Глава 4.
Свет.
Первое, что я заметил, пробираясь к комоду, где лежал фонарик, это то, что температура в квартире явно повысилась. Стало тяжело дышать, и тело покрылось потом. Для удобства, я лег на живот и передвигался ползком. Так было гораздо легче ориентироваться в пространстве. Из коридора начали доноситься тревожные крики, и пришлось поспешить, чтобы не пропустить ничего интересного. В голову пришла мысль обязательно написать о том, что произошло со мной, что я и делаю в данный момент, но явно не в тех условиях, на которые рассчитывал тогда. Комод открылся, и спустя некоторое время удалось во всем том хламе, что там валялся нащупать фонарик. Батарейки в нем уже были, так что мучиться с ними не пришлось.
Тусклый луч осветил комнату, и я сразу же понял причину внезапно наступившей темноты – сквозь окна не проходил свет. Они были заложены кирпичом. Потеряв возможность двигаться, я стоял как вкопанный минут пять, осознавая, что такого просто не может быть. Мой мозг исключал возможность того, что за полторы минуты кто-то мог замуровать мою квартиру. Очнувшись от шока, я бросился к выходу, надеясь посмотреть на многоэтажку с улицы, но споткнулся о труп, все еще валявшийся на полу. В ярости, задвинул его ногой в ванную комнату и запер дверь. Затем еще долго не мог открыть замки, потому что руки у меня сильно тряслись, а успокоить их не было никакой возможности. Наконец, совладав со входной дверью, выскочил в коридор, в котором никого не было. Лампочки и там не работали. Немного успокоившись, я вышел на лестничную клетку, откуда можно было слышать голоса, доносившиеся снизу. Все они выражали тревогу, кто-то кричал, кто-то просил выпустить, некоторые даже плакали. У меня появилось нехорошее предчувствие. Не поддаваясь панике, я начал спускаться вниз, как вдруг сзади меня окликнули. Я чуть не подпрыгнул на месте, правда вместо этого закричал, довольно громко. Обернувшись, увидел слепую старушку, живущую этажом выше. Вот она-то наверняка не испытывала дискомфорта в сложившейся ситуации. Можно было ей даже позавидовать.
Вида она была неопрятного. Взъерошенные седые волосы прикрывала вязаная шапочка, непонятно, зачем одетая. Мятая белая ночная рубашка волочилась по полу, так что ее низ почернел, палка, на которую опиралась пожилая женщина, представляла собой наспех обтесанный кем-то толстый сук, да, к тому же, сильно погнутый. Фонарик вдернул из темноты бледный овал лица, на котором не отобразилась ни одна эмоция. Невидящие глаза практически не двигались и были направлены вниз.
- Простите, вы не знаете, что случилось? У меня не работает ни радио, ни телевизор. У вас тоже? Все куда-то идут, я не понимаю, что происходит. Началась война? Дом так трясло,- начала задавать вопросы женщина, как будто не ждала на них ответа
- Извините, я тоже пока не понимаю, что происходит. Окна заложены кирпичом, ничего не видно,- перебил ее я. Мне совсем не хотелось иметь такую обузу, как она. Уже тогда было понятно, что ее надо будет проводить вниз, ведь слепые тоже хотят быть в курсе событий.
- Замурованы? Боже мой… Вы же идете на первый этаж? Не могли бы помочь и мне? Я обычно пользуюсь лифтом, а так долго спускаться по лестнице мне сложно. Вы будете не против, если я возьму вас за руку?
- Нет, конечно нет, - чертыхаясь про себя, сказал я и сделал, как просили.
Сверху послышался топот ног, пришлось быстро увести свою «спутницу» с дороги, потому что сверху спускалось довольно внушительное количество народу, которое просто могло снести нас обоих. Казалось, они ничего не замечали перед собой, у каждого в глазах было что-то звериное, и ничего, кроме страха эти люди не вызывали. Когда они скрылись из виду, я потянул старушку за руку, и мы начали наш неторопливый спуск с десятого этажа на первый, изредка пропуская взволнованных субъектов, появлявшихся как бы из ниоткуда сверху. Миновав шестой этаж, моя обуза попросила отдыха. Прислонилась к стенке и глубоко вздохнула, не сказав больше ни слова.
Я решил осмотреться. Посветил фонариком вокруг, и только тогда обратил внимание на то, что окна на пролетах также замурованы. Раньше кромешную тьму я воспринимал как должное, но теперь страх в полной мере овладел мной. Тогда мне на своей шкуре пришлось узнать, что значит «дрожат коленки». Тут старушка спросила:
- Как вас зовут? Вы мне помогаете, а я не знаю, кого благодарить.
- Мак… Кхм… Сергей, - ответил я, опомнившись.
- Тамара Алексеевна. Приятно знать такого человека, как вы.
- Да, мне тоже. Странно, что я вас раньше не видел….
- Я редко выхожу на улицу.
- А, кхм, ну да, - смутившись, ответил я. Мне все меньше и меньше нравился этот акт милосердия
Снизу послышались удары. Кто-то, наверно, пытался разрушить кирпичную кладку на окнах. В доме стоял гул, все чаще можно было услышать крики. Мы двинулись вниз, но вскоре поняли, что на первый этаж попасть не удастся: он был забит возмущенным народом до отказа. Многие стояли на пролете на второй, взволнованно перешептывались. У каждого в руках был какой-то осветительный прибор: фонарики, свечки ( как их можно было зажечь в темноте, для меня до сих пор загадка), зажигалки и т.д. Все это отбрасывало на стены причудливые тени, казалось, будто они принадлежат каким-то существам, неслышно скользящим между лучами света, готовым в любую секунду вцепиться в горло ближайшему человеку. Краем глаза я заметил, что стены покрылись блестящей слизью, стекавшей сверху. Меня передернуло. Только тогда мысль о том, что случилось действительно что-то ужасное, что это только начало кошмара, пробралась в сознание.
Я подошел к последнему человеку на лестнице, оставив «спутницу» в стороне. В районе груди у меня как-будто образовалась пустота. Хотелось упасть и кататься по полу, чтобы она ушла. Но я взял себя в руки и спросил:
- Что случилось?- приветствия и формальности к практически не знакомому мне человеку в данную минуту были излишни. Он это тоже понимал и ответил на удивление спокойно.
- Мы полностью замурованы. Дверь заложена несколькими слоями кирпича. Пробить его невозможно. Алесей Андреич пробовал.
- Шутите! Просто не может быть! Бред! – заговорил я быстро, хотя понимал, что может. Что окна тоже, по логике вещей, не могли быть заложены. Но здесь эта логика не работала. Все пространство сразу заполнилось липким страхом, грозящим скоро перейти в панику. Теперь практически кожей можно было ощутить исходящий от каждого человека внизу и на пролете ужас.
- Хотел бы! Хы!- лихорадочный смешок передернул моего собеседника, - Сейчас что-то будет. Вот увидите.
Больше мы не сказали друг другу ни слова. Оставалось только ждать. Пробираться вниз было бессмысленно, да и зачем? Чтобы увидеть еще больше народу на грани нервного срыва? Нет, увольте.
Я сразу начал перебирать возможные причины происшедшего, но скоро отказался от этой затеи, поскольку это было так же бесполезно, как раздумывать над смыслом жизни.
Попытался заглянуть вниз, но увидел только толпу народа. Ботинки захлюпали, прилипая к полу. Направленный вниз свет фонарика дал понять, что слизь, залив все стены, растеклась по этажу и, по-видимому, именно она издавала тошнотворный запах, появившийся недавно. Поморщившись, я поискал слепую старушку. Луч обнаружил ее в углу. Она водила рукой по стене и обнюхивала ее. Судя по ее лицу, Женщине было интересно. Меня передернуло, и я оставил ее за этим малоприятным занятием.
И тут, совершенно неожиданно, появился свет. Не такой, каким озаряют темноту лампочки, свечи и фонарики. Это был неприятный, пугающий свет. Какой-то зеленоватый, тусклый, искажающий цвета, идущий из пустоты, так как явного источника не было видно. Он вырвал из темноты этаж, и, как позже выяснилось, весь дом. Но в секунду его появления я почувствовал, что в кромешной темноте мне было гораздо уютнее, если в данных обстоятельствах вообще применимо это слово, чем при этом потустороннем свете.
Судя по возгласам, остальные жители испытали то же самое ощущение. Гул, было затихший, возобновился снова, и в нем преобладали истерические нотки. Несколько человек, судя по всему, плакали. На лестнице люди тоже оживились: выключили осветительные приборы, благо странный свет позволял разглядеть абсолютно все, начали переговариваться. Я не стал вступать разговор, сказать мне было нечего, а снова замер в ожидании. Впрочем, ждал не долго.
Примерно через полминуты снизу раздался крик, принадлежащий, видимо, подростку: «Я больше не могу! Выпустите меня!!!». При всей бессмысленности этого восклицания, человек кричал искренно, как будто отчаявшись. Если бы дело ограничилось только этим, бог знает, сколько еще бы мы прождали. Толпа внизу явно приняла какое-то решение (да, именно толпа, поскольку весь разум человеческий исчезает, когда оказывается в окружении уже десятка подобных ему, переходя в разум коллективный), и зашумела еще больше. Тогда я все же посмотреть на происходящее хотя бы краем глаза, подошел к перилам и взглянул вниз. Люди раздвигали свои ряды, смещаясь с обеих сторон к стенкам, образуя как бы коридор в самой середине. Тут мой взгляд выделил из толпы седого человека, который держал за руки парня лет шестнадцати, рвущегося по направлению к двери, ведущей на улицу. Подросток не издавал ни звука, только лицо его исказила страшная гримаса. Когда толпа окончательно прекратила расступаться, парень что-то сделал, то ли ударил, толи чем-то кольнул мужчину, и вырвался. Ошеломленный, тот стоял, не двигаясь. Подросток, тем временем, добежал до лестницы, видимо намереваясь пробить собой кирпичную кладку, но оступился на лестнице, упал и, ударившись головой о пол, свернул себе шею. Мне была видна только верхняя часть его тела, но несмотря на это, меня передернуло, хотя не прошло и двух часов с того момента, как я сам убил человека. Это было последней каплей. Толпа запаниковала.
Вдруг, словно ждав этого момента, на первом этаже открылись двери лифтов. Это было удивительно. Я не мог увидеть, что было в кабинах, но люди уставились туда. С минуту стояли в полном молчании, после чего кто-то заорал, и этот крик подхватили еще несколько десятков. Произошло что-то из ряда вон выходящее. Вонь стала совсем невыносимой, а с потолка на девушку в маленьком черном пиджаке капнула какая-то черная жидкость, сразу въевшись ей в одежду. Затем пятно поползло вверх и вылезло на лицо, где исчезло во рту девушки. Та тотчас же упала. Люди хлынули наверх, на нескольких тоже упали черные капли и произвели тот же эффект.
Я было тоже начал убегать, но тут упавшие начали подниматься. Некоторые люди остановились, но подойти и помочь не собирались. Я спустился по лестнице, но на первый этаж не вошел. Смотрел со ступенек. Первая вставшая оказалась та самая девушка… Она набросилась на ближайшего мужчину и впилась зубами ему в руку. Тот от неожиданности потерял способность двигаться. Сумасшедшая с откуда взявшейся силой разорвала ему живот и тут же начала выедать его внутренности. Меня начало мутить, ноги сами понесли подальше, все равно куда. А между тем остальные очнувшиеся вели себя в том же ключе, и, чтобы кто-нибудь из них не схватил меня, я пытался не останавливаться и сбивать мешающих мне с ног. Сзади кто-то схватил за кофту. Я хотел отцепить его, но там оказалась только отгрызенная рука. Я поднимался на четвертый этаж, когда оказался на полу, сам не успев понять этого. Оступился, скатился со ступенек и лег, сгруппировавшись, и тут же почувствовал, как меня топчет множество ног, причем совершенно не замечая этого. Когда все убежали наверх, я, каким-то чудом живой, встал, и ощущая боль во всем теле, оглянулся…
Вдруг, сбоку налетела белая фигура, прижала меня к стене. В плече возникла резкая боль, я оттолкнул сумасшедшую, та упала. Моя нога, следуя инстинкту самосохранения, тотчас же добила ее. Я с ужасом узнал свою недавнюю спутницу, вздохнул, но тут же почувствовал, как что-то упало мне на руку. Я перевел взгляд туда. На кофте было черное пятно. Мои попытки снять ее оказались неудачными, и пятно исчезло в ране на плече…
Пустота. Затем возникло желание есть. Потом появились чувства: осязание, слух . Я открыл глаза. Встал. Затем побрел, куда глаза глядят в поисках еды…

Грузовик.



Глава первая.
Ртуть.
Пожалуй, нет ничего хуже, чем возвращаться домой на метро. В вагоны набивается столько народу, что кажется, что скоро от тебя останется мокрое место. Люди сзади выходят, давка невыносимая. Спертый воздух причиняет неудобства. В таких условиях единственное чего ждешь - своей станции.
Именно в таких условиях добирался домой Антон Сероухин, сотрудник ничем не примечательной компании, организующей праздники. Он был совершенно непримечательной наружности, взгляды окружающих на нем не задерживались, впрочем, особых неудобств по этому поводу мужчина не испытывал. На нем была старая, поношенная куртка, брюки и видавшие виды ботинки. Сам Антон не слишком переживал из-за своего внешнего вида, красоваться было по большому счету не перед кем.
Доехав до своей станции, Сероухин, подхваченный людским потоком, вывалился на платформу. Идти быстро совершенно не хотелось, но в метро ходить можно только полубегом по определению. Отстояв очередь около эскалатора, Антон встал как раз между бомжем и буйными подростками, сыпавшими нецензурной бранью и смехом.
Всякие попытки подняться выше были пресечены недовольными выкриками одного из них. Пришлось смириться и вытерпеть.
Наконец, мужчина вышел на свежий воздух, хотя свежим его можно было назвать только с большой натяжкой, все-таки Москва. Сероухин поспешил скрыться в лабиринте дворов одного из спальных районов столицы. Была та ранняя осень, когда еще не подступили морозы, еще тепло, и живы воспоминания о прошедшем лете, но цветные листы на немногочисленных городских деревьях сообщают о том, что погода катится в пропасть холода и снега. Следовать изначально запланированному маршруту не удалось, поскольку дорогу перегородили рабочие, опять для чего-то раскапывающие землю. Антон повернул к проезжей части. Выхлопные газы ударили в нос, слух возмутился от шума автомобилей, раньше хоть как-то заглушаемого плотно стоящими друг к другу пятиэтажками, которые никак никто не мог, наконец, снести. Что ж, городскому человеку не привыкать, но Сероухин, сам того не замечая, всегда выбирал дорогу подальше от машин. Конечно, он мог и сейчас найти более спокойную дорогу, но тогда бы пришлось идти по грязи или делать большой крюк, а это не очень хорошо для человека, возвращающегося домой после рабочего дня и которому на следующий день предстоял еще один, не менее длинный и напряженный.
Антон бодро зашагал по направлению к дому, мыслями полностью занятый тем, как придет в свою захламленную, но чрезвычайно уютную квартиру, поставит на плиту кастрюлю и сварит в ней макароны вместе с молочными сосисками, сядет перед телевизором, пощелкает пультом и, спустя некоторое время ляжет спать. Не забывал он и о своей домашней любимице, кошке Соне, которая скрашивала его одиночество уже восемь с половиной лет, с тех пор, как он переехал в новую квартиру. Ему ее подарили на новоселье и первой запустили в дом. Примета такая. Она была еще маленьким, несмышленым котенком и сразу же забилась под оставленный прошлыми хозяевами диван. Если ей надо было спрятаться, Соня выбирала именно это место до сих пор, хотя там давно стояла новая мебель. Антон думал, как его любимца встретит его, как радостно заурчит, увидев вернувшегося хозяина.
После дождя рядом с тротуаром образовалась огромная лужа. Проезжающие машины пытались объехать ее, но не у всех получалось, так что Сероухину пришлось отойти от дороги как можно дальше, чтобы не окатило водой. До дома оставалось порядка пятидесяти шагов, как вдруг мимо на огромной скорости пронесся грузовик. Антон никогда не интересовался машинами, а грузовиками тем более, поэтому марку не определил. Но это было не главное. Главное было то, что грузовик проехал точно по той луже, которую все остальные автомобили пытались избежать. В воздух поднялось столько воды, что увернуться от нее человеку, находящемуся на тротуаре было невозможно. Не увернулся и Сероухин. Мысль о том, как грузовик мог так разогнаться, пришла ему в голову гораздо позже, когда он рассмотрел свою мокрую одежду и подумал о том, в чем он завтра пойдет на работу. Затем он огляделся вокруг, чтобы посмотреть на своих товарищей по несчастью, которых, по его мнению, не могло не быть, так как минуту назад вокруг было много людей. Однако таковых не нашлось. Антон посмотрел вперед, надеясь увидеть злополучный грузовик, который просто обязан был на такой скорости в кого-нибудь врезаться, и не увидел, механически попытался отряхнуть одежду и пошел дальше. Тут вокруг начали появляться люди. Одни обгоняли его, другие выходили сбоку, как будто они здесь шли пять секунд назад, хотя Антон точно знал, что только что их здесь не было. Как назло, каждый встречный задерживал на нем свой взгляд. Кто-то весело улыбался, радуясь чужому несчастью, кто-то брезгливо морщился, наверняка думая, что Сероухин-пьяница, который валялся в луже, поскольку от произошедшего Антона и правда начало штормить и он потерял возможность идти быстро. Сероухин чувствовал, как внутри него просыпается зверь, который готов крушить всё и вся вокруг, не разбираясь, за что. Он был зол на неизвестного водителя, на людей, которые с интересом пялились на него, но пытался сдерживать себя. Так оставшиеся пятьдесят шагов до дома превратились во все пятьсот.
Наконец, он свернул на пустую дорогу, ведущую прямо к дому. Перестав чувствовать на себе взгляды окружающих, Антон прибавил шаг и чуть ли не бегом дошел до двери своей родной двенадцатиэтажной башни. Над дверью зачем-то повесили табличку « 1 подъезд. Кв.1-96», хотя у дома никаких других подъездов не было. На железной двери стоял домофон. Антон порылся в своих промокших насквозь карманах, извлек пластмассовый ключик, приложил его к углублению на устройстве и потянул на себя дверь.
На площадке перед лифтом пахло мочой и еще бог знает чем. Именно сейчас, когда все чувства у него были на пределе, Сероухин заметил это обстоятельство, к которому привык за время проживания здесь. Он заметил, что какие-то уроды исписали все стены и двери двух лифтов. Он готов был их придушить, как только они попадутся ему на глаза. Он готов был избить того парня, который каждый раз отрывал дверцу его почтового ящика, хотя обычно терпел это издевательство над собой.
Антон нажал на кнопку вызова лифта. Двери не открылись сразу, как это часто бывает. Где-то сверху тронулся с места лифт. Он шел вниз мучительно долго. Мужчина ожидал, что запищит домофон, зайдет какой-нибудь человек и тоже увидит его. Эта мысль была невыносимой. Наконец, двери раскрылись. Сероухин торопливо нажал восьмой этаж и кнопку закрытия дверей. Лифт поднимался столь же долго, как и опускался. А вдруг на лестничной клетке стоит кто-то из соседей? Вдруг его спросят, что случилось? Что он ответит? Однако никого не было. Только этажом выше раздавались крики женщины, но Антона это не волновало. Он буквально ввалился в квартиру и запер дверь на все замки. Злость так и не улеглась. Скинув ботинки, Сероухин сразу принялся стягивать с себя мокрую одежду. Быстро сменив ее на домашний халат, выжал, закинул в стиральную машину и, наконец-то смог сесть и перевести дух. Тут он почувствовал озноб. Начавший было улегаться гнев, разгорелся с новой силой. Ну, если я еще благодаря этому идиоту водителю заболею!..
Антон проследовал на кухню. Она была настолько мала, что двоим там уже было тесно. В углу стоял холодильник, рядом - старая газовая плита. Дальше раковина, а напротив стол, за которым стоял шкаф, где помимо еды помещались лекарства. Там же лежал и градусник. Взяв его, Сероухин сел тут же на стул, засек время и стал ждать. Вдруг он почувствовал, как что-то трется ему об ноги. Соня!.. Он совсем про нее забыл. Антон отпихнул ее ногой. «Еще тебя здесь не хватало, не видишь - мне плохо!» - подумал он. Кошка перестала тереться, села напротив, удивленная тем, как с ней обращается любимый хозяин, и стала смотреть на него. Она не решалась подойти ближе, чувствуя настроение человека.
В квартире наверху что-то упало на пол, затем послышались вопли. Они становились все громче, громче, затем их заглушил грохот. Ощущение было такое, что вся мебель в той квартире опрокинулась на пол, после чего все смолкло. Спустя несколько минут в коридоре послышался яростный стук в дверь. Пришлось даже встать и проверить кому стучат. К счастью ломились не в дверь Сероухина. «Народ сошел с ума», - подумал он, доставая градусник. 36,8.Пронесло…
Сняв халат, мужчина пошел в ванну, включил кран и посмотрел на себя в зеркало. С той стороны на него смотрел небритый человек. Если бы кто-нибудь посмотрел бы на него со стороны, то увидел бы, что он был явно не в духе. Сам Антон этого не замечал. Он перевел взгляд вправо, рассматривая кровоподтек на левом глазу. «Да уж, красавчик», - мелькнула где-то мысль. Сероухин уже хотел отойти от зеркала, как вдруг лицо в зеркале исказилось, и на мгновение взгляду предстало изображение какого-то инфернального существа. Однако, секунду спустя, оно исчезло. Антон невольно помотал головой, отгоняя видение.
Вдруг на кухне раздался звон. Выбежав из ванны, Сероухин огляделся по сторонам, ища источник шума, и увидел лежащие на кухонном полу осколки градусника. Рядом сидела Соня и с интересом разглядывала катающиеся по полу шарики ртути, и даже пыталась поймать некоторые лапой. Не замечая хозяина, она начала бегать за ними и каждый раз, упуская один, она принималась за другой.
Антон стоял и молча смотрел, чувствуя, как гнев внутри разгорается с такой силой, что противостоять ему было невозможно. Да он и не хотел его останавливать. Шагнул навстречу кошке, схватил ее за загривок и потащил ее в комнату. Бросив Соню со всей силы на диван, он начал бить ее с наслаждением, вымещая на ней всю злость, которую подавлял весь день. Сначала Антон бил ладонью, с громкими шлепками, перешел на кулаки. Кошка даже не сопротивлялась, решительно не понимая, почему с ней так обращаются. Она никогда не подозревала, что ее хозяин способен на такое.
А Сероухин бил то тех пор, пока не почувствовал, что под очередным ударом кулака что-то хрустнуло. Пелена гнева спала с глаз, и он выпустил кошку. На диване лежала роскошная трехцветная кошка, которую он так любил. Антон прикоснулся к ней, но Соня не отозвалась. Он приподнял ее, но ее голова опрокинулась назад, рот раскрылся, обнажая белоснежные зубки. Антон понял, что он только что сделал, и неудержимые слезы потекли из глаз. Он опустил еще теплое тельце на диван, готовый сам выброситься из окна, только чтобы она ожила, но понимал, что ничего не может сделать. Сероухин опустился на пол, уже даже не плача, а рыдая в голос.
Откуда-то снизу раздался протяжный гул, вселявший страх уже сам по себе. Но дело было не только в нем: сразу после этого весь дом затрясло, затрясло так, что если бы Антон не стоял на ногах, он бы точно упал. С каждой секундой трясло все сильнее и сильнее, рядом упал шкаф, да что там шкаф, в квартире падало все, что могло упасть, и Сероухину еще повезло, что на него свалилась только люстра, всего лишь больно ушибив. Антон зажмурил глаза, сжался всем телом, и пролежал так до тех пор, пока тряска не закончилась.
Открыв глаза, он обнаружил, что ничего не видит, вообще ничего. Ослеп? Мужчина посмотрел на свои наручные часы. Фосфорные стрелки светились ярко. Как гора с плеч… Однако почему ни черта не видно? Антон пополз в ту сторону, где теоретически должно было быть окно, наткнулся на батарею и осторожно встал. Пощупал окно, но рука не почувствовала холодный осенний воздух сквозь открытую форточку, она наткнулась на стену за окном. Фонарик! Где этот чертов фонарик?..