Доброго времени суток уважаемые читатели. Все что с нами происходит, можно воспринимать по разному, и самый лучший способ восприятия - это юмор. Именно чуство юмора нам помогает стоически выдерживать трудные моменты нашей жизни.
Вот и мне это здорово помогло, когда я очутился на больничной койке. Все, что происходило со мной до операции, о которой я писал в предыдущем посте, я старался не воспринимать вообще. Но, то, что было дальше, похоже больше на черный юмор, но лучше уж так!
День первый, после операции: меня, как и всех, привезли в палату интенсивной терапии. Здесь уже лежала женщина лет пятидесяти, ее прооперировали до меня. Первое о чем я подумал, еще не отойдя толком от наркоза -этого не может быть. Эта тетка, иначе я ее не назову, без умолку болтала по телефону, обзванивая всех своих подруг и сообщая все подробности своей операции. У меня был тот же диагноз, удаление желчного, но мне было тяжело даже дышать, и в голове просто не укладывалось, откуда у нее беруться силы. Обзвонив всех своих знакомых, моя соседка по палате, явно заскучала. Я так думаю, что это было не в ее правилах и она принялась за меня. Где то минут через 15 общения со мной, хотя по сути дела это был монолог, так как я не собирался распылять силы на болтовню, она поняла, что разговор не клеется и угомонилась. Правда грустить ей пришлось не долго, т.к. ко мне зашла моя жена, и они мило по болтали, совсем чуть чуть, с часик, другой.
После ухода моей жены,почему то, мне показалось, что теперь я отдохну в тишине. Так и было, минут двадцать, не считая мимолетных бесед моей соседки с мед.персоналом.
Но это было только начало!
Следующей соседкой оказалась девушка, явно бурно реагирующая на наркоз, жутко кричащая о своих мучениях. Но это пол беды. С ней в палату, ворвались родственники кавказской национальности, в куртках, шапках, громко крича и размахивая руками. На все уговоры медсестры покинуть палату, они только начинали кричать громче. Родственники в перерывах между причитаниями, обзванивали, очевидно остальных родственников и требовали морфий.
Следующим соседом оказался дедушка татарин лет семидесяти, очень полный и непрерывно просящий воды. Из него торчало куча трубок. Врач строго настрого запретил дедушке татарину давать пить, но почему то рядом с ним на тумбочку поставили две полторалитровых бутылки воды. Как только врач покинул палату, дедушка с жадность начал хлестать воду. Мне тоже нельзя было пока пить и звук поглощаемой воды будоражил сознание. Когда дедушка почти опустошил полторашку воды, его все таки засекли за этим занятием, отругали и почему то забрали только недопитую бутылку. Полную оставили, и конечно же дедушка принялся сразу за нее. Между жадным хлебанием воды, дедушка зверски храпел. Обстановка в палате накалялась. С одной стороны отходящая после наркоза, а потому жуткт кричащая девушка, да еще и окруженная родственниками причитающими и требующими морфин. С другой стороны, хлещущий воду, на свой страх и риск, невероятно храпящий дедушка татарин. Дальше больше, дедушка пронзительным голосом начал причитать о том, как ему жалко девушку и предложил почитать ей стихи. Сквозь невыносимый шум, стоявший в нашей палате, под легендарным номером шесть, были слышны заунывные стихи дедушки татарина. Я не мог пошевилиться, наркоз только начал отходить, но у меня появилось жгучее желание встать и сбежать! Меня не покидадо чувство, что я лежу не в хирургии, а в дурдоме. Короче, к вечеру потихоньку все стало стихать, я думал лишь о том, что завтра меня переведут в обычную палату!
Продолжение следует........