Марина Журинская: чем выше призвание, тем тяжелее крест

http://www.pravmir.ru/o-marinezhurinskoj-chem-vyshe-prizvanie-tem-tyazhelee-krest/

Два момента хотелось бы отметить, посвящая свой рассказ светлой памяти Марины Андреевны Журинской.

Прежде всего это предельная честность к себе, к слову, к своему делу, честность, совершенно невероятная для нашего мира, прозябающего в повседневной полуправде. По этой мерке она и себя судила, и горевала об этом мире.

И второе. В последние годы случалось так, что я исповедовал и причащал Марину Андреевну но то, что я скажу, не является тайной исповеди. Почти всё время ей приходилось преодолевать очень непростую внутреннюю ситуацию, которую иногда называют депрессией.

Это было состояние, о котором писал отец Софроний (Сахаров) – ощущение внутренней пустоты, высасывающей у человека все силы. Это состояние может длиться годами и десятилетиями. Из этого вакуума она выныривала в Божественную благодать - в молитве, в таинствах Христовой Церкви, в общении с близкими людьми. И это тоже был крест, для многих незримый. В ее текстах мы не находим всей трагичности этих переживаний, потому что тексты – слово, адресованное людям, и она берегла людей.

А мы приходили к Марине Андреевне и делились с ней нашими проблемами, недоумениями, горем – и получали ответы, обретали опору в её мудрости и сочувствии, не понимая, какова цена этой деятельной любви. По точному замечанию мужа Марины Андреевны - Якова Георгиевича Тестелеца – дары Божии обычно сочетаются со страданием, налагаемым на нас. И чем выше призвание, тем тяжелее крест.

Важно, мне кажется, понять, что не просто некий человек перешел в мир иной. Уходит эпоха. Уходят люди, в которых нам явлена связь времен. Им было дано удерживать её от распада, вправляя вывихи этого мира. Среди них - отец Александр Мень, Сергей Сергеевич Аверинцев и другие - те, кто остались верны традициям высокой европейской культуры. Родные Богу, они простирали свою любовь и заботу на всех, кто нуждался в них.

Помню, когда я был студентом, Марина Андреевна направляла меня с пакетом разнообразных куриных костей и хрящиков к Сергею Сергеевичу Аверинцеву - у Сергея Сергеевича было много кошек, а кот Марины Андреевны Мишка не всё съедал, что-то оставалось. Так в голодные девяностые они помогали друг другу. Об этом ведь тоже надо было подумать, жить этим и переживать. Мне бы хотелось, чтобы мы хоть чуть-чуть последовали Марине Андреевне и в этом внимании к вроде бы мелочам, от которых зависит очень многое в судьбах и людей, и тех зверушек, цветов и иного творения, что Бог вверил нам.

Молясь об упокоении ее души, мы понимаем, что сейчас Господь открывает ей Себя, являет тайны Своего Царствия.

Незадолго до ухода Марина Андреевна говорила, что наступает момент, когда там любимых и любящих тебя людей уже больше, чем здесь, и они зовут тебя туда. Вечность обращается к нам, обретая лики и уже знакомые черты.

Но переходя туда, мы остаемся здесь. Мы незримо присутствуем во внутреннем мире всех, кого любим, и совершенно неважно, где в настоящее время пребывает наша душа. Сейчас она там, наверное, молится и о нас, ведь любовь в ее сердце стала не меньше, но больше, потому что умножилась на Божественную любовь, растворена этой любовью.

И в настоящее время Марина Андреевна продолжает свое дело, свое служение. Её свидетельство продолжается в её книгах, статьях, аудио- и видеозаписях, фильмах с её участием. Наверное, было бы правильно, если бы мы со своей стороны сделали то, что должны были, но не сделали, чтобы когда и мы перейдем эту черту, за это нам там не было стыдно.

и. Дм. (Першин)