Слишком много приходится разговаривать с людьми, я к этому не привыкла.Слишком много пустых слов и глупых вопросов, требующих ответа.
Слова же песен венгерской группы Dalriada хоть и непонятны, но не кажутся пустыми, в них закодирован какой-то секрет, который заставляет к ним прислушиваться, как хороший собеседник.  Даркфолк с вкраплениями блэка звучит безудержно и смело. Музыка обращается к тебе, но не заставляет отвечать, она как пёстрое колесо хоровода. Мне давно не встречалась музыка, несущая в себе столько чистого позитива.

Это весна в хорошем смысле слова.

"Безглузда опора сучасникiв Сонця" - дебютный альбом малоизвестной украинской группы Клініка, который был найден во время очередных поисков свежатины для капризничающей и злящейся скуки. 11 песен этого альбома можно было бы отнести к стилю "интеллигентный блэк", если бы, конечно, такой стиль был. В меру длинные, в меру монументальные doom-black треки, слегка шершавый, звучащий будто из мегафона голос вокалиста, хорошая украинская лирика, построенная почти в речетатив - любопытная смесь, дающая в сухом остатке лёгкую психоделию. Да-да, Клініка именно та, про которую подумали циники - для душевно больных. "Чистое искусство, очищающее душу от грязи и помогающее услышать свои истинные желания и стремления" - именно это, по словам официальных рецензий, концептуальный лейтмотив музыки и лирики альбома. Несколько почти инструментальных композиций, пульсация сдержанной агрессии и автоматные очереди в "Падінні", тягучие и злые "Слiпi пазури депресiї", нежная баллада "Атрибути людської свідомостi" в стиле "Обіймів дощу", постапокалиптические фантазии, достойные мастера Отто Дикса, в "Теплих сльозах льодяних хрестiв" и "Сучасниках Сонця" - всё это будто волшебный порошки, помогающие расслабиться, когда, устав от химерного общения, хочется прописать всем окружающим пациентам дозу живительной эвтаназии. Цепочки ассоциаций приводят меня в мой личный рай - Киев, а именно на ул. Фрунзе, 103, где бок о бок соседствуют Павловская психбольница и Кирилловская церковь, что, впрочем, не удивительно, ведь раньше не существовало границы между психом и блаженным. Возможно, пациентам этой больницы стоило бы дать послушать этот альбом, вдруг кому-то пришлось бы по вкусу и что-то в их мире уравновесилось бы (хоча, який ще фрік буде спокійнісінько вишивати під драм-машину та скрімінг?).
Вот такая Клініка, где каждый страждущий, может найти лекарство по душе, если конечно очень захочет.

Чи можеш ти
Відкинути спомини
Чужих сердець
І лишитися сам,
В іржавих сутінках
Своєї свідомості,
По той бік
Від вуличних драм?

В продолжение теоретических впечатлений от музыки.
Только недавно вспомнила, почему мне неприятна французская музыка - она у меня ассоциируется с болью.  На занятиях мне включала её тренер, чтобы мне было не скучно, музыка была самая разная, но самые тяжёлые и неприятные упражнения почему-то совпадали именно с французской, и, видимо, с тех пор при звуках французской музыки в подсознании всплывают только неприятные ощущения.
Если бы каждое ощущение, впечатление или событие в жизни сопровождалось бы музыкой, то через какое-то время жизнь стала бы не нужна - любое ощущение, и радость, и счастье, и боль, можно было бы вызвать той музыкой, с которой они ассоциируются. Эта фантазия даже немного страшна: музыка как другая реальность, как матрица, как наркотик, как абсолютная власть над внутренним миром человека, как ключ к его тайнам, радостям и страхам.

Мало что может так быстро порадовать меня, как изысканные мелодии этого коллектива.
Этот альбом, пожалуй, самый позитивный в их творчестве последнего времени. И дело не в мягкости звучания в противовес острым гитарным шквалам в предыдущих работах, а в атмосфере позитива не искрящейся энергии и силы, которого обычно можно ожидать от музыки такого толка, а позитива лёгкого, едва касающегося кожи, как летний ветерок, такой бывает только в детстве или после захлёстывающей дыхание волны негатива.
Недаром этот альбом называется Sünder, что означает "грешник", ведь большинство того, что приносит человеку позитив и радость испокон веков считается греховным или же постыдным, или в крайнем случае просто вредным. В этот список попал даже Traumzauberwald - последние пристанище тех, кто хочет в жизни хоть каплю счастья, пусть даже химерного. Так что выходит, что грешники - едва ли не самые счастливые люди. И может ли мешать их счастью непрощённость?

Нет, не любовь к музыке и не та, о которой бывает музыка, а та самая, настоящая, что сама как музыка. Они в своём существе одинаки. Бывает музыка, которая влечёт интеллектуально, это удивительно сильный соблазн, противиться которому нет никаких сил. Все её идеи и рисуемые образы кажутся очень интересными, бритвенно точными и необыкновенно близкими, как будто кто-то подслушал мысли в твоей голове. Это интеллектуальное влечение так всеобъемлюще, что в него хочется буквально погрузиться с головой, проникнуть в эти образы и существовать в них, раствориться, развоплотиться и на секунду почувствовать себя не собой, а частью того, кто эти образы создаёт. А есть музыка, которая приятна чувственно, она бесхитростнее, потому что на вопрос, почему она так нравится, находится только один ответ - "просто чувствую". Она звучит как будто изнутри и притягивает, как дудочка крысолова. А есть музыка, в которой оба эти влечения сливаются в удар сердца, в дыхание, и понимаешь, что она будто некая волшебная сущность, волшебство которой абсолютно реально, потому что она отражает все твои представления о душевной гармонии. Так и с любовью.
К чему это я? Просто немецкая музыка ночью особенно хороша.

В детстве перед сном я почему-то всегда думала о космосе, представляя бесконечно чёрные холодные пространства с летящим в них роем звёзд, гигантские планеты и вид Земли с их стороны. Странные фантазии, но, оказывается, не только у меня. Песни венгерской группы Thy Catafalque, играющей музыку в диапазоне от блэка до дарк фолка в стиле Aarni, касаются глобальных тем космоса, биологии, науки в целом  и неоднозначным её результатам, таким, как ядерная война. Фоновый гитарный шквал, потусторонние мотивы электронных проигрышей, вкрапление фолк-мелодий и разнообразный вокал на венгерском языке производит интересное впечатление: ничто в этой музыке не цепляет глубоко, но оторваться невозможно. В своём альбоме "Róka Hasa Rádió", по утверждению рецензентов, ближе знакомых с венгерским языком, чем я, они фантазируют о радио, которое хранит в себе воспоминания в виде различных составляющих чувств - цвета, запаха, звука. Неплохая идея, особенно в контексте космоса и пыли человеческого существовании в нём. Песня "Köd Utánam" въедается в кожу, её ритм не вытащить из мыслей никакими клещами, а композиции "Ûrhajók Makón" и "Kabócák, Bodobácsok" настолько полифоничны, что любой аудиофил может умереть от разрыва сердца.

Köd Utánam

Molekuláris Gépezetek

Csillagkohó

Ûrhajók Makón

В моей скромной музыкальной коллекции на You Tube есть клип, который, к моему удивлению, пользуется большой популярностью и активно комментируется, это старая телевизионная запись клипа ДДТ "В последнюю осень". То ли копий этого клипа на You Tube немного, то ли моя чаще попадается в поисковых запросах, но так или иначе я часто читаю в комментариях отзывы от тех, кому эта песня нравится давно, тех, кто услышал её впервые, тех, кто разделяет мои симпатии к ДДТ и Юрию Юлиановичу, и даже приветы и благодарности от пользователей из других стран. Встречались даже разные интерпретации смысла песни: последняя осень перед распадом СССР, последняя осень Цоя. А сегодня вечером пришло уведомление о таком комментарии: "Эта песня сейчас актуальна, как никогда! Либо последняя осень путинского режима, либо последняя осень свободы". И кто бы знал, как точно попал в цель этот неведомый автор, обрисовав эту смесь тревоги и безысходности, которая уже который день оседает в душе тяжёлым осадком.

Музыка словно физическое поле, через которое передаются друг другу мысли и ощущения людей. Универсальное средство связи во времени и пространстве, с которым не сравнятся ни телефон, ни интернет. Достаточно просто включить ту музыкальную дорожку, которая что-то значит для другого человека, и вот уже можно быть с ним и даже очень близко - около самой души.

Сосед сверху весь день отмечал отъезд родителей в отпуск, собрав друзей на прослушивание музыки, лейтмотив которой напоминает стук молотка сквозь подушку. Я никогда не была ханжой и не была на стороне условностей вроде "с 9:00 до 23:00", но когда меня бесцеремонно выволакивают за уши из моего хрустального дневного сна, я теряю человеческий облик. Я вынула из колонок штекер наушников и включила Burzum, полностью открутив рычажок громкости. Мне очень нравится их альбом "Blast From The Ancient Past", в нём есть что-то психоделично обжигающее кровь, как любовь или температурный бред, что-то, что чует зверь внутри, что-то, что помимо воли цепляет тебя и стряхивает плесень с головы. А потом был их новый альбом  "Fallen". Наверху воцарилась вопросительная тишина. А ещё мама признала моё право на то, чтобы звуки вечно работающего телевизора не были слышны в моей комнате всегда, когда это возможно. Я против дипломатии, но за конструктив и право каждого обустраивать своё личное пространство с комфортом. 
Что же до нового альбома Burzum "Fallen", то звучание его не совсем в стиле прошлых работ группы, ближе  к Atmospheric black, и, возможно, понравится тем, кто любит black в необычном его звучании, вроде Aborym или Herbst.

Осень пришла точно по календарю, мокрые дети бежали в школу, а я теперь дома. Во всех смыслах. Хотя где-то под кожей бегает мурашками то странное чувство, которое было в июле, когда мне отчётливо казалось, что это здесь, а не в Киеве, я на побывке и что рано или поздно нужно будет возвращаться. Поезда играют со мной жестокие шутки. Завтра - Москва-Янаул. Осталось только выбрать музыку в дорогу. В киевский путь я выбирала музыку по наитию, потому что Киев волшебен и от него можно ждать только чудес. Дорожная музыка особенная, она возбуждает ожидания и раскрашивает полученные впечатления, создавая целые ассоциации, которые я уношу с собой. Там был Вакарчук, XIII.Stoleti и Sieben, и Песня про Довбуша, правда, в самом конце. А чего ждать в этом пути, я не знаю, знаю только, что возьму с собой "Агидель (Белая река)" Шевчука, и что по воле феи-крёстной вместо ведьмы я буду воплощать Красную Шапочку, а больше ничего не знаю.

Я искренне не понимаю, почему международное гуманитарное право запрещает использование кассетных бомб, пуль со смещённым центром тяжести и с мягким сердечником, но не хочет запретить воспроизведение отвратительной музыки, звуки которой причиняют ушам не меньшее страдание. После неё кровоточит даже тишина.
Неизвестно только, можно ли остаться музыкальным инвалидом.
 

Svatí na nebi
Святые на небесах

Když noc je králem a stíny zvětší rozměr svůj
Когда царствует ночь и ширятся тени,
А svatí na nebi jdou spát,
И святые на небе ложатся спать,
Tvá tichá radost, je v slzách noci zazděná,
Твоя тихая радость в слезах ночи заключена,
A svatí na nebi jdou spát.
И святые на небе ложатся спать.
Svatí na nebi, moji svatí na nebi,
Святые на небе, мои святые на небе,
Svatí na nebi jdou spát.
Святые на небе ложатся спать.
 

Modlitba díků, za další promarněný den
Молитва благодарности за ещё один впустую потраченный день
Za kroky ve tmě zbloudilé.
По шагам во тьме заблудился
V zajetí smutku, vzpomínky do stěn naráží,
В плену у печали воспоминания натыкаются на стены.
Jsou jako sluncem opilé.
Я будто солнцем опьянён.
Má noc je přítel, pohladí poraněné sny,
Ночь, моя подруга, поглаживает израненные мечты,
И святые на небе ложатся спать.
Znavený spánkem jsem oběť v pavučinách snů,
Измученный сном, приношу я жертву в паутине снов
Když svatí na nebi jdou spát,
В то время, как святые на небе ложатся спать,
Svatí na nebi, moji svatí na nebi,
Святые на небе, мои святые на небе,
Svatí na nebi jdou spát.
Святые на небе ложатся спать
Svatí na nebi, moji svatí na nebi,
Святые на небе, мои святые на небе
Svatí na nebi jdou spát.
Святые на небе ложатся спать.
 

Byla jsi přelud, vzal mi tě den a slunce jas,
Ты была видением, что забрало у меня день и сияние солнца,
Touhy co znamenají svět.
Желания, что знаменуют свет.
Tvůj obrys ve tmě, jsi jako vzor na záclonách,
Твой образ во тьме как узор на занавесях,
Volám tě za soumraku zpět.
Взываю к тебе: вернись из сумерек.

Vrať se mi zpátky, vrať se mi anděly jsem tvůj,
Вернись ко мне, вернись ко мне, ангел, я твой,
A čekám ne tvou náruč dál.
И не дождусь твоих объятий вновь
Znavená spánkem, na ramenou mi usínáš,
Завороженная сном, на моём плече уснёшь.
A svatí na nebi jdou spát.
И святые на небе ложатся спать.
Svatí na nebi, moji svatí na nebi,
Святые на небе, мои святые на небе,
Svatí na nebi jdou spát.
Святые на небе ложатся спать,
Svatí na nebi, moji svatí na nebi,
Святые на неюе, мои святые на небе,
Svatí na nebi jdou spát.
Святые на небе ложатся спать.

Оригинальный чешский текст - XIII.Stoleti, перевод выполнен мной.

Мне невероятно хочется об этом рассказать, но некому, поэтому я скажу молча.

Я слишком яро недооценвала Маяковского. Его стихотворение "Лиличка! Вместо письма", положенное на музыку, так неожиданно прекрасно, что мне даже стыдно. Я не встречала ничего более реалистичного, честного и при этом чувственного, о любви.

                                                      Дым табачный воздух выел.
                    Комната -
                    глава в крученыховском аде.
                    Вспомни -
                    за этим окном
                    впервые
                    руки твои, исступленный, гладил.
                    Сегодня сидишь вот,
                    сердце в железе.
                    День еще -
                    выгонишь,
                    может быть, изругав.
                    В мутной передней долго не влезет
                    сломанная дрожью рука в рукав.
                    Выбегу,
                    тело в улицу брошу я.
                    Дикий,
                    обезумлюсь,
                    отчаяньем иссечась.
                    Не надо этого,
                    дорогая,
                    хорошая,
                    дай простимся сейчас.
                    Все равно
                    любовь моя -
                    тяжкая гиря ведь -
                    висит на тебе,
                    куда ни бежала б.
                    Дай в последнем крике выреветь
                     горечь обиженных жалоб.
                    Если быка трудом уморят -
                    он уйдет,
                    разляжется в холодных водах.
                    Кроме любви твоей,
                    мне
                    нету моря,
                    а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
                    Захочет покоя уставший слон -
                    царственный ляжет в опожаренном песке.
                    Кроме любви твоей,
                    мне
                    нету солнца,
                    а я и не знаю, где ты и с кем.
                    Если б так поэта измучила,
                    он
                    любимую на деньги б и славу выменял,
                    а мне
                    ни один не радостен звон,
                    кроме звона твоего любимого имени.
                    И в пролет не брошусь,
                    и не выпью яда,
                    и курок не смогу над виском нажать.
                    Надо мною,
                    кроме твоего взгляда,
                    не властно лезвие ни одного ножа.
                    Завтра забудешь,
                    что тебя короновал,
                    что душу цветущую любовью выжег,
                    и суетных дней взметенный карнавал
                    растреплет страницы моих книжек...
                    Слов моих сухие листья ли
                    заставят остановиться,
                    жадно дыша?
                    Дай хоть
                    последней нежностью выстелить
                    твой уходящий шаг.

                    26 мая 1916 г. Петроград

 

Этим альбомом Александра Васильева больше года назад поделился со мной знакомый. С тех пор эти песни не оставляют меня ни на день, строчки озаглавливают собой реальность, прошивая тело ежиными ударами дежа вю. Это самая яркая иллюстрация того, как песня возвращается к своим истокам - главенству смысла слов.

"Мне 20 лет"

А что до меня – так я не тот, и не этот,
Меня вообще очень сложно причислить к поэтам.

"Подводная лодка"

Я пил очень долго воду с парами бензина,
Я видел глаза в кислоте,
Я стал веселей после полбутылки джина
И встал на последней черте.
И волны плескались на уровне крыши,
И белая пена неслась.
Ты можешь кричать, но никто не услышит,
Никто не хочет, чтобы ты спаслась.

Подводная лодка в степях Украины
Уходит под воду и ей не помочь,
Никто не приедет снимать нас со льдины,
И вряд ли мы сможем прожить эту ночь.

Ты слышишь шаги? Это бродит по палубе осень.
Вот по лестнице вниз кувырком.
А может быть взять да всё к чёрту и бросить,
Уйти по воде босиком?
А ты испугалась за медь и за злато
И всю ночь рисовала круги.
А я стал похож на шального пирата
Без глаза и без ноги.

"Загладь вину свою"

Загладь вину свою калёным утюгом,
Вернись мадонной или розовым младенцем,
Я утолю твои слеза махровым мягким полотенцем,
И нам как прежде будет весело вдвоём.

Ты можешь звать меня подонком и лжецом,
Но ради бога не зови меня на кухню,
Мне надоел грузинский чай, пускай я с голода опухну,
Давай-ка лучше развлечёмся коньяком.

"Корень Мандрагоры"

Откуда нам знать, что такое листва, если все дерева разошлись на дрова,
Откуда нам знать, что такое война, если мы не знаем мира.

Кто танцевал с нами на Лысой горе в ту ночь,
Кто отводил от нас все несчастья и ссоры?

"Небо в алмазах"

И стало светло, как бывает, когда в самом сердце рождается стих,
И кто-то с любовью помянет кого-то.

"Домовой"

Тёмной тропой - домой,
По светлой тропе к - судьбе.
Стихло всё за спиной.
Спрятался домовой,
Дремлет в печной трубе.

"Романс"

И лампа не горит,
И врут календари.
...

Любой обманчив звук.
Страшнее тишина,
Когда в самый разгар веселья падает из рук
Бокал вина.

...
Так тихо, что я слышу, как идёт на глубине
Вагон метро.

"Двое не спят"

Нечего ждать, некому верить - икона в крови.

...

Если б я знал, как это трудно - уснуть одному,
Если б я знал, что меня ждёт, я бы вышел в окно.

"Рождество"

Из далёких степей
Отныне никто не вернётся к ней -
У неё на груди
Навсегда умолк жук-скоробей.
Но она весела,
Её сердце открыто для рыцарей
И закрыто для зла
И для демонов, и для полиции.

...

Мой колпак в бубенцах,
Он звенит на любое движение.
Кто-то бросил в сердцах:
"Мы потеряны как поколение!"

Но разорви эту ткань,
Напиши своё имя на радуге
И не тронь ни ростка,
И будут праздники, и схлынут недруги.

"Двуречье (Я ничего не скрыл)"

Твоим строкам гореть сквозь тёмные века,
И песням долететь по белу свету.
Становится легка душа проводника, и солнце - к лету.

Из двух сердец – одно, из месяцев - февраль.
В игольное ушко укрылась нитка.
Нас тянет в города, где на болотах сумрачно и зыбко.

"Аделаида"

И нет ни печали, ни зла,
Ни горечи, ни обиды.
Есть только северный ветер,
И он разбудит меня
Там, где взойдет звезда Аделаида.

И каждое слово.

"Скоро будет солнечно"

Знает о том, что приносит несчастья, но помнит свои долги,
В русые косы вплетая крик иволги.
А где-то качается лодка на тёмных волнах и стучат топоры,
Прячется солнце в зарослях до поры.
Но! Скоро будет солнечно,
Скоро будет весело,
Скоро ты услышишь последнюю песню пропащего крейсера
Скоро будет весело,
Скоро будет ласково,
Скоро глаза твои будут сверкать незнакомыми красками.

Только помни о том, что твой взгляд, словно выстрел
Под сводами древнего храма,
Твой конь не споткнётся, летя через камни,
Летя сквозь запах жасмина.
Это чувство сильнее любого медведя
И выше подъёмного крана,
А всё остальное - пыль и болотная тина.

Хочется тихо сгореть в жарком пламени неразведённых костров,
В открытую книгу спрятаться между строк.
А ты всё смотришь кино, ты всё ищешь себя среди серых камней,
Но то, что осталось за кадром, известно лишь мне,
Одному! Скоро будет солнечно,
Скоро будет ветрено,
Ты ещё не написала письмо, а уже знаешь ответ его.
Скоро будет ветрено,
Скоро будет солнечно
Скоро он снова шагнёт из окна,
И всё будет кончено.

Если бы человек человеку был волком, мир был бы более гармоничным, потому что не приходилось бы ожидать ножей в спину. А когда вокруг существа с холодной рыбьей кровью и пустыми рыбьими глазами, ожидать можно всего. И если, живя с волками, можно выть по-волчьи, не переступая при этом через себя и не теряя к себе уважения, то скалиться в милой акульей улыбке - это добровольно ступать в смердящее болото.
Я уважаю Rammstein за то, что они не боятся ткнуть носом мир в его собственное лицемерие.

Музыкой волшебной карпатской земли для меня стала песня про Довбуша, звучавшая вечером накануне Ивана Купала и высоко в горах, над самой Тропинкой на тот свет. Её чудесный протяжный напев похож на окунающуюся в небо душу.

Ой по-під гай зелененький
Ходить Довбуш молоденький.

Він на ніжку налягає,
Топірцем ся підпирає.

Ой, ви, хлопці, свистом-свистом,
Замітає стежку листом.

Ой, ви, хлопці, бігом-бігом,
Замітає стежку снігом.

Аби Кути не минути,
До Космача повернути.

До Космача, та й до Дзвінки,
До Штефанової жінки.

Добрий вечір Штефанова,
Чи вечеря вже готова?

А вечеря не готова,
Бо Штефана нема вдома.

Штефан пішов на роботу,
Повернеться у суботу.

Чи будеш нам відкривати?
Чи самим ся добувати?

В мене двері тисовії,
В мене замки сталевії.

Не поможуть замки твої,
Як підставлю плечі свої.

Довбуш начав налягати,
Стали двері ся ламати.

Довбуш двері відкриває,
Штефан в Довбуша стріляє.

Як устрілив в праве плече,
А з лівого кровця тече.

Бо знав добре поціляти,
Довбуш буде помирати.

Ой, ви, хлопці, ой, ви мої,
Візьміть мене з хати тої.

Ой, ви, хлопці, ви, молодці,
Беріть мене на топорці.

Беріть мене на топори,
Занесіть мя в чорні гори.

Занесіть мя в Верховину,
Де родився, там най згину.

Там родились тато й мати,
Там я буду спочивати.

Сріблом-златом поділіться,
Та й за мною не журіться.

Штефанові дайте мірку,
Бо любив його я жінку.

Штефанисі дайте сала,
Бо вона мене кохала.

Тай топірці занехайте,
Крови більш не проливайте.

Бо кров людська - не водиця,
Проливати не годиться.

Як будемо ґаздувати,
Жінкам правди не казати!

Из книги "Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я. Головацким" (1878г.):

Співанка про Довбуша

Послухайте, люди добрі, що хочу казати —
Про Довбуша співаночку знаю заспівати.
Ану трошки послухайте, усі гірські люди,
Тут найкраща наша слава з давніх часів буде.
Закувала зозулиця темними лісами,
Була колись тяжка війна з панськими ляхами.
Ой тікала з України молода Олена
В Микуличин, на присілок, що зветься Зелений.
Але вона утікала у лиху годину —
їй чоловік, ой вінчаний, на війні загинув.
Вна від свого чоловіка тільки лист дістала,
А як прийшла у Зелений, то дитину мала.
Молодичка молоденька темненької нічки
Породила Олексика, кращого від чічки,
А вна свого господаря дуже шанувала,
Тому орла молодого Довбушем назвала.
Росте Довбуш, як із води, горами гуляє,
Не стямився, як вже рочків вісімнадцять мас.
Пасе Довбуш молоденький вівці в Кедроватіи,
Аж тут зачало гриміти, зачав дощ падати.
А як зачав святий господь з неба громом бити,
Вихопився чорт на скалу, зачав ся глумити.
Небагато Довбуш думав, гримнув з пістолета,
Упав дідько з тої скали, зачав веречети.
Такі писки, такі звуки, таке ся заводить,
Аж тут раптом від господа ангели приходять.
Прилинули до Довбуша і стали казати:
"Що лиш хочеш, славний Довбуш, то все будеш мати".
Але Довбуш молоденький лиш став та думає,
Святим ангелам небесним таке вповідає:
"Хочу бути я найкращим та найвідважнішим,
В Галичині над легіньми бути найсильнішим.
Щоби мня ся не ловила ні куля, ні зброя,
Дозволь мені, милий боже, коли твоя воля".
Ангели йому сказали: "Все це так ся стане,
Ще й молодий вічно будеш, як місяць настане".
Ісказали та й пропали, ніби і не були.
А Довбуш як підоймився — гори ся хитнули.
А як свиснув, то від свисту кедри ся схилили,
А як гримнув з пістолета, то всі ся дивили:
Ци то буря в Чорногорі так гуде, лунає,
Ци то, може, кінець світу уже наступає.
Всі ся дивлять в Чорногору, а там сонце гріє,
Кедровата так, як досі, в хвої зеленіє.
Лиш на камені найвищім, на горі високій,
Сидить Довбуш, гірський орел, пишний, сивоокий.
У сардачку сукняненькім та й шнури шовкові,
В дармовисах сухозолоть, що нема такої
Ані в царя, ні в цариці. За кштсанев пави
Та й золоті огольони, що на Венграх ткали.
Порошниці в самім сріблі навхрест через плечі
Та й барточка Довбушева аж ся сріблом мече.
А як собі заспіває, зате в листочок —
Ло всіх горах ся покотить його голосочок.
А як крикне: "Вражі пани, годі вам гуляти,
Всі маєтки рабовані треба вам віддати!"
Чорногора усміхнулась, як не тая стала,
За Довбуша Верховина пісню заспівала.
Усі люди за Довбуша зачали співати,
А він зачав щонайкращих хлопців ізбирати.
Та й почали по всіх горах літати, гуляти,
Бідних людей милувати, а панів карати.
Усі люди за Довбуша добре говорили,
Пани ровту ізбирали, Довбуша ловили.
Як обскочить його ровта та стане стріляти,
Довбуш кулі позбирає, почне ся сміяти.
Тоді Довбуш відважніших собі відбирає,
Лиш дванадцять оставляє, решту розпускає.
Аж раз Довбуш з легшими в Буковець виходить,
А ід пему дідок-віщун старенький приходить.
Пізнав Довбуш старенького, гостить та вітає,
А старенький подякував та й оповідає:
"Слухай, синку, що я буду тобі говорити,
Маєш гонор, маєш славу, вічно будеш жити,
Лиш па чужі жінки, сипку, ти не задивляйся,
Людську кровцго не проливай та й не напивайся.
Чужа жінка тебе зрадить, а кров не водиця,
Людську кровцю проливати, синку, не годиться".
Та й відтоді часто Довбуш з дідом зустрічався,
Куди іти, що робити — завжди запитався.
Не знати, не відати, довго б так тривало,
Але осені одної дідика не стало.
Помер віщун, а сам Довбуш за дідком сумує,
Нема кому порадити. Коли нараз чує,
Що отаман красиоїльський ровту ізбирає,
Злучається із ляхами, Довбуша шукає.
Скаженіло його серце, горівки напився,
Тоді Довбуш в своїм житті перший раз улився.
Стала весна наступати, зозулька кувати,
Іде Довбуш з легінями Дідушка питати.
Приходить він на Юрія: "Помагай бог, діду,
Відай, мирно з легінями від тебе не піду".
Дідушко так папудився — не міг говорити,
Тоді сумно на Довбуша зачав ся дивити.
Небагато Довбуш думав, гримнув з пістолета,
Впав Дідушко, і зачала темна кров ся ллетп.
Нараз Довбуш спам'ятався, так як присягався
Людську кровцю не пролити, скоро догадався.
Але вже було запізно, Дідушко копап,
А ватажко старенького діда споминає.
Тоді йде Довбуш у Жаб'є, там ся сповідає,
Ходить сумний по світові, спокою по має.
Ні тонірчик вже не пестить, в сопілку не грає,
Ні в листочок не запіє та й пе заспіває.
Зачалися в Криворівшо па храм ісходити,
Іде Довбуїи з легінями душу очистити.
Укляк в церкві з легінями, помолився богу —
Йому стало трохи легше, вийшов на дорогу.
Роздивився, а там одна молодичка була,
Така пишна, така гарна, як сива зозуля.
Чорнобрива, круглолиця, хороша як пава,
Та й відразу Довбушеві до душі припала.
А Довбуш у молодички тоді ся питає,
Звідки вона і як зветься, де хатину має?
Дзвіночка так веселенько зачала казати:
"Коли хочеш, славний Довбуш, то все будеш знати.
Коли хочеш, славний Довбуш, то все будеш знати,
Іди зо мпов до Космача на храм погуляти".
Но не знаю, що там було і що говорили,
На храму си погуляли, горівочку нили.
Тої ночі наш ватажко з Дзвінков полюбився,
Тоді Довбуш у Космачі другий раз упився.
Забув Довбуш все на світі, Дзвіночку кохає,
Звідкіль іде, куди іде — в Космач повертає.
Аж раз, ходячи по світу, довго забарився,
Дзвінка його визирає, коби вже явився...
Як за Чорногору сонце стало западати,
Іде Довбуш з легінями Дзвінки відознати.
Як приходить, боже милий, що за радість була,
Там таке ся заводило, як Дзвінка почула.
Але все то не є правда, Довбуш помилився,
Тоді Довбуш в своїм житті в третій раз упився.
Заснув Довбуш дуже твердо та дивний сон має,
Що він свою красну Дзвінку міцно обіймає
І розказує від чого може умирати,
Чим лиш можна його вбити і життя узяти:
"Треба взяти срібну кулю, ярої пшениці
Та із мої головочки срібні волосочки,
І дванадцять службів божих па цім відправляти,
Тим лиш можна мене вбити, моє життя взяти".
Він не знає, що Дзвіночка лиш ся притаїла
Та все чула, розуміла, бодай ся втопила.
Та все чула, що ватажко у сні признавався,
Що він правду усю казав, любці сповідався.
Із волосся із голови срібного украла,
Поганому Штефанові усе розказала.
Дзвінчук небагато думав, в місто ся збирає,
В Коломиї він з панами та й служби наймає.
Наш ватажко, як звичайно, до Дзвіночки ходить,
А не знає, що вже Дзвінчук срібну кулю робить.
Але Довбуш молоденький, як місяць ісходить,
Збирається з легінями, до Дзвінки відходить.
А там в лісі на горісі сова застогнала,
А зозулька в буковинці сумно закувала.
А Довбуш аж зодригнувся: "Що це є за диво,
Відколи я хожу світом, це ся не траф'єло.
Щоби я когось боявся, хочу відходити".—
"Отамане, завернися, лихо мені гостити",—
Легіники його просять. А Довбуш говоре:
"Чого, хлопці, боїтеся? Та я на всі гори!
Нема дужчого від мене, чого ся боїти,
Хіба Дзвіичук із Довбушем захоче ся бити?
Ой не сміє Штефан мені ні слова казати.
Но, легіні, поскоріше підем погуляти".
І приходять під віконце, зачали кричати:
"Пусти, Дзвінко, прийшов Довбуш тебе відознати".
Баба з хати відказала: "Нема Дзвінки дома!"
"Брешеш, бабо!" — крикнув Довбуш голосніше грому.
Та як хапнув за одвірки, усе, як сіль, крушить,
Впали двері тисовії, набій вуха глушить.
Ой набою, ти зрадливий, та ти голосненький,
З отамана кров ся ллє, впав він молоденький,
Впав, конає на задвір'ю, а кров траву росить,
Отаман із легіиями прощатися просить:
"Я вже, хлопці, умираю, озьміть на топори
Та занесіть, де найкраще, аж у сині гори,
А мій топір золотенький в Дунай затопіте,
Та най знають усі люди, та най знають діти,
Що хто в світі жінці вірить, мусить загибати,
Як я, Довбуш, ваш отаман, прощай моя мати.
Будь здорова, Верховино, ви, любі Карпати,
Простіть мене, товариші, я лягаю спати.
Будь здорова, Чорногора, і ви, бідні люди".
Помер Довбуш, вже такого другого не буде.
Так говорять, що й досі в нас, там, де сипі гори,
Збереглися Довбушеві глибокі комори.
І колись-то наші люди там скарбів шукали,
Як полізли в ті печери, більше не вертали.
І тому-то про Довбуша співанку ісклали,
Щоби в горах у Карпатах про него співали.
Може, усе не по правді, то перепрошаю,
За Довбуша співаночку співати кінчаю.

(Источник: "Життя Українських Карпат" http://www.carpathians.eu/karpatskii-narod/istorija-ukrajinskikh-karpat/istorija-i-minule/oprishki/oleksa-dovbush-mesnik-ljudskikh-krivd/pisni-pro-dovbusha.html

Музыкальная совместимость - это не общие музыкальные предпочтения, не близкие взгляды на жанры, не симпатии к исполнителям, это одинаковое восприятие самого существа музыки.
Я люблю людей, пускающих музыку по венам, как кровь, чувствующих её прикосновения, как бархата, шёлка, ежиных колючек, холодного стекла, мягкой человеческой руки, чувствующих, как она будто ласкает, гладит, сжимает руками сердце.  Люблю тех, кто ощущает, как звуки органа смешиваются с естеством души, тех, кто, слыша волнующую мелодию, хочет раскинуть руки и объять необъятное, тех, кто, надев наушники, слышит, как собственный пульс начинает биться в такт музыке, тех, кто хотя бы раз мечтал дирежировать оркестром, слушая симфонии Бетховена и Моцарта. Люблю тех, кто слушает музыку с упоением, напевая мотив, отстукивая ритм, закрывая глаза, чувствуя сладкий привкус переливающейся через край чистейшей энергии.

В заглавной песне альбома, посвящённого фантазиям о технократическом будущем человечества, Otto Dix касается интересной темы: большинство людей многое бы отдали за возможность по собственному желанию внушать к себе любовь, но "никого не заставить любить, никому не постичь этой тайны". При этом одни не задумались бы о том, что такая внушённая, навязанная, "неслучайная" любовь не будет иметь никакого отношения к настоящим чувствам, а другие поняли бы это, и согласились на такой вариант с полным осознанием. В таком случае на самом деле любви ли ищут люди? В описанном варианте это напоминает что-то между страстью обладания объектом любви и желанием точного воплощения своих мечтаний. Но ведь объекты любви не видят их снов и никогда не смогут их воплотить. В итоге истинное чувство не приносит им ничего, кроме разочарования, и они согласны на суррагатные воплощения мечты, потому что в них нет непредсказуемых сценариев, которые могут причинить боль.

У Машины нет души.
Её сердца лишив,
Решил Человек -

Для любви довольно стихов,
Притворств и цветов,
И смеженных век.

Для любви душа не важна,
Болеть лишь может она,
Ничто не нравится ей.

Глупо гнаться за мечтой,
Ведь выход простой -
Машины лучше людей.

Нет предательств и измен,
И вскрытых вен.
И душа не болит.

Нет мучительных дилемм,
И сотни проблем
Программа решит.

Торжество научных идей,
И для людей
Настали чудные дни.

Больше не нужно в страданиях жить.
Способны любить
Лишь машины одни.