http://lx-photos.livejournal.com/tag/%D0%B3%D0%B0%D1%80%D0%B5%D0%BC

Надо сказать, удивительными людьми были пираты и поставщики Большого гарема! Они похищали именно тех красавиц, которые могли ( по принципу "ночная кукушка дневную перекукует") проводить нужную той или иной стране политику. Какое-то время уходило на подготовку чаровницы , не сразу после "похищения" попадавшей к султану. Но зато, когда такая прелестница появлялась в гареме, она приятно удивляла господина умением предвосхищать малейшие его желания и следовать им.




Именно эти блондинки становились султаншами,их дети наследовали трон.
Все знают имена прекрасной венецианки Баффы, француженки Эме де Ривери, Роксоланы, чье происхождение не вполне ясно, хотя современные ученые склоняются к версии о том, что красавица была итальянкой.
Известно, что Эмэ Дебюк де Ривери родилась в 1763 году в аристократической семье в Мартинике. Ее кузина Жозефина Таше де ла Пажери была замужем за Наполеоном Бонапартом. Существует легенда, по которой однажды к гадалке-креолке в Пуант-Рояле пришли две молодые девушки, и та им предсказала, что обе они будут королевами — одна на Западе, другая на Востоке. Что за чУдная семейка! Одна кузина стала Императрицей Запада, другая – Востока, и обе вошли в историю.
В 1784 году, возвращаясь морем домой на Мартинику из монастырской школы в Нанте, Эмэ попала в руки пиратов Барбароссы. В возрасте двадцати одного года – что считалось…ну, не юной, скажем так…- ее продали алжирскому бею. Тот, желая добиться милостей от турецкого султана, решил подарить красавицу стамбульскому владыке Абдул-Хамиду I.



Эмэ была блондинкой, умной и образованной. Султан назвал ее Накшедиль (Драгоценное сердце) и приблизил к себе. Она возвысилась до положения четвертой жены и оказалась в центре гаремных интриг: первая жена Нюхет Сеза и вторая Михрима наперебой добивались престола для своих сыновей. Накшедиль наблюдала за ними и училась. В 1789 году Абдул-Хамид умер. Султаном стал двадцатисемилетний Селим III. Он предложил красавице-француженке Накшедиль остаться в серале вместе с сыном Махмудом — своим племянником. Селим очень любил Францию и эту любовь перенес на Накшедиль; или любил Накшедиль и любовь к ней перенес на Францию, не вполне понятно.


Откуда такая любовь к Франции у сына султана? Ищите женщину! Накшедиль стала его другом и советчицей. Она обучила султана французскому языку, и впервые в Париж отправился постоянный турецкий посол. Селим начал издавать французскую газету и позволил Накшедиль украсить гарем в стиле рококо. Нет, вы представляете – гарем в стиле рококо??!! Я не особенно в это верила, пока не увидела картину

Carle van Loo Grand Turk

Франкофильские реформы стоили султану жизни. В 1807 году религиозные фанатики, взбешенные его либеральными нововведениями, убили его. Заговорщики хотели убить также и Махмуда, но Накшедиль спрятала сына в печке. Так Махмуд стал следующим султаном, завершив начатые предшественником реформы, авторство которых в значительной мере приписывалось его матери.
Хотя Эмэ и приняла ислам, как того требовали правила гарема, в душе она оставалась христианкой. Ее последней волей было причаститься у католического священника. Сын не мог ей отказать в этом; и впервые христианский священнослужитель вошел через Врата радости в гарем.

Как я говорила, евнухи были весьма различны – это зависело от того, какой именно операции их подвергали.
Утрата половых органов, особенно в детском возрасте, необязательно освобождает человека от сексуальных влечений. И многие сохраняли возможность заниматься сексом. В историях «Тысячи и одной ночи» утверждается, что мужская сила может длиться, пока сердце способно гнать кровь и страсть не остынет. В одной из сказок рассказывается о чернокожем юноше, который овладел девушкой и за это был наказан кастрацией. Став евнухом, он продолжал заниматься с ней любовью.


Gyula Tornai

И действительно, некоторые евнухи крутили любовь с женщинами гарема. Монтескье в «Персидских письмах» приводит рассказ такого евнуха:
«Я поступил в сераль, где все внушало мне сожаление о моей утрате: ежеминутно я ощущал волнение чувств; тысячи природных красот раскрывались предо мною, казалось, только для того, чтобы повергнуть меня в отчаяние. ...Помню, как однажды, сажая женщину в ванну, я почувствовал такое возбуждение, что разум мой помутился и я осмелился коснуться рукой некоего срамного места. Придя в себя, я подумал, что настал
мой последний день. Однако мне посчастливилось, и я избежал жесточайшего наказания. Но красавица, ставшая свидетельницей моей слабости, очень дорого продала мне свое молчание: я совершенно утратил власть над нею, и она стала вынуждать меня к таким поблажкам, которые тысячи раз подвергали жизнь мою опасности».
Евнух был способен продлить наслаждение партнерши и потому был особо ценным любовником для женщин гарема. К тому же с ним не было никакой опасности забеременеть. Один из стражей дворца в своих воспоминаниях утверждает, что некоторые евнухи наслаждались с одалистками, а другие предпочитали юных мальчиков:
«Эти злодеи влюблялись в красивых мальчиков и держали их возле себя; грешные телеса этих негодяев были переполнены страстью. Каждый из них покупал себе пару рабов и держал взаперти в своей комнате, ревнуя их к своим коллегам. Часто из-за этих мальчиков у них вспыхивали ссоры и драки. Разве не похоть толкала этого вероломного человека на такие поступки!»


William Clarke Wontner

Евнухи также использовали препараты, усиливающие половое влечение, и всякие эротические игрушки. Они также были большими мастерами утонченного секса; женщины, выходившие замуж после связи с евнухами, по словам того же стражника, часто были недовольны своими мужьями в этом отношении:
"Спрашиваете, какой сексуальный аппетит разгорался у одалисок, вступавших в половую связь с евнухами? Об этот весь Стамбул говорил. Те две одалиски получили свободу и вышли замуж. Через неделю мужья подали на развод с ними. Причиной послужили жалобы одалисок на то, что мужья оказались мужчинами хуже евнухов. Вот мужья и решили развестись с ними. Это случилось при мне, я это знаю."
Нередко евнухи женились на одалисках, но тогда они уже жили за пределами гарема. Главный евнух Ибрагима по имени Сюмбюль-ага женился на беременной одалиске, чтобы иметь не только жену, но и ребенка. Многие евнухи заводили собственные гаремы и заполняли их девственницами.


John Frederick Lewis

«Я не искал любви, я искал страсти. Во дворце я не мог себе позволить этого, — читаем в воспоминаниях главного черного евнуха (девятнадцатое столетие). — На многих женщин я смотрел с вожделением, но мне грозила виселица, и приходилось сдерживаться. Тогда я решил жениться на одной из женщин дворцового гарема, что и сделал. Вы можете спросить, как могла женщина выйти замуж за такого, как я. Не знаю. За всю совместную жизнь с ней я ни разу об этом ее не спросил».

Спасибо за иллюстрации

В четырнадцатом веке османы начали изолировать своих женщин, и Византия поставляла им евнухов. Но скоро турки сами наладили торговлю ими. В Китае кастрация получила широкое распространение и существовала вплоть до разрушения Большого дворца в Пекине. Однако если евнухами в Китае были исключительно китайцы, то в Турции ими были кто угодно, кроме самих турок: мусульманам кастрация запрещена Кораном. Сначала в Турцию поставлялись белые евнухи с Северного Кавказа, из Грузии и Армении, но люди этих народов тяжело переносили операцию и часто погибали.



G_Gerome_Jean-Leon_Grand_White_Eunuch

Крепче оказались черные (чернокожие) евнухи, они были выносливее и сильнее. И самыми доходными охотничьими угодьями в этом отношении стали Египет, Абиссиния и Судан.

Согласно исламу, военнопленный становится собственностью захватившего его и, как всякая собственность, может отчуждаться. Мусульманские работорговцы стали завязывать связи с вождями африканских племен, уговаривая ИХ продавать сначала пленных рабов, а потом и своих соплеменников. Выгодная торговля быстро развивалась.
Большинство невольников поступали из районов в верховье Нила и окрестностей озера Чад. Ими набивали трюмы больших лодок и везли по реке в Александрию и Каир. Из Судана, где пешком, где на верблюдах, одних доставляли через Сахару. Других гнали из Абиссинии в порты на Красном море и оттуда на самые большие невольничьи рынки в Мекке, Медине, Бейруте, Измире и Константинополе.
Поскольку ислам запрещает мусульманам кастрацию, эту процедуру исполняли египтяне-христиане и евреи. Из массы невольников отбирали мальчиков и оперировали их прямо во время остановок на отдых. Это была тяжелая и опасная операция, часто кончавшаяся смертельным исходом, а сухой и жаркий климат не способствовал быстрому заживлению ран. Горячий песок пустыни считался лучшим бальзамом, так что кастрированного просто зарывали по шею в песок и держали в таком положении, пока рана не затягивалась. Перенесшие ужасную боль, кровотечение и последующее пребывание в горячем песке и выжившие становились очень дорогим товаром, приносившим купцам огромные барыши. Покупателями были богатые люди, и евнух имел реальную возможность занять в доме могущественного человека высокое положение и получить немалую власть.
Из ужаса не могу описать эту варварскую процедуру, ибо жуткостная жуткость. Скажу только, что не все евнухи были одинаковы. И различия эти были существенны.
В результате кастрации тело теряет волосяной покров, делается дряблым, голос становится писклявым, человек сильно толстеет. Кроме того, скопцы страдают недержанием мочи, ослаблением памяти, бессонницей и близорукостью. Кастратам нельзя потреблять спиртное, потому что алкоголь лишает их сил и вызывает боли.



Jean-Leon Gerome

Есть многочисленные свидетельства, что евнухи гарема любили деньги и все то, что на деньги можно приобрести. Они любили вкусно поесть, обожали сладости, особенно шоколад и пирожные. Им нравились рассказы и легенды, они могли часами слушать страшные мифы и сказки, особенно из «Тысячи и одной ночи». Большое удовольствие получали от музыки и танцев, навевавших воспоминания о родной Африке. «Едва видимые в клубах ароматного дыма от благовоний, разгоняемого легким бризом с Черного моря по всему Сералю, евнухи и невольницы качались в ритме танца, следуя за мелодией воинственной музыки дикарей». Так описывает это Эдмондо де Амичис в «Константинополе» (1896).

Евнухи вызывают к себе непреходящий интерес, какое-то болезненное любопытство. И мне самой трудно пройти мимо этой темы.



Откуда взялись евнухи? Кто их придумал и для чего?
Первые следы евнухов обнаружились в Месопотамии, в колыбели земной цивилизации, где реки Тигр и Евфрат сливаются и впадают в Персидский залив. В плодородной дельте проживало немало разных племен, и царил матриархат. Еще в девятом веке до нашей эры ассирийская царица Семирамида кастрировала рабов-мужчин. Эту практику переняли и другие владычицы. Жерар де Нерваль в книге «Путешествие на Восток» описывает свиту из евнухов, сопровождавшую царицу Савскую.
Известно несколько видов евнухов (кастратов), или скопцов: рожденные такими, насильственно кастрированные и евнухи, подвергшиеся кастрации по доброй воле ради сохранения чистоты и непорочности. «Ибо, — говорится в Евангелии от Матфея, — есть скопцы, которые из чрева матери родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного»
Традиция использовать евнухов распространилась по всему Востоку от Персии до Китая. Воинственные племена, такие как персы, кастрировали своих пленников ионийцев и как военные трофеи вместе с самыми красивыми захваченными девственницами преподносили своим царям. В 538 г. до н.э. персидский царь Кир, завоевавший Вавилон, сказал, что евнухи, неспособные к деторождению и обзаведению собственной семьей, являются самыми надежными слугами. Это его высказывание мы находим у античного историка и биографа Ксенофонта :
По наблюдениям над другими животными он заключал, например, что строптивые кони от холощения лишь перестают кусаться и брыкаться, но отнюдь не становятся менее пригодными для войны; что быки от холощения также теряют свой прежний норов и упрямство, но не лишаются силы и способности к труду; что, наконец, псы после холощения перестают убегать от своих хозяев, но ничуть не становятся менее пригодными для того, чтобы сторожить, или для охоты. Равным образом и люди, лишенные любовного влечения, делаются лишь более спокойными, однако они не становятся менее усердными в исполнении поручений.
Христианский теолог и писатель второго века Тертуллиан утверждал, что Царство Небесное открыто для скопцов, и воодушевил многих на добровольную кастрацию. Многие тех, кторешился на это изуверскую процедуру сожалели о принятом решении. У Геродота есть рассказ о работорговце по имени Панион с острова Хиос, который покупал самых красивых мальчиков, кастрировал их, а потом снова продавал на невольничьих рынках. Среди этих мальчиков был. Гермотим, который обрел большое богатство и могущество в Сардах, став там дворцовым евнухом. Много лет спустя пути Гермотима и Паниона вновь пересеклись. Гермотим решил отомстить. Он уговорил Паниона поехать с ним в Сарды, посулив большую власть и богатство. Панион, не догадываясь о планах Гермотима, соблазнился обещаниями, попал в ловушку, коварно расставленную евнухом, и жестоко поплатился. Евнух заставил своего бывшего мучителя кастрировать четверых сыновей, а потом тех — кастрировать отца.
Католическая церковь проводила кастрацию мальчиков ради сохранения у них высокого певческого голоса сопрано для папского хора в Сикстинской капелле, и эта практика существовала со времен Ренессанса вплоть до 1878 года. Пели кастраты и в итальянской опере, где некоторые из них, как, например, Гримальди, Фаринелли и Николини, заслужили громкую славу.
Несколько сот евнухов состояли при мечетях в Мекке и Медине. Они вступали в контакт с приходящими на молебны женщинами, что обычным мужчинам в святых местах по законам ислама делать не разрешается.
Во второй половине восемнадцатого столетия в России существовала секта скопцов. Они верили в необычную легенду о Садах Эдема, где жили Адам и Ева, сотворенные бесполыми. После грехопадения остатки запретного плода были врощены в их тела в виде грудей и гениталий. Дабы вернуть себе былую непорочную чистоту, многие сами совершали над собой обряд кастрации, уродуя себя ножами, заостренными камнями и даже осколками стекла. Скопцы существуют и до сих пор.
Малой Азии в пятом веке до нашей эры жрецы храма Артемиды в Эфесе (одно из семи чудес света) и храма Сивиллы в римском Капитолии были евнухами. Позднее священные функции евнухов преобразовались в выгодную службу аристократам Греции и патрициям Рима. Гиббон писал: «Строгие эдикты Домициана и Нервы препятствовали их размножению, гордость Диоклетиана благоприятствовала им, а благоразумие Константина низвело их до очень скромного положения; но во дворцах недостойных сыновей Константина они скоро размножились и мало-помалу приобрели сначала знакомство с тайными помыслами Констанция, а потом и управление ими».
Этот обычай существовал у жителей Византии и перешел к туркам. В четырнадцатом веке османы начали изолировать своих женщин, и Византия поставляла им евнухов.



Продолжение следует...

Константинополь

Еще близ порта орали хором
Матросы, требуя вина,
А над Стамбулом и над Босфором
Сверкнула полная луна.

Сегодня ночью на дно залива
Швырнут неверную жену,
Жену, что слишком была красива
И походила на луну.

Она любила свои мечтанья,
Беседку в чаще камыша,
Старух гадальщиц, и их гаданья,
И все, что не любил паша.

Отец печален, но понимает
И шепчет мужу: «что ж, пора?»
Но глаз упрямых не поднимает,
Мечтает младшая сестра:

— Так много, много в глухих заливах
Лежит любовников других,
Сплетенных, томных и молчаливых…
Какое счастье быть средь них!

Гумилев.

Одна из моих подруг, начитавшись не знаю, чего, посетовала, что то, что я выкладываю про гарем – неправда, и все было по-другому. Например, женщины, собравшись в таких количествах,, наверняка отстаивали свои права и «давили на психику» султану.


istanbul

Вот я сегодня и расскажу, каково приходилось в гареме несчастным одалисткам. А то все о красивом и романтичном.
Законы о наследовании трона устанавливали, что власть от умершего султана переходит не его сыну, а старшему мужчине из живущих членов семьи. Мехмед Завоеватель, хорошо поднаторевший в дворцовых интригах, сформулировал положения, которыми жила Османская империя на протяжении веков. Эти правила, в частности, позволяли султану умертвить всю мужскую половину своей родни, чтобы обеспечить трон для собственного отпрыска. Результатом этого в 1595 году стало страшное кровопролитие, когда Мехмед III по наущению матери казнил девятнадцать своих братьев, включая младенцев, а семерых беременных наложниц своего отца велел завязать в мешки и утопить в Мраморном море. «После похорон принцев толпы народа собрались возле дворца смотреть, как матери умерщвленных принцев и жены старого султана покидают насиженные места. Для их вывоза были использованы все экипажи, кареты, лошади и мулы, какие только имелись во дворце. Кроме жен старого султана под охраной евнухов в Старый дворец были отправлены двадцать семь его дочерей и более двухсот одалисок... Там они могли сколько угодно оплакивать своих убиенных сынов»,пишет посол Г.Д. Роуздейл в книге «Королева Елизавета и Левантийская компания» (1604).
В 1666 году Селим II своим указом смягчил суровые уложения законов Завоевателя. По новому указу имперским принцам даровалась жизнь, но до смерти правящего султана им запрещалось участвовать в общественных делах.
С этого момента принцев содержали в кафесе (золотая клетка), помещении, примыкающем к гарему, но надежно изолированном от него.


Женщины гарема смотрели на мир только с площадки смотровой башенки внутри дворца

Вся жизнь принцев проходила вне всякой связи с другими людьми, кроме нескольких наложниц, у которых были удалены яичники или матка. Если по чьему-либо недогляду какая-то женщина беременела от заключенного принца, ее немедленно топили в море. Принцев охраняли стражники, у которых барабанные перепонки были проколоты, а языки надрезаны. Эта глухонемая охрана могла стать при необходимости и убийцами заключенных принцев.
Жизнь в Золотой клетке была пыткой страхом и мучением. Несчастные ничего не знали о том, что происходит за стенами Золотой клетки. В любой момент султан или дворцовые заговорщики могли убить всех. Если принц выживал в таких условиях и становился наследником трона, он чаще всего был просто не готов править огромной империей. Когда в 1640 году умер Мурад IV, его брат и преемник Ибрагим I так испугался толпы, рвавшейся в Золотую клетку, чтобы провозгласить его новым султаном, что забаррикадировался в своих покоях и не выходил до тех пор, пока не принесли и не показали ему тело мертвого султана. Сулейман II, проведя в кафесе тридцать девять лет, стал настоящим аскетом и увлекся каллиграфией. Уже будучи султаном, он не раз высказывал пожелание вернуться к этому тихому занятию в уединении. Другие принцы, как упомянутый Ибрагим I, вырвавшись на свободу, пускались в дикий разгул, как бы мстя судьбе за погубленные годы. Золотая клетка пожирала своих творцов и превращала их самих в рабов.



Мооришь. Гарем.

В гареме многие женщины умирали молодыми. Существует масса историй о жестоких убийствах и отравлениях. Английский посол в Стамбуле сообщал в 1600 году,
что таких случаев в гареме бессчетное множество. Многих женщин топили. Главный черный евнух хватал несчастных, заталкивал их в мешок и перетягивал шею. Такие мешки грузили в лодку, отвозили недалеко от берега и бросали в воду.
В 1665 году нескольких женщин двора Мехмеда IV обвинили в том, что они якобы украли из колыбели царского отпрыска бриллианты и, чтобы скрыть кражу, устроили пожар, который нанес значительный ущерб гарему и другим частям дворца. Султан распорядился немедленно удушить этих женщин.
Мехмед Завоеватель убил ятаганом свою жену Ирину. Позднее она была объявлена мученицей и, как все мученики, провозглашена святой, что отводило ей место в раю.
«Благословенна доставившая удовольствие своему повелителю, да предстанет она пред ним в Раю, — говорится в одном исламском тексте. — Как молодая луна, сохранит она свою юность и красоту, а муж ее будет всегда не старше и не младше тридцати одного года». Возможно, Мехмеду вспомнились эти слова, когда он поднял на нее ятаган.
Большой сераль, Золотая клетка и гарем — это было царство страстей и изощренных мучений, где запуганные женщины вместе с мужчинами, которых трудно было считать мужчинами в полном смысле слова, плели интриги против абсолютного монарха, десятилетиями державшего их всех вместе с детьми в роскошном узилище. Это был клубок бесконечных конфликтов и трагедий, где страдали и правые, и виноватые. А султан, Царь царей, Высший судия всего сущего, Владыка двух континентов и двух морей, Суверен Востока и Запада, сам в свою очередь был плодом союза монарха и невольницы. Его сыновья и вся династия османов разделяли ту же судьбу — это были цари, рожденные рабынями и воспроизводившие своих отпрысков с новыми рабынями.
Крутые повороты судьбы, причудливая игра добра и зла в жизни человека на Востоке рассматривается как проявление кисмета (рок, судьба). Там верят, что судьба каждого смертного заранее предопределена Провидением. Суждено ли человеку в жизни счастье или его ждет трагический конец — это кисмет. Верой в кисмет как рабов, так и властителей объясняется безропотное смирение тех и других перед лишениями, пытками, несчастьем и неожиданными неприятностями, которые обрушивались на обитателей гарема каждый день.
Общие горести порой порождали у обитательниц этого неспокойного дома удивительное по силе и глубине чувство сострадания. С ревностью и завистью в гареме уживалась глубокая привязанность женщин, горячо и преданно любивших друг друга. Крепкая и долговечная дружба помогала им выжить в житейских бурях и интригах. Ее примеры — самая трогательная тайна гарема.



Giulio Rosati Shopping for the Harem

В 1346 году состоялась невиданная по своей пышности церемония бракосочетания султана Орхана и византийской принцессы Феодоры. Константинополь тогда еще не принадлежал туркам, и лагерь Орхана стоял на азиатском берегу Босфора. За
царственной невестой султан снарядил тридцать кораблей и большой эскорт из конницы. «По сигналу упал занавес, — пишет британский историк античности Эдуард Гиббон в своем труде «Упадок и крушение Римской империи», — и взорам предстала невеста, жертва сговора; ее окружали коленопреклоненные евнухи с брачными факелами; раздались звуки флейт и барабанов, возвещавшие о начале торжества; ее предполагаемое счастье воспевали в брачных песнопениях лучшие поэты века. Безо всякого церковного обряда Феодору отдали владыке-варвару; но было оговорено, что в гареме Бурсы ей будет позволено сохранить свою веру».
Первые правители Османской империи женились на дочерях византийских императоров и балканских королей, а также на анатолийских принцессах. Эти браки представляли собой исключительно дипломатические мероприятия. После завоевания Константинополя гарем султана стал заселяться в основном девушками из дальних стран. Эта традиция продолжалась до последнего дня империи. Поскольку девушки гарема согласно законам ислама считались собственностью султана, его рабынями, он не был обязан жениться на них. Но время от времени повелитель настолько попадал под очарование какой-нибудь девушки, что играл свадьбу, как это сделал Сулейман Великолепный.
Наложницы султана, в отличие от одалисок, считались его женами, их могло быть от четырех до восьми. Первая жена называлась баш кадин (главная женщина), за ней -- икинчи кадин (вторая), за ней -- ухунчу кадин (третья) и так далее. Если одна из жен умирала, следующая за ней по рангу могла возвыситься и стать на ее место, но не ранее чем старший евнух передаст разрешение на то султана.
Существует мнение, что султан действительно жил с сотнями женщин своего гарема.Но так было далеко не всегда. Например, когда умер Мурад III, в гареме качали около сотни колыбелей. Но некоторые султаны, как, например, Селим I, Мехмед III, Мурад IV, Ахмед II, ограничивались одной женой и, насколько можно сейчас судить, сохраняли ей верность.



Morelli La sultana e le schiave

Большинство султанов спали со своими любимыми наложницами по очереди, и во избежание столкновений между ними для этого устанавливалось определенное расписание. Для выявления легитимности появления на свет царских отпрысков главный казначей в специальный дневник заносил каждое «восшествие на ложе». Эта удивительная летопись помимо самых интимных постельных подробностей сохранила до наших дней такие сведения, как казнь одной из жен Сулеймана за то, что она продала свою очередь «восшествия на ложе» другой женщине. К большому разочарованию европейцев, никаких оргий султаны со своим гаремом не устраивали. Можно лишь предполагать, что сексуальные утехи кого-то из самых сумасбродных правителей, вроде Ибрагима, могли иметь экстравагантный характер.
Жерар де Нерваль как-то разговаривал о гареме шейха с самим шейхом:
Устроен гарем, как обычно... несколько маленьких комнатушек вокруг больших залов. Всюду диваны и единственный предмет мебели — это низкие столики с черепаховым покрытием. Маленькие ниши в закрытых панелями стенах уставлены курительными приборами, вазами с цветами и кофейной посудой. Единственное, чего в гареме не хватает, даже в самом богатом, это кровати.
— А где все эти женщины и их рабыни спят?
— На диванах.
— Но там же нет одеял.
~ Они спят одетыми. И на зиму тут есть еще шерстяные и шелковые покрывала.
— Прекрасно, а где же место мужа?
— О, муж спит в своей комнате, женщины в своих, а одалиски на диванах в больших комнатах. Если на диване с подушками спать неудобно, посреди комнаты кладут матрасы и спят на них.
— Прямо в одежде?
— Всегда в одежде, правда в самой легкой: шаровары, жилет и халат. Закон запрещает как мужчине, так и женщине обнажать друг перед другом что-либо ниже шеи.
— Могу понять, — сказал я, — что муж может не захотеть провести ночь в комнате, где вокруг него спят одетые женщины, и он готов спать в другом помещении. Но если он пару-тройку этих дам берет с собой в постель...
— Пару-тройку! — возмутился шейх. — Только скоты могут позволить себе такое! Боже праведный! Да разве есть в целом свете хоть одна женщина, пусть даже неверная, которая согласится разделить с кем-то свое ложе чести? Неужели такое творят в Европе?
— Нет, в Европе такого не увидишь; но у христиан одна жена, и там полагают, что турки, имея нескольких жен, живут с ними, как с одной.
— Если бы мусульмане были так развращены, как представляют себе христиане, жены тут же потребовали бы развод, даже рабыни были бы вправе уйти от них.

Когда благосклонность султана к своим женщинам была неодинаковой, это вызывало бурю страстей, недоброжелательности и ненависти. Султанша по имени Ма-хидерван, например, изуродовала лицо Роксалены, Гюльнуш столкнула со скалы в море одалиску Гюльбеяз, Хюррем удавили, Безмялем загадочно исчезла. Каждый стакан шербета мог оказаться отравленным. В гареме заключались союзы, плелись заговоры и велись бесшумные войны. Обстановка в нем сказывалась не только на моральном климате дворца, но и на государственной политике. «Жесткая дисциплина, превращавшая гарем в настоящую тюрьму, объяснялась бурным поведением женщин, способным привести их к такому умопомешательству, что не приведи Господь», — пишет по этому поводу историк Алэн Гросрихард в книге «Структура гарема» (1979).
Если одалиска попадала в постель принца, она могла стать его женой, когда принц занимал трон султана. Жены султана не могли сесть в его присутствии без разрешения и обладали подобающими манерами, говорили и двигались, соблюдая особые церемонии. Султанша мать встречала сына обязательно стоя и обращалась к нему «мой лев». Взаимоотношения между женами подчинялись определенному этикету. Если одной хотелось поговорить с другой, то это желание передавалось через секретаря гарема. Правила гарема требовали относиться к старшим почтительно и вежливо. Все женщины гарема в знак уважения целовали юбку жене султана, а та I вежливо просила этого не делать. Принцы целовали жене отца руку.
Глубокая тайна окружает могилу возле гробницы Мехмеда Завоевателя, в которой покоится безымянная женщина. Мусульманские богословы утверждают, что это могила Ирины, которую безумно любил султан и которую сам убил. Как писал Уильям Пойнтер в своей аллегории «Дворец наслаждений», «султан проводил с ней все дни и ночи, и все же ревность его съедала».
Он обещал ей все, но Ирина не желала отказаться от христианской веры. Муллы упрекали султана в потворстве неверной. Трагическую развязку описывает Ричард Дэви в книге «Султан и его подданные» (1897). Однажды Мехмед собрал всех мулл в саду своего дворца. Посредине стояла Ирина под сверкающим покрывалом. Султан медленно поднял чадру, открыв лицо сказочной красоты. «Смотрите, такой прелестной женщины вы еще никогда не видели, — сказал он, — она прекраснее гурий вашей мечты. Я люблю ее больше моей жизни. Но моя жизнь ничего не стоит в сравнении с моей любовью к исламу». С этими словами он взял Ирину за длинные светлые косы и одним ударом ятагана отсек ей голову. В поэме «Ирина» Чарльза Горинга читаем:
Ревнуя к империи и тщетной славе,
Сразил я мечом любовь ради трона
. Но ответь красавица на пламя той любви,
Я царство бы бросил к ее ногам.
Сулейман Великолепный казнил свою Гюльфему, когда та не пришла к нему на ночь. Султан Ибрагим во время одного из своих кутежей приказал ночью схватить всех своих женщин, завязать в мешки и утопить в Босфоре. Об этом рассказала одна из несчастных, которую спасли французские моряки и привезли с собой в Париж.
Среди самых знаменитых и могущественных султанш, живших, любивших и правивших в Серале, три заслуживают особого внимания. Каждая несет на себе особые черты столетия, в котором она жила. Роксолана (1526 — 1558) была первой женщиной, ставшей официальной женой султана, въехавшей в сераль со своим царским двором, и обрела нераздельное влияние на самого великого из султанов — Сулеймана Великого. Дольше всех правила султанша Кёсем. Легендарную жизнь прожила султанша Накшедиль, француженка Эмэ де Ривери.
Зарешеченные окна, извилистые коридоры, мраморные бани и пыльные диваны — это все, что осталось от обитательниц гарема. Но истории о женщинах под чадрой, этот отзвук страсти и неги «Тысячи и одной ночи», продолжает очаровывать и притягивать.
Надеюсь, все. Можно покинуть гарем.

Ты, чье сердце — гранит, чьих ушей серебро — колдовское литье,
Унесла ты мой ум, унесла мой покой и терпенье мое!

Шаловливая пери, тюрчанка в атласной кабе,
Ты, чей облик — луна, чье дыханье — порыв, чей язык — лезвие!

От любовного горя, от страсти любовной к тебе
Вечно я клокочу, как клокочет в котле огневое питье.

Должен я, что каба, всю тебя обхватить и обнять,
Должен я, хоть на миг, стать рубашкой твоей, чтоб вкусить забытье...

Пусть сгниют мои кости, укрыты холодной землей, —
Вечным жаром любви одолею я смерть, удержу бытие.

Жизнь и веру мою, жизнь и веру мою унесли
Грудь и плечи ее, грудь и плечи ее, грудь и плечи ее!

Только в сладких устах, только в сладких устах, о Хафиз, —
Исцеленье твое, исцеленье твое, исцеленье твое!

Хафиз

На протяжении столетий гарем напоминал театр, где актеры постоянно разыгрывали экстравагантную костюмную драму. Свод законов шестнадцатого века в деталях предписывает обычаи и обряды дворцовых церемоний, платье и этикет. Каждому рангу и званию лиц царского двора был предписан свой цвет одежды и внешний вид от прически до башмаков. Каждая церемония служила предлогом для показа роскошных нарядов. Ни одной женщины своего двора султан не видел дважды в одном платье.
О серебряной и золотой парче, тончайшем атласе и трехцветных тканях, о бархате, шелках и драгоценных украшениях мы знаем из отрывочных сведений от самих женщин сераля, из описаний редких и мимолетных встреч с ними, а также из базарных слухов, исходящих от торговцев и поставщиков тканей. Мэри Уортли Монтагю писала в 1717 году:
Пояс шириной самой широкой английской ленты, сплошь усыпанный бриллиантами. На шее три нитки бус, достигающие колен: одна — из крупного жемчуга и заканчивается изумрудом размером с индюшачье яйцо; другая состоит из двух сотен тесно нанизанных друг за другом изумрудов... каждый из которых размером с полукрону... Но все затмевают серьги. Это два бриллианта в форме груши и размером с лесной орех... На ней было четыре нитки жемчуга невиданной белизны и красоты, которых бы хватило на четыре, больших ожерелья, какие надевает герцогиня Марлборо...


Льюис Гарем в Константинополе

Леди Монтагю также упоминает бриллиантовые браслеты, огромный рубин в обрамлении двадцати бриллиантов, прически, украшенные «шпильками с изумрудами и бриллиантами». Кульминацией этой ослепительной роскоши были «пять перстней... размера, какого я в жизни не видала. Стоимость всего этого смог бы оценить только ювелир... но я уверена, что ни одна королева Европы не обладает и половиной такого сокровища».
Бассано да Зара в книге «Костюм и мода в Турции» (1545) описывает одежду турчанки — дорогой шелк, длинный до пят плащ на подкладке, башмаки со шнуровкой, плотно облегающие ноги до щиколотки. Все носят шаровары и сорочку, белую или крашенную в красный, желтый или голубой цвет. На голове — небольшая круглая шапочка, расшитая атласом, дамастом или шелком, из-под которой свисает полоса тонкого шелка шириной в епитрахиль священника, с узкой каемкой по бокам. На других можно увидеть шапочки из бархата или парчи с такой же широкой лентой. Еще бывает, что ходят в двух шапочках: белой и поверх нее - - еще одна шелковая. А вот что писал в 1599 году Томас Даллан в «Давних поездках и путешествиях на Восток», вспоминая, как он подсматривал за тридцатью наложницами сквозь решетку в стене гарема:"Через ту решётку я увидел тридцать наложниц Великого султана, которые играли в мяч в другом дворе. Сперва, увидев их, я подумал, что это были молодые мужчины, но когда я увидел, что волосы их голов заплетены в косы и свисают у них со спины и в нижней части переплетены лентой с мелким жемчугом, а также по другим явственным признакам, я понял, что передо мной женщины, и очень хорошеькие.
На главе же их шапки малые, золотом шитые, самую макушку укрывавшие; на голой шее жемчуговые нити и яхонтовые, до груди спадающие, да яхонты в ушах; на плечах кафтаны как у ратных людей атласа красного и синего и другого цвета всякого с опоясом противного цвета; а снизу у них шаровары атласу белого что снег белый и тонкого, как муслин, сквозь который видеть кожу на бедрах можно было; на ногах башмачки бархатные 4 небо 5 дюймов высоты. Так я долго стоял и глядел, что человек тот, допустивший видеть все это, сильно зол стал. Злые слова мне говорил и ноги пинал дабы кончал я смотреть на них; жалко мне было уходить, так радостно глядеть мне было."



Одевание наложницы Теодор Шассерио

В изоляции гарема женщины одевались очень изысканно и богато, носили украшения, настоящие шедевры ювелирного мастерства и изящества. В письме от 1 апреля 1717 г. леди Монтагю так описывает свой наряд, в котором ей довелось посетить гарем султана:
"Главной деталью моего туалета являются шаровары, очень широкие, длиной до самых туфель и более скромные, чем ваши нижние юбки. Они сшиты из розового дамаста с отделкой цветами из серебристой парчи. Мои туфли из белой лайки и расшиты золотом. Сверху на мне блузка из шелковой кисеи с вышивкой по краям. У блузки широкий рукав три четверти, на шее она застегнута бриллиантовой пуговкой; сквозь нее хорошо прояляются форма и оттенок груди. Далее — антеры, иначе жилет по фигуре, белый с золотом, с пуговицами из жемчуга или бриллиантов. Кафтан из того же материала, что и мои шаровары, практически то же, что халат, только сшит строго по фигуре и длиной до пят с очень длинным прямым рукавом. Поверх всего надевается пояс в четыре пальца шириной с отделкой бриллиантами и другими драгоценными камнями, насколько это возможно. Кто не может позволить себе бриллианты, украшает его вышивкой по атласу, но застежка должна быть обязательно с бриллиантами. Курдэе типа свободного халата, который носят или скидывают в зависимости от погоды; он шьется из дорогой парчи (у меня зеленый с золотом) на подкладке из горностая или соболя; рукава очень короткие, едва прикрывают плечи. Убранство головы состоит из шапочки, которую называют калпок, зимой она бархатная с отделкой из жемчуга и бриллиантов, летом - - из легкого серебристого материала с золотой кисточкой.


Auguste Toulmouche Exotiс Beauty


Она носится на боку, чуть сдвинутой назад и крепится ободком из бриллиантов или богатым платком. С другого бока голова гладко причесана; здесь дамы совершенно свободны в своей фантазии: одни прикалывают цветы, другие плюмаж из перьев белой цапли - - кому что нравится. Но чаще всего это драгоценные камни в виде букетика цветов: ландыши из жемчуга, розы из рубинов разных оттенков, бриллиантовый жасмин, нарцисс из топаза и прочее. Бег так искусно оправлено в эмаль, что трудно вообразить более прекрасное изделие. Волосы, заплетенные в косы, откидываются назад и украшаются жемчугом и лентами, которые вплетают очень густо."


Van Loo Charles Andre The Slave Bringing Coffee to Sultana

Флоренс Найтингейл в письме из Египта, датированном 9 марта 1850 года, описывает визит в более скромный гарем:
О, какое это было невообразимое зрелище, полный абсурд! Первая леди дома, замужняя сестра, одетая королевой, но без нижнего белья, которое можно было бы постирать, сидит на грязном полу в помещении безо всякой мебели, одни только рабы, а квадратные отверстия окон заткнуты тюфяками. Ее мать что-то печет внизу, и еще две невольницы заглядывают в открытую дверь. Я в жизни не видела ничего более восхитительного (это было действительно восхитительным!), чем наряд этой дамы, который у нее был одним-единственным. Кашемировые шаровары в мелкий нежный рисунок, йелек изумительного шелка из Бурсы с длинным рукавом, малиновый с белым, отороченный золотыми шнурками, тоб сиреневого шелка с длиннющими рукавами и поверх всего (арабы не любят появляться на людях в пестром одеянии), пурпурная кисейная накидка, расшитая серебром, и такая же вуаль с отделкой из шелка; и при всем при том - царственная осанка.
Поразительная красота женщин гарема и их вычурные наряды на публике не показывались, из дома они выходили в однообразной и серой одежде. Во время редких прогулок на лодках в пригороде или в поездках за покупками на Большой базар женщины гарема превращались в привидения, не имеющие ничего общего со своим настоящим обликом. На них был надет ферадж, длинный свободный балахон с просторным рукавом, представляющий собой бесформенную черную пелерину, спадающую с плеч до самой земли и полностью скрывающую фигуру. Члены семьи султана и богатые особы носили ферадж лилового или сиреневого цвета с подкладкой из черного или белого атласа, украшенный кистями, кружевами или бархатом.




Уф.... Перерыв, больше пока не осиливаю... Продолжение следует.... наверно :)

Длинный прямоугольный Зал Султана – самый большой и красивый в гареме На одной его стороне возвышение, над которым находится балкон. Здесь султан развлекался в окружении своих женщин. Тут легко представить себе, что ….например, Селим III, одетый в мантию с оторочкой из соболя, восседает троне под балдахином. За поясом у него усыпанный бриллиантами кинжал, на тюрбане развева ется белый плюмаж, закрепленный брошью с изумрудами и рубинами.



Перед троном — ковер, вышитый женщинами гарема. На пышных подушках у его ног возлежат султанша мать, кадины и фаворитки. Группа одалисок, которым не позволяется сидеть в присутствии султана, стоит поодаль возле стены. Писаные красавицы в восхитительных нарядах из шелка и атласа, их ослепительные украшения из драгоценных камней, вся роскошная обстановка зала - словом, вспомните сказки «Тысячи и одной ночи».



С балкона льется музыка, которую исполняют только женщины, танцовщицы грациозно двигаются в такт нежной мелодии. На них муслиновые блузки с низким вырезом, бархатные жилетки и пышные юбки, которые при быстром вращении раскрываются, словно веер, обнажая стройные ноги. Танцуют они всегда группой из двенадцати девушек: ведущая танец, десять танцовщиц и одна ученица. Танец каждый раз завершается тем, что девушки пытаются дотянуться до хрустального шарика, который свешен с потолка возле султанского трона. Кто из них сумеет дотянуться, получает от султана подарок. Роскошный подарок, между прочим :)
Селим III сам был неплохим музыкантом и поэтом. Во время его правления (1789—1807) во внешние дворы его гарема были допущены балетмейстеры и музыканты из Франции, чтобы обучать европейским танцам новых девушек гарема, еще не обращенных в мусульманскую веру. Дабы между одалисками и их учителями не заводились шашни, их никогда не оставляли одних; занятия проходили исключительно в группах под неусыпным наблюдением евнухов.



Harem Life Juan Jimenez Y Martin

Иногда для выступления перед женщинами приглашались артисты-мужчины — акробаты и мимы, но им обязательно завязывали глаза.
Еще одним невинным развлечение женщин гарема был театр теней.
«Небольшой экран из тонкой прозрачной ткани вывешивался между красивыми коврами, скрывавшими от зрителей загадочный и волшебный мир кукол за ними; экран неподвижен и представляет собой живописную картину, искусно вырезанную и подсвеченную. Картина могла изображать галеру, весла которой в колеблющемся свете свечей создавали впечатление движения; в другой раз это была корзина с цветами в таком стилизованном виде, что вызвала бы холодок восторга у художника-абстракциониста; и, конечно, это мог быть восхитительный и неправдоподобный сераль, где все пребывает в полусне и готово взорваться от первого страстного вздоха одалиски или взрыва ярости евнухов.
. Например, пьеса «Большая свадьба» была пародией на брак по сговору, когда молодожены до дня своей свадьбы в глаза друг друга не видели. В пьесе высмеивается этот обычай, часто приводивший к грандиозному скандалу в первый же день совместной жизни. Часто в этом театре фигурирует острый на язык и изобретательный Челеби. Он вознамерился женить своего пьяницу брата, чтобы таким образом избавить того от пагубного порока. Разыграв роль невесты, он добивается согласия брата и устраивает бракосочетание. Происходит традиционная свадьба, после которой пьяница оказывается связанным узами брака с мерзким бородачом. В ужасе перед перспективой совместной жизни с этим типом несчастный герой клянется навсегда бросить дурную привычку, только бы кончился этот кошмар.
В девятнадцатом веке женщинам гарема было разрешено ходить за покупками. Они садились в повозку и отправлялись на базар. Уже при входе их поджидали торговцы разложенными тканями, шалями, лентами и обувью. Торговцы сами иногда приходили к сералю с большими тюками своего товара. У ворот сераля их встречали евнухи, которые просматривали товар на предмет недозволенной контрабанды и заносили его внутрь. Купленные ткани тут же отправлялись придворным портным и модельерам, у которых имелись все размеры заказчиц. Среди торговцев были и женщины, как правило еврейки, которых допускали внутрь сераля вместе с товаром и городскими сплетнями. Порой стамбульские купцы специально женились на еврейках, чтобы таким образом получить доступ к покупателям из султанского гарема. Эти торговки порой становились посредницами и участницами тайных сговоров и дворцовых интриг.



Карл Брюллов. В гареме.

Во время правления Махмуда II (1808 — 1839) как бы сейчас сказали, повеяли ветры либеральных реформ. Матерью султана была Нах-шедиль, легендарная Эмэ де Ривери, француженка с Мартиники , кузина Жозефины Бонапарт Она была похищенна левантийскими пиратами по пути из Франции и в конце концов продана в гарем султана Абдул-Хамида I. Эмэ воспользовалась крутым поворотом судьбы самым наилучшим образом: она свела султана с ума (невероятно соблазнительные женщины были в этом семействе. Две императрицы!) и стала матерью-султаншей. В годы ее правления гарем буквально пропитался французской культурой. Тогда начали практиковаться ночные прогулки по Босфору, в гареме звучала музыка и не прекращались танцы.
Женщины катались на лодках по речке, плыли дальше к Босфору и еще дальше на азиатский берег на лужайку возле Малой речки. Эта лужайка была излюбленным местом для дач и загородных вилл. Сюда приезжали подышать свежим воздухом и устраивали пышные пикники, во время которых жарили на кострах шашлыки из молодых барашков, в больших прокопченных котлах варили початки молодой кукурузы, кукольники и акробаты устраивали свои представления, водили танцующих медведей, сновали цыганские гадалки, болгарские пастухи играли на своих свирелях - - и все это среди цветущих тюльпанов и гиацинтов, грациозно покачивающихся на свежем морском ветру.
Такие выезды на природу приводили весь гарем в сильное возбуждение. Все начиналось с того, что секретарь делал объявление, куда и в каком порядке гарем направляется. Женщин рассаживали по закрытым экипажам, и все они должны были быть одеты в платья одного цвета. В руках у них отделанные драгоценными камнями кувшины с шербетом, чтобы утолить жажду во время пути, и бархатные вышитые золотом мешочки с носовыми платками, мелочью на карманные расходы и милостыню, зеркальцами и прочими дамскими мелочами. Евнухи верхом на лошадях эскортируют с обеих сторон процессию. Самые важные дамы гарема едут в голове и хвосте колонны, новички едут в экипажах посредине. Ну, красиво ведь! :)
Иногда в сопровождении все тех же евнухов женщины совершали и более дальние экскурсии, останавливаясь для отдыха у ручьев и в тенистых ущельях. С ними ездили также музыканты и циркачи, которые на привалах давали свои представления, и в этом случае артистов от дам отделяла обязательная занавеска. Для полуденного намаза экскурсия останавливалась в султанских виллах и павильонах. Там же они угощались фруктами и йогуртом, приготовленным лучшими молочниками.
А уж как красивы и романтичны были ночные катания на лодках!
Чистые голоса певцов нежным эхом отражались от крутых берегов Босфора, их трепещущие звуки затихали в спокойной воде. Мы даже перед луной стеснялись проявлять свои чувства, закрывали глаза и погружались в грезы. И так мы проводили время до рассвета.
Ярко раскрашенные, покрытые позолотой лодки были выстланы восточными коврами, парчовыми подушками, застланы малиновыми и красными вышитыми золотом покрывалами. Эти роскошные ладьи скользили взад и вперед по Босфору, сопровождаемые стайками серебристых рыб. Ах...

Начну-ка я сегодня с картины, которая мне очень нравится, и которой я вчера, по забывчивости, не проиллюстрировала рассказ о садах гарема:) В ней столько солнца!


Джорж Фредерик Льюис " В саду бея"

Самым любимым занятием женщин гарема было сочинение стихов. В поэтическую форму облекались разлука с внешним миром, окружающий быт, тягостный ход времени жизни взаперти. Темами были трагические случаи, страдания, отверженность, горечь неразделенной любви. Стали широко известными трогательные стихи султанши Хатибуллах, сестры Махмуда II, высланной из-за политических разногласий с братом в удаленную яли (морская вилла) на Босфоре. В ее последнем стихотворении «Песнь смерти» она предсказала свой конец, даже назвав его причину — смертельный яд (вероятно, она покончила с собой). «Ах, как горька твоя вода, река [Босфор], кому приходится ее испить», — говорится в стихотворении.



На картине Джона Фредерика Льюиса «Перехваченное послание» изображена сцена задержания женщины с букетом цветов. Букет в ее руках вызвал переполох, потому что каждый цветок в букете имел определенный смысл и весь букет читался как секретное послание тайного любовника. Леди Мэри Уортли Монтагю заинтересовалась этим способом корреспонденции в восточных гаремах и стала его популяризатором в Англии, породив настоящую эпидемию. Вышло сразу несколько книг о секретах, связанных с каждым цветком, их целительной силе и о способах общения с их помощью. Англичанки быстро усвоили эту технику «переписки» в амурных делах.
В Серале имелся свой солидный зверинец. Дети обожали гулять в Доме слонов, где содержались львы, тигры, леопарды и разные другие звери, включая, конечно, и слонов. Султаны дарили своим одалискам и женам обезьянок, аистов, экзотических птиц и газелей. Неслучайно у поэтов шестнадцатого и семнадцатого столетий Недима, Баки и других слово «газель» символизировало прекрасную девушку. В дворцоваых садах пели сотни соловьев, благоухали цветы, И красавицы, прогуливающиеся среди этого рая, сочиняли стихи и сказки, предаваясь грезам. Красивая картинка, правда? И абсолютно идеализированно-неверная:)





Harem

Тоска, безделье, страх перед кознями соперниц, постоянная угроза быть убитой, ужас мыслей об возможной убийстве ребенка...Страх и тоска... И средство, чтобы забыться...Гарем жил в нарконическом тумане.
Опиум изготавливался из белого мака, широко распространенного в Малой Азии. В самом простом виде г темный порошок, который иногда смешивался с гашишем и пряностями. В более дорогие сорта опиума добавлялись амбра, мускат и ароматические вещества. Для высокопоставленных обитателей султанского дворца опиум приготовлялся в виде пасты с добавлением перетертого жемчуга, лазурита, рубинов и изумрудов. Опий для султана, конечно, изготавливался в виде позолоченных пилюлек.
Изначально опий использовался как успокаивающее и обезболивающее средство, его воздействие было очень приятным. Особенно это зелье пришлось по вкусу женщинам гарема, ведущим малоподвижный и замкнутый образ жизни. Многие султаны и их женщины пристрастились к опию, наслаждаясь сумеречный блаженным состоянием.
Ночной гарем погружался в кайф, навеянный пилюлями опия и пресыщением чувств.



Lewis John Frederick Siesta

Женщины гарема много времени посвящали ритуалу принятия опия, целыми вечерами вдыхая дым кальяна, глотая таблетки с «ночным эликсиром» и мечтая о дальних странах за зарешеченными окнами. Большинство предпочитали глотать и жевать опиумные таблетки, действие от которых было более продолжительным, чем от курения, и блаженное состояние длилось до самого рассвета.



In the harem Gyula Tornais

Эта своего рода еженощная бессонница вызывала амнезию
потерю памяти. Женщины с годами постепенно забывали свой родной дом и ту жизнь, какая у них была до сераля. Чтобы сохранить это в памяти, они рассказывали друг другу свои истории. Тысяча таких рассказов о дальних странах были поведаны долгими бессонми ночами. Сначала это была круглая тысяча ночных историй, но круглые числа приносят несчастье, поэтому прибавили еще одну. :)

Пока я болею и лежу дома в полном гаремном безделье, буду тоже рассказывать истории.:) Заняться -то больше нечем:)

Стройные девы выйдут к нам из опочивальни,
Пышнозадые, с опояской из бархата и яхонтов,
Сияние лиц скрывая вуалью, сражая стрелами черных очей,
Купаясь в блаженстве, источая нектар,
Величаво неся одеяние чар,
Не знающие жара светила, лишь светом одним озаренные...


Старая турецкая пословица «у частной жизни высокие стены» хорошо выражает характер жизни гарема.
Гарем буквально окружали высокие стены. Турецкий историк Дурсун Бей писал: «Не будь солнце женского рода (по-турецки это слово - - шемс — женского рода), даже светилу не было бы позволено заглядывать в гарем». Действительно, Гюльбеяз, фаворитка Мехмеда IV, записала в семнадцатом веке: «Солнце никогда не заглядывает к нам. Моя кожа словно слоновая кость».



Harem salon

Сколько женщин гарема безропотно приняли кисмет ( судьбу), "начертанный на их челе", как написано в Коране, когда их захватили в полон или купили на невольничьем рынке и обратили в ислам? Молились ли христианки и иудеики втайне своему Богу, пославшему им испытание?
Есть свидетельства, что в гареме занимались черной магией. Предсказание судьбы, колдовство и оккультизм имели там скрытых и явных поклонниц; они гадали о будущем, пытались облегчить настоящее, изгоняли злых духов.



Некоторые действовали по велению своих чувств, шли на риск и устраивали тайные свидания со своими возлюбленными.



Courtyard of the Cage in the Topkapi Palace Harem

В гареме сераля есть чудный лакированный шкаф, с которым связана трогательная любовная история.
Однажды султан Ахмед II узнал, что одна его одалистка встречается с молодым человеком, тайно пробиравшимся в гарем. Султан пришел в ярость и подкараулил возлюбленных. Захваченные врасплох любовники в панике бросились бежать по коридорам гарема, султан - за ними. Забежав в апартаменты черных евнухов, они
спрятались в большом шкафу. Султан с обнаженным кинжалом распахнул дверцы, намереваясь схватить и убить неверную одалиску вместе с дерзким преступником . Каково же было удивление султана, когда он увидел , что шкаф
пуст, а беглецов и след простыл! Решив, что произошло чудо, султан пал на колени и залился слезами.




Harem courtyard

Но провидение редко приходило на помощь нарушительницам порядков гарема. Бессчетное множество несчастных, выданных соглядатаями, оклеветанных соперницами и просто жертвы обмолвки в пустой болтовне нашли себе могилу на дне Мраморного моря. Войдя в гарем через Врата радости, женщина уже не имела пути обратно. Внешний мир переставал для нее существовать. Давайте и мы войдем в эти ворота в Дом радости султанского гарема при дворце Топкапы.


Harem interior

Внутренние сады гарема были окружены рощами разных деревьев и кипарисов, полны цветущих роз, жасмина и вербены. Тропинки вели к крошечным прудам, где плавали лилии и диковинные рыбки, к ротондам и беседкам, где можно укрыться от палящего солнца. Сады были местом отдыха и развлечения женщин, где они могли ухаживать за цветами или прогуливаться на свежем воздухе. В компании одалисок и евнухов фаворитки султана гуляли в садах, рвали цветы и фрукты, лакомились кебабом и халвой, предавались детским забавам. Жан-Клод Фляша писал в «Коммерческом вестнике» 1776 года: «Когда все готово, султан дает команду хадвет (очистить землю). Все ворота, ведущие в сады, закрываются. Бостанджи (царская охрана) выставляет снаружи часовых, а евнухи встают у запертых ворот изнутри. Султанши выходят из гарема и следуют за султаном в сад. Со всех концов в сад стекаются группы женщин, и, словно рой пчел, вылетевший из улья в поисках меда, они рассыпаются по саду, склоняясь над каждым цветком».




Lewis John Frederick Lilium Auratum


Нетрудно представить себе женщин, праздно проводящих время возле бассейна в бесконечной болтовне, забавах, детских играх и разговорах о загробной жизни, слушающих сказки о добрых волшебниках и злых великанах. Молодые невольницы как завороженные слушали сказки старых вещуний, передававших сюжеты из персидской литературы и всякие любовные истории наподобие легенды о любви Лейли и Меджнуна

Продолжение следует....

Olleras Quintana-Blas "Harem Scene"

В любви, заключает Ибн Хазм, «похвальнее всего постоянство и воздержание от греха». Он с уважением пишет о молодом жителе Кордовы, который отправился в гости к другу. Последнего не было дома, и его красивая молодая жена начала откровенно заигрывать с гостем. Молодой человек ощутил соблазн, но вспомнил о Всемогущем Аллахе. Сунув палец в огонь лампы, он воскликнул: «О душа моя, стерпи эти муки, ибо что они в сравнении с пламенем ада!» Молодые сарацинские дамы, похоже, вели себя столь же непосредственно, как и кельтские и англосаксонские женщины. К другому приятелю Ибн Хазма стала приставать некая бесстыжая красотка, но тот ответил: «Нет! В благодарность за дар Аллаха, подарившего мне возможность соединения с тобой, о моя желаннейшая, я вынужден отвергнуть твою любовь, дабы соблюсти Его заповеди». Клянусь, что такое целомудренное поведение редко встретишь даже в старинных летописях. Что же в таком случае можно сказать о нынешних временах?
Влюбленные, если верить рассказам поэтов, следовали одному из двух возможных путей: пути страсти, представленному описаниями оргий — с вином, женщинами и поэзией, «когда соски юных рабынь пронзали наши груди, подобно острым копьям», или добровольного целомудрия .
Стихи о любовных пирах не очень оригинальны. Их существуют сотни, и написаны они в стиле Бен Аммара, визиря тамида Севильского, который в 1086 году писал: «Как много ночей провел я в наслаждениях в прохладе садов Сильвеса, средь женщин с пышными бедрами, округлыми, как барханы, и узкими талиями! Эти блондинки и брюнетки пронзали мое сердце, как сверкающие мечи и темные копья. Сколь много восхитительных ночей провел я у реки с девою, формы браслета которой повторяли изгибы течения! Я проводил время, упиваясь вином ее взглядов, лона и губ...»


In the harem by Gyula tornai


Как писал Сайд ибн Джуди, «сладчайшие мгновенья жизни испытываешь, когда звенит чаша с вином; когда после ссоры миришься с возлюбленной; и когда обнимаешься с нею, после чего снова воцаряется мир».
Влюбленные, как известно, непостоянны, и в другом своем стихотворении Ибн Джуди восклицает: «Я врываюсь в круг наслаждений, как обезумевший боевой конь, закусив удила; ни одно желание не оставляю я без внимания... Я стою непоколебимо, когда ангел смерти реет над моей головой в день битвы, но взор ясных глаз способен сбить меня с ног в любой миг».
Когда из Кордовы для поэта привезли очередную скромную красавицу, он с ходу написал стихотворение: «Почему, о прекрасная, отводишь ты от меня свой взгляд и смотришь в землю? Уж не противен ли я тебе? Клянусь Аллахом, обычно я вызываю совсем иные чувства, и позволь заверить тебя, что я более достоин твоего взора, чем мостовая!»
«Ты пришла ко мне незадолго до того, как христиане начали звонить в колокола,— писал в 1063 году Ибн Хазм.— Родинка на твоей щеке сделала тебя цветущей, словно розовый сад абиссинцев».
Абен Гусман, светловолосый и голубоглазый поэт, единственными спутниками жизни своей считавший «прекрасное лицо и золотое вино», насмехался над теми, кому бывает достаточно поцелуя в щечку. «Для меня этого мало!» — восклицал он. Поэт придерживался невысокого мнения об идеалистах, умиравших от любви, и похвалялся тем, что нарушал супружескую верность.


Gérome "Бассейн в гареме"

Бен Фарах был гораздо более строг к себе. «Хотя она была готова отдаться мне,— писал он о своей возлюбленной,— я воздержался от обладания ею и не попал в сети, расставленные Сатаной. Она пришла ночью без чадры. Один лишь взгляд ее терзал мне сердце, но я вспомнил о божественном предписании, осуждающем излишества, и подавил свою страсть. Я провел с ней ночь, как молодой верблюжонок, которому намордник не дает возможности сосать вымя матери».
В двенадцатом веке Сафван бен Идрис из Мурсии писал в том же духе: «Целомудрие не позволило мне поцеловать ее в губы... Дивитесь человеку, у которого все внутри кипит и он жалуется на жажду, хотя вода у него под рукой!»
Подобные взгляды ранее уже проповедовал Ибн Сина в своем «Трактате о любви», этого же мнения придерживались суфии и «Непорочные Братья». «Если человек полюбит красивые формы с животным вожделением,— писал Ибн Сина,— то он заслуживает порицания, даже осуждения, и может быть обвинен в грехе, как, например, те, кто совершает противоестественное прелюбодеяние, и вообще люди, сошедшие с пути истинного. Но если он рассматривает приятные формы с интеллектуальной точки зрения... тогда это следует считать деянием благородным и добродетельным. Ведь он стремится к предмету, через который сможет приблизиться к первоисточнику силы и чистому объекту любви, уподобясь возвышенным благородным созданиям. По этой причине не существует мудрецов — из числа благородных и ученых мужей, не следующих по пути жадных и алчных устремлений,— сердца которых не занимали бы прекрасные женские формы».
Немногим далее автор заявляет, что для мужчины брачные отношения допустимы только с собственной женой или рабыней. Он предупреждает об опасности поцелуев и объятий — действий, которые «сами по себе не преступны, но вполне способны возбудить похоть». Его рекомендации совпадают с теми, что давали служители ранней христианской церкви. «Мужчины и женщины совершают простительный грех,— заявил папа Александр VII,— если при поцелуе испытывают плотское удовольствие; но грех становится смертным, если поцелуй — лишь прелюдия к последующим действиям».
Даже спустя много лет с тех пор, как отзвенели бубенчики на щиколотках девушек-рабынь в залах великолепных дворцов и скромно почили эти древние арабские поэты и философы,— мысли, вдохновлявшие их, словно по наследству передались трубадурам Южной Франции, совершившим подлинную революцию в европейских умах, по-новому взглянувшим на любовь, открывшим другое ее измерение, в котором между влюбленными присутствует некая незримая дистанция, дающая простор поэтическому воображению.


Bouchard "Альмы (египетские танцовщицы)"
Мысль о том, что влюбленные могут умереть, и действительно умирают, за любовь, принцип безусловного подчинения желанию возлюбленной, теория о том, что объятия влюбленных не должны завершаться физической близостью, рекомендация неизменно любить прекрасные формы и даже такие детали, как советы по выбору посланца для любовных писем,—все эти темы вновь возрождаются в средневековой европейской поэзии и трактатах о любви; однако все это уже давно было открыто на берегах Гвадалквивира и в душистых апельсиновых рощах Кордовы и Гранады.
Символом любви в Испании стало не яблоко, а апельсин. Выражение «половинка апельсина», соответствующее нашему «лучшая половина»,— образ багдадского поэта Ибн Дауда, отражающий платоновскую идею о родственных душах, которые философ представлял в виде совершенной сферы . Они раздувались от самодовольства, пока Зевс не разделил их надвое, и с тех пор половинки всю жизнь ищут друг друга.

<


Gérome "Terrace of the Seraglio"

Преодоление плотского желания и возникновение духовного союза и есть любовь. «Ошибка тех, кто считает, что любит двух разных людей одновременно, состоит в том, что они ощущают всего лишь физиологическую потребность; в этом случае любовь — не более чем метафора. Когда вы действительно полюбили, страсть овладевает вами до такой степени, что уже не оставляет вам энергии на удовлетворение иных духовных и мирских интересов. Отсюда очевидно, что у вас не остается никакой возможности посвятить себя второй любви». Другими словами, Дон Жуан может быть лишь пародией на влюбленного, как назвал его Тирсо 17 в . Ибн Хазм познакомил нас с Дон Жуаном задолго до Тирсо, рассказав о визире Абу Амире, который был непостоянен в любовных связях. «Он рассказал мне, что быстро от всего уставал и когда чувствовал уверенность в победе над красавицей, его любовь оборачивалась апатией, а стремление обладать рабыней — желанием поскорее от нее избавиться, так что он продавал ее за бесценок».

Trouillebert " Servante"



Время от времени, однако, Ибн Хазм забывает о душе и посвящает множество страниц физической стороне любви и скабрезным анекдотам, виртуозно переходя от одного к другому. В главе о тех, кто влюбляется в то или иное физическое качество, он отмечает, что полюбил в молодости белокурую рабыню и с тех пор был уже не в состоянии увлечься брюнеткой. Блондинок предпочитали также и его отец, и халифы из семейства Банор Маэван, в котором с течением времени стали рождаться только голубоглазые блондины. Но и физический недостаток может вызвать любовь. Один из друзей Ибн Хазма влюбился в женщину с короткой шеей, и все последующие его избранницы также были короткошеими. (Это явление часто наблюдают и современные психологи.)
Что бы там ни думал Ибн Хазм о любви с первого взгляда, нет никаких сомнений, что внешний вид играл — и до сих пор играет — важную роль в зарождении любви, особенно в тех странах, где отношения между полами строго регламентированы.
Обычай современных андалусцев «строить глазки» уходит корнями в глубокое прошлое. Ибн Хазм описывает некоторые из основных знаков, подаваемых взглядом, в специальной главе, посвященной этой важной теме. Опускание век служит знаком согласия; долгий и пристальный взор указывает на страдание и отчаяние; подмигивание выражает радость, прикосновение к собственным векам — предостережение. Взгляд украдкой, искоса подразумевает вопрос. Прищуренный взгляд означает отказ. И язык этот неисчерпаем.
Любовные письма для людей с книжным складом ума, писал Ибн Хазм, служат одной из форм любовного наслаждения — даже если влюбленные часто встречаются друг с другом и ничто не мешает их общению. Хотя в Кордове и Севилье жили и женщины-поэтессы, однако примеры любовных писем, приводимые Ибн Хазмом, главным образом касаются влюбленных мужчин. Кто бы ни посылал эти письма, всегда существовала опасность разоблачения, перехвата, а поскольку очень многие любовные связи были тайными и греховными, большинство посланий приходилось уничтожать. Ибн Хазм сочинил на эту тему стихи:
"Как больно, что приходится уничтожать твое письмо. Но, по крайней мере, ничто не сможет разрушить нашей любви. Лучше уж пусть остаются наши чувства, а чернила исчезнут..."
В старину доставка любовных писем создавала весьма деликатную проблему для влюбленных: выбор доверенного посланника. Этот насущный вопрос, который вновь и вновь поднимали французские и английские писатели средневековья, Ибн Хазм рассматривал довольно подробно. В Испании в качестве посыльных часто использовались «внешне набожные пожилые дамы, читавшие молитвы по четкам и носившие по два красных плаща». «Помнится, в Кордове наших затворниц женщин предупреждали об этих старых каргах»,— пишет Ибн Хазм. Влюбленные также пользовались услугами женщин, род занятий которых позволял им свободно посещать дома: врачевательниц, кровопускательниц, уличных торговок, парикмахерш, плакальщиц, певиц, гадалок, учительниц, портних и т. д. «Как много бедствий принесли женщины этого сорта в хорошо охраняемые жилища, за прочные завесы, плотные шторы и закрытые двери! Я бы не стал о них и вовсе упоминать, но считаю, что должен привлечь внимание к их недобрым деяниям. Никогда не следует никому поверять свои тайны...»
Однако некоторые влюбленные бывают излишне скрытными, ибо желают скрыть свои чувства от мира, веря в то, что любовь — признак людей праздных и легкомысленных; они избегают любви и защищаются от нее. «Такие представления ничем не оправданы. Наслаждаться красотой, позволить себе отдаться любви — совершенно естественно. Когда это Мухаммед запрещал любовь? И разве содержится запрет на этот счет в Коране?»
Большинство возлюбленных, о которых пишет Ибн Хазм, были рабынями. Это неудивительно — ведь рабынь тщательно отбирали за красоту и ум.


Энгр "Турецкая баня"

Многие влюбленные хозяева женились на своих рабынях, но в некоторых случаях коварные девушки оставляли их в дураках. Ибн Хазм упоминает об «ужасном случае», произошедшем с имамом Кордовской мечети, который так страстно влюбился в одну из своих молодых рабынь, что предложил освободить ее и жениться на ней. Но поскольку он носил длинную бороду, девушка насмешливо заявила: «Я считаю, что твоя борода слишком длинна; укороти ее — и ты получишь то, чего так возжелал». Имам тут же схватил ножницы и отрезал бороду, а затем позвал свидетелей, чтобы те поставили свои подписи под бумагами, в которых он разрешал отпустить рабыню на свободу. После того как те заверили бумаги, имам сделал девушке официальное предложение. Но она ответила отказом. Среди свидетелей был и брат имама, который воскликнул: «В таком случае я предложу ей выйти замуж за меня!» Так он и сделал; девушка приняла предложение, и тот немедленно на ней женился. А Сайд смирился с этим ужасным оскорблением. Все же он был человеком набожным и ученым.
Абдуррахман V жаловался на непостоянство женщины, нарушившей клятву верности: «Ах, как томительны стали ночи с тех пор, как ты меня оставила! О грациозная газель, нарушительница обетов, неверная, ужели забыла ты часы, что провели мы вместе на ложе из лепестков роз, когда звезды над нами сверкали, подобно жемчугу на синем небосводе?»

Делакруа "Одалиска"


Великий Альмансор повел себя благородно, когда узнал, что девушка, в которую он был влюблен, предпочла ему визиря Абуль-Могиру Ибн Хазма. Во время пирушки в садах Захиры рабыня имела дерзость объявить о своей любви к визирю в слегка завуалированных намеках в песне: «Увы, мои родные, я люблю юношу, который избегает моей любви, несмотря на то что находится рядом. Ах, как я хотела бы броситься в его объятья и прижать его к сердцу!» Визирь ответил ей также в стихах: «Увы, как могу я приблизиться к красоте, которую окружают мечи и копья? Ах, если бы я почувствовал сердцем, что ты действительно любишь меня, с какой радостью рискнул бы я жизнью, чтобы овладеть тобою! Никакая опасность не страшна человеку благородной души, когда он примет решение достичь своей цели». Альмансор в порыве ревности вскочил, выхватил меч и заставил рабыню рассказать ему всю правду. Признавшись в том, что любит визиря, девушка робко заключила: «Я в твоей власти, о повелитель, но ты благороден и любишь прощать вину, в коей человек сам сознался». Визирь же заявил с чисто восточным фатализмом: «Каждый человек — раб собственной судьбы; никто не волен избрать себе судьбу и должен ей подчиниться; неотвратимый рок предопределил мне любовь к женщине, которую я не вправе любить». Тронутый их взаимной любовью, Альмансор смягчился и отдал визирю девушку.


Энгр "Одалистка"

В 903 году Ибн Хадджадж из Севильи привез из Багдада воспитанную и весьма дерзкую певицу-рабыню по имени Камара, страстную, как ни странно, феминистку, чье мнение об испанских арабах было не слишком-то высоким. «Самая позорная вещь на свете — невежество,— восклицала она,— и если невежество служит для женщины пропуском в рай, то я предпочла бы, чтобы Создатель отправил меня в ад!»
Этих дам отличала не только откровенность — иной раз и грубость. БалладА, державшая салон и имевшая любовные связи с несколькими поэтами, в том числе с Ибн Зайдуном, с одной стороны, поощряла создание высокоинтеллектуальных произведений, но с другой — давала отставку своим возлюбленным поэтам, когда от них уставала, в стихах, весьма неподобающих даме.




В Кордове рабыня-поэтесса Румайкийя, вышедшая замуж за принца Мутамида, впервые в жизни увидела снег. Но снегопад быстро прекратился, и дама была так горько разочарована, что муж ее засадил склоны гор под Кордовой миндальными деревьями, чтобы цветы их, распускающиеся вскоре после зимних морозов, создали для нее иллюзию снега.
Трогательную историю о полном подчинении желаниям любимой поведал нам Ибн Хазм. Один его знакомый влюбленный провел много бессонных ночей в мечтах о предмете своей страсти: «В конце концов он овладел своей возлюбленной. Она не отказала ему, но вскоре влюбленный понял, что ей не нравится его любовь. Поэтому он оставил девушку и ушел прочь — не из страха или скромности, а просто для того, чтобы доставить ей удовольствие. Он не мог решиться сделать что-либо, что пришлось бы не по вкусу любимой. И лишь один Бог знает, какое пламя бушевало в его груди!»
Муки разлуки вдохновляли поэтов и приводили к смерти влюбленных. Ибн Хазм рассказывает об одном таком случае, а затем описывает свои собственные страдания по молодой рабыне по имени Нума, в которую он был страстно влюблен в юности. «Нельзя было и мечтать ни о ком более желанном. Она была совершенством — физически и духовно. Мы понимали друг друга. Мне досталась ее девственность, и мы нежно любили друг друга. Судьба отняла ее у меня... Когда она умерла, мне не было и двадцати, а она была еще моложе. Семь месяцев после ее смерти я не снимал своих одежд, и слезы не переставали литься из глаз моих, которые обычно увлажняются не так легко. Клянусь, что я до сих пор безутешен. Если бы такой выкуп был возможен, я отдал бы за нее все свое состояние. Я пожертвовал бы любой частью своего тела. Я никогда не чувствовал себя по-настоящему счастливым с момента ее смерти и ни на миг не забывал о ней. Меня никогда не удовлетворяла близость других женщин. Моя любовь к ней затмила все мои предыдущие влюбленности и превратила все поледующие в святотатство».
Среди нечастых у Ибн Хазма рассказов о супружеской любви есть и история страсти невестки поэта Атики и его брата Абу Бакра, умершего в возрасте двадцати двух лет. Он никогда не знал других женщин — и она никогда не знала других мужчин, и единственным желанием ее было воссоединиться с ним в смерти. «То, чего она так хотела, вскоре случилось — да будет милосерден к ней
Аллах!»
Будучи суровым мусульманином из секты ваххабитов, Ибн Хазм заканчивает свою книгу напоминанием читателю о наказании, назначенном Пророком нечестивцам, и повторяет слова, сказанные ему Абу Саидом в великой мечети Кордовы: «Берегись! Подумай о том, что я тебе скажу: Аллах указал нам путь, по которому должны следовать женщины. В наказание для девственницы, предающейся блуду с непорочным мужчиной, он назначил бичевание и годичное изгнание. Для утратившей девственность женщины, что прелюбодействует с мужчиной, уже потерявшим невинность,— сто ударов бича и побивание камнями». Мужчин и женщин, повинных в супружеской измене, забивали камнями до смерти.
Продолжение следует:)

Shopping in the Harem, Swoboda, Rudolf

перелетаем в блаженные места, где говорят " там далеко на севере, в Париже", где " ночь лимоном и лавром пахнет". В страну "крови, смерти и сладострастья", столь милую сердцу романтиков - в Андалусию.
Неудивительно, что именно арабы, пришедшие в Андалусию, стали в Испании первыми, кто начал писать о любви. С них и следовало мне начать, потому что их теории во многом вдохновили трубадуров из Прованса. Восток впервые встретился с Западом на пороге любви. Весьма показательно, что легенда считает причиной первого завоевания Испании маврами намерение графа Родрика отомстить за надругательство над дочерью. Типичный для испанцев конфликт любви и чести возникает уже на заре истории. Но лишь в десятом столетии в Андалусии появляются первые великие авторы любовной лирики, самым оригинальным из которых был поэт, ученый, теолог и государственный деятель Ибн Хазм аль-Андалуси. Наиболее известное из его творений, "Ожерелье голубки, или О любви и влюбленных", было написано им в старости, когда он находился в изгнании в Хативе.
Ибн Хазм родился в семье министра и провел детские годы, как он сам рассказывает, на коленях женщин из дворцового гарема в Кордове. Именно они привили ему любовь к поэзии и утонченным наслаждениям, ввели его в мир своих уловок и интриг, «настолько изобретательных, что описанию их почти невозможно поверить». Он пишет о влюбленных, для которых в садах Кордовы, Гранады и Севильи журчали фонтаны и цвели апельсиновые деревья. О тех сладострастных затворницах, что возлежали на горах подушек в огромных мозаичных залах со стенами, украшенными геометрическими узорами и бесконечными арабесками куфического шрифта.


Энгр Odalisque with a Slave

Альгамбра и Алькасар до сих пор вдыхают аромат тех бесконечных интриг, праздных мечтаний и женских капризов. Это вовсе не романтическая иллюзия, а если и так, то не следует забывать, что она повлияла на бесчисленных путешественников со всех частей света, включая и наименее впечатлительных из них — иначе говоря, испанцев из других провинций.


Львиный двор

Андалусия впитывала в себя чувственность, как губка, и результатом была смесь поистине опьяняющая. Святая Тереса жаловалась, что в Севилье ее молитвы были не столь действенны, как в других местах. «Я сама себя не узнавала,— писала она.— У тамошних дьяволов больше возможностей ввести человека во искушение, чем у меня избавить от него». Джордж Борроу, распространявший в Андалусии Библию (без особого успеха), не винил местных жителей в том, что те постоянно воспевали любовь. Он оправдывал их, восклицая: «Мы были в солнечной Андалусии. О чем же еще могут думать, говорить и петь ее черноглазые дочери, кроме как об аmоr, аmоr?»


Альгамбра


«Любовь,— писал Ибн Хазм во вступлении к Ожерелью голубки,— начинается с шуток, но заканчивается вполне серьезно. Ее свойства настолько неуловимы, что недоступны никакому описанию. Сущность любви может узреть лишь человек, который сам любил».
Влюбленные! Поэт знал их бесчисленное множество, изо всех слоев общества, но в первую очередь из аристократической среды. Последней любовной историей, которой он явился свидетелем, была страсть Абд эль-Малика бен Аби Амира к Вахиде, дочери торговца сыром. Принц полюбил девушку столь горячо, что в конце концов на ней женился.
Что касается природы любви, то автор согласен с точкой зрения неоплатоников: это — свойство души. Истинная любовь может закончиться лишь со смертью,— это состояние духовного взаимодополнения, слияние душ. Да, действительно, толчком к пробуждению любви почти всегда является внешняя красота, но это происходит потому, что сама душа изначально предрасположена к совершенным формам. Но если под красивой оболочкой она не обнаружит соответствующего содержания, то чувство не разовьется дальше и не выйдет за рамки простого физического влечения.


John Frederick Lewis "Гарем в Константинополе"



Среди множества признаков влюбленности, которые оказались практически неподвластными времени, Ибн Хазм называет ссоры влюбленных. «Их страсти достигают такого накала,— пишет он,— что в обычных обстоятельствах даже для сдержанного и немстительного человека это могло бы иметь непоправимые последствия. Но когда ссорятся влюбленные, они быстро вновь становятся лучшими в мире друзьями -— прекращаются раздоры и взаимные упреки, они снова улыбаются и шутят. Такая сцена может повториться несколько раз за короткий промежуток времени. Если вы стали свидетелями подобных отношений между двумя людьми, то можете быть уверены, что их связывает тайная любовь...»
Ибн Хазм посвящает целую главу влюбившимся с первого взгляда, но слабо верит в долговечность такого чувства. Для него то признак нетерпеливости, говорящий о непостоянстве и неустойчивости характера человека. «Так происходит всегда,— пишет он,— чем быстрее что-либо растет, тем скорее погибает». С другой стороны, существуют и те, чье чувство созревает лишь после частых разговоров и продолжительного знакомства. Любовь такого рода имеет наибольшие шансы выдержать испытание временем. «Не могу не изумляться, когда слышу, как кто-то уверяет меня, что влюбился с первого взгляда. Мне трудно ему поверить, и я считаю его любовь лишь вожделением».

Продолжение следует....

И в России были и есть храбрые женщины, не боящиеся моря и мужских суеверий.
В плаваниях по Северному Ледовитому океану командира отряда Великой Северной экспедиции лейтенанта Василия Васильевича Прончищева участвовала его жена Татьяна Федоровна — первая полярная путешественница.


Татьяна Пронищева

Оба они умерли от цинги и были похоронены на берегу океана недалеко от полуострова Таймыр.


Могила Василия и Татьяны Пронищевых

Во время русско-шведской войны 1788—1790 годов жена капитан-лейтенанта Романа Кроуна находилась рядом с ним во всех плаваниях и боях, исполняя обязанности сестры милосердия, за что и была награждена императрицей Екатериной II орденом Святой Екатерины.
Вместе с мужем, сотрудником Российско-Американской компании, не один год плавала по Тихому океану Анна Петровна Булыгина. При этом ей неоднократно приходилось исполнять обязанности не только рулевого, но и шкипера.
В 1941 году, когда Балтийский флот осуществлял свой печально знаменитый и кровавый Таллинский прорыв по сплошным минным полям и под бомбами сотен фашистских самолетов, то из десятков транспортов до Кронштадта невредимым дошло лишь одно судно — под командованием Анны Щетининой, на тот момент единственной в мире женщины-капитана.


Анна Щетинина

Не перестают удивлять мужчин представительницы слабого пола и сегодня. Так, в Швеции уже на протяжении нескольких лет женщина успешно командует подводной лодкой и, по свидетельству очевидцев, в критические моменты проявляет куда больше выдержки, чем ее более мужественные коллеги.
И все же, почему женщина считается недоброй приметой для моряков? Мужчины в своем суеверии доходили до полного абсурда.
Так, моряки Западной Европы верили, что если на закладке или спуске на воду корабля присутствует девственница — это к несчастью, ну а если эта девственница еще и рыжая, то тогда корабль можно сжечь прямо на стапелях, все равно ничего путного не выйдет!
Существует мнение, что столь устойчивая и многовековая нелюбовь моряков к присутствию женщин на корабле происходит еще из древнего морского суеверия - юбки на корабле непременно вызывают встречный ветер или штиль. И то и другое было в эпоху парусных судов крайне нежелательно. Ну, то есть уж совсем ни в какие ворота не лезет такое суеверие! Такое толкование, впрочем, вполне реально, если принять во внимание большую суеверность моряков всех времен и народов. Однако более вероятно все же, что истоки этого обычая следует искать в эпохе Великих географических открытий, когда моряки вынуждены были многие месяцы, если не годы, находиться на своих кораблях, и появление женщин обязательно вносило смуту, влекло за собой ссоры, драки и даже убийства. Как будто это дрались и устраивали свары женщины, а не сами же мужчины! Но женщина опять была крайней....Н-да...
В общем, капитаны всячески стремились не допускать женщин на корабли. История, впрочем, знает некую Ханну Снэлл, которая, переодевшись мужчиной, ухитрилась прослужить в британском флоте без малого десять лет. И ничего, корабль, где она служила, ходил по морям, в меру было и ветров, и штилей, и вообще, ничего экстраординарного не происходило. А всего-то и надо было, чтобы мужчины не знали, что среди них женщина.
Моряки, как известно, во все времена считали и считают свои корабли живыми существами, причем преимущественно женского рода, а это предполагает совершенно иные взаимоотношения даже на уровне подсознания. Среди носовых фигур, украшавших парусные корабли и суда, особенно любимы были моряками обнаженные женщины — за их способность смягчить своим видом ярость морской стихии.




Просто беда какая-то: живая женщина к беде, деревянная к счастью….нет, не понять …
Хотя…Считалось даже, что судно-«женщина» испытывает к своей команде вполне определенные нежные чувства, и если на борту появлялась другая женщина, судно начинало ревновать к ней со всеми вытекающими отсюда последствиями...



Далеко на севере на скалистом норвежском берегу стоит необычный памятник: высокая женская фигура, как бы бросающая цветы в море. На памятнике надпись: «Всем морякам, кто уже погиб или еще погибнет в море». Женщина бросает цветы на могилу тех, кто еще жив, но чья судьба уже предопределена провидением.
Не счесть случаев, когда моряки называли открытые ими земли в честь своих любимых. Иногда даже неперсонифицированных каких-то… Во время своего первого кругосветного плавания Магеллан назвал мыс при входе в современный Магелланов пролив мысом Дев.
Хроникер этого плавания Пигафетта в своем дневнике пишет о каком-то предзнаменовании, но о каком — так и осталось неизвестно. Погибший Магеллан унес тайну названия мыса с собой в могилу.
Кто хоть раз бывал в Амстердаме, тому наверняка показывали так называемую «Башню
плача».



Построенная еще в XV веке, эта башня стоит на берегу амстердамской гавани. Издавна на ее верхней площадке собирались женщины, чьи мужья уходили в неведомые океаны. И до наших дней существует поверье, что если на башню поднимется жена находящегося в море моряка, которая честно и верно ждет его, то она обязательно увидит своего любимого и узнает его судьбу. Море покажет ей. А потому и сегодня жены голландских моряков непременно приходят в старинную башню, и та посвящает их в тайны великого единения женщины и моря. Кстати, в простонародье жен моряков именовали вечными невестами.
О видении невесты знаменитого пирата и адмирала Фрэнсиса Дрейка рассказывает старинная британская легенда. Не получая долгие годы известий от ушедшего в кругосветное плавание Дрейка, его невеста согласилась на уговоры родителей выйти за другого, но в тот момент, когда девушку уже было повели к венцу, к ее ногам внезапно упало ядро, пущенное Дрейком из пушки с другого конца света. Девушка сразу же поняла, что ее жених жив, и отказалась стать женой другого.


Френсис Дрейк

22 июня 1893 года в доме английского вице-адмирала Тайрона случилось невероятное происшествие. В тот день сам адмирал был далеко в Средиземном море, а его супруга отмечала день своих именин. По этому случаю были гости. Внезапно в самый разгар торжества в комнату молча вошел адмирал и, быстрым шагом пройдя мимо изумленных гостей, скрылся в кабинете. Когда супруга адмирала прибежала туда, кабинет был пуст. Все были поражены, ибо знали, что в это время адмирала никак не могло быть в Лондоне. Первой поняла, что к чему, сама адмиральша. «Это знак свыше! — сказала она. — С Джорджем случилось нечто страшное!»
А спустя несколько дней в Лондон пришло известие, что именно 22 июня вице-адмирал Тайрон погиб на своем флагманском броненосце «Виктория», опрокинувшемся в результате случайного столкновения с другим кораблем.


Броненосец "Виктория"

Факт же появления мертвого адмирала в своем доме был документально засвидетельствован множеством видевших его гостей.
На советском флоте в последний раз столкнулись со старой приметой в июне 1978 года на Тихоокеанском флоте. Из Владивостока только что убыл генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Брежнев, выходивший в море на крейсере «Адмирал Сенявин».
Естественно, что следом за генсеком во Владивосток наехала пишущая братия, чтобы написать о корабле, куда ступила нога руководителя государства. Среди прибывших была и женщина — поэтесса Белла Ахмадулина. 13 июня, в понедельник, «Адмирал Сенявин» вышел в море на артиллерийские стрельбы, во время которых произошел взрыв в носовой башни главного калибра, где мгновенно заживо сгорели тридцать восемь человек. Вот тогда-то все и вспомнили не только о несчастливом 13-м числе и несчастливом дне понедельнике, но и о присутствовавшей на борту крейсера поэтессе...На которую все и свалили, конечно.
Однако наряду со стойким неприятием женщин в море моряки во все времена с особым удовольствием давали своим судам имена тех же женщин, и особенно женщин любимых. Считалось, что такое судно перенимает от женщины любовь к моряку, никогда его не подведет и обязательно возвратит своей тезке, оставшейся на берегу. Так это или нет, кто может ответить, но то, что имена любимых согревали души и сердца моряков в дальних плаваниях, — это точно. Может, именно поэтому при спуске корабля на воду команда корабля избирает крестную мать, которая и разбивает традиционную бутылку шампанского о корабельный борт, благословляя корабль на долгую и счастливую жизнь.



Увы, скорее всего, мужчинам так и не суждено будет до конца понять великое единение двух стихий: морской и женской.


Олицетворение женского начала в образе девственницы наполняющей море молоком.

А если это так, то стоит ли вообще пытаться ее постичь?

Наверное, всем известно старинное морское суеверие: женщина на корабле — непременно к несчастью! Почему столь безапелляционно выносится приговор женщине, почему ее издревле считают виновницей всех бед в море? Когда и кто первым сказал об этом, неизвестно, однако я полагаю, что это относится к той же области, что и вечное мужское: «А, понятно, женщина за рулем!» - в смысле, добра не жди. Интересно, что это выражение столь же часто употребляется мужчинами даже сейчас, когда половина водителей на дорогах Москвы – женщины, как и в те стародавние времена, когда первые отважные женщины решались водить машину. Сосуд зла, что тут поделаешь?
Однако между женщиной и морской стихией на самом деле существует некая мистическая связь, которую мужчины просто не в силах понять. В чем тут дело, сказать однозначно невозможно. Может, в более чувствительной женской натуре, которая воспринимает мир моря совершенно иначе, чем мужчины, а может, своенравная и капризная морская стихия по своей сути ближе именно женщине? Или потому, что женщины и моря одинаково подчиняются луне?
История знает немало примеров удивительных взаимоотношений, возникающих между женщиной и морем, взаимоотношений, объяснения которым не найдено и, наверно, никогда найдено не будет. Но пока речь не об этом.
Во время греко-персидских войн, согласно Геродоту, в преддверии знаменитого морского сражения при Саламине (480 год до н. э.) на палубе флагманской греческой триеры внезапно возникла женщина в ниспадающем белом одеянии и громким голосом призвала оробевших при виде многочисленного неприятеля греков быть решительными и отважными. Великий историк не называет это видение как какой-то конкретной богиней. Это видение — просто Женщина, призванная вселить в сердца оробевших мужчин уверенность в грядущей победе. Кем она была и как попала на стоящие в море триеры, непонятно. Вполне возможно, что это был просто призрак, созданный отчаянным молением оставшихся на берегу матерей, жен и дочерей участников сражения.





Но Саламинское сражение явило миру и еще одну женщину, ту, которую без всяких натяжек можно назвать первой дамой-флотоводцем. То была сражавшаяся на стороне персов Артемисия, правительница Галикарнаса.


царица Артемисия на троне

Во главе своей флотилии она столь отважно билась с противником, даже когда все остальные части персидского флота были разбиты и бежали, что потрясенный Ксеркс, наблюдавший за ходом боя с прибрежного холма, воскликнул: «Сегодня мужчины были женщинами, а женщины мужчинами!»
Впрочем, высокое реноме флотоводительниц было изрядно подмочено египетской царицей Клеопатрой. Во время сражения с римским флотом Октавиана при мысе Акциум (31 год до н. э.) она внезапно для всех без видимой причины бежала с частью боевых кораблей, бросив оставшуюся часть своего флота на полное истребление. Нервы, нервы….


Врубель "Клеопатра"


Кастро " Битва при Акциуме"

Ранние христианские предания донесли до нас историю о жившей в V веке святой Урсуле, пустившейся в плавание во главе одиннадцати тысяч девушек-паломниц. Увы, этой девичьей флотилии не повезло. В дельте Рейна они были атакованы, разбиты и пленены безжалостными гуннами.


Витторе Карпаччо. "Апофеоз святой Урсулы"1491

Уходя в свое знаменитое плавание, увенчавшееся открытием пути в Индию, португальский мореплаватель Васко да Гама объявил во всеуслышание, что «ради заблудших женских душ, а также во избежание ссор и интриг» запрещает брать в море женщин, если же какая-нибудь будет обнаружена, то она будет публично высечена, а муж в кандалах отправлен в Португалию. Увы, угрозы действа не возымели, и вскоре уже в открытом море были обнаружены три «зайчихи». Остаток пути все три дамы просидели под замком. А по прибытии в Калькутту верный своему слову да Гама устроил всем троим публичную экзекуцию.


Васко де Гама

Нечто подобное произошло в 1766 году во время первой французской кругосветной экспедиции под руководством Луи Антуана де Бугенвиля, когда слуга одного из ученых экспедиции Баре оказался девушкой-сиротой. Гуманист Бугенвиль поступил несколько иначе, чем свирепый да Гама. Он позволил девушке перебраться на остров Маврикий, где она благополучно вышла замуж за одного из переселенцев.
Известно, что немало женщин было и на печально известной «Непобедимой армаде». И здесь дамы оказались на высоте! Понимая, что своего шанса упускать нельзя, несколько десятков девиц легкого поведения наняли на свои деньги судно, которое неотступно следовало за «Армадой». И испанки не прогадали! Как оказалось, доход проституток превысил их самые смелые ожидания, невзирая даже на поражение «Армады».

Непобедимая Армада

Вообще в XVII—XVIII веках на ряде флотов матросам, прослужившим пять лет и более, разрешалось брать с собой в море в непродолжительные плавания жен. В британском флоте существовала даже вполне официальная команда: «Show your legs!» — «Показать ноги!» Дело в том, что матросы спали в гамаках со своими женами, и унтер-офицерам было трудно сосчитать количество находящихся на борту матросов. Когда же по команде из гамаков высовывались ноги, опытные унтера легко считали только матросские, отличая их от женских.
В начале XVIII века скандальную известность получили сразу две пиратки — подруги Мэри Рид и Энни Бонни, наводившие ужас на весь торговый флот в Карибском бассейне.


Энни Бонни


Мэри Рид

Они первыми бросались на абордаж, увлекая за собой остальных пиратов, сами выбирали себе любовников и дрались за их честь на дуэлях. А что было делать? Чтобы стать лидером в чисто мужской компании, женщина должна быть круче всех.:) Увы, обе буйные морячки кончили свой путь в тюрьме.

Известна женщина — предводительница целой флотилии китайских пиратов. Госпожа Цин в начале XIX столетия терроризировала воды всего Желтого моря и дважды наголову разгромила флот китайского императора. Госпожу Цин так никому и не удалось победить. Состарившись, она согласилась принять амнистию от того же императора и закончила жизнь в почете и славе.


Госпожа Цин.

Существовала своя женщин-«адмирал» и в Греции, звали её Ласкарина Бубулина.


Храбрая гречанка возглавляла флотилию корсаров, которая долгое время весьма успешно действовала против огромного турецкого флота. Её имя окружено легендами, и поныне она весьма почитаема в Греции как национальная героиня.

По книгам В. Шигина

Просто поболтать:)