Суетный шумъ столпившагося народа заглушалъ гармонію міра. Передъ многоголосой толпой лѣниво возсѣдалъ прокураторъ. Лицо его, усыпанное крупными каплями пота, выглядѣло необычайно уставшимъ, жирныя щёки лоснились на одутловатомъ лицѣ, а маленькіе глаза впились въ толпу напряжённымъ свинцовымъ взглядомъ; складки его просторной тоги не могли сокрыть вывалившагося огромнаго живота, впечатавшаго его въ позолоченный тронъ судилища. Имя ему — Понтій Пилатъ. Согнанный съ далёкой родины править этимъ страннымъ и непокорнымъ народомъ, который многочисленнымъ и великимъ богамъ предпочиталъ одного Невѣдомаго, которому и молился, и приносилъ жертвы, Пилатъ уже обвыкъ въ своей новой должности и по временамъ даже чувствовалъ себя его частью, и даже самъ иногда не прочь былъ помолиться ихъ необычному Богу. Но сегодня ему хотѣлось бросить всё и бѣжать. Бѣжать безъ оглядки, бѣжать отъ этихъ проклятыхъ людей, разъярённыхъ завистью, ненавистью и интригами, бѣжать отъ Бога, взиравшаго съ высоты небесъ на бѣсновавшуюся толпу и словно бы забавлявшагося бѣзумствомъ его игрушекъ, бѣжать и не отвѣчать ни за что.

Черезъ три дня должна была быть у іудеевъ Пасха. Въ такіе дни Пилатъ обыкновенно былъ добрымъ и расположенъ былъ дѣлать милости. И сейчасъ онъ, съ надеждой глядя въ народъ налитыми кровью глазами, изо всѣхъ силъ, черезъ превозможеніе душевной скорби, корчилъ въ улыбкѣ жирное морщинистое лицо.

—        Хотите ли, отпущу вамъ Царя Іудейскаго?[1] — спросилъ онъ.

Ему хотѣлось, чтобы отпустили Его, праведника, не сдѣлавшаго ничего дурного этой безумной толпѣ. И жена его просила не дѣлать Ему никакого sла, и самъ Пилатъ, содрогаясь отъ ненависти, окружившей Его, загнанную въ ловушку жертву, губительнымъ плотнымъ кольцомъ, былъ на сторонѣ правды. Онъ зналъ, «что первосвященники предали Его изъ зависти»[2].

—        Варавва! Варавва! — кричала бѣснующаяся толпа, едиными устами и единымъ сердцемъ проклиная Его. Онъ не оправдалъ ихъ политическихъ ожиданій.

«Варавва же былъ посаженъ въ темницу за произведённое въ городѣ возмущеніе и убийство».[3] Мятежникъ, возставшій противъ власти ненавистнаго кесаря, горячо преданный своему угнетаемому народу, не могъ смотрѣть равнодушно, какъ Израиль стонетъ подъ игомъ богомерзкихъ язычниковъ. Онъ желалъ вернуть свободу и царство обѣтованной землѣ. И потому онъ поднялъ мятежъ. Долой ненавистную самому Богу власть, сколько можно избранному святому народу терпѣть униженіе и позволять править собой тѣмъ, кого Богъ отвергъ ещё прежде рожденія ихъ въ крови и нечистотѣ! У насъ будетъ свой царь, который превознесетъ Израиль и вернётъ власть избранному народу, а всѣхъ нечестивыхъ заставитъ платить ему дань и раболѣпно трепетать при звукахъ одного его только святого имени! На крестъ Его, ибо Онъ возвѣщаетъ намъ о любви! Его царство не отъ міра сего – такъ пусть проваливаетъ въ своё царство! У Израиля будетъ свой царь, спаситель избраннаго народа. Варавва знаетъ, что нужно Израилю. Онъ достоинъ царства.

Пилатъ, отвѣчая, опять прокричалъ народу, очевидно, теряясь и не понимая, въ чёмъ дѣло:

—        Что же хотите, чтобы я сдѣлалъ съ Царемъ Іудейскимъ?

—        Распни! На крестъ Его! Распни Его! –ревѣла людская масса, всё болѣе sвѣрѣя отъ охватившаго всѣхъ чувства единаго патріотическаго монолита.

А кто-то кричалъ: «Нѣтъ! Не Варавву! Отпусти намъ Царя Іудейскаго!»

Но это были разбойники, ученики Іуды Искаріота, который висѣлъ на деревѣ, и вороны клевали глаза его. Они хотѣли, чтобы имъ отпустили Его, желая предать Его выгоднѣе въ другой разъ лицемѣрнымъ лобзаніемъ, подобнымъ тому, что Іуда выказалъ въ тотъ самый роковой часъ. И Богъ не позволилъ ихъ голосамъ звучать громко: вѣтеръ разрывалъ звуки, и они становились похожи на отдалённое глухое рычаніе дикихъ sвѣрей, и никто ихъ не слышалъ.

Варавва же стоялъ по лѣвую сторону отъ правителя, и издѣвательски корёжилъ ротъ – онъ зналъ, что его отпустятъ. Съ презрительною усмѣшкой взглянулъ онъ на Царя Іудейскаго, и не стерпѣлъ вида Его лица. Плюнувъ Ему подъ ноги, онъ отвернулся и сталъ глядѣть на толпу.

По правую сторону стоялъ Онъ, и народъ предъ лицемъ Его кричалъ Пилату: «Да будетъ распятъ!»

А въ это время въ сторонѣ отъ одержимой толпы стояли Его Мать, и братья, и сёстры, и ученики Его и молчали. Но что же могли они сказать, когда всему народу былъ нуженъ воръ и разбойникъ! И только изъ сердца ихъ безмолвно вырывались слова: «Да будетъ воля Твоя!»

А Пилатъ «отпустилъ имъ Варавву, а Іисуса, бивъ, предалъ на распятіе»[4].

Проклятъ ты, Понтій Пилатъ, проклятъ навѣки! И по сей день стоишь ты передъ народомъ, и стоитъ предъ тобою Спаситель, стоитъ и разбойникъ, который обкрадываетъ и убиваетъ души. И ты кричишь въ народъ, съ надеждой ожидая, что народъ прикажетъ тебѣ отпустить Его.

Но и по сей день народъ отвѣчаетъ тебѣ: «Смерть Ему! А отпусти намъ Варавву».

А кто-то кричитъ: «Нѣтъ! Не Варавву! Отпусти намъ Царя Іудейскаго!»

Но это разбойники, ученики Іуды Искаріота, который виситъ на деревѣ, и вороны клюютъ глаза его. Они желаютъ, чтобы имъ отпустили Его, чтобы предать Его выгоднѣе въ другой разъ лицемѣрнымъ лобзаніемъ, подобнымъ тому, что Іуда явилъ въ тотъ самый роковой часъ.

И въ это время стоятъ въ сторонѣ отъ толпы Его Мать и братья, и сёстры, и ученики Его, стоятъ и молчатъ. А что ещё могутъ они сказать, когда всему міру нуженъ разбойникъ?

 

 

Серия сообщений "Моя Проза":
Часть 1 - Понтій Пилатъ
Часть 2 - Исповѣдь Избраннаго
Часть 3 - Некромантъ
...
Часть 45 - Невѣста Солнца
Часть 46 - Чистилище
Часть 47 - Inside/Limbo -- пытаемся доискаться до сути