Я бела и худа от причины:
Положила меня мать под "месечину",
В лунный свет уложила голодный,
В луч холодный.
Говорила ей бабка, учила:
Не клади ты дитя под "месечину",
Прячь ты люльку в угол самый тёмный,
Самый сонный.
Только зря бабка мать мою пугала:
Хоть и вышла она замуж за цыгана,
А над нашими обычаями смеялась,
Издевалась.
Четверых родила от цыгана,
А потом сама же и ругала:
Больно много кричат, говорила.
Не любила.
И однажды по весне, в жасмина цвете,
Положила меня спать в лунном свете,
А сама взяла и в лес убежала
Рысью шалой.
А луна-то кровь цыганскую любит,
Целовала луна мои губы,
Целовала, пока не побледнели,
Да пожалела.
Налетела утром бабка чёрной птицей,
Подхватила меня, как волчица,
Унесла далеко, под иконы,
Бить поклоны,
Да отцу кричала, темнолица:
"Говорила, не женись на волчице!"
А я тихо глядела-глядела,
Как луна полетела.

Русла мои пусты, и ветви голы.
Мысли мои - лишь пыль на теле камня.
Кто говорит - остыл запал глагола?
Разве? Когда он был? Вчера? Как странно.
Клетка моих костей - гробница птицы.
Руки моих плечей глухи и сонны.
Кто говорит - пустей на стёклах лица?
Сколько прошло ночей? А лет? Не помню.
Губы мои тверды и не-разлучны.
Тьму исцарапали в зуд мои ресницы.
Кто говорит - следы мои зыбучи?
Лучше откройте грудь. Смотрите - птица.

Полный список глав тут:

http://chauvin.livejournal.com/354499.html

выступаю со стихами, правда, прошлогодишными

Мокрый асфальт - тёмен,
Дождик от солнца светел.
В красном "игрушечном" доме
Прячутся мокрые дети.
Прячутся и - не скучают:
Мокрый песок лепок,
Сто пирожков к чаю
Дети азартно лепят.

Она не любила моё лицо, волосы, взгляды, походку,
Всякое лично моё словцо, портретное сходство с тёткой,
Мои привычки, жесты и сны, манеру вставать и падать,
Игры, отсутствие кнопки вины, любовь к мечтам и шарадам,
Джинцы, танцы, в ранце бардак из книг, стихов и рисунков;
Когда со мной приключалась беда, я в спину слышала: "сука!".
Она приучала меня молчать, взамен отучая верить -
А как она любила кричать, указывая на дверь мне!
Я дверь закрыла, закрыв и детство, и чёрт с ним, было и было,
Ведь всё так просто и даже естественно: она меня не любила.

Там, где красавицы красные ленты
Дарят юнцам-лейтенантам,
Тучи приходят надбашенным фронтом -
Ливневым бунтом.
Там, где фламинго танцуют фламенко
В красной воде спозаранку,
Ветер играет фанданго на звонких
Ливневых струнках.

Сажусь за стол, беру карандаш, кладу белый лист.
Мой почерк — гол, но разве беда? Ты не японист.
Сижу, гляжу, как смотрит на снег, наверное, лис,
И вывожу — в ущерб белизне — простое: «Вернись!»
Мой почерк — шал, безумная вязь изгибов, и бег
Карандаша похож на припляс шута при ходьбе;
Мой почерк — нем, как старческий плач, как рыбы на дне,
Немее схем — нелепый циркач верхом на бревне.
Строка к строке — один только зов, одно лишь «Вернись!»
В слепой тоске несётся борзой безудержно — вниз.

Я

Пусть это будет кольцо — отчего бы нет? —
Ананта-Шеша, схвативший фалангу пальца —
Такие штучки, как вечность, всегда в цене —
По крайней мере, пока исполняют танцы
При храмах и при луне — и пока мужи
Стремятся найти кольцо, чтоб засунуть палец —
Пока кошмар Ядовитой Плаценты жив
И каждый танец намного больше, чем танец —
Так вот, кольцо, воплощённая бабья плоть —
Ничто, нигде, обрамлённое по бескраю —
Венец на сыне Божьем и сам Господь
В ту бесконечность, когда он с собой играет —
Пусть это будет кольцо, так тому и быть —
Всевластья символ и птичьего знак бессилья —
Неумолимость и вариативность судьбы —
Пусть так и выглядит то,
что ей подарил я.

Принесла крохотную красноухую черепаху.

Август пылок и смугло-ярок,
Дарит щедро охапки лилий,
Поцелуи в проёмах арок
Вкуса ветра и летней пыли.
Август томен и грешно-нежен,
Водит пальцами вниз по шее.
Он ленив и слегка небрежен,
И с утра только хорошеет.
Август бронзов и любит грозы,
Правда, солнце он тоже любит.
Принимает картинно позы
И смеётся мне, белозубый.
Август весел и чуть беспечен,
Держит крепко и дышит жарко.
Милый Август! — не будь конечен!
Не сбегай с Сентябрём под арку…

Цыганская Эдерлези, текст и перевод
Болгарская версия
Исполняет турецкая певица
Примечание

Тэ курав лэ aka Te kuravle
Лоли пхабай (из "Табор уходит в небо")
Лили, лили с альбома группы Kal
Чяе-шукарие
Бубамара, OST к фильму "Чёрная кошка, белый кот"
Ай, Лина, Лина с альбома группы Ternipe

Часть I. "Луна, луна, скройся!"

Глава 1: Немного о вампирах
Глава 2: Цыганское Рождество
Глава 3: Опасные танцы
Глава 4: Песни цыганской скрипки
Глава 5: Пасхальные каникулы
Глава 6: Кто-то предпочитает блондинок
Глава 7: Чужая территория
Глава 8: На берегу очень грязной реки
Глава 9: Встречи и расставания
Глава 10: Кто-то предпочитает блондинов
Глава 11: Ночные разговоры
Глава 12: Личные тайны господина Батори
Глава 13: Когда под ногами горит земля
Глава 14: Кузня

Часть II. Ручной белый волк императора Батори

Глава 1: Волчица императора
Глава 2: Сговор и заговор
Глава 3: Клич
Глава 4: Капкан
Глава 5: Яма
Глава 6: Князь тёмного леса
Глава 7: Время для сказок
Глава 8: След
Глава 9: За флажки
Глава 10: Волчье солнышко
Глава 11: Разговоры и уговоры
Глава 12: Место для сказок

Когда-то я ушла с Ли.ру в ЖЖ, потому что там было удобнее.

Похоже, теперь будет обратный ход.

Кстати, у меня есть также блоги на Дриме, Дайри и Мэйле - но эти три только со стихами, и дубликат ЖЖ на Я.ру.

Мне десять лет. У меня нет пола
и даже, возможно, имени,
тёплой одежды — зато есть голод
и гордость юного римляна.
Мне десять лет, я это так остро,
так беспощадно чувствую:
в ночном туалете прячутся монстры,
а в животе — предчувствия.
Дачники вслед мне грозятся палкой —
чуют угрозу яблокам.
Я убегаю — играть на свалку,
летаю по стройке зябликом,
горстями с клопами жую малину
в лесу, а потом с собаками
шастаю, запах вбирая псиный,
между помойными баками.
Мне десять лет. Я учу английский —
будто мне до английского.
Я — вторая в расстрельном списке
капитализма российского.
Окна черны. Я рисую сказки
карандашей огрызками.
Я бы хотела поесть и ласки,
и лета — рыжими брызгами,
но пальцы прозрачны, и — кашель, кашель
рот раздирает бесстыже мне.

Дайте мне миску молочной каши,
мне десять лет, я выживу!

На мне красная шапка, что не значит вообще ничего.
Это тёмный лес, мне надо его пересечь.
Говорю: смотри, это просто деревья, вот.
Отвечаю: да, но их взгляды умеют жечь.
Воздух тёмен и смутен, деревья, уже не таясь,
тянут лапы и — хватают меня за бока.
Говорят, что в ночном лесу бродит волчий князь,
ищет свежее мясо — корму задать волкам.
Я шепчу: не заметит, моя кожа не дышит теплом,
да и мяса нет, один суповой набор.
Говорю: смотри, от снега совсем светло.
Отвечаю: да, и лучше ему обзор.
Мои кости промёрзли, мои пальцы уже как стекло,
я не чую ног, и кожа бела и тверда.
Я сбиваюсь вбок, хрустит под ногой бурелом.
Нахожу тропу и дальше иду. Как всегда.
На мне красная шапка, позову — прибежит дровосек,
и изрубит волков, плечистый и чуть хромой.
Вот и школьные окна мне светят, остался один пробег.
Час английского, и через лес я иду домой.

С пальцев моих стекает закат — капает в пруд.
Ловят губами рыбёшки солнечный яд.
Я не сойду с ума, не завшивею, не умру —
это не сок моих вен. Просто закат.

Съёжившись, ночь сбежит под крыльцо, ляжет в пыли
пережидать суету прохожего дня.
Завтра. Но прямо сейчас и тут красным залит
пруд, и рогоз бездвижен, и тени теснят.

Завтра. Я буду дышать, спешить, заваривать чай
с мятой, искать носки, замечать в окно
на самокате девушку в белом, и — невзначай —
локтем цеплять за шкаф буду завтра, но

завтра. Потом. А сейчас я горстями держу закат
в глупой надежде вернуть его в сети вен,
в бледный и мягкий живот с дырой возле пупка.
Пальцы не держат. Красным блестит в траве.

набросок к Лунелуне