Микеланджело Буонарроти. «Оплакивание Христа»
Собор Святого Петра.Ватикан. "Микеланджело шел по рынку, где продавался мрамор. Он увидел прекрасный камень и спросил о нем.
Владелец сказал:
- Если хочешь этот камень, бери бесплатно, потому что он просто валяется и занимает место. Двенадцать лет никто даже не спрашивал о нем; я не вижу в этом камне никакого потенциала.
Микеланджело взял камень, работал над ним почти целый год и создал, может быть, самую прекрасную статую, которая только существует.
Через год, когда Микеланджело закончил работу, он пригласил к себе владельца лавки, потому что хотел ему что-то показать. Владелец не мог поверить своим глазам. Он сказал:
- Где ты взял этот прекрасный мрамор?
- Не узнаешь? – сказал Микеланджело.
– Это тот самый уродливый камень, который лежал перед твоим магазином двенадцать лет."
Когда кажется, что жизнь трудна, поймите, что просто Господь любит Вас слишком сильно, чтобы оставить Вас в покое.
Он не может Вам позволить оставаться такими, как Вы есть сейчас, потому что Вам предназначено быть кем-то значительно большим.
Именно в эти трудные моменты, когда проходит проверку Ваша воля и намерение, Господь буквально вручает Вам возможность вырасти до реализации своего потенциала».
Докторанты Московского Физико-Технического Института
Хельга фон Траушенберг и Мария Сумарокова-Эльстон, СССР, 1959 год.
Фотоснимок сделал Томас Хаммонд, профессор истории Вирджинского университета, в 50—60—е годы сделавший несколько сотен отменных цветных фотографий Советского Союза.
На территорию МФТИ его бы, конечно, не пустили — если бы не сопровождение в лице самого Капицы-старшего.
Фон Траушенберг и Сумарокову-Эльстон (она на фото справа) Хаммонд сфотографировал у центрального входа в институт, приняв их за торговок грибами, как-то пробравшихся на территорию.
Не зная тогдашних реалий, легко представить, что неброско одетые женщины торгуют грибами (корзина справа от графини).
Дело было в воскресенье, и таких грибоносцев был полный автобус — это сотрудники института (среди коих минимум двое будущих Нобелевских лауреатов) возвращались с «по грибы» — любимого развлечения Петра Леонидовича Капицы, которое он устраивал для сотрудников почти каждую неделю по осени.
Хельга фон Траушенберг (стоит слева) — один из пионеров неравномерной термодинамики, ближайший сподвижник Ландау.
За пару лет до этого снимка была вытащена Капицей из туруханской ссылки («5 по рогам» — поражение в гражданских правах сроком на 5 лет с одновременной высылкой в отдалённые регионы страны), куда попала просто будучи немкой по происхождению и, что хуже, дворянкой по крови.
Первые фон Траушенберги восходят к обедневшему саксонскому роду, переехавшему в Ямбург (ныне Кингисепп) при Анне Иоанновне, и занимавшиеся в России на протяжении нескольких поколений инженерным делом.
Одарённая девочка Хельга (Адамовна по отчеству) окончила Московскую школу в 15 лет с отличием.
В 21 год — Московский университет, работая, пусть и лаборанткой, у самого Иоффе.
Мария Аристидовна Сумарокова-Эльстон (сидит справа), двоюродная племянница того самого Феликса Юсупова, один из авторов учебника по электродинамике гомогенных (сплошных) сред.
На момент фотографирования — кандидат наук, уже автор более 90 научных работ, докторант Исаака Марковича Халатникова, помощник редактора «Журнала экспериментальной и теоретической физики».
Удивительно, но, несмотря на не то что дворянское происхождение — на предков из самых сливок дворянского общества, из одной из богатейших семей России, Мария Аристидовна счастливо избежала каких бы то ни было репрессий, будучи преподавателем и руководителем кафедры.
В знак веры в жизнь вечную, в Воскресение из мертвых, клали на Востоке в древности Розу Иерихона в гроба, в могилы.
Странно, что назвали розой да еще Розой Иерихона этот клубок сухих, колючих стеблей, подобный нашему перекати-поле, эту пустынную жесткую поросль, встречающуюся только в каменистых песках ниже Мертвого моря, в безлюдных Синайских предгориях.
Ибо он, этот волчец, воистину чудесен. Сорванный и унесенный странником за тысячи верст от своей родины, он годы может лежать сухим, серым, мертвым. Но, будучи положен в воду, тотчас начинает распускаться, давать мелкие листочки и розовый цвет.
И бедное человеческое сердце радуется, утешается: нет в мире смерти, нет гибели тому, что было, чем жил когда-то! Нет разлук и потерь, доколе жива моя душа, моя Любовь, Память!
Роза Иерихона. В живую воду сердца, в чистую влагу любви, печали и нежности погружаю я корни и стебли моего прошлого — и вот опять, опять дивно прозябает мой заветный злак.
Отдались, неотвратимый час, когда иссякнет эта влага, оскудеет и иссохнет сердце — и уже навеки покроет прах забвения Розу моего Иерихона.
В 1881 году Василий Дмитриевич Поленов начинает работу над центральным произведением своего библейского цикла «Христос и грешница», которому посвящает следующие шесть лет своей жизни.
В этом же году он совершает путешествие на Восток: в Египет, Сирию, Палестину, Грецию. Эта поездка дала художнику возможность совершенно иными глазами смотреть на мир, по-иному воспринять Евангельскую историю.
Он пишет множество этюдов, изучает характер местности, типы населения, архитектурные сооружения и их связь с окружающей природой.
Палитра Поленова заиграла новыми звучными красками, новыми цветовыми отношениями.
Перед нами – острая и драматическая евангельская сцена, в которой толпа жаждет суда и расправы. Фарисеи привели к Иисусу изобличенную в прелюбодеянии испуганную женщину в надежде, что Он заступится за нее, нарушив закон Моисея, согласно которому блудницу забросают камнями.
Ответ Христа разгневанной толпе: «Кто из вас без греха, первый брось на нее камень» (Ин. 8. 7) стал испытанием совести для каждого. В этом раскрывается смысл самой картины и отношения художника к Иисусу.
В Евангельском повествовании о начале земного пути Иисуса Христа мы читаем о том, как в отроческие годы Он в храме внимал речам мудрых учителей и задавал им вопросы.
«На горе»
В произведении «На горе» Христос изображен на фоне горного пейзажа, ясного неба, подернутого сиреневато-розовой дымкой.
«На Генисаретском озере»
В картине «На Генисаретском озере» (1888) – тот же восточный тип лица со спокойным и мудрым выражением , то же состояние самоуглубленности, которое здесь особенно соответствует сюжету картины.
«Олива в Гефсиманском саду»
Эмоциональность отличает работу «Олива в Гефсиманском саду» (1882), где причудливо разросшееся дерево будто воплощает древнюю историю Палестинской земли.
Величественное дерево становится главным героем со своей историей, историей вечности. Мощную и сильную кору, пышно разросшуюся крону древа оттеняют изящные апельсиновые настурции, цветущие у корней. Вдаль расходятся живописными лентами тропинки.
В.М. Васнецов писал В.Д. Поленову: «Твои картины палестинской природы мне всегда давали дивное настроение тихой красоты и поэзии страны, где родился, жил, страдал, умер и воскрес Христос – свет мира!»
«Источник Девы Марии в Назарете»
Светлые теплые краски, философское настроение, любовь к миру и людям демонстрирует весь его цикл, среди картин которого работа «Источник Девы Марии в Назарете» (1882) иллюстрирует обыденную жизнь.
В древнем Назарете был только один источник с пресной водой. Деве Марии ангел принес благую весть в тот момент, когда она набирала воду из этого источника.
Родник можно рассматривать как символ духовного источника, который неисчерпаем и также необходим каждый день. Источник объединяет людей, которые приходят к нему разными дорогами
«Возвратились в Назарет»
Небольшая живописная работа «Возвратились в Назарет» продолжает тему пути.
«Я несказанно люблю Евангельское повествование, люблю этот наивный, правдивый рассказ, люблю эту чистоту и высокую этику, люблю эту необычайную человечность, которой насквозь проникнуто все учение Христа»
В.Д. Поленов посвятил 40 лет своей жизни на создание Евангельского круга, как он его называл.
Все это время он глубоко изучал тексты, натуру, искал свое понимание и отношение.
Прошел свой творческий путь ко Христу..
Сам художник считал, «что искусство должно давать счастье и радость, иначе оно ничего не стоит".
В столице северной томится пыльный тополь,
Запутался в листве прозрачный циферблат,
И в тёмной зелени фрегат или акрополь
Сияет издали, воде и небу брат.
Ладья воздушная и мачта-недотрога,
Служа линейкою преемникам Петра,
Он учит: красота не прихоть полубога,
А хищный глазомер простого столяра.
Нам четырёх стихий приязненно господство;
Но создал пятую свободный человек.
Не отрицает ли пространства превосходство
Сей целомудренно построенный ковчег?
Сердито лепятся капризные медузы,
Как плуги брошены, ржавеют якоря –
И вот разорваны трёх измерений узы
И открываются всемирные моря.
( 10 декабря 1859, Грено — 20 июня 1941, Фреденсборг) — известный датский художник-реалист, признанный мастер пейзажа, представитель «Золотого века» датской живописи.
Художник рисует то, что видит, особенно часто поля, леса, сельские домики и дворы. Его пейзажи располагают к долгому созерцанию.
Иван Иванович Шишкин ( родился 13 января 1832 — умер 20 марта 1898 гг.) был выдающимся российским художником-пейзажистом XIX века, прозванным современниками «царем леса» за умение с фотографической точностью передать каждый элемент природы, изображенный на картине.
Ивану Шишкину свойственно внимание к каждой детали, абсолютная правдивость изображенного и эпический размах. На впечатляющих по размеру полотнах Шишкин скрупулезно вырисовывал каждую травинку или листок, сохраняя красоту родного края для потомков.
И, хотя во времена его творчества, мода на реализм начала уступать новому веянию, импрессионизму, Шишкин остался верен себе и своему дару живописца.
Великая пианистка и православная христианка, она открыто отстаивала свою веру во время сталинского террора, благотворила, будучи нищей, и готова была в любую минуту взойти на костер за свои убеждения
Мария Вениаминовна Юдина.
Ответ тирану
«Я благодарю вас, Иосиф Виссарионович, за вашу помощь. Я буду молиться за вас днем и ночью и просить Господа простить ваши великие грехи перед людьми и страной. Господь милостив, и Он простит вас. Я отдам деньги церкви, в которую хожу». Записку с такими словами, по свидетельству друга, композитора Дмитрия Шостаковича, пианистка Мария Вениаминовна Юдина передала Сталину незадолго до его смерти в 1953 году, после того, как советский вождь прислал ей фантастический по тем временам гонорар, 20 тыс. рублей, за пластинку с Концертом №23 Моцарта в ее исполнении.
Эпизод с пластинкой известен всем, кто знаком с биографией гениальной пианистки. Однажды в Радиокомитет позвонил Сталин и спросил, есть ли у них запись концерта, который он услышал накануне. «В исполнении Юдиной», — добавил он. Пластинки не было, но сказать «нет» было равносильно подписанию себе смертного приговора — человеческая жизнь ничего не стоила. Впереди ночь. Вызвали Юдину, собрали музыкантов, стали записывать. Все напуганы, ошибаются, дирижер не может унять дрожь в руках — пришлось сменить троих прежде, чем записали концерт. И только Мария Вениаминовна за роялем спокойна, терпеливо ждет. К утру запись была готова. Единственный экземпляр отправили Сталину. Говорят, когда он умер, на его патефоне стояла та самая пластинка.
Юродивая
Мария Юдина (стоит в верхнем ряду) с семьей.
Эта история, да и сама биография Юдиной настолько не укладываются в страшный фон тогдашней жизни, что кажутся выдумкой. Как могло случиться, что ее, православную христианку, не скрывавшую своих убеждений — ездила в ссылку к репрессированным священникам, поддерживала опальных актеров, поэтов, музыкантов, правозащитников, произносила вслух запрещенные, оклеветанные имена – не тронули? Даже ни разу, по ее словам, не вызвали на допрос. Да, подвергали гонениями, увольняли из консерватории, из Гнесинского училища, где она преподавала, но разве можно сравнить это с судьбой Мейерхольда, его жены и многих других, с кем она дружила? Возможно, к ней относились как к ..юродивой и боялись связываться.
Мировая знаменитость, одна из лучших исполнительниц музыки Шуберта, Баха, Бетховена, Брамса и Моцарта, она ходила зимой в плаще и прохудившихся валенках. Единственная пианистка, которая могла себе позволить не думать о внешнем виде, — не без сарказма говорили о ней. Мария Вениаминовна выходила на сцену в неизменном черном длинном платье, с большим крестом на груди, в растоптанных кедах – это платье и обувь были и ее повседневной одеждой. Она не бросала вызов, не играла в чудаковатого гения перед публикой – просто мало задумывалась об условностях.
Поступала открыто и не лгала
Мария Юдина читает стихи Пастернака на его могиле. 1960-е гг.
Юдина бесстрашно читала со сцены стихи Пастернака, «пробивала» возможность исполнить перед советскими слушателями Прокофьева, Стравинского, Мессиана, Хиндемита, Шёнберга. И – почти вступила в партию, когда разразилась ВОВ, страстно хотела попасть на фронт и защищать родину. Пошла на курсы медсестер, но поняла, что не справится: «когда пришла в госпиталь…обливала тяжелораненых слезами и помощи от меня было никакой. Значит, надо искать другое себе применение». Лиловыми от холода руками играла людям, сидевшим в неотапливаемом зале в валенках и шубах. Ездила в блокадный Ленинград с концертами. В подпоясанной веревкой солдатской шинели развешивала на московских столбах объявления: «Лечу с концертами в Ленинград. Принимаю посылки весом до 1 кг».
Суровая женщина с «вулканическим темпераментом», она плакала над несправедливостью приговора правозащитнику Андрею Синявскому и в то же время не принимала его поступка: «По-человечески я его очень жалею, но как он мог так поступить — тайно передавать на запад рукописи?». Сама Мария Вениаминовна действовала открыто и никогда не лгала – так отзывался о ней Шостакович.
Играют не пальцами
Сегодняшние пианисты, слушая концерты Юдиной в записи, замечают, что она играла медленнее, чем принято в наши дни. Своих же современников она в прямом смысле пронзала – внешне сдержанной манерой исполнения и, по контрасту, мощью, исповедальностью игры. Иногда музыка, казалось, срывалась на крик, рвала сердце, слушатели падали в обморок на ее концертах, а иногда посылала в пространство абсолютно ошеломляющий, тающий в пространстве звук.
У нее были сильные, почти мужские руки и за роялем она репетировала по восемь часов, сбивая пальцы в кровь, — добивалась высшего, подлинно духовного звучания. Даже в музыке «светской» Юдина не могла просто музицировать, играть для нее — значило тяжело работать, прояснять хаос животного начала, стремиться к высшему смыслу. Часто выходила на сцену с забинтованными руками и не могла отказать, если просили исполнить что-то на бис. На вопрос: «Как же можно играть больными пальцами?» возмущенно парировала: «Играют не пальцами!».
Русский философ и теоретик искусства Михаил Бахтин, близкий друг с юности, называл основной чертой ее искусства – не нежность, не интимность, а силу духа: Она «могла выдержать то, что обыкновенный человек выдержать не может. Она могла бы на костёр взойти. Она, в конце концов, всю жизнь и мечтала о костре… — пострадать, быть сожжённой как Аввакум, как другие. И она бы… действительно, не поморщившись на костре и сгорела бы».
Грех недостатка любви
При этом она как огня боялась сфальшивить, солгать. Еще в юности записала в дневнике: «О страдании в исполнении: оно не должно быть явным — смотрите, слушайте, я изливаюсь в слезах, я на краю гибели! Нет, горд должен быть человек, горд и стыдлив. Стыдно человеку всего, что идёт из тёмных недр природы, что не просветлено сознанием, не отлито в волю. Стыдно всего бесформенного, хаотического, тёмного. А не то же ли распущенное страдание…Позор! Никто не должен знать этого. Ничего общего с истинным смирением нет в этом…».
Юдина хорошо зарабатывала, но жила в крайней бедности, почти нищете. Получив гонорар, она раскладывала на столе стопочки. Вот это – на лечение сына консерваторской гардеробщицы, это – семье ссыльного священника, а это – рабочему сцены, которого она почти силком отправила в больницу, где выяснилось, что у него туберкулез. Для нее помощь другим – политзаключенным, друзьям и незнакомым людям — была не добродетелью, а нормой, всего лишь порядочностью. Она помогала всем, кто нуждался, отдавая все, что было и чего не было. За это ее многие осуждали – как это, занимать у одних, чтобы отдать другим?
Узнав о бедственном положении Марины Цветаевой, помчалась к ней, чтобы хоть чем-то помочь. «Вижу пожилую, надломленную, мне непонятную женщину, стараюсь быть почтительной, учтивой, любезной, — вспоминала она. — Мне бы к ногам ее броситься, целовать ее руки, облить их слезами… Трудно мне самой понять, почему была я так замкнута и даже как будто равнодушна… отчасти, быть может, потому, что на моих плечах тогда много лежало человеческих судеб, — старые, малые, больные, сорванные войной со своих гнезд, — всех прокормить, всех достичь, обо всех подумать. А раньше — ссылки…Но, как известно, «самооправдание — плохой советник»: то был грех недостатка любви». Всю жизнь она винила себя, что не смогла уберечь Цветаеву.
«За бедность, полагаю, вы меня не осудите»
Игорь Стравинский и Мария Юдина на выставке «Игорь Стравинский: Жизнь и творчество». Ленинградский дом композиторов. 6 октября 1962 г
Юдина была известна среди друзей неспособностью сохранить что-либо ценное для себя. Вещи, которые ей дарили друзья, тут же передаривала или несла в ломбард. Злилась на зрителей за роскошные букеты: «Зачем вы? Лучше бы отдали деньгами и я бы N лекарства оплатила». Митрополит Ленинградский Антоний купил ей тёплую шубу на зиму – она принадлежала Марии Вениаминовне всего три часа. Шостакович вспоминает, как она обратилась к нему с просьбой одолжить немного денег – застеклить разбившееся окно, стояли морозы. Разумеется, он дал ей деньги – а навестив спустя какое-то время, увидел все то же разбитое окно, оно было заткнуто тряпкой. «Как же так, Мария Вениаминовна? Мы дали вам деньги, чтобы починить окно. — Я отдала деньги на нужды церкви».
Святослав Рихтер был шокирован ее видом накануне совместного концерта в польском посольстве – она зашла за ним все в том же платье, сиротском платке, в кедах без шнурков и с драным портфелем, набитым нотами… «Машенька, умоляю, надень то креп-жоржетовое платье с пояском! – мягко пытался он настоять на более уместном обстановке наряде. Выяснилось, что это платье было взято на прокат в театре: «Слава, но ведь оно из Вахтангова, я давно вернула…».
Безмерная в мире мер
Мария Вениаминовна Юдина и философ Михаил Бахтин.
Бахтин познакомился с юной Марией Юдиной, приехав в ее родной городок Невель в 1918 году, – преподавать в трудовой школе. Дочь земского врача-еврея, который был для нее примером, студентка Петербургской консерватории, она входила в так называемый бахтинский кружок интеллектуалов-единомышленников. Бахтин отмечал, что никогда не видел ее «молодой» — слишком серьезна, слишком рассудительна — и очень рано задумалась о монашестве. В 1919 году, в 20 лет, Мария крестилась в православие. Из дневника юности: «Нужно быть доброй, нужно согревать людей, не жалеть себя, творить добро – всюду, где можешь. Я хочу показать людям, что можно прожить жизнь без ненависти, будучи в то же время свободным и самобытным. Да, я постараюсь стать достойной внутреннего голоса своего». Она часто повторяла, что выросла среди необыкновенных людей – для них не своя, а чужая рубашка ближе к телу.
На Бахтина она производила странное впечатление: спокойного уверенного человека, которому в то же время как будто не было покоя. Она пыталась «заключить» себя в рамки одной профессии, музыки, но никак не могла. Ей было тесно. Не хватало воздуха. «Она не была элементарно честолюбивой, славолюбивой, но ей хотелось стать чем-то существенным, большим, важным, мечтала о служении, более высоком, чем служение искусству», — вспоминал Бахтин.
Ее интересовало многое и она во все глубоко погружалась. Брала уроки игры на органе, ударных инструментах, виолончели, изучала классическую филологию и историю Средних веков, любила петь, обожала поэзию и живопись, знала иностранные языки, много читала и переводила – и немецкоязычные труды по теории музыки, и вокальную классику. Изучала философию — от древних греков до Канта и Гегеля и, конечно, русских философов. Дружила с величайшими людьми ХХ века — после нее осталось несколько томов переписки.
Недокрещеная
Один из участников кружка, Лев Пумпянский, литературовед и музыкальный критик, сделал ей предложение, но по настоянию отца (он заявил, что Лев не от мира сего и не сможет быть хорошим мужем), Мария его отвергла. Бахтин, друживший с Юдиной всю жизнь, рассказывал, что уже в зрелом возрасте Мария Вениаминовна была помолвлена, но так и не вышла замуж. Ее нареченный жених Кирилл Салтыков, молодой пианист и композитор, ученик Юдиной, на 15 лет ее моложе, разбился в горах накануне свадьбы в альпинистском походе – целая группа сорвались с вершины.
Духовнические отношения тоже складывались непросто. Она хотела стать монахиней, мечтала об этом с юности, но ее останавливала мысль об ответственности перед своим призванием и служением в этом мире. «Но, однако, есть во мне то, что не от меня, но во мне от Господа, и что Ему же служить и может, и должно — искусство и некоторое наличие мысли… И мне жаль, что и то, и другое гибнет — в неисчислимых заботах, отсутствии времени, отвержении, невнимании, забвении, непонимании»…
Ей было трудно найти пастыря-духовника. «Мария Вениаминовна относилась к тому типу людей церкви и культуры, которые своим главным послушанием считали «свободное творчество», она не вписывалась в традиционные рамки приходского или монашеского духовничества, — писал протоиерей Феодор Андреев. Он относился к ней с огромным уважением, но в семейном кругу как-то назвал ее «недокрещенной», говоря о ее поисках смысла и чрезмерной независимости мыслей.
В 1957 году Юдина начала общаться с владыкой Антонием (архиепископ Сурожский Антоний(Блум)), слушала его проповеди, причащалась у него. «Я как бы ослеплена блеском исходящих от него лучей. Я оказалась примагничена именно его благодатной простотой». Именно ему она смогла задать вопрос, мучавший ее долгие годы:
«Может ли христианская душа вымолить и выплакать — себе — ад, а если бы самому было бы предназначено спасение — отдать его – другому?».
Вы остались должны за рояль…
Незадолго до смерти Марию Вениаминовну сбила машина на площади Восстания в Москве – после она уже не оправилась и не играла. Водитель, молодой парень, очень переживал, что чуть не убил пожилую женщину, а Марию Вениаминовну больше возмутило, как обращались с ней врачи скорой помощи — «тыкали», называли «бабкой». Едва придя в себя в больнице, она, невзирая на боль, стала хлопотать за ближних – ее поразила заброшенность больных в палате. Юдина, сама между жизнью и смертью, советовалась с друзьями — кому бы влиятельному, авторитетному позвонить, рассказать о беде человека, чтобы помогли наверняка. Она чувствовала, что может помочь, а о себе не беспокоилась.
Через несколько дней после похорон 19 ноября 1970 года на имя Марии Юдиной пришло письмо-извещение из ателье проката пианино и роялей: «Вторично ставим в известность, что срок вашего договора на прокат рояля истек 14 июля 1968 года. Согласно договору рояль подлежит вывозу». Прокатная контора прислала грузовик, чтобы забрать свою собственность. Из окна крошечной квартиры подъемный кран вытянул старый, расстроенный рояль — единственной пианистки с мировым именем, у которой не было собственного инструмента.
«Огромную зависть вызывал М.А Врубель своим настоящим гениальным талантом. Он был злобно гоним. Его великий талант травили и поносили и звали темные силы непонимания его растоптать, уничтожить и не дать ему жить. Пресса отличалась в первых рядах этого странного гонения совершенно неповинного ни в чем человека. М.А.Врубель, чистейший из людей, кротко сносил все удары судьбы и терпел от злобы и невежества всю свою жизнь.
Врубель был беден и голодал, голодал среди окружающего богатства. В моей жизни великое счастье – встреча и жизнь с этим замечательным человеком возвышенной души и чистого сердцем, с человеком просвещенным, светлого ума. Это был один из самых просвещенных людей, которых я знал. Врубель ни разу не сказал о том, что не так, что не интересно. Он видел то, что только значительно и высоко. Я никогда не чувствовал себя с ним в одиночестве.
…Закупочная комиссия Третьяковской галереи не приобрела у Врубеля его картины «Демон», находившейся на выставке «Мир искусства» в Петербурге, при жизни Врубеля. Но после смерти та же комиссия перекупила его в Третьяковскую галерею от фон Мекка и заплатила в пять раз дороже, чем просил за свою картину Врубель.
Орнамент Михаила Врубеля
Врубель поразительно рисовал орнамент, ниоткуда никогда не заимствуя, всегда свой. Когда он брал бумагу, то, отметив размер, держа карандаш, или перо, или кисть как-то в руке боком, в разных местах бумаги наносил твердо черты, постоянно соединяя в разных местах, потом вырисовывалась вся картина. Меня и Серова поражало это.
- Ты знаешь костюм и убор лошади? – спросил я, увидев средневековую сцену, которую он поразительно нарисовал.
- Как сказать, - ответил Врубель, - конечно, знаю в общем. Но я ее вижу перед собой и вижу такую, каких не было…
Царевна Лебедь
Врубель рисовал женщин, их лица, их красоту с поразительным сходством, увидав их только раз в обществе. Он нарисовал в полчаса портрет поэта Брюсова, только два раза посмотрев на него. Это был поразительный рисунок. Он мог рисовать пейзаж от себя, только увидав его одну минуту. Притом всегда он твердо строил форму.
Врубель поразительно писал с натуры, но совершенно особенно, как-то превращая ее, раскладывая, не стремясь никогда найти протокол.
Особенно он оживлял глаза. Врубель превосходно рисовал и видел характер форм. Он как бы был предшественником всего грядущего течения, исканий художников Запада…
Кирилловская Церковь г.Киев " Сошествие Святого Духа на апостолов". 1884 .
Кирилловская Церковь г.Киев Богоматерь с младенцем. 1885 .
Врубель мог жить месяц на 3 рубля, ел один хлеб с водой, но никогда ни у кого, кроме меня, не брал взаймы. Врубель много рисовал, делал акварели-фантазии, портреты и бросал их там, где рисовал. Я никогда не видал более бескорыстного человека…
Врубель говорил на восьми языках. Он окончил Петербургский университет».
"Каждый пред Богом наг.
Жалок, наг и убог.
В каждой музыке Бах,
В каждом из нас Бог"
Иосиф Бродский Интересные факты об И. С. Бахе
Первым его учителем музыки был старший брат. Учить Иоганна Себастьяна он начал, когда тому было десять лет.
У Баха было восемь братьев и сестёр, причём он был самым младшим из них. Но когда ему было всего десять лет, дети осиротели, оставшись без родителей.
Иоганн Себастьян Бах происходил из династии музыкантов. Его предки на протяжении поколений тем или иным образом занимались музыкой.
В юности он пел в церковном хоре.
В Германии установлено целых 11 памятников Баху
Жизни Баха посвящено два десятка документальных и художественных фильмов.
Дети композитора пошли по его стопам, и добились довольно заметного успеха. Несравнимого, впрочем со славой их отца.
Иоганн Себастьян Бах любил спать под музыку.
Великий композитор не отличался сдержанным характером. Выходя из себя, он последними словами проклинал своих подчинённых и даже занимался рукоприкладством.
Иоганн Себастьян Бах является лучшим композитором в истории человечества по версии популярного издания New York Times.
Музыка Баха была запущена в космос. Она содержится на том самом знаменитом золотом диске, который отправился в бесконечное путешествие между звёздами на космическом аппарате «Вояджер»
В середине XVIII века в Германии было создано «Баховское общество», члены которого занимались изучением творчества этого композитора. Со своей задачей оно справилось за 50 лет, после чего было распущено.
Будучи человеком прогрессивных взглядов, Иоганн Бах немало постарался, чтобы к пению в церковном хоре начали допускать не только мужчин, но и женщин.
О творчестве Баха очень высоко отзывался другой великий композитор, Бетховен.
Всемирно известный писатель Гёте считал Иоганна Себастьяна Баха своим любимым композитором, утверждая, что его музыка помогает ощутить гармонию с самим собой.
В течение жизни Бах сочинил более тысячи музыкальных произведений.
«Оплакивание Христа» — первая и наиболее выдающаяся пьета, созданная Микеланджело Буонарроти. Это единственная работа скульптора, которую он подписал
Фигуры Девы Марии и Христа были высечены 24-летним мастером из мрамора по заказу французского кардинала Жана Билэра для его гробницы. В XVIII веке статуя была перенесена в одну из капелл базилики святого Петра в Ватикане. При транспортировке были повреждены пальцы левой руки Мадонны.
Ватиканская «Пьета» — одно из произведений, в которых историки искусства видят водораздел между кватроченто и Высоким Возрождением. Итальянский мастер переосмыслил в духе высокого гуманизма традиционное для северной готики скульптурное изображение безжизненного Христа на руках матери.
Крупные, ломающиеся складки одеяния Мадонны не только намеренно усиливают драматический излом лежащего на её коленях тела, но и служат своеобразным пьедесталом для всей пирамидальной композиции. В этих изощрённых складках угадывается скрытая мощь, как духовная, так и физическая, контрастирующая с мягкими чертами лица Богоматери
Всесоюзную славу ей принесла роль Аксиньи в «Тихом Доне» – только грациозная еврейка могла сыграть гордую казачку столь убедительно.
Пожалуй, это была даже не сыгранная роль, а буквально пережитая актрисой судьба донской казачки, страстность натуры и силу чувств которой ощущал каждый зритель. Актриса мало снималась в кино, но если и соглашалась на роль, то образ ее героинь становился незабываемым. Что же касается шолоховской героини, то отрывок из «Тихого Дона» был взят Быстрицкой для курсовой работы еще во время учебы в театральном институте. Педагог остался недоволен: «Это не ваше дело, вам ближе шиллеровская Луиза», – по-доброму намекая тем самым на грацию актрисы.
«С тех пор сыграть Аксинью стало моей мечтой, – вспоминала сама Быстрицкая. – Когда я узнала, что Герасимов хочет снимать “Тихий Дон”, то сама позвонила ему и попросилась на кинопробы. Конкурс был довольно большой, и я была счастлива, когда победила – ведь утверждал сам Шолохов. Подготовка к съемкам шла довольно долго. Мне пришлось набрать необходимый для образа вес, научиться ездить верхом, носить воду на коромысле, выкатывать белье». Труды не прошли даром: «Тихий Дон» вошел в «золотой фонд» советского кинематографа и принес актрисе мировую славу.
Элина увлекалась театром с детства – устраивала представления для родных и соседей прямо на лестничной клетке дома, где они жили. Но после школы пошла учиться Элина на врача – хотела продолжить дело отца. Авраам Быстрицкий был военным медиком – перед самой войной он получил новое назначение в город Нежин, в который из Киева в итоге и перебралась вся семья. С началом войны отец ушел на фронт, семья же была эвакуирована в Астрахань. Закончив курсы медицинских сестер, 13-летняя Элина устроилась санитаркой в госпиталь – насмотрелась горя, по ее же словам, на всю жизнь вперед, а постоянно тягая раненые и мертвые тела, надорвалась так, что никогда не могла иметь детей.
По возвращении в Нежин в 44-м – киевский дом был разрушен при бомбежке – Быстрицкая поступила в медицинский техникум. В техникуме существовал драмкружок – в него и записалась Элина с первых дней обучения. Так что когда медтехникум был успешно окончен, Быстрицкая огорошила родителей признанием о настоящей мечте – стать актрисой. Отец был категорически против: «Актер – это не профессия, а черт знает что». Дебаты были долгими и бурными, но девушка не отступала, упорно твердила, что будет поступать в театральный. В итоге отец поехал на вступительные экзамены вместе с ней, коротко пообщался с ректором тет-а-тет, и Быстрицкой в списках поступивших не оказалось.
Вернувшись в Нежин, Быстрицкая подала документы на филологический факультет местного педагогического института – но расставаться с мечтой о карьере актрисы она не собиралась. Она сама организовала танцевальный кружок, несколько лет усердно занималась балетом и в какой-то момент заняла первое место на конкурсе талантов. Наградой стала путевка в дом отдыха работников искусств. Выступив перед настоящими артистами, Быстрицкая услышала не только похвалы в свой адрес, но и советы бросать филологию и идти в театр.
На этот раз – без вмешательства отца – в институт театрального искусства в Киеве ее приняли. Блестяще отучившись и отлично сдав выпускные экзамены, Быстрицкая с замиранием сердца ждала распределения. Как вспоминала сама актриса в интервью Jewish.ru, именно тогда она впервые сполна прочувствовала свою национальную принадлежность: «Это было в ту пору, когда в нашей стране начался антисемитизм. Например, в 1953 году после окончания театрального института нас распределяли по театрам. Исходя из моих результатов, я должна была получить место в очень хорошем театре, но я его не получила. Говорили, что это из-за моей национальности. Подобные случаи повторялись неоднократно».
Тем не менее 30 лет спустя, в апреле 1983 года, Быстрицкая сама поучаствовала во всесоюзной акции порицания части евреев, так и не ужившихся с советской властью. Она стала почетным членом «Антисионистского комитета советской общественности» и, появившись на советском экране рядом с председателем этой организации, генерал-полковником Давидом Драгунским, она известила всю страну, что не просто не понимает, но и открыто осуждает тех советских евреев, которые возжелали переехать в Израиль. Быстрицкая подчеркивала, что вот она – советская еврейка – благодарна своей советской родине, которая дала ей все. И предлагала испытывать эту благодарность всем остальным. Актриса была далеко не единственной масштабной фигурой, которую вынудили участвовать в этом неприятном мероприятии, – рядом были актер Аркадий Райкин, композитор Матвей Блантер, философ Теодор Ойзерман и другие известные евреи. Да, они участвовали в этом не по доброй воле, но тем не менее шел не 1937-й, а 1983-й год, и вряд ли отказ от участия в этом мероприятии мог обернуться для них смертельной карой. От силы – не дали бы очередной государственной награды к юбилею.
Тогда же, в 1953 году, Быстрицкую распределили в Херсонский драматический театр. В первые же дни там Элина получила недвусмысленное предложение о вечернем свидании от главного режиссера. Вот почему девушка стала настойчиво требовать перевода в Вильнюсский драматический театр – в Литве в то время жили ее родители – и своего добилась.
В кино Быстрицкая впервые снялась еще в 1950 году – исполнила роль Лены Алексеенко в фильме «В мирные дни». Затем последовала «Неоконченная повесть», вышедшая на широкий экран в 1955-м. В том же году по опросу читателей газеты «Советская культура» Быстрицкая была названа лучшей актрисой года. А еще через год были пробы и утверждение на роль Аксиньи в «Тихом Доне». Вышедший на широкий экран в 1957 году, фильм имел грандиозный успех у публики, собрав множество призов на различных кинофестивалях, в том числе в Брюсселе, Москве, Карловых Варах и Мехико.
Роль в «Тихом Доне» стала звездным часом актрисы: старейшины донских казаков предложили Быстрицкой официально зваться Аксиньей Донской и удостоили звания Почетной казачки. Ей стали приходить предложения сниматься за границей, но актриса мечтала лишь о сцене знаменитого Малого театра. Мечта осуществилась в 1958 году – принятая в труппу Малого театра, Быстрицкая переехала в Москву. Ее дебютом была роль леди Уиндермиер в пьесе по произведению Оскара Уайльда, позже она сыграла в этой же постановке и миссис Эрлин. На сцене театра Быстрицкой вообще сыграно множество ролей: ей одинаково легко давались персонажи Достоевского, Горького, Лермонтова, Островского и Чехова.
Конечно, яркие взлеты карьеры порой сменялись затяжным затишьем, а радость успеха – отчаянием, но Быстрицкая стоически преодолевала эти моменты, без спешки собирая все возможные государственные и театральные награды. Она казалась неиссякаемым источником жизненных сил: читала стихи, пела романсы, занималась педагогической деятельностью, возглавляла много лет Федерацию по художественной гимнастике, а потом и бильярду, в который мастерски играла с детства.
В начале нулевых Быстрицкая сыграла свою последнюю большую роль в картине украинского режиссера Николая Засеева-Руденко «Бабий Яр». Это было своеобразной данью памяти многочисленным родственникам Быстрицкой, погибшим от рук нацистов именно там. Режиссер рассказывал, что при съемках одной из сцен актриса должна была не торопясь идти к месту, где произошла трагедия. «Элина вдруг остановила съемку, сняла с себя обувь и сказала: “Коля, я должна идти туда босиком, иначе нельзя”, – вспоминал Засеев-Руденко. – Стоял ноябрь, было холодно, я умолял ее отказаться от этой идеи. Но она настояла на своем. После этой сцены ей стало плохо – прихватило сердце. Всей съемочной группой мы натирали ей спиртом виски, пока Элине не стало лучше».
Последние годы Быстрицкая много болела. Но даже в прошлом году Элина Авраамовна отмечала свое 90-летие большим концертом в Кремлевском дворце – причем не просто сидела в зале в качестве почетного гостя, а выступала на сцене. Совсем недавно актриса отметила свой последний, 91-й день рождения, а 26 апреля 2019 года она умерла в московской больнице, куда была госпитализирована за неделю до этого в тяжёлом состоянии. Похоронена на Новодевичьем кладбище.
Вечная ей память!
Я пишу эти строки, сидя на белом стуле
под открытым небом, зимой, в одном
пиджаке, поддав, раздвигая скулы
фразами на родном.
Стынет кофе. Плещет лагуна, сотней
мелких бликов тусклый зрачок казня
за стремленье запомнить пейзаж, способный
обойтись без меня.
Бродский посещал Венецию больше 20 лет, обычно приезжая сюда зимой, на Рождественские каникулы. Здесь у него были свои любимые места, свои любимые маршруты. Но Венеция Бродского открывается не в кафе, где он любил сидеть с чашкой черного кофе, и даже не на набережной Неисцелимых, которую не находит Google Maps. Венеция Бродского — это «пояс времени», окружающий город. Оказавшись в этом кольце, и поэт, и Венеция прожили довольно похожую, если приглядется, жизнь. Видимо поэтому их так тянуло друг к другу.
«Она во многом похожа на мой родной город, Петербург, — объясняет свою привязанность к Венеции Бродский в одном из интервью. — Но главное — Венеция сама по себе так хороша, что там можно жить, не испытывая потребности в иного рода любви, в любви к женщине. Она так прекрасна, что понимаешь: ты не в состоянии отыскать в своей жизни — и тем более не в состоянии сам создать — ничего, что сравнилось бы с этой красотой. Венеция недосягаема. Если существует перевоплощение, я хотел бы свою следующую жизнь прожить в Венеции — быть там кошкой, чем угодно, даже крысой, но обязательно в Венеции».
Бродский впервые посетил Венецию в 1972 году, через полгода после своего изгнания из СССР. В Мичиганском университете, в котором он преподавал, начались рождественские каникулы, и поэт решил провести их в городе, в котором давно мечтал побывать. Почему? Во-первых, и это лежит на поверхности, Венеция имеет сходство с Санкт-Петербургом, и память поэта искала его отражение в окружающей реальности. Во-вторых, он много читал о ней, у него всегда был интерес к Италии в целом (и к периоду античности в частности), его любимым композитором являлся уроженец Венеции, «рыжий священник» Антонио Вивальди. В-третьих, и это самое главное, воображение Бродского будоражило географическое положение Венеции — ее полное окружение водой, которую он отождествлял со временем.
Вот как об этом говорит сам поэт: «Самое потрясающее в Венеции — это именно водичка. Ведь вода, если угодно, это сгущенная форма времени. Ежели мы будем следовать Книге с большой буквы, то вспомним, что там сказано: «Дух Божий носился над водою». Если Он носился над водою, то значит, отражался в ней. Он, конечно же, есть Время, да? Или Гений времени, или Дух его. И поскольку Он отражается в воде, рано или поздно вода им и становится… Особенно, когда вода — серенького цвета, то есть того именно цвета, какого и должно быть, наверное, время». Итак, Бродский говорит: вода — это зеркало, отражающее время, или абсолют Времени. Тем самым он выдает нам собственную поэтическую формулу, ибо его поэзия работает по тому же принципу: это зеркало, отражающее время. И, возможно, главная поэтическая задача Бродского — понять природу времени.
Таким образом, Венеция становится для Бродского идеальным плацдармом для изучения Хроноса. Потому что само Время не имеет власти над этим городом — Венеция одержала над ним победу. Она сохранила свой барочный вид с XVII века и практически не изменилась с тех пор. Как верно заметил Питер Акройд в своем труде «Венеция прекрасный город», если бы человек с из семнадцатого столетия был бы заброшен современную Венецию, он бы безошибочно нашел дорогу к себе домой. Венеция избавлена от основных примет современности: в ней нет заводов, высокотехнологичных компаний, автомобильного движения. Она будто замерла на границе миров, не принадлежа ни прошлому, ни будущему. Венеция не стареет, стареет мир вокруг
.Еще одно сходство между Бродским и Венецией в том, что Венеция — это город-изгнанник. Она родилась как место, куда племя венетов было вынуждено бежать с материка от нашествия варваров, которые добивали и без того одряхлевшую Римскую империю. В Средние века Венеция была «отщепенцем» в смысле своей сложной многоступенчатой системы управления, не похожей на остальные европейские «режимы». В Новое время, когда отставание Венецианской республики стало очевидным, она замкнулась в себе, превратилась в изгоя, доживающего свой век в забытье карнавала. Бродский — тоже изгнанник (причем переживающий свое изгнание еще до того, как был физически выгнан из России «варварами» в 1972 году). Поэтому в смысле «изгнанничества» Венеция — собрат Бродского, коллега по судьбе.
Также Венеция собрат лирического героя поэта. В Средневековье Венеция была империей и владела обширными землями на Адриатике и на территории континентальной Италии. Венеция была центром искусства, ее сыновьями были такие прославленные художники, как Тициан, Тинторетто, Франческо Гварди и многие другие. Она была центром книгопечатания, музыкального творчества, центром еврейской культуры. Но с XVIII века и поныне Венеция — это только дорогостоящий туристический аттракцион. У нее осталась память о прошлом, но нет будущего. В той же ситуации оказывается лирический герой Бродского. Возьмем стихотворение «Лагуна», первое произведение Бродского посвященное Венеции (1973):
И восходит в свой номер на борт по трапу
Постоялец, несущий в кармане граппу,
Совершенный никто, человек в плаще,
Потерявший память, отчизну, сына;
По горбу его плачет в лесах осина,
Если кто-то плачет о нем вообще.
Итак, мы видим лирического героя (он особенно отчетливо сформировался в 1970-х годах после двух событий в жизни Бродского: изгнания и инфаркта в 1978 году), погруженного в отчуждение от всего мира. Он уже все прожил, все пережил, за его спиной только прошлое. Он освобожден от надежды и от тревоги, все, что было возможно, с ним уже случилось. Ему остается лишь доживать свой век и с холодной отстраненностью смотреть на вещи, описывать их, фиксировать их, быть статистом мироздания.
Тело в плаще обживает сферы,
Где у Софии, Надежды, Веры
И Любви нет грядущего, но всегда
Есть настоящее…
То же одиночество и отчуждение применимо к Венеции и ее исторической судьбе. Ее расцвет и могущество остались далеко позади, в Средних веках. Начиная с 1492 года, когда Колумб открыл Америку, а Васко де Гама — морской путь в Индию, экономика Венеции постепенно рушилась, а приспособиться к новым реалиям она так и не смогла. Как и герой Бродского, Венеция пережила все свои свершения и трагедии, и ей остается лишь наблюдать суету бытия, в ожидании своего исчезновения.
Вот как это описывает Бродский в «Лагуне», подчеркивая, что Время не властно над Венецией:
Рождество без снега, шаров и ели,
У моря, стесненного картой в теле;
Створку моллюска пустив ко дну,
Пряча лицо, но спиной пленяя,
Время выходит из волн, меняя
Стрелку на башне — ее одну.
Время может подмять под себя только механизм часов башни Сан-Марко. Все же остальное застыло в неком «невременье». Туда же Бродский помещает своего героя, и Венеция для него — идеальное нигде, комочек истории посреди океана времени. Венеция нигде потому, что ее культура веками складывалась на пересечении Востока и Запада, но никогда до конца не ассоциировала себя ни с тем, ни с другим. С одной стороны Венеция — католический город, покровителем которого является Святой Марк, но с другой стороны, с самого своего образования Венеция торговала с Востоком, ее корабли были устремлены в Левант и Константинополь, поэтому даже собор Святого Марка — это пересечение восточной и западной архитектурной традиции. Венеция никогда не была полноценной частью Италии. Она развивалась своим путем, далеким от континентального соплеменника. Культурно, исторически, духовно, Венеция — сама по себе, она ни с кем и нигде. А нигде — это любимый адрес Бродского, как заметила Сьюзан Зонтаг имея в виду стихотворение «Ниоткуда с любовью…».
Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря,
дорогой, уважаемый, милая, но не важно...
Поэзия Бродского — это письма из ниоткуда в никуда, и поэтому Венеция с ее зыбким расположением между сушей и водой, между водой и небом, между материальным и нематериальным — это его город. Город, откуда можно смотреть в лицо самому Времени. Сам поэт говорит об этом в «Набережной Неисцелимых»:
«Поставленное стоймя кружево венецианских фасадов есть лучшая линия, которую где-либо на земной тверди оставило время, оно же — вода. Плюс, есть несомненное соответствие — если не прямая связь — между прямоугольным характером рам для этого кружева, то есть местных зданий, и анархией воды, которая плюет на понятие формы. Словно здесь яснее, чем где бы то ни было, пространство сознает свою неполноценность по сравнению с временем и отвечает ему тем единственным свойством, которого у времени нет: красотой».
Еще один постоянный мотив венецианских стихотворений Бродского — это ощущение конечности, предела, которое ставит перед человеком мироздание.
Посмотрим на еще одни строки из стихотворения «Лагуна»:
Ночь на Сан-Марко. Прохожий с мятым
Лицом, сравнимым во тьме со снятым
С безымянного пальца кольцом, грызя
Ноготь, смотрит, объят покоем,
В то «никуда», задержаться в коем
Мысли можно, зрачку — нельзя.
Венеция — город, который очень остро чувствует близость стихии. Существует вероятность, что когда-то он будет затоплен. А за свою долгую историю он переживал немало природных катаклизмов. Эта близость Венеции к смерти (которую особенно наглядно показал Томас Манн) трансформируются у Бродского в острое ощущение зыбкости бытия. В тоже время Венеция, благодаря тому, что сохранила себя сквозь века, позволяет с ее набережных и улиц смотреть на остальной мир с позиции вечности и тем самым еще сильнее осознавать собственную конечность. Поэтому лирический герой Бродского в его венецианских стихотворениях постоянно всматривается в окружающий пейзаж, который являет ему, что он здесь лишний, посторонний, и все вокруг сможет обойтись без него, как только его не станет.
Из «Венецианских строф», посвященных Геннадию Шпаликову:
Стынет кофе. Плещет лагуна, сотней
Мелких бликов тусклый зрачок казня
За стремленье запомнить пейзаж, способный
Обойтись без меня.
Конечности человека противостоит бесконечность, бессмертие воды, окружающее Венецию.
Из «Сан-Пьетро»:
Твердо помни:
Только вода, и она одна,
Всегда и везде остается верной
Себе — нечувствительной к метаморфозам, плоской,
Находящейся там, где сухой земли
Больше нет. И патетика жизни с ее началом,
Серединой, редеющим календарем, концом
И т. д. стушевывается в виду
Вечной, мелкой, бесцветной ряби.
Жизнь Бродского вне родины обрамляют, как рамка, два стихотворения, и оба они посвящены Венеции. Первое, как уже упоминалось, «Лагуна», а второе — это стихотворение «С натуры», написанное в конце 1995 года, незадолго до смерти поэта 28 января 1996 года. В этом стихотворении Бродского, посвященном Джироламо Марчелло, есть прощальные по отношению к жизни и к Венеции строки:
Удары колокола с колокольни,
Пустившей в венецианском небе корни,
Точно падающие, не достигая
Почвы, плоды. Если есть другая
Жизнь, кто-то в ней занят сбором
Этих вещей. Полагаю, в скором
Времени я это выясню. Здесь, где столько
Пролито семени, слез восторга
И вина, в переулке земного рая
Вечером я стою, вбирая
Сильно скукожившейся резиной
Легких чистый, осенне-зимний,
Розовый от черепичных кровель
Местный воздух, которым вдоволь
Не надышаться, особенно — напоследок!
Пахнущий освобожденьем клеток
От времени.
Стих Бродского тут откровенен и ясен. Предчувствуя «освобождение клеток от времени», поэт бросает последний взгляд на любимый город. Суммируя лишь все сказанное здесь, остается, набравшись смелости, провести последнее сравнение между Бродским и Венецией. Позволим себе представить поэзию Бродского как город, который он строил всю жизнь. Есть все основания полагать: визуализируй мы этот город, он походил бы на Венецию. В центре этого города обязательно была бы башня с часами, а вокруг — вода. Девизом сего града была бы цитата из Секста Проперция, выбитая на могиле поэта на острове Сан-Микеле: «Со смертью все не кончается». И Венеция — лучшее доказательство этих слов.
Венецианская республика давно умерла, величественный город, центр мира, превратился в изысканное шоу для путешественников. И все же Венеция, как текст, как культурный код, как состояние души наконец — не кончилась. Венеция продолжает жить. Ее красота победила смерть и забвение. «В некоторых стихиях опознаешь себя», — говорит Бродский. Вглядываясь в отражение Венеции, узнаешь его поэзию.
Думали: нищие мы, нету у нас ничего,
А как стали одно за другим терять,
Так, что сделался каждый день
Поминальным днем, -
Начали песни слагать
О великой щедрости Божьей
Да о нашем бывшем богатстве.
Они летят, они еще в дороге,
Слова освобожденья и любви,
А я уже в предпесенной тревоге,
И холоднее льда уста мои.
Но скоро там, где жидкие березы,
Прильнувши к окнам, сухо шелестят,—
Венцом червонным заплетутся розы
И голоса незримых прозвучат.
А дальше — свет невыносимо щедрый,
Как красное горячее вино...
Уже душистым, раскаленным ветром
Сознание мое опалено.
Дал Ты мне молодость трудную.
Столько печали в пути.
Как же мне душу скудную
Богатой Тебе принести?
Долгую песню, льстивая,
О славе поет судьба.
Господи! Я нерадивая,
Твоя скупая раба.
Ни розою, ни былинкою
Не буду в садах Отца.
Я дрожу над каждой соринкою,
Над каждым словом глупца.
Часто я думаю: что на свете всего милее? и как ни гадаю, всегда выходит один ответ: нет на свете милее доброй души человеческой. Конечно, не всегда хорошо живется доброму человеку; конечно, он даже чаще страдает, нежели другой, который смотрит, выпучив глаза, на мир Божий, и нет ему дела ни до чьих великих горестей, но и страдает-то он как-то тихо, сладко, любяще...
Хорошо встретиться в жизни с добрым человеком: во-первых, он всегда много видел, мыслил и испытал, а следовательно, и рассказать и объяснить многое может; во-вторых, самая близость доброй души человеческой просветляет и успокаивает все, что бы ни прикоснулось к ней. Как доходят люди до того, что делаются совсем-совсем добрыми, что не обвиняют, не негодуют, а только любят и жалеют - это объяснить сразу довольно трудно.
Однако можно почти без ошибки сказать, что достигнуть этого нельзя иначе, как путем постоянной работы мысли. Когда человек много мыслит, когда он рассматривает не только внешние признаки поступков и действий своих ближних, но и ту внутреннюю историю, которая послужила подготовкой для них, то очень трудно бывает оставаться в роли обвинителя, хотя бы внешние признаки известного действия и возбуждали негодование. Коль скоро мысль объясняет и очищает действие от запутывающих его примесей, сердце не может не растворяться и не оправдывать. Преступники исчезают; их место занимают "несчастные", и по поводу этих "несчастных" горит, томится и изнывает добрая человеческая душа.
Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин .
Юлия Друнина — удивительная поэтесса, талант которой позволил ей очень просто и метко описывать собственные переживания, ужасы военного времени и, конечно, романтические отношения. Строки стихов Юлии Друниной оказались настолько близки каждому человеку, что до сих пор остаются актуальными. «Баллада о десанте», «Ты — рядом, и все прекрасно», «Зинка», «Осень», «Знаешь» - эти и другие стихотворения по сей день заставляют читателей переживать чувства, которые вложила в них поэтесса.
Будущая поэтесса родилась в Москве 10 мая 1924 года. Отец девочки работал учителем истории, мать — библиотекарем. Юлия ходила в ту же школу, где преподавал отец.
Творческий дар девочки раскрылся еще в детстве: маленькая Юлия писала стихи о любви и природе, представляя рядом очаровательного принца и переносясь в воображении в дальние страны, которых даже не видела. Также Юлия посещала литературный кружок и неоднократно участвовала в конкурсах поэтов.
К сожалению, будущее оказалось совсем не таким безоблачным, как в стихотворениях. Война внесла свои правки в биографию Юлии Друниной. Едва окончив школу, девушка записалась добровольцем в санитарную дружину. Юлии пришлось скрыть информацию о возрасте, соврав, что уже достигла совершеннолетия.
Девушку отправили работать санитаркой в глазной госпиталь. Суровое время диктовало собственные правила: кроме прямых обязанностей, врачи и санитары помогали добровольным отрядам строить оборонительные сооружения. Спустя некоторое время Юлия Друнина была ранена на фронте.
Оправившись, девушка поступила в Школу младших авиаспециалистов. По окончании отправилась на Дальний Восток в штурмовую роту. Там Юлию настигло известие о смерти отца. Друнина отправилась в столицу на похороны. На Дальний Восток девушка не вернулась, добившись перевода на западный фронт.
Так Юлия Друнина оказалась в белорусском Гомеле, присоединившись к стрелковой дивизии. Спустя некоторое время девушка вновь получила ранение. Поправившись, девушка вернулась на фронт, воевала сначала в Белоруссии, а затем в Прибалтике. В 1944 году из-за сильной контузии Юлию Друнину признали негодной к военной службе. Девушка вернулась в Москву.
Война оставила неизгладимый след в душе Юлии Друниной. Страх, невыразимое горе и постоянные лишения — это девушка выразит в многочисленных стихах о войне.
«Я родом не из детства — из войны», - напишет Друнина.
В столице девушка начала ходить на лекции в Литературный институт. Вступительные экзамены Друнина не сдавала, однако поэтессе разрешили остаться вольным слушателем. Уже в начале 1945-го в журнале «Знамя» появились первые взрослые стихотворения Юлии Друниной, а спустя три года, в 1948-м, вышла первая книга под названием «В солдатской шинели».
В 1947-м Юлию Друнину официально приняли в Союз писателей. Это стало не только признанием таланта поэтессы, но и поддержало Юлию материально.
Следующая книга Друниной вышла в свет в 1955-м. Это был сборник под названием «Разговор с сердцем». Вскоре появляются книги «Ветер с фронта», «Современники» и «Тревога». Стихотворения моментально становились популярными, трогательные строки оказывались близкими и родными каждому человеку, прошедшему через тяготы и ужасы войны.
Когда в 1967 году Юлия Друнина приехала в ФРГ, журналисты спросили поэтессу, каким образом ей удалось сохранить женственность после того, что пришлось пережить. Юлия ответила с достоинством, подчеркнув, что именно за эту женственность, которая, по сути, есть материнство, ради спокойствия детей и погибали люди на войне.
В 1970-х вышли сборники стихов «Окопная звезда», «Бабье лето», «Я родом из детства». Фото и стихотворения поэтессы часто появлялись на страницах газет и журналов. Также Юлия Друнина написала прозаическую повесть «Алиска» - трогательное произведение о лисенке, которого принесли домой. В 1979 году Юлия Друнина выпустила автобиографическую книгу «С тех вершин...».
В 1990-м Юлию Друнину избрали депутатом Верховного Совета. Женщина была полна решимости отстаивать права людей, прошедших Великую Отечественную войну, а также войну в Афганистане. Однако скоро поэтесса осознала, по собственному признанию, что депутатская должность на самом деле бесполезна для каких-либо практических действий. После этого Юлия Друнина покинула депутатский корпус.
Первая влюбленность Юлии Друниной пришлась на военные годы: судя по всему, девушка влюбилась в командира дивизии и даже посвятила этому мужчине несколько стихотворений. К сожалению, имя этого человека неизвестно, в стихах же Юлия называет кумира Комбатом. Судьба военного также доподлинно неизвестна, но если судить по произведениям Друниной, Комбат погиб на фронте, подорвавшись на мине.
В 1944 году в личной жизни Юлии Друниной открылась новая страница: девушка познакомилась с Николаем Старшиновым, также поэтом. Влюбленные два года прожили вместе, а затем поженились. Вскоре у Юлии и Николая родилась дочь. Девочку назвали Елена. К сожалению, в 1960-м этот брак распался.
Дело в том, что Юлия Друнина встретила другого мужчину, в которого влюбилась. Избранником поэтессы стал Алексей Каплер, известный сценарист. Юлия не смогла скрывать измену от супруга и попросила о разводе. Позже женщина признавалась, что это чувство было дано свыше. В 1979 году Алексей Каплер умер, после чего Юлия Друнина долго не могла прийти в себя. Смерть Юлии Друниной оказалась трагичной. Поэтесса покончила с собой. Беда случилась 20 ноября 1991 года.
Все произошло после развала Советского Союза. Страна и идеалы, за которые воевала Юлия Друнина, то, во что верилось, мигом оказалось разрушенным. В одной из предсмертных записок поэтесса призналась, что не в состоянии жить в ужасном новом мире, построенном для дельцов.
Юлия Друнина открыла выхлопную трубу в своем «Москвиче» и заперлась в гараже. В последней записке женщина попросила похоронить ее рядом с Алексеем Каплером на Старокрымском кладбище.
***
Доброта
Стираются лица и даты,
Но все ж до последнего дня
Мне помнить о тех, что когда-то
Хоть чем-то согрели меня.
Согрели своей плащ-палаткой,
Иль тихим шутливым словцом,
Иль чаем на столике шатком,
Иль попросту добрым лицом.
Как праздник, как счастье, как чудо
Идет доброта по земле.
И я про нее не забуду,
Хотя забываю о зле.
***
Бинты
Глаза бойца слезами налиты,
Лежит он, напружиненный и белый,
А я должна приросшие бинты
С него сорвать одним движеньем смелым.
Одним движеньем – так учили нас.
Одним движеньем – только в этом жалость…
Но встретившись со взглядом страшных глаз,
Я на движенье это не решалась.
На бинт я щедро перекись лила,
Стараясь отмочить его без боли.
А фельдшерица становилась зла
И повторяла: "Горе мне с тобою!
Так с каждым церемониться – беда.
Да и ему лишь прибавляешь муки".
Но раненые метили всегда
Попасть в мои медлительные руки.
Не надо рвать приросшие бинты,
Когда их можно снять почти без боли.
Я это поняла, поймешь и ты…
Как жалко, что науке доброты
Нельзя по книжкам научиться в школе!
***
Я принесла домой с фронтов России
Веселое презрение к тряпью —
Как норковую шубку, я носила
Шинельку обгоревшую свою.
Пусть на локтях топорщились заплаты,
Пусть сапоги протерлись — не беда!
Такой нарядной и такой богатой
Я позже не бывала никогда...
***
Любовь
Опять лежишь в ночи, глаза открыв,
И старый спор сама с собой ведешь.
Ты говоришь:
- Не так уж он красив! -
А сердце отвечает:
- Ну и что ж!
Все не идет к тебе проклятый сон,
Все думаешь, где истина, где ложь...
Ты говоришь:
- Не так уж он умен! -
А сердце отвечает:
- Ну и что ж!
Тогда в тебе рождается испуг,
Все падает, все рушится вокруг.
И говоришь ты сердцу:
- Пропадешь!-
А сердце отвечает:
- Ну и что ж!
От его музыки перехватывает дыхание... Выдающийся виолончелист современности Stjepan Hauser / Степан Хаусер (Хорватия, 1986)
Музыка - это стенография чувств.
Л.Н. Толстой
Степан Хаусер (Stjepan Hauser)
Хорватский виолончелист Степан Хаусер родился (1986) в семье музыкантов и первые музыкальные навыки получил в раннем детстве. Обучался в Тринити-колледже в Дублине. Затем поступил в Королевский Северный музыкальный колледж в Манчестере, а позднее занимался в США под руководством виолончелиста Бернарда Гринхауза. Брал мастер-классы у известных виолончелистов, был последним учеником Мстислава Ростроповича.
В своей еще такой короткой карьере был удостоен первых премий на многочисленных национальных и международнх конкурсах. Выступал по всему миру, в большинстве стран Европы, Южной Африки, Новой Зеландии, Азии и США. Дебютировав в Лондоне (Wigmore Hall, Royal Albert Hall, South Bank Centre) с легендарным амстердамским Королевским оркестром Концертгебау (Concertgebouw). Дважды выступал для принца Чарльза в Букингемском дворце и Сент-Джеймсе.
Вместе с музыкантом Лукой Шуличем составляют известный виолончельный дуэт «2CELLOS». Группа стала известна в 2011 году, благодаря выложенной на YouTube видео кавер-версии песни Майкла Джексона «Smooth Criminal», которая стала мировой сенсацией.
Эйва Лавиния Гарднер, больше знакомая как Ава Гарднер, – ярчайшая голливудская звезда 1940-50-х годов ХХ столетия. Ее называют обладательницей «лица ангела и тела богини», красивейшей актрисой прошлого века, легендой мирового кинематографа.
Родилась голливудская звезда в Северной Каролине, в городке Смитфилд. Эйва – младший ребенок из семи отпрысков «табачных» фермеров Гарднеров. Родители – Йонас и Мэри – были необразованными людьми, единственная книга в их жилище – Библия. Ее главы вместе с проповедями матери-пуританки о грехе и добродетели дети слушали каждый день. Единственное светское развлечение юных Гарднеров – радиоприемник – включали по воскресеньям.
Ава росла красавицей, и мать удвоила порцию наставлений и табу для 16-летней дочери. Ей запрещалось пользоваться косметикой, носить новые платья и думать о чем-то, кроме учебы. После смерти отца атмосфера в доме стала невыносимой, провинциальный городок давил патриархальными нравами и скукой. Девушка дотянула до 18 лет и вырвалась из материнской опеки, как из клетки, на волю. Ава Гарднер поступила на курсы секретарш в соседнем городке.
Через год Ава отправилась в гости к сестре в Нью-Йорк. 19-летнюю Гарднер оглушил и поразил многомиллионный город. Она влюбилась в эту яркую, мерцающую миллионами огней, шумную жизнь и подумала, как бы хорошо остаться здесь. Кажется, наверху услышали страстную мечту провинциалки. Муж сестры – профессиональный фотограф Ларри Тэр - сделал несколько фото Авы для витрины фотоателье
Будущая звезда Голливуда не имела о профессии ни малейшего представления. Она не умела двигаться, танцевать, петь, играть. Южный говор Авы раздражал режиссеров, но первые пробы показали, что Гарднер великолепна на экране. Все, кто видел девушку, теряли дар речи, мигом забывая о недостатках..Первые пять лет Ава Гарднер появлялась в эпизодах и ролях второго плана. Карьера буксовала. Прорыв случился в 1946 году: впервые Аве доверили главную роль в нуар-триллере «Убийцы». Зрители и критики заговорили об актерских способностях девушки: ранее обсуждалась исключительно внешность. В следующих картинах – мелодраме жанра нуар «Сингапур» и детективе «Подкуп» – южанка снова сыграла главных героинь.В 1951-м Ава Гарднер снялась в детективной мелодраме «Пандора и Летучий Голландец», где появилась в тандеме с Марио Кабре. Артистка влюбилась в Испанию, где проходили съемки. Позже, после расставания с Фрэнком Синатрой, она 8 лет прожила в испанском городке Тосса-де-Мар. В память о звезде в 1992 году тут появилась бронзовая статуя Гарднер.
Слава обрушилась на Аву Гарднер в 1952-м, когда на экраны вышла драма Генри Кинга «Снега Килиманджаро» – экранизация рассказа Эрнеста Хемингуэя. Эйва сыграла Синтию Грин – возлюбленную героя Грегори Пека. Фильм попал в номинацию кинопремии «Оскар» и наделал много шума. Актриса проснулась знаменитой, ее впервые назвали голливудской звездой, ведь на Аллее славы появились отпечатки ладоней Авы
Следующий год принес Аве Гарднер проект, укрепивший артистку на киноолимпе. Она снялась в приключенческой мелодраме Джона Форда «Могамбо», где появилась в блистательной компании Кларка Гейбла и Грейс Келли. Фильм «Могамбо» выдвинули на премию BAFTA, он принес актрисе номинацию на «Оскар»..
В 1960-х голливудская актриса снялась в военной драме «55 дней в Пекине», политическом триллере «Семь дней в мае» и драме «Ночь игуаны». Черно-белый фильм – экранизация пьесы Теннесси Уильямса «Ночь игуаны» – получил главную кинопремию за дизайн костюмов, а Гарднер, появившаяся на экране с Ричардом Бертоном, попала в номинации «Золотого глобуса» и BAFTA. Заметным проектом середины 1960-х стала драматическая лента «Библия». Это экранизация нескольких библейских историй. Гарднер сыграла Сарру, жену Авраама
.Личная жизнь
На брюнетку, появившуюся на киностудии, обратил внимание первый ловелас MGM, оскароносный Микки Руни. Актер не давал Аве прохода, осыпал подарками, но воспитанная в пуританской семье девушка демонстрировала непривычную в мире шоу-бизнеса чопорность. Чтобы заполучить Гарднер, Руни пришлось жениться на красавице. Но менять устоявшийся образ жизни Микки не собирался: Ава, мечтавшая о семье и детях, проводила вечера в одиночестве. Гарднер, славившаяся решительным характером, поставила точку в брачном союзе со звездой через полтора года. Мольбы Руни, обещания измениться не возымели действия.
После расставания с мужем Ава Гарднер приняла ухаживания миллионера-авиатора Говарда Хьюза. Промышленник увлекся звездой всерьез, хотя о его любовных похождениях ходили легенды. Богач осыпал киноактрису подарками, стоившими баснословных денег. У Авы появился дом, Хьюз дарил ей коробки от обуви, наполняя их драгоценностями. Но вскоре опека Говарда Хьюза показалась Аве преследованием: каждое движение актрисы фиксировали агенты ревнивого миллионера
На съемочной площадке Ава Гарднер познакомилась с музыкантом-интеллектуалом Арти Шоу, полным антиподом прежним мужчинам, увивавшимся за ней. Но в браке с Арти Ава протянула полгода: она изнывала от скуки. Позже она поделилась, что семейная жизнь с Шоу оказалась скучнее, чем учеба в колледже. Супруги развелись в том же 1945 году, что и поженились
.
После второго развода голливудская звезда пустилась во все тяжкие. На какое-то время она вернулась к Говарду Хьюзу. Следствием кратковременной связи с коллегой Говардом Даффом оказалась беременность. Прервав ее, Гарднер осталась бесплодной. Узнав об этом, женщина погрузилась в депрессию. Мечты о семье и детях растаяли, Ава пристрастилась к спиртному
.Жизнь Гарднер изменилась после встречи с Фрэнком Синатрой, главной любовью. Голливудский сердцеед был женат, у него подрастало трое детей. Но в 1951 году Синатра, боясь потерять Аву, разорвал брачные узы и через три дня женился на Гарднер. Жизнь пары напоминала корриду. Они ссорились, скандалили и бурно мирились. Ава Гарднер и ее возлюбленный прописались в колонке скандалов всех таблоидов. Но Синатра по-прежнему не пропускал ни одной юбки. Роман Синатры с Мэрилин Монро Гарднер не простила и уехала в Испанию.
Испанский период жизни Авы Гарднер ознаменовался дружбой с Хемингуэем. Вместе они наслаждались корридой, пока актрису не поранил бык. Разорванная щека заживала полгода, Ава отказывалась от съемок и ролей. Предложения от режиссеров поступали все реже. Актриса искала уединения – она старела и тяжело переживала изменения. В середине 1960-х звезда покинула яркий Мадрид, сменив его на дождливый Лондон, где можно раствориться в толпе.
В середине 1980-х здоровье Гарднер пошатнулось. После двух инсультов Ава оказалась прикованной к постели. Рядом с ней были пожилая домработница и любимый пес. Навещали угасшую звезду давний друг Грегори Пек и Синатра, оплачивавший лечение.
67-летней актрисы не стало в январе 1990 года: она умерла от пневмонии, проронив: «Как я устала». Синатра погасил долги бывшей супруги, позаботился о похоронах, но проститься не приехал. Грегори Пек забрал домработницу Авы и собаку.
Арканджело Корелли (итал. Arcangelo Corelli; 17 февраля 1653, Равенна — 8 января 1713, Рим) — выдающийся итальянский скрипач и композитор.
Арканджело Корелли родился 17 февраля 1653 года в городке Фузиньяно. Первая половина его жизни известна мало; достоверно, что он был учеником певца Папской капеллы в Риме М. Симонелли (после 1618—1696, ученик В. Мадзокки), скрипачей Дж. Бенвенути, Л. Бруньоли (ученики Э. Гайбары), и, вероятно, Б. Дж. Лауренти и Дж. Б. Бассани. С 1681 и до своей смерти жил в Риме у мецената кардинала Оттобони, не нуждаясь ни в чём.
Сочинения Корелли долго сохраняли ценность как прекрасное руководство к изучению игры в широком стиле. Корелли писал сонаты для скрипки (исполнявшиеся в то время в церкви, почему Корелли и называет их «Sonate di chiesa»), concerti grossi и др. Корелли содействовал развитию формы скрипичного концерта. Он достиг в своём творчестве классического совершенства, выступая как скрипач, руководя лучшими капеллами, сочиняя для скрипки и обучая игре на этом инструменте.
Собрание сольных скрипичных сонат Корелли венчает «Фолия» — двадцать три вариации на тему народного испано-португальского происхождения.
Корелли-композитор неотделим от Корелли-исполнителя. По свидетельству его учеников и современников, исполнительский стиль Корелли отличался исключительной выразительностью и благородством. Он умел быть лиричным, задумчивым и сосредоточенным, и наряду с этим — взволнованным, патетичным и стремительным.
Арканджело Корелли умер 8 января 1713 года в Риме.
Воздействие Арканджело Корелли на музыку современников и композиторов последующих поколений было очень велико. Достаточно назвать Тартини и Вивальди в Италии, Куперена, Рамо и Леклера во Франции, Генделя и Баха, Телемана в Германии, Экклза в Англии, Бенда в Чехии.
Пусть цитаты не делают нас умней, но некоторые из них заставляют задуматься о чём-то. _Марина Цветаева
Человеку надо совсем немного: чтобы тишина на сердце была, под ногами клочок луга, над головой кусочек неба синего и чтобы обязательно было с кем поделиться - и печалью, и радостью.
•••
А что самое трудное в жизни? - Самое трудное - не обидеть человека. Бережность к другому подобна солнцу, от которого непрерывно льётся в окружающий мир жизненное тепло. В этих лучах легко и хорошо каждому, кто попадает в их поток. Тончайшее душевное свойство человека — бережность, наполняет тем же теплом и того, кто излучает этот невидимый свет.
•••
Я по жизни своей потихоньку бреду, повстречав на пути и любовь, и беду. Мне немало ошибок пришлось совершить, что поделаешь, с ними приходится жить...
•••
Люди смотрели на меня со своей колокольни, в то время, как я была на своей. Вот почему я никого не хочу судить. Господь - Судия! Не мы.
Нонна Викторовна Мордюкова (настоящее имя — Ноябрина; 25 ноября 1925, Константиновка, Украинская ССР, СССР — 6 июля 2008, Москва, Россия) — советская российская актриса кино. Лауреат Сталинской премии первой степени (1949). Лауреат Государственной премии РСФСР имени братьев Васильевых (1973). Народная артистка СССР
Родители Нонны Мордюковой: отец Виктор Константинович и мать Ирина Петровна Мордюковы.
Детство провела в селе Глафировка Краснодарского края, где её мать Ирина Петровна Мордюкова была председателем колхоза, отличалась прекрасными вокальными данными, любила петь душевные романсы и русские народные песни.
Отец — Виктор Константинович был военным, уйдя добровольцем на фронт, вернулся без ноги. Нонна была старшим ребёнком. У родителей было ещё двое сыновей и три дочери. С детства ей приходилось тяжело работать наравне со взрослыми и воспитывать своих младших сестёр и братьев
Ноябрина (1-й ряд, в центре) с сёстрами и братьями, 1930-е годы
Ещё с детских лет мечтала сниматься в кино. Увидев девушкой фильм «Богдан Хмельницкий», влюбилась в главного героя в исполнении Н. Д. Мордвинова и решила стать актрисой. Написала ему письмо, спросив: «Как выучиться на Любовь Орлову?».
В июне 1941 года, когда ещё не было известно о войне, актёр ответил: «Закончите обязательно школу, получите аттестат и приезжайте в Москву, найдите меня».
В 1942 году, во время оккупации войсками нацистской Германии Краснодарского края в годы войны, семье не удалось эвакуироваться. Возникла опасность насильственной отправки на принудительные работы в Германию. Семье Нонны пришлось скрываться на отдалённом хуторе Труболет (ныне — Новоурупский) Отрадненского района.
В 1943 году они переехали в станицу Отрадную Краснодарского края.
В 1944 году, когда семья распалась, мать вместе с детьми перебралась в Ейск
В 1945 году отправилась в Москву и поступила во ВГИК, в актёрскую мастерскую Б. В. Бибикова и О. П. Пыжовой. Окончила его в 1950 году.
Дебют в кино — роль Ульяны Громовой в фильме «Молодая гвардия», 1948 год.
В 1948 году, будучи студенткой ВГИКа, дебютировала в кино в роли Ульяны Громовой в фильме режиссёра С. А. Герасимова «Молодая гвардия», снятом по одноимённому роману писателя А. А. Фадеева. Эта роль принесла начинающей актрисе всесоюзную известность.
В 1950—1991 годах — актриса Театра-студии киноактёра.
За всё время своей творческой карьеры снялась во множестве кинофильмов. Среди самых известных её работ: «Молодая гвардия» (1948), «Чужая родня» (1955), «Простая история» (1960), «Председатель» (1964), «Женитьба Бальзаминова» (1964), «Комиссар» (1967), «Бриллиантовая рука» (1968), «Журавушка» (1968), «Родня» (1981).
После распада СССР Мордюкова постепенно ушла из кино, потому что ей перестали нравится сюжеты предлагаемых фильмов. В 1999 году после пятилетнего простоя она снялась в фильме «Мама» Дениса Евстигнеева. Несмотря на то, что фильм и её игра были положительно оценены кинокритиками, больше Мордюковой приглашений в кино не поступало…
В последние годы долго и тяжело болела (сахарный диабет). В субботу, 5 июля 2008 года была доставлена в Центральную клиническую больницу. Вечером 6 июля 2008 года скончалась на 83-м году жизни. Отпевание актрисы произошло 9 июля 2008 года в храме Спаса Нерукотворного Образа на Сетуни. Похоронена в тот же день на Кунцевском кладбище рядом с могилой сына В. Тихонова.
✨Онегин Гаджикасимов. Человек, перекроивший не только судьбу, но и жизнь.
… я пылок, скор, кипуч, мятежен, Порой уныл, порой речист; Но сердцем радостен и нежен, Но в чувствах искренен и чист. Задорен, буен, своенравен, — От дедов принял этот склад ***
Мои пороки — их пороки, Большие ль, малые, — Бог весть; Но жизнь дала-таки уроки… — И можно смело все зачесть…
Иван Шмелев
Очень боюсь фанатиков. Этаких «юношей бледных со взором горящим», поглощенных своей идеей. Фанатики — очень жестокие люди, фанатизм будто вводит в их кровь вакцину невосприимчивости к любой боли: своей и чужой. Тот, кому себя не жаль, будет ли жалеть других?.. За ярую приверженность своей идее, мечте, убеждениям ли — не остановится ни перед чем. Идея перемолотит и его самого, и окружение.
Потому всякий раз, когда вижу «святую одержимость и пылающий блеск в глазах», сразу вспоминаю Мцыри: «…он знал одной лишь думы власть, одну, но пламенную страсть». И скорей — ноги в руки — стараюсь убежать.
Зацикленность на чем-либо одном никогда и ничем хорошим не заканчивалась. Правда, у некоторых такая «святая одержимость» вызывает умиление. Людское (особенно женское) сознание сразу производит фанатично одержимого в «херои». Мол, такую преданность идее ли, человеку ли, работе ли невозможно сымитировать, она, безусловно, подлинна. И начинаются славословия и истерично-судорожные вздохи восхищения. Читать далее
Выдающийся немецкий композитор, органист и клавесинист Иоганн Себастьян Бах (Johann Sebastian Bach) родился 21 марта 1685 года в городе Эйзенахе, Тюрингия, Германия. Он принадлежал к разветвленному немецкому роду, большинство представителей которого на протяжении трех столетий были профессиональными музыкантами в Германии. Начальное музыкальное образование (игра на скрипке и клавесине) Иоганн Себастьян получил под руководством отца – придворного музыканта.
В 1695 году после смерти отца (мать умерла ранее) мальчик был взят в семью старшего брата Иоганна Кристофа, служившего церковным органистом при Санкт-Михаэлис-кирхе в Ордруфе.
В 1700-1703 годах Иоганн Себастьян учился в школе церковных певчих в Люнебурге. Во время учебы посетил Гамбург, Целле и Любек для знакомства с творчеством знаменитых музыкантов своего времени, новой французской музыкой. В эти же годы он написал свои первые произведения для органа и клавира.
В 1703 году Бах работал в Веймаре в качестве придворного скрипача, в 1703-1707 годах ‒ церковным органистом в Арнштадте, затем с 1707 года по 1708 год — в Мюльхазенской церкви. Его творческие интересы были сосредоточены тогда главным образом на музыке для органа и клавира.
В 1708-1717 годах Иоганн Себастьян Бах служил придворным музыкантом у герцога Веймарского в Веймаре. В этот период он создал многочисленные хоральные прелюдии, органную токкату и фугу ре-минор, пассакалью до-минор. Композитор написал музыку для клавира, более 20 духовных кантат.
В 1717-1723 годах Бах служил у герцога Анхальт-Кетенского Леопольда в Кетене. Здесь были написаны три сонаты и три партиты для скрипки соло, шесть сюит для виолончели соло, Английские и Французские сюиты для клавира, шесть Бранденбургских концертов для оркестра. Особый интерес представляет сборник "Хорошо темперированный клавир" – 24 прелюдии и фуги, написанные во всех тональностях и на практике доказывающие преимущества темперированного музыкального строя, вокруг утверждения которого шли горячие споры. Впоследствии Бах создал второй том "Хорошо темперированного клавира", также состоящего из 24 прелюдий и фуг во всех тональностях.
В Кетене начата "Нотная тетрадь Анны Магдалены Бах", включающая наряду с пьесами разных авторов пять из шести "Французских сюит". В эти же годы создавались "Маленькие прелюдии и фугетты. Английские сюиты, Хроматическая фантазия и фуга" и другие клавирные сочинения. В этот период композитор написал ряд светских кантат, в большинстве своем не сохранившихся и получивших вторую жизнь уже с новым, духовным текстом.
В 1723 году состоялось исполнение его "Страстей по Иоанну" (вокально-драматическое произведение, основанное на евангельских текстах) в церкви Святого Фомы в Лейпциге.
В том же году Бах получил должность кантора (регента и учителя) в церкви святого Фомы в Лейпциге и школе при этой церкви.
В 1736 году Бах получил от дрезденского двора титул королевско-польского и саксонского курфюрстского придворного композитора.
В этот период композитор достиг вершин мастерства, создавая великолепные образцы в разных жанрах, – духовную музыку: кантаты (сохранилось около 200), "Магнификат" (1723), мессы, в том числе бессмертная "Высокая месса" си-минор (1733), "Страсти по Матфею" (1729); десятки светских кантат (среди них — комические "Кофейная" и "Крестьянская"); произведения для органа, оркестра, клавесина, среди последних – "Ария с 30 вариациями" ("Гольдберг-вариации", 1742). В 1747 году Бах написал цикл пьес "Музыкальные приношения", посвященный прусскому королю Фридриху II. Последней работой композитора стало произведение "Искусство фуги" (1749-1750) – 14 фуг и четыре канона на одну тему.
Иоганн Себастьян Бах – крупнейшая фигура мировой музыкальной культуры, его творчество представляет собой одну из вершин философской мысли в музыке. Свободно скрещивая черты не только разных жанров, но и национальных школ, Бах создал бессмертные шедевры, стоящие над временем.
В конце 1740-х годов здоровье Баха ухудшилось, особенно беспокоила резкая потеря зрения. Две неудачные операции по удалению катаракты привели к полной слепоте.
Последние месяцы своей жизни он провел в затемненной комнате, где сочинил последний хорал "Пред престолом Твоим предстою", продиктовав его своему зятю – органисту Альтниколю.
28 июля 1750 года Иоганн Себастьян Бах скончался в Лейпциге. Он был похоронен на кладбище у церкви Святого Иоанна. Из-за отсутствия памятника его могила вскоре была затеряна. В 1894 году останки были найдены и перезахоронены в каменном саркофаге в церкви Святого Иоанна. После разрушения церкви от бомбежек во время Второй мировой войны, его прах был сохранен и перезахоронен в 1949 году в алтаре церкви Святого Фомы.
При жизни Иоганн Себастьян Бах пользовался известностью, но после смерти композитора его имя и музыка были забыты. Интерес к творчеству Баха возник лишь в конце 1820-х годов, в 1829 году композитором Феликсом Мендельсоном-Бартольди в Берлине было организовано исполнение "Страстей по Матфею". В 1850 году было создано Баховское общество, стремившееся выявить и опубликовать все рукописи композитора – за полвека было издано 46 томов.
При посредничестве Мендельсона-Бартольди в 1842 году в Лейпциге был воздвигнут первый памятник Баху перед зданием старинной школы при церкви Святого Фомы.
В 1907 году был открыт музей Баха в Эйзенахе, где родился композитор, в 1985 году – в Лейпциге, где он скончался.
Иоганн Себастьян Бах был дважды женат. В 1707 году он сочетался браком со своей кузиной Марией Барбарой Бах. После ее смерти в 1720 году, в 1721 году композитор женился на Анне Магдалене Вилькен. У Баха было 20 детей, но только девять из них пережили отца. Четверо сыновей стали композиторами – Вильгельм Фридеман Бах (1710-1784), Карл Филипп Эммануил Бах (1714-1788), Иоганн Кристиан Бах (1735-1782), Иоганн Кристоф Бах (1732-1795).
Мы шли по большой дороге, а они косили в молодом березовом лесу поблизости от нее — и пели.
Это было давно, это было бесконечно давно, потому что та жизнь, которой все мы жили в то время, не вернется уже вовеки.
Они косили и пели, и весь березовый лес, еще не утративший густоты и свежести, еще полный цветов и запахов, звучно откликался им.
Кругом нас были поля, глушь серединной, исконной России. Было предвечернее время июньского дня. Старая большая дорога, заросшая кудрявой муравой, изрезанная заглохшими колеями, следами давней жизни наших отцов и дедов, уходила перед нами в бесконечную русскую даль. Солнце склонялось на запад, стало заходить в красивые легкие облака, смягчая синь за дальними извалами полей и бросая к закату, где небо уже золотилось, великие светлые столпы, как пишут их на церковных картинах. Стадо овец серело впереди, старик-пастух с подпаском сидел на меже, навивая кнут... Казалось, что нет, да никогда и не было, ни времени, ни деления его на века, на годы в этой забытой — или благословенной — богом стране. И они шли и пели среди ее вечной полевой тишины, простоты и первобытности с какой-то былинной свободой и беззаветностью. И березовый лес принимал и подхватывал их песню так же свободно и вольно, как они пели.
Они были «дальние», рязанские. Они небольшой артелью проходили по нашим, орловским, местам, помогая нашим сенокосам и подвигаясь на низы, на заработки во время рабочей поры в степях, еще более плодородных, чем наши. И они были беззаботны, дружны, как бывают люди в дальнем и долгом пути, на отдыхе от всех семейных и хозяйственных уз, были «охочи к работе», неосознанно радуясь ее красоте и спорости. Они были как-то стариннее и добротнее, чем наши, — в обычае, в повадке, в языке, — опрятней и красивей одеждой, своими мягкими кожаными бахилками, белыми, ладно увязанными онучами, чистыми портками и рубахами с красными, кумачовыми воротами и такими же ластовицами.
Неделю тому назад они косили в ближнем от нас лесу, и я видел, проезжая верхом, как они заходили на работу, пополудновавши: они пили из деревянных жбанов родниковую воду, — так долго, так сладко, как пьют только звери да хорошие, здоровые русские батраки, — потом крестились и бодро сбегались к месту с белыми, блестящими, наведенными, как бритва, косами на плечах, на бегу вступали в ряд, косы пустили все враз, широко, играючи, и пошли, пошли вольной, ровной чередой. А на возвратном пути я видел их ужин. Они сидели на засвежевшей поляне возле потухшего костра, ложками таскали из чугуна куски чего-то розового.
Я сказал:
— Хлеб-соль, здравствуйте.
Они приветливо ответили:
— Доброго здоровья, милости просим!
Поляна спускалась к оврагу, открывая еще светлый за зелеными деревьями запад. И вдруг, приглядевшись, я с ужасом увидел, что то, что ели они, были страшные своим дурманом грибы-мухоморы. А они только засмеялись:
— Ничего, они сладкие, чистая курятина!
Теперь они пели: «Ты прости-прощай, любезный друг!» — подвигались по березовому лесу, бездумно лишая его густых трав и цветов, и пели, сами не замечая того. И мы стояли и слушали их, чувствуя, что уже никогда не забыть нам этого предвечернего часа и никогда не понять, а главное, не высказать вполне, в чем такая дивная прелесть их песни.
Прелесть ее была в откликах, в звучности березового леса. Прелесть ее была в том, что никак не была она сама по себе: она была связана со всем, что видели, чувствовали и мы, и они, эти рязанские косцы. Прелесть была в том несознаваемом, но кровном родстве, которое было между ими и нами — и между ими, нами и этим хлебородным полем, что окружало нас, этим полевым воздухом, которым дышали и они, и мы с детства, этим предвечерним временем, этими облаками на уже розовеющем западе, этим свежим, молодым лесом, полным медвяных трав по пояс, диких несметных цветов и ягод, которые они поминутно срывали и ели, и этой большой дорогой, ее простором и заповедной далью. Прелесть была в том, что все мы были дети своей родины и были все вместе и всем нам было хорошо, спокойно и любовно без ясного понимания своих чувств, ибо их и не надо, не должно понимать, когда они есть. И еще в том была (уже совсем не сознаваемая нами тогда) прелесть, что эта родина, этот наш общий дом была — Россия, и что только ее душа могла петь так, как пели косцы в этом откликающемся на каждый их вздох березовом лесу.
Прелесть была в том, что это было как будто и не пение, а именно только вздохи, подъемы молодой, здоровой, певучей груди. Пела одна грудь, как когда-то пелись песни только в России и с той непосредственностью, с той несравненной легкостью, естественностью, которая была свойственна в песне только русскому. Чувствовалось — человек так свеж, крепок, так наивен в неведении своих сил и талантов и так полон песнью, что ему нужно только легонько вздыхать, чтобы отзывался весь лес на ту добрую и ласковую, а порой дерзкую и мощную звучность, которой наполняли его эти вздохи. Они подвигались, без малейшего усилия бросая вокруг себя косы, широкими полукругами обнажая перед собою поляны, окашивая, подбивая округ пней и кустов и без малейшего напряжения вздыхая, каждый по-своему, но в общем выражая одно, делая по наитию нечто единое, совершенно цельное, необыкновенно прекраснее. И прекрасны совершенно особой, чисто русской красотой были те чувства, что рассказывали они своими вздохами и полусловами вместе с откликающейся далью, глубиной леса.
Конечно, они «прощались, расставались» и с «родимой сторонушкой», и со своим счастьем, и с надеждами, и с той, с кем это счастье соединялось:
Ты прости-прощай, любезный друг,
И, родимая, ах да прощай, сторонушка! —
говорили, вздыхали они каждый по-разному, с той или иной мерой грусти и любви, но с одинаковой беззаботно-безнадежной укоризной.
Ты прости-прощай, любезная, неверная моя,
По тебе ли сердце черней грязи сделалось! —
говорили они, по-разному жалуясь и тоскуя, по-разному ударяя на слова, и вдруг все разом сливались уже в совершенно согласном чувстве почти восторга перед своей гибелью, молодой дерзости перед судьбою и какого-то необыкновенного, всепрощающего великодушия, — точно встряхивали головами и кидали на весь лес:
Коль не любишь, не мил — Бог с тобою,
Коли лучше найдешь — позабудешь! —
и по всему лесу откликалось на дружную силу, свободу и грудную звучность их голосов, замирало и опять, звучно гремя, подхватывало:
Ах, коли лучше найдешь — позабудешь,
Коли хуже найдешь — пожалеешь!
В чем еще было очарование этой песни, ее неизбывная радость при всей ее будто бы безнадежности? В том, что человек все-таки не верил, да и не мог верить, по своей силе и непочатости, в эту безнадежность. «Ах, да все пути мне, мо́лодцу, заказаны!» — говорил он, сладко оплакивая себя. Но не плачут сладко и не поют своих скорбей те, которым и впрямь нет нигде ни пути, ни дороги. «Ты прости-прощай, родимая сторонушка!» — говорил человек — и знал, что все-таки нет ему подлинной разлуки с нею, с родиной, что куда бы ни забросила его доля, все будет над ним родное небо, а вокруг — беспредельная родная Русь, гибельная для него, балованного, разве только своей свободой, простором и сказочным богатством. «Закатилось солнце красное за темные леса, ах, все пташки приумолкли, все садились по местам!» Закатилось мое счастье, вздыхал он, темная ночь с ее глушью обступает меня, — и все-таки чувствовал: так кровно близок он с этой глушью, живой для него, девственной и преисполненной волшебными силами, что всюду есть у него приют, ночлег, есть чье-то заступничество, чья-то добрая забота, чей-то голос, шепчущий: «Не тужи, утро вечера мудренее, для меня нет ничего невозможного, спи спокойно, дитятко!» — И из всяческих бед, по вере его, выручали его птицы и звери лесные, царевны прекрасные, премудрые и даже сама Баба-Яга, жалевшая его «по его младости». Были для него ковры-самолеты, шапки-невидимки, текли реки молочные, таились клады самоцветные, от всех смертных чар были ключи вечно живой воды, знал он молитвы и заклятия, чудодейные опять-таки по вере его, улетал из темниц, скинувшись ясным соколом, о сырую Землю-Мать ударившись, заступали его от лихих соседей и ворогов дебри дремучие, черные топи болотные, пески летучие — и прощал милосердный Бог за все посвисты уда́лые, ножи острые, горячие...
Еще одно, говорю я, было в этой песне — это то, что хорошо знали и мы, и они, эти рязанские мужики, в глубине души, что бесконечно счастливы были мы в те дни, теперь уже бесконечно далекие — и невозвратимые. Ибо всему свой срок, — миновала и для нас сказка: отказались от нас наши древние заступники, разбежались рыскучие звери, разлетелись вещие птицы, свернулись самобраные скатерти, поруганы молитвы и заклятия, иссохла Мать-Сыра-Земля, иссякли животворные ключи — и настал конец, предел Божьему прощению.
Воскресный полдень. Помещик Камышев сидит у себя в столовой за роскошно сервированным столом и медленно завтракает. С ним разделяет трапезу чистенький, гладко выбритый французик, m-r Шампунь. Этот Шампунь был когда-то у Камышева гувернёром, учил его детей манерам, хорошему произношению и танцам, потом же, когда дети Камышева выросли и стали поручиками. Шампунь остался чем-то вроде бонны мужского пола. Обязанности бывшего гувернера не сложны. Он должен прилично одеваться, пахнуть духами, выслушивать праздную болтовню Камышева, есть, пить, спать — и больше, кажется, ничего. За это он получает стол, комнату и неопределённое жалованье.
Соломон (по-еврейски его имя звучит «Шломо» и означает «мирный», «богатый миром») – знаменитый израильский царь (примерно 1015-975 г.г. до Р.Х).
О нем можно прочитать в Третьей Книге Царств, Первой и Второй книгах Паралипоменон (все входят в состав Ветхого Завета).
Его родители – израильский царь Давид (знаменитый автор псалмов) и Вирсавия (изначально жена Урии, одного из подданных Давида). Наставник Соломона – пророк Нафан.
В самом начале царствования Соломон принес большую жертву и увидел во сне Бога, который предложил ему просить что угодно. Царь попросил разума, чтобы уметь судить и управлять. За это Бог дал ему не только разум, но «и богатство, и славу» (3 Цар 3:12-15).
Самое первое проявление мудрости – разрешение спора между двумя женщинами ( 3 Цар 3:16-27). Они были блудницы жили в одном доме и почти одновременно родили детей. Ночью один из младенцев умер, и одна из женщин поменяла детей. Наутро она отрицала факт подмены, и женщины пришли к царю. Соломон велел рассечь мечом пополам живого младенца и отдать каждой по половине. Одна из женщин согласилась на это, а вторая сказала – нет, отдайте ребенка, только не убивайте. Так стало ясно, что именно она – мать живого младенца, а первая действительно поменяла детей.
Соломон был женат на дочери египетского царя, а также имел множество наложниц, в том числе чужестранок, которым разрешил поклоняться своим богам. В наказание за это Бог воздвигал против царя мятежников, а над самим Соломоном был произнесен суд о том, что после его смерти царство разделится, а его сын (Ровоам) будет царствовать только над его малой частью (3Цар 11:9 и далее).
Для управления делами Соломон разделил Израильское царство на 12 областей (независимо от деления на колена), для защиты от врагов составил многочисленное войско с колесницами и всадниками и основал города-гарнизоны для запасов. Он посылал корабли в дальние экспедиции и показывал народу диковины, которые привозили из разных стран. Всех царей Соломон превосходил богатством и мудростью (3 Цар 10:23).
Две знаменитые постройки Соломона – храм, который воздвигался семь лет, после чего был освящен перенесением в него ковчега завета, обильным жертвоприношением и торжественной молитвой царя (3 Цар 8:1) и дворец, который строился на протяжении тринадцати лет и поражал многочисленностью построек и роскошью. Обратная сторона этой роскоши – тяжелые подати, которые царь возложил на Израиль.
После 40-летнего царствования над всем Израилем Соломон «почил с отцами своими» и был погребен в городе Давидовом (3 Цар 11:43), то есть в Вифлееме.
Судя по заголовку 126 псалма, Соломон – его автор. Он также составил значительно число притчей в книге Притчей Соломоновых и традиционно считается автором книг Екклезиаста и Песни Песней (Все входят в состав Ветхого завета).
А ВОТ ЧТО ГОВОРИТ СВЯЩЕННОЕ ПИСАНИЕ О ПРИЧИНЕ ПАДЕНИЯ ЦАРЯ СОЛОМОНА.
(3 Царств 11:1-13)
"И полюбил царь Соломон многих чужестранных женщин, кроме дочери фараоновой, Моавитянок, Аммонитянок, Идумеянок, Сидонянок, Хеттеянок, из тех народов, о которых Господь сказал сынам Израилевым: ‘не входите к ним, и они пусть не входят к вам, чтобы они не склонили сердца вашего к своим богам’; к ним прилепился Соломон любовью. И было у него семьсот жен и триста наложниц; и развратили жены его сердце его. Во время старости Соломона жены его склонили сердце его к иным богам, и сердце его не было вполне предано Господу Богу своему, как сердце Давида, отца его. И стал Соломон служить Астарте, божеству Сидонскому, и Милхому, мерзости Аммонитской. И делал Соломон неугодное пред очами Господа и не вполне последовал Господу, как Давид, отец его. Тогда построил Соломон капище Хамосу, мерзости Моавитской, на горе, которая пред Иерусалимом, и Молоху, мерзости Аммонитской. Так сделал он для всех своих чужестранных жен, которые кадили и приносили жертвы своим богам. И разгневался Господь на Соломона за то, что он уклонил сердце свое от Господа Бога Израилева, Который два раза являлся ему и заповедал ему, чтобы он не следовал иным богам; но он не исполнил того, что заповедал ему Господь Бог. И сказал Господь Соломону: за то, что так у тебя делается, и ты не сохранил завета Моего и уставов Моих, которые Я заповедал тебе, Я отторгну от тебя царство и отдам его рабу твоему; но во дни твои Я не сделаю сего ради Давида, отца твоего; из руки сына твоего исторгну его; и не все царство исторгну; одно колено дам сыну твоему ради Давида, раба Моего, и ради Иерусалима, который Я избрал. "
Имя Микаэла Таривердиева больше знают по музыке к популярным фильмам, таким как «Семнадцать мгновений весны», «Ирония судьбы». Но помимо того, что он написал музыку к 132 кинофильмам, он ещё и автор камерных вокальных циклов, четырёх балетов, четырёх опер, органной музыки. Ученик Арама Хачатуряна (закончил класс композиции Государственного педагогического института имени Гнесиных в 1957 году), он дебютировал как композитор в Большом зале Московской консерватории — его романсы исполнила прославленная камерная певица Зара Долуханова.
Им написаны три концерта для органа «Кассандра», «Полифоническая тетрадь», «Десять хоральных прелюдий», Симфония для органа «Чернобыль», в которой нашли отражение впечатления от поездки в Чернобыль вскоре после аварии. Среди сочинений Таривердиева также два концерта для скрипки с оркестром и «Концерт в романтическом стиле для альта и струнного оркестра», написанный композитором по заказу альтиста и дирижера Юрия Башмета.
Его музыку обычно узнают с первых тактов. Независимо, в каком жанре она написана — будь то музыка в кино, театре, опера или романс.
Сонеты Шекспира (1982)
1. Любовь слепа
2. Мешать соединению двух сердец
3. Сонет о яблоке
4. Люблю
5. Я виноват
6. Сонет о покинутой любви
7. Пылающую голову рассвет
8. Увы, мой стих
Сегодня исполнится 80 лет со дня рождения Владимира Высоцкого. Знаменитого певца, поэта и актера роднят с Киевом не только творческие выступления, но и семейные корни.
КИЕВЛЯНЕ ВЫСОЦКИЕ
Владимир Высоцкий, как известно, родился 25 января 1938 года в Москве. Но его род по отцовской линии тесно связан с Киевом. Сюда еще в 1911 году приехал поступать в Коммерческий институт его дед Вольф Шлиомович Высоцкий - уроженец Бреста. Здесь он на время оставил учебу, чтобы отслужить год вольноопределяющимся в 165-м пехотном Луцком полку. Здесь же Вольф в 1915 году женился на красавице из Житомира Доре Бронштейн. Киевским студентом стал и брат Высоцкого-деда Леон Высоцкий.
У Вольфа и Доры в Киеве появились на свет два сына - Семен и Алексей. Между прочим, во многих биографиях Владимира Высоцкого указано, что Семен, его отец, родился в 1915-м, но это неверно. Дату потом "подкорректировали" родители, чтобы мальчик раньше пошел учиться. Достоверная метрическая запись о рождении Семена Высоцкого датирована 18 июня (1 июля) 1916 года.
Со временем Вольф Высоцкий русифицировал свое имя-отчество и стал Владимиром Семеновичем. Таким образом его легендарный внук оказался полным тезкой деда.
Дом на бульваре Тараса Шевченко, 46, - один из киевских адресов семьи Высоцких. Фото: автор.
ДЕДУШКИНА АНКЕТА
Среди малоизвестных документов, сохранившихся до нашего времени в архиве, - анкета, заполненная Владимиром Высоцким-старшим в феврале 1922 года. В то время он учился в Киевском институте народного хозяйства на техническом (промышленном) факультете.
Первые пункты анкеты: фамилия, имя и отчество - "Высоцкий Владимир Семенович". Год рождения - "1889". Адрес - "Б. Бульвар 46 - 15". Речь идет о бывшем Бибиковском бульваре, который к тому времени уже официально назывался бульваром Тараса Шевченко. Дом №46, где в 15-й квартире жили Высоцкие, сохранился до наших дней.
Национальность - "иудей". Семейное положение - "женат, двое детей". Происхождение до революции - "из мещан". Профессия родителей, чем теперь они занимаются - "отец умер, а старуха мать при мне".
Ваша постоянная профессия - "первое время занимался уроками, а теперь кустарь театрального грима". Из чего складываются ваши средства к существованию - "из заработка жены-акушерки и собственного труда". Когда стали жить самостоятельно - "с 1918 г.".
В политических партиях и профсоюзе Высоцкий не состоял, в общественных организациях не работал, родственников за границей не имел. На военную службу был призван "в 1914 году, при старом режиме". В Белой армии не служил. Под судом и следствием не состоял.
Из предметов, наиболее его интересующих, анкетируемый выделил "сахарорафинадное и винокуренное производство". На вопрос анкеты об образовании до поступления в данное высшее учебное заведение Высоцкий-дед ответил: "среднее". Здесь он, между прочим, погрешил против истины. Ведь Владимир-Вольф Высоцкий к тому времени имел даже не один, а два диплома - экономического факультета Киевского коммерческого института, полученный в 1917 году, и юридического факультета Киевского университета в
1919-м. Быть может, он боялся, что руководство института его отчислит - мол, жирно будет...
В конце анкеты стояли вопросы, проверяющие лояльность студента. Высоцкий ответил на них в необходимом духе. Ваш взгляд на Октябрьскую революцию - "как на явление, которого требовала сама жизнь". Ваш взгляд на Коммунистическую партию - "сочувственный".
В том же 1922 году Владимир Семенович окончил институт. Потом он служил на разных предприятиях по изготовлению косметики, мыловарению, в пищевой промышленности. Три киевских диплома позволяли ему без труда варьировать и совмещать должности экономиста, юрисконсульта, технолога, так что он был постоянно востребован и неплохо зарабатывал. Всегда элегантный, влюбчивый, дед Высоцкого своими романтическими увлечениями вконец рассердил жену, и они разошлись: он перебрался в Москву, она осталась в Киеве.
Памятный знак в Киеве в честь сотрудников уголовного розыска - бронзовые Шарапов и Жеглов. Фото: автор.
КОНЦЕРТ ЗА КОНЦЕРТОМ
Вплоть до своей смерти в 1970 году Дарья Семененко (такое имя бабушка Высоцкого носила со времени войны и второго замужества) жила в Киеве, в старинном доме на улице Ивана Франко, 20. Там ее не раз навещал внук Володя, которого она очень любила. К слову, Дарья Алексеевна страстно увлекалась театром, старалась бывать на всех премьерах. Когда Владимир, будучи первокурсником МИСИ, неожиданно бросил учебу, чтобы поступать в театральный вуз, она одна из всех родных поняла и поддержала внука.
Концерт Владимира Высоцкого в Институте электросварки им. Патона.
Я на этот концерт попасть не смог (очень много желающих, а я ещё слишком молод был...) но Высоцкий прошел буквально в полуметре от меня...
Правда, увидеть Владимира Высоцкого на киевской театральной сцене бабушка не успела. В сентябре 1971 года он принимал участие в гастролях московского Театра на Таганке, давшего ряд спектаклей в помещении киевского Театра оперетты. Это было незабываемое событие в жизни города. Ажиотаж поднялся невероятный. Многим киевлянам тогда посчастливилось не только посмотреть спектакли Таганки, но и послушать вживую концерты Высоцкого. Его буквально рвали на части: встречи Владимира с киевской публикой происходили во многих заводских клубах, в аудиториях научных и проектных институтов.
Рассказывают, что в то время творчеством Высоцкого увлекался Виталий Шелест - ученый-физик, сын всемогущего руководителя Компартии Украины Петра Шелеста. Это облегчало организацию концертов. Позже Владимир Высоцкий выступал перед киевлянами и в 1972-м, и в 1973-м. Но после того как Петра Шелеста "ушли" на пенсию, а Виталий переехал в Москву, прекратились и приезды певца...
Тем не менее выступления Высоцкого в столице Украины оставили ощутимый след. Целый ряд его здешних концертов сохранен поклонниками в виде фонограмм, существует немало фотоснимков. А творческая встреча с сотрудниками Института электросварки имени Патона в зале на улице Горького, 69 (там Высоцкий побывал в 1971 и 1972 годах), была отснята на кинопленку.
Табличка на бульваре Владимира Высоцкого на Троещине.
В ТЕМУ
Бронзовый Жеглов…
Одно время активно велась подготовка к увековечиванию памяти Владимира Высоцкого в Киеве. Место для памятника подыскали на аллее вдоль улицы Воровского (когда-то на этой улице в доме № 42 проходили первые годы жизни отца Владимира - Семена Высоцкого). В 2008 году состоялся даже конкурс проектов, выдвинувший несколько любопытных предложений.
Правда, с тех пор на аллее появились совсем другие монументы, а идея с памятником Высоцкому не дала результата. Но зато в другой части Киева, возле комплекса МВД на улице Академика Богомольца, с 2009 года стоит статуя артиста в образе Глеба Жеглова - сотрудника МУРа, борца с бандитами из культового сериала "Место встречи изменить нельзя". Бронзовый Жеглов и бронзовый Шарапов были установлены здесь в честь 90-летия уголовного розыска Украины (скульпторы - Владимир и Алексей Чепелики).
… и целый бульвар
А на Вигуровщине-Троещине уже 30 лет существует бульвар Владимира Высоцкого. Еще в советское время, в 1987 году, на карте Киева появилось имя народного любимца, о котором его отец, Семен Высоцкий, однажды написал автору этих строк: "Володе Киев очень нравился, и он всегда говорил о нем с восторгом!"
Мои книги связанные с Высоцким. Многие вы уже видели, но ещё раз покажу...
Вот такой был мой первый сборник стихов и песен Высоцкого. (15 рублей заплатил...)
Журнал полностью посвящён Высоцкому... К 50-летию...
ЗА НЕСКОЛЬКО МИНУТ ДО СМЕРТИ ОН СКАЗАЛ - «Я ОЧЕНЬ УСТАЛ»
"Посредник между людьми и Богом", – говорили о нем музыкальные критики. Не имел музыкального образования, но его приняли в консерваторию. Учителя признавались, что ничему не могут научить этого музыканта, а у самого великого пианиста учеников никогда не было. Потому что научить гениальности нельзя. Его любил слушать сам Сталин – а когда "вождь народов" умер, музыкант играл у гроба руководителя СССР. Ему рукоплескали лучшие залы России, Европы и Америки. Святослав Рихтер был гением. Но гениальность не спасала его от боли, которую музыкант носил в себе всю жизнь – боли, знакомой только тем, кого предает мать.
Личная жизнь Святослава Рихтера всегда была закрыта от глаз посторонних. О ней было известно, что Рихтер состоял в браке с оперной певицей Ниной Дорлиак, и впоследствии его биографы указывали на то, что этот брак был фиктивным. Много говорили и о его гомосексуальности, однако сам музыкант эти разговоры никогда не комментировал. Поэтому настоящей сенсацией стали воспоминания о Рихтере женщины, которая была его настоящим другом на протяжении шестидесяти лет, — Веры Ивановны Прохоровой (1918 — 2013).
Для начала стоит сказать несколько слов и о самой Вере Ивановне. Ее судьба кажется романом, в котором отразились все перемены, произошедшие со страной в ХХ веке. Ее отец был последним владельцем Прохоровской Трехгорной мануфактуры, двоюродный прадед — Сергей Петрович Боткин, лейб-медик Александра II и Александра III, двоюродный дед со стороны матери — Александр Гучков, председатель Третьей Государственной думы, военный министр в правительстве Керенского. Сама она, выбравшая профессию преподавателя иностранных языков, в 1951 году была осуждена на 10 лет «за измену Родине» и освобождена в 1956 году по ходатайству многих известных людей, в т.ч. Святослава Рихтера. Читать далее
"Не унывай. И постарайся быть счастливым.". Макс Эрманн, 1872-1945. "Desiderata".
"Я бы хотел, если у меня это получится,
оставить после себя подарок – небольшое эссе,
проникнутое духом благородства".
Макс Эрманн. Из дневника
_________________________
Макс Эрманн (англ. Max Ehrmann; 26 сентября 1872 — 9 сентября 1945) — американский писатель и поэт, адвокат из Терре-Хот, Индиана, известный своим стихотворением в прозе 1927 года "Desiderata" (от лат. «желаемое»). Часто писал сочинения на духовные темы.
Существует легенда, связанная с произведением "Desiderata". Во многих публикациях указывается, что этот текст датируется 1692 годом и был обнаружен в Церкви Св. Павла в Балтиморе. Около 1959 года ректор церкви Св. Павла в Балтиморе добавил эту поэму в папку текстов для своего прихода. При этом надпись на папке гласила: «Старая церковь Св. Павла, 1962 г.» (В 1962 году она была основана). Прихожане церкви передавали эту папку друг другу. В 1965 года один из гостей прихожанина увидел этот текст и заинтересовался. Он посчитал, что «Напутствие» (Desiderata) представляет собой поздравительную открытку на Рождество. А так как текст лежал в папке «Старая церковь Св. Павла, 1962 г.», гость посчитал что в этом году в этой церкви текст и был найден. Вот с тех пор и родилась эта легенда…
Жуковский Станислав Юлианович(1875 - 1944). Терраса в поместье. 
Интересные факты об И. С. Бахе
Актриса была далеко не единственной масштабной фигурой, которую вынудили участвовать в этом неприятном мероприятии, – рядом были актер Аркадий Райкин, композитор Матвей Блантер, философ Теодор Ойзерман и другие известные евреи. Да, они участвовали в этом не по доброй воле, но тем не менее шел не 1937-й, а 1983-й год, и вряд ли отказ от участия в этом мероприятии мог обернуться для них смертельной карой. От силы – не дали бы очередной государственной награды к юбилею.
Степан Хаусер (Stjepan Hauser)
Мы шли по большой дороге, а они косили в молодом березовом лесу поблизости от нее — и пели.
Имя Микаэла Таривердиева больше знают по музыке к популярным фильмам, таким как «Семнадцать мгновений весны», «Ирония судьбы». Но помимо того, что он написал музыку к 132 кинофильмам, он ещё и автор камерных вокальных циклов, четырёх балетов, четырёх опер, органной музыки. Ученик Арама Хачатуряна (закончил класс композиции Государственного педагогического института имени Гнесиных в 1957 году), он дебютировал как композитор в Большом зале Московской консерватории — его романсы исполнила прославленная камерная певица Зара Долуханова. 
