Епископ Егорьевский Тихон (Шевкунов): Февральская революция – что это было?
http://www.pravmir.ru/episkop-egorevskiy-tihon-she...a-revolyutsiya-chto-eto-byilo/
___________________продолжение__________________________________
Никакой православной страной Россия тогда не была
Мы все знаем прискорбный факт, что человек может сойти с ума. Но точно так же может обезуметь и всё общество. Федор Михайлович Достоевский в своем гениальном романе «Преступление и наказание» пророчески писал, как Раскольников в горячечном бреду видел сон, что на людей спустились, захватили их сознание какие-то странные трихины, и люди стали как безумные, они кидались друг на друга, мучили, убивали, сами не понимая зачем.
Организовывались какие-то сообщества, потом эти сообщества начинали враждовать друг с другом до крови, до полного уничтожения. Победившие снова кидались на других. Подобные пророческие описания событий семнадцатого и последующих годов присутствуют и в наследии наших великих святых, которые предупреждали об этих страшных грядущих событиях своих соотечественников.
Вот что пишет преподобный Серафим Саровский, скончавшийся в 1833 году: «Через сто лет после моей смерти земля Русская обагрится реками кровей, но не до конца прогневается Господь и не попустит разрушиться, сохранит еще православие и остатки благочестия христианского». «Мы на пути к революции»,— писал святитель Феофан Затворник, который скончался в 1894 году. «Русское царство колеблется, шатается и близко к падению,— говорил в начале XX века скончавшийся в 1908 году святой праведный Иоанн Кронштадтский.— Государство, отступившее от Церкви, погибнет, как погибла Византия. Народ, отошедший от высоты православия, будет отдан в рабство нечестивым, как это случилось с тем же Византийским царством. До неба вознесенная за свое православие Русь до ада низринется».
Часто можно услышать вопрос: «Как оказалась возможной революция и последующие гонения на Церковь в православной стране?». На самом деле никакой православной страной Россия тогда не была. Когда говорят о верности православию, нужно обязательно понимать: речь идет не о верности обрядам или религии как таковой. Речь идет об истинном понимании сути вещей, которые дает, с нашей православной точки зрения, только личная связь с Господом. Когда народ утрачивает эту личную связь, он оставляется Богом.
В Российской империи были многие атрибуты религиозности, но большая часть людей свою духовную связь с Богом и Церковью уже просто растеряла: что семинаристы, что архиереи, которые с восторгом восприняли Февральскую революцию вместе со всей интеллигенцией, совершенно не понимая, что произойдет дальше. Но это тема особой беседы.
И армия провернула интригу
События развивались стремительно. Считается, что в начале семнадцатого года в стране начались проблемы с продовольствием. Действительно, были введены продовольственные карточки, но только на один продукт — на сахар. А почему? А потому что самогон гнали, и с учетом этой потребности его не хватало.
Притом к этому времени в Германии и Австро-Венгрии уже более миллиона человек погибли от голода. Во Франции, Англии продовольственные карточки были буквально на всё. Почитайте Ремарка, Хемингуэя — там есть про то, как искали те или иные продукты. В Австро-Венгрии и Германии взрослый немец в тылу получал 220 граммов хлеба в день — это меньше, чем в блокадном Ленинграде.
По сравнению с этим уровнем Россия была сытой страной. Газета «Коммерсантъ» от 7 февраля 1917 года так описывает продовольственные проблемы в Петрограде: «Лимонов на рынке совсем нет. В крайне ограниченном количестве имеется на рынке мороженый лимон, причем цены за 330 штук — 65 рублей. Отсутствуют ананасы». Вот с таким дефицитом столкнулся город Петроград.
Но была проблема и посерьезнее. На короткое время государство не смогло обеспечить полномасштабный подвоз хлеба. Хлеба в городе было полно, но поскольку возникли снежные заторы на железной дороге, пошли слухи о том, что скоро настанет голод. Вообще, слухи сыграли особую роль во всех этих страшных событиях. Наш замечательный историк Солоневич сказал: «Слухи сгубили Россию». Слухам верили на сто процентов: «Говорят, что хлеба больше не будет — значит, все мы умрем от голода».
Хозяйки выстраивались в длинные «хвосты», как их тогда называли, и закупали как можно больше хлеба. А хлеб в это время не подвозили, какие-то булочные уже опустели. Тогда генерал Хабалов, начальник Петроградского гарнизона, выбросил на прилавки хлеб из своих запасов. Но паника уже была посеяна — было уже поздно. И 8 марта, в Международный женский день — 23 февраля по старому стилю, женщины с детьми организованно вышли на улицы. Вернее, их вывели, поскольку мы помним слова Рузвельта: «В политике ничего не происходит случайно». Эти женщины начали громить полные хлеба магазины с воплями: «Хлеба! Хлеба!». Это было безумие.
Параллельно стали происходить в высшей степени странные вещи. На Путиловском заводе — самом обеспеченном военными заказами, с самой высокой заработной платой — произошел небольшой конфликт рабочих с администрацией. Рабочие просят повышения зарплаты, администрация начинает с ними вести переговоры… И вдруг, как по приказу, увольняет их всех, и 36 тысяч человек, здоровых мужчин, оказываются без работы на улице. Их тут же берут в армию, их должны везти на фронт.
Вслед за путиловцами начинают бастовать практически все военные заводы Петрограда. Представляете, что надо сделать, чтобы встали военные заводы в военное время? Еще раз отметим, что рабочие были сыты. Кстати сказать, многие историки называют Февральскую революцию «революцией сытых». Тем, кто уже через год будет жить по карточкам, а чуть больше чем через двадцать лет окажется в блокадном Ленинграде, капризы зимы семнадцатого года с отсутствием лимонов покажутся просто смехотворными. Как бы то ни было, вскоре уже сотни тысяч рабочих выходят на демонстрации. Кто был в этом заинтересован?
Вот что пишет, например, Троцкий: «23 февраля был Международным женским днем. Его предполагалось в социал-демократических кругах отметить в общем порядке — собраниями, речами, листовками. Накануне никому и в голову не приходило, что женский день может стать первым днем революции. Ни одна из организаций не призывала к стачкам». Ни одна организация не призывала, но число демонстрантов превысило 300 тысяч человек. Разве бывает так? «Если в политике что-то происходит, то это происходит не случайно».
Один французский резидент — мы будем сейчас ссылаться на его донесения в Париж, во французскую разведку — описывает, как люди, бывшие на службе в английской разведке, раздавали деньги рабочим, которые выходили на демонстрации, то есть платили за то, чтобы они не выходили на работу. И таких свидетельств можно привести достаточно много.
Вот одна женщина, Татьяна Боткина, современница этих событий, пишет: «Рабочие бастовали, ходили толпами по улицам, ломали трамваи, фонарные столбы, убивали городовых, причем убивали зверски, и, как ни поразительно, женщины расправлялись с этими служителями порядка. Причины этих беспорядков никому не были ясны. Пойманных забастовщиков усердно расспрашивали, почему они начали всю эту переделку. Был ответ: “А мы сами не знаем. Нам надавали трешниц и говорят: бей трамваи и городовых. Ну, мы и били”».
К забастовщикам присоединился петроградский гарнизон, который был расквартирован в городе и состоял по сути не из военных, а из новобранцев. В основном, конечно, они совершенно не хотели воевать и уже были агитированы и большевиками, и эсерами, и другими силами, занимавшимися подобного рода пропагандой. И, наконец, унтер-офицер Кирпичников первым застрелил своего офицера в спину — начался солдатский бунт.
Николай Александрович, узнав о случившемся в столице, повелел жестко прекратить бунт — это была его обязанность как царя. Генерал Хабалов не преуспел в этом, и тогда государь сам выехал из ставки в Могилеве, но в это время заговорщики — а это депутаты Государственной Думы, армейский высший генералитет — сделали всё, чтобы принудить императора отречься от престола. Для чего? Какая у них была цель? Заменить Николая II на другого, более сговорчивого и покорного их воле руководителя государства. Скажем, на наследника — царевича Алексия при регентстве брата Николая II — Михаила.
Михаил был отважным человеком, он и стал как бы последним русским императором, в пользу которого отрекся Николай II. Михаил лично руководил «Дикой дивизией» и был мужественным военным, но политиком он был никаким, и волевые качества у него были тоже весьма и весьма сомнительны, кроме качеств армейских. На это как раз и рассчитывали.
И у них всё получилось. Армия в лице своих высших военачальников провернула интригу. Эту интригу заварил генерал Алексеев, начальник Генштаба, с помощью тех людей, которые его направляли — в частности, Александра Гучкова и Михаила Родзянко. Они составили такую телеграмму командующим фронтами, что представили положение абсолютно безвыходным и выход из него обрисовали только один – отречение императора Николая II.
И вот армия, в верность которой свято верил государь, которую он вел к победе, которую поднял из страшного упадка — и оружейного, и снарядного, и из упадка отступления перевел в наступление — вдруг возжелала его отречения. Генералы, которых он сам выпестовал из майоров и подполковников, сделав их военачальниками, все как один прислали ему телеграммы: «Умоляем, Ваше Величество, отречься, потому что только если Вы отречетесь, не начнется гражданская война. Вы — камень преткновения. Из-за Вас всё это страшное происходит…». И он оказался прижат к стене, шантажируемый опасностью гражданской войны, видя перед собой требования Государственной Думы, своих родственников — в первую очередь, Великого князя Николая Николаевича, генералов.
И тогда 2 марта произошло отречение, а накануне, 1 марта, все союзники — Англия, Франция и наш будущий союзник Соединенные Штаты Америки — признали Временное правительство. Такой вот факт: Временное правительство было признано законным представителем Российской империи при живом императоре, еще не отрекшемся от престола.
Не нам судить государя Николая II. Это необычайный человек. Когда о нем говорят как о человеке слабом,— это клевета и ложь. У него были ошибки — и страшные ошибки, но в феврале – марте 1917 года он действовал так, как и должен был действовать, как здесь ни анализируй.
![](http://www.pravmir.ru/wp-content/uploads/2017/09/otr-283x200.jpg)
/www.pravmir.ru/wp-content/uploads/2017/09/otr-600x425.jpg" target="_blank">http://www.pravmir.ru/wp-content/uploads/2017/09/otr-600x425.jpg 600w,
http://www.pravmir.ru/wp-content/uploads/2017/09/otr.jpg 681w" style="border: 0px none; width: auto; max-width: 100%; height: auto; margin: 0px; padding: 0px;" width="608" />
Отречение от престола Николая II. В царском вагоне: министр двора барон Фредерикс, генерал Н.Рузский, В.В.Шульгин, А.И.Гучков, Николай II. 2 марта 1917 г. Государственный исторический музей.
Оказалось, что управлять Россией — очень сложная задача
Что же произошло потом? 2 марта Временное правительство, получив отречение Николая II, взяло власть в свои руки. Каков же был восторг Петрограда, всей прогрессивной думающей России! Один из поэтов — Леонид Каннегисер — писал: «Тогда у блаженного входа // В предсмертном и радостном сне // Я вспомню — Россия, Свобода, Керенский на белом коне».
Не отставала, к сожалению, и наша Церковь. Замечательный иерарх, который поплатился потом ссылками, тюрьмами, преждевременной кончиной,— архиепископ Арсений (Стадницкий) писал: «Наконец-то Церковь свободна, какое счастье!». Трудно перечислять — и долго, и больно, восторги всех тех людей, которые очень быстро, уже через несколько месяцев, поймут, насколько они были неправы, что они натворили.
Но сделать уже было ничего нельзя. Помните, есть такая песня на стихи Леонида Дербенева — казалось бы, легкомысленная, а на самом деле очень глубокая — «Этот мир придуман не нами». Там есть такие замечательные слова: « А мир устроен так, // Что всё возможно в нём,// Но после ничего исправить нельзя».
5 марта одним росчерком пера новое Временное правительство, эти «гении» управления, упразднили всю местную администрацию — губернаторов, вице-губернаторов. «Назначать никого не будем, на местах выберут»,— говорил глава правительства князь Львов.— Такие вопросы не должны решаться из центра, а самим населением. Будущее принадлежит народу, явившему в эти настоящие дни свой гений. Какое великое счастье – жить в эти дни!». Потом они сказали: «Приспешники царского режима — жандармерия, полиция: уничтожим их!». Разогнали полицию и жандармов, развалили не то что всю вертикаль власти, а даже всю власть на местах. Началось сумасшествие по выборам, стали выдвигать одних, других, третьих, пятых, десятых.
Экономика встала, и к июню Россия экономически рухнула. Страна стала неуправляемой. Выпустили всех уголовников, выпустили всех террористов, которые сидели. Вытащили из-за границы в пломбированных и неопломбированных вагонах всех террористов, которых выслали, и они стали брать власть по полной программе.
А какие «гениальные» решения были приняты по армии? Отменить субординацию в армии — теперь должны руководить не офицеры, а Советы солдатских депутатов. В армии рухнула вся дисциплина. Рухнул фронт — той победы, трагической, тяжелой, но необходимой для страны победы, которая была уже перед глазами, просто не стало. Немцы стали наступать со страшной силой — они поняли, что добились своего.
Что значит «добились своего»? Дело в том, что уже задолго до февральских событий было принято решение о том, что Николая Александровича надо менять — слишком несговорчив. Это решение было принято и нашими западными партнерами, и немецким Генеральным штабом. Все они пытались найти пути к сепаратному миру между Германией и Россией — слишком далеко зашла война. Но Николай Александрович был непоколебим.
Немцы через такую одиозную фигуру, как Александр Парвус, который был первым покровителем наших большевиков в то время, стали вести антигосударственную пропаганду в Российской империи. Понятно, что им было нужно: разложить Россию изнутри. Об этом, не стесняясь, как о главной своей цели говорил Генеральный штаб Второго рейха: «Россия непобедима во внешней войне, единственный путь — разрушить ее изнутри, а дальше мы всё сделаем, дальше мы ее победим». Они оказались совершенно правы.
Но еще тяжелее было с нашими союзниками. Мы помним, как в 1944–1945 годах что только ни делали наши союзники, чтобы оттеснить нас от германских земель, чтобы мы как можно меньше захватили территорий в Европе. И в Первой мировой войне была та же самая ситуация. Англичане прекрасно понимали: сейчас Россия займет главенствующее положение, и 15 миллионов русского войска окажется в Берлине, Вене и Константинополе. Это был страшный сон для всех — и для немцев, и для наших партнеров.
Вот что писал человек, которого мы все хорошо знаем как литератора,— Артур Конан Дойл — в 1920 году в своей публицистической статье для газеты «Daily Telegraph»: «Даже если бы Россия победила и осталась империей, разве не являлась бы она для нас источником новой страшной угрозы?». Главнокомандующий германской армии генерал Людендорф писал: «Царь был свергнут революцией, которую поддержала Антанта».
Сравнительно незадолго до этого английский премьер — лорд Пальмерстон — говорил: «Как трудно жить на свете, когда с Россией никто не воюет». Откровенней, наверное, и не скажешь… Создатель и гений военной немецкой доктрины, Карл фон Клаузевиц писал, что Россия «может быть побеждена только собственной слабостью и действием внутренних раздоров». Именно на это была направлена и деятельность германской разведки, и деятельность разведки британской. Они с ужасом думали, что наши войска вот-вот окажутся в европейских городах,— и тогда проблемы будут громадными.
И они стали поощрять тех, кого, собственно, особо и поощрять не следовало,— тех честолюбивых представителей русской элиты, которые были убеждены, что они намного лучше, чем государь император, будут рулить страной. Эти люди и стали руководителями Временного правительства, развалив в итоге страну за несколько месяцев. Оказалось, что управлять Россией — очень сложная задача, и даже великие популисты — такие, как Керенский — оказались к этому абсолютно неспособными. Вот почему император Николай II не шел на диалог с обществом, когда ему говорили, чтобы он поставил руководителями этих людей — будущих февральских министров. Он прекрасно знал, чего они стоят: и контрразведка ему доносила, и лично он с ними был хорошо знаком.
На что же надеялся Николай Александрович? Он надеялся на армию, он был убежден, что, как ни бурчит Дума, как ни интригуют его ближайшие родственники-аристократы, как ни оппозиционирует русская интеллигенция, армия его не подведет. Он говорил своим близким: «Вот дойдем до Берлина: сентябрь, октябрь, ноябрь — самое позднее. С победой вернемся и тогда дадим и конституцию».
Рассматривалась законная конституционная монархия. Император хотел это сделать уже с позиции силы, понимая, что тогда он как опытный государственный деятель расставит новое правительство — и всё. Но во время войны ничего менять было нельзя — это аксиома любой политической деятельности военного времени.
Но генералы его подвели, они предали. Для кого-то было важно, чтобы именно они — генерал Алексеев, генерал Рузский, генералы Эверт, Сахаров, Брусилов — вошли победителями в Берлин, Вену и Константинополь.
Кстати, два слова о Константинополе. Иногда представляют, что наши грезы о Константинополе — это какой-то великодержавный идиотизм. Ничего подобного. То, что говорил Достоевский: «Тот не русский, кто не мечтает о Константинополе»,— это абсолютно второстепенно. Главное — то, что Константинополь — это и безопасность, и торговые пути, и прочее. И для императора Николая II на первом месте тоже стояли чисто прагматические задачи. Поэтому договор Сайкса – Пико был, с одной стороны, его победой, а с другой стороны, подпись под этим договором была и подписью под приговором ему.
Генералы, которые написали те самые телеграммы императору, потом страшно каялись. Алексеев писал: «Никогда не прощу себе, что я поверил, что отречение государя императора Николая II повлечет за собой благо России». Генерал Эверт рыдал, когда узнал о гибели царской семьи, и говорил своей жене: «Что бы ни говорили, а мы предатели — предатели присяги, и мы виноваты во всем этом». Алексеев с запоздалым раскаянием организовал белое движение и преждевременно умер в Екатеринодаре от воспаления легких.
Генерала Рузского — жестокого и самонадеянного человека, унижавшего Николая II в часы отречения — большевики зарезали как заложника в Пятигорске. Генерала Эверта в 1918 году пристрелил красный конвой в Можайске. Генерал Сахаров, который написал государю: «На коленях умоляю отречься», был расстрелян анархистами в Крыму. Генерал Брусилов перешел на службу в Красную армию, дожил до семидесяти двух лет на службе у большевиков, но внутренне таил к ним лютую ненависть, которая посмертно выявилась в его тайных мемуарах. Лев Троцкий злорадно, но, к сожалению, справедливо впоследствии писал: «Среди командного состава не нашлось никого, кто вступился бы за своего царя. Все торопились пересесть на корабль революции в твердом расчете найти там уютные каюты. Генералы и адмиралы снимали царские вензеля и надевали красные банты. Каждый спасался как мог».
Влияние западных партнеров и союзников на это предательство было огромным. Можно привести множество цитат, в которых рассказывается о том, как английский посол Джордж Бьюкенен вовлекал русскую аристократию в заговор против императора. Задача была одна — сменить Николая Александровича, о смене монархии тогда не помышляли. Были также силы из Америки, которые включились потом, уже в самом конце февральских событий. Ленин в 1917 году писал: «Весь ход событий февральско-мартовской революции показывает ясно, что английское и французское посольства, с их агентами и связями <…> непосредственно стремились к смещению Николая Романова».
Именно в это время Павел Милюков — министр иностранных дел в первом Временном правительстве князя Львова — откровенно свидетельствовал: «Вы знаете, что твердое решение воспользоваться войной для производства переворота было предпринято нами вскоре после начала этой войны. Заметьте также, что знать больше мы не могли, ибо знали, что в конце апреля или начале мая наша армия должна была перейти в наступление, в результате коего сразу в корне прекратились бы всякие намеки на недовольство и что вызвало бы в стране взрыв патриотизма и ликования». Это слова, написанные им в письме Иосифу Ревенко в январе 1918 года.
«Пусть победят немцы, только бы не Романовы!»
Наряду со всем этим можно сказать: были английские интересы, были французские интересы, были германские интересы, были наши элиты, которые стремились к полной власти, но, в первую очередь, двигателем этой революции, всего этого беззакония, было в целом российское общество.
Был один человек — современник тех событий, который лучше всех, с моей точки зрения, разобрался в том, что происходило тогда. Это был посол Французской республики в Петрограде Морис Палеолог. Вот что он сказал о нас и что нам на все времена очень важно понять и запомнить: «Ни один народ не поддается так легко влиянию и внушению, как народ русский». У других народов тоже, как мы знаем, всякое происходит в истории, но нас интересуем мы сами. Вот это «влияние и внушение», которые системно были применены к русскому обществу, здесь как раз возымели действие.
Россия в начале царствования Николая Александровича, в 1894 году, представляла собой развивающуюся страну с огромным количеством проблем, главной из которых было противоречие между властью и обществом: власть не могла найти общий язык с обществом, а общество категорически не хотело находить этот общий язык. Такое поведение общества аналогично подростковому периоду развития человека — негативизм, противление: «Я не хочу никаких авторитетов, не хочу никакой власти, я хочу сбросить власть моих родителей». И это подростковое сознание в нашей великой русской интеллигенции — болезнь неизбывная до сих пор, это надо понимать.
Ни в одной стране мира не было такой прослойки образованного общества, которая бы так принципиально, постоянно противилась любому действию своего государства в лице государственных властей. Этот подростковый комплекс — одна из важнейших проблем русской жизни. Одним из лозунгов во время Первой мировой войны было: «Пусть победят немцы, только бы не Романовы!» Что такого им сделали Романовы, чтобы так говорить? Это потом они будут прежнюю жизнь оплакивать в Парижах, в Белградах, за березки хвататься, слезы лить, а тогда…
Один пример. У меня есть близкий друг — Зураб Михайлович Чавчавадзе — князь из семьи русской элиты, русской в широком, правильном смысле слова. Так вот, его мама, Мария Львовна Чавчавадзе, которой в 1917 году было около семнадцати лет, рассказывала, что они тогда жили в Царском Селе. Однажды к ним пришла на чай соседка, тоже аристократка из великосветского общества. И во время беседы эта гостья сказала такие слова: «Ну когда же эти отвратительные мерзавцы освободят нас от своего присутствия?». Мать Марии Львовны спросила: «А Вы, собственно, кого имеете в виду?». Она говорит: «Ну, эти Романовы». Тогда хозяйка дома поднялась и сказала: «Я прошу Вас оставить мой дом и больше ко мне никогда не приходить». И эта монархическая семья стала изгоем в Царском Селе, им объявили бойкот, с ними перестали здороваться.
Теперь по поводу «внушения». Во время войны отечественная пресса вдруг наводнилась огромным количеством жутких сплетен. Это были сплетни о том, что императрица — немка по происхождению — немецкий шпион, что телеграф из Царского Села проложен прямо в ставку Вильгельма, что она все военные тайны выпытывает у императора, и именно поэтому наша армия отступает. Говорили, что Россией управляет грязный, пошлый, развратный мужик Распутин, который через императрицу, слепо ему верящую и являющуюся его любовницей, диктует Николаю Александровичу свою волю.
Если поверить во всё это, то жить в России будет просто невыносимо. И страна в лице своей элиты в это поверила. Даже Великая княгиня Елисавета Феодоровна, когда убили Распутина, только приветствовала это, даже на фронтах верили тому, что пишут в газетах. Но когда уже после Февральской революции была организована Временным правительством первая ЧК — Чрезвычайная следственная комиссия, в задачу которой входили изучение досье и подготовка к общенародному суду тех преступников, которые привели страну к кризису,— в первую очередь, царской семьи, через несколько месяцев работы (заключение этой комиссии имеется в архивах в открытом доступе, это может посмотреть каждый) они не нашли ничего компрометирующего ни на императрицу, ни даже во многом на Распутина. Заключение этой комиссии имеется в архивах в открытом доступе, его может посмотреть каждый.
Был такой исследователь — Сергей Ольденбург, обнаруживший семнадцать писем Александры Феодоровны, в которых она либо давала советы своему мужу во время войны, либо передавала советы «нашего друга», то есть Распутина. Действительно, эти советы были. Но ни один совет император в жизнь не претворил, и это было доказано Чрезвычайной следственной комиссией.
Я вам скажу по секрету: лучше бы он послушался. Но у него была внутренняя мысль, что он, облеченный некой особой харизмой, должен сам — самодержавно — править. В этом был элемент фатализма, который, в общем-то, во многом и погубил всю страну, всю ситуацию и его самого. Но уж «подкаблучником» Александры Феодоровны и «послушником» Распутина он и близко не был.
Императрица писала ему после Брусиловского прорыва: «Закрой Думу на время, там чистый рассадник революции, арестуй Гучкова, который ездил по всем фронтам и агитировал военных на переворот, арестуй Рузского, останови их, иначе всё будет совсем плохо». Николай Александрович принципиально ее не слушал. А ведь это была очень мудрая, очень образованная и прагматичная женщина немецкого и английского воспитания: ее бабушка — королева Виктория — воспитывала ее в Англии. И ее советы были очень дельными, как мы сейчас видим.
Что касается Распутина, то это была особая фигура. Почитайте замечательную книгу «Григорий Распутин-Новый» прекрасного писателя и ректора Литературного института Алексея Варламова. Это очень солидное исследование на эту тему. Распутин был человеком, несомненно, оболганным — эта ложь была одним из инструментов по расшатыванию государственного строя, дискредитации императора и императрицы. Конечно, никаких любовниц у него в царской семье не было. Вполне возможно, что, уехав с Урала и попав в великосветское окружение, он пал и вел неприглядный образ жизни, но в данном случае это просто использовали.
Есть задокументированное письмо от 1914 года, написанное накануне войны Распутиным. Послушайте, какие удивительные, прекрасные слова: «Милый друг,— пишет он Николаю Александровичу,— еще раз скажу: грозна туча над Россией, беда, горя много темного и просвету нет. Слез-то море — и меры нет, а крови? Что скажу? Слов нет, неописуемый ужас. Знаю, все от тебя войны хотят — и верные, не зная, что ради гибели хотят. Тяжко Божие наказание, когда ум отнят,— тут начало конца. Ты — царь, отец народа, не попусти безумным торжествовать и погубить себя и народ. Вот Германию победят, а Россия? Подумать, так воистину не было больше страдалицы, вся тонет в крови великой, погибель без конца, печаль».
Что тут сказать? Пошляк, развратник, обманщик? Но вот документ. И ни один историк не скажет, что это не документ: зафиксировано, в архиве лежит. И таких примеров немало. Нельзя судить опрометчиво, надо разбираться. Распутин — загадочная, удивительная фигура в нашей истории. Мы не знаем всего, а может быть, и не узнаем до конца нашей жизни — узнаем только на Суде Божием, что это был за человек. Есть свидетельства негативные? Есть, к сожалению. Но верить ли на слово таким свидетельствам или нет? Ведь, как я уже сказал, и Всероссийская чрезвычайная комиссия не нашла никакого компромата на Распутина, хотя копали так, что, как сейчас говорят, мало не покажется.
Русское общество — интеллигентное, думающее, находящееся до сих пор в подростковом периоде — поддалось на жуткий обман, который само разоблачило потом, но создало атмосферу тотального неприятия несчастного человека Николая Александровича, государя императора, святого страстотерпца, который уже потом ничего не смог сделать: все были против него. Он отошел, «креативное общество» взяло власть в свои руки и сгубило страну просто мгновенно.
Потом мы опомнились: после ленинского террора, после репрессий тридцатых годов русский народ отчасти пришел в себя и с невиданным энтузиазмом стал создавать то, на что единственное в государственном масштабе способен,— стал создавать новую империю. И мы создали империю — красную, советскую. Империя — это та единственная форма, в которой мы, собственно говоря, исторически можем существовать, нравится кому-то это или не нравится. У нас имперское сознание, но это не значит сознание захватническое. Почитайте в справочной литературе, что такое империя: это страна многих народов, объединенная единым языком, единым экономическим и политическим пространством, которая стремится к единству своих целей.
Никто, наверное, лучше не сказал о том времени, чем Великий князь Александр Михайлович Романов: уже в тридцатые годы, находясь в эмиграции, он написал: «Трон Романовых пал не под напором предтеч советов или же юношей-бомбистов, но носителей аристократических фамилий, придворных званий, банкиров, издателей, аристократов, профессоров и других общественных деятелей, живущих щедротами империи. Царь сумел бы удовлетворить нужды русских рабочих и крестьян, полиция справилась бы с террористами, но было совершенно напрасным трудом пытаться угодить многочисленным претендентам в министры, революционерам, записанным в книгу самых знатных дворянских родов, оппозиционным бюрократам, воспитанным в русских университетах.
Как надо было поступить с теми великосветскими русскими дамами, которые по целым дням ездили из дома в дом и распространяли самые гнусные слухи про царя и царицу? Как надо было поступить в отношении тех двух отпрысков стариннейшего рода князей Долгоруких, которые присоединились к врагам монархии? Что надо было сделать с ректором Московского университета, который превратил это старейшее русское высшее учебное заведение в рассадник революционеров? Что следовало сделать с графом Витте, председателем Совета министров в 1905–1906 годах, специальностью которого было снабжать газетных репортеров скандальными историями, дискредитирующими царскую семью? Что следовало сделать с нашими газетами, которые встречали ликованием наши неудачи на японском фронте?
Как надо было поступить с членами Государственной Думы, которые с радостными лицами слушали сплетни клеветников, клявшихся, что между Царским Селом и ставкой Гинденбурга существует беспроволочный телеграф? Что следовало сделать с теми командующими, вверенными Царем армии, которые интересовались нарастанием антимонархических стремлений в тылу армии более, чем победой над немцами на фронте? Описание противоправительственной деятельности русской аристократии и интеллигенции могло бы составить толстый том, который следовало бы посвятить эмигрантам, оплакивающим на улицах европейских городов доброе старое время».
И наше общество вновь повторило свои ошибки
Но не только общество было виновато. Государь Николай Александрович был самодержец, мы почитаем его как святого за его удивительную христианскую жизнь, особенно в период заточения. Это действительно был удивительный человек, но он не был «Римским Папой» — он не был безгрешен. И сейчас мы, оборачиваясь на тот период, понимаем, что нам обязательно надо совершить работу над ошибками.
Что же было неправильно сделано царским правительством? Что они упустили? В феврале – марте 1917 года император действовал абсолютно верно — ситуационно, тактически. Но что он не смог сделать? Что не смогло сделать его правительство заранее, еще в 1912–1914 годах?
Император Николай II даровал обществу свободы, создал парламент, но при этом не смог создать механизма, управляющего возможными деструкциями, возникновение которых в результате отмены цензуры и вследствие работы парламентариев можно было предположить.
Это не значит, что надо было действовать так, как действовал Сталин. Не значит, что надо было всех сажать в тюрьму и создавать одну-единственную партию, как было в Советском Союзе. Создание антидеструктивного механизма было необычайно сложной задачей, и она являлась тем более сложной, что это было впервые: у России еще не было такого опыта.
Николай Александрович одержал прекрасные и знаменательные победы на фронтах, победы в социальном строительстве, победы в промышленном строительстве, но он потерпел сокрушительное поражение в том, что касается идеологии в стране. Управлять обществом, соединить самые разные части общества, воодушевить их единой задачей — вот этого царское правительство сделать не смогло.
И наше общество вновь в 1991 году повторило свои ошибки. Опять подростковый негативизм, опять всё «до основанья, а затем», опять развал великой страны, опять нищета, опять унижение, опять громадные скорби народа… Это наша генетическая болезнь. Надо это понять и, преодолевая стыд, отдавать себе в этом отчет и превентивно действовать.
Источник: “Православная газета”
Серия сообщений "Революции,большевики и им подобные":
Часть 1 - Скан Указа Вл.Ленина об уничтожении попов и религии.
Часть 2 - Вл.Ленин: «Расстреливать, не допуская идиотской волокиты!»
...
Часть 6 - Будете кричать не «Хайль», а «Слава». Борис Стругацкий о простоте фашизма. Статья-предупреждение 1995 года
Часть 7 - "Да порулить они хотели..." - причины февральской революции в России. ч.1
Часть 8 - Епископ Егорьевский Тихон (Шевкунов): Февральская революция – что это было? ч.2
Часть 9 - Нужна ли Богу такая Россия?
Часть 10 - Развал СССР. Горбачёв и другие
Часть 11 - Николай Бондаренко, депутат от КПРФ о пенсионной реформе: "работать до могилы!"
Часть 12 - «ЭЛЕКТРОННЫЙ КОНЦЛАГЕРЬ» В ДЕЙСТВИИ: БАНКИ БУДУТ АВТОМАТИЧЕСКИ СДАВАТЬ СЧЕТА ГРАЖДАН НАЛОГОВИКАМ, А БИОМЕТРИЮ — КОЛЛЕКТОРАМ
Часть 13 - Игорь Стрелков. Прогноз развития событий... Как нам сохранить Россию.