Давно уже шёл экономический кризис, и на моей работе вдвое сократили штат. Мы теперь работали не 8 часов, а 12-ть, и выходной день был теперь один, только в воскресение. Топить стали только в первой половине дня, потом отопление выключали, и мы утром приходили в выстуженное за ночь, помещение и приходилось работать в пуховых платках да овечьих жилетах. Свет разрешали включать только тогда, когда становилось совсем темно. Кондиционеры тоже не включали. Из холла исчезли мягкие кресла, кофе-машина и кулер. Отменили выплаты на дорогу (бесплатные проездные карточки или бензин) и молоко за вредность. Ослабили дресс-код, тем сотрудникам, которые не были на людях и не работали с клиентами, разрешили приходить на работу в джинсах. Первый этаж сдали в аренду дому быта, кофейне, пекарне и кондитерской. Выживали, как могли.

И вот, грянула пандемия. Мы расползлись по квартирам и стали работать дистанционно, но вскоре наша контора обанкротилась, и все мы остались без работы. Мне было 54 года, выглядел я плохо – очень сильно растолстел, заметно поседел, смотрелся пожилым и усталым от перегрузок работой, и на другую работу меня не брали. Везде нужны были энергичные молодые люди, желательно до 35-ти или сорока лет. Кроме того, нужно было знание современных компьютерных программ, свободное владение английским языком, водительские права, но что самое отвратительное – так это, появившееся относительно недавно, мерзкое словечко: «многозадачность». То есть, им нужны были котлеты с мухами, а это невозможно. Либо ты, допустим, художник и хорошо рисуешь, либо ты знаешь компьютерные программы, но рукой рисуешь плохо. А эти сволочи ищут два в одном! На западе и в США давно уже с этим разобрались. И там отдельно - художник «от руки» и, так называемый, «художник» с компьютером! А у нас!.. Читать далее

 - Так, так, так… хорошо, крути педали энергичнее, миленькая, так, так, так… держи руль прямо… так, так, так… отлично, молодец! Умница! Отпускаю тебя, теперь попробуй сама, без поддержки. Под горку – притормаживай! Умница!

- Я еду! Бабушка! Смотри! Я еду сама! Бабушка! Как хорошо! Я еду!

- Осторожно! Не упади, миленькая! Смотри по сторонам! Вдруг машина поедет!

Двадцатилетняя девушка с каштановыми волосами до плеч, в летнем коротком платьице крутила педали велосипеда стройными ногами в сетчатых баретках и радостно смеялась. От сосредоточенности она даже высунула кончик языка.

А старушка бежала за ней следом и кричала:

- Катенька! Осторожно! Не упади! Смотри по сторонам!

Запыхавшись, она остановилась перевести дух. К ней подошла женщина в косынке и с хозяйственной сумкой, откуда торчали перья лука, и поздоровалась. Читать далее

Татьяне Михайловне, как говорится, было, что вспомнить. Её жизнь была очень насыщенной. Особенно в молодости. Ну, это, как у большинства людей. Лучшие и самые интересные годы, обычно, приходятся на молодость. «Первая молодость», а, точнее, юность Татьяны выпала на, так называемые, «лихие 90-е». Ей тогда было от 14-ти до 24-х лет, и Таня, несмотря на сложный для страны период, была «возмутительно» счастлива, как она сама выражалась. И это самосознание не удивительно, так как молодость её матери, например, проходила в самом начале эпохи застоя, когда людей «на пожизненное» сажали в психиатрическую больницу за инакомыслие, где закалывали лекарствами, превращающими человека в овощ, а отец и вовсе застал сталинское время со всеми его «прибамбасами» – он родился в сороковых, и они (родители) тоже не раз говорили Тане о том, что эти времена были лучшими в их жизни, так как они тогда были молодыми. Читать далее

Сегодня на работе короткий день, да я ещё и отпросилась пораньше, жалобно захныкав о том, что мне бабушку старенькую нужно в санаторий отвезти, пока народу ещё не много едет в сторону области. Зачем я вру? Во-первых, мне нужно пораньше уйти, чтобы ехать всей семьёй на дачу, а это причина неуважительная. Работа, по мнению начальства, важнее всяких там дач. Она сидит допоздна, и все мы сидим до последнего, ожидая милостивого разрешения уйти. Приходим утром, раньше начала рабочего дня, а она уже на месте. Сидит, хмуро, из-под бровей, поверх очков пялится не предвещающим ничего хорошего, взглядом. Начальница у нас трудоголик, карьеристка, бизнес-вумен, без личной жизни, изощрённая садистка и жуткая стерва, как и большинство начальников, чью власть над собой мне выносить так трудно, что почти невозможно. Я её боюсь панически и поэтому ненавижу. Ненавижу так, как всех хищных зверей, акул и прочих агрессоров, могущих причинить вред мне или моей семье. Говорить правду такому человеку опасно. Вот и приходится врать. Читать далее

В конце ноября пошли дожди со снегом или просто снег, начались холода и ежеутренние заморозки. Даже в мрачном, промозглом ноябре, преддверье долгой зимы, которую я плохо переношу, всё ещё дивно-красиво, с туманами, ещё кое-где оставшимися золотыми деревьями. «Унылая пора, очей очарованье, приятна мне твоя прощальная краса. Люблю я тихое природы увяданье, в багрец и золото одетые леса…» Ещё можно писать на пленэре. Уезжать жалко, но деньги закончились, и пора зарабатывать. Придётся вернуться к больному папе, он уже два месяца в городе, и сестрёнка замучилась ходить за ним одна. Она молодая, ей охота жить весело…

Дача у нас старая. Построили её в моём раннем детстве - ещё в девяностых. Помню, как этот дом строили. Это – мои первые воспоминания. Вот, сижу я на горшке в чистом поле, пятилетний брат, Лёшик, хорошенький кудрявый мальчишечка, носится с какой-то палкой, которой лупит по мышам и лягушкам, не слушая взрослых, когда те пытаются унять его агрессию, и орёт так, что слышно на всю округу. Толстая, как шар, собака разлеглась на травке. Бабушка режет огурцы и помидоры, делает бутерброды на импровизированном столике из ящиков стеклотары. Ноги дедушки торчат из палатки. Где-то поодаль какие-то мрачные чернявые дядьки суетятся вокруг растущего прямо на глазах, дома, а родители, одетые чёрте во что, в каких-то дурацких лыжных шапочках, сидят у костра, над которым, чёрный от копоти, болтается чайник. Катька (младшая сестра) тогда ещё не родилась.

А сейчас нет в живых дедушек, бабушек, семья наша здорово ужалась. На даче всё заросло, особенно на нашем участке, деревья до небес, бурьян метра три в высоту. А вокруг – дома, дома… и много богатых дач, со всеми удобствами… Наш дом рядом с ними смотрится нищенской халупой. Мамы больше нет на этом свете, а папа очень болен. Но это не самое страшное в нашей жизни. Есть обстоятельство, здорово отравляющее нам существование.

Это - наш с Катей старший брат Алексей, который держит в напряжении семью, сделав нашу жизнь невыносимой. Читать далее

Это было 23-го мая, в 1987-м году. То есть, очень давно, и всех героев этой истории нет среди живых, но до сих пор жители того академического городка рассказывают эту историю, которая стала местной легендой. История обрастала каждый раз новыми подробностями, но я расскажу о том, как это было на самом деле.

Супруги Гореловы выехав из общежития в академическом городке, поселились в отдельной квартире многоэтажного блочного дома, отделанного серо-голубой плиткой, что недавно построили прямо напротив их бывшего общежития квартирного типа. Окна в окна. Таня и Вадим были молоды, недавно закончив аспирантуру и защитив диссертации, теперь работали в местном научном институте, возле которого и жили. Из одного окна был виден реактор, находившийся на территории их института, и Татьяна решила засадить балкон плющом, чтобы этого реактора не было видно. Из другого окна было видно то самое общежитие квартирного типа, откуда они сегодня перебрались на новую отдельную квартиру, перетаскав на себе всю скромную обстановку, так как идти было всего ничего. Это был дом тёмно-серого цвета, из неотделанных железобетонных блоков, всегда какой-то грязный, с ржавыми подтёками, без балконов, зловещего вида и, как уже было сказано выше, окна в окна с новым домом Гореловых. Новенькая, чистенькая квартирка без тараканов им очень понравилась, и они почувствовали себя на седьмом небе от счастья. Уже не нужно было готовить на общей кухне, мыться в общем душе и ходить в общий туалет. Всё было так хорошо! Таня недавно узнала о том, что ждёт ребёнка, из окна был виден прекрасный закат, а ярко-оранжевое солнце, осветившее их дом, отражало свет на их бывшее общежитие в этом страшном доме.Читать далее