ТОСТ СУРГАНОВОЙ
Майя Чаплыгина

Почти 10 лет Светлана Сурганова была звездой группы «Ночные Снайперы». А потом – сразу две беды. Врачи объявили – рак, нужна срочная повторная операция. И именно в этот момент – ссора в «Ночных Снайперах», ей пришлось уйти. Всё вдруг рухнуло. Но она выкарабкалась. Теперь у неё другая группа – «Сурганова и Оркестр». Она вообще теперь другая.

«За космическую любовь!» - почти с вызовом бросает она тост. Поднимает рюмку текилы. За столом кафе – все те, кто обязательно встречается с ней, когда она приезжает в Москву на концерты. Она первая лихо выпивает свою текилу. И улыбка ещё хитрее – «Чёрт побери!»
В последнее время она, как солнечная батарея, пытается всех вокруг себя подзарядить, разбудоражить. Она это называет: «поделиться любовью». «Я теперь эпикуреец. Жизнь нам дана, чтобы получать удовольствие и доставлять удовольствие окружающим, особенно тем, кто тебе дорог». Близкие друзья при таком расположении её духа внутренне расслабляются. Они знают – ещё совсем недавно всё было ровно наоборот. Была депрессия и полная опустошённость. И вот это её нынешнее состояние – важная победа.
Ну почему мы начинаем чувствовать жизнь всеми клеточками – по большому счету вообще начинаем жить – только после падений, трагедий? Чёрт побери…

1
«… Идут человек и бог по берегу моря, беседуют. Человек спрашивает у бога (а он невидим): «Скажи, боже, почему так: когда у меня всё хорошо и я счастлив, я оглядываюсь назад и вижу на песке пару следов. Когда я в горести, у меня у меня несчастье, я вижу позади только одну?» - «Дурень, - отвечает бог. – Когда ты несчастлив, я беру тебя на руки…»
Это любимая её притча. Легко понять, почему. Несколько последних лет были для неё действительно испытанием. И если бы не было вот этого ощущения – что бог, ангел-хранитель, не важно, поддерживает её, - вряд ли бы она со всем этим справилась.

2
Так бывает – наступаешь точно в какую-то западню и попадаешь в цепь ловушек, и всё вдруг разваливается. Для неё такой точкой развала стал уход из группы. Период её жизни в «Ночных Снайперах» растянулся почти на десять лет. Пока перед одним из концертов ей не сказали: всё, ты больше не в группе, уходи. Она тут же, безоговорочно, поменяла билет и уехала домой, в Питер. «Вероятно, тогда просто пришло время. А детали, форма, в которую всё это было облечено, - это не важно и никому не интересно», - мягко ускользает она от этой темы. Кто-то сказал бы – предательство. Только от неё подобных слов не дождёшься. «Не из моего лексикона. Предательства для меня нет. Есть разность интересов. Это со временем случается. Я так считаю: если произошла ссора, расставание, значит, я сама не смогла вырулить ситуацию таким образом, чтобы никто не страдал, я не страдала…» А ситуация-то была пиковая.

3
«Рак», - сказали врачи. Они сейчас с больными не церемонятся. Но на самом деле Света уже всё знала, давно знала. Всё-таки сама по образованию - врач-педиатр.
Она пошла в медицину, потому что никогда не верила в свои музыкальные способности. И ей казалось, что медицина более практична: врач может заработать деньги, а музыкант – нет. Как часто бывает, в жизни всё получилось ровно наоборот. А ещё получилось, что музыка тоже лечит. Но тот медицинский опыт потом оказался бесценным. «Гораздо приятнее лежать в реанимации, когда точно понимаешь, что с тобой произошло и какие именно манипуляции над тобой проделывают». Она легко обыгрывает эту тему болезни. Её игра в «несерьёз», конечно, камуфляж: попытка с гордым видом преодолеть страх. Зажмуриться на секунду и - полный вперёд: в новую жизнь. В радость. Чтобы захлопнулась, наконец, старая, другая уже по ощущениям жизнь.

4
Первый раз вся эта раковая ситуация проявилась восемь лет назад. Тогда с шестнадцатичасовым перитонитом «скорая» сразу доставила её в реанимацию. Обычно с этим уже не выживают… А тут во время операции обнаружилось самое плохое – рак. Ситуация была со всех сторон нетипичная. Основному контингенту пациентов с «её диагнозом» - за шестьдесят, за семьдесят. И они уже доживают. А ей-то было двадцать семь. Она прошла клиническую смерть. В общем, всё то, что называется «по ту сторону жизни». Теперь она рассказывает об этом, будто посмотрела какой-то фантастический фильм: в большом кинозале, с долби-звуком, попкорном. «Был туннель, бежевый, поэтому мне даже казалось, я с огромной скоростью лечу внутри тела огромной извивающейся змеи. Думала только об одном: когда же всё это кончится? Наконец на меня обрушился свет и… началось пробуждение».
В ход идёт очередная текила. «За красоту!» - разгоняет Света напряжение, которое непременно наваливается, когда речь идёт о подобных вещах. А мне важно узнать от неё ещё одну деталь. Недавно близкий мне человек оказался тоже на грани, тоже была клиническая смерть и все эти типичные образы: туннель, темнота, потом свет. Но он рассказывал: там было хорошо, спокойно и вовсе не хотелось возвращаться. Но потом он вспомнил обо мне, стало меня жаль и тогда решил: ради неё - вернусь… И вернулся. Интересно, там мы тоже вольны делать выбор? «Конечно! - она долго мне смотрит прямо в глаза. А потом снова лихачит: - Главное: сделать правильный выбор… Помню, лежу я после операции. И так мне плохо – я потею, потею, вся испотелась. Ну просто ужасно всё болит. И кручусь-верчусь – разгоняю боль. И надо бы попросить вколоть обезболивающее, подать судно, а мне так неловко… Рядом со мной женщина лежала. Ей всю ночь было плохо, она плакала, очень страдала. Было неловко отвлекать внимание медсестры от этой женщины. Чем всё закончилось? А тем! Женщина умерла – я выжила…»

5
С того момента прошло восемь лет. Нужна была повторная операция, но мало кто мог её убедить – даже не в том, что это нужно сделать, а в том, что всё пройдёт благополучно. «И я поставила на себе крест», - вот такая была линия защиты. Но потом стало ясно, что от болезни не спрятаться. И операции не избежать. Иначе – врачи жёстко дали понять – на жизни можно ставить крест… И именно в этот момент её попросили уйти из группы.
Звучит, может быть, страшно, но, похоже, что только благодаря этому ситуация с болезнью дошла до точки кипения. И ей уже некуда было отступать. «Я поговорила со своим лечащим врачом. Он честно сказал: никто ответственность на себя не возьмёт, решение должно быть только за вами. Я тогда выскочила из больницы – была весна, - шла по улицам, глубоко дышала апрельским воздухом. А потом сделала вдох-выдох, ещё раз вдох-выдох. И в голове уже было: я это сделаю.»
Самое сложное – из всех передряг выйти с приобретениями и без озлобленности. Ей это точно удалось. «Я раньше самонадеянно думала, что я – всесильная, хотя бы в рамках собственного тела и собственной психологии. На самом деле – ни черта подобного!» а ещё она убеждена, что ни одну серьёзную ситуацию не преодалела бы без поддержки друзей. И львиная доля успеха лежит на плечах этих людей. «Я думала только об одном: я должна выжить, прийти в норму и порадовать всех своим выздоровлением. Особенно маму…»
6
Опять грубо, но болезнь нужна была ещё и для этого: чтобы по-настоящему, во всех смыслах, они сроднились – мать и дочь. Их отношения вообще отдельная история. Был долгий период взаимного непонимания, недовольства, обоюдного раздражения. И однажды в сердцах мать призналась: пережив блокаду, она не могла иметь детей, и Светлана – приёмная дочь. Из детского дома. «Задним уже числом мне стало казаться, что какой-то подвох я и раньше чувствовала. Например, у моей бабушки двое детей: моя мамуля и мой как бы дядя. И как-то раз бабушка в каком-то запале сказала про его сына: «Он же у меня единственный внук!» Я потом к ней подошла: «Бабушка, ну как же единственный? А разве я не твоя внучка?» Мне было лет пять…»
Теперь всё между ними наладилось. «Мамуля», именно так, не иначе называет она свою Лию Давидовну. «Она друг и заступница. Для Жванецкого, написавшего когда-то свой потрясающий по глубине «монолог нашей мамы», одним из прототипов героини наверняка была моя Лия Давидовна. Есть такой устоявшийся образ еврейской мамы с куриным супчиком. Этот образ был, есть и, даст бог, будет пребывать в веках. И если рядом с вами есть «еврейская мама», то само собой, будет бульон со всеми его полезными свойствами, и все проблемы будут непременно разрешены».

7
Не так давно, тогда она ещё не совсем оправилась после болезни, друзья вывезли её в Швейцарию. Было лето. И казалось, совсем рядом – заснеженные вершины швейцарских гор. Летом можно потрогать снег. И она предложила: а пойдёмте до снега?! Это она-то – которой каждое движение давалось с трудом… Не было никакого снаряжения. Но они пошли вместе с ней – через ручьи, по камням. И дошли-таки до гор, до снега… Она и вправду отчаянная. Похоже, в этом её нынешняя сила. Пусть сила – но почему только после падений, трагедий мы и начинаем, по большому счету, жить? Чёрт побери…

8
недавно был её столичный концерт. На сцене она такая хрупкая, маленькая, особенно на фоне своего «Оркестра» из семи знатных на комплекцию мужчин. Как она с ними управляется? Отшучивается: «С мужиками не надо справляться, их надо любить, как детей, и во время застолий не медлить с переменой блюд».
Она сейчас так энергична… Как вытаскивает эту энергию из себя? Света опять будто задирается. «Жизнь так коротка, а вокруг так много хороших людей, их надо успеть принять, полюбить и подарить им свою любовь. Как обмен веществ в природе, так и человек может участвовать в круговороте любви. Нужно дарить свои эмоции. Не стоит в этом скупердяйничать. И тогда начнётся новая, качественно новая жизнь. Посмотрите на меня!»
На прощанье вспоминаю: «Есть такое народное поверье – бог испытывает только тех, кого любит». Она опять смеется. А потом просто, даже нагло заключает: «О, тогда мы яростные любовники!»