Своя долгая повесть у каждого дня: годами можно рассказывать про одну только минуту, про еле заметное движение, про ничтожный оттенок смысла в слове, в слоге, в звуке, не говоря уж о мыслях: в мыслях и вовсе увязнешь — станешь думать, о чем думаешь сейчас или думал прежде, и никогда не выберешься из мыслей о мыслях. ("Поднявшийся с земли")
Сегодня модно говорить о демократии, многие действия, в том числе и силовые, оправдывают необходимостью защитить ее или обеспечить торжество демократических идеалов, но демократии-то, как таковой, нет. Нельзя же всерьез говорить о демократии, когда реальная власть находится не в руках правительств, избранных гражданами, а у транснациональных монополий, которые никто не избирал. При этом граждане продолжают наивно думать, что, участвуя в голосовании, они что-то могут изменить. (Почему я поддерживаю антиглобалистов, 19 февраля 2003)
Не бойся, вокруг тебя не темней, чем внутри собственного твоего тела, и две эти тьмы разделены лишь твоей кожей. ("Книга имен")
...все всем равны, ибо всему приходит один конец – тот, о котором какаято часть тебя всегда должна думать, ибо думы эти – несмываемое клеймо твоей принадлежности к роду людскому. ("Перебои в смерти")
Так уж устроена жизнь: одной рукой даст, а потом, в свой час – другой рукой все отнимет. ("Перебои в смерти")
Есть моменты , когда лучше довольствоваться тем, что имеешь, чтобы не потерять все. ("Двойник")
Внутри нас есть такая штука, у которой нет названия, она-то и есть самая наша суть. ("Слепота")
Уже и в те времена было известно, как слаба плоть, в чем сама она, в сущности, не виновата, ибо дух, которому подобало бы воздвигать препону всякому искушению, неизменно сдается первым, первым выбрасывает белый флаг. ("Каин")
Я всю жизнь заглядывал людям в глаза, а ведь это единственная часть тела, где, быть может, еще пребывает душа. ("Слепота")
Иногда при появлении счастья мы не кричим, не шепчем никаких слов, не смеёмся, не плачем, а просто спрашиваем себя,почему его не было раньше, а когда оно вдруг появляется перед нами, как сейчас, когда мы его уже не ждём, тогда мы, скорее всего, не знаем, что же нам теперь делать, плакать или смеяться, и нас охватывает тайная тоска, и мы боимся, что не сумеем с ним справиться. ("Двойник")
Главным предметом забот наших должна быть душа, мы должны всеми средствами спасать ее, особливо когда могут быть предоставлены ей в утешение все земные и телесные услады. ("Воспоминания о монастыре")
...чудо бестелесного оплодотворения свершилось единожды и больше не повторимо, и свершилось затем лишь, чтобы все знали, Господь, коли захочет, может обойтись без мужчин, но без женщин никак нельзя. ("Воспоминания о монастыре")
Так уж ведется в этом мире, в одном и том же месте можно познать великое наслаждение и великие муки, ощутить добрый запах здоровых соков тела человеческого и гнилостное зловоние гангренозной раны, чтобы изобрести рай и ад, достаточно всего-навсего познать человеческое тело.
("Воспоминания о монастыре")
И он абсолютно не в состоянии понять, хотя много ломал над этим голову, почему в то время, когда коммуникационные технологии развиваются в геометрической прогрессии, от открытия к открытию, другая, естественная коммуникация, а проще говоря, реальное общение между людьми, между мной и тобой, между нами и вами, продолжает представлять собой необъяснимую путаницу темных тупиков и иллюзорно широких проходов, никуда не ведущих, путаницу одинаково обманную и тогда, когда ее пытаются скрыть, и тогда, когда кажется, будто она на виду.
("Двойник")
...мир всего лишь великая тень, проскользающая нам через сердце, и потому мир становится пустынным, а сердце не выдерживает боли.
("Воспоминания о монастыре")
