед дракона, слонов и боевого коня.

«Стратегия юнца, столь же глупая, сколь и смелая. Рискнуть всем, ради быстрой победы».

Карлик предоставил принцу сделать первый ход. Хэлдон, стоя позади них, наблюдал за игрой.

Когда принц потянулся к своему дракону, Тирион кашлянул.

– На вашем месте, я бы не стал этого делать. Большая ошибка выводить дракона так скоро, – невинно улыбнулся он. – Ваш отец знал, чем грозит храбрецу безрассудство.

– Ты знал моего настоящего отца?

– Видел пару раз. Когда Роберт его убил, мне было лишь десять лет, и мой собственный отец прятал меня в Утёсе. Нет, не могу сказать, что я знал принца Рейегара. Не так хорошо, как ваш мнимый отец. Лорд Коннингтон ведь был лучшим другом принца, верно?

Молодой Гриф откинул со лба прядь синих волос.

– Они вместе служили оруженосцами в Королевской Гавани.

– Наш лорд Коннингтон – воистину самый преданный друг. А как же иначе, раз он до сих пор так верен внуку короля, отобравшего у него земли и титулы, а затем отправившего в изгнание. А зря. Когда мой отец захватил Королевскую Гавань, друг Рейегара был бы там весьма кстати и мог помешать размазать по стене королевские мозги драгоценного сыночка своего венценосного приятеля.

Парень покраснел.

– Я же тебе говорил. Убили не меня, а сына какого-то кожевника из Вонючей Канавы, чья жена умерла во время родов. Бедняк продал младенца лорду Варису за кувшин арборского золотого. Сыновей у него хватало, а вот арборского вина попробовать не довелось. Варис забрал меня у моей матери, поменяв на мальца из «канавы».

– Да уж. – Тирион передвинул своих слонов. – И как только этот «принц из канавы» благополучно окочурился, евнух, не теряя времени, тайно переправил вас через Узкое море к своему толстому дружку. Сыроторговец спрятал вас на лодке и нашёл лорда-изгнанника, согласившегося назваться вашим отцом. Прелестная история, без сомнений. Когда вы завоюете Железный Трон, барды воспоют ваше спасение во всех красках… если, конечно, наша прекрасная Дейенерис соизволит взять вас в мужья.

– Она так и сделает. Должна сделать.

– Должна? – Тирион скептически поцокал языком. – Неподходящее слово для ушей королевы. Конечно, вы для неё отличная партия. Умный, смелый, да к тому же красавец – о таком мечтает любая девица. Но Дейенерис Таргариен – не какая-то там девица. Она вдова дотракийского кхала, мать драконов и покорительница городов – прямо-таки, Эйегон Завоеватель с сиськами. Она может оказаться не такой уж и сговорчивой, как вам бы хотелось.

– Она согласится. – Эйегон выглядел сбитым с толку. По всему было видно, ему и в голову не приходило, что его невеста откажется выйти за него замуж. – Ты её совсем не знаешь. – И схватив фигуру боевого коня, принц с грохотом опустил её на доску.

Карлик пожал плечами.

– Я знаю, что она провела детство в изгнании, бедствуя, живя лишь мечтами и надеждами. В вечных бегах из города в город, всегда в опасности, в страхе. И никого не было рядом, кроме полубезумного брата… Брата, продавшего её девственность дотракийцу за обещание дать армию. Я знаю, что где-то в степях вылупились её драконы, и она сама заново родилась вместе с ними. Знаю, что она горда. А как иначе? Что у нее осталось кроме гордости? Она сильна. А как по-другому? Дотракийцы презирают слабость. Будь Дейенерис слаба, то сгинула бы вместе с Визерисом. Я знаю, что она жестока. Астапор, Юнкай и Миэрин – отличное тому доказательство. Она пересекла бескрайние степи и Красную пустыню, на её жизнь не раз покушались, против неё строили заговоры и использовали тёмное колдовство. Она оплакала брата, мужа и сына. Втоптала города работорговцев в пыль своей изящной ножкой. И как, по-вашему, отреагирует эта королева когда, представ перед ней с протянутой рукой, вы пролепечете: «Доброго утра тебе, тетушка. Я – восставший из мертвых твой племянник Эйегон. Я всю жизнь прятался на лодке, но теперь смыл синюю краску с волос и хотел бы забрать одного дракона… ах да, я уже говорил, что у меня больше прав на Железный Трон, чем у тебя?»

Эйегон скрипнул зубами от ярости.

– Я приду к своей тете не с протянутой рукой. Я явлюсь к ней как родич, во главе армии.

– Малюсенькой такой армии.

«Ну вот, это его хорошенько разозлило». Этот разговор напомнил карлику беседы с Джоффри. «У меня просто дар злить принцев».

– У королевы Дейенерис огромное войско, но вы не имеете к нему никакого отношения. – Тирион передвинул своих арбалетчиков на соседнюю клетку.

– Говори, что хочешь. Она станет моей невестой, лорд Коннингтон позаботится об этом. Я верю ему, как родному.

– Может, нарядитесь шутом вместо меня? Не доверяйте никому. Ни своему мейстеру без цепи, ни лже-отцу, ни подлизе Утке, ни очаровательной Леморе, ни одному из этих милых друзей, растивших вас с колыбели. И в первую очередь не доверяйте сыроторговцу, Пауку и этой юной драконьей королеве, на которой вознамерились жениться. Конечно от всего этого недоверия у вас начнется несварение желудка и бессонница, но уж лучше страдать от бессонницы, чем заснуть вечным сном. – Карлик передвинул черного дракона через горную цепь. – Но кто я такой, чтобы вас учить? Ваш приемный отец – великий лорд, а я всего лишь скрюченный коротышка, похожий на мартышку. И все же, на вашем месте я бы поступил иначе.

Последняя фраза привлекла внимание парня.

– Иначе? Как именно?

– Будь я на вашем месте? Я бы отправился не на восток, а на запад. Высадился в Дорне и созвал знамена. Семь Королевств никогда ещё не были такой легкой добычей, как сейчас. На железном Троне сидит мальчишка, на севере хаос, речные земли разорены, в Штормовом Пределе и на Драконьем Камне хозяйничают повстанцы. Когда наступит зима, в королевстве разразится голод. И кто же будет со всем этим разбираться? Кого беспрекословно слушается мальчик, правящий Семью Королевствами? Конечно же, мою ненаглядную сестрицу! Больше некого. Моего брата Джейме влекут сражения, а не власть. Много раз ему нужно было лишь протянуть руку – и вот она власть, но он просто отмахнулся от всех этих возможностей. Мой дядя Киван мог бы стать неплохим регентом, если бы кто-то возложил на него эти обязанности, но он никогда не возьмёт их сам. Боги создали его исполнителем, но не лидером. – «Предположим, таким его сделали не только боги, но и мой отец». – Мэйс Тирелл с радостью захапал бы себе скипетр, но мои родственнички не из тех, кто останется тихо стоять в сторонке. И все вокруг ненавидят Станниса. Кто же остался? Оп-ля-ля – только Серсея.

– Вестерос изранен и истекает кровью. Ни секунды не сомневаюсь, что и сейчас моя сестрица залечивает эти раны… солью. Серсея деликатна, как король Мейегор, самоотверженна, как Эйегон Недостойный, и мудра, как Эйерис Безумный. Она никогда не забывает пренебрежения – настоящего или только кажущегося. Она считает осторожность трусостью, а инакомыслие – неповиновением. И жадности её нет предела. Она жадна до власти, до почестей, жадна до любви. До сих пор правление Томмена держится лишь на союзах, которые так тщательно создавал мой отец. Но близок день, когда она все их разрушит, все до единого. Высаживайтесь и созывайте знамёна. Никто не оставит ваш призыв без ответа – ни лорды всех мастей, ни простой люд. Но не тяните с этим, мой принц. Можно упустить момент. Волна, поднимающая вас на своем гребне, скоро покатится вниз. Постарайтесь прибыть в Вестерос до того, как моя сестра падёт, и кто-то более сообразительный займёт её место.

– Но, – растерялся принц Эйегон, – как же мы победим без Дейенерис и её драконов?

– А вам и не обязательно побеждать, – ответил Тирион. – Всё, что вам нужно сделать – это созвать знамена, сплотить своих сторонников и продержаться до тех пор, пока Дейенерис не присоединится к вам со своей армией.

– Ты же сам сказал, что она может меня не принять?

– Пожалуй, я слегка преувеличил. Может она и сжалится, когда вы приползете просить её руки, – пожал плечами карлик. – Вы правда готовы рискнуть своим троном, понадеявшись на женскую прихоть? Но если вы отправитесь в Вестерос… о, тогда совсем другое дело. Вы уже мятежник, а не попрошайка. Храбрый, безрассудный, истинный наследник Таргариенов, идущий по стопам Эйегона Завоевателя. Дракон!

– Говорю же, я знаю нашу юную королеву. Стоит ей услышать, что убитый сын её брата Рейегара жив, что этот храбрый мальчик, горя желанием отомстить за своего отца и вернуть Железный Трон роду Таргариенов, поднял над Вестеросом драконье знамя её предков и мужественно сражается, окруженный со всех сторон неприятелем… она примчится к вам на всех парусах. Вы последний из её рода, а Мать Драконов, эта Разбивающая Цепи, прежде всего – спасительница. Девушка, утопившая в крови города рабовладельцев, лишь бы совершенно чужие ей люди не томились в оковах, едва ли оставит в беде сына собственного брата. И когда, прибыв в Вестерос, она увидит вас в первый раз, то вы встретитесь на равных, как мужчина и женщина, а не как королева и проситель. Неужели после этого она сможет не влюбиться в вас? – Улыбаясь, он схватил своего дракона и передвинул его на другой край доски. – Надеюсь, ваше величество простит меня. Ваш король в ловушке. Поражение в четыре хода.

Принц изумленно уставился на игральную доску:

– Мой дракон…

– …слишком далеко, чтобы спасти вас. Вам следовало переместить его в центр битвы.

– Но ты же сказал…

– Я солгал. Не верьте никому, и держите дракона поблизости.

Молодой Гриф резко вскочил на ноги и пнул игральную доску. Фигурки разлетелись во все стороны и, подпрыгивая, покатились по палубе «Скромницы».

– Собери их, – приказал юноша.

«В конце концов, может он и правда Таргариен».

– Как пожелает ваше величество. – Тирион опустился на четвереньки и принялся подбирать фигурки, ползая по палубе.

День близился к вечеру, когда на «Скромницу» вернулись Яндри и Исилла. Едва поспевавший за ними носильщик толкал перед собой тачку, доверху нагруженную провизией: солью, мукой, свежим маслом, завернутыми в полотно окороками, мешками с апельсинами, яблоками и грушами. На плече Исиллы красовалась громадная, размером с Тириона, щука, а Яндри тащил на загривке бочонок с пивом.

Увидев стоявшего у сходней карлика, Исилла остановилась так резко, что Яндри врезался в нее, и соскользнувшая с её плеча щука чуть было не шлепнулась обратно в реку. Подоспевший Утка еле успел схватить рыбину. Уставившись на Тириона, Исилла сделала странный жест, как будто протыкая воздух тремя пальцами.

«Знак, ограждающий от зла».

– Давай помогу тебе с рыбешкой, – предложил Тирион Утке.

– Нет, – одёрнула Исилла. – Не приближайся. И не смей трогать еду, кроме той, что ешь сам.

Карлик послушно поднял над головой руки:

– Как прикажешь.

Яндри опустил винный бочонок на палубу.

– Где Гриф? – спросил он у Хэлдона.

– Спит.

– Тогда буди. Мы принесли новости, которые будут ему интересны. В Селорисе только и говорят, что о королеве. По слухам, она до сих пор торчит в Миэрине под осадой. Если верить базарным байкам, то Старый Волантис скоро присоединится к войне против неё.

Хэлдон поджал губы.

– Сплетням рыботорговцев доверять нельзя. Но думаю, Гриф захочет это услышать. Вы ж его знаете, – и Полумейстер спустился в каюту.

«Девчонка так и не выступила на запад».

Без сомнения, у неё были на это веские причины. Между Миэрином и Волантисом не менее пятисот лиг пустынь, гор, болот, да древних руин. Плюс Мантарис с его зловещей репутацией.

«Город монстров, но если она отправится по суше, то где же еще ей достать еды и воды? Морем, конечно, быстрее, но если у нее нет кораблей…»

Тем временем на палубу, где Исилла поливала лимонным соком скворчавшую на жаровне щуку, вышел Гриф. На наемнике была надета кольчуга, плащ из волчьей шкуры, мягкие кожаные перчатки и тёмные шерстяные штаны. Если он и удивился, увидев здравствующего Тириона, то не подал вида, если не считать его обычной хмурости. Он отвел Яндри к румпелю, и стал с ним что-то обсуждать. Они разговаривали слишком тихо, чтобы карлик мог услышать хоть слово.

Наконец Гриф подозвал Хэлдона.

– Надо выяснить, правдивы ли слухи. Ступай на берег и разузнай, что сможешь. Каво наверняка в курсе. Если только ты его найдёшь. Проверь «Речника» и «Расписную Черепаху», да ты и сам знаешь, где ещё он бывает.

– Сделаю. И возьму с собой карлика. Четыре уха лучше, чем два. К тому же, вы помните, как Каво относится к кайвассе.

– Как хочешь. Постарайтесь вернуться до восхода. Если вас что-то задержит, то отправляйтесь к «Золотому Братству».

«Речь истинного лорда», – подумал про себя Тирион.

Хэлдон накинул на плечи плащ с капюшоном, а Тирион сменил пёстрый самодельный шутовской наряд на более неприметный серый. Гриф выдал каждому из них кошель серебра из сундука Иллирио. «Для развязывания языков».

Пока они шли по набережной, закат сменили сумерки. Карлик и Полумейстер шагали то мимо пустых судов с поднятыми сходнями, то мимо кораблей, на которых толпились вооруженные люди, провожавшие их настороженными взглядами. Висевшие над прилавками у городской стены бумажные фонарики освещали мощеную дорогу разноцветными огоньками.

Тирион наблюдал, как лицо Хэлдона становилось то зелёным, то красным, то фиолетовым. Где-то впереди сквозь какофонию иноземного говора пробивалась странная музыка – нежные, высокие ноты флейты переплетались с грохотом барабана, а неподалёку заливалась лаем собака.

И, конечно, на причале сновали шлюхи. Речной или морской порт всегда оставался портом, а там, где матросы, непременно крутятся и потаскухи.

«Не об этом ли говорил мой отец? Может, все шлюхи отправляются к морю?»

Шлюхи Ланниспорта и Королевской Гавани – свободные женщины. В Селорисе их сёстры по ремеслу были рабынями, на что указывала татуировка в виде слезинок под правым глазом.

«Большей частью старые и страшные, как грех, если не хуже». От их вида даже трахаться почти расхотелось.

Тирион почувствовал на себе любопытные взгляды. Глядя, как он вперевалочку ковыляет на своих коротких ногах, шлюхи принялись шептаться и хихикать, прикрывая рты ладошками. «Можно подумать, никогда карликов не видали».

Речные ворота охранял взвод волантийских копейщиков. В стальных когтях, торчавших из их латных рукавиц, отражались огни факелов. Шлемы, сделанные в виде тигриных морд, не скрывали лиц с зелёными полосами-татуировками на щеках. Тирион знал, как солдаты-рабы Волантиса гордятся своими тигриными полосками.

«Тоскуют ли они по воле? – размышлял он. – И что станут делать, если эта юная королева дарует им свободу? Кем ещё они могут быть, если не тиграми? Кто я, если не лев?»

Один из тигров, увидев карлика, сказал что-то остальным, и те засмеялись. Когда Тирион со своим спутником подошли к воротам, стражник стянул с руки когтистую рукавицу вместе с провонявшей потом перчаткой, а затем, обхватив карлика за шею, грубо потер его голову. Всё произошло так внезапно, что ошарашенный случившимся Тирион даже не сопротивлялся, а лишь спросил у Полумейстера:

– Зачем он это сделал?

– Он говорит, что потереть голову карлика – к удаче, – объяснил Хэлдон, перекинувшись со стражником парой слов на чужом языке.

Тирион выдавил улыбку.

– Скажи ему, что отсосать у карлика – к ещё большей удаче.

– Лучше не надо. Тигры славятся своими острыми зубами.

Тем временем другой стражник, нетерпеливо помахивая факелом, дал им понять, что можно проходить. Хэлдон Полумейстер уверенным шагом направился в Селорис, а Тирион заковылял вслед за ним.

Их взору открылась огромная ярко освещенная площадь, даже в это позднее время заполненная людьми. Над воротами постоялых домов и борделей раскачивались на железных цепях фонари, сделанные из разноцветного стекла, а не бумаги, в отличие от тех, что висели перед городской стеной. Справа перед храмом из красного камня горел костер. Стоявший на балконе жрец в алых одеждах что-то вещал собравшейся вокруг пламени группке людей. А чуть дальше, напротив постоялого двора, за игрой в кайвассу коротали время путешественники. В здание, судя по всему бордель, беспрерывно то входили, то выходили пьяные солдаты. Рядом с конюшней женщина стегала мула. Мимо прогрохотала двухколёсная телега, запряжённая белым карликовым слоном.

«Другой мир, – подумал Тирион, – но не так уж он и отличается от моего».

На площади возвышалась статуя из белого мрамора, изображавшая безголового всадника на боевом коне. И конская сбруя, и доспехи статуи выглядели роскошно.

– А это кто такой? – заинтересовался Тирион.

– Триарх Хоронно. Волантийский герой Кровавого Века. Его выбирали триархом на протяжении сорока лет, а потом он устал от выборов и провозгласил себя пожизненным триархом. Волантийцы, впрочем, не оценили эту шутку и вскоре после этого его казнили – разорвали пополам, привязав к двум слонам.

– Статуе явно не хватает головы.

– Он был тигром. Когда к власти пришли слоны, их сторонники вошли в раж и поотбивали головы у статуй тех, кто, по их мнению, был виновником всех войн и смертей. – Полумейстер пожал плечами. – Это случилось уже в другую эпоху. Пойдём-ка лучше послушаем, о чём говорит жрец. Могу поклясться, что там прозвучало имя Дейенерис.

Перейдя через площадь, они присоединились к толпе у храма, которая становилась всё больше и больше. Зажатый между возвышающимися над ним людьми, карлик понял, что за всеми этими задницами вряд ли много увидишь. Тирион слышал почти каждое слово, произнесенное жрецом, но не улавливал смысл.

– Ты понимаешь, о чём он говорит? – спросил он у Хэлдона на общем языке.

– Обязательно бы понял, если бы один карлик не орал мне в ухо.

– Я не орал. – Скрестив на груди руки, Тирион вертел головой, рассматривая лица мужчин и женщин, остановившихся послушать жреца. И куда бы он ни взглянул, всюду маячили татуировки.

«Рабы. Четверо из пяти – рабы».

– Жрец призывает волантийцев отправиться на войну, – объяснил ему Полумейстер. – Но на правильной стороне, в качестве воинов Владыки Света – Рглора, создавшего солнце и звезды, извечного борца с тьмой. Нессос и Малакво отвернулись от света, жёлтые гарпии с востока посеяли тьму в их сердцах. Он говорит о…

– Драконах. Это слово я понял. Он сказал «драконы».

– Угу. Драконы явились, чтобы вознести её к славе.

– Её. Дейенерис?

Хэлдон кивнул.

– Бенерро послал из Волантиса весть дальше по миру. Её пришествие – это исполнение древнего пророчества. Из дыма и соли была она рождена, дабы сотворить мир заново. Она – возродившийся Азор Ахаи… и её победа над тьмой принесёт лето, которому не будет конца… сама смерть преклонит пред ней колени, а те, кто падет, сражаясь за неё, переродятся заново…

– А я обязан переродиться в этом же теле? – спросил Тирион. Люди всё прибывали. Он чувствовал, что давка растёт.

– Кто такой Бенерро?

Хэлдон вздёрнул бровь.

– Первосвященник красного храма Волантиса, Пламя Истины, Свет Мудрости, Первый Служитель Владыки Света, Раб Рглора.

Единственным известным Тириону красным жрецом был Торос из Мира. Дородный, добродушный, в заляпанной винными пятнами одежде гуляка, который вечно ошивался при дворе Роберта, напиваясь вдрызг лучшими королевскими винами и воспламеняя свой меч ради турнирных схваток.

– Я предпочитаю толстых, безнравственных и циничных жрецов, – сказал он Хэлдону. – Тех, что, развалившись на мягких атласных подушках, трескают сладости и вставляют маленьким мальчикам. Беду приносят те, кто искренне верит в богов.

– Возможно, у нас получится использовать нынешнюю беду себе на пользу. Я знаю, где мы можем найти ответы.

Хэлдон направился мимо безголовой статуи к расположенному на площади большому каменному постоялому двору. Над дверью висел ярко раскрашенный панцирь огромной черепахи. Внутри, словно далёкие звёзды, мерцали тусклые красные огоньки сотни свечей. Воздух сочился ароматами жареного мяса и специй, а рабыня с вытатуированной на щеке черепахой разливала бледно-зелёное вино.

Хэлдон остановился на пороге.

– Вон там, те двое.

В нише за резным каменным столом для игры в кайвассу сидели два человека. Прищурившись от красного света свечей они смотрели на расставленные на доске фигуры. Первый был тощий болезненного вида мужчина с редеющими чёрными волосами и длинным острым носом, а второй – широкоплечий и толстопузый, с длинными вьющимися локонами, спускавшимися ниже воротника. Оба, не отрываясь, смотрели на доску, пока Хэлдон не втиснул между ними свой стул:

– Мой карлик играет в кайвассу лучше вас обоих вместе взятых.

Оторвавшись от игры, здоровяк недовольно взглянул на непрошеных гостей и произнёс какую-то фразу на языке Старого Волантиса. Он говорил слишком быстро, чтобы Тирион смог понять смысл сказанного. Тощий откинулся на спинку стула и спросил на общем языке:

– Он продается? Коллекции диковинок триарха не помешал бы играющий в кайвассу карлик.

– Йолло не раб.

– Какая жалость. – Тощий передвинул ониксового слона.

Его соперник, игравший алебастровой армией, неодобрительно поджал губы и переставил своего боевого коня.

– Зря, – заметил Тирион, игравший свою роль знатока кайвассы.

– И верно, зря, – согласился тощий, сделав ответный ход боевым конем, за которым последовала череда быстрых ходов. – Ты продул, друг мой, – улыбнулся тощий.

Здоровяк кинул сердитый взгляд на доску, и, ворча что-то на своем родном языке, поднялся из-за стола. Его противник рассмеялся:

– Да ладно тебе. Карлик так сильно не воняет.

Он жестом пригласил Тириона занять освободившееся место.

– Твоя очередь, коротышка. Выкладывай серебро, глянем, насколько ты хорош в игре.

«В какой именно игре?» – чуть было не брякнул Тирион, вскарабкиваясь на стул.

– Мне играется лучше на сытый желудок и с чашей вина в руке. – Проявив гостеприимство, тощий подозвал рабыню, чтобы заказать еду и питье.

– Благородный Каво Ногарис служит таможенным офицером здесь, в Селорисе. Мне ни разу не удалось победить его в кайвассу, – с почтением произнёс Хэлдон.

Тирион всё понял.

– Может, мне улыбнется удача. – Он развязал кошель и принялся столбиком выкладывать на доску монеты, пока Каво одобрительно не улыбнулся.

Игроки расставляли фигуры каждый на своей стороне перегороженного ширмой игрового поля.

– Что слышно из низовий? Будет ли война? – спросил тем временем Хэлдон.

Каво пожал плечами.

– Юнкайцы рвутся воевать. Они называют себя Мудрыми Мастерами. Не знаю, как там у них с мудростью, но в хитрости недостатка нет. Их посол прибыл к нам с сундуками, набитыми золотом и драгоценными камнями, и двумя сотнями рабов: едва расцветших девочек и ещё не бреющихся мальчиков, обученных пути семи вздохов. Мне рассказывали, что его взятки щедры, а пиры запомнятся надолго.

– Юнкайцы подкупили ваших триархов?

– Только Нессоса. – Каво убрал ширму и пристально оглядел расположение войск Тириона. – Малакво, может, стар и беззуб, но он всё ещё тигр, а Донифоса больше не переизберут. Город жаждет войны.

– Но почему? – удивился Тирион. – До Миэрина много лиг по морю. Чем же милая деточка обидела Старый Волантис?

– Милая? – засмеялся Каво. – Если хоть половина историй, дошедших до нас из Залива Работорговцев, правдива, эта деточка – настоящий монстр. Говорят, она кровожадна, и тех, кто скажет слово поперёк, сажают на колья, и они умирают долгой мучительной смертью. Говорят, она колдунья, кормящая своих драконов новорожденными младенцами, клятвопреступница и богохульница, что она нарушает перемирия, угрожает послам и вымещает свой гнев на тех, кто служил ей верой и правдой. Говорят, её похоть невозможно утолить: она совокупляется с мужчинами, женщинами, евнухами и даже с псами и детьми. Горе тому любовнику, что не сможет её удовлетворить. Она отдается мужчинам, взамен забирая их души.

«Прекрасно, – подумал Тирион, – если она отдастся мне, пусть забирает мою маленькую невзрачную душонку».

– Под «говорят» ты подразумеваешь тех работорговцев-изгнанников, которых она вышвырнула из Астапора и Миэрина, – ухмыльнулся Хэлдон. – Пустая клевета.

– В любой клевете есть доля правды, – возразил Каво. – К тому же, главный грех девчонки неоспорим. Это самонадеянное дитя взяло на себя смелость уничтожить торговлю людьми, однако Заливом Работорговцев дело далеко не заканчивается. Это часть всемирного морского промысла, и драконья королева замутила воду. За Чёрными Стенами лорды из древних родов спят неспокойно, прислушиваясь, как их рабы точат на кухне длинные ножи. Рабы обрабатывают наши поля и ухаживают за нашим скотом, чистят наши улицы, учат наших детей. Они сторожат наши стены, гребут на наших галерах, сражаются за нас в битвах. А теперь, оглядываясь на восток, они видят там эту сияющую издалека юную королеву, эту Разбивающую Цепи. Этого не потерпят не только представители древних родов, бедняки тоже ненавидят её. Даже последний попрошайка – и тот стоит выше раба. А эта драконья повелительница хочет отобрать у него последнее утешение в жизни.

Карлик переставил вперед своего копьеносца. Каво ответил лёгкой кавалерией. Тирион передвинул арбалетчика на одну клетку и сказал:

– Красный жрец на улице, похоже, считает, что Волантис должен сражаться на стороне серебряной королевы, а не против неё.

– Красным жрецам лучше бы попридержать языки, – нахмурился Каво Ногарис. – Уже начались потасовки между их прихожанами и теми, кто поклоняется иным богам. Яростные речи Бенерро приведут лишь к тому, что он навлечет на себя большую беду.

– Какие речи? – спросил карлик, крутя в руке фигурку простолюдина.

Волантиец с досадой отмахнулся.

– В Волантисе каждую ночь тысячи рабов и вольноотпущенников наводняют храмовую площадь, чтобы послушать болтовню Бенерро о кровоточащих звездах и огненном мече, который очистит мир. Из его проповедей следует, что Волантис наверняка сгорит в огне, если триархи поднимут оружие против серебряной королевы.

– Ну, такой ход событий даже я мог бы предсказать. А вот и еда.

На ужин принесли тарелку с жареной козлятиной, кусками разложенной на нарезанном кольцами луке. Приправленное специями мясо, сочащееся кровью внутри и покрытое хрустящей корочкой снаружи, источало вкуснейший аромат. Тирион схватил кусок. Козлятина оказалась такой горячей, что он обжёг пальцы, но такой вкусной, что он тут же потянулся за следующим куском. Карлик запил его бледно-зеленым волантийским ликёром, вкус которого по сравнению с теми напитками, что он пил последнее время, более всех напоминал вино.

– Отлично, – заявил он и, приподняв пальцами своего дракона, убрал одного из слонов Каво. – Самая сильная фигура в игре. У Дейенерис Таргариен, как известно, таких три.

– Три, – согласился Каво, – каждый против трех тысяч врагов. Граздан мо Эраз не единственный посол, которого отправили из Жёлтого Города. Когда мудрые господа поведут свои войска против Миэрина, легионы из Нового Гиса выступят на их стороне. Толосийцы. Элирийцы. Даже дотракийцы.

– Дотракийцы топчутся и у ваших собственных ворот, – сказал Хэлдон. – Кхал Поно.

Каво отмахнулся бледной рукой.

– Табунщики приходят, мы дарим им подарки, табунщики уходят.

Он снова передвинул свою катапульту, накрыл ладонью алебастрового дракона Тириона и убрал его с поля.

Остальные фигуры постигла та же участь, хотя карлик и продержался ещё с дюжину ходов.

– Пришло время для горьких слез, – подытожил Каво, сгребая кучку серебра. – Ещё партию?

– Думаю, хватит, – помотал головой Хэлдон. – Мой карлик получил урок смирения. Пожалуй, нам лучше вернуться на корабль.

Костер на площади всё ещё пылал, но жрец ушел, и толпа разошлась. В окнах борделя мерцали огоньки свечей, а изнутри доносился женский смех.

– Ночь только началась, – заметил Тирион, – а Каво наверняка рассказал нам далеко не всё. Зато шлюхи много чего слышат от мужчин, которых обслуживают.

– Ты так соскучился по женщинам, Йолло?

– Заскучаешь тут, когда вся любовь в собственных руках.

«Вполне вероятно, что Селорис именно то место, куда отправляются шлюхи. Тиша может быть здесь прямо сейчас с вытатуированными на щеке слезами».

– Я ж чуть не утонул. После такого, мужчине необходима женщина. Кроме того, хочу удостовериться, что мой дружок не окаменел.

Полумейстер рассмеялся.

– Буду ждать тебя в таверне у ворот. Не затягивай там с этим делом.

– На этот счет можешь не переживать. Большинство женщин предпочитают закончить со мной как можно быстрее.

Бордель оказался довольно скромненьким по сравнению с теми, что карлик частенько посещал в Ланниспорте и Королевской Гавани. Хозяин хоть и говорил только по-волантийски, зато отлично понимал звон серебра. Он провел карлика под аркой в длинную пахнущую ладаном комнату, где скучали четыре полураздетые рабыни. На взгляд Тириона, двум из них было не меньше сорока, а самой младшей пятнадцать или шестнадцать. Привлекательными их вряд ли можно было назвать, но они были и не такими страшными, как те, что он видел в доках. Одна была явно беременна. Другая просто толстуха с железными кольцами в сосках. И у каждой – татуировка в виде слез под глазом.

– У тебя есть девушка, говорящая на языке Вестероса? – спросил Тирион.

Хозяин недоумённо прищурился, и карлик повторил свой вопрос на Высоком Валирийском. Пару слов, похоже, тот всё-таки понял и ответил на Волантийском, но Тирион смог разобрать лишь фразу «закатная девушка» и решил, что хозяин имеет в виду девушку из Закатных Королевств.

В борделе была лишь одна такая, но совсем не Тиша. Конопатое лицо и бронзовые кудри девушки говорили о том, что грудь у неё тоже покрыта веснушками, а волосы между ног – рыжие.

– Сойдёт, – кивнул Тирион. – И принеси кувшин. Красное вино к красноволосой красавице.

Шлюха с отвращением рассматривала его безносое лицо.

– Я пугаю тебя, лапуля? Мерзкое чудовище, как сказал бы мой отец, если б не гнил в могиле.

Девушка хоть и выглядела как уроженка Вестероса, но не знала ни слова на общем языке.

«Возможно, она попала в рабство ещё ребёнком».

Её комната оказалась совсем маленькой, но на полу лежали мирийский ковёр и матрас, набитый перьями, а не соломой.

«Видал и похуже».

– Скажешь, как тебя зовут? – спросил Тирион, когда она протянула ему чашу с вином. – Нет?

Вино оказалось крепким и кислым и не нуждалось в переводе.– Пожалуй, самое время наведаться в твою пещерку. – Он вытер рот тыльной стороной ладони. – Ты хоть раз спала с монстром? Почему бы не сделать это сейчас? Долой одежду и марш в постель, если ты не против. А если и против, всё равно это ничего не меняет.

Девушка застыла столбом, удивлённо уставившись на Тириона, пока он не забрал у неё кувшин и не принялся задирать ей юбки. Тут она поняла, что от неё требуется, хотя и не проявила особой активности. У Тириона так долго не было женщины, что он кончил уже после третьего толчка.

Слезая с девушки, карлик чувствовал скорее стыд, чем удовлетворение.

«Это было ошибкой. Какой же жалкой тварью я стал».

– Тебе не знакома женщина по имени Тиша? – спросил он, наблюдая, как его семя вытекает из нее на постель. Шлюха не ответила.

– Ты знаешь, куда отправляются шлюхи?

Девушка продолжала молчать.

«Она как неживая… Я только что поимел труп».

Её спина была исполосована шрамами, а глаза ничего не выражали, застыв, как у мертвеца. «У нее даже нет сил ненавидеть меня».

Ему захотелось вина. Много вина. Тирион схватил кувшин и поднес к губам. Он пил так жадно и быстро, что вино красными струйками полилось по подбородку и закапало с бороды на матрас. В тусклом свете свечей оно выглядело таким же тёмным, как и вино, отравившее Джоффри. Допив, Тирион отшвырнул в сторону кувшин, перекатился на край лежанки и сполз вниз. Он пошарил рукой по полу, надеясь найти ночной горшок, но того нигде не было.

Внезапно подкатила тошнота, и Тирион, грохнувшись на колени, облевал ковёр – тот самый великолепный пушистый мирийский ковёр, прекрасный, как сама ложь.

Шлюха жалобно вскрикнула.

«Они накажут за это её», – устыдился за себя Тирион.

– Отрежь мне голову и отвези ее в Королевскую Гавань, – посоветовал он девушке. – Моя сестра сделает тебя леди, и больше никто не посмеет сечь тебя розгами. – Поняв, что до неё не доходит, о чём он говорит, Тирион раздвинул ей ноги и, пристроившись между ними, взял её снова. Хотя бы это она способна понять.

Вскоре вино закончилось, и сам Тирион обессилел, так что он поднял с пола тряпьё девушки и швырнул его к двери. Она поняла намек и поспешно убралась из комнаты, оставив его в одиночестве лежать в темноте на продавленном матрасе.

«Я вдрызг пьян».

Он не смыкал глаз, боясь заснуть. Там, за занавесом сна подстерегали Горести. Крутые скользкие каменные ступени уносились в бесконечную высь, и где-то там наверху поджидал Лорд в Саване.

«Не хочу встречаться с ним».

Он неуклюже оделся в темноте и на ощупь нашёл выход на лестницу.

«Гриф сдерет с меня шкуру. Ну и ладно… Если и есть на свете карлик, заслуживающий такой участи, то это я».

Внезапно на середине лестницы его нога скользнула в пустоту. Лишь чудом избежав падения, он с грохотом съехал по лестнице. Сидевшие внизу шлюхи удивлённо наблюдали за его спуском. Приземлившись у подножия лестницы, Тирион с усилием поднялся на ноги и отвесил им поклон.

– Я куда как проворнее, когда пьян. Боюсь, что испортил ваш ковёр, – повернулся он к хозяину заведения. – Девушка не виновата. Позвольте мне заплатить за него. – И, вытащив из кармана горсть монет, швырнул её прямо ему в лицо.

– Бес, – произнес за спиной чей-то низкий голос.

В темном углу комнаты сидел мужчина, с елозившей у него на коленях шлюхой.

«А эту мне не показали. Я бы выбрал её вместо конопатой».

Девушка была моложе других: стройная, красивая, с длинными серебристыми волосами. Скорее всего лиссенийка… но мужчина, на чьих коленях она сидела, был из Семи Королевств. Дюжий и плечистый, лет сорока, а может и старше. Несмотря на большие залысины на лбу, его щёки и подбородок покрывала жёсткая щетина, а на руках густо росли волосы, даже на костяшках пальцев.

Тириону совсем не понравилось, как выглядит этот незнакомец, и ещё меньше – большой чёрный медведь, украшавший его одеяние.

«Шерсть. Он носит шерстяную одежду в такую жару. На такое хватит мозгов только у рыцаря».

– Приятно в такой дали от дома услышать родной язык, – сделав над собой усилие, поприветствовал незнакомца карлик. – Но боюсь, вы меня с кем-то спутали. Меня зовут Хугор Хилл. Позвольте угостить вас чашей вина, друг мой.

– Я и так уже достаточно пьян. – Рыцарь отпихнул шлюху, поднялся на ноги и, сняв висевший на стене позади него меч, вытащил клинок из ножен...

Сталь скользнула по коже с лёгким шорохом. Пламя свечей отражалось в широко распахнутых глазах шлюх, с жадностью взиравших на эту сцену. Хозяин заведения бесследно испарился.

– Ты мой, Хугор.

Пытаться сбежать было так же безнадёжно, как и драться. Тирион так опьянел, что не смог бы даже заговорить зубы рыцарю. Карлик беспомощно развёл руками.

– И что же ты со мной сделаешь?

– Отвезу тебя к королеве, – ответил рыцарь.

Свеча погасла, превратившись в лужицу воска, но сквозь ставни уже пробивался утренний свет . Джон опять заснул за работой. На столе громоздились высокие стопки книг. Сноу сам принёс их из пыльных хранилищ, где провёл с фонарем полночи. Сэм был прав, книги отчаянно нуждались в том, чтобы их рассортировали, внесли в списки и привели в порядок. Но не умеющие писать и читать стюарды не справятся с таким заданием. Придется ждать возвращения Сэма.

«Если он вернется». Джон беспокоился за Сэма и мейстера Эйемона. Коттер Пайк написал из Восточного Дозора, что у берегов Сагоса «Штормовая ворона» видела обломки галеры. Было ли разбитое судно «Чёрной птицей», одним из наемных кораблей Станниса Баратеона, или принадлежало какому-нибудь торговцу, команда распознать не смогла. «Я хотел отправить Лилли и ребенка в безопасное место. Неужели вместо этого я отправил их в могилу?»

У локтя Джона стоял остывший едва тронутый вчера ужин. Скорбный Эдд заполнил миску до предела, надеясь, что похлёбка из трех сортов мяса – печально известное блюдо Трёхпалого Хобба – размягчит черствый хлеб. Братья шутили, что три сорта мяса – это баранина, баранина и баранина, но скорее то были морковка, лук и репа. На остатках варева блестела плёнка застывшего жира.

После того, как Станнис освободил бывшие покои Старого Медведя, Боуэн Марш убеждал Джона перебраться туда. Но он не соглашался. Переезд в эти комнаты выглядел бы так, словно возвращения короля не ждут.

Когда Станнис выступил на юг, обитателей Чёрного Замка охватила странная вялость. Как будто и вольный народ, и чёрные братья затаили дыхание в ожидании вестей. Дворы и обеденный зал опустели, от башни лорда-командующего остались лишь стены, от старого общего зала – груда обугленных досок, а башня Хардина, казалось, вот-вот упадёт под порывом ветра. Единственным признаком жизни был отдаленный звон мечей, доносившийся со двора арсенала. Железный Эммет кричал Хоп-Робину, чтобы тот закрылся щитом. «Нам всем стоило бы закрыться щитами».

Джон умылся, оделся и вышел из оружейной. Во дворе он остановился, чтобы подбодрить парой слов Хоп-Робина и других подопечных Эммета. И в очередной раз отказался от предложенного Таем сопровождения. С ним и так едет достаточно людей, а если дело дойдёт до кровопролития, два лишних бойца ничем не помогут. Хотя Джон взял с собой Длинный Коготь, да и Призрак бежал следом.

К тому времени, когда Сноу добрался до конюшни, Скорбный Эдд уже оседлал и взнуздал его лошадь. Под бдительным присмотром Боуэна Марша повозки выстраивались в ряд. Лорд-стюард быстрым шагом обходил вереницу, в суматохе отдавая приказы. Его раскрасневшиеся от мороза щёки стали ещё ярче, когда он заметил Джона.

– Лорд-командующий, вы всё ещё настаиваете на этой...

– ...безумной глупости? – закончил Джон. – Признайтесь, вы ведь хотели сказать именно это, милорд. Да, настаиваю. И наш спор давно закончен. Восточный Дозор нуждается в людях. Сумеречная Башня, Серый Дозор и Ледовый Порог, несомненно, тоже. Остальные четырнадцать крепостей пустуют, и слишком большие участки Стены остаются без присмотра и защиты.

Марш поджал губы:

– Лорд-командующий Мормонт...

– ...мёртв. И он пал не от рук одичалых, а от рук своих же братьев по клятве, тех, кому доверял. Ни вы, ни я не знаем, что бы он сделал или не сделал на моем месте, – Джон повернул свою лошадь. – Довольно разговоров. В сторону!

Скорбный Эдд слышал всю перепалку. Когда Боуэн Марш поспешил прочь, он кивнул в его сторону и сказал:

– Гранаты. Они полны косточек. Человек может подавиться насмерть. Я б лучше выбрал репку. Никогда не слышал, чтобы репа причинила кому-нибудь зло.

Именно в такие моменты Джону больше всего не хватало мейстера Эйемона. Клидас хорошо заботился о воронах, но у него не было и десятой части знаний и опыта Эйемона Таргариена, а его мудрости и того меньше. Боуэн – по-своему хороший человек, но ранение, полученное на Мосту Черепов, ожесточило его, и теперь все свои разговоры он сводил к необходимости запечатать ворота. Отелл Ярвик был одновременно бесстрастен, лишён воображения и молчалив, а Первые Разведчики, казалось, гибли чуть ли не сразу после назначения. «Ночной Дозор потерял много отличных людей, – размышлял Джон, когда повозки наконец двинулись. – Старый Медведь, Куорин Полурукий, Донал Нойе, Джармен Баквелл, мой дядя...»

Пока вереница выдвигалась на юг по Королевскому тракту, начал падать снежок. Длинный ряд повозок следовал мимо полей, ручьёв и поросших лесом холмов. Сопровождали груз по дюжине копьеносцев и лучников. В последние несколько посещений Кротового городка братья столкнулись с недовольством. Некоторые его жители устраивали давку, кое-кто выкрикивал проклятия, и многие провожали их угрюмыми взглядами. Боуэн Марш считал, что лучше не рисковать, и хотя бы в этом они с Джоном были согласны.

Лорд-стюард возглавлял колонну. Чуть позади ехали Джон и Скорбный Эдд Толлет. В полумиле к югу от Чёрного Замка Эдд заставил свою лошадку подойти ближе к лошади Сноу и сказал:

– М'лорд? Взгляните-ка туда. На большого пьянчугу на холме.

Пьянчугой называли древний ясень, за столетия изогнувшийся под порывами ветра. Теперь у него появилось лицо. Печальный рот, сломанная ветка вместо носа. Два глубоко вырезанных в стволе глаза смотрели на север вдоль Королевского тракта, в сторону замка и Стены.

«Всё-таки одичалые принесли с собой своих богов». Джон не удивился. Людям нелегко отказаться от своих богов. Представление, устроенное леди Мелисандрой под Стеной, внезапно показалось фальшивым, как фиглярский фарс.

– Он чем-то похож на тебя, Эдд, – сказал Джон, пытаясь обратить всё в шутку.

– Да, м'лорд. У меня на носу не растут листья, но во всем остальном... Леди Мелисандра будет недовольна.

– Она этого не увидит. Проследи, чтобы никто ей не сказал.

– Но она многое видит в своём огне.

– Дым и пепел.

– И горящих людей. Наверное, меня. С листьями на носу. Я всегда боялся сожжения, но надеялся умереть перед этим.

Джон бросил последний взгляд на дерево, размышляя, кто же вырезал на нем лицо. Он выставил караулы вокруг Кротового городка, чтобы охранять женщин одичалых от его братьев-ворон, а также чтобы помешать вольному народу учинять набеги на юг. Несомненно, тот, кто вырезал лицо на ясене, пробрался мимо часовых. И если один человек сумел проскользнуть через кордоны, сумеют и другие. «Я мог бы еще удвоить стражу, – угрюмо подумал он. – Выделить больше людей, в ущерб дозору на Стене».

Повозки продолжали медленно ползти через метель на юг по замерзшей грязи. Спустя милю обнаружилось второе лицо, вырезанное на каштане, растущем возле превратившегося в лед ручья. Глаза дерева смотрели на старый дощатый мост.

–Вдвое больше неприятностей, – объявил Скорбный Эдд.

Листья с каштана давно облетели, но его голые коричневые ветви не пустовали. На низком, вытянувшемся над ручьем суке сидел нахохлившийся от холода ворон. Заметив Джона птица расправила крылья и каркнула. Джон поднял кулак и свистнул. Черный ворон слетел вниз, с криком:

– Зерно, зерно, зерно.

– Это зерно для вольного народа, – сказал ему Джон. – Не для тебя.

Про себя он подумал, не придется ли им всем перейти на воронье мясо прежде, чем закончится надвигающаяся зима.

Джон не сомневался, что братья на повозках тоже заметили это лицо. Все промолчали, но для любого зрячего послание было ясно как день. Однажды Джон слышал от Манса Налётчика, что большинство преклонивших колени – просто овцы.

– Собака может пасти овечье стадо, – говорил Король-за-Стеной, – но кое-кто из вольного народа – сумеречные кошки, кое-кто – камни. Одни рыскают, где хотят, и разорвут ваших псов на клочки. Другие не сдвинутся с места, пока их не пнёшь.

И сумеречные кошки, и камни едва ли отрекутся от богов, которых почитали всю жизнь, чтобы склониться перед едва знакомыми.

Прямо на север от Кротового городка на огромном дубе, обозначавшем границу поселения, был вырезан третий страж. Глубокие глаза пристально глядели на Королевский тракт. «А лицо-то недружелюбное», – отметил Джон. Лица, которые вырезали на стволах чардрев Первые Люди и Дети Леса в далёком прошлом, чаще всего были суровыми и жестокими, но огромный дуб выглядел особенно разгневанным. Казалось, он вот-вот выдернет корни из земли и с рёвом кинется на людей. «Его раны так же свежи, как раны людей, что его вырезали».

Основная часть Кротового городка находилась под землёй, укрытая от холода и снега, поэтому он всегда был больше, чем казался. И сейчас это было заметнее, чем когда-либо раньше. Магнар теннов, готовясь штурмовать Чёрный Замок, мимоходом предал пустую деревню огню. Наверху остались лишь груды обгоревших балок и старые, черные от копоти камни. Но внизу, под замёрзшей землей, уцелели туннели, убежища и глубокие подвалы, и именно там укрывались люди вольного народа, ютились в темноте, как кроты, в честь которых и был назван город.

Повозки встали полукругом перед остатками бывшей деревенской кузницы. Неподалёку стайка детей с разрумянившимися лицами строила снежную крепость, но при виде одетых в чёрное братьев они разбежались и юркнули в подземные норы. Спустя несколько мгновений из-под земли стали появляться взрослые. И с ними пришло зловоние: вонь немытых тел и грязной одежды, дерьма и мочи. Джон видел, как один из братьев сморщил нос и сказал что-то своему соседу. «Пошутил про воздух свободы», – догадался он. Слишком многие из его подчинённых насмехались над вонью дикарей в Кротовом городке.

«Дурацкое предубеждение», – подумал Джон. Люди вольного народа ничем не отличались от бойцов Ночного Дозора, кто-то был чистым, кто-то грязным, но большинство бывали порой чистыми, порой грязными. А эта вонь – просто запах тысячи людей, набившихся битком в подвалы и туннели, рассчитанные не более чем на сотню.

Одичалым происходящее было не в новинку. Безмолвно они встали в очереди у повозок. На каждого мужчину приходились три женщины, многие с детьми – бледными тощими созданиями, цепляющимися за юбки. Джон увидел лишь несколько младенцев. «Грудные дети умерли во время перехода, – понял он, – а те, кто пережил битву, умерли в королевском лагере для пленных».

Бойцы держались лучше. Три сотни боеспособных мужчин, как утверждал Джастин Масси на совете. Их сосчитал лорд Харвуд Фелл. «Еще есть копьеносицы – пятьдесят-шестьдесят, возможно, даже сотня». Джон знал, что при подсчете Фелла учитывались и раненые. Таких он увидел множество – на грубых костылях, безруких с пустыми рукавами, с одним глазом или половиной лица, безногих, которых несли товарищи. Все они были с серыми лицами, изможденные. «Сломленные люди, – подумал Джон. – Мертвецы с чёрными руками – не единственный вид живых трупов».

Однако не все бойцы пали духом. Полудюжина теннов в бронзовых доспехах стояли группой на лестнице одного из подвалов, молча наблюдая и не делая попыток присоединиться к остальным. В развалинах старой деревенской кузницы Джон заметил большого лысого человека, в котором узнал Хеллека, брата Хармы Собачьей Головы. Однако свиньи Хармы исчезли. «Съедены, без сомнения». Двое в мехах были рогоногими, столь же дикими, сколь и тощими, они ходили босиком даже по снегу. «Среди этих овец все еще встречаются волки».

Ему об этом напомнила Вель в их последнюю встречу.

– Между вольным народом и поклонщиками больше сходства, чем различий, Джон Сноу. Мужчины остаются мужчинами, а женщины – женщинами, не важно, по какую сторону Стены они родились. Хорошие люди и плохие, герои и негодяи, люди чести и лжецы, трусы и изуверы... у нас, как и у вас, довольно тех и других.

«Она права». Сложность заключалась в том, чтобы отличить одних от других, отделить овец от волков.

Чёрные братья начали раздавать съестное. Они привезли куски твёрдой солонины, вяленую треску, сухие бобы, репу, морковь, мешки ячменной и пшеничной муки, маринованные яйца, бочки с луком и яблоками.

Джон услышал, как Волосатый Хэл говорил одной женщине:

– Ты можешь взять или яблоко, или луковицу, но что-то одно. Ты должна сделать выбор.

Женщина, кажется, не поняла.

– Мне нужно два яблока и две луковицы. По одному мне и моему мальчику. Он болеет, но яблоко поставит его на ноги.

Хэл покачал головой.

– Он должен прийти и сам взять своё яблоко. Или луковицу. Но не то и другое сразу. И ты тоже. Ну, что выбираешь – яблоко или луковицу? Поспеши, ещё многие ждут своей очереди.

– Яблоко, – сказала она, и получила одно, старое, высохшее, маленькое и вялое.

– Шевелись, женщина! – крикнул мужчина, стоявший на три места дальше неё. – Тут холодно.

Женщина не обратила внимания на крик.

– Дайте еще одно, – сказала она Волосатому Хэлу. – Это для сына. Пожалуйста. Это такое маленькое.

Хэл взглянул на Джона. Тот покачал головой. Яблоки и так скоро закончатся. А если каждому, кому захочется, давать по два яблоку, опоздавшим не достанется ни одного.

– Отходи! – сказала девочка, стоявшая за женщиной, и толкнула её в спину. Женщина пошатнулась, уронила яблоко и упала. Остальные продукты выпали из ее рук. Бобы рассыпались, репа закатилась в грязную лужу, мешок муки порвался и его драгоценное содержимое вывалилось в снег.

Поднялись злые крики на старом и общем языках. Еще большая сутолока разразилась у другой повозки.

– Этого недостаточно, – ворчал старик. – Вы, проклятые вороны, хотите уморить нас голодом.

Сбитая с ног женщина ползала на коленях, собирая свою снедь. Джон увидел проблеск обнаженной стали парой ярдов дальше. Его лучники наложили стрелы на тетивы.

Он повернулся в седле:

– Рори, утихомирь их.

Рори поднял огромный рог к губам и дунул.

Суматоха и толкотня прекратились. Головы обернулись. Заплакал ребенок. Ворон Мормонта перешел с левого плеча Джона на правое, кивая головой и бормоча:

– Сноу, Сноу, Сноу.

Джон подождал, пока стихли последние отголоски, пришпорил лошадь и выехал вперед, чтобы все могли его видеть.

– Мы кормим вас так, как можем, даём столько пищи, сколько можем выделить. Яблоки, лук, репа, морковь... впереди долгая зима, а наши закрома не бездонны.

– Вы вороны едите досыта, – Хеллек выступил вперед.

«Пока что».

– Мы охраняем Стену. Стена защищает королевство... а теперь – и вас. Вы знаете, кто наш враг. И знаете, что грядет. Некоторые из вас сталкивались с ними раньше. Мертвецы и белые ходоки, трупы с синими глазами и чёрными руками. Я тоже их видел и отправил одного в ад. Они убивают, а потом посылают ваших же мертвецов против вас. С ними не совладали ни великаны, ни тенны, ни кланы ледяной реки, ни рогоногие, ни вольный народ... и чем короче дни, а ночи – длиннее, тем возрастает их могущество. Вы покинули свои дома и бежали от них на юг сотнями и тысячами... зачем? Чтобы оказаться в безопасности. Что ж, вашу безопасность обеспечивает Стена. И мы, чёрные вороны, которых вы презираете.

– Безопасность и голод, – сказала сидевшая на корточках женщина с обветренным лицом, копьеносица, судя по виду.

– Хотите есть лучше? – спросил Джон. – Еда предназначена для бойцов. Помогите нам охранять Стену – и будете есть так же хорошо, как любой из ворон.

«Или так же плохо, когда запасы станут подходить к концу».

Воцарилась тишина. Одичалые обменялись настороженными взглядами.

– Есть, – пробормотал ворон. – Зерно, зерно.

– Драться за тебя? – прозвучал голос с сильным акцентом. Сигорн, молодой магнар теннов, говорил на общем языке сильно запинаясь. – Не драться за тебя. Убить тебя – лучше. Убить ваших всех.

Ворон забил крыльями:

– Убить, убить.

Отец Сигорна, старый магнар, погиб под обрушившейся лестницей во время штурма Чёрного Замка. «Я чувствовал бы то же самое, если бы кто-нибудь попросил меня присоединиться к Ланнистерам ради общей цели», – сказал себе Джон.

– Твой отец пытался убить нас всех, – напомнил он Сигорну. – Магнар был храбрым человеком, но всё же потерпел поражение. А если бы выиграл... кто бы тогда защищал Стену? – Он отвернулся от теннов. – Стены Винтерфелла тоже были крепкими, но теперь замок лежит в руинах, сожжённый и разрушенный. Стена сильна людьми, которые её обороняют.

Старик, прижимающий к груди репу, сказал:

– Вы убивали нас, вы морили нас голодом, а теперь хотите сделать из нас рабов.

Коренастый краснолицый мужчина громко прокричал:

– Я скорее стану ходить голым, чем надену черные лохмотья на свою задницу.

Одна из копьеносиц рассмеялась:

– Даже твоя жена не хочет видеть тебя голым, Баттс.

Дюжина голосов зазвучала одновременно. Тенны кричали на старом языке. Маленький мальчик расплакался. Джон Сноу дождался, пока все не угомонятся, после чего повернулся к Волосатому Хэлу и спросил:

– Что ты сказал той женщине?

Хэл растерялся.

– Вы имеете в виду, насчет еды? Яблоко или луковица? Это всё, что я сказал. Они должны сделать выбор.

– Вы должны сделать выбор, – повторил Джон Сноу. – Все вы. Никто не требует от вас принять наши обеты, и мне не важно, каким богам вы поклоняетесь. Мои боги – старые боги, боги Севера, но вы можете оставить себе красного бога, или Семерых, или любого другого, который слышит ваши молитвы. Нам нужны копья и луки. Нам нужны глаза на Стене.

Я возьму каждого мальчика старше двенадцати лет, который знает, как держать копьё и натягивать лук. Я возьму ваших стариков, раненых и калек, даже тех, кто больше не может сражаться. Для них есть другие задания. Делать стрелы, доить коз, собирать дрова, убирать конюшни... работе нет конца. Да, я возьму и ваших женщин тоже. Мне не нужны стыдливые девы, нуждающиеся в защите, но я приму столько копьеносиц, сколько явится.

Они дали ему лошадь и знамя, мягкий шерстяной дублет, тёплый меховой плащ и отпустили. На этот раз от него не воняло.

– Возвращайся назад, взяв замок, – напутствовал Дэймон Станцуй-для-Меня, помогая трясущемуся Вонючке забраться в седло. – Или отправляйся на все четыре стороны и проверь, как далеко сможешь убежать до того, как мы тебя поймаем. Ему это понравится, это точно.

Ухмыляясь, Дэймон хлестнул по крупу лошади кнутом, и старая кобыла, заржав, потрусила прочь.

Вонючка не смел оглянуться, опасаясь, что Дэймон, Жёлтый Хрен, Ворчун и все остальные едут следом, что всё это лишь очередная шутка лорда Рамси, какая-то жестокая проверка, чтобы посмотреть, что он станет делать, если дать ему лошадь и отпустить. «Они думают, что я сбегу?» Глупо надеяться, что эта жалкая, хромая и полумертвая от голода кляча сможет ускакать от тех прекрасных лошадей, на которых лорд Рамси и его охотники отправятся за ним в погоню. А Рамси ни что так не любил, как пустить своих девочек по следу какой-нибудь новой жертвы.

Кроме того, куда ему бежать? С одной стороны лагеря полные солдат Дредфорта, с другой – люди Рисвелла, пришедшие с ним из Родников, а между ними – войско Барроутона. С юга от Рва Кейлин поднималась по гати другая армия – Болтонов и Фреев – под знамёнами Дредфорта. К востоку от дороги лежало унылое и бесплодное побережье и холодное солёное море, к западу – трясины Перешейка, кишащие змеями, львоящерами и болотными дьяволами с их отравленными стрелами.

Он не побежит. Ему не сбежать.

«Я достану им замок. Я смогу. Я должен».

День выдался серый, сырой и туманный. Дул южный и влажный, как поцелуй, ветер. Вдали, в просветах утренней дымки, показались развалины Рва Кейлин. Кобыла приближалась к ним шагом. Из под её копыт слышался хлюпающий звук, когда она выдергивала их из серо-зеленой жижи.

«Я ехал этим путем прежде». Это была опасная мысль, и Вонючка тут же о ней пожалел.

– Нет, – сказал он себе. – Нет, это был совсем другой человек, это случилось до того, как ты узнал свое имя.

Его звали Вонючка. Он должен помнить это. «Вонючка, Вонючка, Вонючка-колючка».

Когда тот, другой человек, ехал этим путем, его окружала армия – великое воинство севера под бело-серыми знамёнами дома Старков. Вонючка ехал один, сжимая сосновое древко мирного знамени. Когда тот, другой человек, скакал этим путём, он сидел на боевом коне, быстром и норовистом. Вонючка трясся на разбитой кляче – кожа да кости – и вел её медленно, боясь свалиться. Тот, другой человек, был хорошим наездником, а Вонючка с трудом держался в седле. Как давно это было. Он не наездник. Он даже не мужчина. Он – зверюшка лорда Рамси, хуже собаки, червяк в человеческом обличье.

– Ты будешь делать вид, что ты принц, – сказал ему лорд Рамси прошлой ночью, когда Вонючка отмокал в ванне, полной обжигающе горячей воды, – но мы-то знаем правду. Ты – Вонючка. И всегда останешься Вонючкой, как бы приятно ты не пах. Твой нос может обмануть тебя. Помни свое имя. Помни, кто ты есть.

– Вонючка, – ответил он. – Ваш Вонючка.

– Сделай для меня это небольшое одолжение, и сможешь стать моим псом и есть мясо каждый день, – пообещал лорд Рамси. – У тебя будет искушение предать меня. Бежать или сражаться, или присоединиться к нашим врагам. Нет, молчи, не хочу слушать возражений. Солжёшь, и я заберу твой язык. На твоем месте мужчина восстал бы против меня, но мы знаем, что ты такое, верно? Предай меня, если хочешь, это неважно… но пересчитай сначала свои пальцы и прикинь цену.

Вонючка знал цену. «Семь, – подумал он. – Семь пальцев. Человек вполне может обойтись семью пальцами. Семь – священное число». Он вспомнил, как ужасна была боль, когда лорд Рамси приказал Живодёру содрать кожу с его безымянного пальца.

Воздух вокруг был тяжёлым и влажным. Вонючка осторожно объезжал блестевшие на земле небольшие лужицы, держась того, что осталось от гати, проложенной авангардом Робба Старка, чтобы ускорить продвижение войска. Там, где когда-то стояла наружная стена, теперь валялись лишь камни – громадные глыбы чёрного базальта; когда-то, должно быть, понадобилась сотня человек, чтобы доставить их сюда. Некоторые из камней так глубоко увязли в трясине, что на поверхности торчали лишь их углы; другие были раскиданы, словно забытые игрушки какого-то бога, потрескавшиеся и рассыпающиеся, поросшие лишайником. Мокрые и сверкающие после ночного дождя, в утреннем свете они выглядели так, будто были покрыты толстым слоем чёрного масла.

За камнями возвышались башни.

Пьяная башня вот уже пятьсот лет стояла, накренившись так, будто вот-вот рухнет. Детская башня тянулась в небо, прямая, как копье, подставив разрушенную вершину ветрам и дождям. Привратная башня, широкая и приземистая, осклизлая от лишайника, была самой крупной из трёх. К северу от неё на дорожке из камней росло кривое дерево, а на восток и запад протянулись обломки разрушенной стены. «Карстарки заняли Пьяную башню, а Амберы – Детскую, – вспоминал Вонючка. – Робб же поселился в Привратной».

Если бы он закрыл глаза, то мог бы представить полотнища знамен, гордо хлопавшие на свежем северном ветру. «Теперь всё ушло. Все погибло». Его щеки обдувал южный ветер, а над руинами Рва Кейлин развевались лишь знамёна с изображением золотого кракена на чёрном поле.

За ним наблюдали. Он практически чувствовал устремленные на него взгляды. Подняв голову, Вонючка заметил бледные лица, выглядывавшие из-за крепостной стены Воротной башни и через разбитую каменную кладку наверху Детской Башни, где, согласно легенде, дети леса однажды призвали молот вод, чтобы разбить земли Вестероса надвое.

Единственный сухопутный путь через Перешеек – гать, а башни Рва Кейлин затыкали путь на север, как пробка бутылку. Дорога была узкая, а руины располагались так, что любому врагу, приближающемуся с юга приходилось проходить под ними и между ними. Чтобы штурмовать любую из трёх башен, нападавший, карабкаясь по мокрым камням, заросшим склизкими гирляндами белого мха по прозвищу «шкура призрака», вынужден был подставить свою спину под стрелы двух других. Болотистая почва вокруг гати была непроходимой, бесконечной трясиной, полной засасывающих воронок, плывунов и пестревших зеленью лужаек, выглядевших надежными для неопытного глаза, а на самом деле, оказывающихся водой в тот самый миг, как на них вступишь. Всё это кишело ядовитыми змеями, источающими отраву цветами и чудовищными львоящерами с огромными, словно кинжалы, клыками. Такими же опасными были и люди, почти всегда незаметные, но наблюдающие: болотные жители, лягушатники, грязевики. Фенны и Риды, Питы и Боггсы, Крэи и Квагги, Гринхуды и Блэкмайры – так они себя величали. Железнорожденные называли их всех болотными дьяволами.

Вонючка прошел мимо гниющего трупа лошади с торчащей в шее стрелой. При его приближении в её пустую глазницу скользнула длинная белая змея. За лошадью он заметил всадника, вернее то, что от него осталось. Лицо трупа склевали вороны, а дикие собаки, забравшись под кольчугу, сожрали внутренности. Дальше лежало ещё одно тело. Его уже почти засосало в трясину, и на поверхности виднелись только лицо и пальцы.

Чем ближе он подходил к башням, тем больше становилось трупов. Сквозь их зияющие раны проросли кровоцветы – бледные, с мясистыми и влажными, как женские губы, лепестками цветы.

«В гарнизоне ни за что меня не узнают». Кто-то, возможно, и вспомнил бы юношу, которым он был, пока не узнал своё имя, но Вонючка им незнаком. Он уже давно не смотрелся в зеркало, но догадывался, что выглядит стариком. Большинство его волос выпало, а те, что остались, поседели и стали жесткими и сухими, как солома. Подземелья ослабили его, превратив в старуху, и такую тощую, что сильный порыв ветра мог сбить его с ног.

А его руки… Рамси дал ему прекрасные перчатки из чёрной кожи, мягкие и эластичные. Там, где недоставало пальцев, их набили шерстью, но, приглядевшись к ним повнимательнее, можно было заметить, что три пальца не сгибаются.

– Стой! – прокричал голос. – Чего тебе надо?

– Поговорить. – Вонючка подстегнул лошадь, размахивая мирным знаменем так, чтобы его точно заметили.

– Я пришел без оружия.

Ответа не последовало. Он догадывался, что сейчас внутри железные люди обсуждают, впустить ли его или нашпиговать его стрелами. «Всё равно». Быстрая смерть здесь будет в сотню раз лучше, чем возвращение к лорду Рамси с пустыми руками.

Наконец дверь сторожки открылась.

– Давай!

Вонючка поворачивался на звук голоса, когда рядом просвистела стрела. Она прилетела откуда-то справа, где лежали обломки наружной стены, наполовину поглощённые трясиной. Древко прошило полотнище в футе от его лица. От испуга он выронил знамя и вывалился из седла.

– Сюда, – закричал голос. – Скорее, дурень, скорее!

Вонючка взбирался по ступенькам на четвереньках, когда над его головой пролетела другая стрела. Кто-то схватил его и втащил внутрь, и Вонючка услышал, как захлопнулась дверь. Его поставили на ноги, толкнули к стене и приставили нож горлу. Бородатый мужчина стоял так близко, что Вонючка мог сосчитать волоски у него в носу.

– Кто ты? Зачем пришел? Отвечай быстро, не то я сделаю с тобой то же, что и с ним.

Стражник кивнул в сторону позеленевшего и кишащего червями тела, гниющего у двери.

– Я железнорожденный, – солгал Вонючка. Юноша, которым он был прежде, в самом деле, был железнорожденным, но Вонючка появился на свет в подземельях Дредфорта. – Посмотри на мое лицо. Я сын лорда Бейлона. Ваш принц.

Он хотел назвать имя, но слова застряли у него в горле. «Вонючка. Я Вонючка, Вонючка-канючка». Ему придётся ненадолго об этом забыть. Никто не сдастся такому ничтожеству, как Вонючка, даже в самом отчаянном положении. Он должен притвориться, что снова стал принцем.

Захвативший его мужчина, прищурившись, взглянул на его лицо, а затем, обнажив коричневые зубы, подозрительно скривил рот, из которого разило элем и луком.

– Сыновья лорда Бейлона убиты.

– Мои братья. Не я. Лорд Рамси взял меня в плен после Винтерфелла. Он послал меня сюда, чтобы поговорить с вами. Вы здесь командуете?

– Я? – Мужчина опустил нож и отступил, едва не споткнувшись о тело. – Нет, милорд.

Видневшаяся из под его ржавой кольчуги кожаная рубаха уже начала гнить, а на тыльной стороне руки кровоточила открытая рана.

– Капитан назначил командиром Ральфа Кеннинга. Я лишь сторожу дверь, вот и все.

– А это кто?

Вонючка пнул тело.

Стражник уставился на мертвеца, словно видел его в первый раз.

– Он… он пил воду. Мне пришлось перерезать ему горло, чтобы перестал кричать. Больной живот. Воду пить нельзя, поэтому мы запаслись элем.

Стражник потер лицо с красными, воспаленными глазами.

– Раньше мы складывали трупы в подвалах. Все погреба затопило. Никто не хочет возиться с мертвецами, вот они и лежат там, где померли.

– Подвал – лучшее место для мертвых. Отдайте их воде. Утонувшему Богу.

Мужчина расхохотался.

– Там внизу нет богов, милорд. Только крысы и водяные змеи. Белые твари, толщиной с вашу ногу. Иногда они заползают по ступеням и кусают спящих.

Вонючка вспомнил подземелья Дредфорта, крысу, извивающуюся в зубах, вкус тёплой крови на губах. «Если я не справлюсь, Рамси пошлет меня обратно, только сначала сдерет кожу еще с одного пальца».

– Сколько людей осталось в гарнизоне?

– Немного, – ответил железный человек. – Я не знаю. Меньше, чем раньше. Думаю, кто-то ещё есть в Пьяной башне, но не в Детской. Дагон Кодд ходил туда пару дней назад и сказал, что осталось только двое, да и те ели мертвецов. Не поверите, но он обоих убил.

«Ров Кейлин пал, – понял Вонючка. – Только никто не удосужился им это сообщить». Он потёр рот, прикрывая разбитые зубы, и сказал:

– Я должен поговорить с вашим командиром.

– С Кеннингом? – стражник, казалось, был в замешательстве. – Вряд ли он много расскажет. Он умирает. Может, уже помер. Я не видел его с… Уже не помню сколько…

– Где он? Отведи меня к нему.

– А кто же присмотрит за дверью?

– Этот.

Вонючка пнул тело.

Мужчина захохотал.

– Точно. Почему бы и нет? Тогда идем.

Он снял факел со стены и махал им, пока тот не разгорелся.

– Туда.

Стражник провёл Вонючку сквозь дверь вверх по винтовой лестнице. Пока они поднимались, свет факела отражался от черного камня стен.

В комнате наверху лестницы было темно, дымно и ужасно жарко. На узком окне весела рваная шкура, защищая помещение от влаги, а в жаровне тлел кусок торфа. В комнате стоял отвратительный смрад: воняло плесенью, застарелой мочой, дымом и хворью. Пол покрывал грязный тростник, а в углу, на куче соломы, заменявшей кровать, дрожал под грудой мехов Ральф Кеннинг.

Рядом с ним лежало его оружие: меч, топор, хауберк, железный шлем и щит с изображением высунувшейся из облаков руки штормового бога, бьющего молнией в бушующее море. Краска на рисунке выцвела и облупилась, а дерево под ней начало гнить.

Ральф тоже гнил. Он метался под мехами в лихорадке; его голое, бледное тело раздулось и покрылось кровоточащими язвами и струпьями. Голова Ральфа превратилось в нечто уродливое – одна щека распухла до невообразимых размеров, а налившаяся кровью шея, грозила поглотить всё лицо. Рука с той же стороны, что и опухшая щека, стала толстой, как бревно, и в ней копошились личинки. Судя по его виду, Кеннинга много дней не мыли и не брили. Из одного глаза тек гной, а борода покрылась коркой засохшей рвоты.

– Что с ним произошло?

– Стоял на парапете, и какой-то болотный дьявол пустил в него стрелу. Всего лишь оцарапал, но… их стрелы отравлены, наконечники смазаны каким-то дерьмом или чем похуже. Мы залили рану кипящим вином, но это не помогло.

«Я не могу вести с ним переговоры».

– Убей его, – сказал Вонючка стражнику. – Он лишился рассудка, весь распух и кишит червями.

Мужчина уставился на него.

– Капитан оставил Ральфа за главного.

– Ты бы добил умирающую лошадь.

– Какую ещё лошадь? У меня никогда не было лошади.

«У меня была». В голове вспыхнуло воспоминание. Улыбчивый кричал почти как человек. С горящей гривой он поднялся на дыбы, ослеплённый болью, и бил копытами. «Нет, нет. Не мой, он не был моим. У Вонючки никогда не было лошади».

– Тогда я убью его сам.

Вонючка схватил меч Ральфа Кеннинга, лежавший возле щита. Ему все еще хватало пальцев, чтобы обхватить рукоять. Когда он рассек клинком распухшее горло, из под прорвавшейся кожи хлынул поток черной крови и желтого гноя. Кеннинг сильно дернулся, а потом замер. Комнату наполнил ужасный смрад. Вонючка бросился к лестнице. Там воздух был влажным и холодным, зато он был чище. Побледневший, едва сдерживающий рвоту железный человек выбежал за ним. Вонючка схватил его за руку.

– Кто следующий по старшинству? Где остальные?

– Кто наверху на укреплениях, кто в зале. Спят или напиваются. Я отведу, если хотите.

– Пошли.

На всё Рамси дал ему всего один день.

Высокий зал из тёмного камня, несмотря на сквозняк, был полон дыма. Каменные стены покрывали пятна белого лишайника, в почерневшем за долгие годы очаге тлел торф, а все свободное место, как и много веков подряд, занимал массивный стол из резного камня. «Вот тут я сидел, когда был здесь в последний раз, – вспомнил Вонючка. – Робб занял место во главе стола, Большой Джон – по правую руку, а Русе Болтон – по левую. Гловеры сидели рядом с Хелманом Толхартом. Карстарк и его сыновья – напротив».

За столом, развалившись, выпивали две дюжины железнорожденных. Когда он вошёл, лишь немногие удостоили его скучающим взглядом, но большинство не обратило внимания. Все были ему незнакомы. Кое-кто из них носил плащи с застёжками в виде серебряной трески. Коддов недолюбливали на Железных Островах: мужчин считали ворами и трусами, а женщин – потаскухами, спавшими с родными отцами и братьями. Его не удивило, что, дядя оставил здесь именно их, когда Железный Флот отправился домой. «Это очень упростит мне задачу».

– Ральф Кеннинг мертв, – объявил Вонючка. – Кто здесь за главного?

Пьяные тупо уставились на него. Один засмеялся. Другой сплюнул. Наконец, мужчина из Коддов сказал:

– А кто спрашивает?

– Сын лорда Бейлона.

«Вонючка, меня зовут Вонючка, Вонючка-отключка».

– Я прибыл по приказу Рамси Болтона, лорда Хорнвуда и наследника Дредфорта, пленившего меня в Винтерфелле. Его войско стоит к северу от вас, войско его отца – к югу, но лорд Рамси готов проявить милосердие, если вы сдадите ему Ров Кейлин до захода солнца.

Он вытащил письмо, которое ему дали, и бросил на стол перед забулдыгами.

Один из них поднял его, перевернул, рассматривая печать из розового воска, и спустя какое-то время сказал:

– Пергамент. Что с него толку? Нам нужны сыр и мясо.

– Ты хотел сказать сталь, – произнес сидевший рядом с ним старик с обрубком на месте левой руки. – Мечи. Топоры. И луки, ещё сотню луков, да стрелков в придачу.

– Железнорожденные не сдаются, – произнес третий голос.

– Скажи это моему отцу. Лорд Бейлон преклонил колено, когда Роберт проломил его стену. Иначе бы он погиб. Так же как и вы, если не сдадитесь. – Вонючка указал на пергамент. – Сломайте печать. Прочитайте. Это условия, при которых вам сохранят жизнь, написанные собственной рукой лорда Рамси. Сложите оружие, и отправляйтесь со мной, тогда его светлость накормит вас, позволит уйти невредимыми на Каменный Берег и найти корабль домой. Иначе вы умрете.

– Это угроза?

Один из Коддов вскочил на ноги.

Глядя на его выпученные глаза, широкий рот и мертвенно бледную кожу, можно было подумать, что отец зачал его с рыбой, но всё же это был крупный мужчина, да ещё с длинным мечом.

– Дагон Кодд никому не сдается.

«Нет, пожалуйста, вы должны выслушать». От мысли, что с ним сделает Рамси, если он приползет в лагерь, не приведя гарнизон, он едва не обмочился. «Вонючка, Вонючка, Вонючка-ссыкучка».

– Это ваш ответ? – Он едва расслышал собственный голос. – Эта треска говорит за всех вас?

Стражник, встретивший его у двери, казалось, был уже не так уверен.

– Виктарион приказал нам держаться, это правда. Я слышал это собственными ушами. Держитесь здесь до моего возвращения, так он сказал Кеннингу.

– Да, – подтвердил однорукий. – Именно так и сказал. Его призвало Вече, но он поклялся вернуться с короной из плавника на голове и тысячей мужей за спиной.

– Мой дядя никогда не вернется, – ответил им Вонючка. – Вече короновало его брата Эурона, а Вороньего Глаза волнуют другие сражения. Вы думаете, мой дядя ценит вас? Это не так. Вы те, кого он оставил умирать. Он поступил с вами, как с грязью, которую счищает со своих сапог, сойдя на берег.

Слова достигли цели. Вонючка видел это в их глазах, в том, как они смотрели друг на друга или хмурились над своими чашами. «Они все боялись, что их бросили. Но потребовался я, чтобы превратить страх в уверенность». Здесь не было ни родичей знаменитых капитанов, ни крови великих родов Железных Островов. Тут сидели лишь сыновья рабов и морских жен.

– Если мы сдадимся, то сможем уйти? – спросил однорукий. – Так говорится в этой писульке?

Он толкнул свиток с до сих пор несломанной печатью.

– Сам прочти, – ответил Вонючка, почти уверенный, что никто из них не умеет читать. – Лорд Рамси обращается со своими пленниками достойно, пока они держат слово.

«Он забрал только пальцы на руках и ногах – и это ещё милостиво, хотя мог отрезать язык или снять кожу с ног от пятки до бедра».

– Сдайтесь, и он пощадит вас.

– Лжец. – Дагон Кодд обнажил свой длинный меч. – Ты тот, кого зовут Перевёртышем. Почему мы должны верить твоим обещаниям?

«Он пьян, – понял Вонючка. – За него говорит эль».

– Верьте во что хотите. Я доставил послание лорда Рамси. Теперь мне пора возвращаться. На ужин у нас дикий кабан и репа, вымоченные в крепком красном вине. Тем, кто пойдет со мной, будут рады на пиру. Остальные умрут в течение дня. Лорд Дредфорта приведёт своих рыцарей по гати, а его сын отправит за вами своих людей с севера. Пощады не будет. Тем, кто умрет в бою, очень повезёт. Оставшихся в живых кинут болотным дьяволам.

– Достаточно, – прорычал Дагон Кодд. – Ты решил запугать железнорожденных словами? Убирайся. Беги к своему хозяину прежде, чем я вспорю тебе брюхо, выпущу кишки и заставлю их съесть.

Он собирался сказать что-то ещё, но внезапно вытаращил глаза – с громким хрустом, прямо в середину его лба вонзился метательный топор. Меч Кодда выскользнул из его пальцев. Он задергался, как рыба на крючке, а потом упал лицом на стол.

Метнувший топор однорукий старик поднялся из-за стола, сжимая в руке другой топорик.

– Кто ещё хочет умереть? – поинтересовался он у остальных собутыльников. – Скажите, и я об этом позабочусь. – От лужи крови, где упокоился Дагон Кодд, по камню растекались красные ручейки.

– Что до меня, то я собираюсь жить, а не оставаться гнить здесь.

Один из мужчин глотнул эля. Другой перевернул свою кружку, чтобы смыть струйку крови, пока та не добралась до места, где он сидел. Все молчали. Однорукий сунул метательный топор обратно за пояс, и Вонючка понял, что победил. Он почти что снова почувствовал себя мужчиной. «Лорд Рамси будет мною доволен».

Неловкими движениями из-за отсутствующих пальцев, но благодарный за те, что лорд Рамси ему оставил, Вонючка самолично спустил знамя с кракеном. Прошла добрая половина дня, прежде, чем железнорожденные собрались в путь. Их оказалось больше, чем он думал: сорок семь в Привратной башне и ещё восемнадцать в Пьяной. Двое из них были безнадежны, ещё пятеро – слишком слабы, чтобы идти. Но всё же оставалось пятьдесят восемь бойцов. Если бы лорд Рамси пошел на штурм руин, то, несмотря на всю свою слабость, они смогли бы положить втрое большее число противников. «Он верно поступил, послав меня», – говорил себе Вонючка, взбираясь на лошадь, чтобы вывести потрепанную колонну через болото к лагерю северян.

– Оставьте оружие здесь, – сказал он сдавшимся. – Мечи, луки, кинжалы. Вооруженных сразу же убьют.

Обратный путь занял втрое больше времени, чем когда он ехал один. Для четверых неходячих соорудили грубые носилки; пятого нёс на спине его сын. Это замедляло движение, и все железнорожденные понимали, как они уязвимы для отравленных стрел болотных дьяволов. «Умру, так умру». Вонючка только молился, чтобы лучник знал свое дело, и смерть была быстрой и безболезненной. «Умереть, как мужчина, а не повторить судьбу Ральфа Кеннинга».

Однорукий, прихрамывая, ковылял впереди процессии. По его словам, звали его Адрак Хамбл и дома на Большом Вике его ждали одна островная жена и три морских.

– Когда я уплывал, три из четырёх были брюхаты, – поделился с Вонючкой однорукий, – а у Хамблов частенько рождаются близнецы. Первое, что придётся сделать по возвращении, это пересчитать своих новых сыновей. Может, даже назову одного в вашу честь, милорд.

«Да, назови его Вонючкой, – подумал он, – а если будет плохо себя вести, сможешь отрезать ему пальцы на ногах и кормить крысами». Вонючка повернул голову и сплюнул, думая о том, а не был ли Ральф Кеннинг счастливчиком.

К тому времени, как перед ними показался лагерь лорда Рамси, с синевато-серого неба заморосил легкий дождик. Часовой молча наблюдал за шагавшими людьми. Воздух пропитался дымом от кухонных костров. Колонна всадников, возглавляемая лордиком с лошадиной головой на щите взяла их в кольцо. «Один из сыновей лорда Рисвелла, – узнал его Вонючка. – Роджер, а может Рикард». Он не мог их различить.

– Это все? – спросил всадник на рыжем жеребце.

– Те, кто остался в живых, милорд.

– Я думал, будет больше. Мы три раза их атаковали, и три раза они нас отбрасывали.

«Мы – железнорожденные», – с внезапной гордостью подумал Вонючка, и на миг вновь стал принцем, сыном лорда Бейлона, кровью Пайка. Но даже думать так было опасно. Он должен помнить свое имя. «Вонючка, меня зовут Вонючка, Вонючка-закорючка».

Они были у самого лагеря, когда лай своры гончих возвестил о приближении лорда Рамси, сопровождаемого Амбером Смерть Шлюхам и полудюжиной любимчиков: Живодёром, Кислым Алином, Дэймоном Станцуй-для-Меня, Большим и Малым Уолдерами. Вокруг них, рыча и щёлкая зубами на незнакомцев, носились собаки. «Девочки бастарда», – сказал про себя Вонючка, прежде чем вспомнил, что никто никогда, никогда, никогда не должен использовать это слово в присутствии Рамси.

Вонючка спешился и преклонил колено.

– Милорд, Ров Кейлин ваш. Вот его последние защитники.

– Так мало. Я надеялся на большее. Они так упорно сопротивлялись. – Бледные глаза лорда Рамси засияли. – Вы должно быть, голодали. Дэймон, Алин, присмотрите за ними. Вино, эль и столько еды, сколько пожелают. Живодёр, покажи раненых нашим мейстерам.

– Да, милорд.

Несколько железнорожденных пробормотали слова благодарности, прежде чем потащиться к кухонным кострам в центре лагеря. Один из Коддов даже попытался поцеловать кольцо лорда Рамси, но собаки отогнали его, а Элисон отгрызла ему кусок уха. Не обращая внимания на текущую по шее кровь, тот подскакивал, кланялся и восхвалял милосердие его светлости.

Когда последние из них ушли, Рамси Болтон с улыбкой повернулся к Вонючке, взял его за затылок, притянул его к себе и, поцеловав в щеку, прошептал:

– Мой старый приятель Вонючка. Неужели они и правда приняли тебя за своего принца? Какие идиоты эти железные люди. Боги смеются над ними.

– Всё, чего они хотят, это отправиться домой.

– А чего хочешь ты, мой милый Вонючка? – нежно, как любовник, прошептал Рамси. Изо рта у него сладко пахло вином и гвоздикой. – Такая доблестная служба заслуживает награды. Я не могу вернуть тебе твои пальцы, но наверняка тебе что-нибудь от меня нужно. Может тебя отпустить? Освободить от службы? Хочешь пойти с ними, вернуться на свои унылые острова в сером холодном море, снова стать принцем? Или предпочтешь остаться моим верным слугой?

По спине пробежал холодок. «Будь осторожен, – сказал себе Вонючка, – очень, очень осторожен». Ему совсем не понравилась улыбка его светлости, то, как блестели его глаза, и как сверкала в уголке рта слюна. Он уже видел такое. «Ты не принц. Ты Вонючка, просто Вонючка, Вонючка-белоручка. Дай ему тот ответ, который он хочет».

– Милорд, – ответил он. – Моё место здесь, с вами. Я ваш Вонючка. Я хочу лишь одного – служить вам. Все чего я прошу… мех вина – достаточная награда для меня… красного вина, самого крепкого, что есть, столько вина, сколько может выпить мужчина…

Лорд Рамси расхохотался.

– Ты не мужчина, Вонючка. Ты всего лишь моя зверушка. Но ты получишь свое вино. Уолдер, позаботься об этом. И не бойся, я не верну тебя в подземелья, даю слово Болтона. Вместо этого мы сделаем из тебя пса. Мясо каждый день, и я даже оставлю тебе достаточно зубов, чтобы ты смог его есть. Можешь спать рядом с моими девочками. Бен, у тебя найдется для него ошейник?

– Сделаем, милорд, – ответил старый Костяной Бен.

Старик сделал даже больше. Той ночью в придачу к ошейнику Вонючке досталось потрепанное одеяло и половинка цыпленка. Ему пришлось сражаться за мясо с собаками, но это было лучшее, что он ел со времен Винтерфелла.

А вино… вино было тёмным и кислым, но крепким. Присев на корточки среди собак, Вонючка пил, пока не закружилась голова и его не вырвало. Он вытер рот и выпил ещё, а потом лег и закрыл глаза. Когда он проснулся, собака слизывала блевотину с его бороды, а темные облака закрывали месяц. Где-то в темноте кричали люди. Вонючка отпихнул собаку, перевернулся и снова заснул.

На следующее утро лорд Рамси отправил троих всадников вниз по гати, чтобы сообщить отцу о том, что путь свободен. Над Привратной Башней – там, где Вонючка спустил золотого кракена Пайка, подняли ободранного человека дома Болтонов. Вдоль истлевших досок дороги на вбитых прямо в болото деревянных кольях гнили красные, истекающие кровью тела. «Шестьдесят три, – Вонючка точно знал их число. – Их шестьдесят три». У одного не доставало половины руки. У другого в зубах был зажат пергамент с так и не сломанной печатью.

Три дня спустя авангард войска Русе Болтона прошел через руины и мимо ряда их жутких стражей: четыре сотни конных Фреев в серо-голубом, наконечники их копий сверкали в лучах пробивавшегося сквозь тучи солнца. Возглавляли отряд двое сыновей лорда Уолдера. Один – здоровяк с массивной выпирающей челюстью и толстыми мускулистыми руками. Другой – лысый с голодными, близко посаженными глазами, острым носом и жидкой каштановой бороденкой, еле прикрывавшей его безвольный подбородок. «Хостин и Эйенис». Вонючка помнил их по тому времени, когда ещё не знал свое имя. Хостин был подобен быку – терпеливый, но беспощадный, если его вывели из себя, и слыл самым свирепым бойцом на службе у лорда Уолдера, а старший, Эйенис – безжалостнее и намного умнее, командир, не боец. Оба слыли матерыми вояками.

Далеко позади от этого отряда под развевающимися на ветру потрепанными знаменами шагали северяне. Вонючка смотрел, как они шли – их было очень мало, и в основном пешие. Он вспомнил огромное войско, отправившееся на юг с Молодым Волком под лютоволком Винтерфелла. С Роббом на войну отправилось около двадцати тысяч мечей и копий, назад вернулись только двое из десяти, и большинство из них – воины Дредфорта.

В центре самой многолюдной части колонны ехал человек в тёмно-серых доспехах и тунике из кроваво-красной кожи. Его рондели, прикрывавшие подмышки, были выполнены в форме человеческих голов с открытыми в предсмертном крике ртами. С плеч ниспадал розовый шерстяной плащ с вышитыми на нём капельками крови, а на глухом шлеме развевался длинный шлейф из красного шёлка. «Ни одному болотному жителю не удастся убить Русе Болтона отравленной стрелой», – заметив всадника, подумал Вонючка. Позади него скрипел тарантас, запряжённый шестью сильными тягловыми лошадьми. Спереди и сзади его прикрывали арбалетчики, а тёмно-синие бархатные занавески скрывали пассажиров от посторонних глаз.

Дальше тянулись обозы: громыхающие телеги, прогнувшиеся под тяжестью провизии и военных трофеев, и повозки, заполненные ранеными и калеками. А за обозом снова шли Фреи. По меньшей мере, тысяча, может и больше: лучники, копейщики, вооруженные косами и заострёнными кольями крестьяне, вольные всадники, конные лучники, и для усиления отряда – сотня рыцарей.

Вновь обряженный в лохмотья, в ошейнике и на цепи, Вонючка с другими собаками следовал по пятам за лордом Рамси. Его светлость шагнул вперёд, чтобы приветствовать своего отца, но когда всадник в темной броне снял шлем, его лицо оказалось совсем не таким, как помнил Вонючка. Улыбка Рамси угасла, на лице вспыхнул гнев.

– Что это за шутки?!

– Просто предосторожность, – прошептал Русе Болтон, выглянув из-за занавесок крытой повозки.

Лорд Дредфорта мало походил на своего сына-бастарда: самое обычное, чисто выбритое лицо, гладкая кожа. Его нельзя было назвать ни красивым, ни уродливым. Ни одного шрама, хотя Русе участвовал в сражениях, и, несмотря на то, что ему было сильно за сорок, морщины ещё не избороздили его лицо, и лишь слабые намёки на них свидетельствовали о его возрасте. Губы были такими тонкими, что когда он их сжимал, казалось, что они вовсе исчезали. В нём была какая-то вечность, постоянство; на лице Русе Болтона гнев и радость выглядели почти одинаково. Всё, что у него было общего с Рамси – это глаза. «Холодные, словно лед. – Вонючка задумался, плакал ли когда-нибудь Русе Болтон. – Если так, не ледяные ли слезы катились по его щекам?»

Когда-то юноша по имени Теон Грейджой любил высмеивать Болтона на советах Робба Старка, передразнивая его тихий голос и отпуская шутки о пиявках. «Наверняка, он был в бешенстве. Это не тот человек, с которым можно шутить». Стоило только раз взглянуть на Болтона, как ты понимал, что в его мизинце больше жестокости, чем во всех Фреях вместе взятых.

– Отец.

Лорд Рамси преклонил колено перед своим родителем.

Лорд Русе какое-то время его изучал.

– Можешь встать.

Он повернулся, чтобы помочь двум молодым женщинам выйти из повозки.

Первая была маленького роста, очень толстая, с круглым красным лицом и тремя подбородками, видневшимися из-под соболиного капюшона.

– Моя новая жена, – представил её Русе Болтон. – Леди Уолда, это мой родной сын. Поцелуй мачехе руку, Рамси.

Тот так и сделал.

– И я уверен, ты вспомнишь леди Арью. Твою наречённую.

Девочка была худенькой и выше, чем он помнил, но этого и следовало ожидать. «В этом возрасте девчонки быстро растут». Она была одета в платье из серой шерсти с белой атласной подкладкой, а поверх накинут плащ из горностая, застёгнутый серебряной волчьей головой. Тёмные каштановые волосы спадали до середины спины. А ее глаза…

«Это не дочь лорда Эддарда».

У Арьи были отцовские глаза, серые глаза Старков. Девочка её возраста могла отрастить волосы, стать выше, её грудь могла округлиться, но она не могла поменять цвет глаз. «Это маленькая подружка Сансы, дочка стюарда. Джейни, так ее звали. Джейни Пуль».

– Лорд Рамси.

Девочка сделала реверанс. И это тоже было неправильно. «Настоящая Арья Старк плюнула бы ему в лицо».

– Я молюсь о том, чтобы стать вам хорошей женой и родить сильных сыновей и наследников.

– Так и будет, – пообещал Рамси. – И скоро.

Его светлость готов выслушать тебя, контрабандист.

Рыцарь носил серебряные доспехи. Его поножи и перчатки были украшены чернёным узором, в котором угадывались переплетённые водоросли. Под рукой рыцарь держал шлем, сделанный в виде головы короля водяных, с перламутровой короной и рельефной бородой из прядей чёрного и нефритового цвета. Его собственная борода была седой, как зимнее море.

Давос встал.

– Могу ли я узнать ваше имя, сир?

– Сир Марлон Мандерли.

Он был на голову выше Давоса и на три стоуна тяжелее, с серо-синими глазами и надменной манерой речи.

– Я имею честь быть двоюродным братом лорда Вимана и командую его гарнизоном. Следуй за мной.

Давос прибыл в Белую Гавань посланником короля, но превратился в пленника. Его покои были большими, просторными и красиво обставленными, но снаружи стояла охрана. Из своего окна он мог видеть улицы Белой Гавани за пределами крепостных стен, но ему не разрешали по ним пройтись. Ему была видна даже гавань, и он наблюдал, как «Веселая Повитуха» покидала залив. Кассо Могат прождал четыре дня до отправления вместо трех. С тех пор прошло ещё две недели.

Придворные стражники лорда Мандерли носили плащи из сине-зеленой шерсти и вместо обычных копий были вооружены серебряными трезубцами. Один шёл впереди него, другой – сзади, и ещё по одному – с каждой стороны. Они брели мимо выцветших знамён, разбитых щитов и проржавевших мечей – свидетелей сотен древних побед, и мимо десятков растрескавшихся и изъеденных червями деревянных фигур, когда-то служивших украшением кораблей.

У входа в чертог его светлости стояли два мраморных водяных, младших родственников Старика-Рыбонога. Когда охранники распахнули двери, глашатай ударил посохом об старый дощатый пол и звонко объявил:

– Сир Давос из дома Сивортов.

Хоть он и бывал в Белой Гавани много раз, но Давос никогда не ступал в Новый Замок, и уж тем более не входил в Чертог Водяного. Его стены, пол и потолок были сделаны из деревянных досок, хитро подогнанных вместе, и украшенных всевозможными морскими созданиями. Приближаясь к помосту, Давос ступал по нарисованным крабам, моллюскам и морским звездам, притаившимся среди запутанных зарослей чёрных водорослей и костей утонувших моряков. На стенах по обе стороны, в нарисованных сине-зеленых глубинах рыскали бледные акулы, а среди скал и затонувших кораблей скользили угри с осьминогами. Между высокими арочными окнами плавали огромные косяки сельди и трески. Выше, рядом со свисающими со стропил старыми рыболовными сетями, была изображена поверхность моря. Справа от Давоса на фоне восходящего солнца безмятежно скользила боевая галера, слева боролся с бурей, рвущей в клочья его паруса, потрепанный старый когг. За помостом среди нарисованных волн сцепились борющиеся кракен и серый левиафан.

Давос надеялся поговорить с Виманом Мандерли наедине, но застал двор в полном сборе. Придворные располагались вдоль стен, и на пять женщин приходился лишь один мужчина. Те немногие, кого он увидел, были седобородыми старцами либо еще не доросли до того, чтобы начать бриться. Также тут были септоны и святые сёстры в белых и серых рясах. В главной части зала стояла дюжина мужчин, одетых в синие и серебристо-серые цвета дома Фреев. Их внешнее сходство не заметил бы только слепой; некоторые из них носили герб Близнецов – две башни, соединённые мостом.

Давос умел читать по лицам задолго до того, как мейстер Пилос научил его читать слова на бумаге.

«Эти Фреи были бы рады увидеть мой труп», – понял он с первого взгляда.

В голубых глазах Вимана Мандерли он не смог найти ни капли радушия. Мягкий трон его светлости был достаточно широким, чтобы вместить трёх обычных людей, тем не менее Мандерли едва в нём помещался. Его светлость развалился на сидении. Его плечи обвисли, ноги были широко расставлены, руки лежали на подлокотниках, как будто их вес был слишком велик для хозяина.

«Боги, смилуйтесь – подумал Давос, когда увидел лицо лорда Вимана, – краше в гроб кладут». Кожа его светлости была бледно-серого цвета.

Как гласит старая поговорка, короли и трупы всегда привлекают свиту. Так же и с Мандерли. Слева от высокого сиденья стоял мейстер почти столь же толстый, как и его господин, толстогубый и румяный человек с золотыми кудрями. Сир Марлон занял почетное место по правую руку его светлости. На мягком табурете у ног лорда сидела пухлая розовощёкая дама. За Виманом стояли две молодые женщины, судя по виду – сёстры. Каштановые волосы старшей были собраны в длинную косу. У младшей, не старше пятнадцати лет, девушки коса была выкрашена в ярко-зелёный цвет.

Никто не снизошел до того, чтобы представиться Давосу. Первым заговорил мейстер:

– Ты стоишь перед Виманом Мандерли, лордом Белой Гавани и хранителем Белого Ножа, Щитом веры, Защитником обездоленных, Верховным судьёй Мандера, Рыцарем Ордена Зелёной руки. В Чертоге Водяного принято, чтобы вассалы и просители становились на колени.

Луковый рыцарь преклонил бы колено, но Десница короля такого себе позволить не мог. Сделать это означало показать, что король, которому он служит, менее значим, чем толстая светлость на троне.

– Я явился не в качестве просителя, – ответил Давос, – и у меня тоже есть титулы. Лорд Дождливого леса, адмирал Узкого моря, Десница короля.

Пухлая женщина на стуле закатила глаза:

– Адмирал без кораблей, Десница без пальцев, на службе у короля без трона. Кто перед нами – рыцарь или ответ на детскую загадку?

– Он посланник, дочка, – прервал её лорд Виман, – лук – предвестник слез. Станнису не понравился ответ, что принесли ему вороны. Поэтому он и послал к нам этого... этого контрабандиста.

Он покосился на Давоса сквозь наполовину скрывавшие глаза складки жира:

– Думаю, ты уже бывал в нашем городе и таскал деньги из наших карманов и еду с нашего стола. Интересно, сколько же ты у меня украл?

«Недостаточно для того, чтобы ты начал голодать».

– Я уже заплатил за своё прошлое в Штормовом Пределе, милорд.

Давос снял перчатку и поднял левую руку с четырьмя обрубленными пальцами.

– Всего четыре фаланги за всю воровскую жизнь? – спросила женщина с табурета. Её волосы были желтыми, а лицо – круглым, розовым и мясистым. – Ты легко отделался, Луковый рыцарь.

Давос не стал отрицать.

– Если милорд позволит, я бы просил о личной аудиенции.

Милорд не позволил.

– У меня нет секретов ни от моих родственников, ни от моих вассалов и рыцарей, ни от моих друзей.

– Милорд, – заявил Давос – я не хотел бы, чтобы мои слова были услышаны врагами его величества... или вашей светлости.

– Возможно у Станниса и есть враги в этом зале. У меня нет.

– А люди, убившие вашего сына? – уточнил Давос. – Эти Фреи были хозяевами на Красной Свадьбе.

Один из Фреев – высокий долговязый рыцарь, чисто выбритый, но с седыми усами, тонкими, как мирийский стилет – шагнул вперед:

– Красная Свадьба дело рук Молодого Волка. На наших глазах он превратился в зверя и разорвал горло моему двоюродному брату, безобидному простаку Динь-Дону. Он убил бы и моего лорда отца, не встань сир Вендел на его пути.

Лорд Виман сморгнул слезы:

– Вендел всегда был храбрым мальчиком. Я не удивился, узнав, что он умер героем.

От столь чудовищной лжи у Давоса чуть челюсть не отвисла:

– Вы утверждаете, что Вендела Мандерли убил Робб Старк? – спросил он у Фрея.

– И многих других. Моего сына Титоса и мужа моей дочери в том числе. Когда Старк обернулся волком, его северяне сделали то же самое. На всех них была печать зверя. Укушенный оборотнем сам становится им, это все знают. Всё, что я и мои братья могли сделать, это перебить северян прежде, чем они убили всех нас.

Рассказывая эту сказку Фрей ухмылялся, и Давосу захотелось ножом стереть его улыбку с губ:

– Сир, могу я узнать ваше имя?

– Сир Джаред, из дома Фреев.

– Джаред из дома Фреев, я называю вас лжецом.

Сир Джаред похоже удивился:

– Некоторые плачут, нарезая лук, но я лишен подобной слабости, – прошелестела сталь в ножнах, и он обнажил меч. – Если вы действительно рыцарь, сир, защищайте свою клевету собственным телом.

Лорд Виман выпучил глаза:

– Я не допущу кровопролития в Чертоге Водяного. Спрячьте ваш клинок, сир Джаред, иначе я буду вынужден просить вас покинуть наше общество.

Сир Джаред вложил меч в ножны.

– Слова капитана – закон на корабле, и раз я взошел к вам на борт, ваша светлость, я подчинюсь... но я хочу посчитаться с этим луковым лордом, прежде чем он покинет этот город.

– Кровь! – взвыла женщина на табурете. – Вот чего эта гнилая луковица хочет от нас, милорд. Видите, как он сеет раздоры? Отошли его прочь, заклинаю. Он хочет крови твоих подданных, крови твоих храбрых сыновей. Отправь его обратно. Если королева услышит, что ты дал аудиенцию этому предателю, она может усомниться в нашей преданности. Она могла бы... она может... она...

– До этого не дойдёт, дочка, – успокоил её лорд Виман. – У Железного Трона не будет причин в нас сомневаться.

Давосу не понравились эти слова, но он не для того проделал такой далёкий путь, чтобы держать язык за зубами:

– Мальчик на Железном Троне – узурпатор. И я не изменник, а Десница Станниса Баратеона Первого, законного короля Вестероса.

Жирный мейстер откашлялся:

– Станнис Баратеон был братом нашего покойного короля Роберта, да воздаст ему Отец по справедливости. Томмен же плоть от плоти Роберта. В таком случае законы наследования ясны. Сын идёт перед братом.

– Мейстер Теомор говорит правду, – заметил лорд Виман. – Он мудр в подобных вопросах и всегда давал мне хорошие советы.

– Законнорожденный сын идет перед братом, – согласился Давос, – но Томмен, называемый Баратеоном, рождён вне закона, так же как и его брат Джоффри. Они были зачаты Цареубийцей, вопреки всем законам богов и людей.

Заговорил другой Фрей:

– То, что он говорит, является изменой, милорд. Станнис отрубил ему его воровские пальцы. Вы должны отрезать его лживый язык.

– Лучше отрубите голову, – предложил сир Джаред. – Или же пусть он встретиться со мной в поединке чести.

– Что Фреи знают о чести? – бросил Давос в ответ.

Четверо Фреев рванулись к нему, но лорд Виман остановил их, подняв руку.

– Назад, друзья мои. Я выслушаю его, перед тем... перед тем как с ним разберусь.

– Можете ли вы предоставить какие-либо доказательства этого инцеста, сир? – спросил мейстер Теомор, сложив свои мягкие руки на животе.

«Эдрик Шторм, – подумал Давос, – но я отправил его подальше за Узкое море, чтобы уберечь от костра Мелисандры».

– У вас есть слово Станниса Баратеона, что всё, сказанное мной, это правда.

– Слова это ветер, – сказала молодая женщина, стоявшая за высоким сиденьем лорда Вимана, красавица с длинной каштановой косой. – Мужчина солжет, чтобы добиться своего, это вам скажет любая девушка.

– Для доказательства нужно больше, чем неподтверждённые слова какого-то лорда, – заявил мейстер Теомор. – Станнис Баратеон далеко не первый, кто солгал, чтобы занять престол.

Розовая женщина указала пухлым пальцем на Давоса.

– Мы не намерены участвовать измене, понял? Мы в Белой Гавани люди мирные, законопослушные и верные. Прекрати лить яд в наши уши, иначе мой добрый отец бросит тебя Волчье Логово.

«Чем я мог обидеть её?»

– Не имею чести знать имя миледи.

Розовая женщина сердито фыркнула и позволила мейстеру ответить.

– Леди Леона является женой сира Виллиса, сына лорда Вимана. В настоящее время он пленник Ланнистеров.

«В ней говорит страх. Если Белая Гавань поддержит Станниса, её муж ответит своей жизнью. Как я могу просить лорда Вимана обречь сына на смерть? Что бы я сделал на его месте, если бы заложником был Деван?»

– Милорд, я молюсь, чтобы вашему сыну не причинили вреда, как и любому другому человеку из Белой Гавани

– Еще одна ложь, – сказала леди Леона со своего табурета.

Давос решил, что будет лучше не обращать на неё внимание.

– Когда Робб Старк восстал против бастарда Джоффри, называемого Баратеоном, Белая Гавань его поддержала. Лорд Старк пал, но его война продолжается.

– Робб Старк был моим сеньором, – возразил лорд Виман. – А кто такой Станнис? Почему он нас беспокоит? Насколько помню, никогда прежде он не находил нужным посетить север. Теперь же он передумал и просит милостыню, как побитая шавка.

– Он пришёл, чтобы спасти королевство, милорд – продолжал настаивать Давос – чтобы защитить ваши земли от железорожденных и одичалых.

Стоявший рядом с троном сир Марлон Мандерли презрительно фыркнул:

– В Белой Гавани уже много столетий не видели одичалых, а железные люди и вовсе никогда не беспокоили этот берег. Может, лорд Станнис предложит заодно защищать нас от снарков и драконов?

По Чертогу Водяного прокатился смех, но леди Леона у ног лорда Вимана зарыдала:

– Железные люди с островов, одичалые из-за Стены... и теперь этот предатель со своими преступниками, мятежниками и колдунами. – Она указала пальцем на Давоса. – О да, мы слышали о вашей красной ведьме. Она заставит нас отвернуться от Семерых и преклоняться перед огненным демоном!

Давос не любил красную жрицу, но не мог оставить слова леди Леоны без ответа.

– Леди Мелисандра жрица Красного бога. Королева Селиса приняла её веру, наряду со многими другими, но большинство последователей его величества до сих пор поклоняются Семерым. И я среди них.

Он молился, чтобы никто не попросил его рассказать о септе на Драконьем Камне или о богороще Штормового Предела.

«Если они спросят, мне придётся им рассказать. Станнис не позволяет мне лгать».

– Семеро защищают Белую Гавань, – объявила леди Леона. – Мы не боимся твою красную королеву или её бога. Пусть насылает любые заклинания, какие захочет. Молитвы благочестивых людей оградят нас от зла.

– Действительно, – лорд Виман похлопал леди Леону по плечу. – Лорд Давос, если вы лорд, я знаю, чего ваш так называемый король хотел бы от меня. Стали, серебра и преклонённого колена. – Он перенес свой вес, оперевшись на локоть. – Лорд Тайвин, до того как его убили, предлагал прощение Белой Гавани за то, что мы поддержали Молодого Волка. Он пообещал, что мой сын вернётся ко мне, как только я заплачу выкуп в три тысячи драконов и докажу свою верность. Русе Болтон, нареченный Хранителем Севера, требует, чтобы я отказался от своих претензий на земли и замки лорда Хорнвуда, но клянется, что мои остальные владения останутся нетронутыми. Уолдер Фрей, его тесть, предлагает мне в жёны одну из своих дочерей. А также мужей для дочерей моего сына, стоящих за моей спиной. Эти предложения кажутся мне щедрыми, хорошая основа для справедливого и прочного мира. Вы просите меня отвергнуть их. Поэтому я спрашиваю у вас, Луковый Рыцарь – что даст мне лорд Станнис взамен присяги ему?

«Войну, горе и крики горящих людей», – мог бы ответить Давос.

– Шанс исполнить свой долг, – вместо этого ответил он. Именно такой ответ Виман Мандерли получил бы от Станниса.

«Десница должен говорить голосом короля».

Лорд Виман откинулся на спинку трона:

– Долг. Понимаю.

– Белая Гавань недостаточно сильна, чтобы выстоять в одиночку. Вы нуждаетесь в его величестве так же, как он нуждается в вас. Вместе мы сможем победить наших общих врагов.

– Милорд, – произнёс сир Марлон в своих богато украшенных серебром доспехах, – вы разрешите мне задать несколько вопросов лорду Давосу?

– Как пожелаете, кузен. – Лорд Виман закрыл глаза.

Сир Марлон повернулся к Давосу:

– Сколько северных лордов поддержали Станниса? Ответьте нам.

– Арнольф Карстарк поклялся присоединиться к Его величеству.

– Арнольф не истинный лорд, а всего лишь кастелян. Какими замками в настоящее время владеет лорд Станнис?

– Его величество избрал своим престолом Ночной Форт. На юге он владеет Штормовым Пределом и Драконьим Камнем.

Мейстер Теомор откашлялся:

– Вынужден заметить, что Штормовой Предел и Драконий Камень слабо защищены и, без всякого сомнения, скоро падут. А Ночной Форт всего лишь заброшенные руины, мрачное и ужасное место.

Сир Марлон продолжил:

– Ответьте нам, сколько людей Станнис может вывести на битву? Сколько рыцарей? Сколько лучников, вольных всадников, ополчения?

«Слишком мало», – знал Давос. Станнис привёл с собой на север всего пятнадцать сотен людей... но если он проговориться об этом, его миссия здесь будет обречена. Он попытался подыскать слова, но не смог.

– Ваше молчание – лучший ответ на мой вопрос, сир. Ваш король принесёт нам только новых врагов.

Сир Марлон повернулся к своему высокородному кузену:

– Ваша светлость спрашивали Лукового рыцаря, что предлагает нам Станнис. Позвольте мне ответить. Он предлагает нам поражение и смерть. Он предлагает вам сесть на коня из воздуха и сражаться мечом из ветра.

Жирный лорд медленно, как будто даже эти усилия были для него непосильны, открыл глаза:

– Мой кузен, как всегда, зрит в корень. Есть что-нибудь ещё, что вы хотите добавить, Луковый Рыцарь, или мы можем положить конец этому фарсу? Я уже утомился от вашего вида.

Давос почувствовал укол отчаяния.

«Его величество должен был послать другого человека, лорда, или рыцаря, мейстера – любого, кто сумел бы говорить за короля не столь косноязычно».

– Смерть, – услышал он собственный голос – о да, смерть грядет. Ваша светлость на Красной Свадьбе потеряли сына. А я потерял четырёх на Черноводной. А почему? Потому что Ланнистеры украли трон. Если вы сомневаетесь во мне, поезжайте в Королевскую Гавань и посмотрите на Томмена собственными глазами. Это увидит даже слепой. Что вам предлагает Станнис? Месть. Месть за моих сыновей и за ваших, за ваших мужей и ваших отцов, за ваших братьев. Месть за вашего убитого лорда, за вашего убитого короля, за ваших убитых принцев. Месть!

– Да, – взметнулся молодой женский голос, тонкий и высокий. Он принадлежал подростку со светлыми бровями и длинной зелёной косой.

– Они убили лорда Эддарда, леди Кейтилин и короля Робба. Он был нашим королем! Он был храбр и добр, а Фреи убили его. И раз лорд Станнис обещает отомстить за него, то мы должны к нему присоединиться.

Мандерли потянул её к себе.

– Вилла, каждый раз, когда ты открываешь рот, у меня появляется желание отправить тебя к Молчаливым Сёстрам.

– Я только сказала…

– Мы слышали, что ты сказала, – оборвала старшая сестра девушки. – Детские глупости. Не говори гадостей про наших друзей Фреев. Ведь один из них в ближайшем времени станет твоим господином и мужем, а ты – его женой.

– Нет, – заявила девочка, помотав головой. – Не хочу. Ни за что не стану. Они убили короля.

Лорд Виман покраснел:

– Станешь. Когда назначенный день придёт, ты произнесёшь свадебные клятвы. Или присоединишься к Молчаливым Сестрам и больше никогда не заговоришь.

Бедная девушка выглядела подавленной:

– Дедушка, пожалуйста ...

– Тише, дитя, – сказала леди Леона. – Ты слышала своего лорда-деда. Тише! Ты ничего не знаешь

– Я знаю про клятву, – настаивала девушка. – Мейстер Теомор, скажите им! За тысячу лет до Завоевания было дано обещание, и в Волчьем Логове мы торжественно поклялись перед богами, старыми и новыми. Тогда мы были слабыми и не имели союзников, тогда мы были изгнаны из своих домов, и сама наша жизнь была под угрозой. Тогда Волки приняли и накормили нас, и защитили нас от врагов. Этот город построен на дарованной ими земле. Взамен мы поклялись, что навсегда останемся их подданными. Людьми Старков!

Мейстер потеребил свою цепь.

– Да, торжественная клятва была принесена Старкам из Винтерфелла. Но Винтерфелл пал и династия Старков угасла.

– Потому что они их убили!

Вмешался ещё один Фрей:

– Лорд Виман, вы позволите?

Виман Мандерли кивнул:

– Да, Рейегар. Мы всегда рады слышать ваши благородные суждения.

Рейегар Фрей ответил на комплимент поклоном. Ему было тридцать или около того, он был пузат как чайник и сутул, но одет в дорогой дублет из мягкой серой овечьей шерсти с серебряной отделкой. Его плащ был полностью из серебряной ткани с вышитым гербом и застёгнут на вороте брошью в виде башен-близнецов.

– Леди Вилла, – обратился он к девушке с зеленой косой, – верность это добродетель. Я надеюсь, вы будете так же верны Уолдеру Малому, когда будете соединены брачными узами. Что же касается Старков, то пресеклась только мужская линия этого рода. Сыновья лорда Эддарда мертвы, но его дочери живы и младшая едет на север, чтобы выйти замуж за храброго Рамси Болтона.

– Рамси Сноу, – бросила в ответ Вилла Мандерли.

– Будь по вашему. Но как бы его не называли, он скоро женится на Арье Старк. Если вы желаете сохранить верность своей клятве, будьте готовы быть верной и ему, потому что он станет лордом Винтерфелла.

– Он никогда не станет моим лордом! Он заставил леди Хорнвуд выйти за него замуж, а потом запер в подземелье и вынудил её съесть собственные пальцы.

Одобрительное перешёптывание прокатилось по Чертогу Водяного.

– Девушка говорит верно, – заявил коренастый человек в бело-фиолетовых одеждах, чей плащ был скреплён парой скрещённых бронзовых ключей.

– Русе Болтон холоден и хитер, о да, но с Русе можно иметь дело. Мы все знаем людей и похуже. Но этот его незаконнорожденный сын... о нём говорят, что он безумен и жесток, просто чудовище.

– Говорят? – Рейегар Фрей погладил бороду и широко улыбнулся. – Его враги говорят, о да... но это Молодой Волк был чудовищем. Не мальчик, а скорее зверь – кровожадный и раздутый от гордости. И он был вероломен, о чём на свою беду довелось узнать моему высокородному деду. – Он развел руками. – Я не виню Белую Гавань, что вы его поддержали. Мой дед сделал ту же серьёзную ошибку. Во всех сражениях Молодого Волка Белая Гавань и Близнецы сражались бок о бок под его знаменами. Робб Старк предал всех нас. Он оставил север на милость жестоких Железных Людей, чтобы выкроить себе королевство на Трезубце. Потом он бросил и речных лордов, что рисковали всем ради него, разорвав брачный договор с моим дедом, чтобы жениться на первой встречной западной потаскухе. Молодой Волк? Он был гнусным псом, и умер, как подобает псу.

В Чертоге Водяного стало тихо. Давос почувствовал повисшее в воздухе отчуждение. Лорд Виман смотрел на Рейегара, как будто тот был тараканом, которого хочется раздавить каблуком... и после, внезапно, тяжело кивнул, сотрясая свои многочисленные подбородки.

– Пёс, о да. Он принес нам только горе и смерть. Действительно, подлый пёс. Продолжай.

Рейегар продолжил:

– Горе и смерть, о да ... а этот луковый лорд принесёт еще больше своими разговорами о мести. Откройте глаза, как сделал мой лорд дед. Война Пяти Королей почти закончена. Томмен наш король, наш единственный король. Мы должны помочь ему исцелить раны этой печальной войны. Как законный сын Роберта, он наследник оленя и льва, и Железный Трон по праву принадлежит ему.

– Мудрые слова. И правдивые, – подтвердил Виман Мандерли.

– Неправда! – Вилла Мандерли топнула ногой.

– Замолчи, негодница, – оборвала её леди Леона, – молодые девушки должны быть усладой для глаз, а не болью для ушей.

Она схватила девочку за косу и вытащила её, визжащую, из зала.

«Увели моего единственного друга в этом зале» – подумал Давос.

– Вилла всегда была своевольным ребенком, – сказала её сестра, извиняясь. – И боюсь, что она станет своенравной женой.

Рейегар пожал плечами:

– Брак смягчит её, я уверен. Твёрдой рукой и тихим словом.

– А если нет, есть Молчаливые Сестры, – лорд Виман заерзал на троне. – Что касается вас, Луковый Рыцарь, на сегодня я слышал достаточно изменнических речей. Вы предлагаете мне рисковать моим городом ради самозваного короля и ложного бога. Вы просите принести в жертву моего единственного сына, для того чтобы Станнис Баратеон смог сесть своим сморщенным задом на трон, на который он не имеет права. Я этого не сделаю. Ни для вас. Ни для вашего лорда. Ни для кого.

Лорд Белой Гавани поднялся на ноги. Это усилие заставило его лицо покраснеть вплоть до самой шеи:

– Вы остались контрабандистом, сир, и пришли, чтобы украсть мое золото и родных. Вы хотите обезглавить моего сына. Я думаю, что вместо этого я обезглавлю вас. Стража! Взять этого человека!

Прежде чем Давос успел хотя бы подумать о том, чтобы двинуться, он был окружен серебряными трезубцами:

– Милорд, – произнес он – я посланник.

– Разве? Вы пробрались в мой город как контрабандист. Я заявляю, что вы не лорд, не рыцарь, не посланник, а лишь вор и шпион, разносчик клеветы и измены. Я должен был бы вырвать вам раскаленными клещами язык и доставить вас в Дредфорт, чтобы с вас содрали кожу. Но Матерь милостива, и я тоже.

Он позвал сира Марлона:

– Кузен, бросьте эту тварь в Волчье Логово и отрубите ему голову и руки. Я хочу, чтобы их принесли мне прежде, чем я приступлю к трапезе. Я не смогу проглотить ни крошки, пока не увижу голову этого контрабандиста на пике, с луковицей, торчащей из этого лживого рта.

Скромница» продвигалась сквозь туман подобно слепцу, осторожно нащупывающему путь в незнакомой комнате.

Септа Лемора молилась. Сквозь белую пелену её голос звучал тихо и слабо. Гриф ходил по палубе. Под плащом из волчьей шкуры тихо позвякивала кольчуга. Время от времени он касался своего меча, словно проверяя, на месте ли тот. Утка с правого борта, а Ядри – с левого отталкивали лодку шестами. Исилла встала у руля.

– Не нравится мне это место, – пробормотал Хэлдон Полумейстер.

– Испугался легкого тумана? – поддел его Тирион, хотя, по правде говоря, туман был довольно-таки густым.

Вглядываясь с носа «Скромницы» в белую завесу, Юный Гриф держал наготове третий шест, чтобы оттолкнуть судно от любого появившегося по курсу препятствия. Нос и корма корабля освещались фонарями, но туман был таким плотным, что с середины палубы карлик видел на их месте лишь парящие в пустоте огоньки. Тириону поручили следить за жаровней, поддерживая в ней огонь.

– Это не простой туман, Хугор Хилл, – настаивала Исилла. – Тут веет колдовством, да ты бы и сам это учуял, будь у тебя нос. Здесь сгинуло множество путешественников, лодок, пиратов, а также больших речных галер. В тщетных попытках отыскать солнце, они в отчаянии скитаются в тумане, пока безумие или голод не забирают их жизни. Тут бродят духи тех, кто не нашел покоя, а там, внизу, под водой – измученные души.

– Вон одна из них, – пошутил Тирион. Справа по борту, из тёмных глубин к ним тянулась рука, достаточно большая, чтобы опрокинуть лодку. Из реки торчали лишь кончики двух пальцев, но, когда «Скромница» проплывала мимо, он разглядел сквозь водяную рябь всю руку и взирающее вверх бледное лицо. Несмотря на шуточки, в сердце Тириона закралась тревога. Это было плохое место, полное отчаяния и смерти. «Исилла права. Туман и, правда, неестественный». Что-то мерзкое водилось в этих водах и отравляло воздух. «Неудивительно, что каменные люди свихнулись».

– И оставь свои смешки, – предупредила Исилла. – Шепчущие мертвецы ненавидят тёплых и живых и постоянно ищут новые проклятые души, чтобы те присоединились к ним.

– Сомневаюсь, что у них найдётся саван моего размера.

Карлик помешал угли кочергой.

– Голод терзает каменных людей куда сильнее, чем ненависть, – из-за обмотанного вокруг рта и носа жёлтого шарфа голос Хэлдона Полумейстера звучал приглушённо. – Ни один нормальный человек не станет есть то, что растёт в этих туманах. Трижды в год триархи Волантиса посылают вверх по реке галеру с провизией, но корабли милосердия часто запаздывают, порой вместо продуктов, привозят новых едоков.

– В реке должна быть рыба, – произнес Юный Гриф.

– Я бы не стала есть рыбу из этих вод, – сказала Исилла. – Ни за что на свете.

– А лучше бы и этот туман не вдыхать, – добавил Хэлдон. – На нас может пасть проклятие Гарина.

«Единственный способ не вдыхать туман – это не дышать вовсе».

– Проклятие Гарина – всего лишь серая хворь, – сказал Тирион.

Эта зараза часто встречалась у детей, особенно во влажных, холодных районах. Поражённая плоть затвердевала, покрывалась коркой и трескалась. Впрочем, карлик читал, что болезнь можно остановить. Мейстеры утверждали, что хорошо помогают лимоны, горчичные компрессы и обжигающе горячие ванны, а септоны настаивали, что лучшее лекарство – молитва, жертвоприношение и пост. Тогда недуг пройдёт, оставив своих юных жертв изуродованными, но живыми. И мейстеры, и септоны соглашались в том, что детей, отмеченных серой хворью, не способна поразить более редкая смертельная форма этой болезни или её ужасная стремительная сестра – серая чума.

– Во всём виновата сырость, – сказал карлик. – Вредные испарения в воздухе. А вовсе не проклятья.

– Завоеватели тоже не верили, Хугор Хилл, – возразила Исилла. – Люди Волантиса и Валирии подвесили Гарина в золотой клетке и смеялись, когда тот призывал на их головы гнев Матери. Но ночью воды поднялись и поглотили врагов. С того дня и до сих пор нет им покоя. Они все ещё там, под водой, те, кто когда-то были повелителями огня. Их холодное дыхание поднимается из тьмы, порождая эти туманы, а плоть так же бесчувственна, как и сердца.

Тирион почесал отчаянно зудевший обрубок носа. «А старуха-то, похоже, права. Поганое местечко. Такое чувство, что я вновь стою в нужнике и смотрю, как умирает отец». Карлику подумалось, что он бы тоже свихнулся, доведись ему проводить свои дни в этом сером бульоне, наблюдая, как плоть и кости превращаются в камень.

Юный Гриф, похоже, не разделял его опасений.

– Пусть только попробуют побеспокоить нас, и мы покажем, из чего сделаны.

– Мы сделаны из плоти и костей по образу и подобию Отца и Матери. Молю тебя, не нужно тщеславных речей, – попросила септа Лемора. – Гордыня – тяжкий грех. Каменные люди тоже были гордецами, а Лорд в Саване – самый гордый из всех.

Лицо Тириона раскраснелось от жара тлеющих углей.

– Так Лорд в Саване действительно существует? Или это какая-то легенда?

– Лорд в Саване правит этими туманами со времён самого Гарина, – ответил Яндри. – Кое-кто считает, что он и есть Гарин, восставший из своей подводной могилы.

– Мертвые не восстают, – возразил Хэлдон Полумейстер. – Ни один человек не проживёт тысячу лет. Да, Лорд в Саване существует. Их было не меньше десяти. Когда один умирал, его место занимал другой. Теперешний – корсар с Островов Василиска, считавший, что на Ройне добыча богаче, чем в Летнем Море.

– Да, я тоже это слышал, – кивнул Утка. – Но мне больше нравится другая история. Та, в которой говорится, что Лорд в Саване не такой, как другие каменные люди. Он был каменным изваянием, пока из тумана не вышла серая женщина и не поцеловала его холодными, точно лёд, губами.

– Хватит! – крикнул Гриф. – Замолчите все.

– Что это было? – выдохнула септа Лемора.

– Где?

Тирион не видел вокруг ничего, кроме тумана.

– Что-то шевельнулось. Я заметила рябь на воде.

– Черепаха, – весело сказал принц. – Крупный костогрыз, и только.

Он вытянул свой шест вперёд и оттолкнулся им от возвышающегося зелёного обелиска.

Сырой и промозглый туман обволакивал судно со всех сторон. Яндри и Утка, осторожно отталкиваясь, налегли на шесты – каждый со своего борта. Из серых клочьев тумана показался затонувший храм. «Скромница» проплыла мимо винтовой мраморной лестницы, которая поднималась из ила и обрывалась в воздухе. За ней вырисовывались другие силуэты: обломанные шпили, безголовые статуи и деревья с огромными, даже большими, чем их лодка, корнями.

– Это был самый красивый и богатый город на реке, – сказал Яндри. – Хройен, праздничный город.

«Слишком богатый, – подумал Тирион, – и слишком красивый. Не стоит искушать драконов». Они плыли посреди затонувшего города. В тумане послышался звук хлопающих кожистых крыльев, и над ними пронеслось бледное и едва различимое в белом мареве существо. Карлик задрал голову, чтобы получше рассмотреть, что же это было, но оно исчезло так же внезапно, как и появилось.

Прошло немного времени, и перед ними замаячил свет.

– Эй, на корабле, – донёсся до них чей-то голос. – Вы кто?

– «Скромница», – прокричал в ответ Яндри.

– «Зимородок». Вверх или вниз?

– Вниз. Шкуры, мёд, эль и жир.

– Вверх. Ножи, иглы, кружева, лён и вино со специями.

– Что слышно в старом Волантисе? – спросил Яндри.

– Война, – ответили ему.

– Где? – закричал Гриф. – Когда?

– Когда год сменится, – пришёл ответ. – Нессос и Малакво подружились, и у слонов проступают полоски.

Голос становился всё тише по мере того, как удалялось от них другое судно. И, глядя ему вслед, они наблюдали за его уменьшающимися огнями, пока те совсем не скрылись в белой пелене.

– Разумно ли, кричать сквозь туман лодкам, которые мы не видим? – спросил Тирион. – Что, если это пираты?

На их счастье Озеро Кинжалов – место, кишащее пиратами, они спокойно миновали ещё ночью, никем незамеченные. Однажды Утка увидел корпус корабля, который, по его заверениям, принадлежал Урхо Немытому. «Скромница» шла по ветру, и Урхо, если это и в самом деле был он, не проявил к ним никакого интереса.

– Пираты не плавают через Горести, – ответил Яндри.

– Слоны с полосками? – пробормотал Гриф. – О чём это он? Нессос и Малакво? Иллирио заплатил триарху Нессосу достаточно, чтобы купить его восемь раз.

– Золотом или сыром? – усмехнулся Тирион.

– Придержи-ка при себе свою очередную остроту, если только не сможешь разрезать ею туман, – набросился на него Гриф.

«Да, отец, – чуть было не брякнул карлик, – я буду вести себя тихо. Благодарю вас».

Он мало что знал о волантийцах, но ему казалось, что у слонов и тигров имеются веские причины, чтобы объединиться перед лицом драконов.

«Может, сыроторговец неправильно оценил ситуацию. Человека можно купить за золото, но только кровь и сталь сохранят его преданность».

Карлик вновь разворошил и раздул угли, чтобы те ярче горели. «Ненавижу. Ненавижу этот туман. Ненавижу это место, и ещё меньше мне нравится Гриф». У Тириона сохранились ядовитые грибы, прихваченные им из дома Иллирио, и порой он с трудом боролся с искушением подсыпать их в ужин Грифу. Беда в том, что тот почти ничего не ел.

Утка и Яндри налегли на шесты, Исилла повернула румпель. Юный Гриф оттолкнул «Скромницу» от разрушенной башни, глядевшей на них слепыми черными глазницами окон. Отсыревший парус их лодки поник и свисал вниз, словно мокрая, тяжелая тряпка. Вода под килем стала глубже, и шесты перестали касаться дна, но течение несло их дальше, пока…

Тирион увидел лишь, как из реки поднялось что-то гигантское, горбатое и зловещее. Он принял это за поросший лесом холм или какую-то скрытую туманом огромную скалу, покрытую мхом и папоротником. Но когда «Скромница» подошла ближе, форма этого холма стала более чёткой, превратившись в разрушенный и заросший лесной замок. Часть вздымавшихся вверх стройных шпилей были разбиты, словно сломанные копья. То тут, то там появлялись и снова исчезали башни с обвалившимися крышами. Мимо проплывали залы и галереи, изящные контрфорсы, ажурные арки, точёные колонны, террасы и беседки.

Всё разрушено, запущено, разорено.

Здесь плотным ковром рос серый мох, оплетая груды камней и обволакивая башни. По высоким каменным стенам стелились чёрные лианы, вползая под сводчатые проходы сквозь окна и двери. Туман скрывал три четверти дворца, но Тириону вполне хватило увиденного, чтобы понять, что твердыня этого острова когда-то была в десять раз крупнее Красного Замка и в сотню раз прекраснее. Теперь он догадался, где они находились.

– Дворец Любви, – прошептал карлик.

– Это ройнарское название, – произнес Хэлдон Полумейстер, – но уже тысячу лет это место называют Дворцом Горестей.

Вид развалин уже сам по себе вселял уныние, но ещё печальнее было знание о былой славе этого места. «Когда-то тут звенел смех, – подумал Тирион. – Сады пестрели цветами, и в солнечных лучах сияли золотом фонтаны. Раньше эти ступени оглашались звуком шагов влюблённых, а под этим разрушенным храмом скреплялись поцелуем браки». Его мысли вернулись к Тише, которая так недолго была его женой. «Во всем виноват Джейме, – подумал он в отчаянии. – Моя родная кровь, мой сильный старший брат. Когда я был маленьким, он приносил мне игрушки: обручи от бочек, кубики и вырезанного из дерева льва. Он подарил мне моего первого пони и научил ездить на нём верхом. Когда он сказал, что заплатил тебе за меня, я даже не заподозрил подвоха. Да и с чего? Это ведь был Джейме, а ты просто какой-то девушкой, игравшей роль. Я боялся этого с самого начала, с того момента, когда ты впервые мне улыбнулась и позволила коснуться твоей ладони. Мой собственный отец не смог полюбить меня. С чего же влюбляться тебе, если не ради золота?»

Сквозь серые клочья тумана он вновь услышал низкий дрожащий звук тренькнувшей тетивы, стон, который издал лорд Тайвин, когда стрела пронзила его живот, шлепок ягодиц, когда тот, умирая, плюхнулся обратно на камень.

– Куда отправляются все шлюхи, – сказал отец перед смертью.

«И куда же? – хотел спросить у него Тирион. – Куда отправилась Тиша, отец?»

– Сколько ещё нам мыкаться в этом тумане?

– Ещё час, и выберемся из Горестей, – ответил Хэлдон Полумейстер. – После этого путешествие станет намного приятнее. У каждой излучины нижнего Ройна лежат поселения. Сады и зреющие на солнце виноградники, поля пшеницы, рыбаки на реке, горячие ванны и сладкие вина. Селхорис, Валисар и Волон Терис –окруженные стенами городки такого размера, что в Семи Королевствах считались бы крупными городами. Думаю, я…

– Впереди свет, – предупредил Юный Гриф.

Тирион тоже его заметил. «„Зимородок” или ещё какая-нибудь лодка», – убеждал он себя, но чувствовал, что это не так. Карлик с яростью потёр зудевший нос. По мере приближения «Скромницы», свет становился всё ярче. На расстоянии он казался лишь звёздочкой, маняще мерцающей сквозь туман, но вскоре превратился сперва в два, потом в три, а затем и в целый ряд мигающих над водой огоньков.

– Мост Мечты, – объявил Гриф. – На нём каменные люди. Некоторые при нашем приближении начнут стенать, но досаждать нам не станут. Большинство каменных людей – жалкие существа, неуклюжие и безмозглые. Умирая, они все сходят с ума, но именно тогда и становятся наиболее опасны. Если потребуется, отгоняйте их факелами. Но ни в коем случае не позволяйте им к себе прикоснуться.

– Может, они нас даже не увидят, – предположил Хэлдон Полумейстер. – Туман скроет нас, пока не доберёмся до моста, а потом уплывём до того, как они поймут, что здесь кто-то был.

«Каменные глаза слепы», – подумал Тирион. Он знал, что серая хворь начинается с конечностей: покалывание в пальцах, почернение ногтей, потеря чувствительности. По мере того, как онемение распространяется по руке или вверх по ногам, плоть становится холодной и твердой, а кожа жертвы принимает сероватый оттенок, напоминающий цвет камня. Он слышал поговорку, что есть три хороших лекарства от серой хвори: топор, меч и тесак. Насколько было известно Тириону, отсечение поражённых участков иногда останавливало распространение болезни, но не всегда. Многие жертвовали рукой или ногой, а затем обнаруживали, что сереет другая конечность. Когда это происходило, надежда умирала. Слепота была обычным делом, если зараза добиралась до лица. На последних стадиях болезнь поражала мускулы, кости и внутренние органы.

Приближавшийся впереди мост становился всё больше и больше. «Мост Мечты», назвал его Гриф, вот только эта мечта разбилась вдребезги. Тянущиеся из Дворца Горестей к западному берегу реки арки из светлого камня исчезали в тумане. Половина из них была разрушена – обвалилась под тяжестью серого мха и толстых чёрных лиан, выползающих из воды, словно змеи. Широкий деревянный пролёт моста насквозь прогнил, но некоторые фонари, указывающие путь, всё ещё горели. Когда «Скромница» подобралась ближе, Тирион разглядел силуэты каменных людей, бесцельно шатавшихся на свету вокруг фонарей, словно ленивые серые мотыльки. Некоторые из них были голыми, другие – укутаны в саваны.

Гриф вытащил свой длинный меч.

– Йолло, зажги факелы. Парень, проводи септу Лемору в её каюту и останься с ней.

Юный Гриф упрямо посмотрел на своего отца.

– Она и сама знает, где её каюта. Я хочу остаться.

– Мы поклялись вас защищать, – мягко произнесла Лемора.

– Я не нуждаюсь в защите. Я умею пользоваться мечом не хуже Утенка. Я наполовину рыцарь.

– И наполовину мальчишка, – сказал Гриф. – Делай, как велено. Сейчас же.

Тихо ругнувшись, юноша бросил свой шест на палубу. Туман странным эхом отразил звук удара, и на какой-то миг показалось, что вокруг них повсюду падают шесты.

– Почему я должен бежать и прятаться? Хэлдон остаётся, и Исилла. Даже Хугор.

– Да, – подтвердил карлик, – но я такой маленький, что могу спрятаться за уткой.

Тирион сунул полдюжины факелов в тлеющие угли жаровни и наблюдал, как загораются промасленные тряпки. «Не смотри на огонь», – говорил он себе. После огня невозможно ничего разглядеть в ночи.

– Ты карлик, – презрительно произнёс Юный Гриф.

– Тебе удалось раскрыть мой секрет, – согласился Тирион. – Да, я меньше, чем половина Хэлдона, и всем плевать, выживу я или умру. «По крайней мере, целиком». – Но ты… ты – это всё.

– Карлик, – сказал Гриф, – я тебя предупредил.

Из тумана до них донесся прерывистый стон, слабый и высокий.

Лемора, задрожав, обернулась.

– Спасите нас Семеро.

Впереди менее чем в пяти ярдах показался разрушенный мост. Вокруг его опор, точно пена, брызжущая изо рта безумца, бурлила вода. Сорока футами выше, под мерцающими фонарями, стонали и что-то бормотали каменные люди. Большинство не обращало на «Скромницу» внимания, словно она была просто плывущим бревном. Вцепившийся в свой факел Тирион понял, что почти не дышит. Потом они оказались под мостом. С обеих сторон сквозь занавеси серого мха проглядывали белые каменные опоры, вокруг которых сердито пенилась вода. На какой-то миг показалось, что они врежутся в правую опору, но Утка поднял шест и оттолкнул судно назад к середине канала. Несколько мгновений спустя, корабль выплыл из-под моста.

Не успел Тирион перевести дух, как Юный Гриф схватил его за руку.

– Что ты имел в виду? Я – всё? Что ты хотел этим сказать? Почему я – всё?

– Почему? – переспросил Тирион. – Забери каменные люди Яндри или нашу прекрасную Лемору, мы бы о них погрустили и поплыли дальше. А если бы мы потеряли тебя, то всё дело пошло бы прахом. Годы сумасшедших интриг торговца сыром и одного евнуха были бы потрачены зря… разве не так?

Мальчик посмотрел на Грифа.

– Он знает, кто я.

«И если бы не знал раньше, узнал бы теперь». К тому времени «Скромница» оставила Мост Мечты далеко позади. Всё, что осталось – это тающий свет за кормой, а скоро исчезнет и он.

– Ты Юный Гриф, сын Грифа-наемника, – ответил Тирион. – Или, быть может, сам Воин в обличье смертного? Дай-ка рассмотреть тебя поближе.

Он поднял факел, чтобы свет упал на лицо Юного Грифа.

– Угомонись, – приказал Гриф, – или пожалеешь.

Карлик не обратил на него внимания.

– Из-за синих волос, твои глаза кажутся голубыми, это хорошо. И история о том, что этот цвет – в честь твоей покойной тирошийской матушки, такая трогательная, что я чуть слезу не пустил. Однако какой-нибудь любопытный человек призадумается, зачем какому-то наёмничьему отродью нужна порченная септа, чтобы наставлять его в вере, или мейстер без цепи для изучения истории и языков? А умный человек подумает о том, зачем вашему отцу межевой рыцарь, чтобы учить вас сражаться, вместо того, чтобы просто отослать на обучение в один из вольных отрядов? Очень похоже, что кто-то хочет вас спрятать, чтобы подготовить к… чему? В этом весь вопрос, но я уверен, что в своё время узнаю ответ. Должен признать, что в вас есть благородные черты мёртвого мальчика.

Юноша покраснел:

– Я не мёртвый.

– Почему это? Мой лорд-отец завернул вас в алый плащ и положил рядом с вашей сестрой у подножия Железного Трона, в подарок новому королю. Те, кто нашли в себе силы заглянуть под него, утверждали, что у вас недоставало полголовы.

Парень в замешательстве отступил на шаг.

– Ваш?..

– …Отец, да. Тайвин из дома Ланнистеров. Возможно, ты о нём слыхал.

Юный Гриф засомневался.

– Ланнистер? Ваш отец…

– ...Мёртв. От моей руки. Если вашей милости угодно называть меня Йолло или Хугор, пусть будет так, но знайте, что я родился Тирионом из рода Ланнистеров, родной сын Тайвина и Джоанны, к смерти которых приложил руку. Тебе скажут, что я цареубийца, убийца родичей и лжец, и всё это будет правдой… но, в конце концов, мы все тут сборище лжецов, разве не так? Взять хотя бы вашего фальшивого отца. Гриф, да? – карлик хохотнул. – Ты должен благодарить богов за то, что Варис-Паук – один из участников вашего заговора. Гриф смог бы обмануть это кастрированное чудо не больше, чем меня. Его милость заявил, что он «не лорд и не рыцарь». Ну а я не карлик. Слова не делают это правдой. Кто бы смог лучше воспитать младшего сына принца Рейегара, чем его близкий друг Джон Коннингтон, бывший лорд Гнезда Грифона и Десница короля?

– Заткнись, – взволнованно произнес Гриф.

Слева по борту из воды высовывались два пальца огромной каменной руки. «Да сколько здесь таких?» – задумался Тирион, вздрогнув от пробежавшего по спине холодка. Мимо медленно проплывали Горести. Вглядываясь в туман, он увидел разбитый шпиль, безголового героя и вырванное из земли древнее дерево. Его торчавшие вверх огромные изогнутые корни вылезали через крышу и окна разрушенного купола. «Почему всё это кажется таким знакомым?»

Впереди изящной спиралью поднималась из воды покосившаяся лестница из светлого мрамора, резко обрываясь в десяти футах у них над головами. «Нет, – подумал Тирион. – Это невозможно».

– Впереди, – голос Леморы дрожал. – Свет.

Взгляды всех устремились вперед. И тогда все увидели огонёк.

– «Зимородок». Он, или что-то другое, похожее на него, – сказал Гриф, но вновь вытащил свой меч.

Никто не произнёс ни слова. «Скромницу» несло по течению. Её парус не поднимали с того времени, как они вошли в Горести. Она могла двигаться только вместе с рекой. Утка, прищурившись, сжимал свой шест обеими руками. Через какое-то время Яндри перестал отталкиваться. Все глаза были прикованы к далекому свету. Когда судно подошло ближе, он превратился в два, а затем в три огонька.

– Мост Мечты, – понял Тирион.

– Непостижимо, – произнес Хэлдон Полумейстер. – Мы оставили его позади. Реки текут только в одну сторону.

– Матерь-Ройн течёт, куда ей угодно, – пробормотал Яндри.

– Спасите нас Семеро, – взмолилась Лемора.

Впереди наверху взвыли стоявшие на пролете моста каменные люди. Некоторые указывали на них руками.

– Хэлдон, уведи принца вниз, – приказал Гриф.

Но уже было слишком поздно. Течение вцепилось в них своими зубами. Корабль неумолимо сносило к мосту. Яндри вытянул шест, чтобы не врезаться в опору. От этого движения их повело в сторону через занавес бледного серого мха. Тирион почувствовал, как мягкие, словно пальцы шлюхи усики мха касаются его лица. Потом позади него раздался оглушительный шум, и палуба внезапно накренилась. Карлик чуть не упал, и его повело в другую сторону.

На лодку грохнулся каменный человек.

Упав на крышу каюты с такой силой, что «Скромница» закачалась, он что-то проревел на незнакомом Тириону языке. За ним последовал второй, приземлившись рядом с румпелем. Потрепанные бурями и дождями доски раскололись под его весом, и Исилла вскрикнула.

Утка оказался к ней ближе всех. Здоровяк не стал тратить время на поиски меча. Вместо этого он размахнулся шестом, ударил каменного человека в грудь и сшиб его в реку. Тот тут же пошел ко дну без единого звука.

Вторым каменным человеком, слезшим с крыши каюты, занялся Гриф. Мечом в правой руке и факелом в левой он отогнал существо. Их движущиеся тени плясали на покрытых мхом стенах, пока течение несло «Скромницу» под мостом. Когда каменный человек двинулся к корме, Утка преградил ему путь с шестом в руках. Как только незваный пассажир двинулся вперёд, Хэлдон Полумейстер взмахнул перед ним вторым факелом и заставил отступить. Тому ничего не оставалось, кроме как двинуться прямо на Грифа. Капитан скользнул вбок, блеснуло лезвие его меча. От удара стали о затвердевшую серую плоть во все стороны полетели искры, но всё же отрубленная рука серого человека упала на палубу. Гриф пнул её в сторону. Подоспевшие Яндри и Утка шестами столкнули существо за борт в чёрные воды Ройна.

Между тем «Скромница» выплыла из-под моста.

– Со всеми разобрались? – спросил Утёнок. – Сколько прыгнуло?

– Двое, – дрожа, ответил Тирион.

– Нет, трое, – произнёс Хэлдон. – Последний у тебя за спиной.

Карлик повернулся. Позади него стоял каменный человек.

Прыгнув, он сломал ногу, и из-под гнилой ткани его штанов и разорванных серых мышц торчал обломок бледной кости, покрытой коричневой кровью. Несмотря на это, серый человек продолжал тянуться к Юному Грифу. Громадная серая рука казалась окоченевшей, но когда он попытался схватить мальчишку, между его пальцев, выступила кровь. Застыв, словно каменный истукан, юноша просто стоял и смотрел. Его ладонь лежала на рукояти меча, но, похоже, он забыл, зачем тот нужен.

Тирион подставил Юному Грифу подножку и, когда тот упал, перепрыгнул через него и ткнул факелом в лицо каменного человека, заставив его отступить. Припадая на сломанную ногу, он прикрывался от огня неуклюжими серыми руками. Карлик, переваливаясь, шёл следом, размахивая факелом и тыча им прямо в глаза серому человеку. «Ещё немного. Назад, ещё один шаг, ещё один». На самом краю палубы, существо бросилось на Тириона, и, схватившись за факел, вырвало его из рук. «Твою мать», – подумал Тирион.

Каменный человек выбросил факел, и чёрные воды с мягким шипением погасили пламя. Серый человек взревел. Когда-то он был жителем Летних Островов; его подбородок и половина щеки обратились в камень, но там, где кожа ещё не стала серой, её цвет был чёрным, как полночь. Когда он схватил факел, его кожа потрескалась и порвалась. С пальцев текла кровь, но он, казалось, этого не замечал. «Хоть какое-то утешение», – подумал Тирион. Несмотря на то, что серая хворь смертельна, она, видимо, не была болезненной.

– Отойди! – закричал кто-то издалека, а другой голос сказал:

– Принц! Защищайте мальчика!

Каменный человек двинулся вперёд, раскинув руки в стороны.

Тирион ударил его плечом.

Ощущение было такое, будто он врезался в стену замка, однако эта стена опиралась на сломанную ногу. Каменный человек отступил, схватившись за карлика. Они упали в реку с ужасным всплеском, и Матерь-Ройн поглотила обоих.

Внезапный холод поразил Тириона, как удар молота. Идя ко дну, он чувствовал, как по его лицу шарит каменная рука. Другая сжала запястье, утаскивая его вниз, во мрак. Ослепший, наглотавшийся воды, задыхающийся, тонущий, Тирион лягался и крутился, пытаясь сбросить сжимавшие его руку пальцы, но окаменевшая кисть не поддавалась. Изо рта шли пузыри. С каждой минутой мир становился всё чернее. Карлик не мог дышать.

«Утонуть не самое страшное. Существуют и более ужасные способы умереть». И, честно говоря, он уже умер давным-давно в Королевской Гавани. Остался только призрак, маленькое мстительное привидение, задушившее Шаю и пронзившее стрелой кишки великого лорда Тайвина. Ни один человек не будет горевать о таком, каким он стал. «Я не дам покоя Семи Королевствам, – подумал Тирион, погружаясь всё глубже. – Они не смогли полюбить меня живого, так пусть страшатся мертвого».

Когда он открыл рот, чтобы проклясть их, чёрная вода заполнила его легкие, и вокруг сомкнулась тьма.