Торкнет треком из под ребра. Из параллельной непересекающейся

вселенной. И ты снова тупая рыба без жабр, без памяти о кислороде. Нас такими создали на том сертовом заводе железобетонных игрушек. Где, то на самой арматуре внутри высеченными рунами. Это даже не базовые настройки, это сама суть твоего кода. Голод. Тоска по тому, что не может быть даже тенью идеи существования. 

Прости, я не могу защитить тебя. 
он говорит не поднимая глаз. 
он давно знает, что я один себе в поле воин на всех фронтах. 
едва ли меня есть необходимость защищать. 
у меня вечный самовывоз, самопомошь, самотерпия. 
А когда умру, я смогу тебя коснуться хотя бы единожды своим распадающимся сознанием? 

все, о чем прошу. Узнать тебя по колебаниям воздуха, когда ты глухо смеешься совсем изнутри. 
 

И этой тоске ведь столько же, сколько и мне, я помню ее с пяти, но мне кажется и мой первый крик был об этом.  У всех моих мужчин были твои черты. У кого то подбородок с ямкой, у кого- то глаза с нависшими веками будто прорези в броне. У кого то твои 6,6 футов роста и волосы цвета воронова крыла. А еще у одного - твой голос. Дымчатый топаз в ледяной воде, едва растаявшей реки. Я не успеваю собрать этот пазл и полюбить тебя даже по частям. Это будто бы калевала и я собираю тебя в бурной реке по осколкам или где это еще было то. Не помню уже. Не помню. Не хочу больше помнить. 
 

Все о чем прошу. Коснуться тебя на выдохе. И возможно в следующей жизни. 

Теперь, здесь пишется спокойнее. 
так наверное, становятся старыми. После всех этих штормов, выяснений, нападений с ножами. Все стало спокойно. 
я одна на мили вокруг со своим Севером. И впервые в жизни не ищу. Такое странное ощущение. Очень похоже на флуоксетин. Вроде помнишь что надо бы  есть еду, но не понятно ни как, ни зачем. 
очень жаль что я не пришла к этому раньше. 
Хотя был же у меня став «ничья». Нужно было все пройти, чтобы выйти в точку зеро. И понять, что никто и не был нужен. Что все тупые игры гормошков. Психологические ролевые. Всего то три года терапии.
каждый раз, когда я решала сравнить себя с выжженным полигоном , это была новая степень его. Теперь очередная. 

1936689

Все кончается. Зато теперь я больше не хочу никакой любви в свой жизни. Я давно смирилась, мне не коснуться тебя даже по ту сторону. Все стало настолько позеру, что даже странно. Из девочки в белом платьешке- бойцом по обе стороны фронта. Ничего уже не ощущается, как сквозь толщу воды. А я была такой тонко чувствующей натурой блин. Даже не знаю с какой стороны подходить к тому платью теперь. Это освобождает. От желаний, сожалений и всего. Я делаю деньги как обычно, я золотая утка как и всегда. Во мне ничего живого не осталось. Я пью ром как пират, разговариваю английским матом и сто лет как не говорю по русски. Все странно. 
все чего хочется. Вернуться в свои пять с половиной. Когда еще никого не похоронила. И самая большая удача- поймать мороженщика с сумкой квадратной через плечо. 
я все еще жду его иногда. Он говорил, что вернется. 

Мне прекрасно понятно что это скорее всего уже середина конца, не его начало. Только его подмышки пахнут как господь бог. И каждый жест его, походя брошенная фраза это искусство. А я обычно брошенкой за подобными болталась всю юность не находя взаимности. Но он шепчет мне в висок  по ланкийски полтора года - я перестану дышать, если тебя не увижу утром. А еще его можно касаться просто так. Не думая о том, что придется раздвигать ноги на три минуты супружеских говнопотуг. Его можно вдыхать просто так, бесплатно, это что- то среднее между откровением и святотатством. Это совсем не похоже на унылое ковыряние пожухлых от неиспользования чресел. От скуки. Даже если мне день перепадет лишний с ним, я буду кланяться в каждом храме, который проезжаю мимо. А из под сотню в сутки натикивает. 

Бог дал мне бремя- множить красоту, стирая пыль с камней и с книг и с половиц. Я умею красивых детей, идеальный джин тоник и канонический керосин для фриспина. Я все еще не боюсь и едва ли живые меня заставят заткнуться. Помнишь, как мы скупили всю черную Одежду. Помнишь, как ты дарил мне розы с чужих могил, как они становились бесконечными. И как я любила тебя нищим студентом, за месяц до совершеннолетия. Дурацкого неуклюжего мальчишку в заброшенном театре. На трамвайных рельсах, где все считали нас лесбиянками. Вот бы еще один раз поцеловать тебя там в парке шевченко в продрогшем холоде харьковского ноября, дичайше пахнущего дикими яблоками. В жопу всю эту взрослую Жизнь. Всю войну и все осени, в которых я не с тобой. 

Ну невозможно же так ходить в качалку. Совершенно никак не возможно. И спать лучше в разных комнатах хотя бы в 10 минутах езды друг от друга. Уже год как у нас вышибает пробки. Год, как мы пишем друг другу в 4 ночи, я слышу твой запах за пять километров. 

Мы заводили дневники в смешные пятнадцать. Писать хуйню в тайне от родителей🤯. А нужно было бы сейчас. Когда просто не с кем говорить. Когда друзья вешаются как гроздья грачей в феврале. Вроде он был неделю назад говорили. А теперь на него бросают землю со льдом. Кто то крошит кирпичи твоего дома детства руками. Пидарасы идут голосовать за упыря. Маму 15 часов фильтруют в ебучем мордоре без воды.  И это никак не  остановить. Кроме как древними попросить. Теми, от которых придворные мудозвоны  забыли уже и защиты ставить. 
я молчу до крайнего ты же знаешь. Где мы опустимся на колено, падут империи. Я начинаю голосить, остригаю волосы и люблю тебя. С твоими дурацкими императивами. Приходи. Я не бюстану поправлять твою корону, ибо ты всегда идеален. Научи меня снова дышать. Мне кажется, все совсем не правильно и я не знаю как остановить этот пиздец. Как выйти из игры. Где тут отмена. Где сохраненки. Как это прекратить. 

Давеча я видела порно. Из всего однообразия, была одна пара, было видно, что коммерция. Но такая бешеная химия. Вот он поправляет прядку волос, выбившуюся из хвоста. Она держится за плечо.  Помимо индустрии, денег, проф подсветки и грима. Всякая любовь священна. Даже на съемочной площадке такого рода. Ни с чем это не перепутать. 

Я всегда знала, что это западня. Этот мир  капкан. Закусить за лодыжку и издеваться, пока будет хоть какая то реакция. Я здесь по своей воле. Я знала на что и зачем шла. И кще сотни раз отправлюсь, чтобы опять найти тебя как лиса. По запаху.

Когда он запел эту песню, которую я помню с пяти лет. О которой было столько выплакано, меня переехало пополам.

Как это вобще возможно. От меня до тебя практически максимальное расстояние на чертовой планете. Как. Мы общаемся на упрощенном английском.

Все потому, что я тебя уже сотню лет как жду, говоришь ты. Я плачу. Он уже пол года как каждый день просит выйти за него. Как можно в здравом уме от такого отказаться.

Ты пишешь на песке, его сьедает водой. Нас накрывает очередным приступом стиралки в твоей хиккадуве. Мы едим неведомую дичь в панировке из чечевицы и смеемся.  Нам по шестнадцать и лето не кончится. I need you till me last breath mage pana. Самое страшное в этом всем, наши одинаковые лица. Насколько это вобще возможно, родившись по обе стороны от планеты. 

От него захватывает дух. Это вечный праздник на лезвии бритвы. Самое смешное в этом всем. Знаешь что? 
-это опять худший вариант скорпиона. И у меня 41 размер ноги, по сравнению с ним, я совсем крошечная. 

-i have no brakes

-who gives a fuck?

Кто тебя создал, господи. Дикое островитянское божество. Мне красиво даже смотреть на тебя. Красиво обладать тобой, не знающим берегов ни в чем. Мое откровение смотрит твоими глазами. Happy 9 month kalu ran. 

И он засыпает. Бессильный золотой, весь в поцелуях. Безумный, конченный, вечно голодный. Как это вынести, у меня не находится никаких ответов. Обсидиан и корица, пальцы со вкусом карри.  Ладан и лайм. Потерянные ключи. Ксения в глубоком шпагате между фабриками. Мы оба уже скоро год, как прекратили спать нормально. Хотя и не верила, что это безумие может быть жизнеспособно. Я никогда не любила так. Меня никогда так не любили. 

Эта поездка как телепорт в вечность. Ты смеешься и кутаешься в одеяло. Настоящий холодильник устроили. Непозволительная роскошь на пару дней. 

И даже слова не идут, я смотрю на тебя как кролик на удава и перестаю дышать. 
- Never leave me, dæviyo , где- то на моей макушке шепотом. 
- Kalu ran, god gave me no power for that. 

Kalu ran