ВНОВЬ

Я вновь хочу быть нежным,
Быть кротким навсегда,
Прозрачным и безбрежным,
Как воздух и вода.

Безоблачно прекрасным,
Как зеркало мечты,
Непонятым и ясным,
Как небо и цветы.

Я вновь хочу быть сонным,
Быть в грезе голубой,
И быть в тебя влюбленным,
И быть всегда с тобой.

Константин БАЛЬМОНТ, "Литургия красоты"

Господи-и-и!!! Как же в настрой мой хрустальный эта нежная нотка Вселенской красоты! Неповторим, неподражаем маг в своей кроткой поэзе скупому символу... и безбрежности. Ну кто ещё, кроме, пожалуй, Бунина, уместит восторги свои в несколько строк. Но Бунин покоен и весь исполнен буколистической благости, а Бальмонту и в этом скромном откровении Вселенную подавай. Так и светятся среди строк упоительно-зовущие всполохи любви, так и хочется сделать что-то большое и светлое для мира, для любимой, для себя в себе. И долго лёгкое ошеломление не покидает тебя, улетевшего от сиюминутности в сказочные дали. Где звёзды спуснаются с неба, чтобы подарить тебе сказку, начатую этим кудесником смыслов, сказку в ключе чистого символа, сумевшего подарить тебе меж строк тайную тропку в Вечность. "И быть всегда влюблённым, и быть всегда с тобой". Божественно...

Честное слово...Москва ушла в небольшое похолодание до морозца и ясную погоду вместо дождя какого-то, не осеннего вовсе. Настроение и так славное, а осень, солнце и свежесть почти лесная на краю Измайловского парка - этот коктейль природы и погоды делает тебя просто восторженным юнцом. Дел и переговоров море, недавно вернулся и чай пью за компом пока. А вот завтра Лобов возвращается с Красной поляны, что сулит напряжённые переговоры в понедельник-вторник по малоэтажке в Лукоянове: Олег Иванович проект 40 малоэтажек своим поручил, пойдём под него кредит у СБ выкручивать и под подиумный вариант теплицы на аэропонике. Россельхозбанк пока не трогаем, у Патрушева денег после нового года будет, как у дурака махорки и цеплять надо субсидарный кредит разом на пол ярда под колхоз провальный с 14 тыс.га отличных земель одним паем, а для этого тепличка должна стоять и производить продукцию, малоэтажки уже отделываться, а колхоз подготовлен на 5 тыс.га под зерно, 3 тыс.га под картофель и корма, а остальное пусть отдыхает или кушается 5-ю тысячами овец и 1000-й коровок, дай им Бог здоровья. Ещё, спасибо Арсену, появилась возможность открыть торговый центр на 2 тыс. кв.м под компы, телефоны, зеркалки, и оргмелочь - это будет подпитка налом всех текущих расходов и поддержка штанов, пока теплица и торговый центр не потащат прибыль на развитие и обслуживание задумок. Ну, добрый вечер, друзья и читатели!

* * *

Ребенком я, не зная страху,
Хоть вечер был и шла метель,
Блуждал в лесу, и встретил пряху,
И полюбил ее кудель.

И было мне так сладко в детстве
Следить мелькающую нить,
И много странных соответствий
С мечтами в красках находить.

То нить казалась белой, чистой;
То вдруг, под медленной луной,
Блистала тканью серебристой;
Потом слилась со мглой ночной.

Я, наконец, на третьей страже.
Восток означился, горя,
И обагрила нити пряжи
Кровавым отблеском заря!

Валерий БРЮСОВ, 21 октября 1900




Великолепный Брюсов в зачине своего творчества великой эпохи символизма. Я мало в последнее время выставляю его тут, оттого что пришёл к нам с ним очередной праздник переосмысления. Читаю его много и запоем, но коментировать пока нет никакого желания: он вдруг из чисто эстетических размышлений о своей роли в среде символа явился чудным высверком кристальной чистоты этого стиля, на волшебные блики которого любоваться - несравненное наслаждение! Как будто он задался целью принести в этот мир символ в его первозданной свежести, слегка холодноватый, но безмерно прекрасный среди своих анимаций потаённых смыслов мира совершенством неразгаданной загадки, сказочные грани которой являют тебе волшебные образы всю твою сознательную жизнь новизной и красотой совершенства. Такие они - "серебряные"...

ЖИВИ

"Живи один", мне Мысль сказала,
Звезда Небес всегда одна,
Забудь восторг, начни сначала,
Дорога скорби - суждена".

"О, нет", шепнуло ей Мечтанье,
Звезда - одна, один - цветок,
Но их дыханья и сиянья
Проходят множеством дорог".

И вечно юное Стремленье
Прервало их неравный спор.
Взял лютню я, - и волны пенья,
Звеня, наполнили простор.

Константин БАЛЬМОНТ, "Литургия красоты"





Не могу, да и не хочу пока я, наполненный вот уже почти неделю восторгом бытия, когда всё случается и получается, обращаться к чужим, пусть даже близким и понятным мне страданиям: ликование наполнило всё существо моё, ликование постижения и достижения! И тут без Бальмонта - никак! Будет ещё и Ахматова, без Волошина в моём мире нового постижения мудрости бытия и сознания - никак! Никак без Брюсова с его потаёнными символами и смыслами, Цветаеву выпустил я на волю из родников своей души и рвётся к звёздам Всеволод Иванов. Но начинать мне хочется сейчас с тихих восторгов Бальмонта, как ещё недавно великая Цветаева открывала каждый день моего счастья. Такие они - "серебряные"...

* * *
Мир закутан плотно
В сизый саван свой -
В тонкие полотна
Влаги дождевой.

В тайниках сознанья
Травки проросли.
Сладко пить дыханье
Дождевой земли.

С грустью принимаю
Тягу древних змей:
Медленную Майю
Торопливых дней.

Затерявшись где-то,
Робко верим мы
В непрозрачность света
И в прозрачность тьмы.

Максимилиан ВОЛОШИН, Лето 1905, Париж

Может кто-то скажет, что это зрелая поэза Волошина? Да, вполне зрелая,...но ещё нигде не напечатанная! Её вообще напечатают только в 1988-м году разгулявшиеся торговцы перестроечных времён, жалкие типы, ворующие и печатающие на авось. А в то лето 1905-го года Волошин увлечённо готовит выставку импрессионистов в России и стихи пишет так, под прекрасное настроение человека, у которого получается буквально всё, за что он берётся. Только по приезде его в Питер многое из этого созвездия будет напечатано с помощью чуткого на новое и великое Брюсова и мир ошалело встрепенётся: в России явился зрелый поэт, ни одной строки которого до этого не печатали! Боже, сколько величия откроется сразу, ...а он в это время будет постигать свет и пространства в Киммерии, сводя с ума нагрянувшего туда ошеломлённого Рериха. Господи-и-и! Как же щедра и велика Русь такими открытиями, подарившими миру и красоту древнюю великой земли Руси, и Космос её необъятный, и таких вот киммерийских магов, поющих этому сакральному миру на звёздной струне Бытия. Как хорошо, как трепетно мне с ними, друзья!

Валя рвёт на клочки сервис и мой днев - а мене весело, весело!!! Всей этой нечистоплотной камарильи деньки-месяцы остались, вот отчего весело мне, а не дурной истерикой заходиться! Более тысячи друзей и читателей меня поздравили, некоторым Валя все нервы вытрепал, пока они попали ко мне. А мне счастливо, потому что они не бросили всё на полпути, и - попали!!! Ну на остальное просто так, потому что хорошо, славно и радостно мне и всё это вы, друзья и читатели мои. Ура-а-а!!!

ОСЕНЬ

Осень. Мертвый простор.
Углубленные грустные дали.
Завершительный ропот шуршащих листвою ветров.
Для чего не со мной ты, о, друг мой,
в ночах, в их печали?
Столько звезд в них сияет,
в предчувствии зимних снегов.

Я сижу у окна. Чуть дрожат беспокойные ставни.
И в трубе, без конца, без конца, звуки чьей-то мольбы.
На лице у меня поцелуй, -
о, вчерашний, недавний.
По лесам и полям протянулась дорога Судьбы

Далеко, далеко, по давнишней пробитой дороге,
Заливаясь, поет колокольчик, и тройка бежит
Старый дом опустел.
Кто-то бледный стоит на пороге,
Этот плачущий - кто он?
Ах, лист пожелтелый шуршит.

Этот лист, этот лист... Он сорвался, летит, упадает...
Бьются ветки в окно.
Снова ночь. Снова день. Снова ночь.
Не могу я терпеть.
Кто же там так безумно рыдает?
Замолчи. О, молю! Не могу, не могу я помочь.

Это ты говоришь? Сам с собой - и себя отвергая?
Колокольчик, вернись.
С привиденьями страшно мне быть.
О, глубокая ночь! О, холодная осень! Немая!
Непостижность Судьбы: -
Расставаться, страдать, и любить.

Константин БАЛЬМОНТ, "Литургия красоты"

Расставаться, страдать, и любить...Осенная песня, знакомая по многом напевам. Но как она спета Бальмонтом! Какие истинно руские слова, какая истинно русская тоска! В них нет безысходности, только она, эта глубокая тоска по Несбывшемуся. И вера, мистическая древняя вера, что всё сбудется, обязательно сбудется в этом лучшем из миров, по законам своего существа впадающего нынче в спячку, но уже видящего новое своё и твоё пробуждение. Тихие звуки осеннего леса с тонким запахом грибов и прели, паутинками и улетающими до весны птичьими стаями. Осень...

Божий Ангел, зимним утром...

Божий Ангел, зимним утром
Тайно обручивший нас,
С нашей жизни беспечальной
Глаз не сводит потемневших.

Оттого мы любим небо,
Тонкий воздух, свежий ветер
И чернеющие ветки
За оградою чугунной.

Оттого мы любим строгий,
Многоводный, темный город,
И разлуки наши любим,
И часы недолгих встреч.

Анна АХМАТОВА

Ни в дни горести и тонкой печали, ни в радость или звонкий восторг бытия не удаётся пройти мимо этого вселенского чуда - Анны всея Руси. Всегда сыщется у неё и слово тёплое, слегка тайное, напитанное её удивительной загадкой светлых откровений. Чем более я с ней узнаю этот мир вечной загадки, тем менее нахожу в нём ответов простых или мыслей сквозных: всё схачено единым мигом этого чудного света обретения и тихо отправленно в волшебную загадку вечности. Господи, как же она хороша!!!

ДУША

Душа - прозрачная среда
Где светит радуга всегда,
В ней свет небесный преломлен,
В ней дух, который в жизнь влюблен.

В душе есть дух, как в солнце свет,
И тождества меж ними нет,
И разлучиться им нельзя,
В них высший смысл живет сквозя.

И трижды яркая мечта -
Еще не полная, не та,
Какая выткалась в покров
Для четверичности миров.

Последней, той, где все - одно,
В слова замкнуться не дано,
Хоть ею полон смутный стих,
В одежде сумраков земных.

И внешний лик той мысли дан:
Наш мир - безбрежный Океан,
И пламя, воздух, и вода
С землею слиты навсегда.

Константин БАЛЬМОНТ, "Будем как солнце"




Ах, как хорошо, что отправился я нынче к Бальмонту, его вселенским откровениям, которые непосвящённый и не уловит сразу. Будем помнить, что в Индии он уже побывал, отсюда полное переосмысление христианского мира на ведической первоооснове, где Древняя Троица преображается в ещё более древнюю Четверицу, в которой уютно уживаются и троичный Бог-Брахман и человек Атман, единый и множественный в этом чудном мире, трансцендентный в своей божественной сущности и имманетный - в разъятом естестве человеческой. Человеку ещё предстоит понять и проявить свою божественную суть, а уже Бальмонт взывает к начаткам её в каждом из нас. Ну как тут не ответить, не отозваться на такой призыв, не проявить хоть на миг свою божественную сущность, Человек?!
НИКАК!!!

Утомительно, но приятно, только несколько человек поздравили "просто так", остальные - очень душевно и со знание предмета, то есть того, (хи-хи!), кого они здравят. Ещё раз всем огромное спасибо, я и не предполагал, что 750 друзей и под 3000 читателей проявят столько тепла и искренности в отношении Вашего покорного слуги! Единственное, что я пока сумел сделать - это ответить КАЖДОМУ, кто проявил внимание к моим годам - моему богатству. Теперь отдохну, чайку изопью и начну вас радовать потихоньку!

В МОЕМ САДУ

В моем саду мерцают розы белые,
Мерцают розы белые и красные,
В моей душе дрожат мечты несмелые,
Стыдливые, но страстные.

Тебя я видел только раз, любимая,
Но только раз мечта с мечтой встречается,
В моей душе любовь непобедимая
Горит и не кончается.

Лицо твое я вижу побледневшее,
Волну волос, как пряди снов согласные,
В глазах твоих - признанье потемневшее,
И губы, губы красные.

С тобой познал я только раз, любимая,
То яркое, что счастьем называется, -
О тень моя, бесплотная, но зримая,
Любовь не забывается.

Моя любовь - пьяна, как гроздья спелые,
В моей душе - звучат призывы страстные,
В моем саду - сверкают розы белые
И ярко, ярко-красные.

Константин БАЛЬМОНТ, "Будем как солнце"

Сегодня я весь наполнен любовными призывами! Они звенят во мне, фантазируют, совсем не подчиняясь моим попыткам унять их фантазию. И я начинаю верить им - верил же я, что на смертном ложе операционной посетила меня феечка и велела жить! И я живу, живу!!! И не просто живу, я свечусь весь, светятся мои дела и задумки, пустые дороги посреди московских пробок с мадоннами за рулём перебрасывают меня на другой конец Москвы за час, где и двух-то бывает мало. А мадонны терпеливо ждут, не уезжают, и те переговоры, что обычно длятся часами, решают всё в час...и снова я на пустых улицах Москвы, а на соседних всё стоит или скрипит тормозами: в мой рай они попасть не могут, пока я долетаю до отеля и мадонны не дают отбой волшебству, взяв с меня крохи против того, что отрывают с руками разбитные московские таксисты. ЧУдный день, чУдная неделя, а впереди - встреча с Волшебником. И всё это знает из своего далека маг и шлёт привет-напоминание: любовь не забывается! Да, и я полон, полон ею, полон до краёв!

Друзья, спасибо вам и Богу!
За радость, но, устав немного,
Я завтра на привет отвечу,
А ныне - отдых, чай и свечи!

В 1945 году, накануне очередной катастрофы, когда в августе следующего 1946 года Анну Ахматову известным постановлением ЦК о журналах «Звезда» и «Ленинград» в очередной раз приговорили к «гражданской смерти», она, прочитав в рукописи роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», написала такие провидческие стихи:

Вкусили смерть свидетели Христовы,
И сплетницы-старухи, и солдаты,
И прокуратор Рима – все прошли
Там, где когда-то возвышалась арка,
Где море билось, где чернел утес, —
Их выпили в вине, вдохнули с пылью жаркой
И с запахом священных роз.
Ржавеет золото, и истлевает сталь,
Крошится мрамор – к смерти все готово.
Всего прочнее на земле печаль
И долговечней – царственное Слово.

Анна АХМАТОВА

В ситуации 1945 года, когда после нескольких весенних месяцев всенародного праздника Победы власть снова и круто стала «завинчивать гайки», подобные стихи не только читать вслух, но и хранить в ящиках письменного стола было опасно, и Анна Андреевна, никогда ничего не забывавшая, забыла их, точнее, так глубоко спрятала в подвале памяти, что не могла сыскать целое десятилетие, зато после XX съезда – сразу вспомнила... Друзья недаром называли ее провидицей, она многое предвидела заранее, наперед, и приближение беды чуяла задолго до ее прихода, ни один из ударов судьбы не заставал ее врасплох; постоянно живя «на краю у гибели», она всегда была готова к самому худшему. А вот ее главным книгам везло, они чудом успевали выскочить из-под цензуры из печатного станка накануне очередного крутого поворота – либо в ее собственной жизни, либо в судьбе страны.

«Вечер» появился накануне рождения первого и единственного сына.
«Четки» – накануне первой мировой войны.
«Белая стая» – накануне революции, причем буквально накануне: в середине сентября 1917 года.
«Подорожник» (апрель 1921-го) – накануне большого горя: летом 1921-го Ахматова узнала о самоубийстве старшего любимого брата Андрея, в августе ушли из жизни сначала Блок, а затем Гумилев. Я уже писал тут об этом, ужасаясь и сострадая Анне всея Руси. Одновременно восхищаясь жизненной силой этой царскосельской музы, сумевшей спокойно уйти в свою "золотую осень", оставив нам не только поистине царское наследие, но и пример бескорыстной любви к России. Русская Сафо...

Всегда я пел любовь, как высшее, что делает человека Человеком. Хотел изложить в рифмах. Не смог. Возразите.
Обязательства без любви раздражают.
Ответственность превращается в бесцеремонность.
Жажда справедливости - в жестость.
Правда делает из тебя критикана.
Вспитание - вот ипостась двуликости.
Ум - хитёр и коварен.
Приветливость - лицемерна.
Компетентность - неуступчива как носитель абсолюта.
Власть, и это особенно отвратительно, делает насильником.
Честь - высокомерный болван.
Богатство - жаден до отвращения.
Вера - фанатик до нетерпимости.
ТОЛЬКО ОДНА СИЛА СПОСОБНА ИЗМЕНИТЬ МИР - ЛЮБОВЬ!!!

Уважение других дает повод к уважению самого себя. Декарт

В свой последний уход в себя месяц назад я занимался тем, что осмысливал природу отношений моих с друзьями и читателями. Вывод случился малоутешительный: я стал малоинтересен. Внешне это выглядело как улёт в 17-ю тысячу, где я никогда в жизни не был: даже после регистрации в конце декабря 2002-го я уже через месяц был 8700 и потом только поднимался. Вплоть до 9-го места в 2010-м году. Все помнят, что началось потом и пример всему задал Яндекс, чьи уродливые обещания после полного паралича ленты и ссылок с коментами исправить счётчики, висящие на "стенке" этой жабы, не выполнены до сих пор. Но даже при этом очевидном уродстве и всё большем ухудшении ресурса "новаторствами" Вали, я ниже 2-й сотни не опускался, а тут враз на 2556-е место, где с плюсом и минусом в 300-500 позиций провел всю больницу. А потом обвал сначала в 3-ю тысячу, потом в 5-ю, и, наконец, совсем недавно в 17-ю в 3 приёма. С этим говном совпал отказ засчитывать новые ссылки на тебя и ещё куча всякого дерьма вроде полного оголения главной страницы, где теперь ничего нет и узнать о юзере и себе ничего невозможно, не нырнув в профиль, куда я заглядывал раньше максимум раз в неделю. Уродуется отработанная система учётов, дизайн, невозможно поставить "нравится" - Валя упёрто пилит сук, на котором прекрасно устроился, даже не понимая этого.
Теперь, собственно, о том, что я планирую сделать для улучшения хоть мизерного ресурса, а не только его справедливого обс...рания. Это, во-первых, доведение до ума "Воина веры", чтобы начать его здесь печатать целиком и книгу, наконец, выпустить, а то уже ещё 3 на подходе. Довести до ума с помощью Номо и Люцинки "феечкины сказки" и записать их на Ютубе с музыкой, "живыми" картинками и прочтением текстов в авторском или богатейшим голосом Номо исполнении. Существенно расширить круг "серебряных" и увеличить их представительство в каждодневных записях. Снова вернуться к утренним и вечерним мудростям великих, возобновить написание притч, ну и немножко политики с экономикой: времена настают переломные, а я в этом кое-что смыслю. Не останемся и без эзотерики.
ВОТ ТАК.

***
На пороге белом рая,
Оглянувшись, крикнул: жду,
Завещал мне, умирая,
Благостность и нищету.
И когда прозрачно небо,
Видит, крыльями звеня,
Как делюсь я коркой хлеба
С тем, кто просит у меня.
А когда, как после битвы,
Облака плывут в крови,
Слышит он мои молитвы,
И слова моей любви.

Анна АХМАТОВА, «Anno Domini MCMXXI»

А вот это чудо - последний скорбный плач по расстреляному Гумилёву, первой и непроходящей любви. И пусть были у неё другие и Гумилёв отдалился от любимой в слепой ярости на то, что вытворяют с Россией, нежная любовь к этому "серебряному" гусару хранилась всегда в самом дальнем и заповеданном уголке её сердца, даже, как я полагаю, чувствую и после смерти его. Оттого в этой коротенькой скорбной поэзе - целый реквием и по Гумилёву, и по стране, в которой возможно такое лютое и дикое небрежение к своим лучшим сынам-поэтам. Только несчастную Русь в крови не трогает она своим упрёком, а скорбит о ней вместе с ней. И таким будет всегда её отношение к Родине, которую не покинет она в самые лютые для неё времена. Белая лебедь Руси...

Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе
Насторожусь — прельщусь — смущусь — рванусь.
О милая! Ни в гробовом сугробе,
Ни в облачном с тобою не прощусь.

И не на то мне пара крыл прекрасных
Дана, чтоб на сердце держать пуды.
Спеленутых, безглазых и безгласных
Я не умножу жалкой слободы.

Нет, выпростаю руки, стан упругий
Единым взмахом из твоих пелен,
Смерть, выбью!— Верст на тысячу в округе
Растоплены снега — и лес спален.

И если все ж — плеча, крыла, колена
Сжав — на погост дала себя увесть,—
То лишь затем, чтобы, смеясь над тленом,
Стихом восстать — иль розаном расцвесть!

Марина ЦВЕТАЕВА

Непозволительно долго не касался ещё одного эпохального имени в поэзии "серебряных" - великой Марины Цветаевой. Она так широко разбрасывала талант свой среди ошеломлённого цеха великих поэтов-мужчин, что определить её точное место среди "серебряных" было немыслимо, пока я не взял за основу не мотивы и технику их напева Мариной, а глубину постижения ею в поэтическом материале того, о чём она не писать не могла. Писать и публиковаться она начала раньше Ахматовой ненамного, но к моменту выхода "Вечера" уже блистала и довольно спокойно встретила первый ахматовский сборник, ведь ее собственная первая книга вышла двумя годами ранее. Разве что подивилась совпадению названий: у нее – «Вечерний альбом», и у Анны – «Вечер», зато «Четки» привели ее в восторг. Она влюбилась! И в стихи, и, заочно, в Ахматову, хотя и почувствовала в ней сильную соперницу:

Ты солнце в выси мне застишь,
Все звезды в твоей горсти.

Тогда же, после «Четок», Цветаева назвала Ахматову «Анной Всея Руси», ей же принадлежат и еще две поэтические характеристики: «Муза плача», «Царскосельская Муза». И что самое удивительное, Марина Ивановна угадала, что судьба выписала им, таким разным, одну подорожную:

И одна в пустоте острожной
Подорожная нам дана.

Именно отсюда я, начавший читать Цветаеву годом позже Анны всея Руси, ставшей уже для меня скорбной музой тысячелетий, Марину открыл всею душою, но приблизить до уровня Ахматовой её чуть холодноватое творчество так и не смог. Она рядом, рядом где-то, но Анна... Великая Анна и помирила меня с Мариной в пылкой юности, когда я изволил позволить считать Цветаеву соперницей. Какая тебе разница, кого мыслит выше и признаёт литературное братство - твой выбор сделан единожды и на всю жизнь: Ахматова. Я читал и перечитывал Цветаеву с громадным удовольствием неспокойного сердцебиения...и тихо, трепетно возвращался к Ахматовой. Однако так тоже немыслимо! Я до сей поры постоянно возвращаюсь к Цветаевой, до болезни успел закончить маленький песенный цикл на её поэтические откровения, но только сейчас, после очередной своей смерти, да и то не сразу решил подарить из души своей для вас эту главную, но не для меня, соперницу Белого лебедя Руси. Вот она, извольте...