НЕСКОЛЬКО СНИМКОВ – В КОММЕНТАРИЯХ.

Иерусалим расположен на холмах, так что большинство его улиц и улочек, кажется, повторяют рельеф спины гигантского верблюда, то подъем – вознесение, то спуск – сошествие долу. Иерусалиму присуща задумчивость, тогда как его головокружительной истории – безумие и лязг воинственного железа. Какое только оружие не рассекало со свистом воздух этих посвященных самому Богу мест: турецкие ятаганы, римские копья, мечи крестоносцев, пушечные ядра, а уж пуль отстреляно в новое время и вовсе без числа. Ничего не поделаешь – такая уж у человечества духовная жажда приобщения к святыням… Следы разрушения – наиболее распространенная форма исторического автографа: ЗДЕСЬ БЫЛ…
Иосиф миновал Львиные ворота Старого города, те, что напротив лесистого склона Масличной горы, и направился к Стене Плача – единственному уцелевшему фрагменту Соломонова храма, впервые возведенного в конце десятого века до нашей эры. В начале пятого века опять-таки до нашей эры Храм был разрушен вавилонянами и спустя 70 лет вновь восстановлен. Повторно его уничтожили римляне в семидесятом году после Рождения Христова. В своем знаменитом трактате «Иудейская война» историк Иосиф Флавий сообщает о трагических подробностях гибели Храма. Всё здание было объято огнем и рушилось, когда на его обреченной кровле появился первосвященник и возопил к Богу, прося у него прощения за то, что евреям не удалось сберечь Храм. И все присутствовавшие на храмовой площади увидели, пишет Флавий, как священник подбросил в небо ключи от Дома Божия, и тогда грянул гром и ярким кровавым заревом вспыхнули тучи над Иерусалимом, и рука Всевышнего, появившаяся из туч, приняла ключи. Читать далее...

МАРУСЯ КЛИМОВА, роман «Голубая кровь»: «У меня был приятель, он рехнулся. Он вдруг стал всем говорить: «Я беременная, я беременная». И наконец он так всем надоел, что ему вызвали «скорую». Пришли санитары и забрали его. В машине он требовал, чтобы его уложили на носилки. Потом его привезли в психушку, и там в палате на койке он родил пупсика. Оказывается, он еще дома запихал этого пупсика себе в задницу. Потом он его долго нянчил и никому не хотел отдавать. Просто человеку было грустно и одиноко, и хотелось, чтобы к нему проявили внимание и позаботились о нем.».

Прочел этот фрагмент и подумал, что одиночество – не просто печальное, но и очень обманчивое состояние души. Нам кажется, что нас тяготит некий нереализованный альтруизм по отношению к другому человеку, но ведь по сути одиночество – это разновидность жалости к себе, это лирический протест против невнимания окружающих, а не благородная жажда добрых свершений. Странно, чем большее количество людей дружески сопровождает тебя по жизни, тем острее могут быть приступы одиночества и тем более категорического уединения оно требует, дабы окончательно завладеть сознанием.
Вопрос о ЦЕЛИ моего одиночества как переживания часто ставит лично меня в тупик. Как и абсолютное большинство геев, я страдаю от некоего феномена эмоциональной неразделенности (Ах-х-х!!!), и в то же время избалован теми преимуществами, которые дает парню свобода. Мне кажется, я боюсь серьезных отношений, о которых мечтаю, потому что боюсь НЕИЗБЕЖНОГО КОМПРОМИССА с собственным эго, избалованным опостылевшей свободой. Эгоизм приручает человека. «Одушевить» собственный эгоизм и украсить его розами умиления проще простого. И еще - чем больше отчаяния, тем больше эгоизма, причем так часто тянет разродиться жалостью к себе любимому! Метафорически эти роды прекрасно представлены в тексте Маруси Климовой…

- А теперь – абсент! – торжественно провозгласил Валентин, - Напиток люмпенов и гениев, зеленая, мать ее, фея!
Я с любопытством уставился на буро-зеленую жидкость, заключенную в стекло. Литературный ажиотаж вокруг абсента широко известен, а после того, как в фильме «Полное затмение» Ди Каприо, экранный вариант юного Артюра Рембо, наслаждается поэтическим брудершафтом со своим любовником Верленом (ибо абсент – еще и эликсир поэзии, господа!), а затем жарко с ним трахается (больше к гомосексуальным ролям в кино Леонардо не возвращался, но эту сыграл поистине вдохновенно), так вот, после всего упомянутого скандальная слава абсента немедленно покорила множество впечатлительных и просто охочих до алкоголя сердец. Валентин разливал субстанцию по стаканам сквозь чайное ситечко, в котором медленно плавился кубик финского сахара, затем он добавил в напиток лед, и искристо-зеленый прозрачный абсент помутнел.
- Теперь, - пояснил Валя, - надо расплавить в ложке еще немного сахара и растворить в стакане горячую карамель, тогда будет полный порядок. Абсент действует вкрадчиво и изящно. Его нужно научиться чувствовать и понимать – только тогда он пойдет на пользу сознанию, а не вступит с ним в конфликт. Оскар Уайльд, НАШ ЧЕЛОВЕК из Англии, как-то выразился в том духе, что после первого стакана абсента все выглядит так, как хотелось бы. После второго стакана – наоборот. Только после третьего вы видите мир таким, каков он есть на самом деле. И он ужасен.
Традиционная крепость неразбавленного абсента – около 70 градусов, на вкус же он невероятно горек, ибо речь идет о спиртовой настойке полыни с добавлением аниса, мяты, кориандра и мускатного ореха. Уже после нескольких глотков лично я ощутил, как хмелею… Валентин же – ни в одном глазу – бойко рассуждал о собственном знаке Зодиака – Водолее.
- Водолей, приятель, - это Гилас, юный наложник самого Геракла. Греческий силач настолько обожал мальчишку, что взял его с собой на «Арго» - корабль, возглавляемый Ясоном, охотником за Золотым руном. Когда судно аргонавтов пришвартовалось у острова, дабы пополнить запасы пресной воды, Гилас был отправлен на ее поиски и пропал. Согласно мифу, он пленил своей красотой русалок, обитавших в местном озере, и они утащили его на дно… Читать далее...

Валентин оказался художником и зарабатывал продажей собственных картин. Поскольку вдохновение и доход – понятия не всегда совпадающие, ночами он сторожил платную автостоянку гостиницы «Шератон», наслаждаясь джазовыми композициями, которые транслировала в эфир популярная радиостанция «Для тех, кто не спит». У Валентина приятный мягкий баритон. Когда он говорит, то смотрит вам прямо в глаза и время от времени позволяет себе сдержанную улыбку. Обаяние Валентина трудно не признать. Мы немного поболтали на отвлеченные гуманитарные темы, после чего он пригласил меня навестить его берлогу, полюбоваться живописью в теплой и дружеской атмосфере. Мрачный район Южного Тель-Авива, в котором он снимал квартиру, располагал к бескомпромиссному реализму, но Валентин предпочитал изображать утонченную пастораль, замешанную на бледных оттенках, а также действительно мастерской игре света и тени. Он редко писал маслом, используя, в основном, тушь, карандаш и акварель. Мы устроились на неказистом диванчике в гостиной и - для начала – вновь разговорились. Мне всегда казалось, что люди, привлекательные внешне, притягивают к себе удачу и симпатии окружающих. Я считал, что им живется куда легче и интереснее, нежели мне, "среднестатистическому". История Валентина опровергала столь наивный подход к природе вещей. С 14 лет у него водились влиятельные любовники (мальчишка был чертовски красив, причем окружающие начали пользоваться этим прежде, чем он понял себе цену). Его вожделели, но, как ему казалось, никогда не любили по-настоящему. Семья, особенно отец, отнеслась к нему как к изгою, он рано стал жить самостоятельно и рано понял, что такое отсутствие денег, одиночество и неприкаянность. Он видел, что большинство людей, с которыми ему доводилось делить постель, уже устроили свою жизнь и нашли в ней уютную нишу благополучной семьи и высокооплачиваемой работы. Его тело было для них лишь приправой к сытному обеду житейских благ. Кому нужны были его проблемы? Накормить, подбросить деньжат - это да, особенно когда добрый дядя оказывался, например, секретарем местного парткома. Одноразовые отношения, одноразовые подачки. Валентин задумался было о девушках, но его ориентация оказалась сильнее подобных мыслей. Мы всегда, сознательно или безотчетно, стремимся к собственной природе, сквозь громадную толщу фальши, комплексов и социальных предрассудков. Человек, пытающийся обманывать себя, едва ли будет счастлив. Валентин же всегда отчетливо осознавал, какого именно счастья он хочет, и в результате нашел себе друга, которому, в надежде на взаимность, уделил массу внимания и тепла. Юноша все воспринял как должное, но со взаимностью не спешил. Он жил с родителями, метил в юристы и вообще считался благополучным во всех отношениях мальчиком. Преданный Валентин был для него идеальным вариантом «тихого» и качественного секс-партнерства. Однажды квартирку, в которой ютился Валентин, обокрали. Вынесли картины, краски, мольберт, компьютер и несколько предметов мебели. Похищение картин Валя философски воспринял как комплимент со стороны непредвзятых ценителей, по поводу прочего, мягко говоря, огорчился. Друг посочувствовал ему на словах, после чего посчитал свой моральный долг вполне выполненным. Валентин обиделся, но от официального разрыва отказался, то ли из преданности, то ли из упрямства. Через несколько недель его избранник предложил перевести отношения в плоскость "непорочной дружбы", намекнув на "серьезную связь с другим человеком".

Позвонила Аннушка и заказала пост о ВОЗВЫШЕННОМ, пообещав испечь в награду мой любимый тортик с орехами и кусочками консервированных ананасов.
- Солнышко, - сказал я ей, - уточни, что значит «о ВОЗВЫШЕННОМ», а то для меня буквально все, что перемахивает отметку метр семьдесят – ВОЗВЫШЕННОЕ.
- Толкай об искусстве, - приняла решение Аннушка, - только я тебя очень прошу, Шакетт, если можно, опусти детальное описание очередного оргазма, поправка принята?
- Ты подрезаешь мне творческие крылья! – обиделся я.
- Это не крылья, дорогой друг, - парировала Аннушка, - это другое!
- Все равно подрезаешь, - не унимался я, - впрочем, когда, ты говоришь, намечается тортик?
- Завтра! – с готовностью выдохнула Аннушка.
Положив трубку, я вспомнил, лето, пляж и гибкого курчавого юношу, который со смехом вертел сальто, зарываясь то ступнями, то ладонями в белый теплый песок. О Греция, о светлый необузданный дух итальянского Возрождения! Какое тело, какой чистейший образец вечного, мудрого и лукавого искусства!

ДОРОГАЯ АННУШКА!
С некоторых пор я разучился вести дневник, ни к кому при этом мысленно не обращаясь. Мне нужен воображаемый собеседник с ангельским терпением и столь нехарактерной для Израиля склонностью всё принимать на веру. Жизнь большинства людей, дорогая Аннушка, заполнена серенькой повседневностью, так что внимание к своей персоне трудно купить, отталкиваясь от предметов обычных и прозаических. Кому интересен поток вашего сознания, если от него не разит экзотикой? К каким только ухищрениям ни прибегает современная литература, дабы скормить читателю внутренний монолог своего порочного и скучающего по жизни героя! А я роскошествую: пишу о себе без поводов и предисловий, благо это – дневник, исповедальня и гримерная одновременно. Аннушка, я слишком ленив для имиджа оригинальной персоны, сюжет всегда заключен в нашей личности, а не во внешних обстоятельствах. У меня все как обычно: дом, работа, свидания с Амноном. Несколько раз я пытался изменить ему, однако эти попытки не принесли ожидаемой остроты ощущений, вероятнее всего потому, что не являлись достаточно преступными. «Свобода – лучшая гарантия честности, - любил говаривать Амнон, - а презерватив, - прибавлял он интимно, - лучший спутник свободы». Сволочь.
Однажды в баре я познакомился с Валентином. У него были зеленые глаза, русые волосы и бронзового цвета гладкая кожа, а у меня – паршивое настроение и жажда флоберовских приключений.

Дорогие девчонки! Я рад поводу выразить вам свое уважение и симпатию, а также моральную поддержку тем из вас, кому временно не везет на любовном фронте. Содержимое вашей души всегда интересовало меня больше содержимого вашего бюстгальтера, и хотя женская логика остается для меня закрытым для понимания феноменом, я отдаю должное вашей интуиции, способности сопереживать и мудро реагировать на мужские недостатки. Сознание большинства мужчин «дигитально», как я полагаю, потому что мужчины склонны либо недооценивать, либо переоценивать собственную персону. Мужчина ориентирован на достижение и там, где ему приходится бурно самоутверждаться, блистая шармом самцовства или образования, женщине достаточно мягкой и снисходительной улыбки. Мужчины любят имидж, женщины – интонацию, мужчины любят хаос и шум, женщины – уют и покой, наконец, мужчины любят себя, они просто не способны принадлежать кому-то безраздельно, тогда как женская преданность действительно может не ведать границ. Как правило, женщины лучше мужчин представляют, чего же им не хватает в жизни, поэтому пусть каждой из вас Бог пошлет исполнения всех заветных желаний. Будьте всегда здоровы, прекрасны, счастливы и любимы. Самые нежные цветы Израиля и самые мужественные парни голубой киноиндустрии сегодня – СПЕЦИАЛЬНО ДЛЯ ВАС! (СМ. КОММЕНТАРИИ)

Хочу обратиться к своим друзьям, а также гостям этого дневника. Случилось так, что я меняю провайдера и вынужден на некоторое время отключиться от сети. Ловлю себя на том, что уютная и очень доброжелательная атмосфера этого сайта «приручила» меня и помогла преодолеть излишек той замкнутости, которой так долго оборонялся от мира мой вредный характер. Вероятно, иногда я изъясняюсь слишком сложно, что объясняется элементарным неумением вести диалог и вечной погруженностью в собственные мысли. Жизненный опыт учит простоте, которой так мало в книжках! Чем больше слов я вычеркиваю из собственных текстов, тем более искренними получаются мои попытки выразить себя. Будь моя воля, от всех своих записей я оставил бы только интонацию, которую всегда считал истинным ларцом заключенного в высказывании смысла. Черт побери, я горжусь своим дневником, потому что ему выпала счастливая судьба на ли.ру. Он аккумулировал в себе так много положительной энергии, исходящей от разных людей, что его собственная ценность давно уступила место ценности ваших комментариев. Спасибо за вашу одобрительную реакцию, которая помогла мне лучше разобраться в дебрях собственной натуры, а также освободиться от многих комплексов и сомнений; спасибо за те драгоценные слова поддержки, на которые вы не поскупились для меня. Я желаю счастья каждому из вас и ни в коем случае не прощаюсь.
(НА ФОТО: тихому парню - шесть лет).

НЕСКОЛЬКО ФОТОГРАФИЙ - В КОММЕНТАРИЯХ

Мне нравится Тель-Авив, алфавит этого города упорядочивает мысли, хотя, как и всякий мегаполис, он чрезвычайно полифоничен. К Тель-Авиву трудно остаться равнодушным, ибо частности его жизни не отстраняются от вас; его вечерняя светящаяся летопись, стремительный бег автомобилей, мерное покачивание яхтовых мачт у пристани – все поддается прочтению. Израиль вообще – государство крайне своеобразное, это «плавильный котел» различных культур, религий и времен, щедро разбросавших по стране свои приметы. Лично мне Израиль сильно напоминает небоскреб, в котором лебедки лифтов приводятся в движение верблюдами. Тель-Авив не обладает помпезной красотой европейских столиц, вообще цивилизация выражена в нем умеренно и со вкусом, тем вернее привязывается к нему душа. В воздухе богемного района Неве-Цедек разлит печальный напев бедуинских колокольчиков, и для меня Неве-Цедек – квартал звуков, а не архитектуры. Мое личное прочтение лишает его гнетущей каменной материальности, и он как бы парит над остальным Тель-Авивом, уцепившись за звезды лохматыми шевелюрами своих пальм и глянцевыми листьями невысоких апельсиновых деревьев.
Бетонная плоть Тель-Авива подобна створкам раковины, бережно хранящей изумительную жемчужину – древний город Яффо, ровесника самой истории. Как постичь Яффо? Как различить драгоценные вензеля мифов, событий и чудес, любовно вписанные тысячелетиями в эти стены и узкие извилистые улочки? Разве только море, колючие пальцы зарослей столетника да теплый бежевый тон каменных плит способны выразить значительность этого места. Легенда выводит происхождение Яффо от одного из сыновей Ноя – Яфета, который построил город СРАЗУ ПОСЛЕ ВСЕМИРНОГО ПОТОПА. Библейская традиция утверждает, что при Соломоне через старейший в мире порт Яффо сплавлялось дерево ливанских кедров для строительства Храма Иерусалимского. Именно из Яффо отплыл в ветхозаветные времена пророк Иона, направляясь морским путем в Тарсис. Буря разбила корабль, и пророк был проглочен огромным китом, Левиафаном, во чреве которого пробыл три дня, каясь и молясь Богу. Святость Яффо для древних греков объясняется тем, что здесь, согласно легенде, была прикована к прибрежным скалам прекрасная Андромеда, предназначенная в жертву морскому чудовищу, питомцу разгневанного бога Посейдона. Трагедию предотвратил Персей, который показал дракону отрубленную голову Медузы Горгоны и тем обратил его в камень. Останки чудовища и сегодня выглядывают из моря острыми злыми верхушками донных скал.
Нет, мне не под силу воплотить душу Яффо на бумаге, она непостижима, словно застывшее над землей дерево, которое вы обалдело рассматриваете в одном из яффских двориков. Дерево произрастает из искусно подвешенного на трех стальных канатах «летучего» пифоса, и ваше сердце пронзительно грустит, зачарованное этим удивительным напоминанием о рае со всей его достоверностью и невозможностью…

(В КОММЕНТАРИЯХ - ЕЩЕ ФОТКИ)

Всякий текст есть письменно зафиксированная попытка организовать мир тем или иным образом. Как и всякая интерпретация, текст – это лукавый обманщик нашего воображения, торгующий подобиями истин. На чернильных волнах текста прибивает к берегам понимания обломки потерпевших кораблекрушение эмоций. Итак, ГОРОД, дамы и господа!
Город, как и храм, означает закон организации пространства. Чем сложнее и неоднороднее урбанистический рисунок города, тем совершеннее размещается он на холсте нашей впечатлительности. Острия его башен, взлетающие к облакам, изысканно дополнены грязью пролетарских кварталов, а чопорность широких платановых аллей – грациозным проворством уличных кошек. Между знанием города и ощущением города существует заметная разница. Тель-Авив как текст – это мой личный город-утопия, выстроенный скорее в рамках моего сознания, нежели на берегу Средиземного моря. Помимо архитектуры он обладает живым своенравным характером и той музыкальностью, которая почти наверняка обнаруживается, если долго всматриваться в рельеф городских кварталов с высоты птичьего полета. Тель-Авив сравним с текстом и в буквальном смысле слова. Каждая его улица – предложение, каждый район – абзац; перекрестки, площади и мосты образуют его синтаксис, а скверы, сады и фонтаны – россыпь метафор. Композиционно Тел-Авив разбит на три четких интерьера, три мира, три философии и три главы – это Северный (привилегированный), Центральный (деловой) и Южный (демократический до убожества) Тель-Авив. Не утруждая себя обстоятельствами реальной географии (да и на фига они вам?), я хотел бы «прочесть» Тель-Авив и начертать над его крышами нимб моей привязанности к этому городу.
В переводе с иврита «Тель-Авив» означает «холм весны», тем не менее образ цветущего кургана, над которым обильно роняют перья крылатые ветры истории, применим скорее к Иерусалиму. Тель-авивские нравы предполагают добродушную придурковатость, которую столь обожал Сократ, разгуливая по рынкам древних Афин. Беспощадней всего городской менталитет представлен под сводами центральной автостанции с ее языческой независимостью, грудами мусора и сувениров, сладострастными ритмами восточных мелодий, а также неподражаемыми торговцами, каждый из которых рожден как минимум управлять империей.
Тель-Авив как светский центр Израиля катастрофически мал и неистребимо провинциален. Веселый гомон молодежи, кочующей вечерами по мглистым жерлам прокуренных баров, упорно напоминает гоголевскую Диканьку. Иное дело набережная, этот удивительный переход морской стихии в городскую, одушевленный белыми плафонами задумчивых неоновых фонарей.
Почему-то образ многих тель-авивских сооружений тяготеет к круглой цитадели с подчеркнуто нарушенными пропорциями и массивными выступами в форме кубов, цилиндров и пирамид. Светлая облицовка наиболее «показательных» зданий восходит к белизне облаков над Средиземным морем, сообщая тель-авивским небоскребам легкость поднятых на фрегате парусов. К сожалению, в отличие от Европы, Тель-Авив не ведает «оконного» индивидуализма, и его стеклянные глазницы до обидного шаблонно взирают на окружающий мир. Зато всяческой похвалы достойны плоские крыши, обитать на которых – истинное удовольствие. Плоский тип крыши не только отвечает требованиям жаркого и влажного израильского климата, но и соответствует милой Востоку тяге к созерцательности. Взобравшись на макушку собственного жилища, вы можете провожать закат либо наблюдать за звездами, а то и просто выпить рюмочку чая с приятным сердцу гостем.
(Дорогие друзья! Поскольку публика научила меня высказываться короткими очередями, а не на одном дыхании, я объявляю тайм-аут до следующей записи).

СООБЩЕНИЕ ОТ ПОНЧИК21:

Не дневник, а прям роман художественный, это я к тебе хорошо зашла, теперь понимаю почему ты такой популярный. Черт ,ты пишешь штампы какие то и я что то не совсем улавливаю линию твоих мыслей. Вот смотри ты говоришь что в чьей то жизни есть счастье, но уж точно не в твоей, что счастье-дар Бога, причем избирательный, но тут же говоришь что религия-это продукт самовнушений самого человечества, но если так то тогда счастье это тоже самовнушение и значит оно зависит от человека. А ты считаешь это бредом. Дааа я и сама запуталась. Значит так, чё такое это счастье, а? Ты говоришь о том, что счастье для тебя это здоровье твое и твоих родных, это любовь. Но ведь эти проблемы у всех ( хотя некоторые думают иначе) , а значит счастья нет не у кого.Хотя можно достигнуть счастья если поменять его критерии-любовь, здоровье на более земные радости, и тут появляется понятие что у каждого «свое» счастье. Ну ладно, все это груз ккой то. А еще хочу сказать что я о тебе думаю (мне кажется тебе будет интересно, хотя все эти мнения никакой ценности и не представляют, я просто сужу по себе). Начинаю:
ты очень добрый, ты знаешь? Всем счастья желаешь, любви и остального чуда…хотя ведь злых людей не бывает…значит ты почти господи Иисусе. Еще ты классный писака, в память врезались купала зонтиков и писующие бесы. Очень романтично пишешь. Ну и хватит. А забыла , все вышеперечисленное отношу к «хорошо»(даже штампы хорошо), а вот что отнести к «плохо» пока не знаю.

ОТВЕТ BAHUR-SHAKETT:

пончик21, спасибо тебе за твой замечательный комментарий, за попытку меня понять как человека и особенно за смущение моей "положительной одномерностью". Я действительно считаю, что счастье - избирательный дар Бога. Я определяю счастье как положительное соответствие человека настоящему моменту его жизни. Это значит, что в минуты счастья мы ощущаем идеальную радостную гармонию между собой и окружающим нас миром, наши запросы жизненного смысла удовлетворены. Счастье наполняет душу энергией и делает нас мудрыми, способными грамотно и без сожалений судить о прошлом, а также смело глядеть в будущее. Счастье глубоко индивидуально, его критерии для каждого - свои. Еще Сенека в "Письмах к Луцилию" подметил, что истоки счастья человеку следует искать в собственной душе, а не во внешнем мире, ибо бедняк, которому нечего есть, и богач, скучающий на пиру среди рабынь, - одинаково несчастны. Теперь о понятиях "Бог" и "религия". Я вовсе не отрицаю Бога, сомневаясь в религии, но я задаюсь вопросом: КАКАЯ РЕЛИГИЯ СПОСОБНА АДЕКВАТНО ОБЪЯСНИТЬ БОГА? На мой взгляд, всякая религия, в той или иной мере приближаясь к ИСТИНЕ, тем не менее содержит множество человеческих домыслов о том, что принято называть БОГОМ. Теперь, на закуску, то, что я о себе думаю. У меня действительно спокойный характер, однако он очень непостоянный и может варьироваться по обстоятельствам. Я бываю раздражительным, вредным, злым и очень, очень упрямым. Кое-кто из людей, знающих меня близко, считают, что я желчный и даже двуличный тип, хотя человеческой натуре вообще присуще стилистическое разнообразие, мы все-таки живем, а не играем театральную роль. В своих письмах к Прему я говорил о том, что душа не может быть наполнена исключительно елейной благодатью, для нее гораздо важнее не быть лицемерной. Душа, погруженная в смесь сиропа с дезодорантом, дряхлеет. Следует, на мой взгляд, воспитывать в себе культуру эмоций, но не в коем случае не их дефицит; душа обязана уметь протестовать, гневаться, ненавидеть, а не только любить и прощать, ибо такова жизнь и таково предусмотренное Богом устройство самой души. Точно так же, как недопустимо тренировать избранные мышцы тела, а другие оставлять в бездействии, нельзя лишать душу определенных переживаний, на которые она изначально способна. Мудрые греки изобрели такое понятие как "катарсис" - духовное очищение трагедией, сопереживанием, гневом и слезами. Греки вообще уважали гармонию - души и тела, земли и неба, любви и смерти, прекрасного и безобразного. Уважаемая пончик21, все эти высокие слова и философские экскурсы не противоречат печальным крайностям, которые присущи моей натуре и которые я не пытаюсь скрыть на страницах этого дневника. Я романтичен не более, нежели сексуален и добр не более, нежели циничен. Бывает тихий рассвет, бывает тихий ужас, бывает, наконец, тихий омут. А я - тихий парень, и спасибо, если вы принимаете меня таким, каков я есть.

Не без содействия общих знакомых я затеял переписку с одним приятным мужичком из Лос-Анджелеса. После ритуального обмена фотографиями в стиле Ню, мы перешли к обсуждению духовных первооснов грешной нашей жизни, причем мне было заявлено, что истинное счастье – понятие скорее теософское, нежели бытовое, оно исходит от Бога и доступно каждому, кто откажется от эгоистической погони за собственным капризным благополучием. Грустно, когда парень с такой фигурой твердит о божественной благодати и вообще флаг первенства отдает нравственным убеждениям, а не шестнадцатой позиции Камасутры, ну да ладно, я тоже хорош, ибо я вредный и так ему отвечаю:
Дорогой Прем!
Как обычно, с удовольствием (и одновременно с трудом из-за моего английского) прочитал твое письмо. К сожалению, я не умею быть счастливым предложенным тобой способом и потому слова твои принимаю исключительно на уровне теории. Для меня Бог содержится в конкретных событиях и отношениях. Я согласен, что жизнь прекрасна и в ней присутствует любовь, красота и счастье, но я не имею оснований регулярно соотносить эти качества жизни вообще с собственной персоной. К сожалению, моя личная судьба создана менее совершенной, нежели этот мир в целом. Ты пишешь, что счастье в моих руках. Извини, но это неправда. Счастье - существует, но не для всех! Понять Бога - значит понять, какими критериями он руководствуется, когда награждает людей счастьем либо другими достоинствами. Я никогда не делал ничего слишком плохого. Почему у меня с детства хреновое здоровье? Почему парень, которого я любил, не ответил мне взаимностью? Почему моя мама на прошлой неделе сломала руку? Дорогой Преми, не путаешь ли ты религию с медитацией, когда говоришь об утешении через Бога? Кто знает, что есть Бог? Человек склонен к самовнушению, боюсь, что все мы в той или иной мере – рабы интерпретации, рабы иллюзий. В истории человечества каждая последующая религия объявляет, что предыдущая была заблуждением, однако категории любви, счастья и страдания остаются незыблемыми. Мне нравится, что ты любишь парней с темной кожей. В этом признании ты стал более близок и понятен для меня. Мне нравится в людях языческая любовь к жизни. Мне нравится, когда положительные качества проявляются в человеке вместе с недостатками и заблуждениями. Я мечтаю, чтобы кто-то был счастлив благодаря лично мне, а не только Богу. Когда один человек говорит другому: "Как хорошо, что ты есть!", это, как мне кажется, лучше унылого обращения к небесам с молитвой. Дорогой Прем, отчего природа божественной любви лекарственна столь аптечно, почему проявление Бога так тесно связано со страданием и духовным упадком, а не радостями жизни? Бог, словно доктор Айболит, поит отчаявшихся горькой микстурой праведного смирения и таким
образом восстанавливает их пошатнувшиеся силы? Греческий Дионис смеялся, выжимая в кубок спелую гроздь винограда. Морских разбойников он проучил соблазном собственной плотской красоты, и когда они возжелали надругаться над ним, превратил в дельфинов. В сопровождении шумной толпы сатиров и нимф, увитый гирляндами цветов, Дионис, как гласит легенда, ходил по деревням и дарил людям очистительное веселье, молодое вино и полноту наслаждения жизнью, а крестьян, которые отказывались принимать участие в его диких празднествах - сурово наказывал. Дорогой Прем, я надеюсь, он все-таки существует, тот парень, который иногда отвлекает твои мысли от пыльных философских тем, любви тебе и счастья, пиши мне!

С воскресенья грянул один из тех ливней, о которых мой приятель говорит ЧЕРТИ ССУТ. Я думал об Асафе, ну, о том парне, в которого безнадежно влюблен уже несколько лет. Первого января исполнился ровно год как он не живет в нашем дворе. Помню до ужаса обыденную сцену его переезда, которую наблюдал с таким чувством, как будто при мне убивают собаку, а я бессилен что-либо предпринять: фургон, суета, грузчики из подъезда выносят какие-то вещи… Для меня все это кричало только об одном: Я БОЛЬШЕ НЕ УВИЖУ ЕГО, Я НЕ БУДУ ЗНАТЬ, ГДЕ ОН И КАК СКЛАДЫВАЕТСЯ ЕГО ЖИЗНЬ. Наступил вечер, а свет в его окне так и не зажегся, комната Асафа умерла, и я плакал, как мальчишка, как ЕГО мальчишка, которого он вдруг вычеркнул из своей жизни. Мое впечатлительное сознание услужливо напоминает его голос и смех, всегда адресованный другим людям, но похищенный моим слухом в качестве некой драгоценности, которой нельзя воспользоваться, но которую можно тайно хранить. Боюсь, я никогда не сумею забыть Асафа и уж тем более предать его, человека, едва кивавшего мне при встрече. Дождик все льет, безуспешно пытаясь соединить небо и землю; над мокрыми тротуарами плывут торжественные купола зонтов, принадлежащие религии дождя... Я смотрю на небо, и серые обрывки туч с фатальной неизбежностью складываются в образ Асафа. Увы, мне никогда не суждено ответить на его улыбку, прикоснуться к его бронзовому от загара стройному и сильному телу... Я думаю о том, что мы по-настоящему принадлежим только тем, кого любим. Всегда. И взаимность здесь совершенно ни при чем.

Я увидел его совершенно случайно, и мое сонное зрение мгновенно сделалось ястребиным. Штрихи и краски окружающего мира ворвались в меня пестрым потоком карнавала, замешанного на колючих искрах факелов и петард. Парень стоял, неловко переминаясь с ноги на ногу, в просторном фойе вокзала, мимо торопились куда-то люди, а вот он почему-то задержался, словно время в моем сознании, высокий такой, в джинсах, простенькой матерчатой куртке и с кожаным рюкзаком, переброшенным через плечо. Расстояние между нами сокращалось, поскольку я брел своей траекторией, а она по всем законам физики и лирики пролегала в непосредственной близости от незнакомца. Я почувствовал, что мой организм аварийно мобилизуется. Так, на всякий случай. «Осаночку-то подровняй, жопа!» – сообщил в левое ухо Чертик с голубыми рожками. «Низко же ты пал, дорогой друг, если на глазах у толпы готов заигрывать с первым встречным», - авторитетно произнес воспитанный Юноша в сутане, заведующий моими нравственными комплексами. «…а потом спроси этого эфеба, ну, скажем, КАК ПРОЙТИ В БИБЛИОТЕКУ?, только душевно и глядя прямо в глаза», - не унимался Чертик с голубыми рожками. «Нет, ну зачем же так туманно?, - язвительно прошипел воспитанный Юноша в сутане, - просто подойди к нему и скажи: КАК НАСЧЕТ ПОТРАХАТЬСЯ, ПРИЯТЕЛЬ? и пусть тебе доходчиво объяснят, что некоторые до сих пор приглашают на свидания девушек, а не, извините, вас». «Не будь идиотом, посмотри на него внимательно, это же НАШ мальчик, - бередил сердце Чертик с голубыми рожками. – Пропустить его означает отвесить пощечину собственной судьбе!». В этот момент парень перехватил мой взгляд, и мне показалось, что на его лице мелькнуло подобие улыбки. «Ответь ему! – потребовал Чертик с голубыми рожками, - какой еще аванс доверия ты хочешь получить? Или он должен продекламировать тебе что-нибудь из Тютчева?». «ОТВЕРНИСЬ НЕМЕДЛЕННО! – проревел воспитанный Юноша в сутане, - это все глюки озабоченности, жестокие проделки Чертика, у тебя на роже написано, кто ты такой, вот человек и смеется!». «Ну вот же он, вот, твой главный новогодний подарок! – гремел между тем литаврами Чертик, - твой амур, твой Пилад, твой Ахиллес! Ты достоин его, честное слово, вы такая сладкая парочка, сделай же шаг навстречу, дай шанс ему и себе, ну!». Теперь парень рассматривал меня в упор, как будто припоминая, не знакомы ли мы. «А как тебе вот это?» – воспитанный Юноша в сутане развернул газету, на первой полосе которой красовался аршинными буквами заголовок ИЗВРАЩЕНЕЦ ПРИСТАЕТ К ПАРНЯМ НА ЦЕНТРАЛЬНОЙ АВТОСТАНЦИИ. Решающий момент наступил, где-то рядом хлопал золотыми крыльями Кайдос, бог счастливого случая. Я завяз в тихом сиянии люминисцентных ламп, я пытался прочесть черты твоего лица и выражение глаз, словно загадочные иероглифы на стенах покинутого храма. Я хотел раствориться в тебе безнадежной грустью своей души, нежностью, сгустившейся на кончиках моих пальцев и, наконец, просто благодарностью за то, что ты есть. Прости меня, я струсил. Из всех возможных вариантов я предпочел наименее достойный – инерцию. Мне стоило некоторого усилия воли, чтобы не обернуться, когда ты остался позади. Чертик с голубыми рожками и Юноша в сутане исчезли. И чем дальше я уходил, тем мучительнее расцветала во мне пронзительная тоска, не имевшая ни глаз, ни образа, ни языка, на котором она могла бы ко мне обратиться.

От всей души поздравляю гостей этого дневника с Новым 2005 годом!
Желаю крепкого здоровья, головокружительного счастья и упорного везения во всех начинаниях. Пусть не оставит наступающий год тягостных воспоминаний о серых, уныло прожитых днях, пусть бурные положительные впечатления постоянно молодят душу и тело. Пусть будут надежными и верными друзья, страстной и взаимной – любовь, ясной и солнечной – погода. Да пребудут под божественной защитой наши близкие, дом и банковский счет!
Ваш БАХУР-ШАКЕТТ, тихий парень
(рисунок: Древний Иерусалим. Вид на Храмовую гору.)

Здравствуй, Женя, как обычно благодарен тебе за внимание и письмо. Надеюсь, ты побываешь в наших краях, как и планировал, и Израиль понравится тебе не только в силу своей легендарности, но и в силу природной красоты, которая сама по себе не нуждается в аргументах духовного или исторического характера. Спасибо за фотку с трусиками в духе Фаберже, их сдержанная строгость и многообещающее содержимое как бы подсказывают твою способность живо откликаться на древний языческий зов истинной красоты. По поводу Иисуса и римлян могу сказать, что последние, умертвив Христа – Сына Человеческого, тем самым сделали Его богом. Не будем забывать, что именно всемогущий по тем временам Рим дал зеленый свет христианству как религии. Из местечкового еврейского вероучения, которое первые 40-60 лет после своего возникновения шло рука об руку с официальным иудаизмом, христианство вскоре превратилось в мощнейшее орудие политической власти. Если честно взглянуть в глаза истории, придется признать, что возвышение христианства в первую очередь связано не с благостью его идей, а с усилиями людей, выдвигавших его на статус мировой религии. К огромному сожалению, о личности Христа мало что известно доподлинно, кроме того, что Он действительно существовал. Поскольку Иерусалимский Храм Иисус почитал святыней, а ветхозаветного бога – Своим Единственным богом, хотя и наделившим Его некоторыми полномочиями, возникает множество каверзных вопросов по поводу искажений в Новом Завете истинной биографии и Учения Христа с тем, чтобы отмежевать христианство от иудаизма и придать ему независимую от еврейского сообщества политическую силу. Помимо текстов Торы и Библии, я читал известные труды Ренана, Грейвса, Розанова и отца Ал. Меня, посвященные Христу и Его месту в духовной истории общества. Недавно на русском языке вышла интереснейшая книга Дэна Брауна «Код Да Винчи», в которой приводится масса любопытных фактов, связанных со становлением христианства как религии. В частности, оказывается, что божественный статус Христа был принят на закрытом заседании римского духовенства путем простого голосования. Причем Иисусу не хватило всего нескольких голосов, чтобы так и остаться для официальной церкви Сыном Человеческим. Следующее обстоятельство, оказавшееся в поле внимания Брауна, касается семейного положения Иисуса. Дело в том, чтоЧитать далее...

Мы с моим другом Колей Найманом сидели в синематеке, где шла демонстрация очень крутого, продвинутого и концептуального фильма. Такие фильмы обычно подразумевают глубокий философский подтекст и ударную эротику, так что увиливать от компании общепризнанного интеллектуала Наймана, внятно изъясняющегося на пяти языках и регулярно выезжающего за рубеж, я посчитал зазорным. Актеры на экране честно отрабатывали свой трудный хлеб, изображая утонченную страсть в изощренной позе, когда я наклонился к Коленьке и поинтересовался у него, что он думает о Европе.
- Да скучно там, - зевнул Коля, - по-настоящему красивы только Прага и итальянские провинции, все прочее – типовая архитектура барокко да замки в феодальном стиле, что в Германии, что в Голландии, что во Франции. Но для общего кругозора посмотреть стоит.
Так я окончательно утвердился в решении провести недельный отпуск в Будапеште, ибо хотя мадьяры, по слухам, и не отличались особой приветливостью, однако же в пересчете на шекели их гостеприимство стоило весьма разумную сумму. Друзья трогательно готовили меня к премьерному выезду в европейский свет, консультируя в вопросах имиджа и культурных мероприятий. Вместе с Сережей мы отобрали из моего гардероба те немногие вещи, в которых я мог бы безболезненно вписаться в контекст венгерской столичной улицы. Сережа авторитетно объяснил мне, что в большинстве своих тряпок я выгляжу как нечто среднее между дремучей деревенщиной и мальчиком по вызову, а поскольку Сережа лично посещал Париж и ел мороженое на Монмартре, сомневаться в его эстетическом чутье не приходилось. Коленька обучил набору простейших фраз мадьярского наречия, а также на всякий случай снабдил координатами нескольких будапештских знакомых. Особо отличился заботой Лайонел, классический «шоколадный заяц» из Марокко, который составил внушительный перечень самых крутых ночных клубов, секс-шопов и саун венгерской столицы, с телефонами, часами работы и входной стоимостью. «Опробуй, что успеешь», - напутствовал Лайонел, возлагая мне на плечо свою монументальную африканскую ладонь, -- «Только предохраняться не забывай, юнга!».
С наказами достойно представить Израиль европейскому сообществу и не забыть про подарки еврейским друзьям, я наконец отбыл в страну компотов моего детства, то бишь в Венгрию. Собственно, это единственное событие, которым я украсил рутину минувшего лета. Компанию мне составил один давний, хороший друг (назову его Юркой). Мой друг – натурал (о, сколько пафоса в этой фразе, сколько древнегреческого трагизма!). О моей ориентации он ничего не знает (во всяком случае, официально). И вот, неделю мы жили в одном гостиничном номере, целыми днями шатались по Будапешту, вечером позволяли себе настоящий ресторан вместо пролетарского Макдоналдса, посетили знаменитую римскую купальню «Геллерт», а на острове Маргит, где разбит чудесный парк, несколько часов кряду катались на арендованных велосипедах по узким, извилистым дорожкам. В винном магазинчике, что на знаменитой улице Ваци, театральный имидж которой задают ажурные венские стулья открытых кафе и нарядные витрины, нежно подсвеченные неоном, мы прикупили восемь бутылок загадочного напитка со скромным названием «Уникум», ибо продавцы долго и по очереди клялись нам, что это прославленная венгерская травяная настойка, рядом с которой армянский коньяк просто отдыхает. Очень жаль, что мы не устроили распитие этой «амброзии» прямо на месте, а честно свезли ее в Израиль, поскольку выяснилось, что приобретенная нами жидкость по вкусу напоминает смесь хинина со старым добрым самогоном. Короче, все хорошо, если бы не одно НО… При моем-то темпераменте ежедневно наблюдать, как Юрий, юноша видный да еще мастер спорта, выходит по утрам голый из душа и на протяжении десяти минут растирается полотенцем, лучезарно мне улыбаясь… как он, зараза, засыпает каждый вечер при ярком свете настольной лампы в чем мать родила, добивая мою многострадальную психику богатырским стояком… все это, знаете ли, бьет по нервам и закаляет волю. Мужественно соблюдая хорошую мину при плохой игре, я размышлял, не является ли его поведение утонченной провокацией и не следует ли мне в один прекрасный момент распустить руки, но так и не решился на этот шаг, в основном из боязни разочаровать его, испортить отдых, а главное – навсегда потерять друга из-за минутной слабости. Его неосведомленность о моей ориентации всегда очень смущала меня, однако каждый раз, когда я собирался поговорить начистоту, просто поставить его в известность, он словно уходил от разговора. Возможно, догадывался, о чем пойдет речь, но не знал, как ко мне относиться после такого признания. Если мое предположение справедливо, его поведение в Будапеште вообще с трудом поддается объяснению. Как бы там ни было, я не жалею, что проявил сдержанность, показавшуюся кое-кому из моих «голубых» друзей чистой воды идиотизмом. Наши с Юркой отношения очень укрепились после этой поездки, не исключено, что в его глазах я прошел некий негласный тест «на вшивость». Он даже сказал, что я один из немногих людей, с кем он уживается без проблем, и предложил ежегодно организовывать совместные туры за границу. Вечно у меня так: либо романтика без эротики, либо, извините, наоборот.

НОЧИ МОИ, НОЧИ, ГОРЯЧИЕ НОЧИ, И НЕ СОСЧИТАТЬ, СКОЛЬКО МУЖЧИН СЫГРАЛИ ЭТАПНЫЕ РОЛИ В МОЕЙ ЖИЗНИ, И ВСЯКИЙ РАЗ КАЗАЛОСЬ, ЧТО ПОСЛЕДНИЙ – НАВСЕГДА. ЕСЛИ БЫ ПЕРЕДО МНОЙ СТОЯЛ ВЫБОР, КЕМ РОДИТЬСЯ В БУДУЩЕЙ ЖИЗНИ, Я, НИСКОЛЬКО НЕ КОЛЕБЛЯСЬ, ХОТЕЛ БЫ СНОВА РОДИТЬСЯ ГЕЕМ В ЛЮБОМ ОБЩЕСТВЕ И В ЛЮБОЙ ЭПОХЕ. Я СЧАСТЛИВ, ГОСПОДИ. Я СЧАСТЛИВЫЙ ТВОЙ ГРЕШНИК. МОЖЕТ БЫТЬ, ЭТО ЛУЧШЕ МОНАСТЫРСКОГО НЫТЬЯ?
Дмитрий Бушуев «На кого похож арлекин»

УДЕРЖАТЬ ЕГО НЕ УДАВАЛОСЬ: ОН ВСЕГДА УХОДИЛ ПРЕЖДЕ, ЧЕМ ЛЕГЧАЙШИЙ НАМЕК НА РАЗОЧАРОВАНИЕ ИЛИ НАСТОЯЩУЮ БЛИЗОСТЬ МОГ ИСПОРТИТЬ УДОВОЛЬСТВИЕ.

Иен Пирс «Сон Сципиона»

О, красота, глупая, бренная и чистая, сулящая наслаждение и порождающая зависть, кто не считал своим долгом хулить тебя во имя «духовных первооснов» и какие двери устояли пред тобою закрытыми? Никогда Москва не была полна таких обольстительных женщин и красивых мужчин, как в постперестроечные времена великого смешения золота и грязи, вина и крови, террора и эстетики. Русской столицей завладели страшные созидательные силы зеленых банкнот, и она обратилась в величественного монстра, переваривающего человеческие судьбы и жизни с западным равнодушием и восточной изощренностью. Картонные плакаты, вопиявшие о бедности, шевелились в метро. Здесь же, в переходах, покупали валюту, камни и золото. Политические фракции и группки, вцепляющиеся друг другу в загривки перед телекамерами, после драки отправлялись в тайные клубы, где в окружении дорогих шлюх мирно вели переговоры о нефти Кавказа, алмазах Якутии и киргизском маке. Двадцатилетние мальчишки командовали финансовыми империями. Люди, только вчера лупившие воблу о стены пивных палаток, сегодня въезжали в мраморные дворцы. Богатых пристреливали в шикарных подъездах высоток, бедных добивали горлышками от бутылок и ножами. Человеческая жизнь получила наконец совершенно определенную цену, и не было на свете такого ствола, которого нельзя было бы найти в Москве или Петербурге. Несмотря на то, что прилавки продуктовых магазинов покрылись жиром невиданной доселе еды, богатые вдруг стали есть мало, ибо открыли, что тело должно быть красивым. Любовь и деньги наконец встретились. Школьницы по вечерам бежали к гостиницам, где их уже поджидали рычащие автомобили. Юноши с притворными стонами отдавались трясущимся старикам в туалетах и пожилым банкиршам в изысканных столичных будуарах. Москва грабила, торговала, строила, служила, выпрашивала и вымогала, а главное – открывала блестящий звездный шлях во все крупнейшие города мира. Молодые и сильные потянулись в Москву со всех концов рухнувшей советской империи и те, кого они потеснили, отчаянно искали способа эмигрировать.
Девушка, на которой женился Алексей, была родом из еврейской семьи, уже навострившей лыжи то ли в Германию, то ли в Израиль. В конце концов, глава клана Лазарь Иосифович рассудил, что «курица – не птица, Тель-Авив – не заграница», большая часть советской интеллигенции осела именно на Святой земле, и, следовательно, атмосфера там достаточно русская, привычная, да и климат теплый, «не то что у фашистов». Алексей был искренне благодарен жене за то беззаветное тепло и внимание, которыми она его окружила. Ему казалось, что он вполне отвечает ей взаимностью. Теперь он знал, как легко юношеская свобода может обернуться горечью одиночества и страшился новых разочарований на стезе неразделенной мужской любви. Перспектива «правильной» семейной жизни убаюкивала, обещая быть лучшим лекарством от депрессии, вызванной разрывом с Винченцо, а кроме того означала переезд в старый добрый Израиль, где можно начать все с нуля, перечеркнув прошлое, как неловкий абзац в школьном сочинении.
Самолет медленно шел на снижение. Он нырнул в мирно дремавшую тучу и, двигаясь по наклонной, вскоре оказался под ее развороченным серым брюхом. Вспыхнуло табло «Пристегнуть ремни», в иллюминаторах возник некий ландшафт, который постепенно стал детализироваться. Под крылом разворачивалась, дразня воображение, пестрая израильская панорама: яркий бирюзовый цвет Средиземного моря, ближе к горизонту переходящий в бездонную синеву библейских небес, узкая золотая полоса песчаных пляжей, за которой ощетинились каменные джунгли Тель-Авива, и наконец зелень полей, садов и перелесков вперемежку с бурыми лбами огромных пологих холмов древней, вечно загадочной земли. Выдвинув закрылки, Боинг плавно проваливался сквозь воздушную пропасть. Наконец, победно взревев всеми четырьмя двигателями, которые выполняли теперь функцию тормозов, он тяжело осел на посадочную полосу и помчался по ней вдоль бескрайнего летного поля, испещренного мириадами синих разметочных огней Читать далее...

УЕХАТЬ БЫ С ФЕДЕНЬКОЙ В СРЕДНИЕ ШИРОТЫ, ОБЗАВЕСТИСЬ ИЗБУШКОЙ В АЛЬПАХ, А ПО ВЫХОДНЫМ ЕЗДИТЬ В ОКРЕСТНЫЕ МЕГАПОЛИСЫ, ГУЛЯТЬ С ТАМОШНИМИ ПЕДЕРАСТАМИ.
А ТУТ ОДИН ЛИШЬ ТЕЛЬ-АВИВ. ГОРОДИШКО ЗАТХЛЫЙ, НО ПО-СВОЕМУ МИЛЫЙ. СРЕДОТОЧЕНИЕ ГЕЕВ И ПРОЧИХ НЕФОРМАЛОВ ПРИДАЁТ ЕМУ ШАРМ ЭДАКОЙ НЕЗДЕШНОСТИ. ПРОЧИЙ ИЗРАИЛЬ ОПРЕДЕЛИЛ ТЕЛЬ-АВИВУ РОЛЬ ТЁМНОЙ КОМНАТЫ, ПОЧТИ КАЖДЫЙ МОЖЕТ НАЙТИ ТАМ ПРИЯТНОЕ ЕМУ ЗАНЯТИЕ. ГОЛУБЫЕ ПОДРОСТКИ СО ВСЕЙ СТРАНЫ СПЕШАТ В ТЕЛЬ-АВИВ, ОБНАРУЖИТЬ НА КАКОЙ-НИБУДЬ ДИСКОТЕКЕ МУЖЧИНУ СВОЕЙ МЕЧТЫ…

ИМПЕРИЯ ЧУВСТВ РАСПАЛАСЬ НА УДЕЛЬНЫЕ КНЯЖЕСТВА МЕЛКИХ ЭМОЦИЙ…
Андрей Донец «Роман с Федей»,
Полный текст на сайте AGUDA.ORG

О НЕСЧАСТЬЕ! ОНО ЯВЛЯЕТСЯ ОПОРОЙ СЧАСТЬЯ. О СЧАСТЬЕ! В НЕМ ЗАКЛЮЧЕНО НЕСЧАСТЬЕ. КТО ЗНАЕТ ИХ ГРАНИЦЫ? ОНИ НЕ ИМЕЮТ ПОСТОЯНСТВА.
Лао-Цзы «Дао дэ цзин», стих 58

- Его звали Винченцо, и он был родом из Неаполя, - Алексей закрыл глаза, блаженно созерцая невидимый для меня образ. – Мы познакомились в пражской «голубой» пивнушке, где я убивал очередной вечер. Он подсел ко мне за столик, смуглый, вихрастый, похожий на цыгана, и, щелкнув пальцами, заказал две порции Мартини. В помещении царила полумгла, усиленная густой завесой табачного дыма, так что мне не сразу удалось рассмотреть его лицо. У него были необыкновенно красивые руки, такие встречаются только у художников или музыкантов. Но больше всего меня потрясла его улыбка. Какая-то зловещая, почти демоническая, она скорее походила на оскал, и только глаза Винченцо, лучистые и проницательные, смягчали впечатление, производимое его мимикой. По натуре Винченцо не был сентиментален, особой красотой не блистал, так что я до сих пор затрудняюсь объяснить природу его удивительного обаяния и почти царственной уверенности в себе. Я влюбился в него с того самого момента, как он впервые отымел меня на скрипучей деревянной кровати, украшавшей его убогое съемное жилье. Он действовал достаточно грубо, без малейшего намека на альтруизм, и это животное соитие, эта гремучая смесь острой боли с запредельным наслаждением неожиданно разбудили во мне нечто… нечто прекрасное и до такой степени нежное, что я заплакал.
- Ты мой, - рычал Винченцо, навалившись на меня всем телом, - ты мой и всегда был моим!
В ответ я целовал его небритое лицо и слизывал с него соленые капельки пота. Мы стали жить вместе. Я нанялся мыть подъезды и лестничные клетки, Винченцо работал грузчиком при мебельном магазине. Нам едва хватало денег на оплату текущих счетов, однако, как мне кажется, мы были счастливы, во всяком случае я. Комнату Винченцо, которую уместнее было бы назвать кельей, с ее закопченными стенами и единственным окном, выходящим на пустырь, я никогда бы не променял на богатые апартаменты своих прежних любовников. Именно здесь, рядом с Винченцо, прочно обосновался мой маленький рай. Счастье – это упоение настоящим, оно неизбежно задыхается в иных временных плоскостях, оно к ним попросту равнодушно. Каждый вечер я не просто шел домой, но возвращался к Винченцо. Я как бы обретал его заново изо дня в день, и никакая рутина не могла перечеркнуть для меня сладость тех часов, которые мы проводили вместе. Винченцо вкалывал как проклятый, его частенько донимали сильные боли в спине, и тогда я делал ему массаж. Это помогало, он переставал кряхтеть, улыбался мне и вскоре засыпал. Я гасил свет, забирался к нему под одеяло, и на меня нисходило такое умиротворение от того,что он мирно сопел рядом, такое чувство покоя, уюта и защищенности от всех невзгод, словно я был глупым маленьким несмышленышем, который и не нюхал еще суровую взрослую жизнь. Наши с Винченцо отношения изначально не предполагали избытка витиеватой словесности. Винченцо скверно говорил по-английски, а мне требовалось время, чтобы освоить азы итальянского. Однако молчание в присутствии друг друга не тяготило нас, ибо не являлось вакуумом, выражением беспомощной духовной пустоты, напротив, оно облагораживало нашу связь и придавало ей черты того редкого взаимопонимания, когда сорить оболочками слов вовсе не обязательно. Все рухнуло, что называется, в одночасье. Несколько раз, не глядя на меня, Винченцо говорил, что еще немного, и эта Прага его окончательно доконает, так что он намерен вернуться на родину, в Неаполь. Я торопливо и хмуро кивал, не желая тревожить себя возможными последствиями этого предупреждения и мысленно откладывая на потом дегустацию его жестокого, горького смысла. Нет-нет, мы не расставались с Винченцо, ибо я продолжал любить его, он просто исчез, внезапно, словно боялся испортить о себе впечатление, и даже прощальной записки не оставил. Я не сразу понял, что имею дело с предательством, даже когда обнаружил, что из тайника под половицей исчезли наши общие наличные. Двое бессонных суток я пытался выяснить, где он и не случилось ли с ним чего. Винченцо, единственный мой Винченцо… Только на третий день до меня дошло, что он больше не вернется, а на пятый я с ужасающей ясностью осознал, что он не вернется больше НИКОГДА. Мир поблек. Я ощутил, что старею в свои двадцать два. Помнишь, как у Мандельштама:
Из омута злого и вязкого
Я вырос тростинкой, шурша,
И жадно, и томно, и ласково
Запретною жизнью дыша,
И никну, никем не замеченный
В холодный и топкий приют,
Приветственным шелестом встреченный
Коротких осенних минут…
В конце концов я пришел к тому, что воля любимого для меня закон. Даже в минуты своего наивысшего сиротства я был как никогда далек от ненависти к беглецу. Через полтора месяца, подкопив немного денег, я вернулся в Россию.
* * *
В комнате вновь повисла тишина, на сей раз печальная. Алексей думал о чем-то своем, увенчанный незримым ореолом моего сопереживания. Его плечо, на которое я склонил голову, было твердым и холодным, как мрамор.
- А дальше? – робко спросил я. – Что произошло потом?
- Потом? – Алексей пожал плечами. – Потом я женился, - сообщил он таким тоном, как будто это обстоятельство логически проистекало из всей его предыдущей биографии.
Скажем так, не всех мужчин идея брака приводит в восторг. Уж таков крылатый бог Гименей, сын Диониса и Афродиты, что одним дарует он венок семейного счастья, других же с елейной улыбкой заковывает в кандалы священных обязательств. Женщины почему-то всегда симпатизировали Гименею сильнее мужчин, которые, в свою очередь, единодушно предпочитали ему Эрота… Но ближе к ТЕМЕ, дамы и господа. Согласно греческим мифам, Фамирид – первый в истории гомосексуалист – был свадебным певцом. Во время одного из торжеств он влюбился в мальчика, разносившего гостям вино. С тех пор в судьбах огромного числа геев традиционный факел Гименея соседствует с нежной лирой Фамирида.
(Как изящно провозглашается в арабских «Сказках 1001 ночи», «тут занялся рассвет, и Шахерезада прекратила дозволенные речи». НО ОНА ИХ ЕЩЕ ВОЗОБНОВИТ. Всем замечательных выходных!)

Рад приветствовать своих друзей со стажем, новых постоянных читателей, а также всех виртуальных путешественников, случайно оказавшихся на моей страничке. Особо признателен за внимание Superfine, которой я ответил в разделе комментариев к предыдущей записи. Ну а теперь – вперед, на штурм эпиграфов!

- О МОЯ ДОРОГАЯ, Я БУДУ ЛЮБИТЬ ТЕБЯ ДО ПОСЛЕДНЕГО ВЗДОХА! НО Я ВОИН И РЫЦАРЬ. НЕ МОГУ Я ЖИТЬ ВЗАПЕРТИ. МОЛЮ ТЕБЯ, ОТПУСКАЙ МЕНЯ ХОТЬ ИНОГДА НА ТУРНИРЫ И РАТНЫЕ ПОЕДИНКИ. ЕСЛИ РЫЦАРСКИЙ ОБЕТ ПОВЕЛИТ МНЕ ОТБЫТЬ В ДАЛЬНИЕ КРАЯ, НЕ УДЕРЖИВАЙ МЕНЯ, ГЕРЦЕЛОЙДА. БОЮСЬ Я, ЧТО ЕСЛИ ТЫ ОТКАЖЕШЬ МНЕ, НАША ЛЮБОВЬ ПОМЕРКНЕТ, КАК ЛУНА ЗА ТЕМНЫМ ОБЛАКОМ.
(Легенда о Пасифале)


СОЛНЦЕ ИГРАЕТ НА ЕГО ЛИЦЕ, ПЕРЕЛИВАЕТСЯ В ЕГО РУСЫХ ВОЛОСАХ. В АБСОЛЮТНОЙ ТИШИНЕ СЛЫШНО ЕГО МЕРНОЕ ДЫХАНИЕ. Я НЕ ДВИГАЮСЬ, БОЮСЬ ПОТРЕВОЖИТЬ И РАЗБУДИТЬ. Я ПРОПУСТИЛ МОМЕНТ, КОГДА ОН ПРОСНУЛСЯ И ПОЛЫХНУЛ НА МЕНЯ СИНЕВОЙ СВОИХ ГЛАЗ.
Adam_d, отрывок из его
Дневника на Gayru.net

В тот вечер Алексей покинул наш дружеский мальчишник с поспешностью Золушки. Подвыпившие гости честно пытались удержать его, однако он был настроен решительно и хотел во что бы то ни стало успеть на последний автобус. Я наблюдал, как он уходит, испытывая приятное головокружение. Сознание того, что его номер отныне хранится в памяти моего мобильника, переполняло душу драгоценным вином надежды и будоражило кровь не хуже всамделишнего алкоголя. Готов ли я был совершить предательство по отношению к Амнону? О, я предпочел бы сформулировать этот вопрос иначе: готов ли я был воспользоваться благоприятными обстоятельствами и той свободой, которую официально предоставлял мне Амнон? Стремительность, с которой разворачивались дальнейшие события, застала меня врасплох. Алексей звонил ежедневно, и мы умудрялись наговаривать на такие суммы, о которых сейчас даже вспоминать неохота. Вместе с тем, до последнего мгновения – мгновения нашей следующей встречи – этот человек оставался для меня загадкой. Казалось, в его натуре отсутствует целостность, нечто такое, что помогает понять или хотя бы почуять общий эскиз характера. Впрочем, поводов для беспокойства или антипатии Алексей не подавал, напротив, его красота, его сумасшедшая, пьянящая красота томно расцветала перед моим мысленным взором каждый раз, когда я слышал в трубке знакомый негромкий голос. Глупая впечатлительность, свойственная столь многим паренькам моего сорта, услужливо превращала мою душу в некое подобие храма, где все дышало законами алексеевой красоты, и где она жила, засыпая и просыпаясь вместе со мной. Я вполне отдавал себе отчет в том, что увлекся именно внешностью Алексея, тогда как сам он оставался для меня «персоной в тени». Безусловно, мне льстила та настойчивость, с которой он вскоре начал приглашать меня в гости. А что, вы бы на моем месте не воспряли духом и в один распрекрасный четверг не отправились к чертовой матери в Беер-Шеву на рандеву с парнем вашей мечты? В заранее оговоренной программе визита значились: общеобразовательный осмотр города, парк с водными аттракционами и сауной, кафе-погребок, облюбованное за стиль и цены местными мадригалами, ну и, на десерт – уютный гостиничный номер, где нам никто не помешает до утра. В салоне автобуса какая-то девушка тихо улыбнулась, глядя на меня, ибо я пребывал в изумительном настроении, крайне нехарактерном для зари XXI века. Позволив себе мимолетную, но дерзкую фантазию на тему молодого человека в переднем правом ряду, я лучезарно улыбнулся девушке, после чего отметил, что небо сегодня практически без облаков.
После приятной кондиционированной прохлады автобуса уличный жар казался нестерпимым. Беер-Шева, словно диковинная арабская ваза, которую некий джинн вдребезги раскурочил посреди угрюмой холмистой пустыни, сверкала под солнцем стеклом и металлом своих высоток, калейдоскопически дробилась красными черепичными крышами частных домов, ярко-зелеными шевелюрами финиковых пальм и серыми нотными знаками узких каменных переулков. Бетонный павильон автостанции обещал спасительную тень, и я устремился к нему, подобно Одиссею, укрывшемуся под сводами гигантской пещеры на острове циклопов. Вечером, тем бархатным израильским вечером, когда журчание поливальных установок сменилось нежной трелью сверчков и мерцающие кристаллы звезд величественно проступили на черном брюхе Вселенной, Алексей наконец предстал передо мной во всем великолепии своей красоты. Он просто стоял голышом посреди маленькой, тускло освещенной неоном комнаты, а я не мог отвести от него глаз и с трудом верил в реальность происходящего. Читать далее...

В древние времена большинство литературных сюжетов начиналось с явления смертным какого-либо бога, который, собственно, и провоцировал дальнейшие события. Сегодня рутинное течение жизни может быть изменено куда как менее патетично, например, игрой случая или даже простой склонностью к авантюрам…
***
Здравствуй, Костик! Спасибо тебе за внимание и письмо с фотографией, чувствую необходимость извиниться за то, что отвечаю только сейчас. Было бы интересно узнать, если это не слишком личное, что ты думаешь о том парне, с которым вы расстались. Оправдываешь ли ты его или осуждаешь, и готов ли ты был к такому итогу ваших отношений? Мне кажется, в нашем случае связь между ровесниками гораздо надежнее и прочнее, чем между людьми разных возрастов. Трудно оспаривать все плюсы дружбы с молодым человеком, однако характер такого рода отношений, как правило, предсказуем: старший более зависим и уязвим, а молодой склонен воспринимать его старания как должное. В любви, на мой взгляд, вообще не бывает равенства, однако акценты отношений должны зависеть от многих факторов, а не определяться простой разницей в возрасте. За последнее время в моей личной жизни произошли еще не изменения, но, по крайней мере, хоть какие-то события. Я познакомился с человеком, который старше меня на 15 лет, и который отнесся ко мне с таким вниманием и теплом, какое просто не свойственно моим сверстникам. Этот мужик израильтянин, он подошел ко мне в гей-центре, где я раз в месяц беру "тематическую" прессу, и попросил перевести на русский его объявление, которое он собирался прикрепить на специальной доске. Все время, пока я набрасывал текст, он внимательно на меня смотрел, а потом предложил вместе прогуляться по улочкам Старой Яффы, это очень древнее и красивое место. По преданию, именно там была прикована к скале спасенная Персеем Андромеда, а во времена Соломона царь Ливанский присылал в Яффский порт кедровые бревна для строительства Иерусалимского храма. Я согласился составить Амнону - так он представился - компанию и обратил внимание, что листок с объявлением он сложил и спрятал в карман. Рассказывал он, в основном, о своих впечатлениях от заграничных поездок и об архитектуре европейских городов, в которых ему случалось побывать. Израильтяне вообще очень много разъезжают, здесь это норма. Признаюсь, мне был приятен сам факт внимания Амнона к моей скромной персоне. Это, вне сомнения, было сугубо мужское внимание, именно то, в каком я уже давно нуждался и какого не мог получить ни от друзей, ни от партнеров по секс-марафонам. Перед тем, как мы попрощались, Амнон предложил обменяться телефонами, и я согласился. В автобусе, по дороге домой я размышлял, чего я, собственно, хочу от этого человека, какого рода дружбы, так сказать. Должен отметить, что он в прекрасной физической форме, а кроме того очень смуглый, что лично мне всегда нравилось. Он много улыбался, не заливался по любому поводу глупым смехом, а именно улыбался, и эта сдержанность мне тоже очень импонировала. Разумеется, глядя на него, можно было с уверенностью утверждать, что пареньку давно не 30, и все-таки было в нем что-то такое притягательное, не знаю. Мы встретились еще дважды (впрочем, с солидным перерывом и заранее ничего не планируя): один раз сходили на выставку, другой – наведались на пляж (климат позволяет). Буду с тобой откровенен, когда я убедился, как замечательно он сложен (у моря мы разделись), мне захотелось навестить его холостяцкое жилище, однако я, само собой, дождался приглашения, которое последовало двумя днями позже. Заявился я к нему вечером после работы, обстановка оказалась довольно скромная, хотя вино он предложил дорогое. Мы немного выпили, после чего он очень серьезно и медленно меня раздел, и тут только до меня начало доходить, в чем главный секрет его обаяния: Читать далее...