ЛМ: Он совсем не притворялся передо мной. Он тут же всё объяснил о том, что про него думают люди, и какова на самом деле правда. 

RS: Это было убедительно? 

ЛМ: Да. Ты втягиваешься в такое – "ах ты бедный, всеми непонятый". И я такая балда, что поверила. Мы сидели и разговаривали, и он был совершенно не такой, каким я его считала. Он был вполне земной – он ругался, он шутил, и я подумала – ничего себе, в прессе чёрт знает что творится, как про Говарда Хьюза, а ты же совсем не такой. 

RS: Но почему он не хотел, чтобы люди знали об этом? 

ЛМ: Я не знаю. Думаю, это работало на его имидж какое-то недолгое время. История про барокамеру и вся эта фигня про обезьян, слонов. Это сделало его загадочным, и он, я думаю, считал, что это круто. Но потом пошла ответная реакция, как это всегда и бывает. Я всегда говорила: "Люди бы не считали меня такой сумасшедшей, если бы знали, какой ты, чёрт возьми, по правде-то – что ты можешь сидеть тут, пить, ругаться, и что ты можешь быть офигенно смешным, и за крепким словом в карман не лезешь, и у тебя не всё время этот высокий голос. Я не знаю, почему ты думаешь, что это тебе на пользу, потому что это уже не так".