Читаю свой летний дневник. Читаю и не верю. Кто ты, незнакомка? Кто ты и почему ушла? Что с тобой теперь и куда ты прячешься, умная малышка?
Может быть, это образ. Возможно. Но многое мне чуждо и непонятно в своих записях. Уважительно взглянуть и закрыть, не силясь понять.
Пускай ВАС там было мало. Но ВЫ там были другие. И я была другая тоже. А не потому ли?
Закрыть, что ли, дневник ото всех? Хотя нет, я поставлю запрет комментариев. Обидитесь? Обижайтесь. Прошу все комментарии скидывать в личку, уж если они есть. Или просьбу вам конкретно комменты разрешить.
Я не знаю, чего я пытаюсь добиться. Меня саму, как была, не вернуть наверняка. А вас я просто стесняюсь. Но хочу, чтобы вы смотрели, честолюбие, что б его.
Не нравится - кыш! Буду рада. Лучше уж вы обижайтесь, чем никак.
Дохожу до чистого нарциссизма, хочу позасовывать в цитатник собственные записи. Потому что это - не я. А я - не она. Не было у меня в жизни никогда Ани, Лены, Марины, Жени, Лерочки, Жеси, Дези, *той девчонки, которую я не помню по имени, но которая умудрялась быть меньше в два раза и очень сильно доставать без страха*, *той, что умудрилась подшутить слишком жестоко и после которой я почти перестала верить в чудеса*, *той, которая поставила синяк под глазом и ничего не получила в ответ*, и имен, и лиц, и детства, и качелей во дворе, экспедиции в таинственный мир, и старого обуглившегося дерева за школой, и Насти, и полетов во снах, и людей из франции, украины, германии, москвы, и Новгорода, и холодных замерзших пальцев, одеревенело стучащих по клавишам, и истерик в автобусах, и побегов из школы, из дома, из мира, неудавшихся, и страха, и грусти, и лагерей, и не было книги о девушке и ее будущем ребенке, после которого я чуть не ушла в лес под дождем, с плеером в ушах и крошечном топике и шортах в качестве всей одежды, и не было лета, одного за другим, лета на даче с бабушкой и дедушкой, а потом без бабушки и дедушки, и вишни с коринкой, и вишневого варенья, и лета во дворе, пыльных камней и заполненных водой стройблоков, и качели солнышком, или полусолнышком, но снаружи, и завода с шариками, и мела под ногами, и скакакалок и резиночек, и лета на украине, и моих сестер, и дикаприо, и мумий тролля, и девочки из соседнего двора, и аттракционов в парке, и чужих дворов, и дачи около заводов, и озер так далеко-далеко, и кошки, которая по ночам ловит летучих мышей, и дома, и соседки, и посиделок в предбаннике часами, и турника, откуда так удобно было падать прямо на голову, соскользнув с самого потолка, и наших игр с зеркалом и ремнями, и кирпичей для дачи, где можно было разводить всевозможные растворы и смешивать все на свете, и коробки от конфет, до верху наполненной стащенными у мамы приправами, где потом завелись червяки, и киндер-сюрпризов по три рубля, и бесконечных игр где угодно с ними, и киндера, не помню какого, украденного у девочки, не помню какой, которая жила у нас во дворе, и отданного толкина на почитать кому-то, у кого он до сих пор и лежит, и лагеря, и первых слез, и подруги, с которой мы ревели в подушку, вместе, только вместе, как никогда до или после, и попыток плавать, и моих отрезанных волос под самый почти что корень, и фонтанов, и качелей, и сказки, которая вентилятор, а еще одного лагеря, откуда была увезена меньше чем через неделю, и санатория, где увлекалась клептоманией в компании с девушкой-садисткой, которой не была нужна я, но была нужна клептомания, и еще одного санатория, который до, где меня сосватали к 10-летнему мальчику, санатория, пахнувшего виноградным блеском для губ, который "мама, ведь никогда не кончится?", и лошадей, и кроссовок, и деревьев с кривыми ветками, и снега, и той фигни, которой мы дышали, и еще людей, для которых я была "странная, не понимаю я ее", но живущих, и живущих рядом, и еще той дичайшей истерики, и потерянного телефона, и еще любви к весне, потому что весна - это виноградный блеск для губ, смешанный со счастьем, и любви к лету, потому что лето - это солнце, и мир, полный тепла и воды, и время свободы, хотя бы от родителей, и сестры, которая угощала меня фруктовыми коктейлями, и на которую так хотелось быть похожей все детство, и зим, когда были санки и шапки, и зим без шапки, и зимы, когда я стала бояться холода, бояться смерти, и той, когда меня бросила первая подруга, и той, когда предела другая, и той, когда я съела все таблетки, которые нашла в доме, просто все подряд, ничего не зная ни о чем, и было плохо, но никто не заметил... И родителей, и ненависти к ним, и лжи, наглой лжи, и криков на весь двор, и голубой комнаты, залитой до потолка моей болью, почему я и не соглашаюсь там жить теперь, и новой комнаты, которая была старой, в которой когда-то закрывались от меня, а теперь закрываюсь я, и которая была фиолетовой, темной и полной 90-ых, со старыми вещами, а теперь залита желтым и синим, и центром в верхнем левом углу... И жизни в компьютере из этого угла, интернета, полного людей, и мест, и книг, и нов.ру, и питерского форума, и буслаева, и гроттер, и лиру, и все-всех-всех...
Ах, черт, я скоро потрачу все место на лиру такими постами. Идите, идите от меня все нафиг, не нужна я вам такая, а вы мне, если честно, не нужны тоже. А нужно мне мое прошлое, которого не вернуть, и настоящее, такое хрупкое, но единственно возможное, и только будущее, неясное, неоптимистичное, не такое, как было и есть, мне не нужно...
А прошлого не вернуть. Я - не я. И так есть не потому, что именно этого мне и хочется, а потому что так совпало. И терять страшно, потому что прошлого нет, потому что будущего нет, а спрятаться негде, никому и низачем, и потому жизнь - она в одном, и потому нет - и жизни нет, а потому - низачто, и никогда, и только вместе с жизнью...
А где-то там, в прошлом, осталось что-то, что я и называла жизнью. Где-то тут, в настоящем, я нашла себе новую жизнь. И вот ведь как получается, я подозреваю, что жизнь куда более многообразна, чем я думаю...
