Пропасть заполнена иголочками утренних лучей. Вниз страшно смотреть. На отмели, копошатся крохотные фигурки рыбаков. Как мы можем описать происходящее? Почему они воюют? Конечно, главная причина в том, что турки не хотят видеть очевидного. Турции так сложно поменять свое мировоззрение, что она решает проблему, просто отрицая существование Курдистана. Конечно, чтобы в упор не видеть стоящее перед глазами, турецкому сознанию приходится сильно искривиться, жить в выдуманном мире. Это очень трудно, тем более, что все вокруг галдят: "Да вот же, вот он, Курдистан-то." Турки злятся, обижаются - но будучи людьми по природе вежливыми, стараются замять вопрос.
Проблема в том, что турецкое общество действительно неадекватно представляет ситуацию. Большинство турок никогда не бывали в Диярбакыре, им с детства вдалбливали, что везде одно и то же, они полагают, что там тоже везде висят турецкие флаги. Конечно, они знают, что там живут курды, и они их даже не любят - но им кажется, что это что-то ненормальное, какие-то темные силы. Что-то вроде людей с вредными взглядами, которые можно и нужно запретить. Поэтому, например, ДТП, которую сейчас и запрещают, называют здесь "прокурдской" партией, а не "курдской". Курдистан кажется туркам опасной идеей. Я вспоминаю Эмина и думаю, что дело все-таки просто в комплексе неполноценности. Туркам кажется, что это продолжение краха, схлопывания империи, страшного сна, от которого их спас Ататюрк. В страстной любви к нему, в национализме - больше всего от этого страха. Весь строй основан на идее, что Турция спасена и теперь все хорошо. И тут опять! Турки не понимают, что Курдистан - это не их страшный сон, а реальность, сложная, но не смертельная.


Символ этой неадекватности - ПКК. Для турок эти три буквы - жупел, синоним зла, разрушающего миропорядок. Пресса гневно обвиняет ДТП в связях с ПКК, как в страшном грехе. Но они не могут поверить, что ДТП - это и есть ПКК, и именно поэтому люди выбрали их в парламент и мэрии. Что это главная сила в курдском регионе, настолько легальная, насколько ей позволено. То, что очевидно в Диярбакыре, почти неизвестно в Стамбуле. Но знать этого турецкое общество и не хочет. Один турецкий тележурналист, работающий для Запада, рассказывал, что люди на иракской границе удивлялись его дотошности: "Да что ты мучаешься. Ты скажи, что говорить, - мы и скажем. Турецкое телевидение всегда так делает..."
Турция довольно успешно обманывает себя и отчасти других, однако факт в том, что ПКК - это мощная политическая сила, с которой она не может справиться. Конечно, Турция сама помогла ПКК, буквально взрастила ее. Оказалось, что подавить политическую активность пятнадцатимиллионного народа силой нельзя. Зато в условиях репрессий все силы курдов были направлены в одно русло. ПКК стала для курдов синонимом политики. И когда Турция начала либерализацию, эта сила пошла на выборы.
С другой стороны, армия не может победить гериллас. Курды тоже народ гордый, им тоже надо знать, что их кто-то защищает с оружием в руках. Чем больше давят - тем сильнее. Поэтому несколько тысяч партизан всегда наберется, а уничтожить их накорню при наличии иракского и иранского Курдистана нельзя. Но и боевики могут лишь щипать армию, время от времени провоцируя конфликт.
Короче, на самом деле, все это никакая не «борьба с терроризмом», как кажется из новостей, а длинная политическая тяжба между турецким и курдским обществами. У каждой стороны есть политические и силовые средства, свои голуби и ястребы. Как и в Анкаре, в ПКК есть силы, желающие мира и войны, – между ними тоже происходит постоянная борьба и они тоже зависят друг от друга. В этой тяжбе царит подвижный паритет: за похвалу ПКК можно сесть в тюрьму, но местная власть принадлежит ДТП, на улицах Диярбакыра нельзя произнести «Курдистан», но можно устраивать митинги и смотреть «Roj-TV» - и т.д. Все время происхожит сложная и труднопредсказуемая игра, включающая окрытую политику, боевые действия, грязные провокации – и как-то двигающая этот паритет.



Нынешний конфликт напоминает строчку Венички Ерофеева: "Не знаем же мы вот до сих пор: царь Борис убил царевича Димитрия или же наоборот?" То ли армия все это устроила против правительства, то ли правительство против армии? То ли Америка против Барзани, то ли Турция, то ли ПКК, то ли сам Барзани? Никогда не знаешь, кому на самом деле выгодны очередной терракт или бомбежка. Скажем, обстрелы курдских деревень очевидно выгодны Курдистану, а взрыв в Диябракыре – Турции. Недаром ПКК открестились от терракта, а сразу после него в город приехал не только Эрдоан, но и глава армии Яшар Бююканыт, самая одиозная для Курдистана фигура.
Пока от конфликта, кажется, больше всех выигрывает ПКК. Большая война все-таки не началась, но курдская проблема снова у всех на языке. Европа и Америка требуют от Турции решать ее. ДТП не запретили, но угрозами этого сильно прибавили ей популярности. (Через неделю после нашего отъезда в Диярбакыре прошел стотысячный митинг в ее поддержку) Запрещать ДТП вообще совершенно бессмысленно. Ее уже один раз закрывали по тому же поводу - она тут же открылась под другим, нынешним названием. Ее нельзя запретить, потому что это проект ПКК, а ПКК и так запрещена. (Правительство, кстати, было отнють не в восторге от этой инициативы: АКП, в отличие от националистов, реально конкурирует с ДТП за курдские симпатии. Поэтому Эрдоан высказывается против запрета.) Кроме того, война хорошо влияет на дисциплину. За годы перемирия из лагерей ПКК дезертировали несколько тысяч гериллас. "Когда вы воюете, то думаете только, как выжить, – говорила в интервью одна из них, - Но когда мы остановились, то начали задавать вопросы..."



С другой стороны, Иракский Курдистан тоже, скорее выиграл от ситуации. Серьезного вреда турецкие бомбежки ему не приносят, а международное сочувствие вызывают. По приезде я прочитал в «Economist» такую версию: американцы устали от конфликта между Турцией и Курдистаном. Сейчас они впервые предоставили Реджепу Эрдоану свои разведданные о базах ПКК, чтобы он мог порадовать военных. А в обмен взяли обещание признать Иракский Курдистан и объявить амнистию для ПКК. За день до начала бомбардировок Эрдоан, якобы, послал в Эрбиль начальника турецкой спецслужбы "МИТ" Амира Тамера с посланием к Барзани. С другой стороны, турецкое правительство действительно готовит закон об амнистии, а Джеляль Талабани сообщил, что ПКК попросили его стать посредником на переговорах с Турцией. Все это, конечно, вызывает ярость националистов, Эродоану приходится оправдываться, что никаких переговоров он вести не собирается, выступать с гневными речами в адрес ПКК. (UPD. Прка мы все это лениво выкладывали, Турция, как вы, наверное, знаете, вошла в Ирак, без большого успеха повоевала с ПКК и вышла. Кампания, действительно, носила, скорее, символический характер.)
Но, на самом деле, насколько я понимаю, Эрдоан настроен решать курдскую проблему - поскольку хочет в Европу и заинтересован в симпатиях консервативного курдского электората. Но он не может быстро дать того, что они требуют - языкового равенства, курдского образования, самоуправления. Это может произойти потихоньку - если у турок снова будет, ради чего отказываться от национализма.

Мы спускаемся вниз, в долину, к цыганским палаткам. По дороге из Эрбиля мы уже видели такие. Камран рассказал, что таборы с отарами кочуют от деревни к деревне. По профессии цыгане – ювелиры и зубные техники. Люди несут им серебро и золото, а те льют им украшения и рвут зубы.
Дети окружают нас любопытною толпой, но молчат. Они, в отличие от городских, вообще не понимают, кто мы такие. Мы отдаем им свои мобильники, сгоревшие при проходе через пограничный металлоискатель, - и они убегают с этими сокровищами куда-то в полынь. Варится завтрак, женщины в курдской одежде растаманских цветов, крутя веретена, тянут пряжу. Их жизнь не менялась тысячу лет. Они не привязаны к месту, только к пыльной земле. Государства, войны, экономические подъемы, проходят мимо них, не затрагивая. И когда вода зальет эту долину, они снимутся и уйдут, нисколько не жалея.

https://wishnewetz.livejournal.com/21117.html

Пропасть заполнена иголочками утренних лучей. Вниз страшно смотреть. На отмели, копошатся крохотные фигурки рыбаков. Как мы можем описать происходящее? Почему они воюют? Конечно, главная причина в том, что турки не хотят видеть очевидного. Турции так сложно поменять свое мировоззрение, что она решает проблему, просто отрицая существование Курдистана. Конечно, чтобы в упор не видеть стоящее перед глазами, турецкому сознанию приходится сильно искривиться, жить в выдуманном мире. Это очень трудно, тем более, что все вокруг галдят: "Да вот же, вот он, Курдистан-то." Турки злятся, обижаются - но будучи людьми по природе вежливыми, стараются замять вопрос.
Проблема в том, что турецкое общество действительно неадекватно представляет ситуацию. Большинство турок никогда не бывали в Диярбакыре, им с детства вдалбливали, что везде одно и то же, они полагают, что там тоже везде висят турецкие флаги. Конечно, они знают, что там живут курды, и они их даже не любят - но им кажется, что это что-то ненормальное, какие-то темные силы. Что-то вроде людей с вредными взглядами, которые можно и нужно запретить. Поэтому, например, ДТП, которую сейчас и запрещают, называют здесь "прокурдской" партией, а не "курдской". Курдистан кажется туркам опасной идеей. Я вспоминаю Эмина и думаю, что дело все-таки просто в комплексе неполноценности. Туркам кажется, что это продолжение краха, схлопывания империи, страшного сна, от которого их спас Ататюрк. В страстной любви к нему, в национализме - больше всего от этого страха. Весь строй основан на идее, что Турция спасена и теперь все хорошо. И тут опять! Турки не понимают, что Курдистан - это не их страшный сон, а реальность, сложная, но не смертельная.


Символ этой неадекватности - ПКК. Для турок эти три буквы - жупел, синоним зла, разрушающего миропорядок. Пресса гневно обвиняет ДТП в связях с ПКК, как в страшном грехе. Но они не могут поверить, что ДТП - это и есть ПКК, и именно поэтому люди выбрали их в парламент и мэрии. Что это главная сила в курдском регионе, настолько легальная, насколько ей позволено. То, что очевидно в Диярбакыре, почти неизвестно в Стамбуле. Но знать этого турецкое общество и не хочет. Один турецкий тележурналист, работающий для Запада, рассказывал, что люди на иракской границе удивлялись его дотошности: "Да что ты мучаешься. Ты скажи, что говорить, - мы и скажем. Турецкое телевидение всегда так делает..."
Турция довольно успешно обманывает себя и отчасти других, однако факт в том, что ПКК - это мощная политическая сила, с которой она не может справиться. Конечно, Турция сама помогла ПКК, буквально взрастила ее. Оказалось, что подавить политическую активность пятнадцатимиллионного народа силой нельзя. Зато в условиях репрессий все силы курдов были направлены в одно русло. ПКК стала для курдов синонимом политики. И когда Турция начала либерализацию, эта сила пошла на выборы.
С другой стороны, армия не может победить гериллас. Курды тоже народ гордый, им тоже надо знать, что их кто-то защищает с оружием в руках. Чем больше давят - тем сильнее. Поэтому несколько тысяч партизан всегда наберется, а уничтожить их накорню при наличии иракского и иранского Курдистана нельзя. Но и боевики могут лишь щипать армию, время от времени провоцируя конфликт.
Короче, на самом деле, все это никакая не «борьба с терроризмом», как кажется из новостей, а длинная политическая тяжба между турецким и курдским обществами. У каждой стороны есть политические и силовые средства, свои голуби и ястребы. Как и в Анкаре, в ПКК есть силы, желающие мира и войны, – между ними тоже происходит постоянная борьба и они тоже зависят друг от друга. В этой тяжбе царит подвижный паритет: за похвалу ПКК можно сесть в тюрьму, но местная власть принадлежит ДТП, на улицах Диярбакыра нельзя произнести «Курдистан», но можно устраивать митинги и смотреть «Roj-TV» - и т.д. Все время происхожит сложная и труднопредсказуемая игра, включающая окрытую политику, боевые действия, грязные провокации – и как-то двигающая этот паритет.



Нынешний конфликт напоминает строчку Венички Ерофеева: "Не знаем же мы вот до сих пор: царь Борис убил царевича Димитрия или же наоборот?" То ли армия все это устроила против правительства, то ли правительство против армии? То ли Америка против Барзани, то ли Турция, то ли ПКК, то ли сам Барзани? Никогда не знаешь, кому на самом деле выгодны очередной терракт или бомбежка. Скажем, обстрелы курдских деревень очевидно выгодны Курдистану, а взрыв в Диябракыре – Турции. Недаром ПКК открестились от терракта, а сразу после него в город приехал не только Эрдоан, но и глава армии Яшар Бююканыт, самая одиозная для Курдистана фигура.
Пока от конфликта, кажется, больше всех выигрывает ПКК. Большая война все-таки не началась, но курдская проблема снова у всех на языке. Европа и Америка требуют от Турции решать ее. ДТП не запретили, но угрозами этого сильно прибавили ей популярности. (Через неделю после нашего отъезда в Диярбакыре прошел стотысячный митинг в ее поддержку) Запрещать ДТП вообще совершенно бессмысленно. Ее уже один раз закрывали по тому же поводу - она тут же открылась под другим, нынешним названием. Ее нельзя запретить, потому что это проект ПКК, а ПКК и так запрещена. (Правительство, кстати, было отнють не в восторге от этой инициативы: АКП, в отличие от националистов, реально конкурирует с ДТП за курдские симпатии. Поэтому Эрдоан высказывается против запрета.) Кроме того, война хорошо влияет на дисциплину. За годы перемирия из лагерей ПКК дезертировали несколько тысяч гериллас. "Когда вы воюете, то думаете только, как выжить, – говорила в интервью одна из них, - Но когда мы остановились, то начали задавать вопросы..."



С другой стороны, Иракский Курдистан тоже, скорее выиграл от ситуации. Серьезного вреда турецкие бомбежки ему не приносят, а международное сочувствие вызывают. По приезде я прочитал в «Economist» такую версию: американцы устали от конфликта между Турцией и Курдистаном. Сейчас они впервые предоставили Реджепу Эрдоану свои разведданные о базах ПКК, чтобы он мог порадовать военных. А в обмен взяли обещание признать Иракский Курдистан и объявить амнистию для ПКК. За день до начала бомбардировок Эрдоан, якобы, послал в Эрбиль начальника турецкой спецслужбы "МИТ" Амира Тамера с посланием к Барзани. С другой стороны, турецкое правительство действительно готовит закон об амнистии, а Джеляль Талабани сообщил, что ПКК попросили его стать посредником на переговорах с Турцией. Все это, конечно, вызывает ярость националистов, Эродоану приходится оправдываться, что никаких переговоров он вести не собирается, выступать с гневными речами в адрес ПКК. (UPD. Прка мы все это лениво выкладывали, Турция, как вы, наверное, знаете, вошла в Ирак, без большого успеха повоевала с ПКК и вышла. Кампания, действительно, носила, скорее, символический характер.)
Но, на самом деле, насколько я понимаю, Эрдоан настроен решать курдскую проблему - поскольку хочет в Европу и заинтересован в симпатиях консервативного курдского электората. Но он не может быстро дать того, что они требуют - языкового равенства, курдского образования, самоуправления. Это может произойти потихоньку - если у турок снова будет, ради чего отказываться от национализма.

Мы спускаемся вниз, в долину, к цыганским палаткам. По дороге из Эрбиля мы уже видели такие. Камран рассказал, что таборы с отарами кочуют от деревни к деревне. По профессии цыгане – ювелиры и зубные техники. Люди несут им серебро и золото, а те льют им украшения и рвут зубы.
Дети окружают нас любопытною толпой, но молчат. Они, в отличие от городских, вообще не понимают, кто мы такие. Мы отдаем им свои мобильники, сгоревшие при проходе через пограничный металлоискатель, - и они убегают с этими сокровищами куда-то в полынь. Варится завтрак, женщины в курдской одежде растаманских цветов, крутя веретена, тянут пряжу. Их жизнь не менялась тысячу лет. Они не привязаны к месту, только к пыльной земле. Государства, войны, экономические подъемы, проходят мимо них, не затрагивая. И когда вода зальет эту долину, они снимутся и уйдут, нисколько не жалея.

https://wishnewetz.livejournal.com/21117.html

Пропасть заполнена иголочками утренних лучей. Вниз страшно смотреть. На отмели, копошатся крохотные фигурки рыбаков. Как мы можем описать происходящее? Почему они воюют? Конечно, главная причина в том, что турки не хотят видеть очевидного. Турции так сложно поменять свое мировоззрение, что она решает проблему, просто отрицая существование Курдистана. Конечно, чтобы в упор не видеть стоящее перед глазами, турецкому сознанию приходится сильно искривиться, жить в выдуманном мире. Это очень трудно, тем более, что все вокруг галдят: "Да вот же, вот он, Курдистан-то." Турки злятся, обижаются - но будучи людьми по природе вежливыми, стараются замять вопрос.
Проблема в том, что турецкое общество действительно неадекватно представляет ситуацию. Большинство турок никогда не бывали в Диярбакыре, им с детства вдалбливали, что везде одно и то же, они полагают, что там тоже везде висят турецкие флаги. Конечно, они знают, что там живут курды, и они их даже не любят - но им кажется, что это что-то ненормальное, какие-то темные силы. Что-то вроде людей с вредными взглядами, которые можно и нужно запретить. Поэтому, например, ДТП, которую сейчас и запрещают, называют здесь "прокурдской" партией, а не "курдской". Курдистан кажется туркам опасной идеей. Я вспоминаю Эмина и думаю, что дело все-таки просто в комплексе неполноценности. Туркам кажется, что это продолжение краха, схлопывания империи, страшного сна, от которого их спас Ататюрк. В страстной любви к нему, в национализме - больше всего от этого страха. Весь строй основан на идее, что Турция спасена и теперь все хорошо. И тут опять! Турки не понимают, что Курдистан - это не их страшный сон, а реальность, сложная, но не смертельная.


Символ этой неадекватности - ПКК. Для турок эти три буквы - жупел, синоним зла, разрушающего миропорядок. Пресса гневно обвиняет ДТП в связях с ПКК, как в страшном грехе. Но они не могут поверить, что ДТП - это и есть ПКК, и именно поэтому люди выбрали их в парламент и мэрии. Что это главная сила в курдском регионе, настолько легальная, насколько ей позволено. То, что очевидно в Диярбакыре, почти неизвестно в Стамбуле. Но знать этого турецкое общество и не хочет. Один турецкий тележурналист, работающий для Запада, рассказывал, что люди на иракской границе удивлялись его дотошности: "Да что ты мучаешься. Ты скажи, что говорить, - мы и скажем. Турецкое телевидение всегда так делает..."
Турция довольно успешно обманывает себя и отчасти других, однако факт в том, что ПКК - это мощная политическая сила, с которой она не может справиться. Конечно, Турция сама помогла ПКК, буквально взрастила ее. Оказалось, что подавить политическую активность пятнадцатимиллионного народа силой нельзя. Зато в условиях репрессий все силы курдов были направлены в одно русло. ПКК стала для курдов синонимом политики. И когда Турция начала либерализацию, эта сила пошла на выборы.
С другой стороны, армия не может победить гериллас. Курды тоже народ гордый, им тоже надо знать, что их кто-то защищает с оружием в руках. Чем больше давят - тем сильнее. Поэтому несколько тысяч партизан всегда наберется, а уничтожить их накорню при наличии иракского и иранского Курдистана нельзя. Но и боевики могут лишь щипать армию, время от времени провоцируя конфликт.
Короче, на самом деле, все это никакая не «борьба с терроризмом», как кажется из новостей, а длинная политическая тяжба между турецким и курдским обществами. У каждой стороны есть политические и силовые средства, свои голуби и ястребы. Как и в Анкаре, в ПКК есть силы, желающие мира и войны, – между ними тоже происходит постоянная борьба и они тоже зависят друг от друга. В этой тяжбе царит подвижный паритет: за похвалу ПКК можно сесть в тюрьму, но местная власть принадлежит ДТП, на улицах Диярбакыра нельзя произнести «Курдистан», но можно устраивать митинги и смотреть «Roj-TV» - и т.д. Все время происхожит сложная и труднопредсказуемая игра, включающая окрытую политику, боевые действия, грязные провокации – и как-то двигающая этот паритет.



Нынешний конфликт напоминает строчку Венички Ерофеева: "Не знаем же мы вот до сих пор: царь Борис убил царевича Димитрия или же наоборот?" То ли армия все это устроила против правительства, то ли правительство против армии? То ли Америка против Барзани, то ли Турция, то ли ПКК, то ли сам Барзани? Никогда не знаешь, кому на самом деле выгодны очередной терракт или бомбежка. Скажем, обстрелы курдских деревень очевидно выгодны Курдистану, а взрыв в Диябракыре – Турции. Недаром ПКК открестились от терракта, а сразу после него в город приехал не только Эрдоан, но и глава армии Яшар Бююканыт, самая одиозная для Курдистана фигура.
Пока от конфликта, кажется, больше всех выигрывает ПКК. Большая война все-таки не началась, но курдская проблема снова у всех на языке. Европа и Америка требуют от Турции решать ее. ДТП не запретили, но угрозами этого сильно прибавили ей популярности. (Через неделю после нашего отъезда в Диярбакыре прошел стотысячный митинг в ее поддержку) Запрещать ДТП вообще совершенно бессмысленно. Ее уже один раз закрывали по тому же поводу - она тут же открылась под другим, нынешним названием. Ее нельзя запретить, потому что это проект ПКК, а ПКК и так запрещена. (Правительство, кстати, было отнють не в восторге от этой инициативы: АКП, в отличие от националистов, реально конкурирует с ДТП за курдские симпатии. Поэтому Эрдоан высказывается против запрета.) Кроме того, война хорошо влияет на дисциплину. За годы перемирия из лагерей ПКК дезертировали несколько тысяч гериллас. "Когда вы воюете, то думаете только, как выжить, – говорила в интервью одна из них, - Но когда мы остановились, то начали задавать вопросы..."



С другой стороны, Иракский Курдистан тоже, скорее выиграл от ситуации. Серьезного вреда турецкие бомбежки ему не приносят, а международное сочувствие вызывают. По приезде я прочитал в «Economist» такую версию: американцы устали от конфликта между Турцией и Курдистаном. Сейчас они впервые предоставили Реджепу Эрдоану свои разведданные о базах ПКК, чтобы он мог порадовать военных. А в обмен взяли обещание признать Иракский Курдистан и объявить амнистию для ПКК. За день до начала бомбардировок Эрдоан, якобы, послал в Эрбиль начальника турецкой спецслужбы "МИТ" Амира Тамера с посланием к Барзани. С другой стороны, турецкое правительство действительно готовит закон об амнистии, а Джеляль Талабани сообщил, что ПКК попросили его стать посредником на переговорах с Турцией. Все это, конечно, вызывает ярость националистов, Эродоану приходится оправдываться, что никаких переговоров он вести не собирается, выступать с гневными речами в адрес ПКК. (UPD. Прка мы все это лениво выкладывали, Турция, как вы, наверное, знаете, вошла в Ирак, без большого успеха повоевала с ПКК и вышла. Кампания, действительно, носила, скорее, символический характер.)
Но, на самом деле, насколько я понимаю, Эрдоан настроен решать курдскую проблему - поскольку хочет в Европу и заинтересован в симпатиях консервативного курдского электората. Но он не может быстро дать того, что они требуют - языкового равенства, курдского образования, самоуправления. Это может произойти потихоньку - если у турок снова будет, ради чего отказываться от национализма.

Мы спускаемся вниз, в долину, к цыганским палаткам. По дороге из Эрбиля мы уже видели такие. Камран рассказал, что таборы с отарами кочуют от деревни к деревне. По профессии цыгане – ювелиры и зубные техники. Люди несут им серебро и золото, а те льют им украшения и рвут зубы.
Дети окружают нас любопытною толпой, но молчат. Они, в отличие от городских, вообще не понимают, кто мы такие. Мы отдаем им свои мобильники, сгоревшие при проходе через пограничный металлоискатель, - и они убегают с этими сокровищами куда-то в полынь. Варится завтрак, женщины в курдской одежде растаманских цветов, крутя веретена, тянут пряжу. Их жизнь не менялась тысячу лет. Они не привязаны к месту, только к пыльной земле. Государства, войны, экономические подъемы, проходят мимо них, не затрагивая. И когда вода зальет эту долину, они снимутся и уйдут, нисколько не жалея.

https://wishnewetz.livejournal.com/21117.html

С границы мы отправляемся в Хасанкейф, место, которое оказалось на острие курдской проблемы, и поэтому скоро исчезнет в водах потопа. Камран едет дальше - в последний раз погулять по Стамбулу. Обнимаемся, вылазим из маршрутки - и замираем от головокружительного вида. Мы стоим в большой сухой долине, по которой течет Тигр. Полынь, чертополох. Рядом с дорогой круглый древний мавзолей, поросший травой и покрытый красивой вязью. Рядом сшитые из лоскутков палатки цыган, дым их ужина - а надо всем этим нависает гигантская отвесная стена, шоколадная гора, срезанная ножом реки. И наверху, очень высоко чернеет маленькая стройная башня разрушенной крепости.



Мы идем в деревню под горой. Обычный поселок - лавки, чайханы, мужики смотрят телевизор. Здесь тоже есть пара величественных руин, но главное, как мы знаем, наверху - там заброшенный Хасанкейф - деревня, мечеть и крепость. В чайхане знакомимся с парнем-пастухом, он говорит, что его семья – единственная, кто еще живет наверху. Люди покинули деревню тридцать лет назад - правительство заставило их уйти, чтобы сделать музей, но началась война с ПКК, так и забросили.
Мы говорим, что хотим там переночевать. Он долго нас отговаривает, пугая собаками и скорпионами. Но мы ребята тертые, знаем, что слушаться местных не надо, - всегда стращают для интереса. Поэтому по древнему брусчатому серпантину лезем наверх. Пастух удрученно лезет за нами. По дороге проходим через одинокую средневековую арку, страшно нависшую над пропастью и украшенную какими-то торжественными месопотамскими львами - въезд в крепость. Рядом дощатые двери, за ними слышится кудахтанье - чей-то курятник. Вылезаем наверх – и на нас бросаются полдюжины огромных кавказских овчарок. Были бы мы одни - тут бы нам и каюк. Но наш провожатый - о чудо - начинает говорить на зверином языке. Несколько длинных фраз, состоявших из шипения, свиста, кряканья, цоканья – собаки, недоверчиво ворча, пятятся в пещеру.
Мы лезем выше. Закат, тихо, доносится звяканье коровьих колокольчиков в пустоте вечера, трава, камни. Я не сразу соображаю, что лезу по кладбищу. Вокруг покосившиеся мусульманские надгробия. И вот в этот момент, не знаю уж почему, я вдруг понимаю, что эти люди жили в другой вселенной - и как-то чувствую эту древнюю исламскую вселенную - с ее преданиями, хадисами, дервишами. Я вспоминаю утонченный абсурд и дзенскую мудрость Ходжи Насреддина, которую воспринимал как глупые деревенские шутки. Тот мир вдруг замыкается вокруг меня. На этот же вечер можно глядеть из совсем иного мира. Качается сухая трава, солнце садится за надгробиями. А меня с моими мыслями, представлениями не существует. И тут в траве между надгробиями я замечаю старика, читающего по кому-то свой мусульманский каддиш.




Мы выбраемся на холм и видим невероятный простор. На другом берегу долины, наполненной розовым светом, надулись мягкие складки гор. Вверх по долине серебрится Тигр. Я чувствую, что люди видели этот прекрасный вид и пять, и тысячу лет назад. Он вне времени.
Над самым обрывом, на фоне воздушной бездны высится небольшая башня. Совсем простая, но очень красивая. Какое-то в ней нездешнее понимание красоты. Почему-то чувствуется, что она пришла к нам из других миров - и это очень приятно. Ощущение огромного времени и огромного пространства вызывают у меня непонятное умиротворение.

Ученые говорят, что люди живут на этой горе около девяти тысяч лет. Крепость построили римляне. При Византии здесь были монастыри, церкви, жили митрополиты. В седьмом веке пришли арабы и построили мост, черные опоры которого, как скалы, торчат внизу. По нему проходил Великий Шелковый путь. Тут сменялись арабские, курдские и сельджукские династии, заходили монголы, но расцвета Хасанкейф достиг в 13 веке, когда курды-Аюбиды сделали его своей последней столицей. Тогда это был десятитысячный город, большинство населения которого были христианами-ассирийцами. В 16 веке Хасанкейф захватили Османы - и постепенно он зачах, превратился в деревню - сохраняя у курдов статус загадочного, культового места, призрачной памяти о величии...
А потом Хасанкейф стал колыбелью геноцида - именно отсюда в 1895 году начались армянские и ассирийские погромы. В 1915 христианское население города было вырезано турецкой армией и местными курдами. И здесь, на перекрестке двух больших дорог, по которым солдаты гнали армян, был один из главных пунктов их массового уничтожения. Над этой пропастью невольно приходит в голову страшная догадка, как именно их уничтожали...

Но через пять лет все это исчезнет. Потому что турецкое правительство строит ниже по Тигру огромную дамбу, которая превратит долину в водохранилище. Работы уже вовсю ведутся, в русле что-то копают, по шоссе ползут самосвалы, жители готовятся к расселению в соседние города. Огромная электростанцию строят в рамках амбициозного мегапроекта "GAP", призванного индустриализировать курдские территории - сельские, отсталые и разрушенные войной. Он должен дать восемьдесять тысяч рабочих мест - и много электричества западным, энергоемким районам Турции. Это официальная программа развития региона, так сказать, альтернатива тому, чего требуют сами курды.
История с дамбой "Ылысу" началась десять лет назад. Построить такую электростанцию самостоятельно Турция не может, поэтому она обратилась к западным подрядчикам - швейцарским Sulzer Hydro и АВВ, британской Balfour Beatty и шведской Skanska. Однако идея затопить Хасанкейф вызвала мощную волну протестов в самом Курдистане и на Западе. Во-первых, результате строительства около 50 тысяч курдов должны покинуть свои дома, а реальной компенсации Турция им не предоставляла. Во-вторых, это культовое для курдов место. Но главное, Хасанкейф - это одно из чудес света, малоизвестное лишь из-за нестабильности в регионе. Трудно сказать, принадлежит ли оно одной Турции - даже в отрыве от курдского вопроса. Было бы грустно, если бы американцам пришла счастливая мысль затопить Большой Каньон, или перуанцам снести Мачу-Пикчу.
Курдские политики, мэры Хасанкейфа и всех окрестных городов были категорически против. Мэр Диярбакыра Осман Байдемир сказал, что "если бы Хасанкейф находился в Западной Турции, проект подобной плотины даже не рассматривался бы." Но их, конечно, никто не спрашивал. Острое недовольство высказали Сирия и Ирак, поскольку дамба позволит Турции полностью контролировать их водные ресурсы, - но вскоре Ираку стало совсем не до того. Лига Арабских Государств призвала мировые финансовые организации не предоставлять кредиты под строительство. ПКК угрожало Balfour Beatty взорвать у них что-нибудь - но все это мало повлияло. Однако кампания правозащитников и экологов, которую возглавил английский комик Марк Томас, привела к тому, что британский парламент, а затем и правительство отказались поддерживать проект. В результате в 2000 году из консорциума вышла ABB, затем Skanska и наконец Balfour Beatty. Вскоре от участия в финансировании отказался крупнейший швейцарский банк UBS - и проект развалился.
Однако зеленые рано радовались. Хотя официально это не говорится, все знают, что за проектом "Ылысу" и других дамб стоит армия, которая хочет расчленить курдские территории, перерезав пути боевиков, и затопить бесчисленные пещеры в склонах долин. Сама армия этого особо и не скрывает. Вместе с тем, дамба "Ылысу" - ключевое, самое дорогое звено проекта "GAP", без нее он не может состояться. А "GAP" это суть политики правительства на курдских территориях: модернизация вместо либерализации. Короче, отказаться от плотины Анкара просто так не могла. Велась работа, и в 2004 году дамбой заинтересовался немецкий концерн Siemens - а в августе 2006 Реджеп Эрдоан торжественно открыл строительство. Правительство договорилось с инвесторами, что те полностью компенсируют жителям ущерб от переселения - и теперь многие здесь скорее рады надвигающемуся потопу. Для кого-то из тех, с кем мы успели поговорить на нашем младенческом турецком, это надежда переехать в город, изменить жизнь или получить работу. Вообще, купить бедное население не сложно. Кроме того, Эрдоан заявил, что выделяет 25 миллионов Евро, чтобы перенести Хасанкейф со всеми его памятниками в другое место. Идиотизм этого обещания прямо сбивает с толку. Турки вообще относятся к истории, как Лужков, спасает ее только туристический бизнес. Как сказал нам внизу полицейский: "Да не расстраивайтесь, оно уже старое, тысячу лет стоит, все равно скоро разрушится..." И на лице его была такая специальная тупая улыбка: не надо думать, с девлетом не спорят.
Убежденные этими аргументами, сначала швейцарский, а затем немецкий и австрийский парламенты предоставили проекту финансовые гарантии. Естественно, Турция тут же нарушила обещания и два месяца назад начала силой выселять первые деревни - с минимальной государственной компенсацией. Большинство этих семей теряют земли, на которых жили веками. Ненавно тут была двухтысячная демонстрация протеста. В долину переброшено 5 тысяч жандармов для поддержания спокойствия.
В общем, Хасанкейф попал. На дамбе совпали несколько очень крупных интересов - планы генералов, потребности турецкой энергетики, желание правительства замять курдскую проблему и корысть концерна Siemens. Этого более чем достаточно, чтобы уничтожить одно из красивейших мест на планете.





Пока мы таращимся на гаснущие горы и темный силуэт мечети сзади, наш пастух ходит, опустив голову, и внимательно разглядывает землю на площадке, где мы собраемся ночевать. "Акреп, акреп" - скорпионы. Мы понимаем, что все его слова были не болтовней, а беспокойством за нас. И приперся он сюда, чтобы помочь, несмотря на наше упрямство... Ночью мы лежим на площадке, среди темных развалин этой древней крепости, а над нами крутятся еще более древние звезды. И мы чувствуем, какие мы крохотные.
В шесть часов я просыпаюсь от пронзительного крика – и вижу, что это сычик, сидящий на мавзолее неподалеку. Он подслеповато щурится, вытягивае шею, чтобы нас лучше разглядеть в слепящем его рассвете и недовольно матерится. В мавзолее пусто, прохладно, стоят козлы с пустым гробом, покрытым расшитой зеленой тканью. Мусульмане не хоронят в нем, а только несут - но здесь, наверное, очень давно хоронили.
Над нами очень старая и красивая мечеть, которая когда-то была церковью. На минарете странный орнамент, какой-то более искренний, чем на обычная вязь. В его формах я, кажется, вижу чувства, представления, линии судеб, которыми жил его создатель. За мечетью - площадь и заброшенная деревня на склоне: арки, лестницы, стены, просшие желтой травой. Я стою на этой пустой площади и чувствую себя вне времени, за пределами человеческой жизни, на месте ушедшей цивилизации. Сейчас я живу в пустынном будущем этого города.

Дальше

https://wishnewetz.livejournal.com/20909.html

С границы мы отправляемся в Хасанкейф, место, которое оказалось на острие курдской проблемы, и поэтому скоро исчезнет в водах потопа. Камран едет дальше - в последний раз погулять по Стамбулу. Обнимаемся, вылазим из маршрутки - и замираем от головокружительного вида. Мы стоим в большой сухой долине, по которой течет Тигр. Полынь, чертополох. Рядом с дорогой круглый древний мавзолей, поросший травой и покрытый красивой вязью. Рядом сшитые из лоскутков палатки цыган, дым их ужина - а надо всем этим нависает гигантская отвесная стена, шоколадная гора, срезанная ножом реки. И наверху, очень высоко чернеет маленькая стройная башня разрушенной крепости.



Мы идем в деревню под горой. Обычный поселок - лавки, чайханы, мужики смотрят телевизор. Здесь тоже есть пара величественных руин, но главное, как мы знаем, наверху - там заброшенный Хасанкейф - деревня, мечеть и крепость. В чайхане знакомимся с парнем-пастухом, он говорит, что его семья – единственная, кто еще живет наверху. Люди покинули деревню тридцать лет назад - правительство заставило их уйти, чтобы сделать музей, но началась война с ПКК, так и забросили.
Мы говорим, что хотим там переночевать. Он долго нас отговаривает, пугая собаками и скорпионами. Но мы ребята тертые, знаем, что слушаться местных не надо, - всегда стращают для интереса. Поэтому по древнему брусчатому серпантину лезем наверх. Пастух удрученно лезет за нами. По дороге проходим через одинокую средневековую арку, страшно нависшую над пропастью и украшенную какими-то торжественными месопотамскими львами - въезд в крепость. Рядом дощатые двери, за ними слышится кудахтанье - чей-то курятник. Вылезаем наверх – и на нас бросаются полдюжины огромных кавказских овчарок. Были бы мы одни - тут бы нам и каюк. Но наш провожатый - о чудо - начинает говорить на зверином языке. Несколько длинных фраз, состоявших из шипения, свиста, кряканья, цоканья – собаки, недоверчиво ворча, пятятся в пещеру.
Мы лезем выше. Закат, тихо, доносится звяканье коровьих колокольчиков в пустоте вечера, трава, камни. Я не сразу соображаю, что лезу по кладбищу. Вокруг покосившиеся мусульманские надгробия. И вот в этот момент, не знаю уж почему, я вдруг понимаю, что эти люди жили в другой вселенной - и как-то чувствую эту древнюю исламскую вселенную - с ее преданиями, хадисами, дервишами. Я вспоминаю утонченный абсурд и дзенскую мудрость Ходжи Насреддина, которую воспринимал как глупые деревенские шутки. Тот мир вдруг замыкается вокруг меня. На этот же вечер можно глядеть из совсем иного мира. Качается сухая трава, солнце садится за надгробиями. А меня с моими мыслями, представлениями не существует. И тут в траве между надгробиями я замечаю старика, читающего по кому-то свой мусульманский каддиш.




Мы выбраемся на холм и видим невероятный простор. На другом берегу долины, наполненной розовым светом, надулись мягкие складки гор. Вверх по долине серебрится Тигр. Я чувствую, что люди видели этот прекрасный вид и пять, и тысячу лет назад. Он вне времени.
Над самым обрывом, на фоне воздушной бездны высится небольшая башня. Совсем простая, но очень красивая. Какое-то в ней нездешнее понимание красоты. Почему-то чувствуется, что она пришла к нам из других миров - и это очень приятно. Ощущение огромного времени и огромного пространства вызывают у меня непонятное умиротворение.

Ученые говорят, что люди живут на этой горе около девяти тысяч лет. Крепость построили римляне. При Византии здесь были монастыри, церкви, жили митрополиты. В седьмом веке пришли арабы и построили мост, черные опоры которого, как скалы, торчат внизу. По нему проходил Великий Шелковый путь. Тут сменялись арабские, курдские и сельджукские династии, заходили монголы, но расцвета Хасанкейф достиг в 13 веке, когда курды-Аюбиды сделали его своей последней столицей. Тогда это был десятитысячный город, большинство населения которого были христианами-ассирийцами. В 16 веке Хасанкейф захватили Османы - и постепенно он зачах, превратился в деревню - сохраняя у курдов статус загадочного, культового места, призрачной памяти о величии...
А потом Хасанкейф стал колыбелью геноцида - именно отсюда в 1895 году начались армянские и ассирийские погромы. В 1915 христианское население города было вырезано турецкой армией и местными курдами. И здесь, на перекрестке двух больших дорог, по которым солдаты гнали армян, был один из главных пунктов их массового уничтожения. Над этой пропастью невольно приходит в голову страшная догадка, как именно их уничтожали...

Но через пять лет все это исчезнет. Потому что турецкое правительство строит ниже по Тигру огромную дамбу, которая превратит долину в водохранилище. Работы уже вовсю ведутся, в русле что-то копают, по шоссе ползут самосвалы, жители готовятся к расселению в соседние города. Огромная электростанцию строят в рамках амбициозного мегапроекта "GAP", призванного индустриализировать курдские территории - сельские, отсталые и разрушенные войной. Он должен дать восемьдесять тысяч рабочих мест - и много электричества западным, энергоемким районам Турции. Это официальная программа развития региона, так сказать, альтернатива тому, чего требуют сами курды.
История с дамбой "Ылысу" началась десять лет назад. Построить такую электростанцию самостоятельно Турция не может, поэтому она обратилась к западным подрядчикам - швейцарским Sulzer Hydro и АВВ, британской Balfour Beatty и шведской Skanska. Однако идея затопить Хасанкейф вызвала мощную волну протестов в самом Курдистане и на Западе. Во-первых, результате строительства около 50 тысяч курдов должны покинуть свои дома, а реальной компенсации Турция им не предоставляла. Во-вторых, это культовое для курдов место. Но главное, Хасанкейф - это одно из чудес света, малоизвестное лишь из-за нестабильности в регионе. Трудно сказать, принадлежит ли оно одной Турции - даже в отрыве от курдского вопроса. Было бы грустно, если бы американцам пришла счастливая мысль затопить Большой Каньон, или перуанцам снести Мачу-Пикчу.
Курдские политики, мэры Хасанкейфа и всех окрестных городов были категорически против. Мэр Диярбакыра Осман Байдемир сказал, что "если бы Хасанкейф находился в Западной Турции, проект подобной плотины даже не рассматривался бы." Но их, конечно, никто не спрашивал. Острое недовольство высказали Сирия и Ирак, поскольку дамба позволит Турции полностью контролировать их водные ресурсы, - но вскоре Ираку стало совсем не до того. Лига Арабских Государств призвала мировые финансовые организации не предоставлять кредиты под строительство. ПКК угрожало Balfour Beatty взорвать у них что-нибудь - но все это мало повлияло. Однако кампания правозащитников и экологов, которую возглавил английский комик Марк Томас, привела к тому, что британский парламент, а затем и правительство отказались поддерживать проект. В результате в 2000 году из консорциума вышла ABB, затем Skanska и наконец Balfour Beatty. Вскоре от участия в финансировании отказался крупнейший швейцарский банк UBS - и проект развалился.
Однако зеленые рано радовались. Хотя официально это не говорится, все знают, что за проектом "Ылысу" и других дамб стоит армия, которая хочет расчленить курдские территории, перерезав пути боевиков, и затопить бесчисленные пещеры в склонах долин. Сама армия этого особо и не скрывает. Вместе с тем, дамба "Ылысу" - ключевое, самое дорогое звено проекта "GAP", без нее он не может состояться. А "GAP" это суть политики правительства на курдских территориях: модернизация вместо либерализации. Короче, отказаться от плотины Анкара просто так не могла. Велась работа, и в 2004 году дамбой заинтересовался немецкий концерн Siemens - а в августе 2006 Реджеп Эрдоан торжественно открыл строительство. Правительство договорилось с инвесторами, что те полностью компенсируют жителям ущерб от переселения - и теперь многие здесь скорее рады надвигающемуся потопу. Для кого-то из тех, с кем мы успели поговорить на нашем младенческом турецком, это надежда переехать в город, изменить жизнь или получить работу. Вообще, купить бедное население не сложно. Кроме того, Эрдоан заявил, что выделяет 25 миллионов Евро, чтобы перенести Хасанкейф со всеми его памятниками в другое место. Идиотизм этого обещания прямо сбивает с толку. Турки вообще относятся к истории, как Лужков, спасает ее только туристический бизнес. Как сказал нам внизу полицейский: "Да не расстраивайтесь, оно уже старое, тысячу лет стоит, все равно скоро разрушится..." И на лице его была такая специальная тупая улыбка: не надо думать, с девлетом не спорят.
Убежденные этими аргументами, сначала швейцарский, а затем немецкий и австрийский парламенты предоставили проекту финансовые гарантии. Естественно, Турция тут же нарушила обещания и два месяца назад начала силой выселять первые деревни - с минимальной государственной компенсацией. Большинство этих семей теряют земли, на которых жили веками. Ненавно тут была двухтысячная демонстрация протеста. В долину переброшено 5 тысяч жандармов для поддержания спокойствия.
В общем, Хасанкейф попал. На дамбе совпали несколько очень крупных интересов - планы генералов, потребности турецкой энергетики, желание правительства замять курдскую проблему и корысть концерна Siemens. Этого более чем достаточно, чтобы уничтожить одно из красивейших мест на планете.





Пока мы таращимся на гаснущие горы и темный силуэт мечети сзади, наш пастух ходит, опустив голову, и внимательно разглядывает землю на площадке, где мы собраемся ночевать. "Акреп, акреп" - скорпионы. Мы понимаем, что все его слова были не болтовней, а беспокойством за нас. И приперся он сюда, чтобы помочь, несмотря на наше упрямство... Ночью мы лежим на площадке, среди темных развалин этой древней крепости, а над нами крутятся еще более древние звезды. И мы чувствуем, какие мы крохотные.
В шесть часов я просыпаюсь от пронзительного крика – и вижу, что это сычик, сидящий на мавзолее неподалеку. Он подслеповато щурится, вытягивае шею, чтобы нас лучше разглядеть в слепящем его рассвете и недовольно матерится. В мавзолее пусто, прохладно, стоят козлы с пустым гробом, покрытым расшитой зеленой тканью. Мусульмане не хоронят в нем, а только несут - но здесь, наверное, очень давно хоронили.
Над нами очень старая и красивая мечеть, которая когда-то была церковью. На минарете странный орнамент, какой-то более искренний, чем на обычная вязь. В его формах я, кажется, вижу чувства, представления, линии судеб, которыми жил его создатель. За мечетью - площадь и заброшенная деревня на склоне: арки, лестницы, стены, просшие желтой травой. Я стою на этой пустой площади и чувствую себя вне времени, за пределами человеческой жизни, на месте ушедшей цивилизации. Сейчас я живу в пустынном будущем этого города.

Дальше

https://wishnewetz.livejournal.com/20909.html