Заключенная Ассоль...

Четверг, 15 Сентября 2016 г. 12:24 + в цитатник

Цитата сообщения Appassionata

Прочитать целиком В свой цитатник или сообщество!

Заключенная Ассоль...

Она чудом отсидела 10-летний срок в студеных печорских и знойных астраханских лагерях. Выдержать помогла появившаяся в ней одержимость послужить памяти того единственно достойного, что было в ее жизни, с момента, когда они с Грином случайно столкнулись на улице и до его ухода из жизни. Оттуда, откуда, может быть, видно все, в страшную черную яму ее падения кто-то направил концентрированный солнечный лучик. И этот лучик согревал её...а еще любовь. Любовь к своему единственному, капитану Грину!
4 июня 1955 года по лагерному радио Нина Грин услышала сообщение о возобновлении на советской сцене балета "Алые паруса". В повести-сказке волшебник сказал девочке Ассоль: "Однажды утром в морской дали под солнцем сверкнет алый парус. Сияющая громада алых парусов белого корабля двинется, рассекая волны, прямо к тебе".

И чудо произошло, однажды после освобождения, жену Грина пригласили в филиал Большого театра на балет "Алые паруса", в котором танцевала Лепешинская. Нина Николаевна была уже седой, но по-прежнему красивой женщиной. Вдруг на весь зал объявили: "Здесь, среди нас, присутствует сама Ассоль". Свет софитов буквально залил ложу, в которой она сидели. Раздался шквал аплодисментов. Нине Николаевне бросали в ложу огромные букеты. Ассоль-сказка, Ассоль-быль по-прежнему была нужна людям...

Нина Николаевна Грин - именно ей писатель посвятил своё самое романтическое произведение "Алые паруса"...Именно она и была для него прототипом той самой Ассоль, девочки мечтающей о счастье, о принце и корабле с алыми парусами...

Когда Нина с Александром познакомились, ей было 23, а ему 37. Они встретились случайно на Невском и прожили счастливую жизнь. Чувствам их трудно не позавидовать, хоть, по большему обывательскому счету, и завидовать-то было нечему. Жили они очень трудно.

Она разглядела в нем писателя и романтика, потому что у самой душа была чистая, сильная...Он любил в ней красоту, наивность и чистоту юной души. Сам Грин был человеком внешне очень суровым...У неё уже был опыт неудачной семейной жизни. Её первый муж погиб на войне. За его плечами тоже был брак и тяжелая жизнь...

Александр Грин, тогда еще, Александр Гринеский, родился в семье польского ссыльного дворянина, участника восстания 1863-го года Степана Гриневского. После смерти матери обстановка в семье стала тяжёлой, будущий классик не мог ужиться с мачехой, новыми родственниками, сбегал из дома. Из реального училища его выгнали. Пришлось устраиваться в городское училище, но и его окончил с большим трудом и в 15-летнем возрасте отправился в Одессу, поскольку с раннего детства грезил морями и дальними странами. Был рыбаком, матросом, лесорубом, чернорабочим, работал на нефтяных промыслах в Баку, мыл золото на Урале, но больше всего бродяжничал с котомкой на плечах, в которой часто не было еды, но всегда были книги.

Шесть лет скитаний по ночлежкам, аресты, случайные лихие попутчики, лихорадка, малярия измучили Грина, и он добровольцем пошёл в армию. Армейская жизнь оказалась не лучше, он вступил в партию эсеров и дезертировал. С партийной кличкой «Долговязый», Грин искренне отдаёт все силы борьбе с ненавистным ему общественным строем, хотя участвовать в исполнении террористических актов он отказывается.

В документах полиции Грин характеризуется как «натура замкнутая, озлобленная, способная на всё, даже рискуя жизнью». В январе 1904 года министр внутренних дел В. К. Плеве, незадолго до эсеровского покушения на него, получил от военного министра А. Н. Куропаткина донесение о том, что в Севастополе задержан «весьма важный деятель из гражданских лиц, назвавший себя сперва Григорьевым, а затем Гриневским». Потом — арест. После двух лет каторжной тюрьмы пришла амнистия 1905 года, через полгода новый арест, потом ссылка в Сибирь, побег, нелегальная работа.

Затем снова тюрьма, ссылка, столичная богема, из-за которой пришлось расстаться с первой женой. Потом Грин скрывался в Финляндии под чужой фамилией. В полицейских ориентировках была указана его особая примета: на груди татуировка шхуны с двумя парусами. И этот мир парусников, моря, солнца, дружбы и верности оказался Грину ближе, чем идея революции. Он начал писать романтические рассказы о путешествиях и таинственных странах. Горький, а потом Куприн помогали с публикацией.

Октябрьскую революцию Грин не принял, даже написал несколько критических произведений. Умирал от голода и болезней и в самые трудные времена писал “Алые паруса”. В очередной раз спас его Горький. Жизнь понемногу налаживалась, его печатали, был заработок, но затягивала разгульная жизнь.
Грин был мрачным, неулыбчивым человеком, но его солнечные книги остались самой яркой романтической страницей русской литературы. Хорошо написал Даниил Гранин:

“Когда дни начинают пылиться и краски блёкнуть, я беру Грина. Я раскрываю его на любой странице. Так весной протирают окна в доме. Всё становится светлым, ярким, всё снова таинственно волнует, как в детстве”

В 1924 году, спасая от богемы, Нина Николаевна увезла его в Феодосию. Это были самые спокойные и счастливые дни писателя, он вернулся к шуму волн, к детским мечтам. В Крыму он написал свои романы, сотни рассказов. Супруги Грин переехали в Старый Крым из Феодосии 23 ноября 1930 года. Жили в съёмных квартирах.

Однажды Александр Степанович сказал: "Сменить бы, Нинуша, нам квартиру. Надоел этот тёмный угол, хочу простора глазам...". В июне 1932 года Нина Николаевна, купила домик в Старом Крыму, даже не купила, обменяла его на золотые часики, когда-то давно подаренные ей Александром Степановичем. Этот было единственное собственное жильё писателя, где он провел последний месяц своей жизни. Грина перевезли сюда уже тяжело больного в начале июня 1932 года. Впервые не в чужой - в собственный дом, пусть даже маленький, саманный, без электричества, с земляными полами. Домик посреди сада, с южным солнечным окном...

Грин очень обрадовался новому жилищу: «Давно я не чувствовал такого светлого мира. Здесь дико, но в этой дикости — покой. И хозяев нет». Из раскрытого окна он любовался видом окрестных гор.

Но это счастье увы, было недолгим... Казалось, все беды ополчились против них. Положение семьи Грин в этот период было настолько катастрофическим, что вынуждало их обращаться за финансовой помощью во все инстанции, а также к своим друзьям и знакомым. Грин в сентябре пишет письмо М. Горькому с просьбой оказать личное содействие в назначении пенсии и выдачи единовременное пособии на лечение в сумме 1000 руб.

Нина Николаевна обращалась за помощью к М. Волошину, но тот сам был болен, тоже голодал и, кстати, пережил своего товарища лишь на месяц. Лишь немногие откликнулись на гриновские беды, среди которых были писатели И. Новиков и Н. Тихонов, а также первая жена Грина, Вера Павловна Калицкая.

В эти же сентябрьские дни Нина Николаевна пишет письмо писателя Г. Шенгели, в котором сообщает, что у Грина открылся легочный туберкулез в острой форме: «Мы бедствуем, болеем, нуждаемся и недоедаем»!

Бюрократические препоны в сочетании с равнодушием литературных чиновников мешают своевременно реагировать на эти крики о помощи. Лишь 1 июля принимается решение о назначении А. С. Грину персональной пенсии в размере 150 рублей, которую он так и не успел получить. 8 июля 1932 года он скончался.

Какое потрясающе-пронзительное фото! В 60-х годах это фото увидела школьница из Ленинграда Таня Рождественская и свое потрясение выплеснула в стихи:

Он лежал на узкой постели,
Повернувшись лицом к окну.
Золотые ласточки пели
Догорающую весну.

Где-то море ласкало берег.
Расстилалось пеной у ног.
Он лежал, не желая верить,
Что увидеть моря не мог.

Сонный ветер лег у порога,
Городок утонул в жаре,
И колючая «недотрога»
У скрипучих росла дверей.

Взгляд тяжел и уже неясен...
Он устал от жестоких мук.
Но вставал, до боли прекрасен,
Мир, пригрезившийся ему.

Где морями шли капитаны,
Где от счастья пели глаза,
И от Лисса до Зурбагана
Ветром полнились паруса...

Человек умирал, не зная,
Что ко всем берегам земли
Шли, как алая птичья стая,
Им придуманные корабли.

И как завещание звучат его слова: «Я одинок. Все одиноки. Я умру. Все умрут. Тоже порядок, но скверного качества. Я хочу беспорядка… У меня путаются в голове три вещи: жизнь, смерть и любовь - за что выпить?». «Пью за ожидание смерти, называемое жизнью».

Автограф Грина и оттиск его печатки

Смерть мужа стала для Нины Николаевны страшной катастрофой: она даже на время теряет память. Дальше все как в жутком кино: сумасшедшая мать, немцы, смерть мамы, лагеря...

После смерти писателя, в 1932 году она живет с больной матерью в Старом Крыму. Здесь же их застала оккупация в 1941 году. Первое время жили, продавая старые вещи. Когда продавать стало нечего, пришлось искать работу. А какую работу можно было найти слабой интеллигентной женщине в оккупированном Крыму? Нина Николаевна считала, что ей еще повезло - подвернулось место корректора в типографии открытой при немцах газетенки. Знать бы, чем обернется это "везение" в будущем...

Никаких заметок, прославляющих "новый порядок", она, естественно, не писала и писать не могла. При любом режиме корректор - самая скромная должность, от которой мало что зависит. Но именно сотрудничество с немцами было поставлено ей в вину после войны. Плюс еще пребывание на невольничьих работах в Германии, куда Нину Николаевну вместе с другими местными жителями насильно увезли в 1944 году.

Там она находилась в лагере под Бреслау. Воспользовавшись бомбежкой союзников, в 1945-м бежала, с трудом добралась обратно в свой любимый Крым. А вскоре снова угодила в лагерь - теперь уже сталинский. Не помогло даже свидетельство очевидцев о том, что в годы войны жена Грина лично спасла жизнь 13 человек, взятых в заложники после убийства немецкого офицера: Нина Николаевна бросилась в управу и каким-то чудом упросила городского голову выпустить их на свободу...

Кто встречался с ней в лагерной жизни, тот навсегда сохранил о Нине Николаевне трогательные воспоминания. Она и в этих нечеловеческих условиях была непоколебимо романтичной душой. В лагере Грин работала в больнице вместе с Татьяной Тюриной: «Нина Николаевна имела авторитет у персонала и зэков, самых отпетых». Врач Всеволод Король: «...В университете у нас был предмет «врачебная этика», но Вы были первым человеком, встреченным мной, который применял эту этику в жизни... , так как, забыв, как Вы ухаживали за этим больным воришкой, я забыл бы одну из самых красивых картин человеколюбия...»

Даже после смерти Грина Нина Николаевна продолжала безумно любить своего мужа. В лагере она бережно хранила его фотографию, чудом уцелевшую после бесчисленных обысков...

Потом ее перевели в жуткий астраханский лагерь, куда отправляли самых изможденных — умирать или тех, кто провинился.

И наконец — свобода! Казалось бы, несчастья кончились, но они не имели конца. Вскоре свободная жизнь доведет ее до состояния, о котором она скажет: «Все в душе — как куча разорванных окровавленных тряпок». Выжить ей помогли любовь и надежда на создание дома-музея Грина...

Власти Старого Крыма упорно не хотели возвращать домик Грина его законной хозяйке. После ареста Нины Николаевны он перешел к председателю местного исполкома и использовался как сарай. Несколько лет понадобилось Нине Николаевне, чтобы восстановить справедливость и создать в этом доме маленький Музей Грина.

Давняя клевета, увы, не отпустила жену Грина и после ее смерти. Нина Николаевна скончалась в Киеве 27 сентября 1970 года. В своём завещании она просила похоронить ее в семейной ограде между могилами ее матери и ее мужа. Но власти Старого Крыма не разрешили выполнить волю покойной. Место для неудобной покойницы подобрали где-то на окраине кладбища.

Согласно легенде, которая до сих пор бытует среди любителей творчества Грина, Через год, в октябре 1971 г., Юлия Первова, Александр Верхман и еще четверо отважных собрались на старокрымском кладбище. Женщину поставили, как говорится в таких случаях, "на стреме".

"Ночью, слава Богу, поднялся страшный ветер, он заглушал стук саперных лопаток о камни, которых в земле было огромное количество. «Операция» прошла, если так уместно выразиться, успешно. Старый Крым спал спокойно, и его стражи порядка ни о чем не догадывались. Гроб несли сменяясь. Освещенный огнями с шоссе, он, казалось, плыл по воздуху. Не исключено, что если бы в эту пору забрел на кладбище местный житель, то пошла бы гулять по окрестностям легенда о том, как Нина Николаевна сама себя перезахоронила", — пишет Юлия Первова. Через год на квартире одного из участников этих событий был проведен обыск и найден дневник. Всех вызывали, запугивали, но никого не посадили. То ли решили не афишировать происшедшее, то ли не смогли подобрать соответствующую статью в Уголовном кодексе.

Но вскоре история вновь скорчила страшную гримасу. В 1998 г. в местном пункте приема металла нашли части знаменитого памятника . Добывая цветной металл, вандал изуродовал фигуру девушки, символизирующую Бегущую по волнам. И говорят, этот человек оказался внуком бывшего начальника МГБ, через руки которого и проходило в свое время дело Нины Грин...