Сергей Колосов на съёмках фильма «Помни имя своё»

 

Сергей Колосов на съёмках фильма «Помни имя своё»

Помни имя своё

Помни имя своё

Помни имя своё

Помни имя своё

В 1973 году Сергей Колосов приступил к съемкам совместного советско-польского фильма «Помни имя свое».   Касаткиной в нем досталась главная роль - Зины Воробьевой. Героиня Касаткиной, попав во время Второй мировой войны в Освенцим, разлучается с сыном. После освобождения она в течение многих лет разыскивает его…

   Ребенок не погиб и не пропал. Его спасла и вырастила  польская  женщина. Через много лет Зинаида увидела по телевизору детей, спасённых из  Освенцима , и среди них узнала своего сына. После просмотра передачи она обратилась на телевидение и выяснила, что он жив и проживает в Польше. После 25 лет разлуки Зинаиде вновь удалось увидеть своего сына. Он приехал в  Ленинград , а после снова вернулся в Польшу.

 

 

    Режиссер картины "Помни имя свое" Сергей Николаевич Колосов  родился  27 декабря   1921 года  в  Москве .

   Родители С.Н. Колосова были теми классическими российскими интеллигентами, для кого, выражаясь языком из времен их юности, общественные интересы и интересы культурные существовали нераздельно. Так, Л.И. Франк-Колосова имела диплом юриста, говорила на нескольких европейских языках, после революции работала в издательстве «Вопросы труда», в «Изогиз». Свело Николая Алексеевича и Любовь Исидоровну общее увлечение театром, который был важным, серьезным и широко распространенным явлением отечественной жизни конца XIX – начала XX века.

 

 

   Эти интересы привели Сергея Колосова еще школьником в театральную студию Бауманского районного Дома культуры города Москвы. Первым наставником Колосова стал хорошо известный тогдашней театральной Москве Сергей Владимирович Серпинский. Занятия у него дали Колосову первый практический опыт и, кажется, вполне определяли будущее.

   Жизнь, однако, внесла в судьбу свои драматические поправки.

   Сергей Колосов , призванный 31 октября 1939 года на действительную военную службу, стал участником начавшейся вскоре советско-финляндской войны. В начале февраля 1940 года, то есть за месяц до окончания военных действий, в одном из боев на Карельском перешейке С.Н. Колосов получил ранение. Длительное время провел в госпиталях. Врачи, как они сами говорили, чудом спасли ему правую руку и признали годным к нестроевой службе.

   Осенью 1941 года Колосов окончил офицерское училище, воевал, готовил кадры. Награжден орденом Отечественной войны I степени. Демобилизовался старший лейтенант Колосов лишь летом 1946 года.

 

 

   Он поступает на режиссерский факультет Государственного института театрального искусства. Конкурс на режиссерский факультет был огромный: 19 человек на место. Колосов стал рядовым той армии студентов первой послевоенной поры, кто ходил на занятия в видавших виды сапогах, гимнастерках, шинелях: другого за годы войны не нажили…

ГИТИС дал Сергею Колосову на всю жизнь и крепкий профессионализм, и моральную закалку, и – главного в его жизни человека. Именно такими «навсегда главными людьми» стали друг для друга Сергей Николаевич Колосов и Людмила Ивановна Касаткина – большой режиссер и большая актриса. Родилось содружество, замечательное и по своей устойчивости, и по творческой результативности, и по той особой нравственной интонации, которая придала семейному союзу двух выдающихся мастеров очевидный и общепризнанный общественный смысл. 

 

 

 

Участник  финской кампании 1939 года  и  Великой Отечественной войны .

Орден Отечественной войны  I степени ( 15 июня   1945 ) —  за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм Серебрянй крест «Братство по оружию» (1945,  Польша )

Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»

 

 

 Супруга пережила режиссера на 11 дней. Они  похоронены рядом на Новодевичьем кладбище Москвы.

 

   Любовь Сергеевна Соколова  (31 июля  1921 ,  Иваново-Вознесенск  —  6 июня   2001,  Москва).  Народная артистка СССР  (1990).

   В фильме "Помни имя свое" сыграла эпизодическую роль почтальона.

 

 

   Будучи студенткой  Ленинградского педагогического института , поступила зимой  1940 года  в киноактёрскую школу при студии « Ленфильм ». А когда началась Отечественная война, когда враги всё ближе подходили к городу Ленина, Люба пошла на завод слесарем по обработке деталей к двигателям самолётов. 
   Работала на эвакопункте. Ухаживала за больными, за ранеными. Во время блокады Ленинграда от голода умер ее первый муж.

 

 

 

   До конца жизни Любовь Соколова продолжала сниматься в кино, в телепередачах, работать на радио, участвовала в концертах, встречалась со зрителями.

   Актриса была занесена в Книгу рекордов Гиннеса, как исполнительница самого большого числа ролей матерей (более 100).

   В 1990 году Любовь Сергеевна Соколова стала Народной артисткой СССР.  Она награждена многими медалями, в том числе «За отвагу» и «За  трудовую доблесть». 

 

 

   Скончалась  6 июня   2001 года  от  сердечного приступа.  Похоронена 9 июня на Кунцевском кладбище рядом с могилой сына — Николая Данелия (1959-1985), участок № 10.

 

   Павел Борисович Винник  (22 сентября 1925 г. — 9 июня 2011 г. )  — советский и российский актёр,  Народный артист Российской Федерации  (2002)

   Участник  Великой Отечественной войны  (1943—1945), брал  Будапешт  и  Берлин .

   (В фильме "Помни имя свое" сыграл роль советского часового. Далее приведены фотографии разных актерских работ Павла Борисовича.)

 

 

   "Я родился в городе Виннице, а в 1932 году мы переехали в Одессу, куда перевели работать моего отца... Дед со стороны матери служил сторожем в театре, а тетя Поля, ее старшая сестра, – вахтером. Мама... работала портнихой в оперном театре. Я с детства был привязан к театру – у меня не было сомнения, что я буду актером. В шестом классе я попал в кукольный кружок и играл роль деда в «Сказке о рыбаке и рыбке»...

 

 

   Когда началась война, несмотря на возраст и слабость здоровья, отец одним из первых ушел на фронт. Он знал саперное дело, и его взяли. 13 сентября 1941 года мы получили похоронку – отец погиб.

 

 

   Одесса сразу попала в кольцо. Это было жутко – наступление было просто дикое, ведь немцев поддерживала еще и Румыния. Одесса долго оборонялась… В 1941 году я перешел в 9-й класс, и мы с мальчишками тушили «зажигалки». Когда бомбы падали, их надо было схватить, сбросить и засыпать песком. В армию я попал, когда мне было 15 лет. В городе создавались «истребительные батальоны». Они состояли из рабочих, штатских – в общем, не военных. Когда началось наступление на Одессу, мы начали отступать – сначала по побережью, потом нас морем переправили в Николаев, а дальше снова по суше, на Северный Кавказ. Мама же успела уйти в Винницу к тетке и дяде. Мы отступали до Моздока. Интересно, что, хотя у нас были винтовки, считалось, что мы все еще не в действующей армии. Только под Моздоком была дана команда всех перевести в действующую армию. Мне не хватало возраста, но ребята приписали мне пару лет. Так я попал в 5-ю Ударную армию, 416-ю стрелковую азербайджанскую дивизию, в 1374-й стрелковый полк, в матушку-пехоту. И с ней я прошел до Берлина.

 

 

   Знаменитая впоследствии 416-я азербайджанская стрелковая дивизия была сформирована, и я получил всю экипировку. Командовал дивизией генерал Сызранцев, а по строевой – генерал Зюванов. Это были очень мудрые, удивительно внимательные полководцы. Они всегда участвовали в боях на очень тяжелых направлениях. 5-я армия называлась Ударной, потом она стала Гвардейской. Эта армия имела очень сильное вооружение. Ударные армии и по составу, и по формированию специально готовились и для прорыва, и для форсирования крупных рек. Мне пришлось форсировать Днепр, а позже – и Одер, под Кюстрином.

 

 

 

   В начале войны мы отступали, отражая немецкие атаки. Немцев поддерживали венгры, итальянцы, румыны. Конечно, нам тяжело приходилось…

 

 

– В 1941–1942 годах расстреливали пленных?

– Немцев? Конечно! И немцы тоже. Чудо, если человек попал в плен и его не убили. Они себя чувствовали победителями. Им сказали, что мы – навоз, тряпки, русские свиньи. Девушек они насиловали… Самое страшное – это были рассказы тех, кто попал в оккупацию. В отношении населения у немцев была очень хитрая тактика. Они создавали полицейские соединения – так полицейские издевались над людьми больше, чем немцы, и их это устраивало.

   А потом мы погнали их назад. Снова Николаев, Одесса. Армия попала в состав 3-го Украинского фронта, которым командовал Толбухин. Я на всю жизнь запомнил эти бои на 3-м Украинском. Самое страшное – когда теряешь товарищей. В жару мы шли на Кишинев, они драпали… Это была знаменитая Ясско-Кишиневская операция. Там была такая Тираспольская дорога. Там столько трупов было! В основном наших предателей, что с немцами отступали. Ведь многие считали, что никогда большевики не вернутся. Много бежало предателей из Одессы: кто на чем – повозки, лошади. Немецкие танки шли по этой дороге, и немцы их передавили. Собаке – собачья смерть!

   Мы шли со стороны Бессарабии, от Одессы. Август 1944 года, жара жуткая. От малярии мы теряли больше людей, чем от ранений. Очень много было винограда, да и вообще жратвы было много. Помню переправу через Буг – это знаменитая река. Когда пошло наступление, было уже ясно, что немцы будут драпать. Но у них было страшное оружие – огнеметы. У меня был друг, сибиряк, чудный парень, помкомвзвода, старшина – он столько мне помогал!.. Я же городской парень, для меня пройти 30 км – это страшно. Я был в ботинках с обмотками, и когда мы прошли первые 30 км и был привал к обеду, я понял, что никуда больше не пойду. Ноги были – сплошные пузыри, красные. Двое ребят побежали за санинструктором, и тот обмыл мне ноги, бритвой разрезал пузыри, смазал ихтиолкой. И вот этот парень-сибиряк смотрит на меня: «А ведь ты не от этого такой грустный. Жить хочешь? Дам совет: тебе сейчас хорошо?» – «Да». – «Живи минутой. Не загадывай наперед – дольше проживешь. А если начнешь думать, внимание пропадает, и можно под пулю попасть»...

     После взятия Кишинева мы пошли на Бухарест, но в этот момент была дана команда, и нас погрузили в теплушки и вывезли под Ковель в Польшу. Началось новое наступление, но в Польше у немцев были очень сильные оборонительные позиции, и они упорно сопротивлялись. Еще до взятия Варшавы были очень сильные бои; приходилось атаковать, и очень сильно.

 

 

–  Вы передвигались пешком?

– Только пешком. В роте автоматчиков у нас было всего две повозки, а с ними четыре лошади и ездовые... 

   В Польше осталось много местного населения. Мы пришли к полякам и сразу увидели разницу: если в Молдавии много фруктов, еды, вина, то в Польше – в лучшем случае картошка и молоко. Кроме жуткой водки, ничего нет. Они нас сначала хорошо приняли, мы свое на стол положим. Еда у нас лучше, знаменитые офицерские консервы с беконом, а у солдат тушенка. «Ну что, пан, германа пойдем бить?» – «Пойдем, пан, пойдем!» – «А колхозы пойдем строить?» – «Ниц не разуме!» Колхозы они наши ненавидели, им столько про них порассказывали. Поляки жили хуторами, у многих были свои куски земли.

   На территории Польши мы дрались с власовцами. Они не сдавались, понимая, что им грозит смерть. Тогда появились фаустпатроны, и мы обходили их, потому что не знали, как с ними обращаться. И тогда власовцы первые послали своих парламентеров: за жизнь – откроют секрет фаустпатронов. В роту прислали двух ребят-власовцев, и они нас обучали. Когда ты воюешь из окопа, фаустпатроны не нужны. Вот среди домов – это да.

 

 

 

– Фаустпатроны не таскали с собой?

– Нас ими не снабжали, но они были. Попадется на дороге – мы возьмем. Главное, мы теперь знали, как им владеть...

   В Польше мы нарвались на немецкую танковую дивизию. Была весна, дороги были очень плохие. Вся наша материальная часть отстала, а мы шли вперед. Я никогда не забуду, как мы, преодолев железнодорожную насыпь, вышли в большое поле. И вот там нас встретили знаменитые «тигры». Это было прямое столкновение с ними, а нам нечем было защищаться! Ребята бросились бежать. Я не забуду, как на линейке мчался наш полковник Калашников и кричал: «Стойте! Хоть не бегите, ложитесь!» А ребята бегут, и немцы прямо им в спины трассирующими… Мы успели добежать до огромнейшего сарая. Я помню: только мы вбежали, как рвануло. Дверь упала на меня, но ребята меня вытащили, я только ушибся. Ранило командира нашего полка, Калашникова. В суете с брички уронили ящик из-под мин, а в нем лежало знамя полка. Я зачем-то открыл этот ящик, а там – знамя. Через насыпь танки идти не могли, и хотя им было нужно только разойтись и пройти через мостки, но они боялись. Мы перелезли насыпь и, подходя к хутору, попали в штаб полка. Мы вошли, и я положил на стол знамя… При утере знамени – начальство под трибунал, а часть расформировывали...

   При взятии Варшавы, в феврале 1944 года, я получил очень сильную контузию. Было два плацдарма: Радомский и Сандамирский. Наша часть четверо суток была на Радомском плацдарме. Никаких костров: на 6 человек – 3 плащ-палатки, 3 шинели. Мы ложились вшестером и снимали ботинки: в мороз ноги во сне очень стынут в ботинках. Было очень сильное наступление на Варшаву – ее атаковали по Висле, по льду. Немцы этого не ожидали: на льду же окопов не настроишь! Это такой был разгром! А мы с плацдарма взяли влево, и на основные их позиции, на «оборонку». «Оборонка» была сильная, поля заминированы, пехота могла подрываться через каждые 10 метров. Я был в роте автоматчиков, и нас посадили на танки. Три эшелона танков – первый, второй, третий… Я был во втором. Танки перевозили нас через минное поле, мы спешивались и шли в наступление. Первый эшелон, когда рванул вперед, попал под прямую наводку, и этот первый эшелон побили, и пехоту, и танки. А мы попали в такую зону, что слышали только свист, – снаряды за нами рвались. Но вот один из этих снарядов нам достался. Я услышал свист, а потом потерял сознание… Когда идет наступление, не сразу везут в госпиталь. Раненых собирают в медсанбаты, расположенные в районе штаба полка или дивизиона, а оттуда потом уже отправляют. Ребята поехали в дивизию за хлебом при наступлении (я уже говорил, что в роте автоматчиков были повозки) и в одной палатке меня нашли. Я лежал бревном – не двигался, не слышал и не говорил. Они меня положили на хлеб, накрыли и вывезли. Самое страшное на фронте – потерять свою часть. Тогда начинаешь новую жизнь!

 

 

 

 – Когда Вы брали Варшаву, как к вам относилось население?

– Там была очень сложная обстановка. Там было восстание, которое мы не поддержали. И поэтому отношение было сложное. Но я еще контужен был, так что не все помню. Мы прошли Варшаву с ходу и пошли на Познань. Тактика у Жукова была такая – если город сходу взять нельзя, его обтекали и шли дальше, чтобы не задерживать основное наступление. Потом другие части их уже добивали. Единственное, что я запомнил, это когда мы останавливались у них в селах, то увидели их нищенское существование, настороженное отношение к нам. И тогда нас вдруг перестали вводить в населенные пункты, – на формировании мы стояли в лесу. Там была Армия Народова и Армия Крайова, воевавшие против нас. То село, которое хорошо принимало наши войска, уничтожали свои же. Мы попали в дом польского врача, который говорил хорошо и по-польски, и по-русски. Он предупреждал наше командование, что лучше не натыкаться на такие вопросы, как о колхозах и т. д., – дескать, атмосфера сложная. Хотя и немец им достался несладко. Они ненавидели немцев…

   После контузии под Варшавой ходить я стал через две с половиной недели. Массаж мне делали, выпить давали. Хотели меня отправить, а я – ни в какую. Рота автоматчиков – в пехоте привилегированный род войск. Охрана штаба, связь с дивизией, почта. Если оборона, ночью пехота спит. А метров 10–15 – боевая точка: мы сидим, автоматчики. Мы их охраняем, подкрепляем разведку. Самое интересное – это не автомат и не винтовка. ППС – это не ППШ с рожком. ППС был с коробкой, которая надевалась как кастрюля. Еще брали немецкий автомат, знаменитый «шмайсер». Его не надо чистить – пружина была закрыта, к тому же он легче, удобнее, и патронов к нему было много.

   Я считаю, что выжил потому, что был в роте автоматчиков. Правда, рисковать пришлось много. Рота насчитывала до 100 человек, с подразделениями и т. д. А до Берлина нас дошло всего 29 человек, мальчишки... "

 

 

   За боевой путь Павел Винник награжден

Орденом Отечественной Войны I степени, 
Орденом  Отечественной Войны II степени ,
Орденом Красной Звезды ,
Медалью «За взятие Будапешта» ,
Медалью «За взятие Берлина» ,
Медалью «За победу над Германией».

 



   Вызывает бесконечное уважение и искреннее изумление то, что он и другие актеры-фронтовики, пройдя горнило кровопролитнейшей войны, не разучились искренне дурачиться, лицедействовать, "жить минутой, не загадывая наперед", как когда-то на войне завещал Паше Виннику дружок-сибиряк. 

 

   Скончался 9 июня 2011 года в Москве. Похоронен на  Ваганьковском кладбище .

 

 

   Колосов ставил свой фильм "Помни имя свое", понимая, как меняется мир. Ведь в 1975 году его зрителями стали те, кто родился в год Победы и для кого Вторая мировая война – лишь один из фактов минувшей истории, а не биографически близкое воспоминание.

   В основу фильма положена реальная, полная драматизма история русской матери, разлученной в Освенциме со своим малышом.

   Тема сохранения памяти становится для Колосова в эту пору особенно значимой. Как, впрочем, и тема очищения памяти от того наносного, чем с неизбежностью засорили ее послевоенные десятилетия. 

 

 

 

   Фильм «Помни имя свое» вышел на экраны страны   10 марта 1975 г. На кинофестивалях в Гданьске (1974) и Кишиневе (1975) он получил почетные призы. Была отмечена и работа Людмилы Касаткиной, которая была признана лучшей актрисой года и удостоена звания народной артистки СССР и заслуженного деятеля культуры Польши.

   Перед тем, как снять сцену разлучения с детьми, Касаткина проводит ночь в здании концлагеря.

 

 

   Вовсе неудивительно, что этот фильм о войне и её последствиях, снабжённый типичным мелодраматическим конфликтом потерянного и вновь обретённого сына, которого воспитала не только другая мать, но и женщина иной национальности, привлёк внимание широкой зрительской аудитории.

 

 

   В 1975 году, когда абсолютным рекордсменом советского кинопроката стала мексиканская мелодрама «Есения» (тоже об обретении героиней спустя многие годы своей родной по крови семьи), лента «Помни имя своё» заняла общее восьмое место, а среди отечественных стала пятой, в том числе уступив «Афоне», где есть мотив утраты малой родины и запоздалого раскаяния героя перед уже умершей тётей, которая воспитала его, и ещё двум картинам, касающимся военной темы: «Любовь земная» и «Они сражались за родину».

 

 

   Судьба русской женщины Зинаиды Воробьёвой, которая попала с малолетним сыном Геной в Освенцим, всё-таки выжила, но была разлучена фашистами со своим ребёнком, а нашла его в Гданьске только через два с лишним десятилетия после войны, действительно впечатляет собственным незаёмным драматизмом. И заставляет переживать за земную любовь той, кто тоже, будучи насильно угнана в Германию, по-своему сражалась за родину, отстаивая человеческое, материнское достоинство.

    Тем, кто смотрел фильм Сергея Колосова «Помни имя свое», не удастся забыть ужасные сцены Освенцима, страшные крики женщин, разлученных со своими детьми, и измученное лицо главной героини Зинаиды Воробьевой, которую реалистично сыграла Касаткина.

 

 

 

Людмила Касаткина  вспоминала, как снималась в этом фильме.

- Людмила Ивановна, как вам далась эта роль?
- Я была еще совсем девчонкой (Людмиле Ивановне тогда было 16 лет.), когда началась война. Летом сорок первого мама отправила меня к бабушке под Вязьму. Сама я родом из Смоленщины.

   22 июня мы с подружками пошли купаться. И вдруг слышим страшный крик: «Война!..» Я никак не могла дождаться маму, поэтому решила сама отправиться к ней. Попросила бабушку собрать узелок: немного хлебушка, два яйца, сальце… Мы шли огромной толпой к Можайску вместе с отступающей армией. Сто двадцать километров за несколько суток! От бомбежек скрывались в болотах. На всю жизнь запомнила обезумевшую от горя женщину, у которой убили двоих детей. На съемках я пережила весь этот ужас заново.

 

 

 

- Вам разрешили пожить в Освенциме перед съемками…
- Да. На тот момент он уже стал музеем лагеря смерти. Наверное, это самое страшное место на земле. Запах, нары, засечки пленных на стенах — все это потрясает. Находиться там было невыносимо больно: то и дело слышались шорохи, голоса…

 

 

 

   Сильнейший фильм. С одной стороны, очень реалистично показаны страшные сцены концлагеря, расстрелов, с другой — достаточно строго. Кадры, когда мать в темноте проталкивает малышу  картошку, невозможно смотреть… Они врезались мне в память с первого просмотра в раннем детстве. Я даже не помнила названия фильма, только помнила лицо Касаткиной и эти кадры. 
   А сцена на переговорном пункте…  «Оспа… оспа на левой щеке! И восьмерка, восьмерка кривая!» 

 

 

   У нас много прекрасных фильмов о войне, именно о фронтовой войне, и они бесспорно очень нужны всем нам. Но не менее важны для нашей памяти вот такие фильмы — о том, чем еще  по-настоящему страшна война: не только ужасом кровавых боев, но искалеченными душами миллионов людей, разрушенными судьбами, потерянными детьми, родителями и любимыми. 

   Просто бывают такие фильмы, которые словно ожог: ничего ты не помнишь ни про художественную составляющую, ни про всякие кинематографические тонкости; сидишь, смотришь и понимаешь, что тебе очень больно,  и боль эта только нарастает, даже расплакаться — и то тяжело, комок в горле стоит и всё!..

Источник: http://1001material.ru/7414.html, http://fictionbook.ru/author/artem_drabkin/http://...ccp.net/,http://www.1tvnet.ru/,

http://1001material.ru/7414.html