Хочу сохранить до поры, до времени эту ссылочку на сайт "Москва, которой нет" Очень интересно.

 [url]http://moskva.kotoroy.net/histories/30.html[/url]

Задумалась о том, как я училась понимать живопись, а не только удовлетворять свое любопытство в искусстве, не только получать чисто эстетическое удовольствие и информацию о том или ином произведении, авторе или музее.
Сейчас в школе есть предмет "Мировая художественная культура", который хоть как-то направляет ребенка, хотя это "направление" и может оказаться весьма субъективным. Конечно, за интерес к искусству я должна благодарить свою семью. Мама - архитектор по образованию, рисовала. Дома были книги по истории изобразительного искусства и архитектуры с замечательными иллюстрациями. Отец - конструктор и художник, приносил в дом интересные книги современных авторов, в шкафу был набор классических произведений, мама увлекалась мемуарами, бабушка - поэзией и Львом Николаевичем Толстым. Но этого все равно мало. Учителя художественно-графического факультета МГЗПИ тоже много не добавили, а я на них "так надеялась" (шучу, конечно, - надеялась вседа только на себя). И ВДРУГ,,,

Яков Владимирович Брук, или, как мы, его курсистки, называли, Ян Владимирович, оказался для меня Самым главным Учителем. Недавно в интернете попалась его фотография и мне захотелось отметить его особую роль в формировании моих эстетических вкусов и пристрастий (как я пышно, однако, о себе-родненькой).


Русское изобразительное искусство я особенно люблю именно благодаря этому замечательному человеку. Наше первое знакомство началось с тоненькой книжечки в черной глянцевой суперобложке на мягком переплете, которую купила в 1970 году совершенно случайно (а в то время хорошую книгу можно было купить только случайно) и было заочно. "Живое наследие" или "Беседы о древней живописи" было снабжено авторским предисловием: "Эта книга - не история живописи Древней Руси и не очерки об отдельных мастерах или памятниках древнерусского искусства, Скорее, ее можно назвать введением в историю древнерусской живописи или, точнее, в круг тех проблем, которые неизбежно встают перед зрителем, когда он начинает знакомиться с памятниками иконописи".
Книга эта заставила меня по-новому посмотреть на то, что знала лишь обрывочно, на что смотрела лишь как на определенный этап развития русского искусства, как бы на предысторию, на "детство" русской живописи.  Со временем про книгу забылось. Появились новые увлечения: древняя архитектура-благодаря такой же небольшой книжице П.А.Раппопорта, и фрески - благодаря приятелю, поведшему меня однажды на выставку калек с фресок Ферапонтова монастыря.  Думаю, что  корнями они уходили к ней, той такой скромной и такой понятной книге, на которой автор в 1986 году сделал памятную надпись: "На добрую память. Я.Брук. Июнь 1986 г."


А случилось это потому что в 1984 году я как преподаватель изобразительного искусства записалась на его курсы. По вечерам наша группа встречалась с ним в Третьяковской галерее и мы говорили о той или другой картине. Дело в том, что Яков Владимирович работал в ГТГ, занимался наукой и руководил методической работой музея, был заместителем директора. В то время он писал книгу о Кипренском. Позже вышла его книга о Третьяковской галерее и ее коллекции в целом ("Государственная Третьяковская галерея: История и коллекции. Ред. Я. В. Брук и др. Москва: Искусство, 1986. 447 с).
Мне очень жаль, что в тяжелые для меня 90-ые мне пришлось продать эту роскошную книгу. А вот;"Живое наследие" лежит и сейчас передо мной. Именно Брук научил меня тому, что картину надо смотреть, видеть, прочувствовать, воспринять эмоционально, и только после этого постараться разобраться, что в ней тебя так привлекло, почему и какими средствами художник добился этого. Причем именно в приведенной последовательности. Т.Е. сначала восприятие, затем анализ Он строго пресекал любые попытки начинать анализ произведения с отрицания, с фиксации того, что не удалось художнику , того, чего у него в его картине нет. Он учил, и, надеюсь, учит и сейчас, видеть то, что тебя восхищает, что как раз удалось и что отличает этого художника от других, т.е. узнавать индивидуальный почерк автора.   Он рассказывал нам об искусстве 17-18 веков, знакомил с первыми академиками живописи и с родоначальниками жанров в русском искусстве, учил видеть, слышать и говорить о русском искусстве, а не о том, кем были авторы, где жили и чем занимались.
А вот этой книги у меня , к сожалению, нет


Я.В.Брук и сейчас, работает в Третьяковке. Он руководит отделом каталогизации, и продолжает сеять разумное, доброе, вечное.
Живите долго, уважаемый Ян Владимирович!

Шутка. Такое привычное слово. Но ведь это не только слово. Это - ПОНЯТИЕ. И не только. Это еще и ДЕЙСТВИЕ. У одних шутка для того и существует, чтобы прикрывать бездействие - это "отшучивание". У других - чтобы ранить - это так называемая "злая шутка". В моем понимании , ШУТКА - это тот дополнительный импульс, который дает возможность ярче увидеть, лучше запомнить, легче воспринять информацию. И лишь иногда и очень осторожно я использую шутку как "намек, добру молодцу - урок". С "уроками", на мой взгляд, надо быть всегда очень аккуратными. Лучше, если игра и весело, если все по-доброму. Плохо, когда игра воспринимается столь серьезно, что шутка становится недопустимой вольностью. Первый день отпуска, так плодотворно начавшийся, кажется, испорчен. Жаль. Надо исправлять настроение. Пойду читать письма действительно друзей.

Смотрела сейчас работы Николаса Сафронова и диву давалась - художник с известным именем, а ни своего почерка, ни своей темы. В каждой работе видишь кого-то другого, более талантливого и удачливого, чье имя известно каждому любителю живописи, чьи работы узнаешь сразу, даже если никогда их не видел. Заглянула в биографию - там еще интересней...([url]http://www.bulvar.com.ua/arch/2006/14/4432a42a6a9cf/[/url] и [url]http://star.km.ru/star_conference/index.asp?data=28.03.2006%2011:00:00&archive=on[/url] )

Так и не поняла, почему в центре Брюсселя, почти-что рядом с главной площадью, рядом с ратушей, с королевскив домом, поставлен памятник героям Сервантеса. 

А это памятник Брюгермейстеру с собакой.

Видите, там и живая собачка есть. Простите, что-то я устала и решила присесть рядом:

Ну и памятник Просто собаке. Помоему жорош песик.А это уже портрет "НЕ МАЛЬЧИКА, а МУЖА"

Украшают ли город здания-монстры, понапиханные на каждом "свободном" клочке земли в центре Москвы? Все скверы уже заселены ими. Очередь за особняками 19 века. Горят, понимаете ли, разрушаются. Нечего, мол, хороший вид своей исторической обветшалостью портить.

Недавно увидела в блоге знакомой из Питера фотографию, где за трехэтажным стариннывм зданием возвышается современный монстр. А у нас-то похлеще будет, подумала я про себя и сделала несколько фотографий.

 Эту "красоту многоярусную" построили между Белорусским вокзалом и лесной улицей - Тверские-Ямские улицы. Раньше отсюда было видно здание вокзала, сейчас везде монстры.

Рядом со зданием Киевского вонзала - громадина Торгово-развлекательного центра "Европейский" - такая громадная, что всерьез специалисты боялись, что все метро, расположенное под бывшим сквером, разрушит. Писали, что уже трещины по потолкам пошли. А уж о карасоте и говорить нечего. Тоже монстр, только с катком на крыше.

Вдалеке, за зданием вокзала, в районе Кутузовского шоссе, видны еще монстрики, этажей этак на тридцать. 

А этот замечательный фонтанчик поставили на месте снесенного вполне крепенького памятника архитектуры. Если показалось, что в этом фонтане птица крыльями машет, так ошибочка вышла - это рога! Чьи, спросите. Отвечаю: Быка. Какого такого быка? А того, что Зевсом был и Европу украл. Фонтан называется "Похищение Европы". Самой её, бедолаги, не видно, то ли утонула, то ли сбежать успела. Последнее более достоверно: ведь площадь называется Плащадью Европы. Вот почему этот мега-магазин называется ТРЦ "Европейский". Гостиница слева раньше была Славянской, но т.к. в Европе мало славянского осталось, то и на Европейской площади лучше, если "Редиссон" гостиницу называть будут. А у фонтана работника муниципального в жилеточке цвета "оранж" заметили? Думаете, мне некогда было дождаться. когда он дометет. Нет. Опять ошибочка. Я долго ждала, чтобы их меньше стало. Всегда есть работа для них на этой площади: то газон на сеточке сворачивать: поракопать очереднуь яму, то новый рулончик газончика разворачивать, потому что старый сгнил, пока яму засыпали, то плиточки укладывать, что бы не за каждую мы запинались, то фонтан пперелился, каксейчас, то засорился и надо вручную бумажки-баночки выбирать. Так что оранжевая тужурочка - часть ландшафта.

 

 Попрошайничать или заработать?! Почему  у трудоспособной женщины есть полная уверенность в том, что кто-то должен ее содержать? Откуда пришла эта уверенность, из прежних лет??? Но тогда хоть пели и плясали, как-то развлекали, т.е. тоже заробатывали. Сейчас слышишь только про детей. Но если детей много, зачем сидеть тут целый день. Я эту "даму"  увидела в самом центре Москвы часов в 8 утра когда шла принимать экзамен, а когда возвращалась, часа в 3-4 дня, она все еще сидела там, т.е. полный рабочий день. За это время можно было честно на своей работе заработать, или уже с детьми надо было заниматься, раз они есть. Можно ведь и совместить это: и работать, и за детьми своими приглядывать, в детском садике, например, или в детской больнице, или в санатории, да мало ли мест подходящих. Только все мы знаем, что не пойдет она работать, ей просить, выпрашивать, унижаться, больше нравится. Да и про детей тоже бабушка надвое сказала. Были бы, так настоящая мать не сидела бы без них. Я видела цыган, видела, как они живут. Есть цыгане, а есть такие вот попрошайки.

 Да, это Москву тоже не украшает.

Городской пейзаж - жанр, введенный Федором Алексеевым в программу обучения в Петербургской Академии художеств. Подробнее: http://www.staratel.com/pictures/ruspaint/021.htm

Его замечательные виды Петербурга, Москвы,  знают многие.

 Петербург. Вид на Адмиралтейство.

Далее

Можно отдыхать. Наконец-то он пришел, этот долгождагнный отпуск. Даже не верится, что можно сидеть и целый день колотить по клавишам - спешить некуда, на дачу пока не хочется. Да здравствует СВОБОДА!!!!

Аллегории Яна Брейгеля Бархатного

Брейгель «Бархатный», Ян (Brueghel de Fluwelen, Jan) (1568-1625), один из сыновей Питера Брейгеля Старшего, выдающийся фламандский художник, создатель целой серии Аллегория, две из которых в августе 2006 года были похищены из музея в Ницце (аллегории воды и земли) и найдены 4 июня в Марселе.

Пять аллегорий чувств хранятся в Музее Прадо.

Считается, что человеческие фигуры на них писал Рубенс, очень друживший с семьей Брейгелей, изображавший сына Брейгеля Бархатного на коленях Саскии. Позже, уже после смерти Яна Старшего Рубенс продолжал сотрудничество уже с Яном Младшим, сыном Яна Бархатного.

Аллегория обоняния

Аллегория осязания

смотрите далее

Брейгель «Бархатный», Ян (Brueghel de Fluwelen, Jan) (1568-1625), один из сыновей Питера Брейгеля Старшего, выдающийся фламандский художник, мастер маньеристической живописи цветов и пейзажей.
Он родился в Брюсселе в 1568 году, в семье великого нидерландского мастера . Воспитала Яна бабушка, тоже художница миниатюрного направления М. Верхюльст. Начинал учиться живописи юный художник в Антверпене.
В 1589 году Ян Брейгель уезжает в Италию. С 1592 года по 1595 год художник живет в Риме, где знакомиться с собратом по цеху пейзажистом Паулем Брилем. Вернувшись во Фландрию 1597 году, будучи сыном художника он был принят в антверпенскую гильдию художников Св. Луки.
В начале 1599 года, а именно 23 января Ян женился и уже в 1601 году 13 сентября жена родила ему сына. Мальчика назвали тоже Яном и впоследствии тот также станет известным художником по именем Ян Брейгель Младший. Где-то с 1601 года Ян Брейгель Старший становится деканом гильдии Св. Луки. В 1604 году художник побывал в Праге, также известно о его работе при брюссельском дворе в период 1606 года. Плодовитый и разносторонний мастер, он стал самым талантливым среди потомков отца. Мастерство художника проявилось во многих жанрах. В сотрудничестве с Рубенсом, Ян Брейгель создал новый тип пейзажа, одновременно простой и лиричный, в котором доминируют коричневые и сине-зеленые тона. Этот пейзаж включает в себя многочисленные изображения животных, фигуры человека.
Брейгель Бархатный исполнил также множество цветочных натюрмортов, написанных в блестящей и тщательной манере. Его талант имел многочисленных поклонников и последователей.
Умирает художник в 1625 году от холеры, вместе с ним от этого же диагноза умирают трое его детей (Питер, Элизабет и Мария).






смотрите далее

http://www.artlib.ru/index.php?id=11&fp=2&uid=1881

 В аннотации к одной из картин Якимова Алексея Леонидовича, московского художника и архитектора, есть такие строки: "Коктебель остаётся в нас и открывает то, чего мы о себе ещё не знаем. Он длится дольше слов о нём и дольше воспоминаний. Это - состояние души, прикоснувшейся к тайне. Родные души, освободившиеся от суеты, тянутся друг к другу и встречаются - здесь. Светло и радостно от этих встреч. Свет Коктебеля хранится в нас и угадывается даже в городской суете, даже через долгое время, стоит лишь произнести пароль - Коктебель. Это - мелодия, прорывающаяся изнутри. Это - движение, продолжающее порывы ветра. Это - дыхание в ритме холмов. Это - прикосновение, наполненное нежностью и лаской моря. Это - музыка в очертаниях гор и щедрость солнца. Здесь человек возвращается к себе. Хочешь обрести себя - приезжай в Коктебель. Потянет опять сюда - обернись и прислушайся к себе: из глубины, как со дна моря, поднимется радость и свет наполнит и напоит душу - Коктебель!"

Именно коктебель на картинах Якимова стал поводом для более внимательного знакомства с ним и его произведениями.

Коктебель, Крым в целом, Природа,  Храмы, города России, Москва - это ряд, который легко выстраивается при просмотре сайта с картинами Алексея Леонидовича. А в послевкусии - явная любовь к своей Родине, как ни пафосно это звучит. Любовь при этом не пафосная, не крикливая, не бьющая себя в грудь, а тихая, без истерик, интеллигентная, что-ли - в общем, настоящая, долгая любовь. Картины его теплые, наполненные тихим любованием, без каких бы то ни было намеков на что-то грустное, неотвратимое, печальное. Он не призывает "сохранить", "приумножить", "не допустить"  - он просто любуется сам и нам предлагает. Вот и я хочу предложить всем желающим полюбоваться вместе со мною: ведь так хорошо, что все это есть!

Дополнительную информацию можно получить на сайте http://www.artlib.ru/index.php?id=11&fp=2&uid=1881

 Якимов А.Л. В Коктебеле.

Якимов А.Л. В Тихой бухте

"Продолжение"

Сегодня ночью на выпускном ребята спели нам " Сиреневый туман" - грустную песню расстования. Мне она всегда очень нравилась и я пыталась выяснить, откуда она вообще взялась, но безуспешно. Сегодня решила к поискам истины подключить ИНТЕРНЕТ. И нашла интересную статью Самуила Кура. [url]http://www.chayka.org/article.php?id=1848[/url]
Но сначала текст:
   Сиреневый туман над нами проплывает
   Над тамбуром горит полночная звезда
   Кондуктор не спешит, кондуктор понимает
   Что с девушкою я прощаюсь навсегда
   Кондуктор не спешит, кондуктор понимает
   Что с девушкою я прощаюсь навсегда
   
   Ты смотришь мне в глаза и руку пожимаешь
   Уеду я на год, а может быть, на два
   А, может, навсегда ты друга потеряешь
   Еще один звонок, и уезжаю я
   А, может, навсегда ты друга потеряешь
   Еще один звонок, и уезжаю я
   
   Последнее: "Прости!" с любимых губ слетает
   В глазах твоих больших тревога и печаль
   Еще один звонок, и смолкнет шум вокзала
   И поезд улетит в сиреневую даль
   Еще один звонок, и смолкнет шум вокзала
   И поезд улетит в сиреневую даль
   
   Сиреневый туман над нами проплывает
   Над тамбуром горит полночная звезда
   Кондуктор не спешит, кондуктор понимает
   Что с девушкою я прощаюсь навсегда
   Кондуктор не спешит, кондуктор понимает
   Что с девушкою я прощаюсь навсегда

Сиреневый бульвар
История шлягера
Мы его пели, когда были студентами. И позже. Его простые слова трогают каждого, в чью жизнь вторгалась любовь, чьи дни омрачались разлукой или наполнялись болью расставания. "Сиреневый туман", шлягер 50-х. Он то растворялся в суматохе дел и половодье мелодий, то опять появлялся из небытия и захватывал нас своей лиричностью. Одно время казалось, что он исчез насовсем. Но в начале последнего десятилетия XX века, когда всё вокруг рушилось, он неожиданно прозвучал с еще советских, но уже становящихся российскими телеэкранов. Прозвучал в передаче Владимира Молчанова "До и после полуночи" в исполнении певца Владимира Маркина.

Сиреневый туман над нами проплывает,
Над тамбуром горит полночная звезда.
Кондуктор не спешит,
                          кондуктор понимает,
Что с девушкою я прощаюсь навсегда.

Ты смотришь мне в глаза
                           и руку пожимаешь,
Уеду я на год, а, может быть, на два,
А может, навсегда ты друга потеряешь.
Еще один звонок — и уезжаю я.

Последнее "прости"
                       с любимых губ слетает,
В глазах твоих больших
                              тревога и печаль.
Еще один звонок,
                     и смолкнет шум вокзала,
И поезд улетит в сиреневую даль.

Сиреневый туман над нами проплывает,
Над тамбуром горит полночная звезда.
Кондуктор не спешит,
                           кондуктор понимает,
Что с девушкою я прощаюсь навсегда.
Такими были слова, выбранные Маркиным из многих вариантов, и этот текст все сразу признали каноническим и подтвердили: именно так его всегда и пели. Хотя когда-то я знал его другим, более тонким в выражении чувств — например, не "руку пожимаешь", а "руку мне сжимаешь". Кажется, я даже сам пытался что-то подправить. Впрочем, я не был единственным. Иногда, когда его пели в компании, возникали споры: "Ты не так поешь!" — из-за обилия разночтений. И действительно, текст нередко подвергался переделке, каждый исполнитель, считая себя акыном, норовил что-нибудь изменить — хотя бы строчку, хотя бы слово.

Песня в течение многих лет считалась народной, автор ее был неизвестен. В то же время не возникало и тени сомнения, что он где-то есть (или был) этот парень — слишком личностным выглядел текст. Но долго так продолжаться не могло, и произошло то, что должно было произойти: на бесхозный шедевр стали плотоядно посматривать народные умельцы. Действовали они по принципу: если никто не предъявляет прав, почему бы мне не попробовать? Самым безобидным вариантом стало присвоение авторства для круга знакомых. Чтобы бросить небрежно: "Слыхали такую песню — "Сиреневый туман?" Так это я ее написал", — вызвав восторг присутствующей публики.

Следующий уровень претензий выглядит более серьезно. В Нью-Йорке появился поэт Юрий Сергеевич Кузнецов (не путать с недавно скончавшимся известным поэтом Юр. Поликарп. Кузнецовым). У нью-йоркского автора-барда, как он себя представляет, — есть сайт на интернете, где имеются тексты его песен, и их даже можно послушать. Есть там и "Сиреневый туман" — сл. Ю.Кузнецова, муз. Ю.Кузнецова, исп. Ю.Кузнецов. Правда, текста именно этой песни нет, вместо него пояснение: "Текст в процессе уточнения". Думайте, что хотите. Но если все же прослушать его песню — оказывается, что и слова другие, и мелодия другая. Что не помешало Юрию Кузнецову выпустить авторский диск под названием "Сиреневый туман". Авось, народ поверит, что он и есть автор того самого, знаменитого.

Другой претендент такими простыми штучками не занимается. Он человек серьезный. У него тоже есть сайт. Привожу почти полностью имеющуюся там биографическую справку. "Голенков Алексей Николаевич. Родился 29 августа 1937 г. в селе Сосновка Тамбовской области. Инженер-строитель. Боксер. Бард. Автор популярных песен: "Прощание с девушкой" ("Сиреневый туман"), "Кронштадтские (Бакинские) огни" и др. Не придавая серьезного значения подобному сочинительству, он работал над главной темой — восстановлением правды о И.В.Сталине, издав 8 книг и 145 статей". Сайт оформлен, как положено — двуединый профиль Ленина-Сталина, герб и флаг СССР. На нем тоже есть тексты песен тов. Голенкова, и "Сиреневый туман" там отличается от маркинского всего-то парой известных строчек, которые Маркин в свой вариант не взял. Чтобы понять поэтический уровень боксера-барда, верного ленинца, достаточно привести фрагмент из его песни "Про нашу войну в Афгане":

Американский империализм,
Которому кость в горле коммунизм,
Желая вновь пополнить свой карман,
Взял выбрал пограничный нам Афган.
Афган — давно наш дружеский сосед.
Помочь ему — а почему бы нет? —
Решило, соблюдя наш интерес,
Политбюро ЦК КПСС.
Вот так, неустанно "восстанавливая правду" о Сталине, правдолюбец по пути прихватил в свой багаж пусть чужую, зато популярную песню.

Наверное, она обладает особым магнетизмом — так и хочется ее удочерить. Удивительно, но под ее влияние попал даже такой творчески яркий человек, как Александр Градский. Вл. Маркин вспоминает, что именно Градский впервые напел ему один куплет "Сиреневого тумана", когда они сидели на кухне у Андрея Макаревича. И прокомментировал свое исполнение Александр так: "Я не знаю, кто написал эту песню, миллион каких-то слов, а музыка, скорее всего, моя".

Что ж, на текст песни мэтр не претендовал — и на том ему спасибо. Хотя, если бы его заявление соответствовало истине, он должен был бы выдать вышеупомянутую мелодию сразу после своего появления на свет, не выходя из колыбели, (а то и раньше) — родился Градский в 1949 году.

Но всё это лишь события периферийного плана. Настоящее единоборство за официальное признание авторства (а, значит, за гонорарные отчисления с концертных исполнений и записей, а, возможно, и за право на бренд) разгорелось сразу после появления Вл. Маркина с "Сиреневым туманом" на телеэкране. Первым откликнулся Михаил Липатов. Он сообщил, что песню написал его отец, композитор Юрий Липатов. В газетах появилась трогательная история, поведанная Михаилом корреспонденту, специально выехавшему в Липецкую область.

На станции Астапово — той самой, где осенью 1910 года больной Лев Толстой провел последние семь дней своей жизни — работала во время войны грузовым диспетчером красивая девушка Нина Глухова. Однажды, в 1942 году, 17-летняя Нина попала на представление, которое привезла на станцию агитбригада из районного центра Раненбурга. Среди артистов выделялся худощавый паренек в очках. Звали его Юра Липатов. Они познакомились, и Юра — влюбился. Отчаянно, страстно. Он приезжал, они встречались. Заходили к Нине домой. Как-то, два или три раза и она приезжала в Раненбург. Любила ли она его? Трудно сказать. За четыре года ухаживания она ни разу не дала себя поцеловать. Закончилась война. В 1946 году, во время очередной встречи в привокзальном скверике, Юра попросил Нину стать его женой...

Тут надо заметить, что Нинина мать эту дружбу не одобряла, у нее были свои резоны.

— Не выходи за него, — убеждала она Нину. — У него с глазами не всё в порядке, всегда в очках. Выйдешь — а потом у вас дети родятся слепые.

И в ту ночь, на вокзале, когда от одного ее слова зависела их общая судьба, сомнения захлестнули девушку, и доводы матери взяли верх. Нина отрицательно покачала головой. Через неделю Юра приехал, чтобы повторить предложение. Но отказ был окончательным. Они расстались.

А Юрий Липатов был не просто влюбленным парнем, а молодым композитором, из династии музыкантов. Его близкий родственник, Василий Липатов, друг Сергея Есенина, написал в свое время музыку на стихи поэта "Клен ты мой опавший" и "Письмо к матери", ставшие благодаря этому широко известными песнями. Конечно, эмоциональное потрясение не могло пройти для такого человека бесследно. И он пишет песню, которую впоследствии, через какое-то количество лет занесет в свою карточку в Союзе композиторов. Вот этот текст.

Дорожное танго (Прощание)

Ты смотришь на меня
                            и руку пожимаешь,
Когда увижу вновь?
                     Быть может, через год...
А, может быть, меня навек
                                ты покидаешь...
Еще один звонок, и поезд отойдет.

Предутренний туман
                        над нами проплывает,
Над тамбуром горит дорожная звезда.
Кондуктор не спешит,
                          кондуктор понимает,
Что с милым другом
                         я прощаюсь навсегда.

Запомню навсегда, что ты тогда сказала,
Улыбку милых губ,
                         ресниц твоих полет...
Еще один звонок...
                   И смолкнет шум вокзала.
Еще один звонок — и поезд отойдет.

Предутренний туман... (далее, как второй куплет).
Несколько статей (уже разных авторов) об этой романтической истории были настолько правдивы, включали в себя такие подтверждающие детали в воспоминаниях участников, что казалось — тайна "Сиреневого тумана" раскрыта. И все-таки что-то меня в них настораживало. Я еще и еще раз вчитывался в "Дорожное танго" и вдруг сделал неожиданное для себя открытие. Кто бы ни исполнял песню, включая Маркина, все однозначно имели в виду, что парень уезжает, а девушка остается. Но в липатовском тексте уезжает не ОН, а ОНА! Подтверждение — третья-четвертая строки первого куплета (меня навек ты покидаешь), хотя песня от его имени (запомню... что ты... сказала). А в одной из статей как раз и утверждается, что прощание произошло на раненбургском вокзале, то есть возвращалась домой, в Астапово именно Нина.

Невольно возникает подозрение, что в состоянии эмоционального потрясения Юрий написал песню, использовав для ее создания попавшийся ему под руку близкий по духу текст. И как любой творческий человек под влиянием расставания с любимой включил в него детали своих встреч и последнего свидания. Есть ли такие детали еще в "Дорожном танго?" На первый взгляд — да: абсолютно точны приметы времени — предвоенных и первых послевоенных лет, когда вокзалы были центрами провинциальной жизни, и состав покидал станцию по сигналу кондуктора, а для пассажиров давали звонки, предупреждающие об отправлении поезда (объявлений по радио тогда еще не существовало). Но, с другой стороны, такая обстановка была характерна для крупных узловых станций. А где же жили наши герои?

В Раненбурге обитало в ту пору 10 тысяч человек и имелся небольшой вокзальчик. Вокзал в Астапово выглядел солиднее, но народу тоже негусто — в местном поселке насчитывалось 600 дворов. Так что это были вроде узловые, но небольшие станции. Например, из Раненбурга в Астапово (50 км) и обратно Юрий мог попасть только единственным ночным проходящим поездом Смоленск-Мичуринск. Отсюда ясно, что такие обороты, как "шум вокзала" и "кондуктор не спешит", вряд ли могли родиться у Юрия Липатова. Зато их мог написать другой человек, для которого именно такие детали в его биографии были совершенно естественными.

И ЕЩЕ:

Над тамбуром горит дорожная звезда...
Источник: Алексей Казаков. Над тамбуром горит дорожная звезда... Клуб знаменитых капитанов и другие любимые читателями авторы 80-летнего "Гудка". М., 1997, с.441 сл.

 

--------------------------------------------------------------------------------

 

Никогда не предполагал, что пути-дороги приведут меня к тайне-загадке невероятно популярного современного романса.

 

Предутренний туман
над нами проплывает,
Над тамбуром горит
дорожная звезда...

 

Летом 1993 года я приехал в родовое гнездо известного русского композитора Василия Николаевича Липатова, друга Сергея Есенина, автора романсов на стихи поэта "Письмо к матери", "Клён ты мой опавший".

Я нашёл домик Липатовых неподалёку от живописной речки с поэтичным названием Становая Ряса. Встретил меня внучатый племянник В.Н. Липатова - Михаил Липатов, поэт и композитор, унаследовавший от своих предков весь их многогранный талант. Несколько поколений Липатовых были музыкантами, начиная от певчих в церковном хоре и завершая композиторами: Василием, выпускником Петроградской консерватории, любимым учеником А.К. Глазунова, и Юрием Михайловичем Липатовым, отцом Михаила Липатова, чьи песни пользовались большой известностью в начале 50-х годов - "Клавочка", "Девичья лирическая", "На катке", "В праздничный вечер", "Эх, Чёрное море".

Миша Липатов водил меня по Раненбергу, показывал его достопримечательности, рассказывал о знаменитом Василии Липатове и почти забытом композиторе Юрии Липатове, своём отце. Посетили мы и старинное кладбище, где похоронили Юрия Михайловича в 1986 году. Так в неспешных разговорах и прогулках как-то незаметно вдруг возникла тема песенного творчества Ю. Липатова. Буквально в день моего отъезда из Ранненбурга в Липецк Миша неожиданно спросил: "А вы знаете, что песню, которую в народе знают как "Сиреневый туман", сочинил мой отец?.."

Я не знал, хотя песня была всегда на слуху. На прощанье Миша предложил послушать пластинку с записью "Сиреневого тумана" в исполнении Владимира Маркина. Пока звучала песня, я прочитал на конверте: "Сиреневый туман", городской романс на стихи М. Матусовского, автор музыки неизвестен". Дата записи: 1992 год. И небольшое примечание от составителей диска "Трудное детство": "Окончательно установить имена дворового жанра XIX-XX столетий не представляется возможным".

Отзвучала песня "дворового жанра", и опять я как-то не уловил всей значимости происходящего. А Миша тем временем достал бумаги отца, небольшой семейный архив, и показал фотографии разных лет Юрия Михайловича, ноты песен и, наконец, авторскую карточку произведений, официально зарегистрированных в Союзе композиторов в общей картотеке, где среди прочего значилось: "Дорожное танго" ("Прощание") - текст и музыка Ю. Липатова". Рядом с этой строкой вписаны авторы текстов на другие песни - Л. Ошанин, М. Светлов. А "Дорожное танго" (и жанр его вписан в авторское свидетельство как "танго", тогда как иные все - "песни") - произведение оригинальное! И Матусовский тут ни при чём, ему хватает и своей песенной славы. У него и стиль письма иной. Другое дело, что липатовское "Дорожное танго", уйдя в народ, претерпело текстовые и мелодические изменения. И ноты были написаны для баяна, а первым записал танго в начале 50-х годов знаменитый Владимир Бунчиков. Где-то в архивах радио должна быть та запись...

Однако известные хрущёвские гонения и запреты не миновали и "Дорожное танго" - мотивировалось это тем, что оно напоминало "слащавые песенки Вертинского". Так в конце 50-х годов и отзвучало липатовское "Прощание"...

После всего услышанного и увиденного мне захотелось ещё раз послушать песню, чтобы сравнить её звучание с оригиналом по тексту и нотам. Пластинка зазвучала. И вдруг в горнице с печи раздался голос 92-летней бабушки, матери Юрия Липатова Евдокии Степановны: "Это Юрина песня-то!" С трудом сойдя с полатей русской печи, старушка вначале слушала вместе с нами пластинку, а потом произнесла задумчиво, как бы про себя: "Это он про Нинку Глухову написал, когда после войны встречался с ней..."

Невольно поддавшись общему настроению и ощущая какую-то недосказанность этой истории, я попросил Евдокию Степановну рассказать поподробнее обо всём. И она поведала, что ей было известно: об увлечении сына, о его долгих встречах и проводах любимой им Нины, которая жила на соседней станции Астапово, верстах в сорока от Раненбурга, куда можно было добраться единственным ночным проходящим поездом Смоленск - Мичуринск...

Герои этой истории встретились в разгар войны - в 1942 году. В захолустном Раненбурге был организован фронтовой театр во главе с эвакуированной сюда Варварой Маслюченко, женой известного украинского писателя Остапа Вишни. В штат театра приняли и восемнадцатилетнего Юрия Липатова, играющего на баяне свои песенки. Один из первых своих спектаклей театр показал на соседней с Раненбургом станции Астапово, в Доме культуры железнодорожников. Ещё со сцены Юрий заметил в зале девушку редкой красоты и обаяния. В антракте он, как был в театральном костюме, подошёл к ней, чем смутил невероятно... Десятки любопытных глаз устремились на них. С того же вечера начались их станционные встречи-расставания. "Я восхищён вами, Нина! Ждите меня - я скоро вернусь к вам!.." - прокричал Юрий из проёма вагонной теплушки оставшейся на перроне девушке, своему будущему "милому другу".

Ей было 17 лет, она оказалась дочерью станционного смотрителя и внучкой столбового дворянина, о чём в ту пору приходилось умалчивать.

Лирические отношения, согретые теплом первого чувства, длились пять лет, отвергая житейские неурядицы военного лихолетья. Они прошли вместе через холод войны, и казалось, пережитое поможет им соединить судьбы и сердца...

Перелом в отношениях Юрия с Ниной Глуховой произошёл в августе 1946 года при внезапном прощании влюблённых на старом Раненбургском вокзале: Нина ответила отказом на предложение Юрия быть вместе... Для него это оказалось душевным потрясением.

Стояла густая августовская ночь. Перекликались паровозные гудки, оттеняя реальность прозвучавших несправедливых, обидно-горьких слов, ненужных теперь упрёков.

В заветном привокзальном садике, где некогда они любили коротать время до ночного проходящего поезда, грустно осыпалась листва, под звёздными крыльями ночной мглы уходящего лета проходила безвозвратно любовь. Он ещё мог крикнуть, прервать роковое прощание, но... не крикнул, гордость не позволила. Она могла сказать "прости" - и не сказала...

Поезд, шедший мимо Раненбурга на запад, унёс Нину навсегда от её возможного счастья...

И звезда, горящая прямо над тамбуром, сияла прощальным холодным светом, и предутренний туман, смешанный с горьким паровозным дымом, проплывал над лесом. Всё обретало очертание романтической легенды, рассеивая житейскую явь: поезд Мичуринск-Смоленск с неумолимым грохотом мчался-улетал в сиреневую даль...

Юрий безмолвно смотрел на исчезающие мерцающие огни последнего вагона и вдруг увидел бегущую к нему мать.

"Я подбежала к нему и сказала: "Юра, пойдём домой! Ты не в себе, я боюсь за тебя, - рассказывала спустя почти полвека Евдокия Степановна Липатова. - А он ответил мне: "Ты что же думаешь, что я под поезд брошусь? Нет!.. Пойду к себе в Дом культуры, поработаю..."

Когда он сидел за пианино, в ночной тиши родилась вдруг песня потрясённой души, через короткое время облетевшая всю страну, тронувшая сердца послевоенного поколения. Вот её первоначальный, подлинный текст, авторский, лишённый флера позднейшего "сиреневого тумана":

ДОРОЖНОЕ ТАНГО

(Прощание)
Ты смотришь на меня и руку

пожимаешь,
Когда увижу вновь? Быть может,
через год...
А может быть, меня совсем (навек)
ты покидаешь...
Ещё один звонок, и поезд отойдёт.
Предутренний туман над нами
проплывает,
Над тамбуром горит дорожная звезда.
Кондуктор не спешит - кондуктор
понимает,
Что с милым другом я
прощаюсь навсегда!
Запомню навсегда, что ты
тогда сказала,
Улыбку милых губ, ресниц твоих
полёт.
Ещё один звонок... И смолкнет
шум вокзала,
Ещё один звонок - и поезд отойдёт.
Предутренний туман над нами
проплывает,
Над тамбуром горит дорожная
звезда.
Кондуктор не спешит - кондуктор
понимает,
Что с милым другом я прощаюсь навсегда!

 

Эта песенная история поразила меня. Конечно, хотелось узнать о дальнейшей судьбе Нины Глуховой. Но этого никто в Раненбурге не знал. Последний раз её видели там в начале 60-х годов. Ничего не сохранилось и в бумагах Юрия Михайловича. Тогда я предпринял отчаянную попытку отыскать её следы через местных железнодорожников.

Я вошёл в калитку небольшого частного домика. Во дворе сидела пожилая женщина, один облик которой говорил о былой красоте и благородном происхождении, несмотря на годы. Спрашиваю: "Мне нужна Нина...", - остановился, потому как не знал отчества. "Александровна", - подсказала женщина, глядя на меня с удивлением. Прошли в дом. Я рассказал Нине Александровне, что с недавних пор ищу её, так как интересуюсь творчеством Юрия Липатова, музыканта и композитора. Услыхав это имя, она вздрогнула и с большим интересом посмотрела на меня...

Проговорили мы несколько часов, и за это время мне довелось услышать даже не рассказ, в скорее исповедь одинокой души со слезами на глазах. Многое ей вспомнилось в том разговоре: первая встреча, обещания, надежды и... разлука на ночном Раненбургском вокзале. Всю жизнь она жалела о том своём опрометчивом решении. И ещё много лет посылала Юрию Михаловичу безответные открытки-поздравления к разным праздникам. Не знала, что его уже нет в живых. Я оказался первым, кто сообщил ей об этом.

Но... даже спустя 20 лет, когда в начале 60-х годов они случайно встретились в Раненбурге на улице и Юрий Михайлович вновь (!) предложил её быть вместе, она снова отказала ему. Добавлю, что к тому времени у него было пятеро детей, а у неё единственный сын. Всё жизнь Нина каялась, но что-то всегда сдерживало её - сие есть тайна великая. Мне она не открылась.

О песне "Сиреневый туман" я упомянул как бы невзначай. Нина Александровна живо откликнулась, посетовав, что по радио эту песню редко передают. Тогда-то и пришлось открыться: "Вы ведь и есть та девушка, которой посвящена песня. А автор - ваш вечный друг Юрий Липатов..."

Боже мой, как она была потрясена. Больших трудов стоило успокоить её, напомнившую вдруг юную Нину Глухову из далёкого военного года.

Нет, не закатилась, не отгорела своим лирическим светом для неё "дорожная звезда" минувшей любви...

Вернувшись в Раненбург, я всё рассказал Мише Липатову, а его матери не решился. Позже он сам передал её наш разговор.

На следующий день уже на вокзале, том самом, Миша отвёл меня в сторону и сказал: "Ночью я написал стихи под впечатлением вчерашнего разговора в саду. Послушайте..." И он, смущаясь, прочёл:

 

Да, вот и жизнь прошла...
Судьба их не связала.
Он тот прощальный миг
Не в силах был забыть!
И каждый год он ждал
У старого вокзала
Ту, что сам Бог сулил
Навеки полюбить...
Но есть и светлый луч
В истории печальной.
Ведь был он музыкант
С поэзией в крови,
И песню он сложил -
Как памятник прощальный
Предутренней звезде,
Единственной Любви!

 

Невольно меня пробирает душевная дрожь, когда я читаю эти строки и слушаю в который раз липатовское "Прощание" большой лирической и эмоциональной силы...

 

Вот что действительно липатовское — так это "предутренний туман" и "дорожная звезда". Эти термины правильно описывают обстановку — когда Юра ранним утром после свидания возвращался домой в Раненбург. Зато слово "сиреневый" вообще исчезло. А без него песня сразу теряет свой шарм. Тут неумолимо действует железный закон искусства: чем правильнее текст, тем он хуже.

В 1986 году Юрия Липатова не стало. Через 5 лет его сын заявил об авторстве отца. Однако при жизни Липатов-старший публично не претендовал на "Сиреневый туман". Известный музыковед и композитор Юрий Бирюков заинтересовался этой и еще одной заявкой на авторство и, сомневаясь в них обеих, отправился в Российское авторское общество (РАО). Там ему показали ксерокопию рукописи "Дорожного танго" из архива Ю.Липатова. На ней имеется такая пометка: "Текст № ...? В моей обработке". Эта пометка подтвердила сомнения Бирюкова, а заодно и мои, высказанные выше. Значит, существовал до раненбургского иной вариант, который и обработал Липатов.

Но кому же принадлежит вторая заявка? Может, как раз она-то и открывает имя подлинного автора? Тем более, что именно с ней в бой вступила тяжелая артиллерия: после того, как в 1992-м Вл. Маркин сделал запись "Сиреневого тумана", вдова известного поэта-песенника Михаила Матусовского заявила, что эту песню написал ее муж. Основанием для такого утверждения стало давнее событие семейной жизни. Однажды в конце 60-х, уточнила вдова, их дочь пришла с институтского вечера в восторге от услышанной там студенческой песни неизвестного автора. Она напела то, что запомнила. Матусовский засмеялся и сообщил, что эту песню написал он со своим другом, музыкантом Яном Сашиным то ли в 1937-м, то ли в 1938-м году для вечера в Литературном институте. Вдова приложила к заявке свидетельство одной из тогдашних студенток литинститута, ныне писательницы, о том, что та действительно слышала в те годы такую песню Матусовского.

Дотошный Юрий Бирюков установил однако, что в РАО, кроме лирических откровений, никаких документальных данных, подтверждающих версию вдовы, не имеется. Он же нашел в посмертных воспоминаниях Льва Ошанина, однокурсника Матусовского, упоминание, что Михаил часто напевал в довоенные годы песню со словами: "Прощайся с девушкой, уходит поезд, / Прощайся с девушкой, второй звонок". Казалось бы, очень близко к известному нам тексту. Но — другой ритм, другой стиль и, между прочим, — не танго. Ошанин скончался в 1996-м году, и, надо полагать, ему доводилось слышать спорный шлягер хотя бы в маркинском исполнении. Как мастер-песенник он не мог не понимать, что песню эту "делают" два поэтических оборота — "сиреневый туман..." и "кондуктор не спешит..." И если бы они были в том давнем тексте его институтского товарища, он бы обязательно об этом сказал. Но такого упоминания у Ошанина, обладавшего отличной памятью, нет.

Задумаемся и мы. Никто и нигде впоследствии ни разу не упомянул Матусовского — ни бывшие студенты, ни преподаватели, когда "Сиреневый туман" гремел в 50-х по всей стране. Но если бы песня ушла в народ из Литинститута, то, безусловно, с именем автора. Сам Михаил Львович тоже молчал, а ведь в то время он еще только начинал как поэт-песенник. Да и до самой своей кончины в 1990-м году ни словом не обмолвился о своей причастности к "Сиреневому туману", ни в каких его поэтических сборниках этот текст не появлялся. Объяснение этому может быть только одно: не писал его Матусовский. Между тем, усилиями вдовы его авторство сейчас вроде бы признано, и в перечне его песен уже числится этот многострадальный шлягер. Самое поразительное для меня, что он приписывается мастеру в том, явно несовершенном виде, который прозвучал в исполнении Маркина. Но ведь такой текст совершенно не лезет в "матусовские ворота"! Достаточно вспомнить его песни: "Вернулся я на родину", "На безымянной высоте", "Подмосковные вечера", "С чего начинается родина", "Московские окна" и многие-многие другие. Все они в литературном отношении несравнимо выше.

И есть еще один аспект: "Сиреневый туман", по сути своей (то есть, с точки зрения тогдашних идеологических мерок) — песня безыдейная, ни к чему не призывает, нет в ней должного оптимизма (хотя бы типа "слева кудри токаря, справа — кузнеца"). А в 1937-1938 годах в Литературном институте безыдейных песен не писали. Даже для вечеров. Не то время, не те песни. Так что авторство Матусовского никак нельзя считать доказанным.

В чём секрет "Сиреневого тумана?" Почему он был таким притягательным для нашего поколения — после голодного и холодного военного детства, вступавшего в жизнь под марши Победы и звонкие комсомольские песни? Потому что громких песен хватало, а негромких, лирических, идущих от сердца — почти не было. "Отъезд", "прощание", "пожатие рук" — эти незатейливые слова были частью нашей жизни, это мы стояли на вокзалах, с замиранием сердца ожидая паровозного гудка и надеясь, что последний момент расставания не станет последним. И точно найденный образ сиреневого тумана задавал тональность песне, а задушевная мелодия — тоже несложная и легко запоминающаяся — сливалась с текстом в единое целое. Это была песня не для концертного исполнения, не для демонстрации вокальных данных. Ее мог петь каждый — в небогатом студенческом застолье, в кругу друзей, у туристского костра.

И тут, когда 20-й век стал для нас уже прошедшим и, казалось, все бури отшумели, появляется новый претендент на авторство "Сиреневого тумана". Известная израильская журналистка Шуламит Шалит публикует статью, в которой рассказывает о талантливом человеке, профессиональном литераторе и переводчике Михаиле Ландмане. Она знала его еще в Москве в свои студенческие годы, а спустя много лет брала у него интервью уже в Израиле — незадолго до его смерти в 1997-м году. Нечего писательской вдове зариться на чужие творения, у Матусовского хватает своих песен — категорически заявляет Шалит. Настоящий автор "Сиреневого тумана" — Миша Ландман. И рассказывает...

Песню эту он написал со своим другом Михалом Ярмушем еще в 1951-м. А в 1961-м она была впервые опубликована в небольшом самиздатовском сборнике, который Шалит редактировала. Сборник — всего 5 экземпляров на машинке — назывался "Пять девчат о любви поют". А Мишин текст назывался "Экспресс времен". Вот он:

Экспресс времен

 Экспресс времен пришел
                        на первую платформу,
Я взял себе билет до станции "Забудь",
Чудесный мой состав
                      бесплотен и бесформен,
Крушенью не бывать,
                       спокоен дальний путь.

Сиреневый туман над нами проплывает,
Над тамбуром горит зеленая звезда.
Кондуктор не спешит,
                      кондуктор понимает,
Что с девушкою я прощаюсь навсегда.

Напомнит стук колес всё то,
                                 что ты сказала,
Что выцвела любовь,
                          как ситцевый платок,
Что ты устала ждать
                         под сводами вокзала,
Где каждый поцелуй —
                           недопитый глоток.

Сиреневый туман... (повторяется как припев)
Шуламит Шалит вспоминает, как Михаил Ландман пел свою песню — правда, не на известный сейчас, а на другой мотив. И как потом дописал к ней еще и третий куплет. И все были в восторге и пели вслед за ним "Экспресс времен".

Спору нет, — хорошие стихи, но меня удивляет другое: опытная журналистка не заметила очевидного — первый и второй куплеты запева здесь явно не стыкуются, они из разных сфер. Бесплотный и бесформенный состав — и вдруг, "напомнит стук колес". А припев как будто взят еще откуда-то. Такое впечатление, что в этом тексте автор пытался соединить несоединимое — романтический флёр городского фольклора с высоким поэтическим слогом. Что же касается третьего, дополнительного куплета, то там вообще речь о том, "что скоро будет стерто\ Лицо моей земли от атомных атак". И это взахлеб пела молодежь?

... Летом 1957 года, после недели высокогорных переходов, наша группа пришла на гостеприимную Домбайскую поляну. Здесь, в центре Кавказа, среди шума и гама альпинистских лагерей у нас был однодневный отдых. А потом по осыпающейся под ногами скользкой породе, мимо грязных от таяния ледников мы поднялись на Алибекский перевал. Вечером уже по другую сторону хребта в последний раз разбили палаточный лагерь. Назавтра мы возвращались на базу и разъезжались по домам. И поэтому на нашем прощальном костре было немножко грустно от предстоящего расставания, и снова, и снова звучали пронзительные песни, рожденные в туристских походах и в геологических экспедициях. Знаменитый "Глобус". "Горно-Баксанская", посвященная погибшим воинам-альпинистам. Конечно, "Сиреневый туман" на альпинистский лад. И шуточные, вроде: "Передо мной Белалакая\ Стоит в туманной вышине,\ А струйки мутные так медленно стекают\ За воротник — кап! Кап! — и по спине..." (Белалакая — известный пик на Кавказе.)

И еще:

Дым костра создает уют,
Искры вьются и гаснут сами,
Пять ребят у костра поют
Чуть охрипшими голосами.
Если б слышали те, о ком
Эта песня сейчас звучала,
Прибежали б сюда пешком,
Чтоб услышать ее сначала,
Чтоб почувствовать до конца
В этом диком таежном крае,
Как умеют любить сердца,
Огрубевшие от скитаний.
Дым костра создает уют,
Искры вьются и гаснут сами,
Пять ребят о любви поют
Чуть охрипшими голосами.
Такие песни пели мы в те годы. Среди них были оригинальные — как, например, эта, "Пять ребят", или покорившие нас вскоре песни Юрия Визбора. Но было очень много переделок, написанных на известные мелодии, причем, конечно же, в этом случае никто из сочинителей новых слов не претендовал на всесоюзную известность. Каюсь, и я в институте написал прозвучавший со сцены текст на неувядаемую экзаменационную тему: "Сиреневый туман глаза мне застилает,\ Стипендия горит сиреневым огнем.\ Профессор не спешит, профессор понимает,\ Что с девушкой билет учили мы вдвоем" и т.д. Но когда мы собирались с друзьями-музыкантами созданного нами ансамбля, то всегда пели для себя "настоящий" вариант, причем с куплетом, который я впоследствии больше никогда не слышал:

И если на пути любовь
                               найдешь другую
И кто-то будет локоны твои ласкать,
Ты вспомни обо мне
                    — что где-то я тоскую...
А, впрочем, ни о чём
                          не надо вспоминать.
И, полагаю, любому непредвзятому журналисту ясно, что текст "Экспресса времен" не мог стать популярным, не мог войти необходимой частью в жизнь молодежи 50-х и последующих лет. Есть очень существенная разница между образными системами высокой поэзии и массовой песни. Я с большим уважением отношусь к Шуламит Шалит. И с не меньшим — к Михаилу Ландману, заявившему, между прочим: "Песня эта написана [нами] на мотив какого-то танго, звучавшего в конце 40-х годов". Бесспорно, что "Экспресс времен" написал именно он. Но так же бесспорно, что "Сиреневый туман" написал кто-то другой. Скорее всего, на оригинальный мотив.

Удастся ли нам когда-нибудь узнать имя подлинного создателя знаменитого шлягера? Возможно. Всякое бывает. А, может, оно так и останется безвестным. Несмотря на то, что на сегодняшний день уже можно создавать Клуб авторов "Сиреневого тумана".

А пока суд да дело Владимир Маркин открыл в Москве престижный банкетный комплекс. Угадайте, как он его назвал. [url]http://accordion-note.narod.ru/docs/tuman.htm[/url]

 

МАРК ШАГАЛ (1887 - 1985)

 

 

Русский художник. Французский художник. Израильский (простите, все-таки иудейский, а с точки зрения евреев и русских, еврейский) художник. И даже теперь и Белорусский художник, хотя я помню тот скандал, когда автора хвалебной статьи о витебском художнике порицали и преследовали в официальном Минске, еще не ставшим столицей отделенного от СССР государства. Теперь все в порядке, все стоят в очереди на присвоение Шагалу статуса почетного представителя своего народа. Бесспорно одно для каждого из них: родился в Витебске (ныне Белоруссия, тогда - Россия),  прошел путь становления как художник в России, первое печатное признание в люви как к художнику получил в СССР, большую часть своей жизни жил и работал во Франции, работал в Америке, в Швейцарии, в Англмм, по пресловутому пятому пункту был евреем, ибо родился в семье евреев, всегда об этом помнил, слздал ряд произведений для Израиля а на самом деле он был ГРАЖДАНИНОМ ВСЕЛЕННОЙ..

Художник, чьи работы, увидев раз, уже не забудешь никогда.  Художник, которого не захочешь, а полюбишь на всю жизнь. Художник, у которого нет "двойников" и который сам никогда ничьим "двойником" не был. Художник, воспевший в своем творчестве Свою Любовь, Свой Народ и Свою Родину.

Имя ему МАРК ЗАХАРОВИЧ ШАГАЛ

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 Он отличался самобытным видением.Он пережил всех своих современников, пионеров отечественного авангарда. По цельности творчества, многоликости и многообразию поисков Шагал сравним с крупнейшими из современников-парижан Матиссом, Пикассо, Леже. Как и они, он был реформатором в искусстве, много сделавшим для совершенствования художественного языка. Он был так же колористичен, как и фовисты, но выражал собственное прочтение мира, строго организуя цвета в пространстве, хотя, как и другие авангардисты, не соблюдал строгой расчлененности пространства картины на "верх" и "низ". При этом Шагал оставался реалистическим художником, который не расщеплял, как футуристы, все что видел.

   

 В формировании художественного сознания Шагала, неповторимого облика и богатства его творчества очень важна была Россия, ее культурная и социальная среда первой четверти XX столетия. 
 

 

 

Продавец газет

 

Красный еврей

 

Именно к России в дни радости и печали был обращен благородный и мудрый взор Марка Шагала. Сбившиеся в кучу, запорошенные снегом домишки Витебска с высящимися вдали православными церквами будут до последних дней появляться на его холстах, акварелях, рисунках и гравюрах, символизируя Родину - Россию.

Художник над городом

Площадь Витебска

 

Окно в Витебске

В Витебске и Петербурге Шагал начал формироваться таким, каким его впоследствии узнал и полюбил весь мир. В Витебске, Петербурге и Москве создан ряд прославивших его работ. В 1918 году в России была издана первая монография о художнике.

Картина 1908 года "Покойник (Смерть)" уже содержит "программу" будущего творчества Шагала. В структуре ее образа переплелись опыт жизни в еврейской окраине, ортодоксальные религиозные воззрения, традиции фольклора и идеи русского символизма. В этом полотне обнаженность лирического чувства сочетается с алогизмом деталей и ситуаций (скрипач на крыше), приемами деформации, напряженностью колористического решения.

 

Холст "Свадьба" (1910)   -  образец формирующейся стилистики Шагала. Изображенное  в равной мере принадлежит земле и космосу. Люди и животные живут в братском единении, им не ведома гравитация, они естественно ощущают себя на крышах домов и свободно перемещаются в небесном пространстве. Отныне эти мотивы будут постоянными в творчестве мастера.

Годы, проведенные в России, небольшой отрезок в долгой жизни мастера, - один из самых насыщенных и продуктивных в творчестве и становлении личности.

Солдаты 1912

 

 

Вместе со страной он переживает две войны и две революции, работает, создавая новые шедевры.

Именно здесь Шагал впервые обращается к монументальной живописи и к театру. 

 

 Эскиз  костюма для спектакля в Еврейском театре.

 

 

В 1914-1915 годах появляется череда трогательно простых, теплых по трактовке портретов родных:

 

"Отец" 1907 (рис.) и 1914

   

Дедешка

 

 

Визит к дедушке и бабушке

 

 

)

"Парикмахерская" ( 1914

 

 

 Счастливая женитьба на Белле Розенфельд обогатила мировосприятие художника.

Белла с белым воротником" (1917),

В эту пору созданы светлые, наполненные счастьем и радостью полотна

 

   

"Окно на даче" (1915),

,

"Ландыши",  (1916)

 

"Окно в сад" (1917).

Одновременно Шагал создает неожиданную для отечественной живописи серию изображений влюбленных "Голубые любовники" (1914), "Розовые любовники" (1916), "Зеленые любовники", "Серые любовники" (обе 1916-1917).

Розовые любовники

Чувство к Белле, подлинной музе художника, способствовало появлению серии большеформатных, отмеченных зрелостью, одухотворенных поэзией холстов

 

"Прогулка" (1917),

Над городом" (1914-1918),

 

"Свадьба" (1918).

Благословляемые ангелом или парящие над провинциальным Витебском, персонажи этих полотен наполнены и всепоглощающим чувством счастья.

 
В 1920-1930-х  простодушный, мудрый и одновременно изощренный мастер создал свою индивидуальную мифологию, внутри которой в равновесии существовали земля и космос, Париж и российская провинция, высшие силы, люди и животные, с которыми постоянно приключались различные метаморфозы. Остросовременный, даже в своей архаичности, он был "ничей", не принадлежа ни одной школе, ни одному течению.

 

Работа над композициями к Библии (1931) потребовала особого лаконизма, лапидарности и простоты изобразительного языка. Работе предшествовало путешествие Шагала в Палестину, Египет и Сирию, с которым связано полотно "Стена плача" (1931).

Приход фашистов к власти в Германии, уничтожение картин мастера в Мангейме, Мюнхене и Вене, нарастание предвоенной напряженности в мире непосредственно влияли на его, казалось бы, внешне отвлеченное искусство. В 1937-1938 годах Шагалом создана серия картин, объединившая холсты "Революция" (1937) и триптих "Сопротивление", "Возрождение", "Освобождение" (все 1937-1938), звучавшие как предостережение. В них отразились переживание и жизненный опыт художника, свидетеля революций и войн в России. В мрачном, усложненном образном строе первых трех композиций кроме традиционных для мастера мотивов невесты, музыкантов, животных со страдающими человеческими глазами появились изображения распятия, раввина с Торой, бегущего животного с горящей свечой, митингов с красными флагами.

 

После смерти Беллы Шагал женится вновь.

 

Возвращение семьи. 1947

После войны искусство Шагала вызывает устойчиво нарастающий интерес. В конце 1940-1950-х по Европе и США прокатываются волны персональных выставок художника.

В это время творчество Шагала становится особенно многоликим, обогащенным новыми темами и идеями, видами искусства и техники. В 1940-е он впервые обращается к цветной литографии, а в 1950-х - к керамике и скульптуре. Наряду с живописью маслом много работает в станковой гуаши, открывает для себя сферу монументальной живописи. В 1957 появляются его керамические панно и витражи, мозаики.

 К лучшим работам тех лет принадлежат витражи собора в Меце (1958)

и синагоги медицинского центра "Хадасса" в Иерусалимском университете (1960-1962). 

 

 

 

 1960-1970-е годы - время повсеместного признания Шагала и закрепления его высокого авторитета в истории мирового художественного процесса. 

 

Париж. 1913 год

Плафон Гранд-Опера. Эскиз.1964

 

Плафон Гранд-Опера. Париж.  1964

 

Афиша  с опере "Волшебнач флейта"

 

 

Витражи

 

 

 

 

 

Марк Захарович Шагал  - монументалист 1971 г. На фоне мазаичного панно

 

Вчера и сегодня ехала на работу по кольцу вот в таком интересном поезде.

 

Вчера в голубеньком, сегодня в этом. Видимо, обстановка облагораживает: вчера место уступили, сегодня место тбыло и так и я смогла пофотографировать. Обратили вниманиеЮ нигде нет привычно висящих вкривь и вкоси объявлений всяких машенников, все очень аккуратно, чистенько и даже не воняло.

 

Продолжение

Руки на картинах Эль Греко

 

Мадонна покрова 1603-1605





Несение креста 1577-1579




 
Апостолы Петр и Павел, 1614 Эрмитаж, Санкт-Петербург  






 
 
 Портрет короля (Волхв) 1590-1600







Беседа св.Франциска и фра Лео о смерти, 1601



Святое семейство 1594-1604





 Портрет Фрая Ортенсио Феликса Парависино



Кающаяся Мария Магдалина, 1580 Музей изящных искусств, Будапешт






 Христос на Масличной Горе, 1605 Национальная галерея, Лондон 





 

Брейгель «Бархатный», Ян (Brueghel de Fluwelen, Jan) (1568-1625), один из сыновей Питера Брейгеля Старшего, выдающийся фламандский художник, мастер маньеристической живописи цветов и пейзажей.
Он родился в Брюсселе в 1568 году, в семье великого нидерландского мастера . Воспитала Яна бабушка, тоже художница миниатюрного направления М. Верхюльст. Начинал учиться живописи юный художник в Антверпене.
В 1589 году Ян Брейгель уезжает в Италию. С 1592 года по 1595 год художник живет в Риме, где знакомиться с собратом по цеху пейзажистом Паулем Брилем. Вернувшись во Фландрию 1597 году, будучи сыном художника он был принят в антверпенскую гильдию художников Св. Луки.
В начале 1599 года, а именно 23 января Ян женился и уже в 1601 году 13 сентября жена родила ему сына. Мальчика назвали тоже Яном и впоследствии тот также станет известным художником по именем Ян Брейгель Младший. Где-то с 1601 года Ян Брейгель Старший становится деканом гильдии Св. Луки. В 1604 году художник побывал в Праге, также известно о его работе при брюссельском дворе в период 1606 года. Плодовитый и разносторонний мастер, он стал самым талантливым среди потомков отца. Мастерство художника проявилось во многих жанрах. В сотрудничестве с Рубенсом, Ян Брейгель создал новый тип пейзажа, одновременно простой и лиричный, в котором доминируют коричневые и сине-зеленые тона. Этот пейзаж включает в себя многочисленные изображения животных, фигуры человека.
Брейгель Бархатный исполнил также множество цветочных натюрмортов, написанных в блестящей и тщательной манере. Его талант имел многочисленных поклонников и последователей.
Умирает художник в 1625 году от холеры, вместе с ним от этого же диагноза умирают трое его детей (Питер, Элизабет и Мария).


Продолжение

Памятники, не вошедшие в экспозиции музеев деревянного зодчества, расположенные вдали от дорог, умирают без внимания и помощи. Случайно наткнулась на материал о поездке в Чухлому авторов этих фотографий (вы найдете их по ссылке). Чухлома - тот город, в который я ехала в 1988 году, да так и не доехала. Трудной дорога оказалась. А вот ребята, сделавшие эти фотографии доехали. Но вопрос очевиден: "А ДАЛЬШЕ ЧТО??? ТИШИНА. что ли. Видимо, именно так. А ЖАЛЬ!!! Край это золотоносный. Сколько интересных находок было сделано там такими искусствоведами, как Савелий Ямщиков, например.
http://qzmn.livejournal.com/6780.html
Вот что увидели авторы вдали от города и людей:









[COLOR=darkblue]