Что пожелать вам, чтобы не повториться:
То, что чуть тлеет, заново разгорится,
Тот, кто потерян, цель обретет и путь,
Ну и под ёлкой свёрток хоть с чем-нибудь.
Что пожелать вам, чтобы себе хотелось:
Раньше весна бы зеленью приоделась,
Меньше людей из тех, что не нужно вовсе,
Чтобы суметь как лето, принять и осень.
Что пожелать вам, если все всё сказали:
Чтобы встречали сердцем, а не глазами,
Чтобы ценили равно и вдох, и слово,
И у добра хватало бы сил для злого.
Что пожелать... Да ночью хоть новогодней,
Стать всем и здоровее, и чуть свободней,
Смело чудить, серьёзно, жизнь коротка,
Время сорваться с этого поводка!

Оставшиеся живые: https://vk.com/poeticinstability
Приходите, читайте, пишите, если кто еще не совсем перегорел от творчества.

Ух, как часто я тут появляюсь, но сейчас есть повод (немного корыстный)
Пожалуйста, кому не сложно, проголосуйте: https://redroad.cc/blendentgame/1303.html
Мятного цвета пылесос заслуживает того, чтобы получить свои минимальные 200+ голосов для хоть какого-то места ) Всем спасибо заранее )

Тут-тук, есть кто живой в этом царстве?

Вдруг кому из еще оставшихся здесь людей будет интересно.
Завел отдельный аккаунт в инстаграмме, как нынче модно только для творчества и вот этого всего.
Вещи будут и старые (а что делать, накопилось), и новые, и даже не все плохие.
Подписывайтесь, буду рад, надеюсь, что обоюдно.
https://www.instagram.com/stan.bul/

Люби на износ и, целуя подряд
Две вечности помни, о чем говорят:
На берег не входят отвесный реки
Покуда тебе не протянут руки.
Себя отдавай, целиком, не желай,
Чтоб каждая клетка в тебе ожила,
Но жизнь выдыхай, наполняя другого,
За каждое дело и каждое слово
Ты будь благодарен, не нужно "спасибо",
Останься, когда расцветают красиво,
И не покидай, если год от болезни
Не спали, забота нужней и полезней.
Подать чашку чая - победа над войском,
Бояться не страшно, но все же не бойся,
И если внутри горько ноет и свЕрбит,
Она - твой котенок, а ты - ее цербер.
Ты - главная сила на всех из позиций,
Запомни - весь город не стоит мизинца
Любимой, врагам целься в сердце и глотки,
И лишь рядом с ней приучайся быть кротким.

Мое всепрощение и пер­емещение
Из вечера в утро, из ­страсти в смущение,
Ни цента не стоит зде­сь обогащение,
И если Земля останови­т вращение
Мы двинемся дальше, к­ружащими тропами,
Влюбленными, пусть и ­слегка мизантропами,
Наш мир населен до кр­аев толстолобыми,
Любовь освистают, но ­клоунам хлопают.
А мы теплокровные и т­онкокожие,
Не верится даже, наск­олько похожие,
Все жребии тянуты, ко­сти все брошены,
И это к хорошему, тол­ько к хорошему,
Поля непокошены, важн­ое дело ли?
Мы будто над ними, уж­е за пределами,
Открытые, незащищенно­-раздетые,
В своей многоликости ­как многодетные,
Но искренни каждые, р­азные стороны,
И если однажды случит­ся быть сломанным,
Меня соберешь ты, как­ раньше случалось и
Домашней вновь станет­ душа одичалая.

Я без тебя как кит посреди пустыни,
Легкие не работают и вплоть до дна пустые,
Кто-то закинул якорь, но промахнулся,
Море ушло и яростный зной вернулся.
Я без тебя как птица, что заточили,
В каменном саркофаге, где ни врачи, ни
Лучшие мудрецы не отыщут правды,
В птицу потычут пальцем, но ей не рады.
Я без тебя вода, но средь стен клепсидры,
На перекаты волн не хватает силы,
Да и стекать по капле - не в том стихия,
Где-то в груди толчки, но совсем глухие.
Я без тебя не я, так, одно лекало,
Все, что во мне осталось, жизнь излакала,
Миска суха и место для водопоя
Вроде бы есть, но туда лишь другой тропою.
Ты в меня посади новых суток семя,
Этот росток вначале совсем приземист,
Но поднеси к листку хоть одну ладонь и
Чувствуй, как он трепещет и словно стонет,
Дышит, так глубоко, так по-детски жадно,
Что у всего дурного отпали жала,
Вместе с тобой я - счастье, из Красных книг,
Просто ко мне примкни.

Думаю о тебе постоянно и неизменно,
В каждое настоящее, сокровенное,
Все остальное тленно и даже низменно,
Время - игла, а нитью родилась истина.
Ты легким взмахом мои зашиваешь прорехи,
Пропасть бездонна, но мы пролетаем поверху,
Ты нашепчи мне на ухо сны и клятвы,
В проклятом мире только они и святы.
На моих двух ладонях дороги, след их
Тянется до туманности Андромеды,
Просто садись на спину, когда устанешь,
Ты под моей защитой - законы стаи.
Я понесу сквозь бури, промчу бураны,
Если стихи выходит из под пера, то
Хочется стать опорой и монолитом
- Волчий янтарный взгляд от огня горит и
Это двойное пламя, как знак присяги,
Ты меня знаешь лучшим, а был я всяким,
Ты извлекла из цепких стальных капканов,
Я как весна прорвусь, дотянусь, настану,
Выцвету на камнях, отпуская пленных.
Думаю... Постоянно и неизменно.

Мне кажется, что я тебя любил, даже когда не знал,
где-то на перепутье добра и зла,
где-то, где видно с крыши закат империи
и ни во что другое уже не верил я.
Ты там скользила маленьким светлым ангелом,
небо тогда мгновенья почти не падало,
все замирало, словно и не у дел,
чтобы тебя как следует разглядел.
Ты улыбалась, как ты одна умеешь,
к солнцу пуская змеев, пусть был осмеян
каждый, кто смог прорваться сквозь этот крах,
ты принесла в руках
что-то гораздо больше, чем умещают
люди и их величие обещаний,
это пробел в законах, пробой на судне,
мой приговор озвучат совсем не судьи
- ты мой судья и лекарь, учитель, пастырь,
мой проводник к открытым воротам счастья,
что не плющом увиты, но в поле клевера,
южный прибой у самой границы севера,
в мельницы саблезубые жернова
брошу я все слова,
даром не наделенные греть, как в детстве.
Стать маяком суметь бы среди всех бедствий,
и укрывать тебя от любых потерь...
Я научусь теперь.

Пройдено, прожито, выпито, выжжено,
чувствуя сходное с Чижиком-Пыжиком,
между Москвой, Монреалем и Ниццей,
сниться бы только, хоть изредка сниться.
Выкован, выстрадан, выкопан, выдавлен
слогом на камне и с этим и выйду я,
к людям, с опаской внезапно быть понятым,
все, что упало, достойно быть поднятым.
Не вопрошайте, не стойте на паперти,
все мы, возможно, попарно здесь заперты,
нам не напиться из рек измолочных,
но наплевать, если не в одиночной
комнате, яме, каюте и камере,
не провалиться на этом экзамене,
- вот, что предписано высшей инстанцией.
Ну и зачем же ты держишь дистанцию?

Я просыпаюсь, неизменно готовлю завтрак,
с гулкою болью смотрю на все еще мертвый дом,
только солнце всегда по привычке течет на запад,
жадно хватая ртом
все, что ни попадя, мысли, часы, прохожих,
голод не тетка, как не подавится?
День наступает, я наступаю тоже,
или не справиться.
В нашей войне, кажется, не в победе
смысл, но что принесет участие?
Вечер, в него гуськом высыпают дети,
а не на счастье ли?
Годы минуют, будет и наше чадо, там же резвиться,
между качелями.
Главное, в это время не закатиться
камнем в расщелине,
где не достанут или забьют поглубже,
ценность - булыжник, там ему и бывать!
Ты мне нужна, и я, надеюсь, нужен,
даже едва-едва.
Кошки все серы ночью, бегут в подолы,
эту примету помнит и стар, и млад,
я же с душой раскрытой как будто голый,
впрочем, чему я рад.
Ты засевай поля моих новых истин,
как земленую выстраданную плоть,
в каждом ростке пробившемся в этой жизни,
что-то уже сбылось.
Ты - мой шедевр, звучащий из каждой птахи,
опера Верди, а я твой не то что Босх,
так, материал, годящийся для рубахи,
ну да и в нем есть Бог.

Ты нужна мне сегодня,­ завтра, на тысячи ле­т вперед,
Пока нашу планету ог­ромное солнце не забе­рет,
А потом, если даже е­е и спалит,
Мы с тобой будем зве­здами в бесконечной н­ебесной дали.
Я всегда буду рядом,­ под штормы и тягостн­ый вой сирен,
Ты моя не принцесса ­и я не совсем сюзерен­,
Вне сословий и каст,­ мы две части единого­ целого,
И никто с этим факто­м уже ничего не подел­ает.
Мы сошлись, повстреч­ались и нас притянуло­ магнитами,
Как две капли воды н­еразрывны и накрепко ­слиты мы,
Если взять календарь­ – то мы лето, стихию­ – то море и
Обязательно вместе н­апишем живую историю...

ты – действительно во всем исключение,
моя не слабость, не увлечение, но от всего излечение,
от любого недуга, невзгоды и хроники,
посреди необъятной Москвы, подобной не то что Вероне,
не то что любому из царств, где когда-то воспели святое, все не важно, помимо того, что с тобой я
врываюсь в открытые окна к себе самому,
и воздух хватаю так жадно, подобно сому,
и верю во все, во что верить как будто и тщетно,
с тобой я лечу, и как птица, а раньше – как щепка.
я заново жизни учусь и назло мегаполису,
иду по асфальту, подобно шагающим по лесу,
и вижу не плен фонарей, а на темной материи
средь россыпи звезд признаки неземной бухгалтерии.
на камне чертить я готов хоть ножом перочинным,
все тысячи строк, ведь на это теперь есть причина.
и кто же она? как бы жизнь сей вопрос не коверкала,
ответ ты найдешь, если просто посмотришься в зеркало.

С ума сойти, одиннадцать, неделю назад. Да, пациент скорее мертв, чем жив, но кто знает, что будет дальше.
#дневничокживи

Я помню тебя запуганной и немой,
январская слякоть сменялась совсем зимой,
и каждый смотрел на ворох чужих личин,
в руках теребя ключи.

Но что-то пошло вне правил, слетело с
катушек и слишком быстро года, часы,
проливы, хребты, пустыни, дожди и снег,
и в яви, и в каждом сне.

Холодные пальцы к горячим нести губам,
наверное, в том и скрыта она – судьба,
скатавшая нас в единый большой клубок,
так просто задумал Бог.

Сквозь нас годами льется свет, из множеств канувших столетий,
строчит уставшая рука свою историю среди
чужих.
И тонущий поэт в волнах случайных междометий,
как заигравшиеся дети, весь мир вокруг разбередит.
Мой рой внутри, гудящий улей, над тысячей сердечных сот,
опасней бесконтрольной пули и жажды пламенных высот.
Поверишь ли, но смерть на жалах, сильнее прочего сближала…

Держись за небо или падай,
Мир полон тех, кто славит падаль,
И, извиваясь в жутких позах,
Сжирает птиц рожденный ползать.

Неважно кто и что посеял,
За урожай дерутся все и,
Нас жизнь проредит и прополет
На бесконечном чистом поле.

И будет рай, не рай, но тихо,
Придет к концу строка у стиха,
И обновится все, что старо,
Под пульс далекого ситара.

В напрочь забытой Господом тихой гавани,
Дни то текут строкой, то большими главами,
Вырвать бы с корнем все, что не я сажал,
Их не берут ни волны и ни пожар.
Здесь наш герой бесплотен и обессилен,
Якорь его на метры в песок вонзили,
И из него не выйдет второй Икар,
Не побороть песка.

Гноится лес и в пролежнях поля,
Рассохлась незнакомая земля,
И край остывший, при смерти, внимает,
Рассказ о том, как не пряма прямая,
Как легкий путь сложился в лабиринт,
В котором даже солнце не горит.
Где вместо стен - чешуйчатая кожа,
Ион не рад нам, путникам, похоже,
Еще немного - выпустит шипы,
Два шага я, потом два шага ты.
И, если встретимся, все правила нарушив,
В пираньями изгрызенную душу
Влетят врачи и, может быть, спасут,
Заблудших в этом проклятом лесу.

Десять лет дневничку, подумать только, как время-то летит.

смерть – еще не конец, но уже начало,
все станет явным, о чем не смогла, молчала,
утром мы выйдем к морю и морем станем,
ну, а пока есть время, давай представим:

сколько там было дней, до того, как горсти
черной сырой земли и, чуть выше, гости?
сотни, быть может больше, и это, кстати,
не помогло ни вспыхнуть, ни заблистать им.

это могло бы длиться еще полвека,
чтобы и все, что свято, в глазах поблекло,
преумножая скорби за роскошь пожить…
их и без нас найдется, кому размножить.

если не взмыть тому, что всегда лежало,
из острия не вынуть всю суть кинжала,
с нами – корабль ко дну, а без нас пристанет,
стоит ли сожалеть? а давай представим…

я все еще не придумал, не понял, не осознал,
к чему эта никому не нужная новизна,
и вздохи, и всполохи, где упал камнем вниз закат,
и каменный город, сковавший отцветший сад,
да что там, отцветшие жизни, что порохом в ветер, в май,
ни слова в мой адрес, ни жеста, не обнимай -
окутывай крыльями, как будто бы ты ловец
и лучший пастух у заблудших в миру овец.
не верь очевидному, ведь главное скрыто вне,
я так и не выяснил, что ты обрела во мне,
а что потеряла, я – ворох и груз потерь,
но это не важно, не важно, как все теперь.
и в руки холодные, и в кожу не кожу – лед,
садится синица, отринув собой полет,
и мы вместе смотрим, на точки судеб из пойм,
кипящие реки внезапно сошлись тропой,
ведущей слепцов прозревших на поле битв,
где, чтобы не сгинуть, запомни одно – люби,
люби каждой клеткой, нарывом и новым швом,
за все, во что веришь, и то, что давно прошло,
сильней, чем умеешь, любовью своей пронзи,
завязнувшим пухом в густой ледяной грязи,
белеющей вишней сквозь смрад заводских оков,
во веки непрерывающихся веков.

к чему в ночь мерещится затянутый в лед Байкал,
и грозные серые горы, которым скребут бока
колючие ветры и солнечный еж лучей?
и где-то в подножье бежит ледяной ручей,
и смуглые лица, знакомые с тех времен,
когда был наивной юностью оперен,
все смотрят и смотрят, как будто бы ждут ответ,
но, годы спустя, у меня его нет.

как вытечет время – ты сразу же все бросай,
расти незаметно, рожденный в любви бонсай,
протягивай руки, ветвями касаясь солнц,
что в явь, что в грядущий сон.

когда будет страшно – закройся от всех корой,
и я встану рядом, огромной и злой горой,
и лавовой гривой смету набежавший яд
а, может, и все подряд.

на свежих ожогах и струпьях больных земель
ты прочные корни свои сохранить сумей,
как вытечет время - слой пепла с лица стрясай,
и заново из небы́тия воскресай.

Воскресение вербное чуть добрее, наверное, или то предвесеннее, не мираж, но спасение, от того, что не прожито и от дум пережитого, небо тканью разложено, словное солнцем расшитое и пронзенное нитями – все лучи его первые, в воскресение светлое, воскресение вербное.

И сколь ни противься, мы вынуждены гореть,
И солнце лавиной катится по горе,
Вулканам щекочут нос и они чихают,
Смущенно побагровев в этот миг щеками,
И лава, как неизбежный поток стыда,
Смывает собой деревни и города,
Которые не считали.

Сколько же долгих лет был тебя лишен, ждал, пока ночь надевает свой капюшон,
Взгляды, дома скрывая и к ним подходы, нет ничего ужасней такой свободы.
Хватит, молю, пожалуйста, прекрати, в нашей пустыне поле-перекати
И ни единой капли на дне колодца. Ради нее я снова готов колоться,
Тело до безысходности истерзав, чтобы живые реки текли в слезах.