С какими чувствами я поступал в эту консерваторию! Ходить по тем же коридорам, где ходили Римский-Корсаков, Шостакович, заниматься в классах, где занимался Прокофьев... Здесь каждый камень пропитан историей, величием, заниями. До недавнего времени здание консерватории имело вид, мягко говоря, удручающий. Один знакомый сказал мне, что когда он поступал и, видя растрескавшуюся краску на стенах, грязный, пятнистый потолок, рваные обивки стульев и кресел, подумал, что это все оставленно специально со времен великих! Дабы студенты помнили, где находятся! Былого великолепия уж нет, сделан какой-никакой ремонт, на первом этаже, перед кабинетами администрации и вовсе глаз радуется сверкающему паркету, новым окнам, дверям. Этажами повыше, конечно, уже похуже. Чем выше, тем хуже. Хуже всего, наверное, на чердаке, но охочих до знания студентов туда заниматься не пускают. Говорят, что зимой холодно, простудитесь, а во все остальное время - сыро, везде капает, тут еще всякие провода рядом, трубы, не ровен час откинет студентик копытца, и - привет - вздрючат весь персонал АХЧ по полной программе. Так что приходится довольствоваться наиболее гадким из обитаемых - пятым этажом.
Пятый этаж! Это нехитрое словосочетание много скажет любому, кто бывал в тех местах. Кто, сидя на самой верхней площадке черной лестницы, курил после напряженного пения в хоре гашиш, кто пил в веселой компании в малюсеньком классе коньяк, А малюсенькие классы... О! здесь не хватит всего словарного запаса Венечки Ерофеева, что бы описать все их черты. Всю прелесть их стен, постоянно открывающихся дверей, пианино с когда-то темперированным строем. Ну, про стой у пианино, кажется, все более-менее ясно. Иногда приходят настройщики в количестве 2-3 человек и потихоньку темперируют строй, выгоняя студентов из классов. Суденты, между прочим, встали рано. Кто в 5, кто может, еще раньше, кто чуть позже. Это что бы приехать к 7 в родную консерваторию, столпиться у дверей 6 подъезда, принять низкий старт и по сигналу охранника, отпирающего двери броситься на перегонки занимать классы, надеясь позаниматься, отдать себя музыке часа на 2, а если повезет, то и на 3! Говорят, есть такие везунчики, которым удается прозаниматься и 4 и 5 часов, прежде чем придет какое-нибудь тело и заявит свои права на квадратные метры с роялем или просто не скажет, что давай, мол, дружок, пойграл - хватит, пора и честь знать, нечего тут рассиживаться или расстаиваться! И вот, представьте, вы с таким трудом добежали до класса, ваше дыхание еще взволнованно, еще бродит адренолин в крови, вспоминаются самые острые моменты забега... вы садитесь, касаетесь рояля, а, может, открываете футляр и достаете инструмент, извлекаете первые звуки, чувствуя, как наполняются сухим теплом кровяного притока пальцы, и предвкушаете сладость уединения с Музыкой! Вдруг! АХ! Открывается дверь, и голосом опытного врача вам приказывают освободить на некоторое время помещение, вы будете мешать! Да, да мешать! ВЫ - ИМ! или ВЫ - ЕМУ! - Кому?! Этому, что ли? Да ему только подъемный кран настраивать! И вообще, лучше вблизи его не курить, а то перегар сдетонирует! А делать-то нечего, вы кто, т.е. мы - кто? Мы с вами - никто, даже лучше вот так: ни-к-то!
Вот и отправляемся, пока этот возиться там с этим, гулять по пятому этажу и заниматься рассматриванием всего, что только попадется навстречу. А попадается там, милые вы мои, много. Среди прочего, может попастся только что проснувшийся полупьяный контрабасист. У этой касты особые права. У них класс свой собственный, на ключик запирается. Ну а почему бы не сделать копию ключика и не попользоваться классиком, когда все уйдут? Должен признаться, в это я с ними полностью солидарен! Есть все же какое-то очарование в такого рода поступке. Остаться с нежным созданием прекрасного пола в пустой консерватории, в классе, говорить о прекрасном, может даже об оперной реформе Глюка, исполнить пару каприсов (не путать с кипарисами!) Паганини на контрабасе и, покорив свою возлюбленную, разделить с ней маленький и чуть-чуть рваный когда-то кожанный диван.
Если же сей славный муж вам на пути не попался, то можно занять полость черепа разглядыванием надписей на стене. Для этого придется спуститься по черной лестнице на этаж ниже, встать правым боком к кафедре физкультуры и английского языка (ктож их сюда заслал и за что?) и упереться взглядом в оказавшуюся прямо перед вами стену. Там можно найти множество удивительных надписей! Они почему-то раположены в столбик, состоящий из маленьких строчек. Некоторые обнаруживют сюжетную взаимосвязь. Кто-то мне говорил, что это называется стихи. Может быть и так, я и сам когда- то пытался дополнить общую картину надписью собственного сочинения, но, к счастью, вовремя узнал о таких понятиях, как Золотой и Серебрянный век и отбросил жалкие попытки. Что интересно, так это анонимность - никто никогда не видел авторов тех строк. Особенности почерка позволяют догадываться о некоторых из ник, но точно сказать, все же никто не может. Подозрения пробуждет и близость кафедр физкультуры и иностранных языков. Дикой кажется мысль, что педагоги, воровато озираясь будут красться к лестничной площадке и, вздрагивая от малейшего шороха, возить карандашом по стене. Но, как хорошо известно, ничего невозможного небывает, посему оставим мысли сей право на существование.
Кто там орет? А, настройщик вышел. Мочальников начальник! Ну, пойдем, попытаемся, может повезет и больше никого не принесет сегодня на нашу голову еще хотя бы час.
Текущее настроение:

LI 5.09.15