лучше бы они у лисы интервью взяли.
– какая разновидность охоты представляется вам наиболее предпочтительной, милая дама, – псовая, ружейная, с применением капканов, отравляющих газов или ядов?
– вообще-то, если честно, я предпочла бы, чтобы меня просто оставили в покое.
– н-да… а если исходить из того, что такой вариант невозможен?
– невозможен? не думаю. выбор ведь существует всегда, не правда ли?
– ну вы же понимаете. ягнята. курятники. истерические люди, которые слышат по ночам, как вы роетесь в их мусорных баках.
– хороший мусорный бак – это вещь.
– да, не спорю, и все-таки – от чего бы вы предпочли умереть?
– если вы не против, я бы выбрала собак. с собаками лиса всегда найдет общий язык. мои прямые предки жили в этих же самых местах, и в течение трех сотен лет их каждую зиму травили собаками. сказать по правде, собаки, вообще-то говоря, бестолочи редкие. (с)

и если бы хуже - пытался бы карабкаться вверх, цепляться хоть за кого то,
а так - все ничего, вполне так ничего, портимся.

и все же самое ужасное - старение, и дело вовсе не в морщинах.

никогда не пытаясь научиться принимать любую другую правду, кроме своей, ты отлично защищаешь себя от дураков, да только и не умнеешь, если что.

и черт знает сколько времени,
чувствуешь что-то лишь от кино, и от некоторых, хороших, которые случаются с тобой рядом редко.
ну в общем-то никаких неприятных последствий,
никаких ненужных действий, да и нужных, пожалуй, тоже.
ты освободил одну полочку для книг в зеленых обложках, устроился со стаканом молока,
разнервничался, пришел к выводу что все таки привязываешься лишь к тем, кто может твои мысли вслух высказывать,
допил молоко, мысленно обустроил идеальное место для жизни,
никаких ненужных действий - мирная размеренность в ничегонеделании.

не уверен точно, празднуют ли еще в каком нибудь городе первое ареля подобно тому, как это делается в одессе,
но вот пока мои домыслы о том, что я могу быть только либо уныл, либо пьян, подтверждаются - ужасно по правде, если думать об этом и как-то вполне замечательно, пока это делаешь.
туманно и красиво у нас зато
oh

некоторые, ради своего же успокоения, дарят мне мятный чай и покупают кофе,
неведомое ощущения когда ты согласен с кругом общения,
и вполне известное - находить себя худшего в кино, оно, кстати, восхитительно,
очередные бессонные ночи, звонки в россию, и тебе - оттуда; радуешься.
и, спустя день, весна вся в каких то предвкушениях и предчувствиях, ей богу.

за март, кажется, прочитал половину вудхауса, людей стал ценить за красивые брови,
встретил около семи эксгибиционистов, начал переживать не только за себя,
в основном променял учебу на море, но так и не уяснил чем, кроме погоды, март от февраля отличается;
на подоконнике выстроен ряд эфирных масел, неупорядоченное: книги, рисунки, зажигалки, фотографии -
и даже остается место для тебя,
так что, милорд, не сосредотачиваясь на том, что так упорно лезет в голову, наслаждайтесь, а.

оказывается, что хорошее настроение у меня случается исключительно при неподобающем образе жизни.

ну и когда человек, которого ты все же предпочитаешь называть лучшим другом,
тычет тебе в лицо своим "хватит играть на публику"
как умудрится бы объяснить ему,
что если с ним ты всегда смешлив, беспечен, пошл, улыбчив, причем без лицемерия,
то настоящий ты - это как раз эти нелепые стенания,
каждодневные срывы, двухлетняя тоска -
только вот когда ты раз в полгода вынужденно рассказываешь об этом,
сосредотачивая внимание на мятном мороженном и искренне смеясь - другу других слов и не остается, видимо.
и черт знает, как объяснить, по общеизвестному? мы то, что читаем, смотрим, говорим и делаем?
ты в таком случае - несколько книжных страниц: ну там, неудачи главных героев, что-то вроде:
и вот внимание, сэр!
страница тридцать семь - герою тошно, действительно так, крикнув ночной школе "ублюдки", уходит, тут же нелепо спотыкаясь;
или же страница восемьдесят три - главная любовь твоей жизни ушла с матадором, но вот незадача, она все равно несчастней;
учебник литературы за девятый класс, где-то в конце, ты - стих франсуа вийона, его читают вслух, ты замираешь;
ты 7/10 автобиографии стивена фрая,
ты - весь этот патетичный бред, методично сохраняемый здесь.
ты есть острая неприязнь к этому патетичному бреду,
воплощение собственного антигероя,
главный собственный раздражитель,
единственный предмет собственной гордости,
ненужная нелепость, кстати
вот так вот облекая себя словами - и правда выходит игра на публику, ей богу.



и вот незадача.
волнует тебя, пожалуй, вовсе не это.

привет, встань, сядь, выйди, тут смотри не сорвись, тут надо бы улыбнутся, ну же
это вовсе не ужасно, подобные чудные состояния всем знакомы, и даже хуже
только вот в чем проблема - мне другие не знакомы, но и это не ново

и если что, запомни - ты не добьешься ничего из того, что хочешь, пока не достигнешь своего личного совершенства, высшей точки, как угодно назови. делай что-то.

и это нелепо, что единственный, кому веришь, кого мог бы возводить на пьедестал повыше бога -
несколько мертв и уверял конан дойля, что всегда готов пожертвовать истиной ради удачной фразы.

так вот и застреваешь в мелочности, причем на удивление по-хорошему,
ну знаете, все как у жан пьера жене - тюкс любит рубашки словно из девятнадцатого века,
мальчиков словно из девятнадцатого века,
книги из девятнадцатого века.
тюксу нравится когда его любят издалека,
я бы даже упомянул кофе с виски, если бы мне не надоели упоминания про виски у каждого третьего,
но не о том - вот незадача, тюкс не любит к кому то привязываться, а иногда это все же происходит.

весна весной, ты меньше пьешь кофе,
тебе что-то обещают на восьмое марта, гарантируют на день святого патрика,
ты так и не сдал сочинение про сексуальные меньшинства,
и весь из себя такой непринужденный застрял в мнительности,
мыслях о потерянности, безнадеге, да и не чувствуешь ничего уж,
может только равнодушно лицо сохранять, истерически хохотать,
вдохновенно пересказывать всем подряд скетчи из фрая и лори,
ну, детка, я клоню к тому,что ты что-то излишне консервативен в выборе ненужных действий.

смотря на тени деревьев и солнечные лучи на разноцветных домах,
попутно слушая как водитель с неспешным еврейским акцентом говорит на всю улицу сотоварищу по пробке
"парень, я могу быть и подлецом и мерзавцем, но никогда не был быдлом"
что-то излишне четко осознал,
что, да, я в одессе.

в общем-то, самое худшее, что встречаешь у других - комическая серьезность по отношению к себе,
а так - погода убивает всю надежду, подаренную календарем,
радует разве то яблочный сок и все тот же фрай, и, ах да, вторники.
но в их кругу поговаривают, что питер гей

эй, здравствуйте, милорд. пока у кого-то жизнь рушится,
ты в очередной раз нетерпим, дай тебе волю - оставил бы на планете несколько десятков людей,
а порой кажется и вовсе двух-трех.
ну там, закрыться с ними там,
где вместо стен полочки с книгами оскара, может быть дэвида джерома,
еще миллион мелочей - ну ничего из того, что не воображал раньше,
но экран и клавиатура раздваиваются перед тобой в достаточной степени,
чтобы оправдать сию бессмысленность.

о, мне правда совсем нечего делать.
vou

построй очередной воздушный замок,
досмотри фильмографию киллиана мерфи,
уменьши количество никотина,
уменьши количество раздражения,
уменьши количество язвительности,
уменьши количество мыслей, склонных к эротомании,
увеличь количество книжек, где автором будет указан не оскар уайльд,
купи акварель,а.



в общем-то, я кажется и не собираюсь делать все, кроме последнего пункта, но теперь до весны можно помолчать.