Святой Георгий — один из особо почитаемых русских святых. День его памяти празднуется православной церковью 26 ноября (9 декабря) и 23 апреля (6 мая). Георгий с копьем на новгородской, затем на московской деньге, всадник Георгий на щите московского герба... Нет другого святого, чей образ столь часто встречается в государственной символике.


Житие святого рассказывает, что Георгий родился в Каппадокии (область в Малой Азии, входившая в состав Римской империи) в знатной семье. Вступив в армию, он стал прекрасным воином и достиг высокого положения на службе у императора Диоклетиана. Георгий принял христианство, и когда в 303 году начались так называемые Диоклетиановы гонения, отказался от звания и богатства и отправился к императору в его резиденцию в Никомедии (Малая Азия, ныне — турецкий город Измит) отстаивать свою веру. Император заключил его в темницу, где Георгия подвергли страшным мучениям: избивали, заливали в горло расплавленное олово, сажали на раскаленного металлического быка, пытали колесованием. Георгий выдержал пытки, черпая силу в вере. Тогда по приказу императора палач отрубил ему голову.

Наибольшую известность и самостоятельное значение в литерату¬ре и искусстве приобрел эпизод из жизни Георгия, связанный с его победой над чудовищным драконом, пожиравшим людей в окрестностях города Ласии (Палестина), когда святой спас царевну от неминуемой смерти. Этот сюжет получил на Руси название «Чудо Георгия о змие». Празднование победы над змием приурочивалось к осенне-зимнему празднику святого — 26 ноября (9 декабря) — Юрьеву дню. Однако главный день памяти Георгия — это дата его смерти, 23 апреля (6 мая).

Обширную иконографию Георгия Победоносца можно классифицировать следующим образом. Все типы изображений подразделяются на две большие группы: одиночные и житийные иконы. Первые включают изображения пешего воина Георгия, всадника-драконоборца и молящегося Георгия из деисусного чина. На среднике житийных икон можно увидеть изображения как Георгия пешего, так и «Чуда о змие».

Самая древняя из сохранившихся русских икон Георгия — храмовый образ Георгиевского собора Юрьева монастыря в Новгороде, написанный около 1170 года по заказу новгородского князя Георгия Андреевича. Ровно 400 лет спустя, в 1570 году Иоанн Грозный после побоища, учиненного им при походе на Новгород, увез икону в Москву, где она хранится и поныне в иконостасе Успенского собора Московского Кремля. Георгий предстает в полном воинском облачении. Изображенная по пояс фигура покрыта сияющим пластинчатым доспехом, в правой руке он сжимает копье, левой опирается на крестообразную рукоять меча. Через левое плечо Георгия перекинут алый плащ — атрибут мученичества в древнерусском искусстве.

Излюбленной темой русской иконописи стало «Чудо Георгия о змие». Известно краткое (Георгий на коне и дракон) и развернутое (Георгий, дракон, царевна, очевидцы чуда — родители царевны и др.) изображения. Более древним является краткий вариант, исключающий дополнительные эпизоды. Самая ранняя из икон этого извода, дошедших до нас, датируется концом XIV века.

К числу наиболее ярких и характерных образцов новгородской живописи XV столетия, эпохи расцвета местной школы, относится икона из собрания И. Остроухова, хранящаяся ныне в Третьяковской галерее. Это одно из самых прекрасных изображений Георгия. Для новгородской живописи XV века характерна любовь к ярким, звонким краскам с преобладанием киновари. Красный плащ Георгия напоминает вспышку пламени на золотистом фоне иконы.

Краткая редакция икон «Чудо о змие» хронологически не ограничивается одним средневековьем. Более того, в малоформатных иконах, особенно украшенных окладами из драгоценных материалов, она приобрела дополнительную привлекательность. Примером поздней русской иконы подобного типа может служить икона из коллекции Государственного музея истории религии в Санкт-Петербурге, датируемая 1850 годом. Изображение змия на иконе имеет свою особенность: Георгий поражает врага в шею, а не в пасть, показана даже кровь, струящаяся из раны. Впрочем, это не противоречит житийному тексту, где читаем: «устремися конем на змия, и, ударив того крепко в гортань, уязви». Серебряная рама иконы украшена изображениями знаков учрежденного в 1769 году ордена Святого Георгия: двух звезд и крестов.

Постепенно, с XVI века, краткий вариант «Чуда Георгия о змие» начинает уступать развернутой версии, когда на иконе изображается множество очевидцев. Это объясняется общей тенденцией русской иконописи, когда в XVI–XVII веках она становится повествовательной, иллюстративной, «богословием в красках». Иногда иконография настолько замысловата, что без комментария икона весьма трудна для восприятия. Увеличение числа персонажей вносит изменения в композицию иконы «Чуда о змие»: благодаря перенесению места действия в город возникает необходимость появления архитектурных изображений — так называемого палатного письма. В иконах «Чуда» расширенного извода палаты — это смотровые башни, откуда царь с царицей, придворные и жители города наблюдают за происходящим. Появление башни со зрителями пред ликом святого приводит к необходимости перемещения на большинстве икон сегмента с десницей Господней за спину Георгия. На тверской иконе второй половины XVI века из Воскресенского собора города Кашина (хранится в Третьяковской галерее) рядом с Христом на основном поле иконы изображен ангел, принимающий у Христа венец для святого. В некоторых случаях, как на иконе XVI века из Донского монастыря в Москве (музей-усадьба «Останкино»), склонный к конкретизации и точности иконописец показал копье святого словно исходящим из руки Господа.

Самая ранняя из числа известных ныне житийных икон Георгия появляется в первой половине XIV века. На ее среднике изображено «Чудо Георгия о змие», причем в развернутой редакции. Показан момент торжества святого после победы над змием. Он восседает на белом коне с копьем в руке, но копье не касается змия. Чудовище послушно следует за царевной по имени Елисава (так написано над ее головой). В правой верхней части средника иконы находится башня с укрывшимися на ней царем, царицей и жителями города. На 14 клеймах изображены мучения святого. Их связь с житийным текс¬том подчеркнута пространными надписями, сопровождающими каждую сцену. В характере и стиле иконы ясно ощущается знакомство автора-иконописца с образцами романской живописи. Это не удивительно, ведь в Новгороде, активно торговавшем с западными землями и особенно с городами Ганзейского союза, существовал и католический храм.

На житийных иконах мог изображаться и пеший Георгий. Иконы с образом святого Георгия в рост в полном воинском облачении и с житийным повествованием в клеймах получают широкое распространение в Москве в XVI веке, уже после окончательного покорения Новгорода в 1570 году. Икона из Государственного Русского музея, приблизительно датируемая XVI–XVII веками, замечательна еще и тем, что она была поднесена императору Александру II старообрядческой общиной города Динабурга Витебской волости в благодарность за введение «Правил о старообрядцах» (1864), согласно которым старообрядцам, лояльным к светской власти, дозволялось свободно отправлять богослужение, открывать школы, занимать общественные должности.


Особого внимания заслуживают изображения святого в деисусном чине русского иконостаса. Центральная фигура чина — Спас Вседержитель, восседающий на престоле. Слева и справа находятся Богоматерь и Иоанн Предтеча, архангелы Михаил и Гавриил, молящиеся за род человеческий. Далее в строгой последовательности располагаются святые апостолы, отцы церкви, мученики, преподобные (святые монашеского звания), столпники. Среди мучеников помещали и святых-воинов — Георгия с Дмитрием Солунским. В деисусе оба святых воина обращаются с молением к Иисусу Христу. Вместо воинских доспехов Георгий облачен в хитон, красный плащ не развевается за спиной, а окутывает всю фигуру святого. Именно таков Георгий из деисусного ряда церкви Рождества Христова Дмитриевского монастыря Тверской губернии, ныне находящийся в Третьяковской галерее.

В результате реформаторской деятельности Петра I с полной переориентацией на Запад в русскую иконопись XVIII века все глубже проникали образы и традиции западноевропейской живописи. Произошел переход к «воцерковлению» икон-картин, написанных на холсте в соответствии с канонами барокко, классицизма и академизма и распространенных в русских храмах, особенно в крупных городах. Однако традиционная иконопись, превратившаяся в этот период в отдельную ветвь русского искусства, продолжала развиваться.

(с) Журнал Антик.Инфо

Одной из замечательных черт историко-культурного наследия народов Прикамья является Пермский звериный стиль (ПЗС) VI-XII вв. - своеобразное искусство мелкой металлопластики. Безусловно, что звериный стиль отражает многие черты идеологии, сознания и социального устройства древнего общества в Прикамье. Следует выделять художественно-прикладные изделия в зверином стиле, имеющие утилитарное значение (украшения и детали костюма, предметы быта и т.п.), и культовые предметы, имевшие лишь религиозное значение и использовавшиеся во время обрядов и религиозных церемоний. По нашему мнению, собственно Пермским звериным стилем, в том смысле как он понимается большинством исследователей, следует считать лишь культовые ажурные или сплошные односторонние литые бронзово-медные сюжетные пластины-плакетки, входившие в определенные системные наборы. Именно они имели идеологическое значение и являются отражением древних верований. Помимо культовых плакеток в Пермскому звериному стилю можно отнести так же и ряд фигурок-бляшек или медальонов, изображающих птиц, головы медведей и антропоморфные личины или фигуры. Эти предметы также выполнены плоским литьем и имеют, в ряде случаев, ажурно-прорезное исполнение. Размер и форма пластин, блях и медальонов при этом не имеет решающего значения. Они могут быть очень крупными, длиной до 16-17 см и мелкими - 3-5 см. Их форма может быть геометрической или повторять очертания естественного объекта (антропоморфные, оринтоморфные и т.п.).

Звериные стили в искусстве и верованиях народов Урала и Западной Сибири эпохи средневековья известны далеко за пределами Прикамья. Таким образом, это явление средневековой культуры является региональным, урало-сибирским. Наряду с ПЗС культовые плакетки представлены в Печорском зверином стиле1 [Буров, 1992, с. 51-60] и в Обском (Западносибирском) зверином стиле2 [Зыков, Кокшаров, Терехова, Федорова, 1994, рис. 43-75], наиболее северные памятники с ажурными культовыми пластинами, аналогичными Приуральским и Зауральским, находятся на о. Вайгач и на Югорском полуострове3 [ Грачева,1987, c.11-13].
Сюжетика культовых плакеток отражает космогонические и генеалогические представления населения региона. По мнению Е.И. Оятевой, в плакетках можно усматривать своеобразные иллюстрации к этой мифологии, имевшей важнейшее социально-педагогическое значение. Наборы этих пластин, расположенные в определенном порядке, служили основой для изложения мифов, и, видимо, были обязательной принадлежностью каждого родового святилища, что объясняет их распространенность и устойчивость сюжетов. Пермский звериный стиль обладает всеми признаками системности: повторяемость сюжетов, общие технологические приемы, длительность существования, композиционная структурность. Это позволяет выявить через генезис и эволюцию сюжетов и образов ПЗС основные духовные доминанты и мифологию этноса, создавшего эти плакетки, что в свою очередь может иметь решающее значение для определения этнической принадлежности древнего населения, создавшего и использовавшего эти предметы. Системность ПЗС позволяет утверждать, что он возник и функционировал как средство культовой практики специальных служителей, т.е. является элементом урало-сибирского шаманизма и отражает идеологию этого явления.
Три указанных стиля имеют ряд общих сюжетов. Прежде всего это плакетки с изображением лося, человеко-лося и ящера. Общим является и мотив птицы в художественно-прикладном и культовом зверином стиле, в том числе с личиной человека на груди. Интересно совпадение сюжета всадника (всадницы), который в Печорском стиле едет на ящере-лосе, в Пермском - на лошади, в Западносибирском - на лосе или на лошади. Объяснение изменению верхового животного может опираться на особенности хозяйственно-культурных типов населения указанных территорий, что связано с устойчивыми этническо-территориальными стереотипами4 [ Этнические стереотипы поведения, 1985]. В Печорском художественно-прикладном стиле практически отсутствует мотив медведя, наиболее ярко выраженный в Западносибирском стиле, и сюжеты типа "святое семейство", наиболее представленные в Пермском стиле. Пермский стиль, таким образом, может рассматриваться как переходный, что совпадает, до определенной степени, и с географическим положением территории распространения изделий Пермского стиля.
Сюжеты с лосем или человеко-лосем являются общими для всех трех территориальных стилей. Их отличает и единый подход к составлению композиции, и технология производства. Пластины с этим сюжетом отлиты, как правило, из золотистой бронзы, латуни, реже меди. Композиции двух - и трехъярусные. Композиция (особенно многоярусная) как правило окаймлена рубчатым бордюром-рамкой, чаще с двух вертикальных сторон. Движение фигурок обычно левосторонее (вправо от зрителя). Человеко-л®сь почти всегда индивидуален, чаще всего он имеет признаки мужского пола, но много фигурок и без половых признаков. Лосинная голова либо не отделена от человеческой и плавно в неё перетекает, либо несколько отдалена от человеческой. Руки или руки-крылья чаще всего с неполным комплектом пальцев - эта черта, как и ноги с неполным комплектом пальцев или с раздвоенными копытцами, по мнению Е.И. Оятевой отражает смешанную антропо-зооморфную сущность этого героя. Как правило, человеко-лось во всех трех стилях стоит на ящере-"половиннике"*.
Интересно и общее распространение сюжета ящера - зооморфного существа с коротким плотным туловищем, короткими, обычно трехпалыми ногами, тупой или подтреугольной головой. Голова может иметь выросты наподобие рогов или бивней. Ящер - существо заглатывающее людей и обитающее под землей - хорошо известный сюжет угорских урало-обских сказок. У угро-самодийских народов Сибири ящер известен и как зверь-мамонт, чаще всего обитающий под землей. Судя по нашим находкам на селище Володин Камень I, в Пермском стиле образ ящера также связывался с подземным миром (хозяин) и может рассматриваться, в том числе, как олицетворение духа-покровителя металлургов.
Изображения медведя в культовом плоском литье Прикамья и Приобья весьма распространены. Они представлены изображениями медведя, медведя-человека и человека-медведя в виде блях-медальонов круглой, овальной или подпрямоугольной формы. По мнению Е.И. Оятевой, в ПЗС и в Обском зверином стиле антропоморфная сущность медведя передана одинаково: антропоморфная личина на изображении медведя, нижняя половина туловища - медвежья, верхняя - антропоморфная, над ней еще и зооморфная оболочка с верхней части (голова, передние лапы, плечи)5 [Оятева, 1998, c.140]. Особый интерес представляет сюжет "медведь в жертвенной позе", ярко представленный в ПЗС и культовом литье Приобья. Классическими для этого сюжета являются медальоны прямоугольной формы с реки Кын отлитые в двухсторонних формах по восковой модели. По мнению Е.И. Оятевой это родовые медальоны, принадлежащие главам родов, медальоны хранились на родовом (межродовом) святилище и использовались в культовой практике5 [Оятева,1999, c. 187-193].
Стилистически единым во всех трех территориальных стилях являются бляхи-медальоны и плакетки в виде летящей птицы с антропоморфной личиной или фигурой на груди. В подобных предметах, по мысли Е.П. Казакова, отражаются представления о душе, характерные для сибирского шаманизма5 [Казаков, 1988, c. 82]. Птица с антропоморфным изображением на груди иллюстрирует такие угорские и урало-алтайские представления как: "душа-птица" человека; птицеподобный характер души шамана (птица на головных уборах, птицеподобные "наголовники" на обско-угорских граффити, орнитоморфные накосники обских угров и т.п.); мать-зверь, порождающая шамана (как правило в представлении обских угров это орлица с железными крыльями); ипостась богини-матери Калтащ (у алтайцев Умай) и её сына Мир-сусуне-хум, одного из самых загадочных персонажей обско-угорской мифологии; а так же гигантская мифическая птица - крылатый Карс6 [Сагалаев, 1990, c.21-31].
Столь яркий угорский "фон" этого сюжета заставляет исследователей считать его этномаркирующим. Так, о наличии угорского этнического компонента среди древних марийцев, по мнению А.Х. и Е.А. Халиковых, свидетельствует находка на груди погребенного в могиле №13 Веселовского могильника медальона с изображением летящей птица с антропоморфной личиной на груди7 [Халиков, Безухова, 1960, c. 48-50]. В плане угорской этнической характеристики птиц с антропоморфным изображением на груди следует указать на хорошо известные факты использования таких изображений в этнографическое время как основной части составных домашних фетишей [Гемуев, 1990, с. 127-129, рис. 113]. Тот же И.Н. Гемуев обращает внимание что на всех изображениях птиц из фетишей у манси имеются петельки и отверстия для продергивания шнурков к которым крепятся концы цветных арсын'ов (приношений) из которых и составляется фетиш в целом. Птицевидные фигурки при этом являются изображением духа-покровителя или духа-предка семьи. В этнографическое время зафиксированы представления манси о птицах, как о неких мифических предках. Они "были богатырями, но … могли принимать облик соответствующих им птиц", общее же наименование предков в мансийском фольклоре - "Семь крылатых и семь ног имеющих" [Чернецов,1971, с. 43, прим. 29]. Известно, что видовое определение литых фигурок птиц из Предуралья, опубликованных Д.Н. Анучиным, А.А. Спицыным, В.Н. Чернецовым, Л.С. Грибовой, проведенное по просьбе И.Н. Гемуева орнитологом ИИФиФ СО АН СССР Н.В. Мартыновичем, показало, что бoльшая часть из них фигурировала у манси в качестве мифических предков. Следует заметить, что реальных свидетельств сохранения предметов звериного стиля как символа предка ни у одного из народов Предуралья и этнографами не зафиксировано. На наш взгляд это одно из доказательств соответствия звериного стиля представлениям угров, а не финнов.
Во всех трех стилях близкими являются трактовки антропоморфных блях-медальонов и плакеток. Такими чертами можно считать своеобразное оформление глаз в виде "очков", "Т"-образное завершение головы, наличие птицы или медведя как элемента головного убора и пр. Характерно и то, что подобные элементы антропоморфных блях имеются не только в Пермском Предуралье, Приобье и на Печоре, но и в материалах других угорских территорий (культур) Урала. Так фигурка "шамана" (по Н.Я. Мажитову) с "Т"-образным завершением головы найдена в кургане №3 Ишимбаевского могильника8 [Мажитов,1981, рис. 47].
Описанное сходство базируется не только на однородности сюжетных линий обеих стилей, но и на их единой этно-идеологической основе, и отражает единство этносов Прикамья и Приобья в период использования данных изображений.

Говоря об этнической принадлежности Печорского и западносибирского звериного стилей, все исследователи сходятся во мнении об их угорском характере. Действительно, культовые плакетки и бляхи-медальоны не встречены в бесспорно финских древностях: у народов Поволжья, Прибалтики. Хотя отдельные общие сюжеты, в частности всадник (всадница), встречаются по всей лесной полосе востока Европы, этот образ, видимо, маркирует определенный этап общественного развития (формирование военно-дружинной прослойки). Пермский звериный стиль выпадает из общей этнической оценки урало-сибирских звериных стилей (угорской), и приписывается предкам пермских финнов, в частности предкам коми-пермяков.
Однако, как видно из приведенного выше мнения о сходстве сюжетов плакеток и медальонов, о единстве их использования, можно сделать вывод и об этническом сходстве носителей стилей. Пермский звериный стиль, т.о., логично считать угорским. При этом важно учитывать, что и иные элементы духовной и материальной культуры Прикамья VI-XII веков указывают на преимущественно угорский характер населения Пермского Прикамья. Звериные стили (культовые плакетки и бляхи-медальоны), таким образом, маркируют угорские территории на Востоке Европы и Западе Азии.
Показательны и датировки использования плакеток на указанных территориях, а также использование вообще предметов, выполненных в художественном зверином стиле. Так, Печорский стиль существовал в VI-IX вв. (а на святилищах вплоть до X-XII вв.), расцвет Пермского стиля приходится на период VIII-XI(XII) веков, расцвет Западносибирского стиля - на IX-XIII вв. И если в X веке, после сложения на территории республики Коми вымской культуры, носителями которой были предки пермских финнов, Печорский звериный стиль исчез, также как в XII в. прекратилось использование Пермского звериного стиля, Обский стиль продолжал функционировать, претерпевая при этом ряд изменений. Даже в XVIII-XIX веках угорское население Восточного Зауралья и Приобья продолжало использовать предметы, выполненные в зверином стиле, в т.ч. подобия культовых плакеток и медальонов. Такие этапы достаточно четко указывают на сокращение ареала расселения угорских племен в Приуралье по мере переселения сюда предков современных пермских финнов. Отметим также, что по почти единодушному мнению большинства исследователей Печорского, Западносибирского и Пермского звериного стилей, все эти стили выросли на единой культурно-идеологической подоснове, сформировавшейся в Предуралье в I тыс. до н.э.. Истоки многих сюжетов, ставших впоследствии неотъемлемой частью угорских и урало-алтайских шаманистских представлений, можно видеть в сюжетах культовых поделок ананьинского звериного стиля, характерных для тех ананьинских памятников Волого-Камья, которые содержат керамику с веревочно-гребенчатой орнаментацией, ставшую генетической основой для угорской урало-сибирской посуды раннего средневековья.
Единой для Предуралья и Приобья является и техника изготовления культовых пластин и медальонов. Предметы изготавливались методом отливки, затем обрабатывались механически: обрубались литники, ножом (резцом) подрабатывались рельефные детали лицевой стороны, литейный шов заглаживался. Впрочем известны и целые серии отливок не прошедших механическую обработку. Оборотная поверхность как правило не заглаживалась. Многие предметы имеют заполированную внешнюю поверхность, что указывает на неоднократные их чистки с применением тонких абразивных порошков или замши. Техника оливки "образков" изучалось пока мало, в этом отношении следует отметить работу Р.С. Минасяна, предпринявшего целенаправленное изучение технологии отливки предметов звериного стиля9 [Минасян, 1995, c.27]. Судя по его исследованиям предметы звериного стиля изготавливались двумя способами: отливка в глиняных формах, изготовленных по оттиску деревянного шаблона; а так же в глиняных формах, изготовленных по восковой модели. Первый прием применялся для изготовления серийных изделий, второй, чаще, для индивидуальных поделок. Формы, таким образом, всегда двусторонние. Каменных форм использовалось крайне мало, деревянных форм, о которых пишут некоторые исследователи, не отмечено вовсе. Интересным является вывод Минасяна о том, что внешняя поверхность деревянных шаблонов была окрашена или неоднократно смазывалась жертвенной кровью. На наш взгляд это указывает на то, что большая часть предметов культового звериного стиля, использовавшихся в культовой практике, была деревянной, а металлические "образки" изготавливались по каким-то особым случаям и предназначались для длительного хранения и использования в святилищах или иных культовых комплексах. Интересно, что подобным образом изготавливали медных и бронзовых "идолов" угры Приобья уже в этнографическое время, а в культовой практики хантов и манси использовалось много деревянных изделий, изображавших богов, духов, культурных героев, предков и т.п. Технологическое единство указывает на единый, основанный на общем этностереотипе, подход к изготовлению культовых пластин у носителей Печерского, Пермского и Обского звериных стилей. Следует отметить так же и то, что техника изготовления предметов ПЗС существенно отличается от техники изготовления большинства культовых отливок ананьинского и гляденовского времени, изготовленных по большинству в односторонних жестких (вероятно каменных) формах или вообще вырезанных из прокованного листа металла.
Интересно рассмотреть и вопрос о возникновении целого ряда сюжетов, общих в пермском и западносибирском художественно-прикладном зверином стиле (т.е. среди предметов, оформленных с применением антропо-, зоо-, орнитоморфных мотивов, но не культовые плакетки и медальоны). Так, по мнению В.А. Оборина, харинско-ломоватовские изделия, а именно зооморфные пронизки, оказали воздействие на сложение сюжетной линии звериного стиля в Среднем Приобье - объемное изображения орла, клюющего голову лося; пронизки с головой филина и фигуркой медведя и т.п. Однако, сцены борьбы зверей и использование фигурных пронизок в качестве украшений костюма имеют в Приобье гораздо большую древность, чем в Приуралье, и восходят к усть-полуйскому времени. По справедливому замечанию В.А. Могильникова, наличие зооморфных пронизок в раннеломоватовских и харинских памятниках Пермского Приуралья связано с присутствием в прикамском населении этого времени крупного угорского массива10 [Могильников, 1991, с. 60]. Безусловно, с предуральскими и зауральскими угорскими корнями связаны бляхи с изображением фигуры идущего медведя; накладки с изображением одной, трех, шести голов медведя; пряжки с изображением медведя в жертвенной позе; бронзовые рукояти кинжалов и ножей с навершием в виде фигуры медведя, птицы или иного животного. Эти сюжеты в бронзовом литье Зауралья известны также с усть-полуйского времени11 [Молодин, Бобров, Равнушкин, 1980. Табл. ХХ, ХХI, XXII, рис. 3] и были широко распространены в раннем средневековье12 [Могильников, Коников, 1983, рис. 6 ф. 10, рис. 9 ф. 14, 17].
То же касается и шумящих подвесок с изображением парных головок коней, которые в литературе устойчиво именуются "прикамскими" или "приуральскими". В сибирском урало-алтайском этническом поле такой сюжет имеет устойчивое бытование еще с рубежа эр в таштыкской культуре13 [Кызласов,1960, рис. 31, 32]. Этот сюжет вполне мог быть воспринят уграми юга лесной полосы Западной Сибири, и вместе с миграцией угорских саргатских и иных племен в эпоху Великого переселения народов достиг Приуралья. Недаром, по мнению Л.Голубевой, распространение биконьковых подвесок отражает проникновение в Прикамье угорского компонента в харинское время14 [Голубева,1966, С.83]. Характерно и то, что в харинское время и в Приуралье и в Зауралье прототипы таких подвесок встречаются в единичных экземплярах, а массовое распространение их в указанных регионах в более позднее время связано со складыванием единых идеологических представлений у угров лесной и лесостепной полосы по обе стороны хребта. Так, в раннем средневековье биконьковые подвески имеют частое употребление в Южном Предуралье (кушнаренково-караякупово) - например в Хусаиновском, II Бекешевском, Стерлитамакском могильниках15 [Иванов, Кригер, 1987, с. 109]. Н.А.Мажитов, исследовавший курганы Южного Урала, также отмечает, что для женского костюма характерны накосники с арочными и коньковыми подвесками на длинных цепочках16 [Мажитов, 1981, с. 124]. На памятниках Зауралья и Западной Сибири, судя по публикациям, биконьковые подвески-накосники "приуральского типа" обнаружены в 13 пунктах: могильники Чулым-2, Усть-Ишим (2 экз.), Барсов Городок (2 экз.), Сайгатинский III (2 экз.) и IV, городище Искер, у с. Никито-Ивдель, д. Кузина на р. Лозьве, оз. Иртяш, в погребении 19 Пылаевского могильника на р. Пышме и др.. Большинство подвесок (Пылаевский могильник, Барсов Городок, Искер, Усть-Ишим) относятся к третьему типу коньковых подвесок, по классификации В.А. Оборина, которые характеризуются прорезью основы в виде овала, соединенного с треугольником ("замочная скважина"), и употреблялись в Предуралье до конца Х в.. В Зауралье биконьковые шумящие подвески-накосники функционировали и в то время, когда в Предуралье они уже вышли из употребления, надолго пережив угров Предуралья и сохранившись в родственной среде (или были привнесены сюда в процессе переселения предуральских угров). Об этом свидетельствует, например, находка двух таких подвесок в жертвенном комплексе 1 Усть-Ишимского кургана №1317 Коников,1984, рис. 4], в состав которого, помимо прочего, входили бронзовые шаровидные бубенчики со щелевидной прорезью, бронзовое навершие с головой лошади от рукояти плети, болгарская серебряная серьга с зернью, которые датируют этот комплекс XII-XIII вв. Находки коньковых подвесок, в том числе с прорезью в виде "замочной скважины" из Сайгатинских могильников датируются XIII-XIV вв.18 [Зыков, Кокшаров, Терехова, Федорова, 1994, №№294-296]. Отметим, что статистические показатели находок коньковых подвесок на могильниках Прикамья и Зауралья примерно одинаковые (по соотношению находок подвесок к числу исследованных женских погребений). Таким образом, биконьковые шумящие подвески-накосники нельзя считать этномаркером пермских финнов (а по В.А. Оборину - древних коми-пермяков), иначе бы пришлось относить к территории распространения или этнического воздействия последних огромное пространство по обе стороны Уральского хребта от Северного Предуралья до Средней Волги и от Верхней Камы до Иртыша.
Звериный стиль на востоке Европы и западе Азии в эпоху средневековья, можно уверенно считать маркером угорского этнического компонента населения. В Приобье в бронзовой художественной пластике он сохранился вплоть до XVI в., а в несколько измененном виде и в этнографическое время у хантэ и манси.
Причем в Предуралье финское население еще в XIX в. отрицало принадлежность предметов звериного стиля к наследию своих предков ("... зыряне утверждают, что идолы эти не зырянские, а вогулические, и даже не божества их, а - жертвы..." - писал В. Шишонко). Лишь после многочисленных публикаций о предуральском (Пермском) зверином стиле, как о культурном наследии коми (зырян и пермяков), у представителей интеллигенции этих этносов сложилось представление о нем, как о своем культурном наследии. При этом отмечаемый этнографами и искусствоведами звериный стиль в этнографическом искусстве коми (в том числе и коми-пермяков) не является ни реликтом средневекового стиля в металлопластике, ни его продолжением, а отражает проявление космогонического и иного фольклора финнов и их орнаментальных традиций - орнаменты в виде рогов лося-оленя, анималистическое оформление охлупня, утицы-солоницы и пр. Часть этих сюжетов заимствовано у русского населения, часть можно наблюдать в орнаментации костяных изделий древних удмуртов (чепецкая культура) и древних коми (вымская культура).

Литература:
1 Буров Г.М. Бронзовые культовые плакетки 1 тыс. н.э. на крайнем Северо-Востоке Европы: Печорский местный "звериный" стиль.// Проблемы финно-угорской археологии Урала и Поволжья. Сыктывкар,1992. С. 51-60
2 Зыков А.П., Кокшаров С.Ф., Терехова Л.М., Федорова Н.В. Угорское наследие. Древности Западной Сибири из собрания Уральского университета. Екатеринбург, Внешторгиздат, ДИАКОМ - Франция, 1994. Рис. 43-75.
3 Грачева Г.Н. Об этнической принадлежности древних культовых мест о. Вайгач// XVII Всесоюзная финно-угорская конференция (тезисы докладов). Ижевск,1987. С. 11-13.
4 Этнические стереотипы поведения. Л., 1985.
5 Казаков Е.П. О некоторых элементах языческой культуры угров Урало-Поволжья// Проблемы древних угров на Южном Урале. Уфа. 1988. С. 82.
6 Сагалаев А.М. Птица, дающая жизнь (из тюрко-угорских мифологических параллелей)// Мировоззрение финно-угорских народов. Новосибирск. 1990. С. 21-31.
7 Халиков А.Х., Безухова Е.А. Материалы к древней истории Поветлужья. Горький. 1960. С. 48-50.
8 Мажитов Н.Я. Курганы Южного Урала в VII-XII вв. М. 1981. Рис. 47.
9 Минасян Р.С. Техника литья "чудских образков"// АСГЭ, №32. СП-б, 1995. С. 119-127.
10 Могильников В.А Контакты населения лесной полосы Приуралья и Западной Сибири в конце 1 - начале 2 тыс. н.э.// Проблемы археологии Евразии. М., 1991, с. 60.
11 Молодин В.И., Бобров В.В., Равнушкин В.Н. Айдашкинская пещера. Новосибирск. 1980. Табл. ХХ, ХХI, XXII, рис. 3.
12 Могильников В.А., Коников Б.А. Могильник потчевашской культуры в Среднем Прииртышье.// СА,1983, №2. Рис. 6 ф. 10, рис. 9 ф. 14,17.
13 Кызласов Л.Р. Таштыкская эпоха в истории Хакасско-Минусинской котловины. М.,1960. Рис. 31, 32.
14 Голубева Л.А. Коньковые подвески Верхнего Прикамья.// СА,1966, №3. С. 83.
15 Иванов В.А., Кригер В.А. Проблемы изучения средневековых кочевников Южного Урала.//Вопросы древней и средневековой истории Южного Урала. Уфа, 1987 г. С.109.
16 Мажитов Н.А. Курганы Южного Урала VIII-ХII вв. М., 1981 г. С. 124.
17 Коников Б.А. Усть-Ишимские курганы и некоторые вопросы раннесредневековой истории таежного Прииртышья.// Западная Сибирь в эпоху средневековья. Томск. 1984. Рис. 4.
18 Зыков А.П., Кокшаров С.Ф., Терехова Л.М., Федорова Н.В. Угорское наследие. Древности Западной Сибири из собрания Уральского университета. Екатеринбург, Внешторгиздат, ДИАКОМ - Франция, 1994. №№294-296.
* "Половинник" по Е.И. Оятевой фигурка животного, птицы или рыбы изображенная строго в профиль. Например медведь-"половинник" с одной передней и одной задней ногами, одним глазом и ухом.


Источник: www.kaee.pspu.ru

          Посмотреть и приобрести некоторые находки можно здесь:

ПЕРМСКИЙ ЗВЕРИНЫЙ СТИЛЬ (шаманские изображения, чудские образки, культовое литье), бронз, художественная пластика VII в. до н.э. - XII в. н.э. Распространен в лесной и лесо - тундровой зоне северо – восточной Европы и западной Сибири от Камско - Вятского бассейна до водораздела Енисея - Оби. Изучение пермского звериного стиля началось в конце XIX - начале XX в. Все исследователи сходятся на местном происхождении пермского звериного стиля. По - видимому, можно говорить о нескольких центрах возникновения этого стиля, например, Томско - Нарымское Приобье, Прикамье, горно - лесное Зауралье. В. Н. Чернецов отмечал близость древнеуральской изобразительной манеры, отразившейся, в частности, в наскальных изображениях, к стилю ранних металлических поделок. Изделия пермского звериного стиля выполнены в бронзе (литье в односторонней и двусторонней формах, полое литье), в дереве, кости (резьба), в рисунках - гравировках на металлических и костяных предметах. Основной круг сюжетов: звери, представители лесной фауны (лоси, олени, медведи, пушные звери и т.д.), кони, водоплавающие, лесные и хищные птицы, змеи, насекомые, существа зоо - и орнитоморфной природы, человека. Композиции разнообразны: стоящий (идущий) в профиль зверь; плывущая птица; птица в фас с распахнутыми крыльями с антропоморфной фигуркой на груди; медведь в жертвенной позе: голова между лапами; стоящие фронтально одна, две или несколько человеческих фигур; сложные двух- и трехъярусные композиции, состоящие из антропоморфных и зооморфных существ; всадники. Места находок разнообразны: клады, святилища, костища, погребения, жертвенные комплексы в некрополях и на местах металлургических производств.
Ранние изделия после отливки не обрабатывались и, по - видимому, употреблялись в качестве священных предметов при проведении обрядов. С рубежа эр на изделиях появляются петельки для прикрепления, наружная поверхность полируется (Гляденовское костище). С середины I тыс. н.э. изделия пермского звериного стиля делятся в функциональном отношении на две группы. К первой относится пермско - печорская бронзовая художественная пластика культового назначения. Наиболее выразительны трехъярусные композиции, которые рядом авторов (Б. А. Рыбаков, Л. В. Чижова) трактуются как космогонические. Верхний ярус - голова (головы) лося ассоциируются с верхним миром небесной лосихи; средний - с земным миром, центром которого является человек: семья, вождь, металлург и, чаще всего, шаман; окружающие человека звери.
Нижний мир - это звероящер, обращенный головой вправо (к западу). Ко второй группе - зауральской и западно - сибирской - относятся украшения и принадлежности костюма, выполненные в зооморфной манере: поясные застежки, браслеты, подвески, пронизки; оружие: рукояти и ножны кинжалов, щитки для защиты руки от тетивы, навершия кресал и гребней. Сочетание изображения голов медведя между лапами с фигурами зайцев или др. пушных на браслетах, фигурки - подвески в виде коня, зайца, водоплавающей птицы, изображение хищной птицы на рукоятях кинжалов представляют собой знаковое выражение угорских мифологических сюжетов.
К XII - XIII вв. наблюдается повсеместное угасание искусства пермского звериного стиля. Сначала в Прикамье, а потом и в западной Сибири все большую роль начинают играть привозные изделия из серебра. Место художественных изделий из бронзы занимают упрощенные поделки массового изготовления. Образный строй пермского звериного стиля сохраняется в фольклоре, а его символика - в богатом орнаменте вышивок и поделок из кожи, браслетов коми, удмуртов, манси и ханты.

Авторы

Викторова В. Д.
Федорова Н. В.

Библиографии
Источник библиографии
Уральская историческая энциклопедия.- 2-е изд., перераб. и доп. – Екатеринбург: Академкнига; УрО РАН, 2000. – 640 с., С.414-415.

Источник библиографии
Спицын А.А. Шаманские изображения // ЗОРСА, СПб., 1906. Т.8.

Источник библиографии
Оборин В.А. Древнее искусство народов Прикамья. Пермский звериный стиль. - Пермь, 1976.

Источник библиографии
Анучин Д.Н. К истории искусства и верований у приуральской чуди // МАВГР. 1899. Т. 3.

Источник библиографии
Грибова С. Л. Пермский звериный стиль. М., 1965.

События Отечественной войны 1812 года вписали яркую страницу в историю русской воинской славы. «Гроза двенадцатого года» оставила заметный след в искусстве, нумизматике и медальерном деле.

Когда изгнание наполеоновской армии стало вопросом време- ни, в правительственных кругах возникла идея учредить особую боевую награду для участников «кампании». На Руси издавна существовала традиция после успешных войн или отдельных крупных сражений награждать памятными знаками всех участников боевых действий. Игнорирование этой традиции после изгнания Наполеона неизбежно вызвало бы всеобщее недовольство.

Следуя духу старой, еще московской традиции, Александр I и его окружение принимают беспрецедентное решение: учредить для непосредственных участников Отечественной войны без различия чинов, должностного положения и степени личных заслуг единую боевую награду в виде серебряной медали, носимой на ленте высшего и старейшего русского ордена св. Андрея Первозванного.

5 февраля 1813 года Александр I подписал приказ, в котором говорилось: «Воины! В ознаменование ... незабвенных подвигов ваших, повелели мы выбить и освятить серебряную медаль, которая с начертанием на ней прошедшего столь достопамятного 1812 года долженствует на голубой ленте украшать непреодолимый щит Отечества — грудь вашу… Вы по справедливости можете гордиться сим знаком».

7 февраля 1813 года императорский приказ был объявлен войскам М.И. Кутузовым. От себя фельдмаршал указывал в нем, что медаль пожалована всем участвовавшим в поражении неприятеля.

«Высочайший» проект
16 марта 1813 года император Александр I подписал рескрипт министру финансов Д.А. Гурьеву, в котором сообщалось об учреждении медали: «Доставляя вам рисунок медалям таковым, на одной стороне коих должно быть изображено око провидения и достославный 1812 год, а на другой портрет мой».

К рескрипту был приложен примитивно выполненный карандашный эскиз проектного рисунка медали с изображением ока провидения и довольно неумело расположенной надписью «1812 ГОДЪ». Как полагают, идея рисунка принадлежала самому Александру I, а выполнен он был кем-то из приближенных.

Было решено изготовить пробные экземпляры медали. Два таких экземпляра увидели свет 10 апреля 1813 года. На следующий день Д.А. Гурьев отправил Александру I обе медали, а также скрепленные своей подписью проектные рисунки к ним, сопроводив все это пространной докладной запиской с религиозно-мистическими рассуждениями о глубочайшем смысле всевидящего ока, пытаясь, видимо, «пролить бальзам на душу» находившегося во власти мистических настроений императора.

Аракчеев А.А., по поручению царя, вернул министру финансов его докладную записку, медали и рисунки и сообщил, что «государь-император соизволил изъявить согласие», внеся в проект некоторые коррективы. Гурьеву Д.А. давалось указание, «чтобы по изготовлении на сем основании вновь рисунка и одной медали, представлены были оные на высочайшее утверждение».

14 мая 1813 года Департамент горных и соляных дел получил предписание министра финансов о воплощении в жизнь нового проекта.

Александр I рассмотрел новый вариант медали 29 мая 1813 года. Проект получил высочайшую одобрительную резолюцию: «Быть по сему». Но на этом же рисунке он неожиданно начертал решение изменить другую сторону медали, поместив на ней вместо собственного портрета надпись: «НЕ НАМ, НЕ НАМ, А ИМЕНИ ТВОЕМУ». Аракчеев отправил утвержденный рисунок и письмо с изложением принятого императором решения Гурьеву Д.А. После получения 9 июня этих документов Гурьев Д.А. распорядился о начале массовой чеканки.

С заменой портрета императора надписью: «НЕ НАМ, НЕ НАМ, А ИМЕНИ ТВОЕМУ» поменялись местами аверс и реверс медали. Сторона с портретом или вензелем монаршей особы всегда являлась лицевой, но после замены портрета надписью единственным элементом новой награды, позволяющим отнести ее чеканку ко времени Александра I, стала дата «1812 ГОДЪ». Лицевой стала сторона с датой и оком провидения.

Символ божественной вездесущности — «око провидения» или «всевидящее око» стал известен в России в начале XVIII века. Использовался он и в композиции изображений на боевых знаменах, и на памятных медалях. Теперь же этот символ превратился в основное, единственное изображение, помещенное на лицевой стороне.

Размер медали (диаметр — 11/8 дюйма, т.е. около 28 мм) соответствовал размеру ряда других военных наградных серебряных медалей того времени. К каждой медали прилагалось четыре вершка (17,8 см) голубой андреевской ленты.


«Идейная» сторона медали
Какую же идею стремились провести создатели медали?

В ходе Отечественной войны 1812 года народ почувствовал свою силу. Крепостные крестьяне — основное население Российской империи, надеялись, что своим ратным служением Отечеству заслужили если не отмену, то, по крайней мере, ослабление крепостного права.

А «крестьяне в солдатских шинелях», побывавшие в ходе заграничных походов русской армии в Европе, воочию увидели «прелести» свободной «буржуазно-демократической» жизни. И не только солдаты. Первые русские дворяне-революционеры декабристы называли себя «детьми двенадцатого года».

Несомненно, новые реалии общественных настроений тонко улавливались правительственными кругами, искавшими идейную опору в христианской догматике, предписывающей терпение, смирение и скромность. И образ «ока провидения» пришелся тут как нельзя кстати. Он словно говорил, что чудо освобождения России от «антихриста» сотворил Господь, а люди лишь простые исполнители его воли.

Создатели медали осознавали, что награждение сотен тысяч представителей «черной кости» будет способствовать развитию у награжденных чувства собственного достоинства и гордости.

С тем, чтобы «простолюдины» «не зазнавались» и «знали свое место», сам внешний вид награды внушал смирение и покорность.

«Всевидящему оку» на лицевой стороне медали прекрасно соответствовала подпись на оборотной: «НЕ НАМ, НЕ НАМ, А ИМЕНИ ТВОЕМУ». Эти слова являются усеченной цитатой из Библии (девятый стих 113-го псалма Давида: «Не нам, Господи, не нам, а имени Твоему дай славу, ради милости Твоей, ради истины Твоей»). Они были девизом рыцарского ордена Тамплиеров, который Павел I помещал на оборотной стороне золотых и серебряных монет, а также на знаменах и штандартах гвардейских полков.

Библейская цитата, как и «око провидения», словно указывала награжденным, что сражались они не ради земных благ, а во славу Господа Бога, направлявшего «христово воинство»

Работы по чеканке установленного «на первый случай» стотысячного тиража медалей начались на Монетном дворе в середине июня 1813 года. 21 июля 1813 года управляющему Военным министерством генерал-лейтенанту А.И. Горчакову были доставлены с Монетного двора первые 10 000 медалей, а 27 августа — еще 40 000. 30 августа в Троицком соборе Александро-Невской Лавры состоялся обряд освящения первых 50 000 экземпляров новой награды.

Тираж 100 000 не соответствовал числу подлежащих награждению лиц, и в последующие годы в Министерство финансов еще трижды поступали указания о дополнительной чеканке: в августе 1814 года — на 25 000 штук, в мае 1816 года — на 90 000 штук и в мае 1818 года — на 45 000 штук

30 августа 1814 года была учреждена точно такая же бронзовая медаль, для награждения дворян, а также купцов, которые во время войны «принесли отличные и важные заслуги» Отечеству. Серебряные и бронзовые медали, вероятно, чеканились одними и теми же штемпелями, однако, по сути, это были совершенно разные награды. Учреждены они были в разное время, изготавливались в разном металле и носились на разных лентах: серебряная — на андреевской, бронзовая для дворян на владимирской, а для купцов на анненской. Кроме того, эти награды имели разные статуты. Только первая серебряная медаль была боевой.

8 февраля 1816 года последовал указ, по которому женщинам дозволялось носить бронзовые медали в память 1812 года уменьшенного размера. Таких бронзовых медалей диаметром около 24 миллиметров было отчеканено на Санкт-Петербургском монетном дворе 7606 штук.

Выдавались они и вдовам офицеров, а также дамам, которые ухаживали за раненными или делали пожертвования для раненных и увечных воинов. Носили такую уменьшенную медаль на узкой ленте: дворянки на владимирской, прочие — на анненской.

Разные по металлу и размерам — от 24 миллиметров и меньше — вплоть до фрачных от 18 до 9 миллиметров «медали двенадцатого года» во множестве изготавливались частными мастерами. Такие «самоделки» отличались не только размерами, но и величиной изображения «всевидящего ока», его формой и размещением на поле медали, а также чередованием лучей, шрифтами надписей, шириной ободка и т.д. Изготовлялись они из серебра, темной бронзы, латуни, светлой бронзы, а для состоятельных людей и из золота

11 сентября 1814 года последовал указ «О запрещении делать медали помимо Монетного двора». В нем говорится о том, что «…разного рода медали выходят в продажу от мастеров золотых и серебряных дел, а через то могут те медали приобретать лица, которым носить их не следует». Предписывалось через полицию объявить мастерам, чтобы они «оных медалей … из какого бы то ни было металла, ни вытеснением штемпелями, ни вырезыванием от руки, ни чеканкою не делали и не продавали, под опасением строжайшего взыскания».

Появились у этой славной медали и «потомки». На наградной медали в память русско-турецкой войны 1877–1878 годов ее оборотная сторона полностью повторяет оборотную сторону медали 1812 года. Различие лишь в том, что надпись «НЕ НАМ, НЕ НАМ, А ИМЕНИ ТВОЕМУ» обрамлена лавровым венком.

Медаль в память русско-японской войны 1904–1905 годов имеет лицевую сторону аналогичную изначальному образцу, с той разницей, что «1812 ГОДЪ» заменен на «1904–1905». (с)

          Посмотреть и приобрести некоторые находки можно здесь:

Нательные кресты являются нередкой находкой на месте уничтоженных деревень.
Рассмотрим виды этих крестов на примере одной, тщательно проверенной в течении двух сезонов, деревни. Итак, 150 км. на юг от Москвы. В середине 19в. пять дворов, известна деревня и в 18в. Сейчас на месте деревни пахотное поле.
Всего на месте деревни было обнаружено 26 целых крестов и 12 обломков, в том числе: один крест 12-нач.13вв., один наперстный 16в., три нательных 15-16вв., остальные кресты с большой долей вероятности можно отнести к 17-нач.20вв.
Наиболее распространенным является прямой мужской крест (1 и 2 слева в верхнем ряду). Таких крестов было найдено 7 экз. Высота крестов от 35 до 50 мм., кроме того найден один подобный крест высотой 24 мм., судя по размеру это "младенческий" крестик. Кресты эти "массового" производства, поэтому они очень похожи между собой. Лицевая сторона - Голгофский крест, справа от креста копие, слева трость, под крестом глава Адамова. На лопастях надписи - ЦАРЬ СЛВЫ, ИС ХС, СНЪ БЖИИ, НИКА. Оглавие обычно выполнено в виде бусины с тремя венцами, символизирующими Святую Троицу. На оборотной стороне чаще всего воспроизведена надпись "Кресту твоему поклоняемся...", или псалом 67 "Да воскреснет Бог...". Изготавливались подобные кресты с 18 до начала 20вв.
На втором месте по распространенности является женский крест. так называемый "листик". Найдено 5 экз. Высота от 35 до 50 мм. Оглавие бывает как в виде бусины так и в виде плоского ушка. Центральная часть лицевой стороны практически идентична мужскому прямому кресту, но на женских она обрамлена барочными очертаниями с растительным орнаментом, который олицетворяет Древо Жизни - расцветший Крест Господень. Оформление оборотной стороны так же совпадает с мужскими крестами. В начале 20в. мастерские отпускали подобные кресты торговцам по цене 3.5 копейки за штуку.
Нередки находки крестов с венцом вокруг средокрестия, или с лучами исходящими из центра (первый справа в верхнем ряду). Венец олицетворяет собой пальмовый венок, прославляющий победу Христа, или Его царский венец. Четыре луча, исходящие из средокрестия, обычно сопостовляют с четырьмя Евангелистами. Выпускались такие кресты с 17 века.
В нижнем ряду слева расположены два похожих четырехконечных креста с прямыми тонкими лопастями. Таких было найдено 4 экз. Высота 35-45мм. У двух крестов на оборотной стороне нечитаемые из-за плохой сохранности монограммы. а у двух других оборотная сторона гладкая. У трех оглавие в виде плоского ушка. у одного в виде бусины.
Остальные виды крестов найдены в одном экземпляре.
Второй крест справа в нижнем ряду сильно затерт вследствии длительного ношения, но он отличается прекрасной ровной зеленой патиной, какой небыло у других крестов найденных в этом месте. Он видимо изготовлен в 18в.
Первый крест справа в нижнем ряду интересен тем, что Голгофский крест на нем не выпуклый, а вдавленный. В средокрестии можно увидеть цату олицетворяющую царственность Христа. На оглавии виден маленький четырехконечный крест. Надпись на оборотной стороне, к сожалению, не читается. По времени изготовления этот крест скорее всего относится к 17в.
На основании этих находок можно предположить, что основная масса жителей деревень носила похожии "типовые" недорогие кресты. Теряли такие кресты часто и видимо сразу покупали новые, большинство крестов не имеют следов длительного ношения. Кроме того по находкам крестов ясно, что люди поселились в этом месте давно, и жизнь здесь (возможно с перерывами) протекала около тысячи лет.

Источник  http://picnik.borda.ru/?1-12-0-00000007-000-0-0-1147278940

         Посмотреть и приобрести некоторые находки можно здесь:

ПЕЧАТИ АРХАИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ

Святослав Ярославич (Чернигов: 1054 - 1073 гг.; Киев: 1073-1076 гг.)
9б-2. Д. - 38,5-40,5 мм. М.н. - Брянская обл., 2005 г. Хр. - ч. к. (Москва), показана А. А. Резневым в мае 2005 г.

КНЯЖЕСКИЕ ПЕЧАТИ С ГРЕЧЕСКИМИ СТРОЧНЫМИ НАДПИСЯМИ

Буллы с развернутой легендой

Всеволод Ярославич (Переяславль: 1054-1076 гг.; Чернигов: 1076-1078 гг.; Киев: 1078-1093 гг.)
20-4. Обратное соотношение осей! Д. - 29-30 мм. М.н. - Вологодская обл., древнерусское Белоозеро, устье р. Васильевка, 2000-2003 гг. Хр. - ч. к., показана Г. Л. Рыжовым в январе 2005 г.

Олег Святославич (Чернигов: 1094-1115 гг.)
29б. Л.с. Надпись в четыре строки. Вокруг ободок.
О.с. Изображение архангела в полный рост с жезлом в правой руке и со сферой в левой. Вокруг ободок.
Д. - 22-24 мм. М.н. - Новгородская обл., Поозерье, на пашне у д. Песчаное, 2003 г. Хр. - НМ, № 43307, осмотрена в январе 2004 г. и в августе 2005 г. (Рис. 1).

 
(Рис.1).

29в. Надпись в четыре строки изображенная зеркально. Вокруг ободок.
О.с. Изображение архангела в полный рост с жезлом в правой руке и со сферой в левой. Вокруг ободок.
Д. - 22-24 мм. М.н. - Брянская обл., 2003-2004 гг. Хр. - ч. к. (Курск?), осмотрена в январе 2005 г. (Рис. 2).

 
(Рис.2).

Буллы с краткой легендой

Ярополк Изяславич (Вышгород: 1077-1078 гг.; Владимир Волынский: 1078-1086 гг.)
35а-5. Д. - 21-23 мм. М.н. - Брянская обл., 2003-2004 гг. Хр. - ч. к. (Курск?), осмотрена в январе 2005 г.

ИМЕННЫЕ ПЕЧАТИ ЦЕРКОВНЫХ ИЕРАРХОВ

Буллы епископов

Новгород

Нифонт (1131-1153 гг.)
54-5. Д. - 19,5-21 мм. М.н. - Владимирская обл., поселение в Суздальском р-не, 2005 г. Хр. - ч. к. (Москва?), осмотрена в сентябре 2005 г.

Илия? (архиепископ: 1165-1186 гг.)
58а. Л.с. Надпись в пять(?) строк.
О.с. Изображение Богоматери "Знамение" в полный рост.
Д. - 20,5-23,5 мм (пробито отверстие). М.н. - Тверская обл., Весьегонский р-н, поселение у д. Сеча, 2003-2004 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г. (Рис. 3).

 
(Рис.3).

ПЕЧАТИ РАТИБОРА
71в. Л.с. Надпись в три строки. Вокруг ободок.
О.с. Погрудное изображение св. Климента папы римского. По сторонам следы колончатой надписи. Вокруг ободок.
Д. - 21,5-23,5 мм. М.н. - Курская обл., Курский р-н, 2004-2005 гг. Хр. - НЭ, передана П.В.Бирюковым в сентябре 2005 г. (Рис. 4).

 
(Рис.4).

ПЕЧАТИ ПРОТОПРОЕДРА ЕВСТАФИЯ

Посадник Завид (Новгород: около 1088-1094 гг.)
72-38. Д. - 20-21,5 мм. М.н. - Вологодская обл., древнерусское Белоозеро, устье р. Васильевка, 2000-2003 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г.
72-39. Д. - 21-22,5 мм. М.н. - Вологодская обл., древнерусское Белоозеро, 2000-2003 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г.
72-40. Д. - 20,5-22 мм. М.н. - Тверская обл.?, 2004 г. Хр. - ч. к. (Москва?), показана П.В.Бирюковым в июне 2005 г.

ПЕЧАТИ С НАДПИСЬЮ "ДЬНЪСЛОВО"

Святополк Изяславич (Киев: 1093-1113 гг.)
77а. Л.с. Надпись в три строки. Вокруг ободок.
О.с. Изображение архангела в полный рост с жезлом в правой руке и со сферой в левой.
Д. - 20-21 мм. М.н. - Брянская обл., Стародубский р-н?, 2004-2005 гг. Хр. - ч. к. (Москва), показана В.Г.Леоненко в октябре 2005 г. (Рис. 5).

  
(Рис.5).

Ирина, жена Святополка Изяславича (около 1093-1113 гг.)
78-2. Д. - 24-26 мм. М.н. - Украина, Киевская обл., Ракитнянский р-н, селище при городище близ с. Бушево, 2005 г. Хр. - ч. к. (Москва?), показана Ю.В.Клочковым в ноябре 2005 г.

Киевская митрополия (1090-е годы)
92-2. Обратное соотношение осей! Д. - 25-26 мм. М.н. - Вологодская обл., древнерусское Белоозеро, устье р. Васильевка, 2000-2003 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г.

ПЕЧАТИ С РУССКОЙ БЛАГОПОЖЕЛАТЕЛЬНОЙ НАДПИСЬЮ

Княжеские печати

Владимир Всеволодович Мономах (род 1053 г. - ум. 1125 г.)
102а-3. Д. - 25-27,5 мм. М.н. - Вологодская обл., древнерусское Белоозеро, устье р. Васильевка, 2000-2003 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г.
103б-4. Д. - 25-26 мм. М.н. - Белоруссия, Минская обл., городище на р. Менке, 2004 г. Хр. - ч. к., показана В.Н.Рябцевичем в апреле 2005 г.
105а-9. Д. - 18-25 мм. М.н. - Вологодская обл., древнерусское Белоозеро, 2000-2003 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г.

Всеволод Ольгович (уп. с 1111 г., ум. 1146 г.)
114а-5. Д. - 22,5-24 мм. М.н. - Украина, Киев или его окрестности, 2004 г. Хр. - ч. к. (Москва), показана А.А.Резневым в январе 2005 г.
114а-6. Д. - 21-23,5 мм. М.н. - Брянская обл., Стародубский р-н, 2004 г. Хр. - ч. к. (Москва), показана А.А.Резневым в январе 2005 г.
114б. Л.с. Надпись в пять (?) строк. Вокруг ободок.
О.с. Поясное изображение св. Кирилла. По сторонам следы колончатой надписи. Вокруг ободок.
Д. - 19-21,5 мм. М.н. - Тверская обл.?, 2004 г. Хр. - ч. к. (Москва), показана В.Э.Нуримановым в январе 2005 г. (Рис. 7).

 
(Рис.7).

Панкратий
121ии. Л.с. Надпись в пять (?) строк.
О.с. Погрудное изображение святого. Слева следы колончатой надписи.
Д. - 20,5-21,5 мм. М.н. - Брянская обл., 2003-2004 г., показана А.А.Резневым в июле 2004 г. Хр. - НЭ, передана А.А.Резневым в октябре 2006 г. (Рис. 6).

 
(Рис.6).

Печати новгородских посадников 1117-1136 гг.

Мирослав Гюрятинич (1126-1128, 1135-1136 гг.)
131-9. Д. - 20-22 мм (обл.). М.н. - Великий Новгород, Городище, 2005 г., раскопки Е.Н.Носова восточнее кладбища, кв. 2, № РГ-2. Хр. - НЭ.
132-5. Обратное соотношение осей! Д. - 17-18 мм. М.н. - Вологодская обл., древнерусское Белоозеро, устье р. Васильевка, 2000-2003 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г.

ПЕЧАТИ С ИЗОБРАЖЕНИЕМ СВЯТЫХ НА ОБЕИХ СТОРОНАХ

Печати князей, княживших в Новгороде

Всеволод Мстиславич (1117-1136 гг.)
134-29. Д. - 28-30 мм. М.н. - Вологодская обл., древнерусское Белоозеро, устье р. Васильевка, 2000-2003 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г.
134-30. Д. - 23-26 мм. М.н. - Тверская обл., Весьегонский р-н, поселение у д. Сеча, 2003-2004 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г.
137-29. Д. - 24-25 мм. М.н. - Вологодская обл., древнерусское Белоозеро, устье р. Васильевка, 2000-2003 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г.
137-30. Д. - 24-25 мм. М.н. - Вологодская обл., древнерусское Белоозеро, 2000-2003 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г.
137-31. Д. - 20-23 мм. М.н. - Московская обл., Щелковский р-н, селище у д. Могутово, 2003 г., раскопки С.З.Чернова, раскоп 2, пл. 3, кв. 54, яма 11, № 732. Хр. - ИА РАН (в комплексе материалов раскопок).
138-30. Д. - 16-18 мм. М.н. - Вологодская обл., древнерусское Белоозеро, 2000-2003 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г.
138-31?. Д. - 18,5 мм (обл.). М.н. - Вологодская обл., древнерусское Белоозеро, 2000-2003 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г.

Ярослав Изяславич (1148-1154 гг.)
150-20. Д. - 19-20 мм. М.н. - Вологодская обл., древнерусское Белоозеро, 2000-2003 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г.

Ростислав Мстиславич (1154, 1157-1158 гг.)
152-28. Д. - 22-24 мм. М.н. - Великий Новгород, Городище, 2004 г., найдена А.Н.Сметаниным. Хр. - НМ, № 43450, поступила от Ю. П. Конькова, осмотрена в августе 2005 г.

Мстислав Юрьевич (1155-1157 гг.)
158-10?. Д. - 20-25 мм. М.н. - Вологодская обл., древнерусское Белоозеро, 2000-2003 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г.

Святослав Ростиславич (1158-1160, 1161-1167 гг.)
160-56. Двойной перевернутый оттиск буллотирия! Д. - 20-25 мм. М.н. - Великий Новгород, Городище, 2005 г., раскопки Е.Н.Носова восточнее кладбища, кв. 8, № РГ-30.
Хр. - НЭ.
160а-5?. Д. - 23-24,5 мм. М.н. - Тверская обл.?, 2004-2005 гг. Хр. - ч. к. (Москва), показана И.Г.Леоненко в мае 2005 г.
161-20. Д. - 20,5-25 мм. М.н. - не известно, 2004-2005 гг. Хр. - ч. к. (Москва?), показана В.Н.Каретниковым в октябре 2005 г.

Роман Мстиславич (1168-1170 гг.)
167-10. Д. - 22,5-26 мм. М.н. - Тверская обл.?, 2004 г. Хр. - ч. к. (Москва?), показана П.В.Бирюковым в июне 2005 г.

Рюрик Ростиславич (1170-1171 гг.)
171-6. Д. - 19,5-21 мм. М.н. - Вологодская обл., древнерусское Белоозеро, 2000-2003 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г.

Мстислав Ростиславич (1179-1180 гг.)
185-9? Д. - 22-24 мм. М.н. - Владимирская обл., поселение в Юрьев-Польском р-не, 2005 г. Хр. - ч. к. (Москва?), осмотрена в сентябре 2005 г.

Ярослав Владимирович (1181-1184, 1187-1196, 1197-1199 гг.)
191-4. Д. - 17-22 мм. М.н. - Вологодская обл., древнерусское Белоозеро, устье р. Васильевка, 2000-2003 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г.

Мстислав Мстиславич (1210-1215, 1216-1218 гг.)
204-28. Д. - 16-19 мм. М.н. - Украина, Киевская обл., Ракитнянский р-н, поселение между с. Шарки и Ольшаница (летописный город Торческ), 2005 г. Хр. - ч. к. (Москва?), показана Ю.В.Клочковым в апреле 2005 г.

Печати лиц, не княживших в Новгороде

Смоленск

Ростислав Мстиславич (середина XIII в.)
218-2. Д. - 18-20 мм. М.н. - Брянская обл., 2005 г. Хр. - ч. к. (Москва?), показана В.Э.Нуримановым в мае 2005 г.

Галицко-Волынская земля

Иван Васильевич (около 1140-1141 гг.)
227Ааа. Л.с. Изображение св. Иоанна Предтечи в полный рост, с крестом в левой руке. Слева остатки надписи. Вокруг ободок.
О.с. Изображение св. Василия Кесарийского в полный рост. По сторонам колончатая надпись. Вокруг ободок.
Д. - 22-24 мм. М.н. - Смоленская обл.?, 2004 г. Хр. - ч. к. (Москва?), показана П.В.Бирюковым в июне 2005 г. (Рис. 8).

 
(Рис.8).

С изображением святых Бориса и Василия
228Аа-3?. Д. - 22-24 мм. М.н. - Вологодская обл., древнерусское Белоозеро, устье р. Васильевка, 2000-2003 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г.

С изображением св. Гавриила (?) и Иоанна Богослова
231а-3? Д. - 16-18,5 мм. М.н. - Смоленская обл.(?), 2004 г. Хр. - ч. к. (Москва), показана П. В. Бирюковым в июне 2005 г.

С изображением св. Георгия и архангела Михаила
231аааа. Л.с. Изображение св. Георгия в полный рост с копьем в правой руке и со щитом (?) в левой. По сторонам следы колончатой надписи. Вокруг ободок.
О.с. Изображение архангела Михаила в полный рост. По сторонам колончатая надпись. Вокруг ободок.
Д. - 19,5-22 мм. М.н. - Ивановская обл., поселение в Гаврилово-Посадском р-не, 2004 г. Хр. - ч. к. (Москва), осмотрена в октябре 2004 г. (Рис. 9).

 
(Рис.9).

С изображением св. Глеба и архангела
231гг-4. Д. - 17-19 мм. М.н. - не известно, 2004-2005 гг. Хр. - ч. к. (Москва?), показана В.Н.Каретниковым в октябре 2005 г.

С изображением святых Георгия и Иоанна Богослова (?)
234А. Л.с. Изображение св. Георгия в полный рост с копьем в правой руке и со щитом в левой. По сторонам остатки надписи. Вокруг ободок.
О.с. Изображение св. Иоанна Богослова (?) в полный рост. По сторонам остатки надписи. Вокруг ободок.
Д. - 19-20,5 мм. М.н. - Вологодская обл., древнерусское Белоозеро, 2000-2003 гг.
Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г. (Рис. 10).

 
(Рис.10).

С изображением святых Иакова и Николая
236ааа. Л.с. Изображение св. Иакова в полный рост. По сторонам остатки надписи. Вокруг ободок.
О.с. Поясное изображение св. Николая. По сторонам остатки надписи. Вокруг ободок.
Д. - 22,5-23,5 мм (обл.). М.н. - Смоленская обл., Гагаринский р-н, неподалеку от города на огородах деревни, 2005 г. Хр. - ч. к., показана Р. Лукашовым в декабре 2005 г. (Рис. 11).

 
(Рис.11).

С изображением св. Константина и неизвестной святой
238бБ. Л.с. Изображение св. Константина в полный рост. Справа надпись. Вокруг ободок.
О.с. Изображение неизвестной святой в полный рост. По сторонам остатки надписи. Вокруг ободок.
Д. - 26-28 мм. М.н. - Вологодская обл., древнерусское Белоозеро, устье р. Васильевка, 2000-2003 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г. (Рис. 12).

 
(Рис.12).

С изображением архангела Михаила и св. Георгия
238г-2. Д. - 18,5-20,5 мм. М.н. - Вологодская обл., древнерусское Белоозеро, устье р. Васильевка, 2000-2003 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г.

С изображением двух неопределенных воинов
269-2. Д. - 18,5-20,5 мм. М.н. - Владимирская обл., поселение в Юрьев-Польском р-не, 2005 г. Хр. - ч. к. (Москва?), осмотрена в сентябре 2005 г.

ПЕЧАТИ С ИЗОБРАЖЕНИЕМ КНЯЖЕСКОЙ ТАМГИ

С изображением двузубца или трезубца прямоугольных очертаний

С отрогом в виде заостренного выступа
283д. Л.с. Изображение св. Георгия в полный рост с копьем в правой руке и со щитом в левой. По сторонам колончатая надпись, выполненная зеркально. Вокруг ободок.
О.с. Знак. По сторонам остатки надписи. Вокруг ободок.
Д. - 22,5-23 мм. М.н. - Вологодская обл., древнерусское Белоозеро, устье р. Васильевка, 2000-2003 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г. (Рис. 13).

 
(Рис.13).

С отрогом в виде короткой вертикальной черты
285а. Л.с. Поясное изображение св. Георгия с мученическим крестом у груди. По сторонам остатки надписи. Вокруг ободок.
О.с. Знак. Вокруг ободок.
Д. - 23-25 мм. М.н. - Вологодская обл., древнерусское Белоозеро, устье р. Васильевка, 2000-2003 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г. (Рис. 14).

 
(Рис.14).

286а-2 (=294в). Л.с. Погрудное изображение св. Георгия с копьем в правой руке и со щитом в левой. По сторонам остатки надписи. Вокруг ободок.
О.с. Знак. Вокруг ободок.
Д. - 17,5-18 мм. М.н. - Владимирская обл., поселение в Юрьев-Польском р-не, 2004-2005 гг. Хр. - ч. к. (Курск?), осмотрена в июне 2005 г. (Рис. 15).

 
(Рис.15).

Первая печать этих матриц опубликована в сводке печатей, зарегистрированных в 2004 г. (см. Гайдуков П.Г., Янин В.Л., 2005. С.103-104. № 294в. Рис. 13). Находка второй буллы этих же матриц позволила определить имя святого, что заставляет изменить номер печати.
289Аа-2. Д. - 14-17,5 мм. М.н. - Брянская обл., 2004-2005 гг. Хр. - НЭ, передана П.В.Бирюковым в сентябре 2005 г.

С отрогом в виде треугольника острием вверх
295-10. Д. - 21-23 мм. М.н. - Великий Новгород, Городище, 2005 г., раскопки Е.Н.Носова восточнее кладбища, кв. 18, яма 15, № РГ-712. Хр. - НЭ.

С изображением двузубца или трезубца колоколовидных очертаний

С отрогом в виде плавно изогнутого крючка
298а-2. Д. - 17 мм (обр.). М.н. - Украина, Киев или его окрестности?, 2003-2004 г. Хр. - ч. к. (Москва), показана А. А. Резнёвым в январе 2005 г.

С изображением знака в виде багра
306а-2. Д. - 17 мм (обл.). М.н. - М.н. - Московская обл., Щелковский р-н, селище у д. Могутово, 2004 г. Хр. - НЭ, передана И. Б. Цыпурским в феврале 2005 г.
309-2. Д. - 19-22 мм. М.н. - М.н. - Московская обл., поселение в Коломенском р-не, 2004-2005 гг. Хр. - ч. к. (Москва?), показана О. В. Михайленко.

АНОНИМНЫЕ ПЕЧАТИ С ИЗОБРАЖЕНИЕМ БОГОМАТЕРИ
311Аа-4. Д. - 27,5-29 мм. М.н. - Вологодская обл., древнерусское Белоозеро, 2000-2003 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г.

ПЕЧАТИ С ИЗОБРАЖЕНИЕМ ХРИСТА ИЛИ ЕГО СИМВОЛОВ

С изображением креста
343б-7. Д. - 20,5-23,5 мм. М.н. - Вологодская обл., древнерусское Белоозеро, устье р. Васильевка, 2000-2003 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г.

ПЕЧАТЬ МОНАСТЫРЯ?
347в. Л.с. Изображение Успения. Вокруг ободок.
О.с. Изображение св. Анны с младенцем Христом на руках. По сторонам надпись. Вокруг ободок.
Д. - 22,5-24,5 мм. М.н. - Вологодская обл., древнерусское Белоозеро, устье р. Васильевка, 2000-2003 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г. (Рис. 16).

 
(Рис.16).

ИМЕННЫЕ КНЯЖЕСКИЕ ПЕЧАТИ XIII - ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ XIV в.

Ярослав Всеволодович (1215-1216, 1223-1224, 1226-1229, 1230-1236 гг.)
368-5. Д. - 22,5-23 мм. М.н. - Великий Новгород, правый берег р. Волхов, полуостров напротив гребной базы, 2004 г. Хр. - ч. к. (Москва), показана А.А.Резневым в январе 2005 г.
371-4. Д. - 23,5-26 мм. М.н. - не известно, 2004-2005 гг. Хр. - ч. к. (Москва?), показана В.Н.Каретниковым в октябре 2005 г.

Александр Ярославич (1236-1240, 1241-1263 гг.)
374-23. Д. - 25-29 мм. М.н. - Тверская обл., Весьегонский р-н, поселение у д. Сеча, 2003-2004 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г.
374-24. Д. - 25,5-28,5 мм. М.н. - Тверская обл., Весьегонский р-н, поселение у д. Сеча, 2003-2004 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г.

Дмитрий Александрович (1276-1281, 1283-1294 гг.)
387-6. Д. - 29-32 мм. М.н. - Тверская обл., Весьегонский р-н, поселение у д. Сеча, 2003-2004 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г.
387-7. Д. - 29,5-30,5 мм. М.н. - Тверская обл., Весьегонский р-н, поселение у д. Сеча, 2003-2004 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г.
387-8. Д. - 29-31 мм. М.н. - Ивановская обл., поселение в Гавриловово-Посадском р-не, 2004-2005 гг. Хр. - ч. к. (Курск?), осмотрена в июне 2005 г.
388а-2. Д. - 27-28 мм. М.н. - Тверская обл., Весьегонский р-н, поселение у д. Сеча, 2003-2004 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г.

ИМЕННЫЕ ПЕЧАТИ НОВГОРОДСКИХ АРХИЕПИСКОПОВ

Феоктист (1300-1308 гг.)
459-11. Д. - 26-28,5 мм. М.н. - Тверская обл., Весьегонский р-н, поселение у д. Сеча, 2003-2004 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г.

Моисей (1326-1330, 1352-1359 гг.)
464-3. Д. - 27,5 мм (обл.). М.н. - Нижегородская обл., Пильнинский р-н, поселение на берегу р. Пьяна неподалеку от ее устья, 2005 г. Хр. - ч. к. (Москва?), показана А.А.Резневым в декабре 2005 г.
465а. Л.с. Надпись в пять строк.
О.с. Изображение Богоматери "Знамение" в полный рост.
Д. - 25-26 мм. М.н. - Новгородская обл., Новгородский р-н, на поле к западу от д. Родионово (правый берег р. Малый Волховец, напротив бывш. Лисицкого м-ря), 2001-2003 гг. Хр. - НМ, № 43444, поступила от Ю. П. Конькова, осмотрена в августе 2005 г. (Рис. 17).

 
(Рис.17).

ПЕЧАТИ ВЛАДЫЧНЫХ НАМЕСТНИКОВ

АНОНИМНЫЕ БУЛЛЫ НОВГОРОДСКИХ НАМЕСТНИКОВ

С изображением сложного креста
493б. Л.с. Сложный восьмиконечный крест на подножии. Концы креста имеют копьевидные завершения.
О.с. Изображение Богоматери "Знамение" в полный рост.
Д. - 27-29 мм. М.н. - Ленинградская обл., Кингисеппский р-н, 2003-2004 гг. Хр. - ч. к. (Москва), показана А.А.Резневым в январе 2005 г. (Рис. 18).

 
(Рис.18).

С изображением креста "со страстями"
512-12. Д. - 36-38 мм. М.н. - Новгородская обл., Новгородский р-н, к юго-востоку от д. Родионово (левый берег р. Вишера, на территории бывш. Николо-Островского м-ря), 2001-2003 гг. Хр. - НМ, № 43447, поступила от Ю. П. Конькова, осмотрена в августе 2005 г.
515-14. Д. - 31-32 мм. М.н. - Великий Новгород, ул. Солецкая, в 35 м к юго-западу от церкви Власия, найдена И. Ю. Анкудиновым в выбросе земли из траншеи в апреле 2004 г. Хр. - НМ, № 43383, осмотрена в августе 2005 г.

БУЛЛЫ ВЛАДЫЧНЫХ НАМЕСТНИКОВ НОВОГО ТОРГА

Время архиепископа Василия (1331-1352 гг.)
530-2. Д. - 25-26 мм. М.н. - Ленинградская обл., на границе с Новгородской обл., 2003-2004 гг. Хр. - ч. к. (Москва), показана А.А.Резневым в январе 2005 г.

Время архиепископа Иоанна (1389-1415 гг.)
534б-2. Д. - 31-32 мм. М.н. - Новгородская обл., Новгородский р-н, к юго-востоку от д. Родионово (левый берег р. Вишера, на территории бывш. Николо-Островского м-ря), 2001-2003 гг. Хр. - НМ, № 43445, поступила от Ю. П. Конькова, осмотрена в августе 2005 г.

Время архиепископа Евфимия I (1424-1429 гг.)
535а. Л.с. Надпись в пять строк.
О.с. Изображение св. Евфимия в полный рост в святительских ризах. По сторонам надпись.
Д. - 28-31 мм. М.н. - Новгородская обл., Новгородский р-н, к юго-востоку от д. Родионово (левый берег р. Вишера, на территории бывш. Николо-Островского м-ря), 2001-2003 гг.
Хр. - НМ, № 43446, поступила от Ю. П. Конькова, осмотрена в августе 2005 г. (Рис. 22).

 
(Рис.22).

ПРОЧИЕ ПЕЧАТИ НОВГОРОДСКОГО ВЛАДЫЧНОГО КРУГА
574в. Л.с. Восьмиконечный крест. По сторонам надпись.
О.с. Изображение святителя в полный рост. По сторонам надпись.
Д. - 28-31 мм. М.н. - Московская обл., Волоколамский р-н, 2003-2004 гг. Хр. - ч. к. (Москва?), показана В.Н.Клещиновым в январе 2005 г. (Рис. 21).

 
(Рис.21).

574г. Л.с. Четырехконечный крест на подножии. По сторонам надпись. Вокруг двойной фигурный линейный ободок.
О.с. Изображение св. Климента в полный рост, в святительских ризах, с кодексом в левой руке. По сторонам надпись. (Рис. 19).
2 экземпляра.

 
(Рис.19).

1. Д. - 28 мм (обл.). М.н. - Тверская обл.?, 2003-2004 гг. Хр. - ч. к., показана А.И.Хлебниковым в марте 2005 г.
2. Д. - 27-28,5 мм. М.н. - не известно, 2004-2005 гг. Хр. - ч. к. (Москва?), показана В.Н.Каретниковым в октябре 2005 г.
574д. Л.с. Четырехконечный крест на подножии. По сторонам надпись. Вокруг двойной фигурный линейный ободок.
О.с. Изображение св. Климента в полный рост, в святительских ризах, с кодексом в левой руке. Слева следы надписи.
Д. - 23-26 мм (в центре пробито отверстие). М.н. - Тверская обл., 2004-2005 гг.
Хр. - НЭ, передана П.В.Бирюковым в сентябре 2005 г. (Рис. 20).

 
(Рис.20).

ПЕЧАТИ НОВГОРОДСКИХ ТИУНОВ

Нерон
635а-6. Д. - 25 мм (обл.). М.н. - Великий Новгород, Городище, 2005 г., раскопки Е.Н.Носова восточнее кладбища, кв. 15, № РГ-91. Хр. - НЭ.

ИМЕННЫЕ ПЕЧАТИ БЕЗ ОБОЗНАЧЕНИЯ ДОЛЖНОСТИ

Без изображений

Кузьма
675а. Л.с. Надпись в три строки.
О.с. Надпись в четыре строки.
Д. - 24-29 мм. М.н. - Тверская обл., Весьегонский р-н, поселение у д. Сеча, 2003-2004 гг. Хр. - ч. к., показана Г.Л.Рыжовым в январе 2005 г. (Рис. 23).

 
(Рис.23).

С изображением святых

Ефрем
691б. Л.с. Надпись в три строки.
О.с. Изображение святого в полный рост.
Д. - 26-28 мм. М.н. - Тверская обл.?, 2004-2005 гг. Хр. - ч. к. (Москва), показана В.Г.Леоненко в октябре 2005 г. (Рис. 24).

 
(Рис.24).

НЕОПРЕДЕЛЕННЫЕ ПЕЧАТИ
772-3. Д. - 27-28 мм. М.н. - Великий Новгород, Городище, 2005 г., найдена А.Н.Сметаниным. Хр. - НМ, № 43394, осмотрена в августе 2005 г.

Гайдуков П.Г., Янин В.Л., 2005. Древнерусские вислые печати, зарегистрированные в 2004 г. // ННЗ. Вып. 19. Великий Новгород С.91-111.

                                     Посмотреть и приобрести некоторые находки можно здесь:

Некоторые вопросы производства снаряжения лучников

Лук, тетива и стрела составляют
уже очень сложное орудие, изобретение
которого предполагает долго накапливаемый
опыт и более развитые умственные способности,
следовательно, и одновременное знакомство
со множеством других изобретений

Ф. Энгельс

Вопросам производства оружия и предметам снаряжения лучников скифского времени посвящена довольно обширная литература. Прежде всего следует отметить работу Б. Н. Гракова, в которой тщательно собран, обобщен имеющийся к концу 20-х годов материал о производстве наконечников стрел лучниками Евразии. Особое внимание в этой работе уделено скифским бронзовым наконечникам. Бронзовые части от литейных форм, хранившиеся ранее в Киевском историческом музее, издала Ф. М. Штительман. В статьях А. И. Фурманской, посвященных бронзолитейному производству Ольвии, очень кратко использован материал по интересующему вопросу. Недавно с интересными соображениями по поводу значения заключительного этапа обработки наконечников — заточки — выступил В. И. Клочко.

Производству наконечников стрел, луков и колчанов посвящен раздел в докторской диссертации Б. А. Шрамко. К сожалению, эта чрезвычайно интересная работа до сих пор не опубликована, и о выводах, к которым пришел ее автор, можно судить лишь по нескольким фразам, помещенным в его автореферате. Б. А. Шрамко писал и о производстве железных наконечников стрел. Материалы разработок Б. А. Шрамко о производстве и обработке дерева, кости, кожи имеют исключительно важное значение для выяснения особенностей изготовления луков, их костяных и кожаных частей, основной массы горитов и колчанов. Особое значение имеют данные Б. А. Шрамко о специализированных орудиях обработки дерева и кожи. Навыки, приобретенные мастерами Скифии в обработке кожи, кости и дерева, изготовлении утвари, частей узды и кожаных частей доспеха, с успехом могли быть применены и при изготовлении снаряжения лучников.

Изготовить обычный горит было не очень сложно. Для этого, по-видимому, [94] не требовалось специализированного инструмента. Мастера вполне могли устроить обычные инструменты, применявшиеся при обработке кожи. То же самое можно сказать и об обработке кости для частей луков и об изготовлении луков. Кроме того, мы практически не располагаем целыми луками, сохранность которых позволила бы установить характер изготовления этого оружия. То же относится к горитам и колчанам. Поэтому вопрос производства луков, костяных и деревянных стрел, рядовых горитов и колчанов рассматриваться здесь не будет.

В этой главе речь идет о производстве бронзовых наконечников стрел и парадных горитов IV в. до н. э., остатки которых позволяют составить определенное представление о технике их производства. Из числа работ по этому вопросу следует отметить большую статью Б. В. Фармаковского, статьи А. П. Манцевич и В. П. Шилова, разделы из работы Н. А. Онайко.

Наконечники стрел. Абсолютное большинство наконечников отлито из бронзы. Все они отливались в составных литейных формах, сделанных из бронзы или камня. Производству этого вида оружия посвящена статья Б. Н. Гракова. Его материалы, дополненные новыми данными, легли в основу данного раздела. Известны литейные формы или их части, бракованные или неоконченные наконечники, остатки мастерских, в которых, по-видимому, изготавливались наконечники стрел, следы бронзолитейного производства.

На территории самой Скифии известны литейные формы для изготовления стрел только IV в. до н. э. Для более раннего времени есть материалы с других территорий, нередко отдаленных от Скифии на многие сотни километров. Концом VII в. до н. э. датируется форма для отливки двух наконечников стрел из Кархемыша. К VI в. до н. э. относится очень интересная форма для отливки скифских наконечников, найденная в Мосуле. Великолепно сохранившаяся бронзовая форма состояла из шести составных частей — основания с муфтой и жестко закрепленными в нем тремя коническими стерженьками, которые при литье образовывали втулку, пары боковых и пары торцевых створок. Боковые и торцевые створки входили в муфту основания и сверху соединялись в неподвижный блок овальной кольцевой обоймой. Извлекались готовые наконечники очень просто — снималась верхняя обойма и створки легко выходили из основы, освобождая наконечники. В этой форме за один прием можно было отлить три наконечника — два трехлопастных и один, находящийся между ними — двухлопастный (рис. 71, 72).

Рис. 71. Литейная форма из Мосула. 1 — общий вид; 2 — створки: 3 — дно: 4 — обойма.

Рис. 72. Литейная форма из Мосула. 1 — дно; 2 — обойма; 3-7 — отлитые наконечники;
4 — готовый наконечник; 5 — приспособление для отливки наконечников (эксперимент);
6 — створки.

Процесс производства стрел в этой форме сводился к пяти операциям: сборка створок в один блок; закрепление их в основе; одевание верхней [95] муфты; заливка металла; разборка формы и извлечение заготовок. Затем следовали отделение литников и заточка стрел. Эксперимент, проведенный английскими археологами и специалистами по литью, показал очень высокую эффективность изготовления стрел. В такой литейной форме один мастер с несколькими квалифицированными помощниками мог отлить за неделю около 10 тыс. наконечников, шесть литейщиков в ней могли за месяц отлить более 500 тыс. наконечников, переработав при этом до 2 т металла. Л. Ундервуд, обратив внимание на удивительную сохранность формы, будто бы не бывшей в употреблении, сделал вывод, что в этой форме отливали не сами наконечники, а только восковые модели для них. Литье наконечников проходило так, как это делалось уже много веков, с использованием техники литья по восковой модели. Авторы эксперимента предполагают, что различные операции, включая и заточку стрел после отделения литников, могли проводить семь различных мастеров. Они допускали возможность использования при отливке даже не одной, а нескольких одинаковых форм, располагая их по спирали и заливая металл в верхнюю форму, откуда он самотеком попадал в формы, расположенные ниже (рис. 72, 5). Даже если допустить, что эффективность труда литейщиков [96] авторами эксперимента несколько и преувеличена, достаточно высокая производительность не может вызвать никаких сомнений. Об этом убедительно свидетельствуют частые находки горитов со многими десятками наконечников, практическое отсутствие погребений мужчин-скифов, в инвентаре которых не было бы наконечников стрел, десятки и сотни тысяч наконечников, усеявших просторы Евразии.

Формы для отливки наконечников V в. до н. э. неизвестны. К IV в. относятся несколько частей составных форм, обнаруженных в Скифии. В отличие от описанной выше формы, в них за один прием можно было отлить лишь один наконечник. До сих пор известны только части от литейного комплекта, целиком он не найден. В обычный комплект, как свидетельствуют находки, входили три части формы и стержень для образования втулок.

Рис. 73. Части литейных форм из Северного Причерноморья. 1 — створка литейной формы из Букрина; 2 — створка и стержень литейной формы из Букрина; 3 — стержень из Букрина;
4 — створка литейной формы из коллекции А. А. Бобринского.

Две части бронзовой составной формы найдены в начале этого столетия у с. Букрин Ржищевского р-на Киевской обл. Обстоятельства их находки неизвестны. В Киевский исторический музей поступила лишь одна из трех створок, образующих в «рабочем» положении составную форму в виде цилиндра, в которой можно было за один прием отлить один трехлопастный наконечник и вставлявшийся между створками стержень для оставления втулки (рис. 73, 1). В верхней части створок помещалось воронковидное отверстие, через которое заливался металл. Длина створки 7,3 см, ширина 1,5 см. Важной частью являлся бронзовый стержень в виде длинного (около 7,5 см) цилиндра, заостренного в верхней части, который входил в нижнюю часть стрелы и позволял отливать ее втулку. Для фиксации втулки строго по оси будущего наконечника служили три невысоких (0,4 см) шипа, входящих в неглубокие отверстия, находящееся в каждой из трех створок. Все шипы расположены на разных уровнях — два у самого конца будущей втулки (один чуть выше другого) и третий — на 0,7 см ниже их (рис. 73, 3). Ф. М. Штительман ошибалась, объяснив назначение этих отверстий во втулках лишь как приспособление для соединения всех частей формы в один блок. Это было явно недостаточно. Таким способом можно было только зафиксировать взаимное расположение всех частей формы (рис. 73, 2). Для более надежного их крепления створки обвязывались проволокой или шнуром (следы видны на поверхности формы).

Отливка наконечника в этой форме сводилась к пяти операциям: сборка формы; перевязывание ее; закрепление в песке или земле; заливка металла; [97] разборка формы и извлечение наконечника.

В КИМе хранилась еще одна створка формы, аналогичная букринской (рис. 73, 4). Она входила в состав коллекции А. А. Бобринского и, по мнению Ф. М. Штительман, происходит из Среднего Поднепровья, возможно, из окрестностей Смелы. Створка несколько меньше букринской. Если в форме из Букрина отливался трехлопастный наконечник с прямыми лопастями, то в форме из собрания А. А. Бобринского — с заметно дуговидными ребрами.

Имеются сведения о находке еще одной литейной формы у с. Стайки Ржищевского р-на Киевской обл. Она утеряна. Нельзя исключить, что место находки указано ошибочно и она в действительности происходит из Букрина, расположенного недалеко от Стаек, и мы в данном случае имеем дело не с двумя, а с одной формой.

Б. Н. Граков сообщает о находке литейной формы при раскопках Ольвии в конце 20-х годов. Кроме этого сообщения Б. Н. Гракова об этой форме (или ее части) ничего неизвестно. Может быть, именно этой находкой и является хранившаяся в фондах заповедника «Ольвия» и утраченная ныне беспаспортная часть формы, воспроизведенная в работе А. И. Фурманской.

В Ольвии найдены два бронзовых стержня от литейных форм, один из них в 1940 г. (раскоп И, квадрат 47-49) вместе с материалами конца IV в. до н. э. Упоминая об этой находке, Ф. М. Штительман не воспроизводит ее, ограничившись лишь указанием, что она подобна букринской.

Второй стержень от литейной формы найден при раскопках Ольвии в 1947 г. на раскопе А. Он также подобен букринскому и имеет вид продолговатого стержня с заостренным концом длиной 5 см и толщиной 0,5 см. Та часть стержня, которая входила в наконечник, в разрезе имеет форму, близкую к треугольной. В верхней трети стержня четыре небольших выступа, помещенных в средней части граней. Один из них овальный, другой — заострен. Третий выступ сохранился частично. Ниже этих трех выступов, в 0,3 см от них, есть еще один небольшой шип. Длина их 0,3-0,2 см при такой же толщине.

Заканчивая рассмотрение литейных форм для изготовления скифских наконечников стрел, следует отметить находку каменной формы для отливки бронзовых двухлопастных стрел с листовидной головкой на территории Болгарии у г. Коларовград. В музее этого города она и хранится. К сожалению, эта важнейшая находка еще не издана.

Литейные формы, аналогичные описанным выше, известны и к востоку от Скифии. Б. Н. Граков писал о находке их у озер Иртяш и Исеть в бывшей Пермской губернии. Со ссылкой на С. В. Киселева он пишет о находке формы у Семипалатинска. Однако последнее утверждение, по-видимому, является ошибкой. В работах, где рассматриваются вопросы истории древнего населения Южной Сибири, эта форма не упоминается. Нет ее, кстати, и в работе самого С. В. Киселева, который будто бы сообщал Б. Н. Гракову о находке.

Следует отметить, что литейные формы, в которых отливался лишь один наконечник, подобные найденным в Скифии, менее практичны и эффективны, чем более ранняя форма из Мосула. Вызывает некоторое недоумение, что скифские литейщики и литейщики античных городов Северного Причерноморья, изготовлявшие для скифов бронзовые наконечники стрел и имевшие [98] высокоразвитое литейное производство, в IV в. до н. э. использовали для отливки наконечников стрел формы, в которых можно было отлить лишь один наконечник. Формы для отливки несколько разнотипных наконечников, были известны не только в архаику (форма из Малой Азии), но и гораздо раньше, о чем убедительно свидетельствует литейная форма для четырех наконечников из Новочеркасского клада, обнаруженного в 1939 г. (рис. 74).

Вероятно, прав крупный специалист по литейному производству А. М. Петриченко, допускавший возможность изготовления наконечников скифских стрел не в одной форме, где одновременно отливалось несколько наконечников, а в нескольких расположенных в ряд форм, в каждой из которых отливали по одному наконечнику.

На боках некоторых трехлопастных и трехгранных наконечников стрел хорошо видны невысокие рельефные полоски, которые иногда образуют довольно сложный узор (рис. 75, 1-12). Характерно, что в ряде наборов видно присутствие наконечников с украшением различных систем (рис. 75, 4, 5, 6-9). Назначение этих значков остается неясным.

Из Олинфа известен хранящийся ныне в Британском Музее очень интересный довольно крупный (длина его равна 7 см) бронзовый наконечник скифского типа. На наконечнике очень четко видна подпись ΦΙΛΙΠΠΟ, выполненная в той же манере, что и значки на наконечниках из Скифии (рис. 75, 13, 14). Надпись была вырезана на форме в позитивном изображении, и поэтому на наконечнике она получилась воспроизведенной в «зеркальном» виде. В популярной книге о военном деле у греков он описан как наконечник болта катапульты.

Рис. 74. Литейная форма из Новочеркасского клада.

К сожалению, определение состава металла, из которого отливались наконечники стрел, производилось очень редко. Б. А. Шрамко отмечает, что обычно для этого применялась оловянистая или свинцово-оловянистая бронза, реже встречаются наконечники, отлитые из томпака или латуни. После извлечения наконечника из формы, очевидно, с помощью зубила отрубали воронкообразное расширение в верхней части наконечника (литник) и проводили заточку граней и лопастей на точильном камне. При этом каждая стрела затачивалась отдельно. Степень заточки наконечников, даже изготовленных в одной форме, разная, нередко они даже выглядят как отлитые в разных формах. Б. Н. Граков писал, что не только отливка, но и заточка влияли на тип стрелы. Поэтому выявление стрел, отлитых в одной форме, возможно только при самом детальном сравнении их отдельных элементов, учитывая одинаковое расположение и форму литейных швов, длину и форму втулки и шипа. Надо отметить, что сама втулка и шип на архаических наконечниках почти не подвергались обработке после извлечения наконечника из формы и поэтому могут быть самым надежным показателем принадлежности наконечников, отлитых в одной [99] форме, к какой-то серии. Работа по выявлению серий наконечников очень важна не только в пределах колчанного набора, но и в синхронных наборах. Удачный опыт продемонстрировал В. И. Клочко на примере колчанных наборов из Репяховатой Могилы.

Очень важен вопрос о месте производства скифских наконечников стрел. Остатки бронзолитейного производства в виде мастерских, шлаков, слитков металла, наконечников стрел, извлеченных из формы, но не прошедших заключительного этапа обработки — заточки, нередко встречаются при раскопках городищ Лесостепной Скифии. Много их обнаружено на Вельском городище, городище у с. Полковая Никитовка.

Говоря о поселениях скифского времени в украинской Лесостепи, Б. Н. Граков упоминает о находке следов бронзолитейного производства на городище, названном им «Разорена Могила». Об этом упоминается в статьях А. А. Захарова и А. И. Фурманской. В действительности такого городища нет. Разведки Б. А. Шрамко выяснили, что упоминаемый Б. Н. Граковым памятник городищем не является. Это характерный майдан, расположенный в окружении курганов на территории курганного могильника. Никаких следов бронзолитейного производства на нем нет. На ошибку А. А. Захарова и А. И. Фурманской справедливо указал Б. А. Шрамко.

Следы бронзолитейного производства, среди которых следует отметить бракованную трехлопастную стрелу, обнаружены на Каменском городище.

Рис. 75. Наконечники стрел со значками. 1 — Басовка, курган № 482; 2 — Золотой курган;
3 — Марицыно, курган IG; 4, 5 — Осняги; 6-9 — курган близ Цимбалки; 10 — курган Бобовича;
11 — Кут, курган № 21; 12 — Краснокутский курган; 13, 14 — Олинф.

Многочисленные следы металлургического, в том числе и бронзолитейного, производства, связанного с изготовлением наконечников стрел скифских типов, известны на территории античных городов Северного Причерноморья. К их числу следует отнести Ольвию. Именно оттуда известно несколько описанных выше частей литейных форм по изготовлению наконечников стрел.

На территории Ягорлыцкого поселения у с. Ивановка Голопристанского р-на Херсонской обл. обнаружено очень много следов бронзолитейного производства — шлаки, слитки металла. Количество архаических скифских стрел, извлеченных из формы, но не законченных (с неотрубленными литниками и незаточенных) (рис. 76), исчисляется сотнями. Здесь их найдено, пожалуй, больше, чем на всех остальных поселениях и городищах Северного Причерноморья вместе взятых. [100]

Мастерская оружейника, где наряду с панцирями изготовлялись и наконечники стрел (судя по неоконченным экземплярам), раскопана в Пантикапее.Датируется VI—V вв. до н. э.

Нет сомнения, что часть наконечников стрел, обнаруженная в скифских курганах (особенно раннего времени), изготовлена в античных городах Северного Причерноморья, мастерские которых работали на удовлетворение спроса необъятной Скифии. Пример тому Ягорлыцкое поселение, где для обитателей Скифии наряду с бронзовыми булавками, находившими сбыт в Лесостепи, и массовым производством стеклянных бус в значительных размерах производили и наконечники стрел. Но основная часть наконечников, по-видимому, производилась в самой Скифии. Об изготовлении их в Лесостепи убедительно свидетельствуют материалы городищ, часть которых приведена выше. Свидетельством изготовления наконечников в степной Скифии могут быть данные Каменского городища и полученные в последние годы материалы раскопок Елизаветовского городища. Об этом косвенно говорит и легенда о скифском царе Арианте, «приказавшем (курсив мой. — Е. Ч.) отлить из принесенных его воинам наконечников стрел котел». Безусловно, этот котел отливали сами скифы. Трудно предположить, что царь мог приказать сделать это в мастерской античного города. Мастера, способные отлить котел огромных размеров — в шесть раз больше знаменитого сосуда, который был поставлен «у входа в Понт» Павсанием, командовавшим в битве при Платеях спартанцами, могли отливать и гораздо более простые в производстве наконечники.

Бесспорным представляется факт весьма широкого распространения и очень высокой технической оснащенности мастерских, изготовлявших в Северном Причерноморье сотни тысяч наконечников стрел для горитов скифских воинов. Возможность массового производства при их видимой дешевизнеопределила повсеместное господство в Скифии бронзовых наконечников стрел.

Наконечники стрел были, пожалуй, единственным видом скифского вооружения, в котором железо так и не смогло заменить бронзу. Поэтому железные наконечники редки в колчанных наборах Скифии.^* Их число лишь ненамного выросло по сравнению с отмеченными А. И. Мелюковой комплексами, где найдены железные наконечники (Александрополь, курган № 6 в с. Башмачка, в трех погребениях Никопольского курганного поля и в двух у с. Кут). Железных наконечников почти нет и в ранних комплексах. Их число возрастает лишь в IV— III вв. до н. э. Больше они встречены в курганах на Среднем и Нижнем Дону. Но и здесь железные наконечники смогли вытеснить бронзовые только в сарматское время.

Характерно, что изготовленные методом ковки железные наконечники стрел аналогичны бронзовым. Как правило, они трехлопастные с выступающей втулкой, образованной в результате свертывания полоски металла ниже головки. Очевидно, трудность массового изготовления стрел из железа объясняется сложностью ковки трех лопастей и изготовлением втулки. Поэтому только в сарматское время, когда начинают делать не втульчатые, а черешковые наконечники, смогли наладить их массовое производство и вытеснить бронзу. Как свидетельствуют наблюдения Б. А. Шрамко, для изготовления железного наконечника стрелы использовалось железо невысокого качества с большим количеством шлаковых примесей. [101]

Рис. 76. Наконечники стрел из Ягорлыцкого поселения. [102]

Костяные наконечники стрел чаще всего повторяют форму бронзовых. Обычно они трехгранные (трехлопастных нет), очень редки четырехгранные со скрытой или выступающей втулкой. Грани оформлены так же, как и на бронзовых, нередко показан ложок, вырезались наконечники ножом из толстой кости крупного животного. Поверхность часто тщательно полировалась. Втулка высверливалась сверлом.

Пулевидные наконечники различной величины и пропорций, по-видимому, вытачивались на специальных приспособлениях. Следы резца заметны на некоторых экземплярах. Поверхность их обычно тщательно полировалась до зеркального блеска. Из курганов Керченского п-ова и Прикубанья известна серия цилиндрических наконечников с заостренным игловидным острием, сделанных ножом из трубчатой кости птицы.

Ножом вырезались и деревянные наконечники, форма которых тоже повторяет бронзовые (курган у Серогоз), и стрелы, наконечник которых составляет одно целое с древком (курган у Богдановской обогатительной фабрики возле г. Орджоникидзе).

     
     Раннесредневековые пояса имели самый различный облик, известны пояса с дополнительными подвесными ремешками и без них, двойные и одинарные.
     

     Табл. 61. Древнерусский поясной набор (составлена В.В. Мурашовой)
     
     1-3, 5-8, 10, 11, 14, 17 - Новгород; 4 - Борницы; 9 - Гонголово; 12, 13 - Торопец; 15-16 - Малы; 18, 19, 21, 24-27, 30-32, 34-38, 43 -47, 49, 51, 52, 54-57 - Гнездово; 20-22 - Тимерево; 23, 33, 42 - Юго-Восточное Приладожье; 28. 29, 48, 50, 53 - Шестовицы; 39 - Киев; 40-41 - Табаевка
     
     По материалам книги «Древняя Русь. Быт и культура» под редакцией Б.А. Рыбакова

Бронзовые подвески-топорики принадлежат к числу наиболее выразительных материальных памятников, связанных с древнерусским язычеством. Эти предметы чаще других амулетов используются для реконструкции дохристианских верований восточных славян [1, с. 546; 2, с. 267; 3, с. 248]. Наиболее подробно они были рассмотрены в специальной статье В. П. Даркевича, собравшего данные о зна­чительной серии подвесок-топориков и систематизировавшего этот материал [4, с. 91-102]. Вывод В. П. Даркевича о том, что подобные подвески изображали оружие славянского бога-громовика Перуна и были связаны с его почитанием, прочно вошел во многие обобщающие исследования по древнерусской культуре. За три десятилетия, прошедшие со времени публикации статьи В. П. Даркевича, коллекция амулетов-топориков значительно пополнилась. Новые находки, многие из которых происходят из датированного культурного слоя или из закрытых комплексов, позволяют существенно уточнить хронологию и географию распро­странения этих предметов. Меняются и методические подходы к изучению археологических материалов, связанных со сферой верований и культа. Поэтому сегодня оказывается вновь актуальным вопрос о назначении амулетов-топориков связанных с ними религиозных представлениях, казалось бы, окончательно решенный 30 лет назад.

Прежде чем переходить к обзору и анализу конкретных находок, целесообразно сформулировать некоторые общие принципы интерпретации археологических материалов, связанных со сферой верований и культа. В современных исследо­ваниях принято рассматривать эти материалы на широком культурно-историче­ском фоне с привлечением возможно большего круга аналогий. Стало правилом использование письменных источников, фольклорных текстов и этнографических материалов для истолкования археологических находок. Таким путем раскры­вается символика амулетов, восстанавливается значение орнаментов, реконстру­ируются обряды, следы которых зафиксированы в процессе раскопок. Характерно, что подобными приемами пользуются как структуралисты, так и исследователи, работающие в рамках традиционного сравнительно-исторического метода. Такой подход, с одной стороны, позволяет достичь интереснейших результатов, но с другой - открывает широкие возможности для субъективных построений - да­леко не все реконструкции, основанные на комбинации разнородных и разно­временных материалов, оказываются бесспорными. Перспектива обращения к письменным источникам и этнографии для «дешифровки» археологических ма­териалов нередко уводит от анализа собственно археологического контекста находок. Под «археологическим контекстом» я имею в виду структуру самого объекта (будь то отдельный предмет или археологический комплекс), условия находки, связь ее с другими объектами того же памятника, точную датировку, круг точных аналогий и т.п. При интерпретации археологических материалов, связанных со сферой культа, эти операции, дающие наиболее точную и досто­верную информацию об объекте, непременно должны предшествовать анализу культурно-исторического контекста. Рассматривая амулеты-топорики, я буду следовать этому правилу.

В. П. Даркевичем учтено 25 бронзовых амулетов-топориков, найденных как на территории Руси, так и за ее пределами [4, с. 92-93]. Мною собраны данные о 62 миниатюрных топориках. Большинство из них принадлежит к двум стан­дартным типам, выделенным П. Паульсеном и В. П. Даркевичем, и лишь несколько экземпляров имеют индивидуальную - несерийную форму.

Наиболее многочисленную группу составляют амулеты, имитирующие боевые топоры с оттянутым вниз лезвием, полукруглым вырезом в основании и удли­ненным вырезным обухом - тип IV, по А. Н. Кирпичникову [5, с. Зб. 37, табл. ХIII, 4-8, табл. XXI, 1, 2, 8-12). Таких подвесок 39 (Каталог, N, 1-36). Длина их варьируется от 4 до 5,5 см, ширина лезвия - от 2,8 до 4 СМ. Сходство амулетов этой группы с подлинными боевыми топорами отмечалось целым рядом исследователей: А. Надольским [6, с. 390], П. Паульсеном [7, с. 195, 196], В. П. Даркевичем [4, с. 92, 93]. Действительно, миниатюрные топорики воспро­изводят не только форму топоров типа IV, но и многие детали: мысовидные выступы на обухе, две пары коротких щековиц, сквозное отверстие для крепления чехла на лезвии, шпорцу на его внутренней стороне. На шейке у большинства экземпляров имеются глубокие насечки или небольшие рельефные валики, от­мечающие переход от лезвия к обуху. Орнаментация амулетов этого типа различна. У 6 экз., происходящих из Кемского некрополя, Новгорода, Саркела, Старой Руссы и Биляра, боковые грани окаймлены бордюром из двух (реже одной) глубоких врезных линий и небольших круглых углублений; вдоль края лезвия, на некотором расстоянии от него, проходит зигзагообразная линия с круглыми углублениями на углах (рис. 1, 1-5). Три топорика (из Киевской губернии, Княжой горы и Яблонова) орнаментированы по краям боковых граней бордюром, образованным двумя прямыми линиями с короткими насечками или зигзагообразной линией между н.ими (рис. 1, 11). Более представительную серию (14 экз.) образуют топорики, украшенные циркульным орнаментом (рис. 1, 6-8, 10, 12-18). Кружки с точками обычно образуют лепестки вокруг сквозного отверстия на лезвии, а на остальной плоскости располагаются хаотически, оставляя свободной лишь узкую полоску у края лезвия. Один кружок, как правило, помещен на мысовидный выступ. В некоторых случаях циркульный орнамент сочетается с врезной линией, окаймляющей боковые грани (рис. 1, 8, 15), Судя по публикациям. некоторые топорики (экземпляры из Вышгорода, Княжой Горы, Дрогичина, Старой Рязани, Городца; Каталог, № 6, 17, 18, 22, 26) лишены орнамента, но вполне вероятно, что он не виден из-за слоя коррозии. Два топорика, включенные в первую группу, несколько отличаются от остальных амулетов по форме и орнаментации. Один из них, найденный в 1978 г. в Киеве (Каталог, N2 23), не имеет шпорцы на внутренней стороне лопасти, лезвие его орнаментировано кружками и прямыми и зигзагообразными линиями, образуюющими не вполне понятную композицию. Я. Е. Боровский и М. А. Сагайдак полагают, что подвеска имитирует топор с полукруглой выемкой в основании лезвия (8, с. 40), но деформированный обух амулета-топорика не соответствует форме обуха топоров типа V. У амулета, найденного в Ултуне в Швеции (Каталог, № 2), лезвие имеет обычную форму, но шпорца выделена слабо, а конструкция обуха без мысовидных выступов на тыльной стороне близка топорам типа VI, по А. Н. Кирпичникову [5, с. 38, 39, рис. 6]. Циркульный орнамент образует правильную кайму по боковым краям лезвия. Несмотря на своеобразную форму обуха, П. Паульсен рассматривал этот амулет вместе с топориками первой группы [7, с. 196].

Большинство миниатюрных топориков типа IV относится к ХI в. В их числе хорошо датированные находки из культурного слоя Новгорода и Старой Руссы, 2 экз. из Саркела, найденные в культурном слое и в погребении, и два топорика из Кемского некрополя. В тех случаях, когда хронологические рамки этих находок могут быть сужены, как, например, в Новгороде или в Кемском некрополе, выясняется, что топорики относятся к середине - третьей четверти ХI в., в Выжумском  могильнике на Ветлуге, в Дрогичине Надбужском и на городище Тумие в Польше топорики найдены в комплексах XII  в. Часть находок может ~ быть датирована в широких рамках XI-XII вв. Детально уяснить хронологическое ;! соотношение серий с различной орнаментацией затруднительно. Ясно, что во второй половине XI в. топорики с бордюром на боковых гранях и с циркульным орнаментом бытовали одновременно, но, возможно, топорики первой серии вышли из употребления на рубеже XI-XII вв., тогда как топорики второй серии, орнаментированные концентрическими кружками, оставались в обиходе  в ХII в., о чем свидетельствуют находки в Тумие и Вымужском III могильнике. Орнаментальные фигуры на миниатюрных топориках типа IV В. П. Даркевич интерпретировал как символы молнии (зигзагообразная линия) и небесных светил (концентрические кружки). О космической символике орнамента на амулетах писали Б. А. Рыбаков [1, с. 546, 547], А. В. Успенская [9, с. 96], Я. Е. Баровский 11 М. А. Сагайдак [8, с. 40]. Более правдоподобно, однако, что эти фигуры связаны с орнаментальными композициями на парадных боевых топорах того же типа. Топоры типа IV, инкрустированные серебром, рассматриваются обычно не только как боевое оружие, но и как предметы, символизирующие особое социальное положение их владельцев, отличающие от рядовых воинов. Орнаментация этих топоров различается в деталях, но общая схема декора у большинства из них одна и та же (рис. 2) [7, с. 146-155; 10, с. 89-96; 11, с. 455-459 ]. К инкрустированы узорам на боевых топорах, безусловно, восходят короткие поперечные линии на шейке миниатюрных топориков. двойной бордюр на краях боковых граней, зигзагообразная линия с круглыми углублениями, идущая вдоль края лезвия,- стилизованное воспроизведение бахромы из треу­гольных язычков с кружками на концах спускающейся на лезвие парадных топоров типа IV. Бордюр из двух параллельных линий и заключенных между ними коротких поперечных отрезков имитирует аналогичные инкрустированные узоры, помещенные на боевые топоры параллельно краю лезвия. Существенно, что на миниатюрных топориках воспроизводятся не только отдельные элементы орнаментов подлинных боевых топоров, но и сами орнаментальные композиции, насколько это возможно при изготовлении амулета размером около 5 см.

Циркульный орнамент генетически не связан с узорами на боевых топорах, но считать кружки символами небесных светил также нет достаточных оснований. Хорошо известно, что циркульный орнамент в XI-XIII вв. имел самое широкое распространение и использовался для украшения самых различных предметов ­от янтарных крестиков до костяных гребней и от височных колец и браслетов до рукоятей ножей и шильев. Несомненно, кружки на топориках-амулетах имели чисто декоративное значение.

Вторую группу составляют 18 топориков с широким симметричным лезвием, внутренний край которого снабжен двумя шпорцами. Длина их от 3,2 до 4,3 см, ширина лезвия от 4 до 5,4 см. Некоторые амулеты этой группы выделяются по своим пропорциям и меньшей ширине лезвия (например, экземпляр из Городницы; Каталог, № 47), однако в целом все они очень стандартны. На шейке у большинства топориков, как и у амулетов первого типа, имеются рельефные выступы, на лезвии - круглые сквозные отверстия. Шесть экземпляров орна­ментированы поясками вдоль края боковых граней и вдоль лезвия: орнамент представляет собой две врезные прямые линии с заключенными между ними короткими прямыми или зигзагообразной линией (рис. 3, J, 2, 4; Каталог, № 37 - 39, 43, 44, 50, 53), т. е. повторяет орнаментацию некоторых амулетов первого типа. Топорик из могильника Оленина (Каталог, № 53) орнаментирован по краю лезвия простыми врезными линиями. На остальных экземплярах орнамент не прослеживается. Если у одних амулетов отсутствие орнамента может объяс­няться плохой сохранностью, то у других лезвие изначально было лишено орнамента (Каталог, NQ 40-42).

Амулеты второй группы воспроизводят форму широколезвийных секир, получивших в X-XI вв. широкое распространение в Скандинавии и Прибалтике. На территории Древней Руси находки широколезвийных секир сравнительно редки. Среди ближайших прототипов амулетам второй группы можно указать секиру из Кемскоro некрополя в Белозерье (рис. 4, 1), из могильника Оленина в Углицком Поволжье [12, 67, рис. 57] и Лаптау в Восточной Пруссии (рис. 4, 2). У этих секир удлиненный вырезной обух с короткими боковыми щековицами к мысообразными выступами на тыльной стороне и тонкая узкая шейка. У секиры из могильника Оленина посредине лезвия имеется отверстие для крепления чехла. Все эти особенности точно переданы на миниатюрных топориках. Есть, однако, и различия: на секирах из Кемскогo некрополя и Лаптау отсутствуют шпорцы, возможно, эта деталь миниатюрных широколезвийных секир заимствована от боевых топоров типа IV, часто имевших шпорцу на тыльной стороне. Многие широколезвийные секиры были покрыты серебряной инкрустацией [7, с. 167-170], в их числе секира из Лаптау (рис. 4, 2), декор которой находит соответствие с орнаментацией парадных топориков типа IV [11, с. 457, 458], а следовательно, и в орнаментации миниатюрных топориков-амулетов. Очевидно, простые узоры на миниатюрных топориках второго типа соответствуют сложным орнаментальным композициям на широколезвийных секирах.

Далеко не все амулеты второй группы могут получить точные археологические

даты. Один из новгородских топориков (Каталог, № 40) найден в слое начала, ХI в., другой (Каталог, № 41) - в слое середины - второй половины ХI в. Два топорика из Кемского некрополя (Каталог, № 42, 43) встречены в погребениях третьей четверти XI в., одно из которых датировано по монете 1059-1086 гг. Амулет из Оленина (Каталог, № 54), исходя из общей датировки могильника, должен быть датирован ХI - первой половиной ХII в., амулет из второй Кол­чинской курганной группы (Каталог, № 53) встречен в погребении конца XI-XII в. Остальные экземпляры имеют очень расплывчатые хронологические рамки. По-видимому, топорики второго типа появились в начале ХI в. и вышли из обихода не ранее начала следующего столетия.

Вне выделенных типов остаются амулеты из Княжей Горы и святилища на

о. Вайгач. Первый из них (Каталог, № 55) имеет форму топора, насаженного на рукоять, конец которой снабжен отверстием для подвешивания. Амулет с о. Вайгач (Каталог, № 56; рис. 5. 2) представляет собой широколезвийный топорик с почти симметричным лезвием и двумя парами боковых щековиц с прямыми краями на обухе. На внутренней стороне лезвия у этого топорика небольшая шпорца, посредине круглое отверстие. Боковые грани украшены врезным орна­ментом в виде двух пар дуг с короткими насечками между ними и зигзагообразных линий, вдоль краев бордюр из прямых линий и коротких насечек, отверстие заключено в кружок с двумя треугольниками. Отличаясь по форме и пропорциям от топориков двух выделенных групп, амулет с о. Вайгач подобно им копирует реальное боевое оружие - топоры типа VII, по классификации А. Н. Кирпич­никова [5, с. 39, рис. 6 J. Эти топоры, характерные для Скандинавии и Балтийского региона, получили в XI-XII вв. распространение и в Северной Руси (рис. 5, 1, З, 4), один из них найден на Печоре (13, л. 24, 25, рис. 30), по которой проходил путь «в Югру» - на о. Вайгач.

Рассмотрим теперь географию находок. Обратившись к карте (рис. 6), легко заметить, что топорики-амулеты встречаются как на юге - в Среднем Поднеп­ровье, так и на севере - в Белозерье, как на западе - в Полоцкой земле, так и  на востоке - на территории Владимиро-Суздальской Руси. При этом ареалы топориков типа IV и широколезвийных секир практически совпадают и ни один из типов не обнаруживает связи с определенной областью Древней Руси. Не прослеживается какой-либо закономерности и в распределении топориков с раз­личной орнаментацией - экземпляры с циркульным орнаментом и врезными линиями с одинаковой частотой встречаются в северных и южных районах.

Наблюдается концентрация находок в Среднем Поднепровье, в Приильменье, в Волго-Окском междуречье, т. е. в наиболее густонаселенных и развитых в социально-экономическом отношении областях Руси. За границами Руси XI­-ХII вв. находки рассеяны по различным территориям, включая Скандинавию, Прибалтику, Среднее Поволжье, и не составляют значительной группы ни в одной из сопредельных стран. Таким образом, топорики были не локальным, а общерусским типом амулета..

    Не менее важно и другое наблюдение: больше половины находок связано с городами. Из 46 топориков, обнаруженных в границах Руси, 23 найдены в культурном слое городов - Киева, Вышгорода, Княжой горы, Вопия, Теребовля, Новгорода, Старой Руссы, Белоозёрска, Старой Рязани, Суздаля, поселения на Менке, Дрогичина Надбужского, Белой Вежи. Еще 4 экз. происходят из пору­бежных крепостей - Торговицкого и Липлявского городищ; два амулета найдены в городских некрополях Белой Вежи и летописного Клещина (у с. Городище на Плещеевом озере), 4 экз. происходят из дружинного могильника на р. Кеме в Белозерье. Два амулета обнаружены на обычных селищах (Каталог, № 13, 14) (Грехов Ручей, Благовещение) и лишь три - в рядовых деревенских курганах (Католог, № 53, 54, 57: Колчино, Митяево, Оленино). Примечательно, однако, что и в курганах у Грехова Ручья, и в Оленинском могильнике найдены боевые топоры, столь редкие для рядовых сельских памятников [4, с. 112).

География находок определенно свидетельствует, что топорики-амулеты не имели широкого распространения среди сельского населения. Их владельцами были главным образом жители городов, военных крепостей и дружинных поселков. Симптоматичны находки топориков в пограничных пунктах: на юге, в Поднепровье и Посулье (Лиллява, Яблоново, Торговицкое, Воинь), юго-востоке (Белая Вежа) и западе Руси <Дрогичин, Букивна, Городница), т. е. в тех местах, которые особенно часто оказывались ареной военных действий. За пределами Руси топорика встречены на территории Пермской губернии, на Ветлуге, в Волжской Болгарии, на о. Вайгач. в Эстонии, Польше и Финляндии – там, где русские дружинники собирали дань или куда они совершали военные походы. В Кемском некрополе, в могильнике Оленино и в курганной группе у д. Городище зафиксированы погребения как с топориками-амулетами, так и с настоящими боевыми топорами, что указывает на принадлежность их обладателей к одной и той же среде.

Сбыт и распространение топориков-амулетов происходили иначе, чем сбыт украшений, в частности металлических подвесок-амулетов. Об этом свидетельствуют материалы Кемского некрополя, где на 77 раскопанных погребений приходится 4 захоронения с топориками [14]. Кемский некрополь находится на севере Белозерья, и, учитывая удаленность этого пункта от крупных ремесленных центров, где могли производиться топорики, можно предположить, что все 4 экз.­стандартная продукция, попавшая сюда в одной партии товара. В действительности топорики относятся к разным типам, 2 экз. типа IV различаются по размерами орнаментации (рис. 1, 2, 15), а два широколезвийных топорика - по форме лезвия и обуха. Несомненно, все предметы изготовлены разными мастерами, а значит, концентрация амулетов на Кеме объясняется не тем, что сюда едино­временно была завезена продукция одной ювелирной мастерской, а особым спросом на топорики-амулеты со стороны населения, оставившего Кемский не­крополь.

В. П. Даркевич справедливо обратил внимание на то, что топорики не встречаются в женских погребениях в наборах амулетов. Действительно, из девяти документированных погребений с топориками лишь два являются жен­скими. В кург. 41 второй Колчинской группы топорик найден у плеча погребенной женщины (Каталог, № 53). В погр. 17 Выжумского III могильника мининтюрный топорик находился на груди погребенной на одной низке с бусами (Каталог, № 19), но этот могильник принадлежит древним марийцам, в среде которых значение древнерусских амулетов могло истолковываться по-своему. Пять погребений с амулетами-топориками принадлежат мальчикам (Кемский некрополь, Митяево, Белая Вежа, Каталог, № 10, 35, 42, 43. 57), одно - подростку 17-19 лет (Кемский некрополь, Каталог, № 11). Детское захоронение в кург. 6 в Кемской. группе сопровождалось боевым топором и боевым наконечником стрелы, захо­ронение подростка из кург. 9 - бронзовым навершием рукояти плети и острием с кольцом, т. е.. предметами, связанными с воинским снаряжением. В детских и мужских погребениях миниатюрные топорики покоятся в ногах у костяков -

у стопы, у колена или у таза справа (рис. 7, 8), там же, где должны находиться настоящие топоры. Таким образом, амулеты-топорики, представляющие собой прекрасные образцы прикладного искусства, не были украшениями и не имели постоянного места в костюме.

В. П. Даркевич указал также, что некоторые топорики были насажены на деревянные рукояти, что свидетельствует по его мнению, об использовании их для совершения каких-то обрядов [4. с. 98 J. Остатки дерева сохранились во втулках экземпляров из Городища, Билярска, Саркела (Каталог, № 15, 20, 35, 36). Присутствие остатков деревянных рукоятей во втулках всех четырех топо­риков из Кемского некрополя заставляет предположить, что закрепление их на деревянной рукояти было скорее правилам, чем исключением. Топорик из кург. 6 был разломан на две части - они были связаны толстой шерстяной нитью, продетой в проушину обуха и в круглое отверстие на лезвии. Известно, что помещение в погребения намеренно сломанных вещей не характерно для сла­вянского погребального обряда; поэтому находка в могиле сломанного топорика свидетельствует, вероятно, что эти предметы сохраняли определенную ценность для своих владельцев даже в поврежденном виде.

Таким образом. как форма амулетов-топориков, так и обстоятельства находок склоняют к мысли о связи этих предметов с воинской средой и специфичными для нее верованиями и обрядами. Амулеты воспроизводят не обобщенный образ топора, а конкретный тип боевого оружия, и находки их связаны преимущественно с теми древнерусскими памятниками, где наиболее велика вероятность встретить следы профессиональных воинов. Известно, что боевые топоры в Древней Руси были основным оружием младших дружинников - «отроков». С учетом всего вышеизложенного в бронзовых топориках-амулетах можно видеть своеобразные знаки принадлежности к воинскому сословию, которые давались сыновьям дру­жинников при постригах - обрядах, сопровождавших первое обрезание волос у ребенка. в русской деревне XIX в. при постригах мальчика иногда сажали на топор, обряд совершался по исполнении ребенку года или трех лет [15, с. 400]. По оценкам Г. П. Романовой, возраст детей погребенных с топориками-амулетами в Кемском некрополе в одном случае составлял 11-12 лет, в двух - 3-5 лет, возраст мальчика из погребения в Белой Веже - от 1 года до 7 лет [16, с. 113];­

все они, таким образом перешагнули возрастной рубеж, сопровождавшийся по­стригами. Очевидно когда мальчик становился младшим дружинником – «от­роком», топорик-амулет играл роль оберега, защищавшего своего владельца в походах и на поле боя.

Хотя топор в индоевропейской мифологии - оружие бога-громовика и почитание его у славян в основе своей связано с культом Перуна, археологический контекст наших находок не дает указаний на то, что они имеют какое-либо отношение к почитанию высших божеств языческого пантеона. Бронзовые топорики-амулеты не были известны на Руси в Х в.. когда язычество было официальной государственной религией; устойчивая «иконография» амулета сло­жилась в XI в., когда святилища Перуна были уже разрушены. Сам тип топора, который воспроизводят амулеты, не древняя архаичная, а новая форма оружия, получившая распространение лишь в ХI в. По-видимому, после принятия хри­стианства дружинники быстро отказались от почитания высших языческих богов, но языческие верования, связанные со специфическим укладом жизни профессионального воина, напротив, получили в XI в. дальнейшее развитие, что вы­разилось в появлении особых типов воинских  амулетов.

Остается рассмотреть вопрос о соотношении древнерусских и: скандинавских амулетов-топориков. Хорошо известно, что в Х в., в период оживленных сла­вяно-скандинавских контактов, топорики-амулеты прочно вошли в культуру скандинавов и в большом количестве попадали на Русь. Однако древнерусские амулеты XI-XII вв. имеют мало общего с более ранними скандинавскими. Те и  другие различаются по форме, материалу (скандинавские изготовлены, как правило, из железа или серебра, древнерусские - бронзовые или свинцовые) и, наконец. по самому характеру воспроизведения оружия: скандинавские амулеты в отличие от древнерусских очень условны, а реальные топоры узнаются в них с трудом. Т. Арне и П. Паульсен рассматривали появление отдельных амулетов, имитирующих топоры типа IV, в Швеции и Дании как результат контактов с Востоком, т. е. с Русью [7, с. 197; 17, с. 58, 59]. Немаловажным может показаться тот факт, что исходными образцами для амулетов второй группы послужили широколезвийные секиры, связанные по своему происхождению со Скандинавией и Балтийским регионом. Но широколезвийные амулеты-топорики не встречены на территории самой Скандинавии.

Неожиданное направление поиска дает одна малоизвестная находка, храня­щаяся в Национальном музее в Хельсинки (№ 1399:90), Это маленький железный топорик,  происходящий из раскопок Европеуса в Тииереве (рис. 9, 1). Топорик имеет симметрично расширяющееся лезвие и обух простой конструкции без щековиц. длина его 8,3 см., ширина 5,6 см. Такой же топорик найден в культурном слое Х в. на поселении Крутик в Белозерье [43, с. 55, 56, рис. 26, 11]; 14 аналогичных топориков найдена в Норвегии, восемь - в Дании, один из последних (рис. 9, 2) - в погрс6ении Х в. рядом с крепостью Фюркат [18, с. 141, 142, рис. 209]. Назначение этих предметов остается неясным, они лишены какого-либо декоративного оформления и в то же время слишком малы, чтобы в них можно было видеть настоящее оружие. Э. Рёисдаль высказал мнение, что топорики имели какое-то символическое значение [18, с. 190]. Если бы это предположение было доказано, гипотеза о влиянии скандинавской традиции на древнерусскую могла бы получить некоторое обоснование.

Поиски связующего звена между древнерусскими и скандинавскими амулетами не дают пока положительных результатов, как и поиски исходных типов аму­летов-топориков в более ранних славянских древностях. По-видимому, миниа­тюрные топорики принадлежат к тому кругу вещей - бытовых предметов, ук­рашений и культовых символов, которые появились как инновации на волне мощного обновления материальной культуры восточных славян в XI в.

 СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Рыбаков Б. А Язычество Древней Руси. М., 1987.

2. Седов В. В. Восточные славяне в VI-XIII вв.//Археология СССР. М., 1982.

3. Введение христианства на Руси. М.: Мысль, 1987.

4. Даркевич. В. П. Топор как символ Перуна В древнерусском язычестве//СА. 1961. № 4.

5. Кирпичников А. Н. Древнерусское оружие. Вып. 2.//СЛИ. 1966. Вып. ЕI-36.

6. Nadolski А. Мiпiаtuгоwy toporck z grodziska w Timie pod Leczyca//Przeglad archeol. 1953. Т. IX. № 2.

7. Paulsen Р. Ахl und Kreuz in Nord uпd Osteuropa. Воnn, 1956.

8. Воровский Я. Е. Сагайдак: М. А. Прхеологические исследования Верхнего Киева в 1978-1982 гг.//Археологические исследования. Киева 1978-1983 гг. Киев; Наук. думка, 1985.

9. Успнская А. В. Нагрудные и поясные привески//Очерки по истории русской деревни Х-ХIII вв. ТГИМ. 1967. Выл. 43.

10. Корзухина Г. Ф. Ладожский топорик//Культура Древней Руси. М., 1966.

11. Макаров Н. А. Декоративные топорики из Белозерья//ПКНО. Ежегодник, 1987. М.: Наука, 1988.

12. Кашкин А. В. Отчет о раскопках селища и могильника Оленино в Мышкинском районе Ярославской обл. в 1988 г.//Архив ИА АН СССР. Р-l. № 12638.

13. Лузгин В. Е. Отчет о работах 11 Печорского археологического отряда в зоне затопления Усть­Ижемской ГЭС В 1965 г.//Архив ИА АН СССР. P-I, № 3037.

14, Макаров Н. А. Беляков А. С. Кемский некрополь в Северном Белозерье//КСИА. 1989.

15. Этнография восточных славян. Очерки традиционной культуры. М., 1987.

16. Артамонова О. А. Могильник Саркела – Белой Вежи//МИА. 1963. № 109.

17. Arne Т. J. Sverlges forbIndelser med Ostегn under viklлgаtidеn // Fоmvannen, 1911. Argangen, 6.

18. Roesdahl Е. Fyrk.at. Еn jusk vikingeborg. II. Oldsagerne og gravpladsen//Nordiske Fortidsminder. Ser. В. 1977. Вind 4.

19. Kivikoski Е. Diе Eiscnzeil im Aura lissgcbie1//SMYA. Helsinkl, 1939. XLIII.

20. Musianowicz Кг. Sprawozdanie z ргас wykopa1iskowych ргzcргоwаdzолусh w roku 1954 w Dгоhiczулiе, pow. Siemiatycze//WA. ХХII. У. 3-4. Warsaws, 1955.

21. Седова М. В. Ювелирные изделия Древнего Новгорода (X-XV вв.). М., 1981.

22. Миронова В. Г. Отчет о работе Старорусской экспедиции е 1987 г.//Архив ИА РАН СССР.

23. Штыхов Г. В. Города Полоцкой земли, IX-ХlII вв. Минск: Наука и техника, 1978.

24. Олейников О. М. Отчет о расколках древнерусского поселения Благовещение в верховьях Волги. 1986 г.//Архив ИА АН СССР. Р-l. № 11311.

25. Фехнер М. В. Раскопки селища близ Грехова Ручья//Археол. сб. ТГИМ, 1960. Выл. 37.

26. Cпицин А. А. Владимирские курганы//ИАК. 1905, Вып. 15.

27. Седова М. В., Сабурова М. А. Отчет Владимиро-Суздальской экспедиции за 1984 г.//Архив ИА АН СССР. P-I. № 11194.

28.Архипов Г. А. Марийцы XII-ХIII вв. Йошкар-Ола, 1986.

29. Aspelin J. R. Anliquiles du Nord Finno-Ougrien. V. II. Helsingfors, 1877

30. Довженок В. Н, Розкопки древнього Вишгорода// АП. 1952. Т. III.

31. Древности Приднепровья. Собрание Б. И. и В. И. Ханенко. Киев, 1902. Вып. V.

32. Довженок В.И., Гончаров В. К. Юра Р. О. Древеньоруське место Воень. Киев: Наук. думка, 1966.

33. Моргунов Ю. Ю. Два городища XI-ХIII вв. на р. Ромен в Посулъе//КСИА. 1982. Вып. 171.

34. Артамонов М. И. Саркел – Белая Вежа/ /МИА. 1958. Т. 62.

35. Paulsen Р. Axt und Кreuz bei den Nогdgепnапеп. В., 1939.

36. Власова Г. М. Бронзовые изделия ХI-ХIII вв. из села 3еленче/ /Мат. по археологии Северного Причерноморья. 1962. № 4.

37. Бобринск:ий А. Отчет об исследовании курганов в Черкасском и Чигиринском уездах Киевской губернии в 1909 г.//ИАК. 1911. Выл. 40..

38. Собрание древностей Н. М. Тарновского//АЛЮР. 1899. Т. 1, январь.

39. Булычев Н. Н. Раскопки по части водоразделов верхних притоков Днепра и Волги. М., 1903.

40. Беляшевский Н. Раскопки на Княжей Горе 1891 г. Киев, 1892.

41. Хлобыстин Л.П. Отчет о работах Архангельской комплексной арктической экспедиции в 1895 г.//Архив ИА АН СССР. P.l. № 10694.

42. Арциховский А. В. Митяевские литейные формы//Тр. секции археол. РАНИОН. 1930.Т. V.

43. Голубева Л. А., Кочкурскина С.И. Белозерская весь (по материалам поселения Крутик IX-X вв.).Петрозаводск, 1991.

44. Макаров Н. А., Захаров С. Д. Отчет о работе Онежско-Сухонской экспедиции в 1990г.//Архив ИА АН СССР..

45. Казаков Е.П. О домонгольских торгово-ремесленных поселениях Волжских булгар в Закамье//Памятники истории и культуры ВерхнегоПоволжья. Нижний Новгород, 1991.

46. 3веруго Я. Г. Верхнее Понеманье в IX-XIIIвв. Минск, 1989.

Институт археологии РАН, Москва

Источник: "Российская археология", № 2, 1992 год.

Посмотреть и приобрести некоторые находки можно здесь:

  Информация взята с сайта: http://www.bighobby.ru