В колонках играет - Placebo - Soulmates never die
Настроение сейчас - Хуй, а не настроение.

Конвиксии.

Утро всегда застаёт меня не там, где нужно.
В автобусе, в чужой квартире, в чужой постели и я ловлю себя на мысли, что не было у меня ни одного приличного утра – такого, чтобы открыть глаза и не захотеть сейчас же их закрыть, а лучше, вообще, сжаться в клубочек, как кот и закатиться куда-нибудь подальше, например, под диван.
Я ненавижу утро.
Нервную, пожизненную дрожь пальцев; хрипящий голос, похожий на воронье карканье; синяки под глазами; мертвенную бледность лица и определённую концентрацию синяков, по которой можно определить, что именно мы вчера пили, что самое главное, что мы после этого делали.
Ненавижу пить кофе по утрам.
Эту «пыль с бутс моего бразильского дедушки», чёрную муть, воняющую бензином; треснутую чашку с плохо отмытым отпечатком чьей-то жирной губной помады; холод кафеля, жгущий ноги (какой урод догадался сделать кафельный пол на кухне); твою слегка помятую утреннюю газету трёхнедельной как минимум давности, которая служит только для одной цели – скрывать по утрам твоё лицо от меня.
Ненавижу однодневных знакомых-мотыльков.
Эти все утренние «привет, ты как?», на которые всегда хочется ответить «привет, ты кто?»; помятые, сонные лица со следами извечного порока; мятая одежда в самых разных пятнах, происхождение которых лучше не устанавливать; очередь, банальная очередь у туалета, который один на всех и необходим всем именно поутру; незнакомые люди, приветственно хлопающие по плечу и сочувственно улыбающиеся при виде гримасы, искажающей моё лицо.
Ненавижу, когда меня кто-то касается.
Все эти рукопожатия, объятия – нет ничего фальшивее, потому что я знаю, что если бы вышло никто бы не отказался как следует морально поиметь меня – выскочку, как считают все хоть мало-мальски знакомые с нами люди; слишком долго виснущие на плечах руки, которые хочется побыстрее сбросить, а после – вымыться.
Ненавижу твоих снобов, усиленно косящих под спивающуюся богему. Это как в каком-то дешёвом фильме: «Чувак, я артист, а все артисты бухают».
Эти марки, бренды, логотипы. Мы живём в век штампа. Прочитайте лидера продаж, купите новую модель необходимой как воздух техники, а если вы отстали, то пускайте слюнки молча и без претензий на несправедливость окружающей реальности.
Мы живём во время вывесок, а твои люди – записные книжки, все их мозги похоронены на дне килобайтов памяти их новенького сотового с полифонией, блютузом и прочей лабудой, потому что, там хранятся адреса, очень нужные телефоны. Хотя, я тоже не избегаю массового помешательства на вывесках.
На моём лице всегда криво намалёвано: «Пошли на хуй».
Я ненавижу быть как все, можно считать это моим хроническим максимализмом, который перерос все возможные стадии и врос в мои кости, распустив свои тонкие, острые крючочки, впившиеся в мои вены. Он уже больше меня и это точно, что не у меня хронический максимализм, а у максимализма хронический я.
Поэтому я читаю на пляже Кортассара, периодически – Голдинга, выученного наизусть и Гесса, замученного уже моим бесконечным цитированием. Поэтому, когда ты дуешь голубую водку из стаканов для виски, я прошу принести мне красный мартини, который выпивается мной как молоко с мёдом, просто потому что вкусно, и мне плевать что мне по статусу/полу/рангу пить положено.
Возможно, поэтому я с тобой.
Из чувства противоречия.
Потому, что когда с тобой – элитным, холёным существом, которое можно продать на аукционе в «Соутби» за сраную тучу денег, медленно брёдёт что-то неопределённое, вечно смолящее свой «LM», будь он трижды не ладен, это странно. Ты – природная платина, стильная стрижка-разлетайка – птичьи пёрышки волос, серо-зелёные глаза, одежда, обувь, аксессуары, всё с иголочки – от тебя пахнет жизнью и я – хмурый взгляд блёклых, подслеповатых глаз с красными прожилками сосудов, иногда очки-хамелеоны, волосы – свалявшаяся пакля из-под купленной в прошлом году растаманской шапочки, пальто или плащ.
Наверное, когда мы идём в обнимку или просто так по набережной, то люди прямо так и излучают сочувствие по отношению к тебе.
Надо же, так не повезло.
Нам обоим.
Когда мы сидим в BSB и ты под их относительно живую, а, на мой взгляд, прямо таки дохлую музыку, выдаёшь мне полный набор хромосом, то есть стандартный план нашего с тобой разговора, неизменно заканчивающегося твоими матами в мой адрес, то я думаю, что неплохо было бы свозить тебя на природу и ночевать там с тобой в палатке.
А ещё, что неплохо, когда ты молчишь.
Но это, к сожалению, бывает редко.
Обычно ты отмачиваешь что-то вроде того, что неплохо было бы мне вырастить у себя в груди хотя бы кусочек сердца.
Плохая мысль.
Со стороны кажется, что это ты со мной – мерзкой тварью, невозможной в общении и невыносимой в быту.
Но на самом деле это я с тобой – глупеньким существом, запутавшимся в себе и не понимающим, какого чёрта оно хочет на самом деле.
Вот что нас связывает.
Твоя тяга ко мне и моя жалость, а вовсе не наоборот.
Поэтому сегодня вечером я буду трындеть клавиатурой, после читать о похождениях бравого учителя литературы и психа по совместительству – Найтова, потягивая красный мартини и забив на твои слёзы три больших гвоздя, а ещё позже, пойду к Кирке и дочитаю «Колодец».
Жизнь прекрасна.