«Твоя краса, твои страданья
Исчезли в урне гробовой…».
А. Пушкин
Маргарита винит во всем себя. Только её вина, что она любит, и что князь не может с ней расстаться.
« Я приношу горе только, нарушение того, что нужно твоей душе! Ах, как это ужасно, как я мучусь и не вижу выхода для себя! Только один выход — опять одиночество потерять навсегда самое милое и дорогое! Завтра получу твое письмо... Но знаю все равно, что и там приговор мне! Нет выхода. Завтра буду говеть! Но я знаю, что прощения себе я не найду все равно».
Если князя и расстрогали эти строки, то ни к каким переменам в его решениях они все же не привели. Если он и решился хоть как-то поддержать мечущуюся, страдающую женщину, то лишь проповедью смирения.
«Бог послал тебе (!) испытание, — писал он Маргарите, — можешь ли ты для него поступиться самыми большими твоими личными желаниями, самым для тебя дорогим... Ты сказала — да, я могу ради любимого человека... Этого я никогда не забуду... Страсть загорается, сгорает и потухает, а это бесконечно больше, выше, сильнее страсти и не потухнет никогда».
Вот ведь как. Ей испытание послано, а он ей на это испытание указует. Словно он и вовсе ни при чем.
И несчастной Маргарите снова и снова приходится «поступиться самым дорогим»...
Летом 1910 года закрылся «Московский еженедельник», издание, на которое Маргарита Кирилловна возлагала столько надежд. Ей горько сознавать, «сколько труда, жертв, сил и мечты было положено в это дело», ставшее вдруг ненужным, но она старается сохранять собственное достоинство.
«Надеюсь, Веру Александровну ( жену князя) успокоило хотя бы известие о прекращении еженедельника», — спрашивает Маргарита у князя. И в этом вся загадка «безвременной кончины» либерального издания.
Трубецкой чрезвычайно опечален таким поворотом событий. «Ужасно мне жалко нашего милого и дорогого «Еженедельника»; как мне о нем не болеть, когда столько души и столько любви с ним срослось», — пишет он Маргарите. Но Маргарита Кирилловна непреклонна. «...Нужно устроить жизнь так, чтобы ежедневно ты мог спокойно работать, а В. А. не волновалась бы тем, что ты сейчас где-то со мной! И уверена, что в этом отношении закрытие Еженедельника — огромная вещь. Это одно внесет большую перемену и успокоение».
Единственное, от чего Маргарита не смогла отказаться, — это Религиозно-философское общество. В 1910 году Маргарита открыла новое издательство — «Путь», ставившее своей задачей публикацию произведений русских религиозных философов.
Продолжение ее общего с князем Трубецким дела, пусть в несколько ином виде, было особенно важным для Маргариты, она верила — это та нить, что будет связывать ее с любимым человеком, как бы ни сложились личные отношения. Она была счастлива от одного сознания, что
«будет дело, что наше дело вновь воскреснет, хотя и в другой форме! Боже мой, да это единственная моя вера и надежда! Вся цель, весь смысл всего прекрасного, что мы с тобой переживаем, все в этой вере и надежде-должно быть дело вместе, общее живое дело — и будет' Я все положу на это — лягу костьми».
И она действительно «ложилась костьми», отдавая новому делу все и заражая своим энтузиазмом других. Ее вновь окружала группа талантливых и значительных мужчин, но теперь это уже не только юные мальчики-поэты, восторженные рыцари, это единомышленники, соратники — Василий Розанов, Сергей Булгаков, Павел Флоренский.
Булгаков стал ее правой рукой в издательстве. Маргарита так хвалит его в письме к Трубецкому, так благодарит за помощь, словно забывает о возможной ревности князя, которой совсем недавно она боялась:
«Булгаков действительно живет этим делом, он на него смотрит как на свое, не жалеет сил и времени. Ты не можешь себе представить, как он мне помогает!»
Розанов просто преклонялся перед этой женщиной, и это ясно видно в его работах.
«Удивительная по уму и вкусу женщина, — писал он о Маргарите Морозовой в «Опавших листьях», — не просто «бросает деньги», а одушевлена и во всем сама принимает участие. Это важнее, чем больницы, приюты, школы. Загаженность литературы, ее оголтело-радикальный характер, ее кабак отрицания и проклятья — это в России такой ужас, не победив который нечего думать о школах, ни даже о лечении больных и кормлениг. /голодных. Душа погибает: что же тут тело. И она взялась за душу...»
Трубецкой участвовал в деятельности издательства «Путь» издали — советы, рецензии, рекомендации... Как всегда, как всегда…Но и он, и Маргарита понимали, кто вдохновил ее на эти труды, ради кого Маргарита-старается.
«Все силы напрягу, все сделаю, чтобы быть настоящим твоим другом и помощником во всем», — пишет она князю.
Вскоре в издательстве «Путь» выходит один из наиболее значительных трудов Евгения Трубецкого — двухтомная книга «Миросозерцание Владимира Соловьева».
Но не одни лишь совместные дела сближали князя и Маргариту, и кротость с бесконечным самопожертвованием не были главными чертами ее характера. Она знала, что никогда не сможет разлюбить Трубецкого, и жила надеждой на перемены в их отношениях, искусственно превращенных в платонические.
«Все делать по-твоему я буду... — пишет она Трубецкому в феврале 1911 года, — но чувствовать и быть другой я не могу... Хотя моя любовь и мои желания грешны, но я знаю, что, живя так, я больше в своей жизни сделаю добра и больше буду жить общей жизнью, чем живя в безгрешном браке! Это я про себя говорю и про любовь свою к такому человеку, как ты».
Вера Александровна, жена князя Трубецкого, ради спокойствия которой Маргарита Кирилловна собиралась было пожертвовать своим счастьем, по-прежнему пребывала рядом с мужем, демонстрируя понимание и всепрощение, и это являлось источником тайных мучений для его возлюбленной. Мучений и ревности. Как бы ни пыталась Маргарита приказывать своему сердцу, сердце не слушалось.
«Одно меня главным образом утешает, — писала она Евгению Николаевичу, — что В. А. всегда была и есть с тобой и ей представлено все, чтобы тебя свободно завоевать, а этого не происходит. Ведь нельзя же одним законом и жалостью завоевать душу! То, что она действительно завоевала, т. е. твою ДРУЖБУ-любовь, твою преданность, Ваше семейное начало, —той есть! А твою настоящую, страстную любовь — об этом я буду спорить и не уступлю! Хотя бы ценой жизни — но буду воевать и не уступлю!»
Маргарита делала то, что подсказывало сердце, но для нее было важно, чтобы князь заметил ее усилия, хотя заметил, хотя бы похвалил! «Мне хочется только служить тебе и знать, что мои беспредельные любовь и преданность могут быть нужны для осуществления твоей цели», — заметила она в письме к князю.
Трубецкой и сам это прекрасно понимал и не без удовольствия снисходительно принимал любые жертвы. Он понемногу привык воспринимать жертвенную любовь Маргариты как нечто естественное: «Настоящая собирательница «Пути» — именно ты, а двигательница твоя — любовь ко мне...» Да, ему была приятна эта самоотверженность влюбленной женщины, и он даже не боялся лишний раз неделикатно напомнить о ее любви к себе как «двигательнице» поступков. Князь был уверен — Маргарита не станет обижаться, она будет счастлива любому письму, написанному милой для нее рукой.
Старший сын Маргариты, как она и боялась, лишился рассудка и, очевидно, умер в сумасшедшем доме. Его безумие Маргарита скрывала, чтобы уберечь младших детей. Для всех окружающих он просто уехал за границу. ( Поистине, рок преследовал эту семью! в 1952 году после скоропостижной смерти Михаила Михайловича его вдова, невестка Маргариты Кирилловны, сошла с ума и выбросилась из окна)
На Пасху 1913 года у князя Трубецкого случился очередной рецидив нравственных терзаний из-за той двойной жизни, которую он был вёл.
Пост, религиозные раздумья, исповедь перед Святым Воскресением — все это настроило Евгения Николаевича на высоконравственный лад.
Вместе с поздравлением к празднику Маргарита, покаявшаяся в преддверии Пасхи за все свои «прегрешения» перед возлюбленным, получила от него очередную проповедь о греховном. Савонарола какой-то!
«Грех твой ты сознаешь, черное у же не называешь белым. Между строк чувствую, что сознаешь гораздо больше, чем пишешь, и это — большой шаг. Даже сознаешь, что грех этот ты должна искупить, и, конечно, знаешь, что этого без страданий не бывает».
Но проповеднический пыл Трубецкого никак не иссякал. Он беспощадно бичует порок в лице своей любовницы.
После торжественного богослужения князь, находясь во власти «высоких дум», не задумываясь, решил написать Маргарите чрезвычайно «строгое письмо», как всегда, призывая ее принять на себя ответственность за «грешную любовь»:
«Получил твое письмецо после исповеди — крик отчаяния, мольба, чтобы я только от тебя не уходил, а вместе с тем ты пишешь, — «делай как хочешь», «приди как друг, только зайди»... Родная моя, ведь ни при свидании, ни в письме я тебе не говорил, что уйду. Значит, весь этот крик отчаяния — ответ на собственный твой внутренний голос, против которого ты борешься и призываешь меня на помощь.
Дорогая моя и милая, я тебе много раз говорил и повторяю, что просто бросить тебя на произвол судьбы, отвернуться и уйти, я не хочу и не могу. Тут должно быть согласие и совместное решение — исполнить волю Бо-жию. Какова она в данном случае, я опять-таки говорить не стану. Мне не хочется не только насиловать твою совесть, но даже и влиять на нее. Оставайся пока наедине с твоим внутренним голосом и не проси от меня ответа, а дай его сама, чтобы с себя не снять ответственность. <...> Раз в год мы исповедуемся и причащаемся, раз в год (хотя бы раз) необходимо до дна проверить свою совесть, беспощадно судить себя и, свершив этот суд, ясно ставить себе цель».
Получив эту отповедь, Маргарита замолчала. К какой «цели» после «беспощадного суда» совести ее призывают? Не иначе как князь готовит Маргариту к разрыву... Но сколько же можно ее мучить? У нее не было сил даже на упреки — Маргарита лишь скорбно замкнулась в себе.
Князь ждал ответного письма, а письма все не было и не было — два дня, три, неделю... На десятый день он не выдержал и, терзаясь раскаянием, снова сам взялся за перо:
«Милая Гармося/Какты поживаешь и что поделываешь? Часто с большой любовью и грустью думаю о тебе. Боюсь, что нерадостную ты провела Пасху. Ах, милая моя, дорогая, хорошая, как тяжело быть источником мучений, и ничего поделать с этим не могу, не могу не мучить, когда, наоборот, хотелось бы видеть и чувствовать тебя веселой и счастливой...»
Но Маргарита не ответила. Прошло еще две недели — писем от нее так и не было...Проповедник бесславно исчез, остался брошенный мужчина.
Князь впал в отчаяние.
Неужели разрыв? Ведь он этого не хотел! Нужно было уговорить ее ответить, нужно, чтобы все стало по-прежнему, и тут уж не до рассуждений о греховности любви и необходимости искупительного страданья!
Новое письмо князя полно нервных вопросов, за которыми стоит лишь один призыв — отзовись, прощу тебя, отзовись!
«Милая и дорогая Гармося! Что ты и как ты ? Давно не имею от тебя известий и беспокоюсь, что это значит? <...> Беспокоюсь о тебе, что ты и как ты…»
Тиштна. Трубецкой пишет снова и снова и, наконец, Маргарита сдается и отвечает. Отношения восстановлены.
Между тем, Россия вступает в страшный период своей истории. В 1914 году началась война.
И письма к Маргарите князь Трубецкой отныне подписывает по-новому:
«ТвойДобрыня Никитич, Илья Муромец, Алеша Попович (но неЛоэнгрин — Парсивалъ— Тристан). Еще раз крепко целую Маргариту свет Кирилловну (не Эльзу)».
Госпожа Морозова, как всегда, считает своей обязанностью деятельное служение, по-прежнему спасаясь от уныния и тоски практическими делами. Ей казалось, что, честно исполняя свой долг перед людьми, она сможет обрести внутренний покой.
Маргарита решает помочь хотя бы тем крестьянам, что проживают по соседству с ее имениями, «своим» мужичкам.
В окрестностях имения Белкино, где было много небогатых крестьянских селений, провожавших на войну бесчисленных новобранцев и терявших необходимые в хозяйстве рабочие руки, Маргарита Кирилловна обходит каждый дом, чтобы лично проверить, как живут семьи фронтовиков. Тягостными впечатлениями она делится, как обычно, с князем Трубецким (а с кем же еще?).
«Сколько несчастий здесь кругом!— пишет Маргарита. — То придет баба — четыре сына на войне, а она одна — старая и разбитая! То другая: мужа убили, она одна с тремя малышами, без земли и изба развалилась, вся в дырах! Надо помогать! И много таких!»
Деревня, из которой все уходили и уходили работящие мужики, оставляя на произвол судьбы семьи, стремительно нищала. Плохой урожай ввергал в нищету и те семьи, где не было фронтовиков. Маргарита Кирилловна помогала всем нуждающимся крестьянским семьям без разбора — воюют их близкие или нет.
Все равно от войны тяжко страдали все...
Госпожа Морозова безвозмездно выдает крестьянам продовольствие, муку, крупу, покупает одежду и обувь для детей. А ведь ей еще надо содержать детскую колонию в Михайловском, чтобы дети в условиях военного времени по-прежнему ни в чем не нуждались, и обеспечивать хорошим питанием раненых в лазарете...
Маргарита Кирилловна рвется между Москвой и деревней, выполняя все свои обязательства и ухитряясь всем помочь. Благодарственные письма от излечившихся фронтовиков она сохраняет на добрую память в своем архиве — эти подчас малограмотные солдатские каракули полны искреннего чувства.
Казалось бы, сугубо практические дела забирают у госпожи Морозовой все время. Но романтичная Маргарита Кирилловна не была бы собой, если бы в эти суровые военные дни отказалась от своих возвышенных идеалов. Она с прежней одержимостью продолжает заниматься издательством, мечтая (как сообщает князю Трубецкому) «воскресить в общественном сознании идею святой Руси как религиозный идеал».
В 1915 году Маргарита начала на собственные средства строительство Народного дома в Белкине, своеобразного «дворца культуры» для простого народа.
Подобные Народные дома с прекрасными театральными залами и помещениями для клубной работы, выставочных залов и танцевальных вечеров появились в начале века в Петербурге и Москве, но строить нечто подобное в селах и деревнях — о, за такое дело зачастую не брались ни помещики, ни земства.
А Маргарита взялась и ничего не пожалела — ни денег, ни сил! Она стремилась предусмотреть все потребности окрестных жителей — в ее Народном доме устраивается зал на 300 человек, комнаты для правления Белкинского сельскохозяйственного общества (учрежденного все той же госпожой Морозовой), чайная с кухней, потребительская лавка, где можно делать покупки по очень щадящим ценам, а то и в кредит.
Но это все практическая сторона, а для Маргариты всегда важна еще и эстетика!
«Как вышел красив зал Народного дома — как картина! — пишет она Трубецкому. — Уютно, весело, красочно, особенно буфет с прилавком и окна! Все раскрашено -ярко-красным и синим по дереву, а фон белый.»
Народный дом
В своем особняке она организует госпиталь, содержа его на собственные средства. Госпиталь прекрасно оборудован, Маргарита сделала всё, что было в её силах.
Ну, и князь тоже…как бы это сказать…предавался патриотическим и человеколюбивым мечтам.
Он мечтал об общественно-полезной деятельности. Как хорошо было бы, к примеру, стать во главе какого-нибудь важного дела, — например, возглавить санитарный поезд, циркулирующий на фронт и обратно, вывозя с позиций раненых, «тем более что я, как начальник поезда, мог бы и на свои средства затыкать кое-какие дыры. А ведь это так нужно».
Увы, далеко не каждого желающего, даже обладающего собственными «средствами», могли назначить на подобную должность — нужны были еще опыт работы, медицинское образование, хорошая физическая подготовка, умение руководить людьми...
Тогда князю Трубецкому пришла в голову новая идея — отдать свое имение под санаторий для легкораненых, не требующих особого ухода Но военное начальство не имело возможности прислать в Бегичево свою администрацию, старших офицеров, распорядителей, а князь побоялся оставить «в деревне без начальства и без дисциплины большую, праздную толпу людей». Мечты о санатории также остались нереализованными... Как, впрочем и вся княжеская маниловщина.
Так они и дожили до рокового 1917: Маргарита в хлопотах, князюшка в мечтательности.
Дальше всё происходило, как у всех. Особняк реквизировали, в нем поселилась супруга Троцкого, оставившая себе все содержимое дома: картины, библиотеку, произведения искусства, мебель- то есть, буквально всё.
Наталья Седова, жена Троцкого
Маргариту сначала выселили в дворницкую, а потом и вовсе прогнали. Она поселилась недалеко от Москвы в стареньком разваливающемся домишке, без средств, без друзей.
Дочери повезло – незадолго до революции она уехала в свадебное путешествие в Париж. Сын, Мика, прошел всё – аресты, тюрьмы, но выжил, к счастью.
М.М Морозов
Уже в конце жизни Маргарита вместе с сестрой получила 2 комнатки в коммунальной квартире на Боровском шоссе.
Где и как погиб князь Трубецкой, неизвестно. Скорее всего, он был убит при попытке перейти границу с Финляндией.
Если от князя остались хотя бы его книги, то о Маргарите Морозовой не помнит никто. Все, что она делала в этом мире, что любила, унесло время. Осталось только обещание Андрея Белого: «Я встречу Вас по-новому там…в небесах, милая Сказка!»