С лёгкой руки одного из друзей посмотрела я вчера церемонию вручения премии «Ясная Поляна». Узнала, что получил её Герман Садулаев за  «Готские письма». И член жюри, который объяснял этот выбор, сказал, что ему больше всего понравилась часть о  «Слове о полку Игореве», которое в эту книгу попало, потому что там рассказывается о готских девах. «На берегу синего моря, звеня русским златом, поют время Бусово, лелеют месть за Шарокана».И добавил, что с самого начала толкователи сходились на том, что «о чём здесь идёт речь сообразить невозможно.»

А я именно об этом читала два месяца назад в тогда же вышедшей книге Антона Уткина «Магия и религия в "Слове о полку Игореве"». У него первая глава так и называется «Готские девы». И он там очень убедительно объясняет это «тёмное место», опираясь и на исторические источники, и на современный «Слову» европейский эпос. Девы просто напросто колдовали, чтобы повлиять на результат битвы. В том, что использование колдовства влияет на исход сражения, знали в то время все. Один из современников автора «Слова», секретарь датского архиепископа, излагая (на латыни, между прочим) причины чьего-то там поражения в битве объяснял это тем, что, во-первых, воины противника обладали способностью, взглядом притуплять клинки, а, во-вторых, их женщины наслали сильный ветер. А на войне, когда основное оружие – стрелы, направление ветра имеет решающее значение.

Доводы, которые на почти сорока страницах этой главы приводит Антон Уткин насчёт истинной роли готских дев мне показались настолько очевидными, что возник вопрос почему до этого раньше никто не додумался?

Я думаю - это показывает насколько понимание может быть ограничено рамками патриархального мышления. Последствия патриархального общества в том, что в эту сторону уже несколько веков даже и не думалось. Некоторые вообще, считали, что никаких дев на самом деле не было, а это просто поэтический образ. Поэтому готские девы и не вязались с интерпретациями. В патриархальном мышление какие-то там девы – образ безобидный и едва ли не декоративный. Но стоит предположить, что от них зависел исход сражения – и всё встаёт на свои места. Ярославна там, кстати, тоже плачет не потому, что без мужика осталась и кому теперь она будет борщи варить и детей рожать. А почему – ответ в книге «Магия и религия в "Слове о полку Игореве"» (ISBN: 978-5-00189-360-8)

Уже несколько лет моё профессиональное положение соответствует категории Б. Но пройти по конкурсу на эту категорию мне удалось только с четвёртой попытки. После двух первых стало ясно, что назад меня тянут результаты письменных экзаменов. Тогда я себе сказала, что мне надо писать по французски каждый день не меньше страницы, чтобы отточить слог. Оставалось найти о чём писать? Как найти что-то интересное каждый день? Не успела я об этом подумать, как мне в библиотеке просто упала в руки, переведённая на французский с американского, книга 1959-го года издания "Как писать детективный роман". Это был сборник статей авторов детективных романов, вроде Рекса Стаута, где они давали разные советы, тем, кто собирался себя попробовать в этом жанре. Один из советов был – пишите о том, что хорошо знаете. Поразмыслив над ним, я пришла к выводу, что единственное место, которое мне действительно хорошо известно – это библиотека. Значит действие детектива должно развернуться в ней.

Для начала я стала убивать коллег, одного за другим, исходя из их привычек и средств, которые были в моём распоряжении. Из этой горы трупов я отобрала пару тех, избавиться от которых было легче всего, не вызывая подозрений, и начала искать мотив.

Коллеги, предназначенные для убийства, немного ошалевали от моих вопросов типа : «Что бы тебя заставило вернуться в библиотеку после работы, если бы ты уже был на полпути к дому?», «Кладёшь ли ты в свой кофе сахар и если да, то какой : белый или коричневый?» Пришлось признаться для чего мне это надо. Заодно я им всем предложила услуги наёмного литературного убийцы. У вас, сказала я им, появился небывалый шанс свести счёты с кем угодно чужими руками. А цена будет установлена в зависимости от заказа : умрёт ли жертва быстро и относительно безболезненно, или после долгих и страшных мучений, длящихся не менее десяти страниц.

Окончательная схема детектива сложилась в больнице, где несколько дней лежала моя дочь. Ей там плохо спалось, я ей предложила рассказать сказку, как в детстве, а она попросила лучше рассказать мой детектив. История её захватила так, что уснула она только после того, как узнала, кто убийца.

Когда количество трупов дошло до трёх, я поняла, что без полиции мне не обойтись - и встретилась с капитаном из отдела по расследованию убийств. Организовал мне эту встречу друг, который с ним немного был знаком. Я позвонила, сказала, что пишу детектив и мне нужна консультация. Мы встретились и проговорили часа четыре. Капитану рассказы о работе в библиотеке оказались не менее интересны, чем мне – о работе в полиции. Кстати, оказалось, что детективы он вообще не читает. Либо потому что там всё верно, и он чувствует себя как на работе, либо потому что автор о работе полиции никакого представления не имеет, и капитана это раздражает.

Писала я детектив неспеша, в свободное время, которого у меня было очень мало (и до сих пор не так уж и много), и работа растянулась на пару лет. За это время я к нему привыкла. Мне нравилось участвовать в истории, которая происходила параллельно моей жизни, и которая временами казалась реальней, чем окружающая меня действительность.

А когда я закончила, то написав последнюю фразу, испытала совершенно особое чувство от осознания того, что работа завершена, что придуманная мной история обрела форму, получила материальное воплощение и может зажить своей собственной жизнью.

PS

Детектив называется «La vengeance est un fast-food= Месть – это фастфуд ». Он был опубликован во Франции 11-го января 2019-го года. Найти его можно здесь.

Пока готовилась публикация, я перевела его на русский язык и опубликовала на портале Литрес : Самиздат. Электронную или бумажную книгу можно найти здесь, здесь и здесь.

« Роман— это история настоящего, в то время как история — это роман минувшего », писал Жорж Дюамель в эссе « О романе ». И эти слова как нельзя лучше подходят к творчеству писателя Антона Уткина, закончившего исторический факультет МГУ. Как присутствие врача ощутимо во всех книгах Булгакова, так и историк присутствует вoвсех произведениях Антона Уткина.

В его последнем романе «Тридевять земель»события происходят в четырёх временных пластах.  Начало романа относится к апрелю 1826 года. Дальше действие перемещается в наши дни с 2011-го по 2014-й, затем отступает к началу двадцатого века, где герои проходят путь от русско-японской войны до Октябрьской революции. Эти три пласта связаны не только между собой, но и с почти забытым сейчас историческим событием периода наполеоновских войн – пребыванием российской эскадры в Черногории. Через все пласты проходит история рода Казнаковых. Четверо из них проходят через важные исторические события. Фёдор Евстафьевичнаходится  в составе русского флота в Которской бухте в 1804 году. Русско японская война и последуюшие за ней революции выпадают на долю братьев Казнаковых, младшего из которых с самого детства величают Сергеем Леонидовичем, а старший остаётся для всех Павлушей, пока ранняя смерть от пули в висок не уносит его. Последний представитель рода Казнаковых фотограф Михаил Рябинин, живёт в наши дни, долго не зная ничего о своих предках.

Но это не исторический роман, в привычном понимании этого слова, хотя он необыкновенно хорошо документирован.  Это книга о том, что мир един и прошлое с настоящим в нём неразрывно связаны. Символом этой временнoй преемственности становится земля. Земля конкретная, принадлежащая Казнаковым, ставшая затем колхозной, купленная впоследствии предпринимателем Вячеславом Гольяновым, которую он, за символический рубль, передаёт тем, кто её обрабатывает. Михаил в разговоре с Вячеславом говорит : «Земля никогда тебя не уволит, её не интересует твой статус, но она кормит. Когда рушатся города, сёла остаются. Ниже земли никогда не упадёшь». И эти слова перекликаются с постулатом из древнего ирландского права: «Земля есть никогда не умирающий человек» который приводит в своей диссертации Сергей Леонидович.

Диссертации в романе уделено особое место. Она полноправное действующее лицо. В ней, глава за главой, Сергей Леонидович восстанавливает связь прошлого с настоящим. Он исследует происхождение и эволюцию понятий, связанных с правом. А правовые понятия связаны с религиозными и моральными. И оказываетя, что понятия эти, видоизменяясь в течении веков, сохраняют свою изначальную суть, продолжая влиять на живущих. Так Сергей Леонидович показывает, каким образом появилось понятие честь, откуда оно произошло и внезапно понимает причину самоубийства брата в ноябре 1910 года. Павлуша был лейтенантом на броненосце «Адмирал Сенявин», сданного японцам во время Цусимского сражения. И хотя суд его оправдал, сам себя он оправдать не смог : «Небогатов сохранил две тысячи жизней, но погубил две тысячи честей».

Необходимо отметить как мастерски Антон Уткин владеет языком. Четыре эпохи  и язык рассказа меняется, соответствено веку в котором это происходит, да настолько органично, что не возникает никаких сомнений в аутентичности. Разве, что орфография остаётся более менее современной. У каждого, даже раз появившегося персонажа, как деревенский мальчик Панька, или кулак, или кукольный театр петрушечника своя манера изъясняться. Нельзя не восхититься огромным трудом, который за этим стоит : сколько нужно прочесть мемуаров, газет, книг и других документов, чтобы добиться подобного погружения в эпоху. Слово, которое кажется наиболее точным, чтобы охарактеризовать это мастерство Антона Уткина принадлежит, скорее, к театральному регистру : перевоплощение. Писатель каждый раз полностью перевоплощаешься в автора той эпохи, о которой пишет.

На современную эпоху в романе тоже распространяется действие тех понятий, путь которых в истории исследует Сергей Леонидович, и это подчеркнуто не только историческими и повествовательными параллелями, но и языком, в который вплетаются нарративные анахронизмы. Несколько лет назад в  в интервью Майе Кучерской Антон Уткин сказал : «Никакой катаклизм не может перерезать время, как ленточку. Может только передавить, как артерию, но все равно какой-то ручеек остается, по которому главное перетекает». Следуя этой метафоре, можно сказать, что по этому ручейку в роман «Тридевять земель» перетекло языковое наследие золотого века русской литературы, которая не перестаёт влиять на умы и сердца во всём мире.           

Главный вопрос романа задаёт друг Сергея Леонидовича Афтердинген: "И если значения и смысл правды, справедливости и самого права менялись в истории, то отчего не предположить этого для будущего? И что будут значить тогда добро и зло?". И будушее о котором он спрашивал – это настоящее Михаила, Вячеслава, Людмилы. Наше настоящее. И что же мы видим? Что изменил век прошедший между двумя семнадцатыми годами? Дал ли он ответ на вопрос, заданный Ключевским, что есть история прогресс или процесс? Прогресс – отвечает своим романом Антон Уткин. Даже если история иногда оступается, морально она идёт вперед. И это делает его роман «Тридевять земель» романом надежды.

©Елена Румильяк= Elena Roumilhac

https://www.litres.ru/anton-utkin/tridevyat-zemel/

С тех  пор как восемь лет назад в приближении Рождества дети начали сползаться к ёлке, пытаясь угадать по обёртке, что за подарки их ждут, так до сих пор и сползаются.

Читать далее...

Выдержка из поста двенадцатилетней давности.

Перед самым праздником Halloween, репутация моя сильно покачнулась. Андрей меня спросил, очень серьёзно, умею ли я летать на метле ? Я ответила, что нет. Он тогда сразу омрачился, потому что, оказывается уже сказал Жоффрею (это его лучший друг), что его мама всё умеет, в том числе и летать на метле. Я осторожно заметила, что точно не уверена, поскольку ни разу не пробовала, но очень может быть, что умею. Тогда Андрей тут же притащил метлу и предложил провести испытания прямо сейчас. У меня, увы, ничего не получилось Я села и пригорюнилась. Тогда Антошка, который внимательно следил за прохождением испытаний, подошёл ко мне, обнял и сказал: « не грусти, мама. Это просто метла неисправная. Или из тех моделей, которые не летают, которые только на то, чтобы ими подметать годятся »

Читать далее...

Трудностям надо радоваться. Они стимулируют креативность, которая помогает найти неожиданные решения, до которых ты никогда бы не додумался, если бы всё было нормально. И у некоторых котов это получается лучше, чем у некоторых людей. Мой кот, к примеру, чувствовал, что одного мурлыканья недостаточно, чтобы выразить мне свою признательность. Надо было мне принести убитую мышь, или убитую птичку. Но на улицу он пока выходить боится, а ни мышей, ни птиц у нас в доме нет. И он нашёл выход. Стал потихоньку прокрадываться в детскую комнату, выкрадывать оттуда плюшевую игрушку, размером не превышающую крысу, и анатомически похожую на кошачью добычу. Добычу он сначала убивает по всем правилам, а потом, вцепившись в горло, поднимает её по лестнице на первый этаж и укладывает перед дверью нашей спальни. Или тащит её на кухню и кладёт к моим ногам. Больше всех пострадал тигрёнок, которого мне пришлось зашивать. Но через жертвоприношения прошли и два собачонка, один крольчонок и один жирафенок, который всё равно был не жилец на этом свете, настолько у него гипертрофированная голова и слишком короткая и тонкая шея. Вообщем, за кота я теперь спокойна - он в жизни не пропадёт.

Читать далее...

Этим летом мы на две недели ездили в Испанию, жили на берегу Средиземного моря в испанском городе Пенискола, а прямо за городом начинались горы. Я там начала учить испанский язык и нашла бездомного полудикого котёнка.
Он был худой, как рыбий скелет, жил в колючем кустарнике метрах в трёхстах от нашего места проживания. Пропитание себе искать он выходил рано утром - днём он боялся людей, наверное, было за что, а ночью - больших котов. Вообще, там, где мы были, было много бездомных котов, но они жили кланами, видно было, что они связаны родственными узами и из одной стаи, где взрослые учат молодых охотиться и выживать. А этот был почему-то один. Когда я его первый раз попыталась взять на руки и погладить, он шипел, орал, кусался, царапался, вообщем, дал мне понять, что жизнь свою он продаст очень дорого. Разодрал мне в минуту руку когтями до локтя и прокусил палец до кости. Но всё равно мне было жалко смотреть на это килограммовое худое существо. Я стала ему приносить еду каждое утро и каждый вечер в одно и то же время. С третьего дня он меня уже ждал. Позывными у нас были "Кис-кис-кис". Ел он в своих кустах, выходить не решался. Пока он ел, я клала около миски свою руку. Руки он боялся, но голод был сильнее страха. На пятый день он к лежащей рядом руке привык. Тогда я стала её немного приподнимать. К концу второй недели рука нависала над его головой в продолжение всей трапезы, так что его уши её задевали. Он её время от времени нюхал, убеждался, что опасности никакой, и дальше ел. В последний день эта рука его ухватила и сунула в сумку, так что он и сообразить не успел, что произошло. Сначала я его его закрыла в ванной, где он сначала орал и требовал вернуть свободу. Спустя два часа он успокоился. Я его быстро завернула в полотенце и спеленала, как младенца, только голова торчала, чтобы обезвредить когти. Но он к тому времени уже обессилел и сопротивления не оказал. Я его наконец-то погладила. И тут он повернул голову посмотрел на меня с изумлением, словно сам не верил, что может быть так приятно. В глазах у него читалось : "Как хорошо! Мне мама так в детстве языком голову вылизывала". К утру он согласился доверить мне заботу о себе, а на следующий день мы нелегально привезли его во Францию. Назвала я его Эль Гато дэ Пенискола. Гато, с ударением на первом слоге (el gato) значит "кот" по испански. Но для французских эмиграционных служб его зовут Гато с ударением на последнем слоге (gateaux), что значит "пирожное" по французски. Я же его зову Гатошка на русский лад, или Гатоша. Последнее позволяет объединить три языка. Звучит уменьшительно-ласкательно по русски - Гато-Ша. Гато (gato) - кот по испански. И Ша (chat) - кот по французски.
По прибытию во Францию документы мы ему выправили за пол-часа. По словам ветеринара родился Гатоша в середине апреля. День рождением я выбрала 12-е, день космонавтики. Теперь он пообвыкся, считает меня главным человеком в доме (что чистая правда) и во всём мире (что правда только отчасти), и тоже начал обо мне заботиться. Борется с монстрами под моим одеялом, с лишними кусками в моей тарелке и мурлычет, чтобы на душе у меня было легко.
И думается мне, что если у каждого человека будет кот, который смело и мужественно убивает монстров, которые прячутся под его одеялом, жизнь станет гораздо приятнее.

Два года назад я решила выучить английский. Чтобы начать говорить, я стала искать англоязычных собеседников и пару месяцев назад нашла замечательную девочку Марчеллу из Англии. Ей 22 года и она учит французский и русский языки. Мы с ней раз в неделю встречаемся, вместе ужинаем и разговариваем час по русски, час по английски и немного по французски.
Марчелла по языковому обмену прожила шесть месяцев в Петурбурге и рассказала мне историю, которая мне очень понравилась, так она выражет особенности русского и английского характера. В Петербурге одна из её подруг-однокурсниц жила в семье у которой была дача, на даче огород, а в огороде росли свои сочные помидоры. И эти помидоры хозяйка подавала к каждому обеду, не переставая нахваливать, вот, какие у меня замечательные спелые сочные помидоры выросли. А однокурница совсем не любила помидоры, но заставляла себя их есть, не подавая виду, что они у неё поперёк горла стоят, потому что её английское воспитание, ей этого не позволяло, тем более, что она видела, как хозяйка горда своими помидорами. И терпеливо ждала осени, надеясь, что это время года положит конец помидорному обилию. Осень действительно положила конец помидорному сезону везде, кроме хозякиной дачи. Она продолжала их привозить и кормить ими свою пансионерку, приговаривая :"Везде помидоры отошли, а у меня вовсю продолжают плодоносить, несмотря на близость зимы". И английская студентка стойко продолжала есть нелюбимы помидоры, как того требовало её английское воспитание, а русская хозяйка продолжала щедро её ими потчевать до самого отъезда, следуя порывам русской хлебосольной души.

Фотографии Eleroum : Аргентинское танго

Документальный фильм Антона Уткина «Жито» стал лауреатом V открытого всероссийского фестиваля документальных фильмов "Соль земли". В белорусской деревне жители на своих небольших участках сеют рожь и когда приходит время жатвы – выходят на поле с серпами, жнут, вяжут снопы, укладывают их в копны.

 По своему обыкновению Антон оставляет фильм без авторских комментариев, предоставляя слово тем, кого он снимает, или даёт возможность снятым кадрам говорить самим за себя.

Фильм длится всего полчаса но завораживает надолго, не только благодаря прекрасной операторской работе Александра Вдовина и органично сливающейся с действием музыке Евгения Кадимского. Жатва, о которой повествует фильм, происходит также как много веков назад, с теми же орудиями труда, с теми же заботами, с теми же песнями (в фильме их исполняет фольклорная група «Гута»). Жницы повторяют движения жниц всех предыдущих поколений, протягивая нить от нас в глубину веков, сквозь столетия, и, возможно, тысячелетия, сквозь картины Венецианова, Брейгеля, Милле к древнеегипетским фрескам.

В умении увидеть в современной ему жизни анцестральные знаки, уводящие нас к истокам цивилизации, позволить зрителю ощутить связь веков – прошедших и грядущих, заключается редкое мастерство Антона Уткина.

Есть у нас на гуманитарном факультете студенты-пенсионеры. Их трое, два мужчины и одна женщина. Возможно их больше, но постоянно я вижу только этих троих. Между собой они не дружат, даже, кажется, друг с другом не знакомы, во всяком случае, я их вместе никогда не видела. Объединяет их то, что в своё время получить образование им не удалось. Сначала средств не было, потом семью надо было кормить. Но желание не прошло, и выйдя на пенсию они себе сказали : дети выросли, родители умерли, можно и в университет записаться, лучше поздно, чем никогда.  Они в университете уже лет восемь десять. Ходят на лекции, книги берут в библиотеке, в читальном зале сидят. Про женщину я знаю, что она работала в сельском хозяйстве. Фермером её язык назвать не поворачивается, по виду она, скорее, бывшая колхозница. 

И вот, когда я наводила порядок в отделе переводной литературы, она ко мне подошла и робко спросила, знаю ли я книжку, которая называется - она развернула листочек, где было записано название, - "Эжен Онегин". -"Да, знаю" - "Хорошая?" - "Одна из лучших" -"Вот и преподаватель сегодня на лекции тоже сказал, что хорошая. Я могу её взять?" Хотела я её предупредить, что роман в стихах, и что в переводе многое теряется, но не стала. Мне так странно было, что кто-то никакого представления не имеет о том, что в "Евгении Онегине" происходит, да и завидно было, что вот она его в первый раз прочитает. Протянула ей "Онегина", а потом сказала коллегам, что в амнезии есть свои положительные стороны. Столько книг можно будет прочитать, как в первый раз.                                    
А сегодня она пришла книгу возвращать. Я была в кабинете у моей непосредственной начальницы, нас было видно в окно, которое выходит в читательский зал. Бывшая фермерша-колхозница постучалась в дверь и сказала моей непосредственной начальнице : "Извините, пожалуйста, но мне очень хотелось поблагодарить, - указывая на меня,-  вашу коллегу. Она мне такую хорошую книжку посоветовала!" И обращаясь ко мне : "Вы знаете, а переводчик-то всё перевёл стихами, и всё в рифму. Так красиво!"

Верите ли, приятно мне было так, словно это я "Онегина" не только написала, но и перевела.
Вот и мне довелось погреться в лучах славы Александра Сергеевича Пушкина.  Почти двести лет спуся. Но стоило, стоило ждать.

Мир библио-тесен.

Сколько себя помню – всегда умела читать. Если верить моей маме, научилась я этому сама без посторонней помощи, когда мне было четыре года. По её словам, зимой мне подарили букварь. На улице было слишком холодно, поэтому от нечего делать в течение нескольких дней я её спрашивала, как называется та или иная буква, после чего, ко всеобщему удивлению, начала читать. Думаю, мама сознательно преуменьшает свою роль в этом событии, чтобы пополнить коллекцию семейных легенд. Но читать я начала действительно рано и удовольствие от чтения получала такое, в сравнение с которым не шли никакие другие удовольствия. Не могу сказать, что это сослужило мне добрую службу. На каждую новую книгу я бросалась, как наркоман на наркотик, и не могла ни есть, ни пить, ни спать, пока книга не дочитана. Причем, это происходило в любых ситуациях, зачастую к чтению не располагающих. С фонариком под одеялом. На днях рождениях подруг. По дороге в школу, натыкаясь на столбы. В школе я прятала книги под партой и читала тайком на уроках, за что была неоднократно вызвана в учительскую и наказана. Из библиотеки я приносила столько книг, сколько могла донести, и читала их одновременно – две страницы из одной, две страницы из другой... Такая тяга к чтению моими односельчанами воспринималась как серьёзное отклонение от нормы. Когда я закончила школу, общим их мнением было, что «толку из этой девочки не будет, так как она только книжки читать умееет». А некоторые из них язвительно добавляли: «не иначе, библиотекарем будет». Потому как полностью разделяли мнение Карела Чапека об этой профессии: «Иной человек, как говорится, ни к чему не может себя пристроить. Такие никчемные создания обычно поступают на службу куда-нибудь в библиотеку или редакцию». ¹  И когда моя мама на вопрос: «Ну, как там Ваша дочь во Франции?» сообщила, что я теперь работаю в библиотеке, те, кто меня помнил, торжествующе воскликнули «Ну вот! А мы вам что говорили!»

Во Франции реакция окружающих на моё назначение в национальную библиотеку тоже была неоднозначной. Люди, к библиотеке отношения не имеющие, говорили: «В национальную библиотеку? Надо же! Как престижно! Какое прекрасное место». Коллеги же все до единого, узнав об этом назначении, испускали крик ужаса и сочувственно, почти со слезами на глазах, шептали: «Вот бедняга…», и потом, спохватившись, старались меня утешить: «Ну, ничего, может через год отпустят… - и жалостливо добавляли – у тебя ж, всё-таки, трое детей…»

Такая репутация у национальной библиотеки сложилась в основном из-за её нового здания в тринадцатом округе Парижа Тольбьяк - с четырьмя башнями в виде открытых книг.  По официальной версии, здание это было решено построить в 1988 году потому, что в старинном здании национальной библиотеки на улице Ришельё уже не хватало места для хранения, и само здание уже не отвечало нормам безопасности. Но это была не единственная причина. Проект постройки нового здания национальной библиотеки был не только культурным, но и политическим. Библиотека была едва ли не духовным завещанием президента Франсуа Миттерана. Он знал, что неизлечимо болен, и его последним вкладом в культуру Франции должно было стать открытие Национальной библиотеки.  Поэтому строить её очень спешили. Официальное открытие состоялось в 1995-м году незадолго до окончания второго президентского срока Миттерана. Почти тут же библиотека закрылась на доработки и доделки, что создало ей в профессиональных кругах очень невыгодную репутацию, которая за ней держалась даже после того, как всё было исправлено.

Мне же в ней было интересно и хорошо. Люди, с которыми я там подружилась, так и остались моими друзьями и остаются ими до сих пор, хотя проработала я там всего год.

И потом - Париж. В 17-м веке Генрих IV, стоявший во главе протестантов, принял католичество, чтобы стать королём Франции. Отказ от одной веры и принятие другой было политическим жестом. Рассказывают, что на обвинения единоверцев- гугенотов он ответил: «Париж стоит мессы». И, прожив в Париже год, подтверждаю: Париж стоит не только мессы, ради него можно заодно зайти и в мечеть, завернув перед этим в синагогу. Впрочем, о Париже я писать не буду. Во-первых, потому, что со дня его основания о нём и без моего участия написаны тома, во-вторых, потому, что город этот настолько многообразен, что впечатления о нём у каждого остаются особенными, поэтому открывать его надо самому, без влияния чужого мнения.   

Спустя три недели после моего приезда в Париж в Гран-Пале открылась выставка «Матисс и Пикассо». Устроители собрали произведения этих художников из картинных галерей всего мира, в том числе из Эрмитажа и Музея изящных искусств. Увидев на этой выставке полотна из России, я испытала почти потрясение. Эрмитажевские я видела три раза, а остальные – бесчисленное множество раз пока училась в Москве. Я смотрела на «Авиньонских девушек» Пикассо, а перед глазами у меня был день, когда мы с моим другом стояли перед ними в Эрмитаже, куда мы бесплатно прошли во время нашей архивной практики в университете. И вот десять лет спустя я была одна перед этим же полотном в Гран-Пале и видела вместо него – окно в прошлое и ощущала и осознавала, что моя жизнь, которая казалась мне состоящей из отдельных, не связанных между собой кусков, на самом деле едина и последовательна. 

Спустя год я вернулась в Бордо – меня по моей просьбе туда перевели. Свободное место было только в библиотеке юридического факультета.  И почти тогда же открыла для себя блогосферу и начала этот дневник. Так что круг замкнулся. А одиннадцатая страница этого дневника, наверное, надолго останется последней.

¹ Карел Чапек. Куда деваются книги 1926. Перевод Д. Горбова.

             Я стала всерьез задумываться о том, чтобы сменить профессиональную ориентацию. Способствовало этому еще и то, что детей к тому времени у меня уже было трое и все отличались завидным аппетитом. Я тогда уже полгода как работала в специализированной университетской библиотеке. Оказалась я в ней так. На факультете восточных языков, в состав которого входит славянское отделение (во Франции восточными языками называются едва ли не все языки, на которых говорят к востоку от Франции), построили новую библиотеку, в которую объединили фонды всех отделений восточных языков, которые до этого назывались «документальными центрами» и были разбросаны по всему зданию университета. Заведующей в ней была молодая женщина, у которой был диплом  первой ступени третьего цикла (Maîtrise) по специальности «китайский язык». Детей у неё тоже было трое, того же возраста и пола, что и мои, только порядок их появления немного отличался от моего. Так что мы с ней друг друга хорошо понимали. За год до нашей с ней встречи она удачно выдержала конкурс на документалиста и получила назначение в библиотеку восточных языков. Всего языков в этой библиотеке было четырнадцать: японский, китайский, арабский, русский, украинский, сербо-хорватский, польский, чешский, словацкий, словенский, венгерский, корейский, иврит, греческий и итальянский. Два последних восточными языками не считаются, но так как студентов, их изучающих, тоже немного, на отдельную библиотеку они претендовать не могли, поэтому их прикрепили к той, где было место. По штату этой библиотеке полагается всего два человека, но многоязычие фондов позволяет брать по временному контракту студентов, владеющих хотя бы одним их этих языков. Так как уроки русского языка в лингвистическом центре к тому времени сошли практически на нет, я предложила свою помощь для упорядочения славянского фонда.  Библиотека только организовывалась, всё в ней надо было начинать с нуля и это мне позволило на практике ознакомиться с библиотечным делом во всех деталях.

Очень мне было интересно там работать. Помню, каждое утро я просыпалась с мыслью: какой замечательный день мне предстоит, сколько нового и интересного я опять сегодня узнаю. И интерес был взаимным. Сначала со мной заключили контракт на три месяца. Потом его продлили на семь с половиной – до летних каникул, а потом сразу на год. Который был у меня как раз годом сомнений и тягостных раздумий о собственном профессиональном будущем. В самый их разгар заведующая библиотекой сказала мне: «ты должна принять участие в конкурсе на получение должности библиотекаря. Я уверена, что ты его пройдёшь успешно – у тебя  глобальное видение библиотеки». Хотя и было мне приятно это слышать, я её оптимизма не разделяла. Конкурс этот очень профессиональный, от кандидата требуют конкретных знаний и все экзамены проходят на французском языке. То есть никакой возможности компенсировать на письме слабые стороны моего французского сильными моего русского у меня не было. Но я посмотрела вопросы, которые были на этом конкурсе в предыдущие годы, и с приятным удивлением констатировала, что почти на половину из них я могу ответить. Решив, что ничего не теряю, я записалась на конкурс. Было нас в тот год почти двадцать человек на место, но мест было около шестидесяти, большая часть которых находилась в Париже. С октября по февраль, раз в неделю я ходила на курсы в центр подготовки библиотечных работников, который существует в одном из университетов Бордо, успешно этот конкурс прошла и получила назначение в Париж – во Французскую национальную библиотеку. 

Несмотря на то, что должность, которую я получила, занимала довольно скромное место в иерархии библиотечных должностей, этот успех меня необыкновенно воодушевил, потому что впервые за годы, прожитые во Франции, я достигла чего-то независимо от моего знания родного языка. Чувствовала я себя после того, как узнала результаты конкурса, так, словно отпустила перила, за которые до этого времени крепко держалась и благодаря которым смело шла вперёд. Русский язык, который так меня поддерживал в первые годы, снова стал просто моим родным языком.  И понадобилось какое-то время, чтобы свыкнуться с этим новым чувством: ведь без перил, без поддержки, без опоры - а иду, не оступаясь, не падая – и даже не заметила, когда же я научилась без него обходиться. 

И ещё я поняла, насколько ошибаются те, кто относится к гуманитарному образованию как к более лёгкому и от того менее важному. Какое-то время мне и самой так казалось. Но, бросив взгляд назад, я поняла, что классическое гуманитарное образование, которое я получила на историческом факультете МГУ и дополнила в университете гуманитарных наук Бордо, было для меня не «вооружение знаниями» для битвы за место под солнцем, а скорее, верным другом.  Оно всегда подсказывало мне ответы на вопросы, к изначальному образованию, казалось бы, никакого отношения не имеющими. И наличие такого верного друга мне до сих пор помогает с уверенностью смотреть в будущее.