Последнее время мне кажется, что я сплю. Вспышки осознания чередуются с воспоминаниями и периодами безучастного оцепенения, понятия «вчера», «сегодня», «сейчас» становятся размытыми. Я чувствую, будто теряю нечто важное, но не могу понять, что именно. Я замечал, что когда разговариваю с людьми, мне становится лучше. Но мне нечасто теперь приходится разговаривать с людьми или хотя бы просто смотреть на них. На улице каркают вороны. Я ужасно устал.

Раньше я любил вечерами ходить по улицам города, присматриваться к прохожим, слушать их голоса. Сейчас наступила весна и на улицах оживленно. Весна чувствуется повсюду – в пьянящем теплом ветерке, в лицах людей, в звуках музыки, льющейся из окон проезжающих мимо машин, в коротеньких юбках девчонок. Мне становится радостно, и я вспоминаю, как это – жить.

Я иду по улице. Мне хорошо и странно. Люди идут мимо, разговаривают о чем-то своем, смеются. Во дворе мальчишки играют в футбол. Их возбужденные крики доносятся до моего слуха. Сумерки сгущаются. Пора идти домой, но мне не хочется. Хочется гулять еще и смотреть на людей.

Звонит мой телефон. Это друг; он предлагает зайти к нему, и я соглашаюсь. С тех пор, как он женился, мы редко видимся. Его жена меня недолюбливает, я это знаю. Наверное, я кажусь ей странным. Но она хорошая женщина, и я не обижаюсь на нее. Теперь у них двое маленьких детишек.

Друг встречает меня на пороге. Он говорит, что рад меня видеть, он смотрит на меня, в глазах озабоченность. Я успокаиваю его. Вместе мы проходим в комнату, садимся за стол. Его жена тоже улыбается мне; я ей благодарен. Чудесный вечер. Мы болтаем и смеемся, и хотя я не понимаю слов, мне хорошо. На душе так тепло – это их улыбки согревают меня. Замечательная семья. Я говорю другу, как ему повезло. Он улыбается, гладит жену по руке. Хорошо.

Становится поздно, и мне пора домой. Я поднимаюсь, благодарю хозяйку, друг провожает меня до двери. Он говорит: не пропадай. Я киваю, хлопаю его по плечу.

На улице совсем темно. Я опять чувствую пустоту, но это не страшно. Когда ты чувствуешь пустоту, ты не чувствуешь больше ничего, и это хорошо. Так должно быть. Гораздо хуже, когда ты понимаешь, что чувствуешь пустоту – она наваливается на тебя, и в тот короткий миг, пока она не захватила тебя целиком, ты осознаешь, насколько она ужасна.

Мне жутко хочется спать. Все время хочется спать.

Я помню, прошло много дней, когда друг снова позвонил мне. Голос у него был испуганный, и я тоже испугался. Он сказал, что его жена пропала. Как пропала, говорю я. Пропала, отвечает. Должна была вернуться до вечера, а теперь уже утро, а ее все нет. Я смотрю на часы – и правда, наступило утро. Друг волнуется. Спрашивает, что делать – заявлять об исчезновении или погодить. Заявляй, говорю я. Нельзя мешкать.

Я обещаю приехать.

Мы сидим на его кухне, пьем горячий чай и ждем. За детьми присматривает его мать. Друг такой бледный, встревоженный. Мне так жаль его, но я не знаю, что сказать. Мне самому очень страшно.

Это был последний раз, когда я его видел. Теперь моя жизнь изменилась – но в сущности, не изменилось ничего.

Я лежу и смотрю в белый потолок. Жутко хочется спать, но спать я не могу. Стены здесь тоже белые. Этот цвет меня угнетает.

Неожиданно перед глазами встает лицо жены друга – не такое, каким я его видел в последний раз, обезображенная ужасом маска, а такое, как тогда, за ужином. Она улыбается. Но теперь во влажном блеске ее белых зубов мне мерещится нечто зловещее. Она словно обещает мне скорую встречу, зная, что я не вынесу этого. Мне страшно. Крик мой эхом бьется о стены…