Бледное солнце вставало над городом. Под легким ветерком шелестели листья на деревьях, кустах, на земле. Живые шептались с опавшими, но те отвечали равнодушно и уходили. Трава пыталась их задержать, пробиваясь даже сквозь асфальт, но что она могла? Листья улетали вперед по дороге, мягко ложились на воду пруда, сбивались в стаи и улетали с попутным ветром. О чем они думали? Ни о чем. После того, как они покинули свои ветки, листья некоторое время радовались своей свободе. Потом – страшно завидовали тем, кто остался на ветках. Ну а потом им стало все равно. Они высохли, потеряли весь хлорофилл и стали легкими, свободными и ворчливыми. Листья ворчали на ветер, солнце, свободу, землю и асфальт, на своих остающихся на дереве собратьев. Они не ворчали только на воду, но нельзя сказать, что это полностью их заслуга – просто вода слишком мягко обнимала.
Впрочем, как это часто бывает, их ворчание никто не слушал. Ветер весело пересмеивался с живыми листьями, зазывал их лететь с собой, они отшучивались, а некоторые – соглашались. Тогда ветер подхватывал новых друзей и летел к опавшим листьям. Они возмущенно ворчали и требовали положить их на место, но весельчак-ветер не обращал внимания и кружил их в танце. Впрочем, танцевать ему быстро надоедало и он, прихватив пару-тройку друзей, улетал. А листья опускались в старую пыльную траву. Она тянула к ним худые руки и цеплялась, но свободные и легкие предпочитали сохранить хотя бы свободу, если уж не удалось сохранить спокойную жизнь. Хотя кое-кто предпочитал оставаться с травой – какая-никакая, а все же компания.
Солнце с ленивым интересом наблюдало за этими плясками. Оно недавно проснулось и еще толком не открыло глаза. Впрочем, по такой погоде светило весь день оставалось блеклым и хмурым. Часто натягивало на себя тучное пуховое одеяло и заваливалось досыпать прямо на небе.
Тучи клубились и небрежно укрывали своего хозяина. Иногда они сталкивались, и тогда казалось, что одна из них рождает другую. Тучи закручивались друг вокруг друга, наползали, играли с ветром и скакали наперегонки. Недовольное солнце приоткрывало край одеяла, и недовольно косилось одним глазом на эти игры. Иногда оно от тоски плакало, и тогда все слезы через тучи падали вниз. Ветер радостно подхватывал их и кидал в лицо деревьям, листьям и пруду. Однако большая часть все равно попадала на землю и она возмущенно шептала что-то. Ветер не прислушивался, но иногда задорно свистел. Затем он сгонял тучи в одно одеяло, накрывал им солнце; оно постепенно успокаивалось и засыпало. Мокрые листья гневно шуршали и дрожали под ледяными порывами ветра. А он смеялся и, улетая, забирал их с собой. А осиротевшие деревья, трава, земля и вода пруда тоскливо смотрели им вслед.

Есть своя какая-то особенная прелесть в умении облекать свои мысли в такую форму, которая заинтересует многих. Что представляется высококультурному, образованному человеку при слове «Фентези»? Нечто не слишком умное, не слишком интересное, бульварное чтиво, сказка для детей или для взрослых… не несущая в себе сколько-нибудь глубокую мысль. Что представляется среднему человеку при словах «глубинный философский смысл»? Ряды библиотек. Наполненные пыльными томами скучной классики и мудреной философии. Пытался ли кто-нибудь разрушить эти стереотипы? Да, пытались. Многим ли это удалось? Думаю, что нет.
И все же права одна дама-библиотекарь, говорящая «Не бывает плохих жанров, бывают плохие книги». Ведь при слове «фентези» можно вспомнить первые книги Первухиной или Белянина… да, это беллетристика… а можно – Урсулу Ле Гуин или Терри Пратчетта. Эти книги учат думать. Что есть черная тень, преследующая тебя всю жизнь? Прежде всего – ты сам. Что случится, если ввести уравниловку? Где нет личности, есть только безликое «мы»? Рано или поздно такая система гибнет. Захлебывается под огромной серой массой.
Сейчас я под впечатлением от книги «Мрачный жнец» Терри Пратчетта. Фентези? О да! Сумасшедший юмор, театр абсурда, магия и овеществление метафизических понятий? Тысячу раз «да»! И все же… Все начинается с малого. Смерть становится личностью, а на твоей полке оказывается маленький шарик со снежинками внутри. И что же из этого может получиться? Отдельны ли эти события? Все просто – Высшие Силы не имеют «я». И Смерть должен быть так же безлик. Однако же он уже стал личностью и менять его слишком поздно. Проще… сменить целиком – старый Смерть умрет. Появится новая смерть. Умер король. Да здравствует король. Так сочли Ревизоры действительности – серое «мы». Но может, здесь есть более глубинный смысл? Может, просто Азраил, Дежурный по миру, не желает своего одиночества другому – Смерти? Чего здесь больше – желания безликости мира или своеобразного сострадания? И все же это лишь разные уровни действительности, разные слои смысла.
Но что же случается, когда из мира исчезает смерть? Становится слишком много жизни. Она воплощается в милых безделушках. Затем в очень полезных, но не необходимых вещах. А потом паразитирует на городе, на его жизненной силе – людях. Великолепные, вроде бы абсурдные и ироничные, но точные, как удар шпаги фразы – и перед нами картина нашей действительности. Огромные супермаркеты паразитируют на городах. Они притягивают жизненную силу города – людей. И теперь люди бегают за бесполезными покупками. Для них играет завлекательная «не-музыка», отупляющая мозги, перед глазами – белые бумажки с надписями «РАЗ ПРАДАЖА!» и яркие витрины… В более глубоком смысле – это эпидемия вещизма.
Ничего не напоминает? Еще пару столетий назад люди жили. Иногда выживали. Но все же жили. Были верны пусть грязным, опасным, но – городам. Где не чужды некие более высокие ценности. А потом медицина выгнала Смерть. Он, конечно, не совсем ушел, но все же пришлось Мрачному Жнецу немного подвинуться. И жизни стало слишком много. Вот и паразитируют на наших городах стеклянные шары – яйца городов, тележки на колесиках – рабочие и матки этих муравьев – супермаркеты.
А есть еще «Музыка Рока». Да, рок – это действительно роковая музыка, переворачивающая жизнь. Даже дающая жизнь взаймы, когда твоей уже пора бы прекратиться. Когда тебя должен уже убить быт. Эта музыка способна сдвинуть мироздание.
А разве нет в русской фентези осмысленных книг? Их мало, да… но они есть. Например, «Четвертый вектор триады» Юрия Белова. Текст этой книги не настолько глубок и важен, как буквально каждая фраза у Пратчетта. Но она заставляет задуматься о вечном соотношении «добро/зло». Когда-то в небесах произошел эксперимент. И от бога=любви в три направления легли шесть теней-людей: по оси чувств, ума и силы. Почему шесть? Потому что любовь создана не для одного, а всегда для двоих. И они должны помочь миру, в котором исчезает прогресс. В этом мире осталась лишь сказка, застоявшаяся и скучная. А в каком-то другом мире, брате-близнеце, осталось слишком много техники и прогресса. А сказка утекает. Этим отрезкам осей всячески мешают агенты ада, злой сущности мира, не-любви. И вот под конец выясняется, что не шесть человек, не три оси координат у Бога. Есть еще и Просветление, есть росток любви в царстве тьмы – появляются еще двое, еще одна пара одной координаты.
«Три дня без чародея» Игоря Мерцалова говорят о том же, о чем и «Мрачный жнец». О милых безделушках в жизни людей. Вроде бы так мило и не страшно – сотовые зерцала и очки-духовиды. Но к чему они приведут? С помощью очков можно видеть ложь – и вскоре ты станешь уверен, что «те, кто не врет, еще просто не успел это сделать». А сотовые зерцала? Невинная игрушка… но потом – предмет необходимости, предмет вожделения, гордости, престижности. И вскоре все бегают в погоне за этими безделушками. Намечена и тема «западнизации» славян. Что говорят сами славяне – князь? «Никогда славянам не быть такими!» А на самом деле из «продвинутых» городков уже слышны голоса – «вот там, на западе, жить умеют!», «а чего мы? Мы же немного! Зато деньги получим!», «так продай сейчас то, что есть, а потом доработаешь – продашь еще раз. Снова доработаешь – новую партию продашь! – Но ведь это нечестно! – Да ведь сколько денег заработаешь!» Показана в книге и наша действительность – в виде «необязательного будущего», из которого чародей Наум и понимает смысл «милых безделушек». Грозящего стать обязательным из-за таких практичных людей, что уже появляются на Руси. Ставшего обязательным в наше время.
Много сеть глубоких книг, и разбирать все у меня нет желания. Но если кому-то интересно, могу порекомендовать Евгения Малинина. Практически любая его книга – ларчик с двойным дном. Много и других, которых я не назвала. Ищите и обрящете. Главное, помните – «Не бывает плохих жанров. Бывают плохие книги». Впрочем, на мой взгляд, фентези – самый перспективный жанр на данный момент.

В колонках играет - Иллет - Сегодня не будет ночи
Настроение сейчас - романтично-ностальгическое

Одна летняя ночь
Тихая ночь. Огромная желтая луна поднимается над противоположным берегом. Под ногами – мелкий песок, четкие графитные тени скрывают следы. Над склоном берега, наверху, притаилась темная сосновая роща, наблюдающая за ночной жизнью. Доносится шелест реки в камышах, по воде откуда-то раздается смех – и кажется, что за ближайшим изгибом реки притаилась русалка. Сейчас она выплывет, обнаженная и прекрасная, и поманит за собой.
На берегу мечутся две неясные тени, свет отражается от металла и слышен стук клинков. И ты сидишь на песке, подавшись вперед и жадно наблюдая за поединком. Внезапно тени остановились, и вот уже тебе в руку ложится тяжелая рукоять клинка. И весь мир исчезает, остаются только меч и противник, и тебя охватывает боевое безумие и высокое вдохновение битвы, все тело горит первобытным огнем силы и ловкости, а кровь пенящимся шампанским разносит по телу ярость и азарт. Ты отдаешься бою, как самому прекраснейшему из мужчин. А этот самый прекраснейший стоит и внимательно наблюдает за дуэлью. И вдруг – сигнал к окончанию. Разгоряченное тело требует продолжения, но усталая рука разжимается, и меч падает на песок.
Ледяная сентябрьская вода ласково обволакивает пылающую кожу. По ней пробегает озноб, и ты сильным движением бросаешь себя вперед по лунной дорожке: не то плывешь, не то бежишь, не то летишь… Сбоку от тебя – вторая валькирия, яростная противница и хорошая подруга. А сзади тот самый прекрасный мужчина, готовый помочь и поддержать. И ты становишься русалкой, играющей с водой и танцующей с ночной свежестью.
Еще несколько минут – и ты снова меняешь роль – теперь ты богиня, Афродита, выходящая из пены морской, обнаженная и прекрасная в тоге из теней и лунного света. Лучи ночного солнца искрятся в капельках воды, стекающей по обнаженной груди. Шаловливый ветер обнимает, ласкает кажу и увлекает в свой танец под оком великой небесной богини.
Пора домой. Тропка вьется по роще, задевая край старого кладбища. И чудится, что вон из-за того креста сейчас выплывет призрак… но дети Смерти попрятались, испугавшись той всепоглощающей энергии Жизни, той великой магии людей – Любви, которой лучится вся твоя сущность. Лишь леший где-то ухает, но и ему не запутать тебя – ты чиста, как белый лист бумаги, свободна от добра и зла, ты часть этой рощи и Великой Праматери Природы, свободная от человеческих условностей, а позади тебя – такие же чистые и свободные – твои друзья.
Вот и город. Пора вновь одеть человеческую сущность вместе с одеждой. И все же магия этой ночи так просто не отпустит тебя, и дома вы еще будете сидеть на крыше, любоваться звездами и петь… петь о магии и любви, о богах и эльфах, поддавшись безумной романтике по-ночному чувственной Природы.

В колонках играет - Филигон - Мы ролевики
Настроение сейчас - стебное

И вот Арда была сотворена. Её освещали прекрасные Светильники, и по ней бродили звери. И решили Валар устроить празднование во имя Эру, и пришел к ни Эру, и принес Мелькор новое свое изобретение – самогон. И пили Валар и Эру «за Эру», потом «за Арду», потом «за Манве» и «за Варду», и за всех Валар вместе и по очереди, затем «за Мелькора» и «за Мелькоров нектар», потом снова «за Эру», «за Арду» и по новой. И веселились сердца Валар, и души их тоже веселились. И решили Валар немного развлечься…

…Голова болела нещадно. В глазах почему-то было темно, но Эру быстро сообразил их открыть. Всего-то за 10 минут. Впрочем, видимых изменений это не принесло. Где-то сбоку появились белые точки, а в целом ничего не изменилось. Эру с трудом оторвал голову от пола и схватился за нее:
– Ой, что вчера было?!..
Где-то справа раздался шорох, и оттуда показалось помятое лицо Варды:
– Кто выключил свет?! Где мои Светильники?
Зажегся маленький огонек, от которого почему-то понесло серой. Хрипловатый голос Мелькора произнес:
– Разбили. Тут вообще все разбито. Эру Батькович, сходи, глянь, чё там Ауле натворил? А то все орал чё-то про шахтеров, а то вдруг затих. Да и ты, сначала пруд вырыл, Куйвиэнен назвал, а потом творил чё-то, всех выгнал, да еще орал, что Варде посвящаешь. Ниэнна теперь рыдает, Йаванна обижается, зато Манве сияет как начищенный чайник. Как остатки самогона вылакал, так и сияет.
– Да чё ты врешь-то, чё врешь?! – раздался голос Манве. – Я только попробовал! Это ты все выхлебал! И пустыни с горами нам развел! Всю Арду перелопатил!
– Ага, еще скажи, что я Светильники разбил!
– А то нет! Не я же, – неуверенно сказал Манве.
Эру не понравилась эта неуверенность и он, покряхтывая, поднялся на ноги. Посмотрел на звезды. И пошел к пруду, прополоскать горло. По дороге постоянно натыкался на что-то мягкое, но шел. Попив водички, он оглянулся вокруг и увидел огромное количество прекрасных, как звезды тел. И возгордился:
– Я велик!
Тут подошел Манве и сказал:
– Слышь ты, великий! Ты чё к моей жене приставал? Это че за тушки на моей земле, ей посвященные?
Разгневался Эру:
– Это не твоя земля и твоей не будет!
Так страшен был Эру во гневе, что Манве тут же пошел на попятный:
– Да ты чё, мужик! Ну, пошутил я, зачем же сразу так-то? Ну, не моя, а хочешь к Варде сходи. Авось она тебя и приласкает…
Эру сразу успокоился:
– Да ты не бойся, не бойся… Конечно, приласкает, я же велик! Ну, раз я сказал, что земля твоей не будет, так тому и быть. Тебе я дам воздух.
– О Эру, за что?
– Ну, не плачь, не плачь! Вот хочешь, птичек дам? Хорошие птички, большие! Да не плачь ты! Ну, хочешь, владыкой Валар делаю? – взвыл Эру. Манве перестал хлюпать носом и тут же сказал?
– Давай.
– Ну и хорошо, – вздохнул Эру и пошел к Варде. На полпути обернулся:
– А чё они дрыхнут?
– Так ты ж их вчера так напоил, что они еще нескоро проснутся!
– О, я велик!
– Ну-ну, – хмыкнул Манве и, как владыка, пошел наводить порядок. Эру пожал плечами и пошел искать Варду, но она вместе с Ниэнной рыдала над Светильниками и послала его так далеко, что Эру немного покраснел. Ниэнна прорыдала:
– Бедная Варда! Бедные эльфы! Сколько бед предвижу!
– Лучше бы последствия пьянки предвидела, – проворчал недовольный Эру и пошел искать Ауле. Тот сидел рядом с грудой камней и повторял:
– Запоминай: гномка – дурак! Гномка – дурак!
Присмотревшись, Эру понял, что Ауле не свихнулся, но его обогнал. И вскричал в гневе Эру:
– Ах ты сволочь! Мои эльфы еще дрыхнут, а ты своих уродцев под шумок создал и добудился! Почему они не пьяны?!
Ауле сжался:
– Они из камня на самогоне настояны… Потому и не пьянеют… Щас напою!
– Смотри мне! – пригрозил ему пальцем Эру. – Чтоб через час спали!
Потом Эру огляделся и увидал разруху в Арде.
– Мелькор! Найду самогонный аппарат – отберу!
Испугался Мелькор, обиделся и ушел в свою винокурню. А по дороге бормотал:
– Чуть что, сразу «Мелькор, Мелькор»! Ну, Эру, ну, погоди!
А Валар начали наводить порядок. Все валилось из дрожащих рук. Йаванна зачем-то вырастила два дуба. Варда подумала и выплеснула на них грязную воду. На одном засветились цветы, а на другом вода загустела и тоже засветилась. Ульмо шарахнулся и попытался их водой очистить, но радиоактивные дубки впитали свет и в ответ на воду вспыхнули так, что чуть не подожгли Ульмо волосы. В итоге Эру смотался к себе за Грань, а остальные Валар вырастили горы, чтоб Мелькор не лез, и уснули.

А Мелькор, обидевшись на Эру, решил обломать тому кайф и, нагнав самогона, опохмелил эльфов.


О том, как появились орки,
или Завоевание винокурни

Пробудил Мелькор эльфов и, спрятавшись, начал наблюдать. Большинство еще трясло больной головой и осоловело озиралось, но некоторые уже чутко поводили носами в поисках вожделенного запаха. Мелькор забеспокоился о сохранности бутыли и стал тихонько отползать назад. Это его и погубило. Хрустнула веточка, и толпа оживших эльфов кинулась на звук. Мелькор моментально подхватился и кинулся петлять в сторону винокурни. Эльфы, вопя и улюлюкая, кинулись за ним. Мелькор решил бежать через болото, чтобы эльфы там потопли, но эльфы пробежали по болоту как по земле. Тогда Мелькор осознал, что Эру велик. Долго эльфы гоняли Мелькора, многие устали и именно тогда появилось имя «Моргот».
Остальные же, более выносливые эльфы гоняли Мелькора, пока он не взвыл. На знакомый вой из винокурни выскочили самогонщики. Увидели они эльфов и решили помочь. Начали они хватать эльфов за волосы и макать в болото. Волосы от огненных прикосновений сгорели, а липкая болотная грязь крепилась на лица намертво. Мелькор немного передохнул, глотнул из бутыли и тут ему пришла в голову идея. Мелькор усмехнулся и, пробормотав что-то вроде: «Ну, Эру, погоди!», направился к эльфам. Обошел вокруг и поцокал языком:
– Ай-яй-яй, неужели Манве не дает вам похмеляться? Бедные вы, бедные! Оставайтесь у меня, сами гнать будете! И решать, когда пить, когда не пить.
Эльфы подумали и согласились. Мелькор потер довольно руки и произнес:
– Будете вы зваться орками, что значит «измененные», ведь ваша судьба изменилась, и винокурня в ваших руках.
Орки обрадовались, а Мелькор вспомнил, как эльфы гоняли его по болотам, а потом не подчинились, и возненавидел их. Потом вспомнил, как не стал владыкой Валар, и возненавидел и их тоже. А потом вспомнил, как Эру его обвинил, возненавидел и его тоже и прорычал: «Ну, Эру, погоди!»

Буду повышать настроение и релаксировать. Копипаст с аетерны и моей тетради:

Сегодня на стилистике исправляли предложения с точки зрения стиля. Катались над ними всей группой.

Археологи заметили, что покойники из южного захоронения перекликаются с покойниками из северного захоронения. (Вася, ты меня слышишь? - Слышу! - И как оно? - Да ниче, только темно как-то!) А когда исправляли, один товарищ предложил назвать покойников некрозалежами.

Не удержал мяч вратарь, но добить его оказалось некому. (Мочи его, падлу! Вратаря на мыло!)

Журнал "Здоровье" - прекрасный помощник в жизни и смерти. (а также в посмертии)

Сейчас судьи вынесут очки. (Вай, налетай, торопись! Эти на -8, эти на +2, а эт самые дарагие - с разными линзами!)

Рост юных фигуристок стимулируется при помощи показательных выступлений. (допинг, однако)

Комиссией установлено, что туша коровы сдана полностью на склад, за исключением передних ног, которые ушли налево. (ну, это вообще без комментариев...)

Блин, черт дернул меня выяснять, уникальный ли у меня ник через Яндекс! Нашла кучу ссылок на свое имя. Почитала... Блин, лучше б мне мозги отрезали, а не волосы! А самое противное, все почему-то свято уверены, что мне делать больше нечего, раздувать скандал только! Бл*, я хоть на одном сайте еще высказывалась кроме как в день показа?! Да даже и тогда только на форуме 1 канала!!! Какого черта меня не удавили в детстве?!

Настроение сейчас - препоганое

Знаете современный способ зарабатывания денег из ничего? Искала я тут работу печатника текстов. Типа тебе дают отсканеный лист с текстом, а ты его перепечатываешь в Ворд. Перебрала туеву хучу объявлений, половина мне сразу сказала, что это лажа и надувательство. Смысл обмана в том, что тебе присылают задание и пишут - мол, пересылка 9или создание почтового ящика, как в моем случае) стоит денег, а мы не уверены, что вы будете сотрудничать с нами. Так что заплатите нам 50-100 рублей и будем работать. Блин, я знала, что все это хрень! И все равно решила поэкспериментировать, типа 50 рублей не жалко, а вдруг это не обман? Блин, мне и не жалко этот идиотский полтинник! Меня ломает, что вчера я сидела и перепечатывала этот бред, потом заплатила, и все зря! Ёпрст, меня даже не это бесит! А то, что сидит какая-то хитрожопая дрянь и стрижет деньги с таких придурков! Нашла бы - убила! Накатать на нее, что ли, заяву в суд? Узнаю у нашей преподши по праву, если есть шанс призвать эту гадину в суд, обязательно напишу! Совсем уже охренели, дегенераты!

ПРОЛОГ

– Люди! Послушайте меня! Что же вы делаете?! Опомнитесь! Сельва – наш воздушный генератор! Последний! НЕЛЬЗЯ уничтожать свою жизнь! Без воздуха мы погибнем! Но многие погибнут до того, как выдышат весь воздух! Черт, вы же знаете: растения перестанут справляться с переработкой углекислого газа в кислород, переизбыток углекислоты создаст в атмосфере экран, отражающий тепло, температура повысится! От повышения температуры растают льды и вечная мерзлота, уровень воды поднимется! Океаны затопят сушу! Мы все утонем! – бесновалась на каменной тумбе молодая девушка. Её лицо было залито слезами, а голосок прерывался от волнения. На этой животрепещущей ноте её сдернули с тумбы и заткнули рот.
Случайные зрители молча развернулись и ушли. Судьба молодой девушки никого не интересовала. Я с разинутым ртом смотрел на то место, где только что стояла неизвестная ораторша. Бабушка дернула меня за рукав и испуганно проговорила…
– Да идем, идем же! Вот встал, как вкопанный!
… и дернула меня за руку. Я молча смотрел в глаза девушки, с кляпом во рту, связанной по рукам и ногам, но не растерявшей своей горячности. Эти глаза пылали такой убежденностью, такой верой, что я вздрогнул и позволил себя увести.
А в голове моей резонансом звучат её горячие слова.

Глава I.

Я часто вспоминаю и эту девушку, и эту улицу, и эти равнодушные лица людей, и, конечно, её пламенную речь. А еще чаще она мне снится. И каждый раз я окунаюсь в эти горящие глаза, как в чаны с кипящей смолой, и слышу её тонкий прерывающийся голосок. И просыпаюсь в холодном поту.
Не знаю, что заставило меня записать эту историю, разве что желание предупредить потомков. Я сам когда-то не внял предупреждению, и теперь… Но вы, вы сделаете то, о чем мы можем только мечтать!
Сорок лет назад я проходил с бабушкой по той площади, и уже сорок лет я чувствую в себе те слова. Тогда они показались мне какой-то шуткой, мистификацией, бредом сумасшедшей, наконец; ничто не предвещало той катастрофы, которая разразилась сейчас.
Тогда, сорок лет назад, когда люди заканчивали вырубать леса Сибири и Центральной Африки, никто не задумывался, справится ли растительность морей и океанов с переработкой углекислого газа. И лишь редкие вестники неудач, такие, как та девушка, говорили и кричали, что вырубка лесов приведет к страшным последствиям. Но их трезвые, разумные голоса заглушались куда более мощным голосом ужасного зверя по имени Индустрия. Именно они, Предприниматели, делали деньги на жизнях будущих поколений. Они вырубали леса, делая из них бумагу и мебель, красивые безделушки и украшения, и все остальное, что могло приносить деньги.
Но сорок лет назад Предприниматели начали вырубку южно-американской сельвы. Вначале никто ничего не замечал, запас кислорода в атмосфере был достаточен. Но сейчас, когда и сельва истощила свои запасы, нехватка кислорода становится все ощутимей. Но не для всех. Не для всех…
Я ощутил, что вдохнуть нормальное количество воздуха не получается, только тогда, когда мой друг Сандро сказал о том, что ему не хватает кислорода, и он задыхается. Я лишь посмеялся. Потом мы стали замечать, что быстрее обгораем на Солнце. Но и тогда не придали этому значения.
Однажды, не так давно, меня пригласили на какое-то собрание. Я был удивлен, так как все знали, что я не большой любитель подобных заседаний. И от любопытства пошел.
В темной душной комнате стояли диваны, стулья, кресла, табуретки и пуфики. Большинство были заняты, видимо, я немного опоздал. Председательствовал невысокий седой человек в сером, мышиного цвета, костюме и домашних тапках. Увидев меня, он кивнул и вместо приветствия хмыкнул:
– Ну, что, соучастнички, начнем, пожалуй...
И они говорили. Долго говорили. О сельве и кислороде, о положении в мире, о необходимости что-то решать. В конце председатель этого заседания поинтересовался у меня:
– А вы что скажете, мой дорогой?
Я только пожал плечами. Все уже было сказано. Но я добавил:
– Вы много говорили сегодня. Но для чего?

Глава II.

С тех пор все и началось. Я каждый день бывал на общих собраниях и уже знал всех в лицо. Каждый раз мы обсуждали ситуацию в мире и то, что с ней можно поделать. На мой последний вопрос первого заседания ответов нашлось много и в то же время ни одного. Никто не смог толком объяснить всей этой болтологии, но все били себя кулаком в грудь, доказывая, что это было необходимо.
Как-то раз, устав слушать глупости, я взял слово и произнес:
– Друзья! Мы занимаемся очень важным делом. Мы спасаем человечество. Но я не понимаю, зачем нужны все эти разговоры. Мы должны действовать и действовать решительно! Разговоры ни к чему не приведут! Нас слишком мало, чтобы сразу уговорить всю общественность в том, что необходимо спасать Землю и самих себя. У нас мало времени. Но мы можем продлить оставшееся время. Посадим деревья, много, много деревьев!
Что началось! Все почтенное собрание обсуждало мои слова! Вердиктом было следующее: я безусловно прав насчет действий – будем сажать деревья, но собрания мы должны проводить.
На этом все и успокоились. Теперь на собраниях каждый лично отчитывался, много ли он посадил деревьев.
Подводя итоги, я видел, что невозможно возместить ущерб, наносимый сельве. Из тех, кто ходил на эти собрания, никого это не интересовало. Они просто хотели чувствовать себя героями, а не быть ими. И тогда я ушел.
Сажать деревья было бесполезно, разговаривать тем более, а уговорить этих людей на что-нибудь решительное я не смогу. В них нет моей убежденности. И тогда я принялся за работу сам.
Долгие дни и ночи проводил я за подготовкой к работе. Я писал, рисовал, печатал… И вот наконец эта часть работы была закончена. За одну ночь на главном проспекте Города появилось множество плакатов примерно одного содержания: вырубка сельвы означает смерть для человечества. К полудню плакаты уже сорвали. На следующую ночь в почтовые ящики многих домов попали проспекты с таким же содержанием.
А потом мне пришлось бежать. Они, Предприниматели, не прощают подобных посягательств на свои права. Но везде, где проходил мой путь, появлялись плакаты и листовки, проспекты и реклама. Зайдя к одному из своих друзей, я занял его компьютер и через двадцать минут по всем каналам поползла реклама с нужным мне содержанием, всем пользователям Сети были разосланы такие же рекламки.
Весь мир опутала сеть моих предупреждений. И все же никто не откликнулся. Люди на улицах смотрели на мои произведения пустыми, мертвыми глазами, и лица их не выражали ничего.
Кажется, все мои усилия пропадут даром: либо этим людям ничто не интересно, либо их так запугали, что они боятся заступиться за свою жизнь и жизнь своих детей.
Печально…

Глава III.

День 20.
Я устал бегать. Кончаются деньги. Все существо мое болит от столь непривычной долгой поездки. Через несколько минут подойдет мой поезд, и я вновь вернусь домой.
Стены в вагонах похожи на деревянные. Во всяком случае, я себя успокаиваю, что это лишь пластик, до неприличия похожий на дерево. Я устало прилег на мягкую койку и закрыл глаза. Спать…
…связанная девушка бесновалась так, что все время задевала мое плечо, а потом вдруг выплюнула кляп и закричала:
– Проснись! Проснись! Проснись!..
Сквозь приоткрытые глаза я увидел человека в явно не дорожном костюме. Он и тряс меня за плечо, монотонно повторяя: «Проснись! Проснись! Проснись!». Я несколько хрипло спросил:
– Чего надо?
– Вы пойдете с нами.
И мне пришлось идти. А что поделаешь?
Они привели меня к большому зданию, известному каждому в Городе. Здание Офиса. Меня подняли на самый последний этаж и втолкнули в комнату. Она поражала своим великолепием, и все в ней было сделано из дерева. За столом сидел немолодой человек – Главный Предприниматель. Он с любопытством смотрел на меня. Страха в его взгляде не было; да и чего бояться ему, сидящему на вершине айсберга жизни, окруженному верной охраной. Ну а я, уставший, заспанный, представлял из себя жалкое зрелище. Возможно в другое время…
– Так вот ты какой, – начал первым он. – И как же ты дошел до мысли противостоять нам?
Я только пожал плечами. А он продолжил:
– Ведь я мог просто отдать приказ, и тебя бы не стало. Но я не сделал этого. Тебя все равно никто не послушает, не посмеет открыто с тобой согласиться… Потому что они знают меня, знают мою силу и знают, какое будет наказание за ослушание. И ты знал. Но все же решился противостоять мне. А теперь посмотри, – он показал рукой в сторону окна, – посмотри на них. Они живут и уже не помнят, что ты пытался до них донести. И они никогда не посмеют это помнить. Это – мое государство, моя планета… А ты здесь ничто. Убирайся. Я дарую тебе жизнь.
И я понял, что он прав.

ЭПИЛОГ
На каменной тумбе металась молодая девушка:
– Мы все погибнем! Уровень воды все растет! Скоро затопит Город! А потом исчезнет возд…
Не дав договорить, парни из охраны Предпринимателей сдернули её с тумбы и усыпили каким-то уколом. А может, убили.
Я отвернулся и побрел в сторону дома.
…Нам все равно ничего не изменить…

-- Завтра, в Святой День, исчезнешь ты с лица земли, нечестивый. Зачем бродишь ты по миру, вводя людей во Грех?
- Брожу, покуда люди видят в себе возможность грешить, - в тон Епископу ответил Демон, и улыбнулся. - Как только ощутите себя достойными Отца нашего, а не жестокими рабами Его, как разглядите совершенство своё и ближнего, так и не останется места Греху в ваших душах.
Епископ поморщился и сделал охраняющий жест:
- Странные речи молвишь ты, нечестивый.
Демон чуть склонил голову, учтиво и насмешливо:
- Поддерживаю высокопарную манеру речи, избранную Вашим Святейшеством.
- Посмотрю, как и что ты завтра поддерживать будешь, нечестивое отродье, - прошипел Епископ. И тут же, опомнившись, откашлялся, напустив на тебя прежний скорбный и безгрешный вид. - ... Ибо попался ты ныне, и окружают тебя лишь святые отцы да храмовники. Так ты не опаснее любого из тех, кого очистила Святая Инквизиция.
Печальная улыбка Демона и странная боль, поднявшаяся откуда-то с несуществующего дна его золотистых глаз, заставила вздрогнуть всех, кто глядел в тот миг на его прекрасное лицо. Не было там боли за свою участь, в этих мерцающих омутах, подёрнутых дымкой льда.
Последние отблески дня окрашивали алым стены церкви и весь город, когда Джеланна всё ещё стояла на холме, взирая на это великолепие. На самом деле город был самым, что ни на есть обычным, но в час, когда били колокола старой церкви, и солнце либо только начинало восходить, либо уже скрывалось за холмами, не было в мире места прекраснее.
Наступала Ночь Накануне Святого Дня, одного из самых значительных среди многих церковных Праздников. Завтра Джеланна встанет самая первая, как всегда, и побежит к дверям храма, а потом начнётся шествие, и ей, как одной из тех, кто следил за каменной церковью, будет позволено в нём участвовать. Поговаривали, будто бы Епископ приготовил какой-то сюрприз, который сделает Праздник совершенно незабываемым... но женщин допустят поглядеть только из такого далека, из которого ничего не разглядишь. Как всегда. Что делать, - Носительницы Греха...
Джеланна вздохнула. Вечер сгустился вокруг неё, наполняясь скорбными едва слышными стонами, далёким воем то ли волков, то ли бесов и демонов, и тому подобными странными и неприятными звуками. Как известно, в Ночь Накануне любого Святого Дня нечистая сила выходила резвиться и смущать всех благочестивых верующих.
Сегодня было особенно страшно, - духи будто бы оплакивали кого-то. И возгласы их, приближаясь, вновь откатывались, потому что ночь ещё не вступила в свои права.
Джеланна была храброй девушкой. Но и ей стало не по себе. Она сделала охраняющий жест и медленно начала спускаться с холма. Но когда прерывистый вой раздался совсем близко, она что было сил, понеслась в город, к своему дому...
Этой ночью началась буря. Ветер завывал в трубах и неистово стучался в запертые ставни и двери, силясь сорвать их с петель. Вся нечисть, какая только была в окрестностях, кружила нынче над городом, заставляя верующих дрожать в своих домах и с нетерпением ждать рассвета. Только духам и Епископу была известна причина безумия плясок Ночи Накануне этого Святого Дня...
Шествие уже давно закончилось, и толпа высыпала на главную площадь, чтобы насладиться тем, что приготовил на сегодня Его Святейшество с верными своими святыми помощниками.
Джеланна стояла на пороге церкви, задумчиво взирая на широкую улицу, упирающуюся в спины последних стоявших на площади. Она уже закончила убирать огарки свечей у иконостасов и теперь силилась понять, что же там происходило, за всеми этими людьми. Но крики толпы напоминали гремящие моря, и далёкие возгласы Его Святейшества было не разобрать.
Что-то важное происходило там...
Важное для самой Джеланны... Она была благочестива, эта юная девушка с воздушными небесными глазами, лицом ангела, лёгким телом и божественно-прекрасными волосами, стыдливо скрытыми тяжёлым длинным платком. Красота её была так невинна, что даже священники, боящиеся обычно прекрасных женщин, доверяли ей, этому юному ангелу, которого, казалось, не затронул Первородный Грех.
Она любила людей и всё вокруг, и не приходило ей в голову крамольных мыслей. Разве только жалела она людей за все их грехи, за то, что ставят они одних ближних выше других. Сегодня Джеланна снова задала себе вопрос, -почему же люди боятся многого? И почему не равна женщина мужчине...
Быстрые ноги понесли девушку на площадь, в самую гущу толпы, и она увидела... увидела... увидела...
Слабый человек уже не выдержал бы всех тех пыток, которые пока использовал Епископ. Сильный, не будучи сломлен, был бы на пороге смерти. Но никто не мог ответить, далеко ли до Рубежа этой жертве Святой Инквизиции. Святые отцы, стоявшие вокруг помоста, беспрестанно читали молитвы, ограничивая его силу, и не знающие поражения рыцари-храмовники охраняли того, кто не смог бы сбежать. Холодные инквизиторы с бесстрастным восторгом ломали его тело, но испробовали пока далеко не всё, что причиталось ему по списку.
Епископ холодно оглашал каждое наказание, а потом горячо вещал толпе о том, как доволен сейчас рабами Своими Господь... Джеланна расширившимися глазами взирала на помост. Словно во сне приблизился он к девушке, и она различала каждую деталь. Она видела почти изломанное, но всё ещё красивое совершенное тело в изодранных чёрных одеждах. Видела и прекрасное лицо с тонкими точёными чертами, какие бывают на иконах самых лучших мастеров... бледное лицо с плотно сжатыми губами и провалом золотых глаз, в которых под истончившейся дымкой льда бушевало всепоглощающее холодное и сжигающее пламя, готовое вырваться на волю.
Но звучали отборнейшие молитвы святых отцов, и пламя бессильно разбивалось о крепкие стены ледяной темницы...
Джеланна беззвучно кричала, и, увидев её в толпе, Демон улыбнулся, прикрыв глаза...
Епископ ужаснулся тому восторгу, который испытывал, истязая долгожданную жертву. Впрочем, как он и ожидал, "жертва" не унижалась, да и вообще не производила впечатления жертвы.
Его святейшество ужаснулся своей улыбке, возникшей при мысли о том, что будет с гордым отродьем, когда он перейдёт с обычных истязаний на то, что несло нечистой силе смерть.
Крик его силился изгнать этот страх перед собственной жестокостью, когда он обратился к толпе:
- О, верующие! Да будет известно вам, что перед вами не впавший во грех человек... Возгласы удивления и нетерпения почти заглушали его:
-- ... но Демон, богомерзкое создание! - Епископ порадовался произведённому впечатлению, и продолжал:- Он вам известен, братья и сёстры! Особо романтичные натуры... и, конечно, наши женщины дали ему имя "Чёрный Жемчуг Ночи". Полагаю, из-за этого...
Повинуясь знаку, один из рыцарей-храмовников рассёк мечом остатки тонкой чёрной ткани на груди Демона, и солнечный луч отразился в простом и изысканном украшении -золотой гривне с чёрной жемчужиной в середине.
Епископ подошёл в своей жертве и рванул тонкую золотую цепь.
Она не поддалась, и Демон улыбнулся почти сочувственно, тотчас же получив удар от стоявшего рядом воина...
И тогда Его Святейшество понял, что время пришло. По его знаку инквизиторы почти бережно положили жертву на помост. Двое священников внесли реликвию храма -древнее бронзовое Распятие -и возложили на грудь Демона. Тёмная кровь Чёрного Жемчуга Ночи заструилась у краёв Распятия, и губы, наконец, разомкнулись... исторгнув не вой, но пронзающий сердце полувздох-полустон, едва слышный, но проникший, тем не менее, в каждый уголок площади.
Епископ разочарованно взирал на поверженного Демона, медленно подходящего к своему Рубежу, и не ощущал удовлетворения...
Женщина -здесь?..
Женщина, вихрем пронёсшаяся к помосту, разорвавшая круг святых отцов, проскользнувшая меж не знающих поражения мечей храмовников!..
Чёрные крылья бури, изорванные в клочья, вздохнули и, кружа реальность в водовороте свободного пламени, сгорели в потемневшем воздухе...
Полуденное солнце освещало девушку, держащую во вскинутых руках бронзовое Распятие, полыхающее огнём Господнего Чуда...
- Прости, прости меня, Отец наш! Прости не за то, что спасла, но за то... О, не могу сказать! Боюсь, и не могу жалеть об этом...
Тихо потрескивали свечи у тёмных икон пустой церкви, и лунный свет лился сквозь один из боковых витражей - единственная дорожка, разделявшая тьму алтаря и входа.
Джеланна вскинула голову, глядя на прекрасный лик Сына, и твёрдо сказала:
- Не раба я тебе, но дочь, как и все мы... и доверяю я лишь Тебе мою тайну - я люблю того, кто подходил к Рубежу под Твоим Распятием... Это грех? Если грех, то прости меня... прости...
Слезинка упала в пламя свечи, и она не погасла.
- Милосерден Ты, я знаю... Но может быть Любовь-это всё-таки не грех?!.. Прости меня... прости...
- Разве просят прощения за Любовь?
Джеланна вздрогнула при звуках мягкой усмешки в мягком голосе, но не обернулась. Она знала, кому он принадлежит, словно слушала его всю жизнь.
- Ты... - выдохнула она и обернулась.-Это Вы, Чёрный Жемчуг Ночи.
Церковь молчала. Девушка, казалось, была одна.
Но вот сгустившаяся тьма у входа очертила фигуру, неразличимую в мерцании свечей.
- Да, Джеланна. Это я.
Демон вступил в полосу лунного света, льющегося сквозь витраж, и девушка замерла, увидев мощь, страшную и прекрасную, здесь, в Святом Месте.
Чёрный Жемчуг Ночи медленно двигался к ней с грацией подступающей тьмы, и странные золотые глаза, подёрнутые дымкой льда, горели на лице, похожем на лики лишь самых красивых и совершенных икон.
- Вы ведь всё слышали, да? - тихо спросила Джеланна.
- Да, дитя... Не раскаивайся в Любви, ведь Она есть основа Естества Отца Всего сущего, основа каждого создания Тьмы и Света, - странная улыбка заискрилась на его губах.
Девушка сделала несколько шагов ему навстречу, но остановилась и, прищурившись, попыталась вглядеться в странный образ в зыбком свете:
- Это говорите мне Вы - Демон? Здесь, в церкви?
Он рассмеялся и приблизился к ней: - Да, дитя, всё так странно!.. А задавала ли ты себе вопрос, - где лежит Зло?.. В память о Распятии я дам тебе ответ - не во Тьме, но в Искажении.
- Я не понимаю Вас! - она испуганно опустила глаза, но не захотела отступать от него даже на шаг.
Он грустно усмехнулся:
- Может быть когда-нибудь... Зачем ты скрываешь свою красоту?
Джеланна коснулась платка, скрывавшего её чудесные волосы.
- Потому что Грех показывать её. Это вызывает у мужчин грешные мысли, - она замешкалась. - Так, кажется, говорят святые отцы.
- Мужчины боятся Греха, и растят его в себе, как и вообще люди. Я уже говорил это Епископу, - задумчиво Демон сделал какой-то жест красивыми пальцами.
Платок упал к ногам Джеланны, и длинные волосы каскадом полились по её плечам.
Чёрный Жемчуг Ночи улыбнулся, глядя на смутившуюся девушку.
- Скажи, дитя, разве Грех обладать тем, чем одарил тебя Отец Всего Сущего?.. И если люди не имеют сил, наслаждаясь, не забывать о Высшем, называя потому Дары Злом, то это лишь из-за слабости, которую они получили, закрыв себя от самих себя.
Он протянул ей раскрытую ладонь, и она вложила в неё свою, ощутив в прохладных пальцах огонь, бьющийся в глубине его глаз.
А вкус его губ был вкусом Вина Причащения...
- Ты чего такой грустный, брат храмовник? - насмешливо поинтересовался толстый монах, отставляя в сторону огромную кружку пива.
- Неважно, - отмахнулся молодой рыцарь, мрачно уставившись в стакан с вином.
Какой-то ремесленник из-за соседнего стола обсуждал Чудо на площади, произошедшее довольно давно, и нёс какую-то чепуху о Блаженной Джеланне.
Монах подмигнул воину:
- А с девушкой-то действительно что-то не так. Ходит в струящихся одеждах, с распущенными волосами -ни дать, ни взять ведьма! - и болтает что-то о Господе. Если бы я не знал о Чуде, я б точно сказал, что в неё демон вселился!
- Молчи, несчастный! - простонал храмовник. - Я не знаю, что... Она всегда ждёт кого-то... А ведь я люблю её! - он провёл руками по лицу, да так и замер, не отнимая ладоней.
- А говорят, её видели на метле недавно... нагой! - заявил кто-то справа.
- Да, а вокруг резвились бесы! - недоверчиво засмеялся ремесленник.
- Но ведь ей Господь Чудо подарил! - возразил ещё какой-то монах.
- Хватит! - рыцарь резко поднялся.
Всё затихло, и лишь старый нищий в углу у горящего очага писклявым голоском напевал какую-то песенку, последние слова которой зазвенели в тишине:
"... Воин ждёт любимую, Любимая ждёт Демона..."
Храмовник схватил свой тяжёлый двуручник и рассёк им стол. Голос угас, но слова продолжали звенеть в его сердце.
Под удивлёнными и насмешливыми взглядами завсегдатаев несчастный рыцарь выбежал из трактира, оглашая улицы скорбными стонами:
"Джеланна, Джеланна!"
- Ты никогда не обещаешь вернуться.
- Я не могу обещать этого, ты знаешь, дитя.
- Но я всё равно жду тебя.
- Я знаю.
- Любишь ли меня?
- Нет у меня человеческой любви, ты знаешь, дитя...
"Блаженная Джеланна! Блаженная Джеланна!" - смеялись дети, прыгая вокруг неё.
Девушка улыбнулась и легко побежала к обрыву над озером.
Раскинув руки, она часами стояла здесь, изливая на Мир и его людей Любовь, и мечтала полететь... полететь, как летал он, на крыльях, усеянных звёздами, скользнуть вверх по лунному лучу.
- Джеланна, - дыхание ветра обернулось его голосом.
- Это ты! - радостно рассмеялась она и обернулась, утопая в золотой бездне.
Когда она отняла руки от его груди, то ощутила в кулачке...
Непонимающе она глядела на искрящуюся, на её ладони гривну и тускло мерцающую в самом центре чёрную жемчужину.
- Возьми, дитя, мне это ни к чему, - улыбнулся Демон, и золотая цепочка нежно охватила её шею.
Джеланна потёрлась о его ладонь, а потом вскинула голову, распахнув свои небесные глаза:
- Я хочу летать!.. Но я больше не могу свободно парить, ведь мои мысли летят вслед за тобой... Ты разбил мои крылья.
- Я разделю с тобой свои...
Чёрный крылья бури, усеянные звёздами, вздохнули, растворяясь в свободном золотом пламени, и буря понесла Джеланну в своих объятиях.
Они летели над миром, в слиянии ветра и света луны, и далёкие звёзды стелились бесконечной стезёй.
А внизу вспыхивали и догорали жизни в океанах безумия и бесстрастного унижения, и Джеланна, окроплявшая слезами людские дома, понимала, как долог ещё путь Демона среди детей Божьих, гордо зовущих себя рабами Его...
Они летели над шепчущими бесконечные свои сказки лесами и над звенящими водопадами реками, над степями, волнующимися пряными травами, и над тёмными скалами в серебряных коронах, над звенящими песнями морей и над бесконечными жемчужными нитями жизней, жизней, жизней, водящих хороводы вокруг живого Мира под неповторимую музыку Бытия...
И когда Джеланна и Чёрный Жемчуг Ночи снова стояли у обрыва над озером, девушка поняла, что сегодня Демон вёл её сквозь тайны Мира, и почти осознала смысл его слов. Наверное, именно сейчас время пришло.
- Раскрой мне, прошу тебя, - тихо проговорила она, заглядывая сквозь дымку льда в беснующийся огонь.
Демон тихо рассмеялся, и страшен был звук его красивого голоса:
- Свет и Тьма, Зло и Добро - лишь грани всего Сущего, это всем известно, и в этом то, что вы, люди, подразумеваете под словом "Добро". Мы зовём это по-другому, но, - он грустно усмехнулся, разведя руками, - нет у вас этих слов. "Гармония" - далеко не всё, что заключено в данном нами имени... Тогда тем, что вы называете "Зло", - лёд истончился, и безумное пламя почти вырвалось из золотых глаз, - является Искажение... Оно обращает Свет во Тьму, а Тьму в свет, и потом низвергает их в свою несуществующую Вселенную. Оно смешивает Хаос и Гармонию, но не в гармоничном их слиянии, а в своём, искажённом.
Под его взглядом Джеланна в страхе отступала, видя в золотой бездне отражение слов, что было сильнее данных определений.
И Демон снова рассмеялся, горько, покрывая огонь вечной тонкой дымкой, и голос его сломался:
- Искажение правит в этом Мире. Оно овладело даже, Словом Божьим. Потому и не вижу я пока конца пути своему... Не плачь по Миру, дитя. Не надо. Любовь Отца безгранична...
- Вы видели?! Слышали?! Возгордилась!
- Ею овладел Демон!
- Демон! Чёрный Жемчуг Ночи!
- Взять!.. Сжечь!.. Пронзить арбалетными стрелами! Взять ведьму!
- Стойте!
- Прочь, храмовник!
- Убьём, если не уйдёшь с дороги!
- Стойте! Или меч, служащий Господу, отправит вас к бесам!
- Стреляй в рыцаря!
"Прочь, люди. Прочь"
- Демон!..
- За что спас меня, нечестивый?
- За то, что любишь её. За то, что можешь спасти.
- Как?
- Убей её, или они будут истязать.
- Не искушай меня! Прочь!
- У неё лишь одна возможность -ты...
Джеланна, привязанная к столбу, улыбалась, и слёзы жалости катились по её щекам. Она знала свой путь. А он совсем лишил её страха, открыв Истины.
- Разве легче вам будет, дети Божьи? - тихо спросила она у толпы, и голос её прозвенел в каждом сердце.
- Огонь Святой Инквизиции избавит тебя от гордыни! - на разные голоса взвыла толпа. Приближались инквизиторы, и рыцари-храмовники стояли полукругом, ожидая появления Демона с заряженными серебром арбалетами. Холодно глядели они на мучения, и лишь один дрожал.
"Что же медлишь ты, человек?" - раздался среди безумного сплетения его мыслей вкрадчивый голос.
"Страшно мне, Демон... Не могу - Грех это."
"Я направлю руку твою..."
Сквозь рёв толпы и скрежет стали орудий, прорвался звон тетивы, и серебряная стрела вонзилась в самое сердце девушки.
В хрустальной тишине прозвучал последний её шёпот:
"Любовь Отца нашего безгранична, дети Божьи..."
Не дышала толпа...
Чёрные тучи над площадью пронзил единственный луч. Стрела в груди Святой обернулась белым голубем, и взмыл он в небеса, неся золотую гривну...
- О мы несчастные! - взвыли тогда люди. - Святая! Святая Джеланна!
Роскошные устроили похороны, и нетленное тело Святой Девы Джеланны было погребено под плитами церкви...
А на городской площади остались только позорный столб и Демон с золотыми глазами, прижавший к нему ладонь.
Подняв голову к небу, Демон улыбнулся:
- Я знал, что Ты мудр и милосерден...
* * *
В старой церкви догорали свечи. Монахи и рыцари-храмовники внимали рассказу старого священника, которого каждый здесь вроде бы и знал, но не мог вспомнить.
- Ну, вот и всё, - старик, кряхтя, поднялся. - Ох, и давно же это было... Да и поздно уже, пора расходиться...
Монахи и храмовники покинули церковь, и лишь один молодой рыцарь остался, задумчиво глядя на высокую икону Святой Джеланны.
- Знаешь, отче, - тихо сказал воин, - я с детства влюблён в неё, влюблён в Святую... Глупо, да?
- Нет, нисколько, - покачал головой священник. - Ты похож на героя Легенды, молодого храмовника.
Рыцарь смутился, а потом спросил:
- Скажи, а что Демон? Он хоть что-нибудь испытывал к ней? Старик усмехнулся, скрытый тенями и зыбким мерцанием свечей:
- Он дал ей всю Любовь Демона... Ну, ведь другого у него и не было.
С этими словами он направился к раскрытым дверям.
- Постой!
Священник обернулся, и воин замер, увидев золотые омуты безумного огня, подёрнутые дымкой льда... И лицо с тонкими точёными чертами... И чёрные одежды вместо рясы.
- Ты! Это ты!
Демон рассмеялся:
- Я направил руку твою, рыцарь, и теперь прощай. Может, свидимся ещё, пока брожу по этому Миру... В смехе растаял он, и молодой воин, выбежав из церкви, увидел то, что могло случиться лишь в такой необыкновенный день, как этот, - чёрные крылья бури и серебряные крылья ангела в странном слиянии полёта неслись над спящей землёй...

Огромные белые пушистые снежинки падали с небес на землю. В темноте зимней ночи тускло светились заснеженные лапы елей и небольшие мохнатые сугробы. Ветер негромко свистит среди стволов и явственно усиливается. Едва слышно поскрипывает снег да издали раздается звон металла. На небольшой поляне кружатся две неясные тени, изредка поблескивающие оружием в свете луны. На грани слуха воспринимается звук шагов и тяжелое дыхание. Звезды с неба неуверенно наблюдают за поединком, косясь в сторону наползающих тяжелых туч.
Удар – блок, выпад – блок, контрудар – отскок, обманный… предугадан и отбит. Звезды заинтересованно переглядываются и закрывают глаза, испугавшись наползших туч. Выпад – уворот, контрудар – изящный уход влево, контрудар оказался обманным и одна из теней не успевает увернуться…
– Неплохо, – насмешливый мужской голос. – Ты многому научилась за это время.
– Ненавижу тебя! – шипящий женский.
– Ну, родная, что же ты так злобно?
Тень-победитель скользнула к побежденной и обняла. Та попыталась шарахнуться и ударить, но только тихонько вскрикнула, попав в объятия.
– Ну что же ты отбиваешься? – горячее хрипловатое дыхание обжигает ухо и шевелит волосы, выбившиеся из-под шапки. – Ты же знаешь, что ничего плохого я не сделаю!
Объятия становятся чуть крепче, и меч выпадает из ослабевших пальцев. Холодный порыв ветра пробирает до костей, и вторая, меньшая, тень против воли вздрагивает. Мужчина рывком распахивает полы плаща и прижимает её к себе. Она пытается отстраниться, вырывается…
– Ты же знаешь, что это бесполезно, – легкий смешок, горячее дыхание. – Смирись, глупышка, ведь я все равно сильнее!
Еще один рывок, и тени падают в снег. Ветер завывает все громче. Снежинки становятся похожи на рассерженных шершней. Мужчина тревожно посмотрел вверх, рывком поднялся и поднял женщину.
– Начинается метель. Надо укрыться.
– Я никуда с тобой не пойду! – свирепое шипение.
– Значит, я тебя понесу, – насмешливо заявляет мужчина. Девушка снова пытается вывернуться из его объятий и они снова чуть не упали. – Не глупи, малышка, ты же погибнешь.
– Уж лучше так! – рыкнула она.
– Глупости! – сердито дернул головой он. Его меч уже давно за спиной, как и вещмешок. Ее меч одним движением оказывается в ее ножнах. Еще одна попытка с ее стороны, на этот раз удачная. Выглянувшая из-за туч луна высветила бледное лицо, искаженное ненавистью, черные глаза. Быстрый взгляд, затем она резко отворачивается, хлестнув волосами по лицу и, уже тенью – луна скрылась, – бросается к елям. Мгновение – и маленькая женская фигурка растворяется среди мохнатых теней. Среди метели не видно даже, как снег падает с потревоженных еловых лап.
– Проклятье!
Мужчина, так и оставшийся в тени, метнулся следом, но в темноте не было видно ничего, кроме следов, да и те заносил ветер. Мужчина чертыхнулся еще раз и побежал по еще пока заметным следам. Через несколько секунд между стволов мелькнула пола плаща, взметнулся фонтанчик снега из-под сапог. Мужчина в несколько прыжков догнал девушку и обхватил за талию. Оба рухнули в сугроб.
– Дура! Ты же замерзнешь!
Она лежала не шевелясь. Чертыхаясь, он повернул ее лицом вверх: по виску стекала тонкая струйка крови – она ударилась о свой меч. Он изменился в лице, подхватил ее на руки и бросился к стоящей неподалеку ели, огромной, с роскошными лапами, начинающими расти в полутора метрах над землей. Вокруг ели уже наметало сугробы, да и под ней снега было достаточно. Он быстро расчистил землю под лапами от заносов и внес девушку туда. Невдалеке лежали несколько камней – ими он придавил к земле лапы ели, когда влез внутрь. Получился небольшой шалашик. На его стены-ветви снаружи снова нанесло снега, завывал ветер, но внутри было довольно тепло. Он сел и уложил ее к себе на колени. Стер кровь, ласково провел рукой по лицу, прикоснулся к губам, почесал за ушком. Она слегка улыбнулась, мурлыкнула и обняла его за шею. Он наклонился и поцеловал ее. Кожа была холодная, но под ней билось живое тепло. Она не ответила на поцелуй, лишь улыбнулась. Он слегка отодвинулся и посмотрел ей в глаза. Мгновение в них плескались любовь и нежность, и вдруг сменились ненавистью и ожесточением. Она отшатнулась от него:
– Предатель!
Он удержал ее и прижал к себе, несмотря на сопротивление.
– И чем же я предатель?
– Ты предал меня! Я верила тебе! А ты…
– А я?
– Ты такой же, как все остальные! Взять женщину, пленить… не допускать даже мысли о свободе! Ищи себе другую дуру, которая забудет о воле ради тебя!
– А как же любовь?
– Мне не нужна любовь такой ценой! Я была и останусь свободна! И лучше я умру свободной, чем буду жить взаперти!
Она рванулась из его объятий, но он не пустил. Прижал к себе покрепче, заправил выбившуюся из-под шапки прядь и негромко рассмеялся. Его шепот все так же горячил шею:
– Ты хочешь стать свободной? Такой же свободной, как ветер? Мой Ветерок, послушай как тоскливо он завывает снаружи! Ведь у него нет никого и ничего, кроме его свободы. Он одинок. Он может перешептываться с листьями, раскачивать цветы, кружить снежинки, но им никогда не быть вместе. Ему некуда будет вернуться, когда надоест летать. Он обречен вечно скитаться по земле в поисках счастья и никогда не находить его. Нет никого свободнее ветра, но нет и никого более одинокого. Даже Луна, путешествующая своими тропами, всегда возвращается к звездам. Даже орел, вольный летать, где ему вздумается, возвращается к своему гнезду, где его ждут птенцы. И только ветер всегда один… Неужели ты хочешь такой свободы? – он посмотрел ей в глаза. В них стояли слезы, а впрочем, возможно, это снежинки растаяли на ресницах.
– Нет, – прошептала она. – Но я не хочу, чтобы кто-то обладал мной. Я не хочу быть привязанной к одному месту. Мне скучно, Огонек.
– Со мной не соскучишься, – по-мальчишечьи улыбнулся Огонек.
– И ты отпустишь меня, если я захочу уйти? – спросила Ветерок.
– Отпущу… если ты пообещаешь рано или поздно вернуться, – прошептал он, касаясь ее губ. Теперь она ответила на поцелуй. Губы ее были теплыми и любящими. Его рука скользнула по ее груди, и теплый плащ с тихим шорохом опустился на землю…
…а снаружи все яростнее завывал ветер, вольный и одинокий. Он бился о еловые лапы и швырял в них тучи снежинок, что оседали белыми пушистыми сугробами. Ведь Она и Он стали по-настоящему свободными, не то, что ветер. Уж он-то знал, чего стоит его свобода и был готов подарить ее любому, кто возьмет. А может, и нет. Кто знает, какие мысли вьются в голове у ветра?

Давным-давно, когда вся Европа была скрыта дымом от костров и стонала под пятой Святой инквизиции, на Руси родилась девушка. Была она прекрасна, как первая зима, и так же холодна. Не трогали её ни ребяческие забавы в детстве, ни ухаживания парней в юности, не интересовали её родительские заботы и деревенские слухи. Поняли это и парни, поняли родители, и все жители деревни знали об этом. И стали её сторониться, а родителям её сочувствовать да потешаться над ними за глаза. Но и это не трогало девушку, ибо она никого из людей не любила.
А любила она птиц и зверей, леса и поля, воду и камень, и все, чем ни богата была природа, она любила. И легка была её поступь, так что ни один цветок, ни одна травинка не ломались под её ступнями, и все звери и птицы, сколько их ни было вокруг, слетались послушать, как она пела. И с каждым днем все дальше и дальше в лес уходила девушка, но не хороводил её леший, и кикиморы болотные не звали её в свои трясины, а деревья и кусты указывали ей путь. Трава ей стелилась под ноги, а самые матерые хищники следовали за ней вместе с самыми трусливыми и мирными зверьками.
И чем больше привязывались к ней звери, тем больше не любили люди. По деревни пошли слухи, что она колдунья, и самые отчаянные врали выстраивались в очередь, чтобы рассказать очередную байку о ней. Но хоть и не любили её люди, однако же не трогали, говоря, что не зря её все звери да леший с кикиморами слушаются, знать и впрямь колдунья. А колдуний на Руси уважали. Да и не отказывала никогда девушка в помощи, вот только просили её редко.
И вот однажды она повстречала в лесу древнюю как мир старуху, что кряхтя пыталась присесть на колени, чтобы вырвать какую-то травку. Девушка опустилась на колени и, взяв в руки стебелек, тихонько позвала его. И весь росток с корешком плавно вышел из земли и оказался у неё в руках. Старуха посмотрела на неё неожиданно острым взглядом и, поджав губы, произнесла:
– Хм, а я и не верила этим пустобрехам… Что ж, ты и впрямь колдунья? – спросила она у девушки.
– Что ты, бабушка, какая я колдунья? Во мне всего колдовства, что коса до пояса да глупость до старости, – улыбнулась девушка.
– Но как же росток у тебя в руках оказался? – поинтересовалась старуха.
– Так ведь попросила я его, вот он и пошел, – ответила девушка. – Если ко всему с любовью относится, то оно тебе взаимностью отвечать будет.
– Вовсе не всякому, – возразила старуха. – Такая любовь редко кому дается, они-то и становятся знахарями да колдунами. Ты ведь все живое любишь, да и неживое, а это не всякий может.
– И вовсе не все я люблю, – тихо ответила девушка. – Людей я не люблю. Злые они.
– Это ничего. Я тоже не люблю, но лучше с ними в мире жить, чем воевать, – вдруг сказала старуха. – А тебе лучше со мной жить, чем в деревне. Неправильно это, колдунье в деревне жить.
И осталась девушка жить со старой колдуньей в избушке посреди леса. Старуха учила её варить лечебные отвары, оборачиваться зверем да птицей и прочей колдовской премудрости. Быстро привязалась к старухе девушка, ну а та к ней еще быстрее. Иногда к старухе приходили сельчане с какой-нибудь просьбой, и вскоре разнесся слух по деревням, что у старой колдуньи появилась ученица, та самая Ледышка, что своей холодностью отгоняла от себя всех людей в округе. И старец один, через деревню проходивший, сказал, что коли колдунья старая смогла разбудить сердце Ледышки, то вскоре сыщется и тот, кто и душу её растопит. Оживились все парни, потому что не смотря ни на что была Ледышка прекрасна: телом бела как снег, волосы имела черные, как ночное небо, глаза её были два бездонных озера с зеленоватой лесной водой, а стан был строен как кипарис – и многие желали её. Оживились и девушки, из ревности да зависти высмеивая её.
Но время шло, а ни один из парней так и не смог растопить Ледышке душу. Угасал интерес селянских парней, угасали насмешки селянских девок, не угасла лишь красота её да любовь к старой колдунье. А колдунья тем временем передала её все свои знания и стала отлучаться в лес всё чаще и чаще, уходя все дальше и дальше. Теперь бывало, что колдуньи не было в избе долгие часы, а иногда и дни, но к ночи она возвращалась. Однажды же случилось так, что и на ночь она не вернулась. Забеспокоилась тут девушка, выбежала на улицу и стала звать её, но метель хлестнула по лицу девушки своим хвостом и заставила вернуться в дом. Так всю ночь не спала девушка, ожидая прихода своей наставницы, но так ничего не дождалась. А рано поутру колдунья сама вернулась в избушку, усталая и замерзшая. Бросилась к ней девушка и поняла, что старуха больна. Дни и ночи тянулась болезнь её, дни и ночи сидела девушка у её кровати и поила лекарствами, но в ночь на изломе зимы старая колдунья умерла. Долго скорбела девушка, и звери, и птицы, и весь лес скорбел о её смерти. Но жизнь идет своим чередом, и горе не имеет над человеком той власти, которую имеет жизнь.
Жила себе девушка в избушке и не знала, что далеко-далеко, за горами и лесами, за полями и реками живет благородный рыцарь. Был этот рыцарь удивительно молод, так что остальные рыцари относились к нему хотя и мягко, но с недоверием и свысока. Несмотря на это был рыцарь благороден и честен. Но была у него и дама сердца, и среди других девушек возвышалась она, как орхидея среди ромашек, и по красоте, и по гордости. И не устраивали её цветы и серенады, и даже подвиги казались ей недостаточными, хотя старшие рыцари за эти подвиги винили своего младшего товарища в безрассудстве. Сказала как-то эта дама:
– Далеко на востоке есть много земель, где не проходили святые паладины Господа нашего и где люди до сих пор погрязают в грехе язычества. Также я слышала, что в землях тех водятся огромные чудовища нехристианские, свирепые и жестокие. Слышала я, будто они на двух лапах ходят, а сами шерстью бурой покрыты. Еще слышала я будто чудовища эти самим дьяволом нам в наказание посланы. Иди же, мой храбрый рыцарь, и принеси мне голову этого чудовища.
И молодой рыцарь, несмотря на уговоры своих собратьев, отправился в путь. А путь этот был долог и труден, ибо далеко была та земля. Но все когда-нибудь кончаются, кончился и этот путь. Рыцарский конь донес его до безвестного леса и безвестной деревеньки. Там он переночевал, а поутру отправился в лес. На счастье свое рыцарь приехал на Русь в начале лета, когда стужа не убивает душу изнутри, а вьюга не выпивает силы из тела. На этом везение его и закончилось. Ибо благородный европейский рыцарь не был знаком с нравом русских медведей, которых отрывают от утренней трапезы. И были смяты его латы, и раздроблен шлем, и разорвана кольчуга, лишь только меч его остался невредим. Но это не играло уже никакой роли, потому что тело его было изранено, а душа держалась лишь на чувстве долга.
Таким его и нашла молодая колдунья, не до конца еще пережившая смерть своей наставницы. Медведя она успокоила и попросила не трогать рыцаря, сама же обернулась рысью и отнесла его в свою избушку. И потянулись месяцы заботы о рыцаре, и за эти месяцы привязалась она к нему, а он к ней. Первые месяцы он лишь смотрел на неё испуганным взглядом, наслышанный о живущей в лесу колдунье, но постепенно он успокаивался, а, заметив возле печки иконку, успокоился совсем, и взгляд его потеплел.
Время шло, и вот уже рыцарь мог вставать, а в один прекрасный день и уехать домой. Но не уезжал. Вот уже и люди заговорили, что нашелся наконец тот, кто сумел растопить душу Ледышки. И все радовались. Несколько лет прожил так молодой рыцарь у молодой колдуньи, и с каждым годом все больше любил её, и с каждым годом все мрачнее становилось его лицо. Однажды спросила колдунья, что беспокоит его, а он ответил:
– Мой дом. Он не здесь, он далеко отсюда, и я тоскую по нему.
Тогда она ответила, что готова пойти за ним хоть на край света. На следующее утро они собрались и отправились в Европу. Долог был путь из Руси в Европу, и все же короче, чем из Европы на Русь когда же пришли они, оказалось, что никто уж молодого рыцаря и не ждал, а все его считали умершим. Дама сердца его вышла замуж за богатого вельможу, который и не знал, какого это – быть рыцарем. Но молодой рыцарь не пожалел об этом, ведь он уже нашел предназначенную ему судьбой даму сердца. Вскоре они обвенчались.
Но теперь уже молодая колдунья тосковала по своему дому. Не были приятны ей изысканнейшие яства, не веселила музыка, а охота и пиры вселяли в неё ужас. И вот, однажды ночью, не взирая на запрет мужа своего, она вышла из родового замка и пошла, босая и простоволосая, к лесу. На беду в деревне неподалеку случилось не спать священнику. Он и увидел девушку. Исполненный подозрения, священник прокрался за ней и замер на опушке, сраженный услышанным. Хозяйка этих мест сидела на пеньке в окружении зверья и птиц и пела для них, а они внимали ей. На коленях у неё лежала белка, у ног устроился волк, а на плечах и голове заворожено слушали девушку птицы. Тихонько священник отошел назад, а затем побежал на постоялый двор, где, как на грех, несколько дней назад остановились инквизиторы со стражей.
Вскоре уже вооруженный отряд заехал в лесок и остановился завороженный прекрасным пением. Долго они вслушивались в переливчатую мелодию, пока один из инквизиторов не прошипел:
– Бесовские искусы! Истинно говорю вам, братья, эта ведьма хочет околдовать нас, но сила божьего слова охранит нас! Идемте, братья!
И мог бы быть бой, и молодая колдунья победила бы силой своих друзей, но многих бы и потеряла. И она рассудила иначе. Присела и обняла за шею вскочившего волка, пропела несколько нот всем остальным, и животные отступили.
Молодой рыцарь внезапно проснулся и не нашел своей жены. Тогда он понял, что случилось что-то страшное. Быстро одевшись, он поспешил в лес, безошибочно угадав, куда исчезла его подруга. Но, о горе! В лесу виднелись стражники и священники, а лес молчал. Когда юноша был уже на опушке, раздался вдруг нечеловеческий крик боли, а затем ругательства и молитвы сынов церкви. Подбежав, он увидел лишь, как рысь скрывается в кустах. Один из стражников хотел было пустить ей вдогонку стрелу, но молодой рыцарь с криком толкнул его, и стрела ушла в небеса. Тогда гнев обманутых священников обрушился на юношу, и его повелели взять под стражу. И лишь только его заковали, как из леса вышла колдунья. В её роскошных черных волосах серебрилась седина, а от ночной рубашки остались лишь жалкие клочья. И она молила отпустить его, но священники были непреклонны, сумев хитростью поймать её.
А наутро в деревеньке состоялась казнь двух пособников дьявола, прекрасной девушки и благородного рыцаря. И она видела, как друга её распяли на кресте, а саму её заставили взойти на костер прямо перед ним, увеличивая и без того его мучения. И три раза поджигали священники хворост, и три раза не желал он загораться, и уже народ начал роптать, что бог не хочет её смерти, однако же священники наконец зажгли огонь. И с болью смотрел рыцарь, как огонь лижет ноги его подруги, как волосы, её прекрасные волосы загораются от одного прикосновения жестокого пламени, а она лишь улыбалась. И вдруг над площадью взвилась самая прекраснейшая из песен, воспевавшая самое прекрасное на свете – любовь! И отказывался верить себе рыцарь, ибо песня эта впервые пелась не для зверей или птиц, не для дерева или камня, а для него, и только для него! Но вот песня захлебнулась в пламени, и последнее, что он видел, были губы, шептавшие самое великое и самое сокровенное… А затем взметнулось пламя, боль, её боль и своя боль, надломила его и повергла в пучину беспамятства…
А стоило костру прогореть, крест, на котором распяли рыцаря, упал, а вместе с ним упали все кресты в округе. И в этих землях никто больше никогда не мог поставить креста, ибо они всегда падали…
А из пепла взлетели две маленькие тени, которые теперь уже никогда не расстанутся.

Вот читаю комменты в дневнике и понимаю, сколько же хороших людей вокруг! Вот утром заходишь в метро... Тебя толкают, ходят по ногам как по своему ковру, даже не извиняясь (ну что, трудно, что ли, буркнуть "извините"?), начинают наезжать, что я не там стою (а где мне стоять, если никто не пускает пройти дальше?). Тоскливо так становится. И, что особенно противно, заражаешься этой агрессивностью. Идешь и бухтишь: "Как же это надоело, мерзкие люди, щас бы вас всех на потолок посадить!" А потом выйдешь на свежий воздух - и такое впечатление, что на тебя одели грязный мешок. Гадко! Мне почему-то казалось, что люди такие озлобленные и невоспитанные и есть. В принципе, я не думаю, что сильно ошиблась. Просто теперь вижу, что хороших людей тоже много. Спасибо вам.

Открыть глаза. Черт, зачем я вчера сидела допоздна в аське?!
Бездумный поиск чего-то, за что можно зацепиться взглядом и заставить себя встать. Шкаф? Неее… Знакомо. Потолок? Да за что там цепляться-то?! Переливы неба?
Да заткните кто-нибудь этот центр! Я уже слышать не могу эту музыку!
Резко сесть. Закружилась голова…. А, пофиг, она каждое утро кружится. Как бы теперь заставить себя сделать зарядку? Медитативные мантры «иначе не встану» помогли и на этот раз.
Время. Сколько?! Через 10 минут вылетать?! Черт, быстрее, быстрее!!!
И чего я так спешила? Шарисс еще нет. Зная ее – в ближайшие 10 минут не предвидится.
О, наконец-то! Оба не в духе… Ладно, кивну головой и сделаю вид, что все нормально и солнце светит. Тем более оно и так светит! Жизнь прекрасна! Ура!
Так, выясняется причина плохого настроения: на ВДНХ не успеваем. Ну и ладно, мне, в общем-то, все равно.
Чуть не врезалась в столб на Чкаловской. Ну почему я вчера не легла раньше? Почему я не выпила с утра кофе?
Вот и Измайловская. Народу – никого! Ну, правильно, мало кто приезжает на полчаса раньше, чем надо! И чего торопились? Эх, знала я, что ехать меньше часа, но своим ВДНХ эти упыри спутали мне все расчеты…
Леша надумал прогуляться за колой. Садимся на лавочку, ждем. Пять минут. Десять. Ну и где он?! Пойти поискать? В этот момент он мило машет нам ручкой с той стороны платформы. Уже из парка. Вот гхыр! Неее, мы не пойдем. Не поддадимся мужским желаниям! Нам и тут хорошо. Будем караулить терновцев.
Один поезд, два, три, четыре… Блин, есть хочется! «Пошли в магазин? – Пошли! – Ша, погоди, поезд подъедет… Мы под его прикрытием смоемся, пусть упырь поволнуется!» Подъезжает поезд. «Побежали!» Менты смотрят как на двух идиоток: у меня на плече еще и шпага болтается, у Шарисс в руках – меч. Успели! Поезд еще не отошел, а мы были уже внизу. И направились в ближайший магазин. Чтобы съесть? Шоколад я уже видеть не могу, сухари тоже… Салатик! Сразу навевает универские будни, но что уж поделаешь… Шарисс как всегда: получасовое стояние у прилавка с вопросом «чего я хочу?» То ли я была невменяемо добродушна, то ли она справилась быстрее, чем обычно, но до предложения «по шее» дело не дошло. Идти на станцию нехота. Ладно, так и быть, пойдем к упырю. А то еще заволнуется, бедняга. Идем по тропинке. Ты смотри-ка, и впрямь волнуется, даже странно! О, перо! Даже два! В коллекцию…
Ну, приятного аппетита!
«Ди, сходи глянь, вон та толпа – это не наши? – Да почему всегда я?! – Ну, сходи, влом тебе, что ли? – У меня вообще зрение плохое! И я ничего отсюда не вижу!» Пошла. Ну разумеется, ничего не вижу! Придумали тоже… «Шарисс, а пошли на платформу? Все равно нам нахаляву. – Да нафиг? Мне и тут хорошо. – Иди-иди, солнце, Ди права, а я вас тут подожду»
Только отошли… Это гад жрет наш завтрак! Фыр!!!
Прошли по платформе… Вроде они, а может и нет. «Иди спроси! – Сама иди! – Ладно, дождемся Зайца» Пошли в обратную сторону, чтобы вернуться в лесок. Чувствуем себя идиотками, начинаем хихикать. Только прошли мимо предполагаемых терновцев во второй раз, как сзади нас окликает Заяц. Хихиканье переходит в истерический хохот над собственной глупостью.
«Мирорар уже ушел на поляну… Есть два пути: ехать на метро до Партизанской или пешком отсюда. Оттуда ближе. Как пойдем?» Обмен взглядами. Это уже сродни телепатии: «упырь шмотки сюда не потащит. Все равно придется за ними идти»
«Пошли пешком! Далеко? Глупости, гулять полезно! Пойдем, пойдем!»
Вот, настояли. Типа молодцы. Выходим на тропинку… И челюсти у нас отвисают: идет упырь и тащит все наши шмотки. Эх, надо было ехать… Ну, теперь уж поздно. Шепчу: «а перышки наверняка выкинул!» Еще больший шок: даже перышки взял. Ну нифига себе!
Идем «по тропинке заросшей»… Это так, лирика. Но и впрямь хорошо. Небо клубится тучами, духота, одуряющее пахнет цветами… «Шари, вон то, белое, - барщевик? – Ага, только руками не трогай! – Шарисс, обернись вооон туда! – Ох, ни фига себе, сколько его!» Какие-то голубые цветы по бокам, трава – по колено, а то и выше… эх, как хочется в поле! Мимо пролетел шмель. «А вон в той речке купался Корвин, а тут мы пили, а вон в ту речонку свалился Форве. – Э, разве ж это речка? Канава! Я как-то свалилась в Городню. Тоже, конечно, канава, но все же глубже… – Я тоже падала, ну и что? – Что, тоже с того мостика из двух тоненьких труб? – Не, просто берег поехал… – Ааа. А я с труб. До середины дошла, держась за веточки, а оттуда свалилась» Тропинка сворачивает из поля в лес. Все условно, конечно, какое это поле? Какой лес? Но так хочется романтики природы! Каким-то чудом мы с упырями оказались впереди. На каком-то из поворотов меня осеняет: «Народ, а чего мы первыми идем? Мы ж дорогу не знаем!» И сзади голос Зайца: «Сейчас налево! – Лево? А это где? А, вон там? Ну пошли…» На очередном перекрестке встали. Прямо – дорожка, налево – тропинка, направо – просека. Там виднеется дерево, покрашенное зеленой краской. Сразу захотелось к нему подойти. «Куда дальше? – Прямо!» Ну пошли. В конце концов стало понятно, что куда идти дальше – непонятно. В ход пошло все: опрос местных жителей, где у них тут находится «болото типа пруд», периодические звонки в стан противника, попытки услышать звон клинков… Один раз даже вроде услышали… Я смущенно замерла и бубенчики перестали звенеть. Какая-то сердобольная бабулька объясняла куда идти минут пять. Показывала, рассказывала, подключила к этому делу своего мужа… Конечно, не забыла поинтересоваться, а зачем нам туда надо?
По маршруту доброй бабки мы добрели до того перекрестка с зеленым деревом. Заяц уверенно устремился в сторону метро, но его остановили. В этот момент из-за поворота тропинки (как раз со стороны метро) показались два товарища с мечом и копьем (или это протазан был? Вроде нет, но, блин, слово привязалось…). Их радостно встретили, познакомились, пожали руки… «Ну, ведите! – Эээ, а куда вам надо? – Как куда? А разве вас не за нами прислали? – Вообще-то нет»
Мы все же дошли до этого Льняного озера! Точнее, на данный момент торфяного поля, поскольку даже болото там почти высохло. И надо-то было пройти метров сто к этому зеленому дереву!
Начало погромыхивать. Духота сменилась легким ветерком, который пронизывал меня до костей. Народ собирался в первую стенку. Ах, как меня умилило построение! Команда противника – стройный рядок, сабли наизготовку, дисциплина. Наши – кто во что горазд, Упырь присел покурить, Ворона отвернулась, Заяц о чем-то смеется… Завидно, господа!
Но вот наконец то, ради чего и собрались произошло! Первая стенка! Упырь с пофигистичным видом немного побегал вокруг противника, по-моему, не бросая сигареты, противник скромно присел. Трупы весело подсказывают своим однокомандникам, с какой стороны бежит опасность, большинство разбилось на парочки и бьется с одним противником… Ну, это уж как получится…
Несколько стенок… Потом Леше надоедает. Кажется, со второй попытки ему все же не дали смыться все остальные, но посмотреть было забавно. Особенно «через линзу камеры», как выражается наша преподша по праву. Только настроила приближение, чтобы хоть эта «стенка» (все против Леши) была отснята нормально, а этот поганец взял и увел всю толпу за собой! Ну что такое! Не дают нормально работать!
Начался мелкий дождик. Я смеюсь и хорохорюсь, что, мол, это фигня, будем купаться под грозой, как раньше… Но погода пробирает. Даже несмотря на удивительно теплую землю. Несколько пейзажей… Красивые деревья… Но быстро понимаю, что при такой погоде большую часть очарования они теряют. Разве что береза, она так плакуче свешивается над полем.
С завистью смотрю на народ. Я тоже хочу клиночек в руки – и понеслась! Только стенку я боюсь, один на один временно не с кем, потому как Шарисс изволит стесняться. Я тоже, ну и что? Все же уговорила ее взять тот шест, что призван изображать копье. Как шест – он удобнее. Особенно если он у меня в руках, а шпага – у Шарисс. Слишком он для нас длинный и тяжелый. Блин, а инерция! Шприсс первая идет с ним против моей шпаги. Моментально растягиваю кисть, но не подаю вида. Потом похнычу, привычная. Но все же эту дубину беру с облегчением – кисть ноет капризная старуха. Первые два-три удара и Шарисс отказывается продолжать – слишком сильный удар. А я ей говорила, что тут офигенная инерция! Ладно, пойдем, что ли, еще поснимаем.
Стенки, стенки… Первая потеря – Ворона получила по уху. Хотела предложить свою руку в качестве льда, но сабля оказалась холоднее. Даже странно, обычно выходит наоборот.
Тут появились какие-то товарищи из джедаев. Мать моя эльфийка, джедайская мегасабля!!! Шарисс, ну пошли свистнем парочку! Ну влом же сидеть просто так!
Я все же ее уговорила. Джедайские мегасабли оказались удивительным изделием из неизвестных материалов. Впрочем, одна из вполне известного – металлической трубы. Была забракована сразу – я ее удара не переживу, Шари тоже. Потому как сдерживать силу мы еще не научились, а бить такой арматуриной да со всей дури!.. Смерть, короче…
Впрочем, с остальными двумя мы тоже недолго возились. Как с ними эти джедаи управляются? Видать, действительно врожденное умение. Несбалансированная, рука не защищена, рукоять не то для одной руки, не то для двух, зато клинок – точно одноручной длины… Ужас, в общем. В основном, конечно, из-за совершенно идиотского распределения веса: рукоять все из той же арматуры, а «клинок» из чего-то легкого, как будто скрученный в несколько слоев лист бумаги, обернутый скотчем… Извращенцы, ё моё…
Заяц навел меня на гениальную мысль – почему бы не походить босиком? Привыкать надо, скоро буду по лесу в одной шкуре рассекать да от первобытных мужиков с дубинами ныкаться. Да и просто приятно.
И еще как! Погулять босиком по полю… Ощутить каждую травинку! Божественно… Как я без этого скучала… Старое развлечение – цветы крупным планом. Сначала мы усиленно, по всему полю, искали эти самые цветы. Нашли какие-то мееелкие и голубые. Шарисс говорит, что это незабудки. Не спорю, все равно я в ботанике не разбираюсь. Но сомнение берет – такие мелкие?
Долго мучались! Но все же крупный план получился! Горда собой – такую мелкоту мне снимать еще не доводилось. Следующий пункт программы – охота за бабочкой. Все поле оббегала, но так толком и не сняла. Только сидячую…
Теперь можно и домой. Так, убрать шпагу в чехол, вытрясти траву из волос и обуться – ничего не забыла? Ну, можно и домой. Всем пока!

В колонках играет - Тэм - Защитникам Шаэрраведа
Настроение сейчас - ностальгическое

Вчера ездила на турнир Аетерновцев... Сразу вспомнился Аир. Тот, старый, где было так хорошо и куда хотелось ездить каждый день, а воскресенье воспринималось как праздник... В прошлом году писала статью для практики на эту тему. Захотелось выложить...

В поисках дома…

Тайны исчезновения тусовок толкиенистов


После долгого, не трудного, но утомительного, пути ты, наконец, попадаешь домой, где тебя усадят в кресло к камину, напоят чаем и будут с улыбкой и легкой завистью слушать твои рассказы о путешествии…

Примерно так себя чувствуешь на живой тусовке толкиенистов. И то, что ты никого не знаешь, идет дождь и не все спешат к тебе с распростертыми объятиями, ничего не значит, потому что ты к любому можешь подойти и спросить: «Ты кто?». И тебе ответят и спросят тебя о том же, а потом пригласят под зонт. И день пройдет насыщенно и интересно, хотя на вопрос, что вы там делали, ты не ответишь. Что ты делал у друзей? Общался, шутил, наблюдал за поединками на мечах, посвящался в какого-нибудь эльфа… Да мало ли! Может, нашел себе учителя и сам держался за меч, пытаясь изобразить что-то толковое. Такой был Аир. Еще на подходе мы слышали звук гитар и сшибку клинков, улавливали родной запах жженого текстолита, из которого эти клинки и делаются. Аир тем и хорош, что ты можешь быть тем, кто ты есть. И никто не посмотрит на тебя недоумевающим взглядом, если ты начнешь прыгать, скакать, ходить хороводы, петь песни… Почему нет, если хорошее настроение? Можно одеться в доспехи или средневековый плащ, и никто не скривится, что это глупо и «не модно».
Здесь отмечались праздники. Дни рождения, Новый год и Рождество, Хэллоуин и Вальпургиеву ночь. На Хэллоуин был дождь, и мы все вымокли в своих плащах. Из зонтов устроили многометровый навес и весело болтали. Две наши тыквы пережили дождь почти без потерь и свечи прекрасно горели. Правда, мужское и вечно голодное население нашего маленького королевства дружно охотилась за нашими тыквами (поймите правильно!), но мы сохранили их до вечера. А вечером одну-таки отдали на съедение, а вокруг второй водили хороводы на очень мокрой и скользкой сцене. Пели и веселились. В такие моменты кажется, что эльфы на самом деле есть, и они – это мы. Беззаботные эльфы из сказок.
Таким Аир был год назад. А потом пришли большие начальники и сказали, что мы мешаем мамам с детьми. Неправда! Дети только млели, когда им давали поиграть с мечом, а двухметровый дядя Варвар картинно падал, «сраженный» метким ударом пятилетнего воителя или воительницы. А мамы могли отдохнуть. И вот теперь мы должны сидеть на автомобильной стоянке, освобождаемой по воскресеньям. Эльфы и оборотни разбежались, готы уехали на Чистые пруды, остальные рассредоточились по другим тусовкам: Эгладор в Нескучном, Мордор в Тимирязевском, Мандос в Царицынском парках и другим. А на Аир приехали парни с мечами из клубов, и теперь Филевский парк стал разновидностью этих клубов, а ощущение дома пропало. И так было со всеми тусовками. Умер Мандос, умерла Игла, умирают Эгладор и Аир. Где-то вполне мирно, как Аир, где-то – с помощью «коридора» из милиции. И это печально и обидно вдвойне, потому что непонятно – за что?

В колонках играет - Джем - Отдыхайте в полночи
Настроение сейчас - ностальгическое

Когда-то давно я гуляла с Шарисс. Потом написала вот это: Ах, какая это была гроза!.. Как-то Ритка позвонила мне и вытащила в эту
грозу! Промокли мы моментально, ливень стегал по плечам как плеть, а
видимость была как в тумане! Невозможно говорить - в рот набивается
вода, невозможно дышать - ведь мы не дышим, когда ныряем, невозможно
смотреть - слезы неба заливают глаза! Футболки облепили тело так, что их
незаметно... Буйство стихии, молнии, ветер, хохот грома! Жалкие смертные
прячутся под крышами и смотрят на нас как на сумасшедших... Но мы не
они, мы боги!.. Под ногами теплая ласковая вода, лужи сливаются в ручьи
и потоки, что нам по щиколотку... В них отражаются ветвистые молнии. а
за ревом грома ничего не слышно... Мы уже босиком, бежим по лужам,
смеемся дождю... На плечи падает первая градина, и вот мы с визгом бежим
к деревьям, но они намокли и поливают нас водой не хуже неба... До дома
далеко и мы смиряемся... Град бьет по ногам, голове, рукам, но после
ливня он уже не так ощутим... Молния ударила, загремел раскат и град
прекратился... Только ветер и дождь... Гроза...

Это было прекрасно... А вчера был сильнейший ливень. Я сидела дома и страстно хотела оказаться там... И все же смогла) Я смеялась с ветром и обнимала дождь, а он смывал усталость последних дней, ветер ласково трепал волосы. Одежда вновь прилипла к телу и казалась второй кожей, но такой неудобной... что пришлось ее снять. Как хорошо иметь 22 этажный дом и лаз на крышу :) Домой я вернулась мокрая и счастливая. А потом под горячий кофе разводила философию по аське. Жизнь прекрасна.

В колонках играет - Руст - Джон Бэксфорд
Настроение сейчас - Радужное

О боги, всевидящие и всеслышащие, услышьте мою молитву и да будет вам благодарность за то, что я после трех суток подготовки к экзамену без сна и почти без еды сдала его на 4! Будь благословенна наша декан, ставящая такие оценки за замечательный ответ по билету и на все доп.вопросы!

С другой стороны, у другой группы она вообще большинство завалила... Так что я все равно рада.

Настроение сейчас - Философсккое

Я вечно пытаюсь бороться со знакомыми… Один мой друг говорит, что он темный, и я со всей страстностью натуры кидаюсь доказывать, что это не так. Странно, что я задумалась об этом… Да, видимо, я светлая, раз мне так говорят… И возможно они и впрямь темные… Но ведь за что-то я их люблю? Ведь я привязываюсь не ко всем, с кем знакомлюсь. Что же я вижу в них такого, если это не тщательно спрятанный свет? И почему я так стремлюсь всем доказать, что они лучше, чем есть?
Может быть, это и не свет. Может быть, они правы. Я не люблю пустых людей. Я не люблю слащавых девочек, у которых вместо мозгов мыльные пузыри. Я не люблю слащавых мальчиков, которые думают только о моде, девках и тусовках… Ну о чем с ними говорить?
Так может быть, те, кого я люблю, просто умные люди? С которыми есть, о чем поговорить, есть, ради чего напрячь мозги? Да, пять минут назад я пришла именно к такому выводу… А сейчас опять задумалась. Ведь есть умные люди, которых я уважаю за их ум, но терпеть не могу и общаться не желаю…
Так что же я все-таки пытаюсь найти в человеке? О чем спорю, что доказываю? Я растерялась. Мне впервые попался человек, который позволил мне усомниться в моем суждении о нем. Нет, я не потеряла интереса, я не перестала чувствовать к нему симпатию, но он говорит так… Что я поневоле задумываюсь – так ли я права насчет света в его душе? Впрочем, я все равно не верю, что он так плох, как говорит. Вернее, он безусловно прав, но разве эгоизм – такой уж грех? Я растерялась и запуталась… Меня предупреждали, что он умеет спорить и заплетает такие кружева слов, в которых теряются самые убежденные люди. Может, все дело в этом и он просто оплетает меня паутиной своих мыслей так, чтобы я в них терялась? Не знаю. И все же, все же… Что-то в тебе есть такое, что меня привлекло… Наверно, это все же свет.