Создавая литературный сюжет, писатели часто населяют его персонажами, имеющими прообразы в реальной жизни. Вот и «солнце русской поэзии» Александр Сергеевич Пушкин частенько помещал в свои произведения людей из собственного окружения или использовал истории, рассказанные приятелями. Так появились на свет многие его сочинения.

Белорусский Робин Гуд

В середине осени 1832 года Пушкин принялся за работу над историей о благородном разбойнике из дворянского сословия, сколотившем шайку, чтобы отомстить своим обидчикам. Работа шла так споро, что через несколько недель были готовы восемь глав романа.
Но затем поэт отвлёкся на сбор материалов о Пугачёвском бунте, потом начал писать «Историю Пугачёва» и «Капитанскую дочку», а безымянный «разбойничий роман» так и остался неоконченным. Пушкин погиб от рокового выстрела Дантеса, не поставив последнюю точку в романе. Впервые «Дубровский» (а речь, как вы поняли, именно о нём) увидел свет только в 1842 году, и название ему дал редактор, ответственный за выпуск книги.
Однако для широкой публики остался тайной удивительный факт: сюжет авантюрной истории Пушкин полностью позаимствовал из реальной жизни. Печальную историю белорусского дворянина Павла Островского поэту поведал его добрый приятель Павел Нащокин. В итоге тяжбы с соседом юноша 22 лет от роду незаконно лишился имения и остался без средств. Островский не растерялся, собрал из своих бывших крепостных разбойничью шайку и начал грабить местное чиновничество и дворянство, думая восстановить таким образом справедливость.
Ловили «Робина Гуда» всей губернией и наконец арестовали по доносу помещика, в доме которого Островский скрывался под видом домашнего учителя. Критики упрекали Пушкина в том, что судьба Дубровского в романе не раскрыта до конца. Но, во-первых, роман действительно остался незавершённым, а во-вторых, поэт и сам не знал, чем закончилась история Павла Островского.
Между тем арестованного «разбойника» отправили в Витебск, а оттуда — в Псков, где ему удалось избавиться от кандалов и сбежать из острога. Дальнейшая судьба прототипа Владимира Дубровского осталась неизвестной, но арестован он больше не был, иначе в полицейских архивах сохранились бы соответствующие документы.

«Онегин, добрый мой приятель»

Едва ли не самое известное из произведений Пушкина — «Евгений Онегин» — до сих пор хранит тайну прототипов главных действующих лиц. Пушкинисты переломали немало копий, пытаясь выяснить, кто стал прообразом Евгения, и в конце концов пришли к мнению, что Онегин, вероятнее всего, — собирательный образ. Интересно, что Пушкин именовал его своим добрым приятелем, а стало быть, тот, с кого списан образ главного героя романа, наверняка находился в ближайшем окружении поэта.
Одним из таких людей историки считают Павла Катенина, участника Отечественной войны 1812 года, переводчика «Божественной комедии» Данте, члена ранних организаций декабристов, отправленного в отставку по политическим мотивам. Катенин был известен своим крайне вздорным нравом, из-за которого и порвал в конце концов с участниками декабристского движения. После отставки он затворился в своём костромском имении, вёл уединённый образ жизни, посвящая все время литературной деятельности.
Другой предполагаемый прототип Онегина — Пётр Чаадаев, блестящий офицер, мыслитель и публицист, за свои «Философические письма», где он размышлял о судьбе России в мировой истории, объявленный сумасшедшим и запертый в своём доме под строгим врачебным надзором. Кто знает, не подсказкой ли было промелькнувшее в романе определение Онегина — «второй Чадаев, мой Евгений»?
Ещё один «неудобный» для светского общества пушкинской эпохи персонаж, автор «Горя от ума» Александр Грибоедов, возможно, не подарил Онегину ни одного факта своей биографии, но в характере пушкинского героя определённо присутствуют его черты.
Вторая загадка романа — вопрос, с кого написан образ мечтательницы Татьяны Лариной. Юная Татьяна, как считают биографы поэта, отчасти схожа с Ольгой, сестрой Пушкина. Существует также версия, называющая прототипом Лариной Авдотью Норову, безответно влюблённую в Чаадаева и умершую молодой.
Но большинство учёных сходятся во мнении, что под именем Татьяны Лариной на страницах «Евгения Онегина» появляется Наталья Фонвизина, чья биография имеет сходство с жизнью героини романа. Влюблённая в другого, Наталья вынуждена была выйти замуж за своего двоюродного дядю, генерала Михаила Фонвизина, так как этим замужеством покрывался некий семейный долг. Когда муж был осуждён по делу декабристов, женщина последовала за ним в Сибирь. А что стало с её юношеской влюблённостью — неизвестно, вероятнее всего, она была забыта.

Русский бунт — бессмысленный и беспощадный

История Пугачёвского бунта необычайно занимала Пушкина, он изучил всё доступные материалы об этом кровавом эпизоде российской истории и даже совершил поездку на Урал, где беседовал с живыми свидетелями восстания. Уникальный материал, собранный поэтом в архивах и во время уральского путешествия, стал основой для публицистической работы «История Пугачёва» и романа «Капитанская дочка».
О том, насколько усердно трудился Пушкин над романом, говорят сохранившиеся пять разных планов произведения. Первоначальный замысел рассказа о дворянине, перешедшем на сторону «государя Петра III», по цензурным соображениям трансформировался в историю о юном дворянине Петруше Гринёве и его любви к Маше Мироновой, дочери капитана небольшой степной крепости.
Прототипом главного героя романа должен был стать Михаил Шванвич — офицер, перешедший на сторону Пугачёва и служивший у него атаманом. Впоследствии Шванвич бежал из расположения восставших и попал под начало генерала Ивана Михельсона, отправленного на подавление бунта. После разгрома пугачёвцев офицер оказался под следствием, был лишён дворянства и отправлен в сибирскую ссылку.
Цензура вряд ли пропустила бы настолько неблагонамеренное произведение в печать, и Пушкин решил из одного прототипа создать сразу двух персонажей. Доброму и благородному Гринёву он противопоставил злодея и изменника Швабрина, таким образом избавившись от цензурных придирок.
Историки долго не могли установить, чья личность стала основой для образа Маши Мироновой, отважной девицы, не побоявшейся вступиться за возлюбленного даже перед самой императрицей. В результате архивных исследований было установлено, что Маша написана с тверской дворянки Марьи Борисовой, с которой Пушкин повстречался однажды на провинциальном балу. Вероятно, эта девушка обладала твёрдым характером, добротой и обаянием, потому что именно такой читатель видит капитанскую дочку Машу Миронову.

Три карты от Princesse Moustache

Одна из самых загадочных мистических повестей Пушкина — «Пиковая дама», как ни странно, тоже имеет в основе реальную историю. Прототипом старухи-графини, сумевшей свести с ума главного героя, стала княгиня Наталья Петровна Голицына, истинная знаменитость светского Петербурга.
Родовитая и сказочно богатая пожилая дама обладала в свете безоговорочным влиянием. По свидетельству современников, к ней ездила на поклон не только знать, но и все императорское семейство. Княгиня состояла в родстве со всеми самыми родовитыми фамилиями Российской империи, но Голицыных ставила превыше прочих. Члены её семьи, видимо, разделяли её убеждение, потому что когда она рассказывала внучке про Иисуса Христа, девочка полюбопытствовала, не из Голицыных ли тот будет. К старости Наталья Петровна обзавелась усиками, за что в свете её немедленно окрестили «усатой княгиней» (по-французски это звучало как «Princesse Moustache»).
Однажды к Голицыной явился просить денег проигравшийся племянник. Старуха денег не дала, но зато открыла ему секрет трёх беспроигрышных карт, полученный ею некогда от таинственного графа Сен-Жермена. Легенда рассказывает, что совет тётки помог игроку вернуть все проигранные деньги сполна.
Образ властной старухи, древней годами, но в полной мере сохранившей острый ум и аристократическую надменность, так покорил Пушкина, что он перенёс его на страницы повести. С момента первой публикации «Пиковой дамы» название произведения превратилось в прозвище княгини Голицыной. Наталья Петровна ненадолго пережила поэта и скончалась в 1837 году в возрасте 93 лет. Для своей эпохи она прожила на редкость долгую жизнь. По мнению учёных, Германн не имеет явного прототипа, Пушкин писал о нём только, что это «офицер, военный инженер». А в образе Чекалинского, которому так сокрушительно проигрывает Германн, перед читателем возникает Василий Огонь-Догановский, известный картёжник, о котором жандармы сообщали начальству, что дом его есть «особое прибежище игрокам». Пушкину случалось проигрывать Догановскому, поэтому он поместил его в свою повесть.

Автор: Екатерина Кравцова

Журнал: Тайны 20-го века №23, июнь 2020 года