Первое сентября. Я проснулся с большой тревогой после тяжелого и непривычного для меня сна с одной волнующей меня мыслью: "Снова школа. Чертовски не хочется!"; при этом мне, как ни странно, сопутствовала мысль, которая помогала мне судить с точки зрения здравого смысла, и всё вроде бы заглаживала не смотря ни на что: "Хотя, все замечательно. Одиннадцатый класс, он, к счастью, последний", а в конечном итоге мчалась последняя неизгладимая мысль, побившая все рекорды моментальной работы моей головной коробки: "Ох, нет, едрить-колотить, впереди год кропотливой работы, после школы - университет!" Не скажу, что я не люблю работать, просто во мне есть капелька лени, как и в другом любом человеке. Именно эта капелька всплыла наверх, вырабатывая подобные мысли. Но это всё, признаюсь, с непривычки. Лето как-никак только закончилось.
Руки и ноги безбожно затекли, поэтому первые три минуты моего пробуждения я пытался избавиться от мучений, шевеля всеми конечностями. Нехотя встал с кровати, побрел в ванную комнату. Закрывшись там, обмыл своё бледное и худощавое лицо прохладной водой и посмотрел в уже запотевшее зеркало: "О, Боже! Я иду в одиннадцатый класс!"
Самое любопытное, что это именно то самое "первое сентября", когда на моем лице отсутствовали признаки какой-либо радости или, наоборот, внутреннего душевного расстройства: искусственной или естественной - это было совершенно неважно, главное, что на лице была ярко выраженная пустота и немощность. Для меня это был уже давно не праздник, а, наверное, самый обыкновенной день моего жалкого существования.
Я собрал несколько школьных вещей по стереотипному плану, бросив всё свежее добро в старый спортивный синий рюкзак с сероватым отливом, сохранившийся ещё с десятого класса. Взял с собой пару синих ручек, пустой дневник для виду, положил в боковой отсек оставшиеся ещё со вчера сигареты, надеясь бросить сегодня эту дурную забаву - курить, прячась за домом или в других районах от родителей и посторонних глаз, которые так и норовят тебя заложить, как последние предатели-враги.
- Леша, ты разве не покушает перед уходом? - начала мама, протягивая мне деньги на мелкие расходы, проездной билет и пышный букетик цветов для Ларисы Петровны - для моей классной руководительницы и педагога по точным наукам, которую я любил не только как учителя, но и как человека.
Мы не пойдем сегодня, ты знаешь? Ты уже достаточно взрослый и самостоятельный, чтобы на твоем празднике присутствовали родители. Возможно, что отец посетит сегодняшнее мероприятие с Сашей.
- Хорошо, хорошо, - отвязал я в заспанной и не очень вежливой форме своей маме и добавил: необязательно мне было это говорить! Я это все сам прекрасно понимаю. Кстати, я поем в школе.
Моя детское, пубертатное хамство в адрес моих родных, особенно матери вылезает из моей кожуры, когда мое настроение не совсем подобает моему стандартному, умеренному состоянию. Ведь я не со зла это всё говорю, а говорю по той простой причине, что вся моя 'злость', если её так можно называть, исходит из-за того, что сегодня я встал именно "не с той ноги". Действительно, я очень редко бываю таким невыдержанным по отношению к родителям, потому что это вызывает настоящее чувства стыда и раскаяния, которые я не очень то и переношу. Эти перлы, высказанные сгоряча не по моей воле, а, наверняка, по воле дьявола, который тормошил мои нервы на протяжении всей ночи, заставляют мою маму огорчаться, так как она болезненно и всегда близко к сердцу воспринимает любое сказанное, особенно из уст старшего сына.
Я обнимаю её на прощание, целую и шепчу: "Прости, я не хотел" Она смотрит на меня исподлобья, чуть не плача от счастья. У неё, возможно, в отличие от меня, сегодня незыблемый праздник, которого она так ждала всё лето, и радость всей души. "Наконец-таки сын прекратит это чрезмерное безделье и праздный образ жизни", - наверняка думала она.
И вот я уже за порогом, натягиваю на себя с большим-пребольшим трудом кроссовки, которые я успел уже износить в последние летние деньки, без помощи ложечки, которая так упрямо стоит перед моим носом так и норовя врезаться в мои руки, чтобы мне помочь и не мучиться. Я дохожу до лифта, нажимаю на кнопку вызова, вздыхаю и прощаюсь взглядом с моей любимой мамой. Выйдя из подъезда, я вздохнул свежим сентябрьским веером утреннего ветра, остановился на миг возле двери, сделал первые два-три шага первобытного человека и с саркастической улыбкой двинулся к остановке.
Уже через какие-то жалкие полчаса, которые мне показались с непривычки вечностью, я стоял возле школьной калитки, где суетились радостные мамаши, державшие за руку первооткрывателей школьных коридоров и начального образования. На фоне серого и льстивого зияния всех моих одноклассников с мертвыми глазами, черствого директора, который нехотя улыбался возле школьных дверей всем, кто там проходил, первоклассники выглядели как цветные, радостные и счастливые человечки: красивые, убранные и ухоженные, будто бы они ступали на святую землю, на которой им предстояло жить. На секунду я вспомнил себя. Как некогда я пошел в школу с громаднейшем букетом цветов и синим портфелем с изображением диснеевских персонажей, как чувствовал я на тот момент себя большим, как какие-то мальчишки, явно старше меня на год сетовали мне про то, что школа - это сущий ад, как я познакомился с соседом по парте, который сейчас играет в профессиональный хоккей в Штатах, - я вспомнил все то, что было ровно одиннадцать лет назад. Все это прекрасное и незабываемое пролетело как быстрый, скоростной пассажирский поезд, уходящий в неизвестном для меня направлении, оставляя за собой прозрачно-серую пыль. А сейчас я, ветеран школьных стен, как и другие мои соотечественники, стою, сопровождая всех каменным взглядом.
По команде "становись", под звуки гимна Российской Федерации, а потом под гимн столицы и в конце-концов гимн нашей сплоченной школы, наш класс держал руки очумелых первоклассников, которые были очарованы и эмоционально обеспокоены ослепительным мероприятием и лучами солнца, которое уже стояло в зените и палило всех, заставляя щуриться и прикрывать ладонью глаза, обрамляя их тенью.
- Черт подери, - думал на тот момент, - сейчас их всех вести по кабинетам, где меня заставят как всегда что-нибудь таскать, какие-нибудь коробки или парты! Вот те на, называется. Пришел на праздник, а работаю клоуном, экскурсоводом и рабочим одновременно.
Быстро избавившись от подобных мыслей, я не ошибся. Зайдя уже в школу, как ни странно, отремонтированную и отреставрированную по вкусу нашей администрации, я почувствовал на секундочку себя свободным и был благосклонен к любым гуманным, сердечным поступкам - главное, чтобы другим было замечательно и комфортабельно: я успел перетащить две вазы, три парты и ещё какую-то мелочевку и со спокойной душой положил в карманы своих брюк руки и побрел к главным дверям школы, к "своим" детищам. Я довел детей, которые чуть ли не рыдали от накатившегося на них безумия: расставания с родителями - самое главное составляющие этого крайнего состояния маленького, ещё не опытного ребенка - девочку и мальчика - довел в свои кабинеты на первом этаже, к своим учительницам. Встряхнул руками, ударил грациозно в ладоши и направился к нашей классной комнате с уже битком снующими одноклассниками. Картина была куда лучше прежней, той самой, прошлогодней. Паша, как всегда незаурядно и непосредственно тянул улыбку и выдавал непрофессиональные шуточки аля "comedy club"; Алексеев был уже одурманен спиртным напитком: это было видно по красным пухлым щекам и неровному дыханию, с которым выходило удушающее амбре перегара; Андрюха, сидел в сторонке и болтал с Вовой о какой-то чепухе; Вика и Любин сидели на подоконнике и шептали что-то сокровенное друг дружке; Ваня, Вадим, Илюха и Слава бесились, кидая друг другу бумажный мячик, склеенный клейкой-лентой, сделанный ими самими же. Девчонки все были нарядными и как всегда блестящими, и благоухающими, как на подбор. Я подошел к ним с мыслями о предстоящей беседе.
- Девушки, как вам сегодняшнее мероприятие? Как настроение? Как провели лето? Да и вообще, я рад вас всех видеть! – задал я многочисленное количество вопросов с улыбкой на лице, обежав всех своими глазами намного быстрее, чем я говорил.
Началась беседа, которую резко прервала Лариса Петровна, подав знак, чтобы мы успокоились и велела всем сесть на любое место в классе. Все, к удивлению, расселись за чистыми партами.
После длительной тирады нашей классной руководительницы, насчет того, что нас ждет тяжелый учебный год, и что учиться нам сегодня не предстоит, мы были отпущены и свободны. Начался шум. Шум довольных и недовольных ребят, которые суетились и куда-то рвались подальше из школы, будто бы уже все закончилось с концами и можно продолжать это вечное веселье. Только я сохранял спокойствие и выдержку (наверняка приберег все силы на оставшийся день). Возможно, что в классе был ещё один человек, кроме меня, который также тихо и медленно пытался покинуть этот дурдом.
Это была новенькая девочка, лет шестнадцати, сутуловатая, тонкая, на редкость изящная. На лицо была довольно симпатичная и колоритная с большими выраженными, ослепительными карими глазами, однако на самом лице было написано какое-то недоумение и детский страх перед чем-то ужасным и новым. Я видел её всего менее тридцати секунд, а то и меньше, но что-то глубоко в сердце у меня кольнуло, в голове потемнело и все переполняющие меня чувства чуть не вылились наружу с громким, бешеным, оглушающим воплем. Если бы меня спросили: Леша, о чем ты сейчас думаешь? Я бы, ни на шутку, ничего существенного и здравого бы не ответил, так как я сам не осознавал какие мысли сейчас у меня в голове. Всё перемешалось и превратилось в большую серую жижу, началась мировая катавасия всех моих извилин. Я ничего такого сверхъестественного и долго ожидающего незрел. Однако в голове копошились мысли о Свете, мысли о Болгарии, воспоминания о всем таком прекрасном и жизненном, о чем-то отвлеченном, совсем не связанным ни со школой, ни с сегодняшним утром и тем более ни с этой девочкой - в моих мозгах бил сильным ключом поток самосознания, который мешал мне спокойно рассуждать. Да и зачем, к черту, эти рассуждения? Я не знал откуда все это, не знал, потому что думал, думал так, что после разболелась сильно голова.
Я покинул школу, дождавшись Андрюху, закурил и направился по тому самому маршруту, по которому я пришел сюда сегодня утром.
