Термин был впервые введен Арли Хошчайлд, указавшей на необходимость в управлении собственными эмоциями в соответствии с социальными ситуациями, но это было в 1983 году, и считайте лучше сразу, что в другой вселенной.
С тех пор много что изменилось, и за это время обнаружилось, к неудовольствию части встретившихся с этим знанием, что эмоциональная работа – это немного больше, чем сохранение внутреннего равновесия и убедительное изображение предписанной протоколом эмоции в неких обстоятельствах, для которых этот протокол разработан. Оказалось, если в самых общих чертах, что это еще и все действия, выборы и решения по удержанию ситуации в рамках этого протокола, несмотря, а если потребуется, то и вопреки, всем ошибкам визави и/или намеренным отступлениям от протокола. Принято считать, что эта работа целиком ложится на плечи женщин во всех без исключения случаях. Но в действительности все не так, как на самом деле, и эта работа ложится на плечи того, кому или важен результат коммуникации, или неприемлемы потери в процессе и по итогам этого общения. Это может быть мужчина в коммуникации со значимой женщиной, и женщина в коммуникации со значимым мужчиной. Это может быть и ребенок в отношениях с родителем (и это принципиально нездоровая ситуация), и родитель в отношениях с ребенком (и это естественное положение дел, но и тут возможны варианты). Это в любом случае будет подчиненный в коммуникации с начальством (и это показатель того, что с этим рабочим местом что-то очень сильно не так). В ряде случаев в отношениях заказчика и исполнителя в этой позиции окажется заказчик, а в ряде случаев – наоборот, исполнитель (и с этим контрактом при любом распределении ролей лучше бы заканчивать побыстрее, ничего хорошего там уже не будет). Все зависит от расстановки сил… и от степени заинтересованности если не в успехе коммуникации, то по крайней мере в ее конструктивном завершении. Тот, кто заинтересован больше, и будет выполнять эмоциональную работу в этот раз, вот так все просто. По крайней мере, в социальной части взаимодействий – в той, которая начинается (или заканчивается, с какой стороны посмотреть) с «а что люди скажут» и прочих «правил приличия». Эту часть общения в психологии принято обозначать специальным термином – фасадная коммуникация. В социологии ее не выделяют в отдельную категорию, это просто часть общения.
Внутренняя кухня эмоциональной работы, как водится, несколько более сложна и неоднозначна. Дело в том, что для того, чтобы выполнить внешнюю, фасадную, часть этой самой эмоциональной работы, нужно сначала сделать не меньший ее объем внутри себя. И вот этот объем работы социология считать не умеет, да и не обязана видеть, это не ее задачи. Что же это за работа? А это точно такие же решения и выборы, которые нужны для внешней, социальной части эмоциональной работы, и точно такие же действия по восстановлению эмоционального равновесия (очень затратные, надо сказать, действия), только целью их будет не сохранение рамок протокола для данной ситуации, а сохранение собственной идентичности и собственной социальности в обстоятельствах, угрожающих и тому, и другому. Самой активной частью оных обстоятельств, замечу, продолжает оставаться партнер по коммуникации, теряющий берега и намеренный сделать все, чтобы второй участник коммуникации эти самые берега тоже потерял. Вопрос «зачем им это надо?» мы сейчас оставим за скобками, ответ на него легко может занять поста три-четыре, и сейчас он нам не так уж сильно и нужен. Мы остановимся на содержании внутренней эмоциональной работы и на том, как это содержание определяет характер ее внешней части – и, в итоге, все содержание и результат коммуникации.
Вся интрига, как вы уже, вероятно, поняли, начинается в тот момент, когда человек понимает, что он тут один вменяемый, и это именно ему (или ей, неважно) надо вывозить на себе всю ситуацию, вместе с брыкающимся и истерящим партнером, который может в любой момент пустить к чертям все результаты усилий про приданию идиотскому раскладу хотя бы минимально приличного вида. Да, «кой черт занес меня на эти галеры», да, «снявши голову, по волосам не плачут» и все прочее, но прямо сейчас выход есть только один, да и тот доступен весьма условно: после благополучного окончания эпизода, можете называть его инцидентом, разницы нет никакой.
И с этим пониманием перед глазами во весь экран внутреннего зрения человеку надо быстро, то есть
очень быстро, найти ответы на ряд вопросов. Вот таких:
1)где находится финальная черта, после которой я могу не продолжать прикладывать усилия?
понятно, когда участники ситуации команда стюардов и пьяный дебошир на борту пассажирского самолета – приземлились, и вопрос закрыт, а когда это школьный учитель и класс? А супружеская пара с младенцем в возрасте до года? А начальник в бесорёберном возрасте и молодой специалист, дама в возрасте 22+, в длительной командировке? А если ребенок школьного возраста и родитель - запойный алкоголик, ушедший в вираж?2) есть ли у меня шансы добраться до финишной черты одним куском и каковы они?
то есть – имеет ли смысл вообще прикладывать усилия, или лучше сдаться сразу, и будь что будет, потому что все трепыхания приведут только к дополнительному увеличению количества стыда, страха и боли по итогам неизбежного3) есть ли у меня возможность восстановиться после достижения финишной черты
(или я уже мертвый герой)?
4) имеет ли смысл взывать к договороспособности партнера,
или от этого будет только хуже?
5) какие у меня вообще есть рычаги воздействия на обстоятельства (включая партнера), и что я могу сделать для управления ситуацией?
6) вот это обстоятельство, которое типа партнер, оно еще коммуницирующая единица, или уже плохо закрепленный предмет?
И вообще, как (пользуясь чем) я могу понять эту разницу?
7) какой объем потерь возможен в принципе? С каким объемом потерь я готов/а согласиться?
8) есть ли возможность катапультироваться из ситуации до финишной черты? Не принесет ли это еще больше потерь и неприятностей?
И так далее. Список на самом деле гораздо длиннее, но целиком он вам и не нужен, потому что ответы на эти вопросы нужно получить, напоминаю, быстро, то есть
очень быстро. Знаете, что это значит? Готовьтесь к сюрпризу, дорогие мои комментаторы, спрашивавшие про сбор информации при помощи творческого метода познания мира и прочую роскошь интеллектуальной работы в предыдущем посте, а также путавшие саморефлексию с самоконтролем. Читавшие мимо текста и искавшие в эмоциональной работе интеллектуальную, для вас у меня тоже новости. Это значит, что «подумать головой» у человека в этом режиме времени не будет. И ответы эти ему надо будет находить как-то иначе. При помощи именно что эмоциональной работы, точнее, ее внутренней части. Сложность внешней, социальной, части этой работы в том и состоит, что действия, выбираемые на основании этих решений, должны оставаться не просто в рамках социально приемлемого поведения в принципе, но и в рамках протокола поведения для данной ситуации. Это, вообще-то, на порядки сужает поле выбора. И напоминаю, что выбирать надо быстрее, чем вообще умеет думать голова.
То есть не то чтобы интеллект до этой скорости было вообще нельзя разогнать, можно. Только после четверти часа такой работы запас мозгового бензина, масла и прочих расходников восстанавливать придется суток так трое. Эта работа и в штатном формате стоит столько, что за ту ее часть, которая «традиционно», якобы, падает на плечи женщин, феминистки выдвигают обществу претензии не первый десяток лет, и в общем, правильно делают. Если ее пытаться выполнять в не предназначенном для этого режиме, она становится не просто неоправданно и неокупаемо дорогой, а эволюционно невыгодной. Она и в принципе не очень выгодна с точки зрения общественного благополучия, и появление в ней необходимости в большем объеме, чем бывает необходимо матери в отношении ребенка, семье в отношении старика, пораженного сенильными процессами, подросткам в период притирки в значимой группе и супругам в первые год-два супружества (ну и, может быть, того минимума, который нужен опытным товарищам для помощи новичку в освоении новой области деятельности), эмоциональная работа в формальных отношениях является грозным признаком неустойчивости - нет, не власти, обломитесь. А самих общественных отношений, экономика тут ни при чем, это про мораль и этику. То есть, появление самого термина в 83-м году, вообще-то, говорит о том, что что-то с нами не слава богу именно с 80х годов прошлого века. Впрочем, бог бы с ней, с социологией.
Давайте про внутреннюю часть эмоциональной работы, чуть-чуть осталось. Суммарно весь список вопросов, приведенный мной выше (и та часть его, которую я не стала приводить) предназначен только для того, чтобы человек мог определить свое отношение к происходящему и сформировать свое суждение о нем. И это самая ужасная и болезненная часть дела. Справившись с ней, все остальное участник ситуации выполнит легко и быстро. Так вот, самой сложной и болезненной частью этой работы является определение дистанции между собой как участником ситуации и самой ситуацией. То есть – определение порядка приоритетов своих интересов как индивида, обладающего некой суммой идентичностей, и своих интересов, как участника ситуации. А учитывая милую особенность эмоциональной жизни протекать в части сознания, которой словарь недоступен вовсе или доступен с большим трудом, работа эта учитывается в принципе очень плохо, и ее факт осознается по коротким и простым фразам, сопровождавшим инсайт, маркировавший выработку решения. И чем больше эмоциональной работы совершено, тем меньше слов будет ее сопровождать. Зато с действиями по ее итогам будет полный порядок: они будут эффективны, своевременны и уместны. В большей части случаев, правда, человек, взявший на себя эту работу, будет чувствовать себя не слишком счастливым и не очень социальным существом, которое «самадуравиновата» или «так-мне-кретину-и-надо» - но такова уж ее цена. Так происходит потому, что большая часть эмоциональной работы, в том числе внутренней, производится тем, на кого она падает, без учета его интересов или, по крайней мере, с учетом им своих интересов сильно не в первую очередь. И большая часть эмоциональной работы, выполняемой в социальном поле, является работой, несправедливо переданной человеку, который вовсе не обязан ее выполнять, но по каким-то причинам не может отказаться это делать. При этом, кроме самой работы по определению отношения (дистанции, если вам так проще) и формированию суждения о происходящем, нужно будет что-то решать и с партнером по общению. А учитывая, что в лучшем случае – партнер в позе новогодней елочки, вопрошающий «а как же мои ценные ожидааания?», а в случае худшем – брыкающееся и истерящее обстоятельство, обиженное в лучших чувствах и требующее, чтобы за него решили все проблемы, которых бы не было, если бы его, в его три годика… и потом в одиннадцать… и теперь вот снова… и срочно сделали ему за это хорошо не сходя с места, а заодно отдали дань за тридцать семь лет с процентами, и к нему тоже надо будет определять отношение (в смысле - дистанцию) и формировать суждение, а это, вообще-то, болезненный и неприятный процесс, сам факт принятия на себя эмоциональной работы довольно часто ощущается человеком, как добровольный шаг в мясорубку.
Разумеется, партнер, способный обеспечить другому эмоциональную работу в коммуникации, будет считать, что он тут вправе и вообще ачотакова, и поддержит ощущения, дополнительно нагружающие самооценку того, кто и так везет на себе весь расклад, но речь не о нем. И ясно, что даже если расклад будет вывезен, лучшее, что сможет предложить это обстоятельство, которое формально партнер, а реально помеха – это призовая игра, но дело не в этом. Естественно, средства давления, которые это брыкающееся и истерящее обстоятельство может применить, могут быть, мягко говоря, за пределами рамок хорошо если только общественной нравственности, а чаще и закона, и без вариантов будут за рамками этикета, но суть не в этом. Конечно, от второго участника коммуникации будет требоваться тем более идеальное и эталонное поведение, чем менее социальным будет поведение такого партнера, но это все мелочи. Дело в том, что решения, слагающие эмоциональную работу, будут приниматься тем, кто ее выполняет, стремительно, незаметно и как бы против логики – но при этом они всегда будут лучшим из возможных. Поэтому будет казаться, что оно циничное, взвешенное, обдуманное холодной головой и даже, может быть, заранее подготовленное – ну судя по эффективности. А что после него человек немножко похож на выжатый лимон, так от хорошей работы всегда бывает усталость, что такого-то. Изнутри же человек будет себя ощущать совершенно никчемным созданием, которое все всегда портит, и во всем виновато, и вот сейчас тоже… и будет тем несчастнее, чем более его действия отвечали, в итоге, требованиям ситуации.
Хорошо выполненная эмоциональная работа в той ситуации, где она вообще может быть замечена, всегда ощущается примерно так: «я сделал/а все правильно, что же мне так плохо-то теперь?». А там, где она незаметна, она выполняется справедливо, и происходит только во внутреннем пространстве личности. И разумеется, в его невербализуемой части. В отличие, заметьте, от работы интеллектуальной, которая вербализована тем лучше, чем лучше выполнена.
И я вас очень прошу, дорогие комментаторы из прошлого поста, промолчите, пожалуйста, про интеллект. В четверг вы им все равно не воспользовались. Воспользовались бы - не висела бы тут сегодня эта позорная простыня с объяснением элементарного и очевидного. Дожились, блин, открытый пост приходится под кат совать из-за размеров.
http://knjazna.livejournal.com/754390.html