‎Александр Ростовский‎

«Игорь Губерман»

ИНТЕРЕСНОЕ

---------------

ФБ

Рассказывает Зиновий Гердт:

Это был пятьдесят седьмой год. Москва, фестиваль молодежи и студентов.

Толпы иностранцев! Впервые! И приехали пять французских композиторов, сочинители всех песен Ива Монтана — Франсис Лемарк, Марк Эрраль, еще какие-то... Знаменитейшие фамилии! И к ним был приставлен Никита Богословский — во-первых как вице- или президент общества СССР-Франция, а во-вторых, у него прекрасный французский. 
Ну вот. 
А я тогда играл в Эрмитаже "Необыкновенный концерт", а по соседству выступал Утесов. И так как только от меня, "конферансье", зависело, два часа будет идти наш "концерт" или час двадцать, то я быстренько его отыгрывал, чтобы успеть на второе действие к Леониду Осиповичу. Я его обожал. 
И вот я выбегаю, смотрю — стоит эта группа: пятеро французов, Никита и Марк Бернес. Он к ним очень тянулся...

И идет такая жизнь: Никита что-то острит, французы хохочут. Я ни слова не понимаю, Бернес тоже. И он все время дергает Богословского за рукав: "Никита, что ты сказал?" Тот морщится: "Погоди, Маркуша, ну что ты, ей-богу!" Через минуту опять хохочут. Бернес снова: "Никита, что он сказал?" На третий раз Богословский не выдержал: "Марк, где тебя воспитывали? Мы же разговариваем! Невежливо это, неинтеллигентно..." 

Потом он ушел добывать контрамарку — французам и себе, и мы остались семеро совсем без языка. Что говорит нормальный человек в такой ситуации?

Марк сказал: "Азохн вэй..." Печально так, на выдохе.

Тут Фрэнсис Лемарк говорит ему — на идиш: "Ты еврей?"

Бернес на идиш же отвечает: "Конечно".

"Я тоже еврей", — говорит Лемарк.

И повернувшись к коллегам, добавляет: "И он еврей, и он еврей, и он..."

Все пятеро оказались чистыми "французами"! И все знают идиш!

Марк замечательно знал идиш, я тоже что-то...

И мы начали жить своей жизнью, и плевать нам на этот концерт Утесова!

Тут по закону жанра приходит — кто? — правильно, Богословский!

Мы хохочем, совершенно не замечаем прихода Никиты...

Он послушал-послушал, как мы смеемся, и говорит: "Маркуша, что ты сказал?"

А Бернес отвечает:"Подожди, Никита! Где тебя воспитывали, ей-богу? Мы же разговариваем!" 
Это был единственный раз в моей жизни, когда мое происхождение послужило мне на пользу.

Отрывок из книги Константина Паустовского "Начало неведомого века"

---------------------------

Эту удивительную историю рассказал один старик, живший на окраине Риги: 
"Перед войной рядом с моим домом поселился очень плохой человек. Бесчестный и злой. Он занимался спекуляцией. У таких людей, нет ни сердца, ни чести… 

И вот немцы заняли Ригу и согнали всех евреев в «гетто», чтобы часть — убить, а часть просто уморить с голоду. Все «гетто» было оцеплено. Кто приближался на 50 шагов к часовым, того убивали на месте. Евреи, особенно дети, умирали сотнями каждый день. И тогда мой сосед решил «дать в руку» немецкому часовому, проехать в «гетто» с фурой картошки и там обменять ее на драгоценности, которые, по его мнению, остались на руках у запертых там евреев. 

— Я буду менять картошку только тем женщинам, у которых есть дети, — сказал он мне перед отъездом, — потому что они ради детей готовы на все, и я на этом заработаю втрое больше. 

Я промолчал, но так сжал зубами свою трубку, что сломал и ее, и два своих зуба. Если бы он тотчас же не ушел, то я, может быть, убил бы его одним ударом… 
Ночью он нагрузил свою фуру мешками с картошкой и поехал в Ригу в «гетто». Женщины и дети окружили его. Одна женщина стояла с мертвым мальчиком на руках и протягивала на ладони разбитые золотые часы. «Сумасшедшая! — вдруг закричал этот человек. — Зачем тебе картошка, когда он у тебя уже мертвый! Отойди!» 

Он сам рассказывал потом, что не знает — как это с ним тогда случилось. Он стиснул зубы, начал рвать завязки у мешков и высыпать картошку на землю. 

«Скорей! — закричал он женщинам. — Давайте детей. Я вывезу их. Но только пусть не шевелятся и молчат.» Матери, торопясь, начали прятать испуганных детей в мешки, а он крепко завязывал их. У женщин не было времени, чтобы даже поцеловать детей, а они ведь знали, что больше их не увидят. Он нагрузил полную фуру мешками с детьми, по сторонам оставил несколько мешков с картошкой и поехал. Женщины целовали грязные колеса его фуры, а он ехал, не оглядываясь. Он во весь голос понукал лошадей, боялся, что кто-нибудь из детей заплачет и выдаст всех. Но дети молчали. 

Мимо часового он промчался, ругая последними словами этих нищих евреев и их проклятых детей. Прямо оттуда он поехал по глухим проселочным дорогам в леса за Тукумсом, где стояли наши партизаны, сдал им детей, и партизаны спрятали их в безопасное место. Вернувшись, сказал жене, что немцы отобрали у него картошку и продержали под арестом двое суток. Когда окончилась война, он развелся с женой и уехал из Риги… 

Теперь я думаю, что было бы плохо, если бы я не сдержался и убил бы его кулаком…" 

Отрывок из книги Константина Паустовского "Начало неведомого века"

--------

Эта скульптурная группа детей мемориал деревни Лигница в Чехии, в которой бандеровцы- каратели зверски убили несколько  сотен детей.

Из ФБ

----------

Оксана Пузикова находится в городе Вильнюс.

Татьяна Хохрина

--------------------