О том, что происходит в «серой зоне» закрытых церковных объектов.                                                                   Защита памятников старины была одной из немногих дозволенных «критических» тем в позднесоветской прессе. Тогда казалось, что возвращение монастырей и храмов церкви гарантированно спасет их от разрушения. Однако в последнее время ленты новостей все чаще приносят шокирующие сообщения о разрушении того или иного исторического храма руками представителей РПЦ. Министерство культуры даже разработало законопроект о совершенствовании системы госконтроля и госнадзора в сфере сохранения культурного наследия. Но Московская патриархия опасается усиления такого контроля. Почему?                                                                                                                                                                                Контроль недопустим!                                                                                                                                                Массовая передача структурам Московского патриархата памятников истории и культуры началась после принятия в 2010 году Федерального закона о передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения. Хотя формально в законе речь идет обо всех конфессиях, в реальности он работает в интересах только одной из них — «государствообразующей». Ее «конкурентам», будь они даже архитрадиционными православными, имущество религиозного назначения не только не достается — у них его отбирают в стиле 30-х годов прошлого столетия. Как раз во время принятия закона у Российской православной автономной церкви в Суздале и окрестностях отобрали сразу 16 отреставрированных ею храмов. Сейчас большая их часть постепенно разрушается — совсем как при советской власти.

Раньше (при советской власти и сразу после нее) все объекты культурного наследия передавались церкви на определенных условиях: заключались охранные договоры. В последние годы «модным трендом» стала передача храмов РПЦ МП без всяких обязательств. Так были переданы Санкт-Петербургской епархии легендарные Смольный и Сампсониевский соборы. «По Смольному собору, — поясняет депутат Заксобрания Петербурга Максим Резник, — заключен договор, но с изъятием охранных обязательств, что противоречит закону об охране объектов культурного наследия… А по Сампсониевскому вообще нет договора! Там церковь отказывалась брать на себя охранные обязательства».                                                                                                                                                                                                     Похоже, в Кремле, чьи отношения с Московской патриархией отмечены в последнее время некоторым похолоданием, начали понимать, что несколько «перегнули палку» с передачей культурного наследия в столь ненадежные руки. По поручению президента Министерство культуры разработало законопроект о совершенствовании системы госконтроля и госнадзора в сфере сохранения культурного наследия.                                                                                                                                 Узнав о законопроекте, патриархия всполошилась не на шутку: 17 июля глава ее юридической службы Ксения Чернега издала весьма эмоциональное заявление, где говорится чуть ли не о новых гонениях на церковь в случае принятия этого закона. В первую очередь патриархия возражает против доступа общественных инспекций в «принадлежащие религиозным организациям объекты культурного наследия и на их территории», а также использования при этом «технических средств связи, аудио-, фото- и видеофиксации, средств технического и инструментального контроля, беспилотных летательных аппаратов». Все это, по утверждению главного юриста патриархии, приведет к «грубому попранию» норм российского законодательства и международных обязательств, к «подконтрольности деятельности религиозных общин… общественным формированиям», к «самоуправству отдельных общественных групп». Но такую логику можно распространить и на государственный контроль за памятниками: ведь законы запрещают «подконтрольность» религиозных общин государству — так же, как и «общественным формированиям»…                              Почему же Московская патриархия боится усиления контроля над состоянием принадлежащих ей памятников?                   Вандализм ради возрождения.                                                                                                                                  Накануне Пасхи нынешнего года (втайне от властей и общественности) представители РПЦ снесли Успенский храм на территории Ново-Тихвинского монастыря в Екатеринбурге. Это старейшая из полностью сохранившихся построек города, памятник истории и культуры! Храм построен в 1782 году на средства купца Ивана Хлепетина, и вскоре вокруг него вырос монастырь. В советское время храм, конечно, использовался не по назначению: в нем были какие-то склады, пищеблок. Но не был разрушен! В 2011 году храм передали в собственность РПЦ МП, прошло шесть лет — и памятника больше нет. Если бы подобный вандализм совершила любая другая организация, несомненно, он обернулся бы массой уголовных дел. Но — «жена кесаря вне подозрений»!                                                                                                                              Очевидно, власти предпочли бы «не заметить» вопиющий факт, если бы не общественные активисты. Екатеринбургский градозащитник Дмитрий Москвин добился прибытия на место преступления полиции, которая приостановила разборку завалов и квалифицировала случившееся как «разрушение объекта культурного наследия». Правда, когда дело перешло с местного уровня на областной, УМВД региона поспешило откреститься от правовой позиции своих сотрудников: «Полиция [больше] не занимается этим делом. Все, связанное с Успенской церковью, находится в ведении министерства по управлению госимуществом Свердловской области».                                                                                                                          Впрочем, с протестом выступили представители министерства культуры и некоторые местные депутаты, направившие заявления в прокуратуру. Депутат Екатеринбургской городской думы Дмитрий Головин убежден, что уничтожение храма является поводом для возбуждения уголовного дела по нескольким статьям УК РФ: «Уничтожение объектов культурного наследия», «Халатность», «Самоуправство». «Этот случай как нельзя лучше показывает лицемерие Русской Православной Церкви», — написал Головин в своем блоге. Случившееся стало закономерным результатом безразличия властей и общественности к «тестовому» акту вандализма, совершенному на территории той же обители: в 2015 году, также накануне Пасхи, там снесли святые врата, относившиеся к охраняемым государством объектам культурного наследия.                                                                                                                                                                                                                            На официальном сайте Александро-Невского Ново-Тихвинского монастыря, на территории которого стоял снесенный храм, до сих пор висит умилительный текст о нем, усиливающий ощущение абсурда: «Старейший храм монастыря, самый дорогой для сердца сестер… Некогда с него начиналось создание обители, здесь совершали свое монашеское служение первые сестры и первая настоятельница игумения Таисия. Здесь в 1824 году во время поездки на Урал молился Император Александр I».                                                                                                                                                                                              В Екатеринбургской епархии РПЦ не то что не испытывают каких-либо укоров совести, но и переходят в наступление, утверждая, что снос является нормальной и естественной частью процесса «реставрации». По словам викарного епископа Евгения, «церковь любит свои храмы, восстановление святынь — одна из ее главных миссий».                                                        Как утверждает екатеринбургский краевед, автор книги «Забытые храмы Свердловской области» Надежда Бурлакова, в регионе разрушается множество святынь: «Сейчас большинство храмов уже становятся руинами. Еще пять лет — и их просто не будет. Один из печальных примеров — село Скатинское Камышловского района. Там был замечательный храм. Сейчас он стоит уже без перекрытий… В 2012 году на стенах были остатки прекрасных росписей. Была договоренность с владыкой Иннокентием, что мы эту роспись своими силами снимаем, консервируем и передаем в дар. Но когда я, наконец, насобирала денег, изучила технологию и в октябре 2016 года поехала эту фреску снимать, то фрески уже не было». По словам краеведа, даже в восстанавливаемых храмах большинство настоятелей руководствуются логикой: «Проще закрыть старые росписи штукатуркой или сбить и опять же покрыть штукатуркой».                                                       Властям безразлично                                                                                                                                                   Более свежая история церковного вандализма произошла в другом уральском центре — Челябинске в начале июля. Некий протоиерей Михаил Горбунов, клирик Челябинской епархии РПЦ, на свой страх и риск снес остатки храма в честь иконы Божией Матери «Нечаянная Радость» на территории Городской клинической больницы № 1. В Челябинске немного старинных зданий, поэтому храм конца XIX — начала ХХ веков входил в местный перечень объектов культурного наследия. Правда, протоиерей Горбунов через арбитражный суд добился его исключения из списка, но власти планировали в ближайшее время возобновить охранный статус святыни. О случившемся стало известно благодаря общественности: шум поднял координатор инициативной группы «АрхиСтраж» Юрий Латышев.                                   Логика разрушителей проста: храм ветхий, легче построить новый, по «евростандарту», чем реставрировать старье. При нынешнем уровне культурного самосознания чиновникам и большинству граждан такая логика не кажется порочной.       Храм, в котором, к слову сказать, богослужения совершались с 1992 года, Горбунов начал сносить еще в прошлом году: тогда он оставил от него всего две стены. Была проведена прокурорская проверка, и настоятеля оштрафовали на 20 тысяч рублей. Это не произвело на него впечатления, и он рассказал журналистам о планах дальнейшего разрушения: «У нас будет комплекс зданий в едином стиле, с сохранением архитектурных особенностей фасада: административное здание и храм. По сути, внешне ничего не изменится… Пусть краеведы пишут в госкомитет, если им что-то не нравится».  Председатель местного госкомитета охраны объектов культурного наследия Александр Баландин не может пока определиться со своей реакцией на акт вандализма. «Насчет обращения в суд не готов ответить, нужно разобраться с правовой оценкой, — заявил он журналистам. — Хотели мирно решить, но раз такие резкие действия, обратимся в епархию».                                                                                                                                                                                                                         Тем временем в «родной» епархии патриарха Кирилла — Смоленской — происходят еще более вопиющие вещи. 3 июня искусствовед Андрей Чекмарев сообщил, что без всяких предупреждений в селе Мольгино под Вязьмой снесена Преображенская церковь, построенная в начале XIX века швейцарским архитектором Домеником Жилярди. На ее месте началось строительство «церковного комплекса». Чекмарев описывает снесенный памятник как совершенно уникальный для этих мест: «Архитектурный заказ графов Паниных, единственный сохранившийся храм их большого Дугинского имения…                                                                                                                                                                                                                     Местные власти вряд ли смогли бы защитить святыню: по сообщениям СМИ, стройплощадку комплекса на месте разрушенного храма периодически посещает губернатор Смоленской области Алексей Островский.                                   Поистине трагическая новость пришла из Рязани. 16 июля экскаватор разрушил фундаменты храма в честь Владимирской иконы Божией Матери начала XVII века и окружавший его древний некрополь, входящие в состав особо охраняемой зоны «Культурный строй острога и посада Переяславль Рязанский». Варварство стало возможным, поскольку часть зоны, на которой оно совершилось, расположена на территории Рязанского высшего воздушно-десантного командного училища, и свободный доступ туда гражданских активистов весьма затруднен. Остатки фундамента, смешанные с землей и костями погребенных рязанцев, руководство училища просто вывезло на городскую свалку. И в этом акте вандализма присутствует «след РПЦ»: причиной случившегося стало намерение местной епархии и командования училища построить на месте древнего памятника современную часовню.

* * *

Примеры подобного рода можно приводить еще и еще. Беда в том, что в России вполне сформировалась «серая зона» закрытых церковных объектов, которые бесконтрольно перестраиваются или даже разрушаются представителями РПЦ или с их согласия. Новоделы во вкусе коттеджных поселков нуворишей появляются во множестве монастырей, на реставрацию которых выделяются немалые средства из госбюджета и из карманов состоятельных спонсоров. Признанным символом «евростиля» стала «виниловая реставрация» деревянной часовни XVIII века в Архангельской области. Одновременно по всей России стоят заброшенными сотни уникальных храмов, признанных церковным начальством «нерентабельными». Такие храмы можно встретить даже в центре туристического Суздаля!

Бесконтрольность не всегда позволяет добиться от РПЦ ответа на вопрос, зачем был разрушен или изуродован тот или иной памятник. «Канонический» ответ обычно сопровождается красивыми словами о необходимости возродить святыню в первозданном виде, что возможно только «с нуля», и ссылками на «успешный» опыт воссоздания храма Христа Спасителя. Неофициально же акты вандализма имеют коммерческую подоплеку: строить заново часто дешевле, чем заниматься кропотливой реставрацией, к тому же новострой лучше можно адаптировать к бизнес-проектам, разместив в нем церковные магазины, мастерские, склады, гостиницы для паломников, гаражи и помещения для сдачи в аренду.

Утверждением, что РПЦ МП превратилась в крупную бизнес-корпорацию «новорусского» типа со всеми характерными недостатками такого рода структур, уже никого не удивишь. Удивляет то, как быстро в России исчезла культурная прослойка, способная если не сопротивляться, то хотя бы возмущаться разрушением национального культурного наследия.                                                                                                                                                                                                                                  Александр Солдатов

Новая газета

Сирийская земля — это колыбель человеческой цивилизации, центр исторических событий, формировавших общественные отношения, это земля первых христианских общин и проповеди святых апостолов. Именно отсюда пошла традиция именовать себя христианами.
Дамаск, Алеппо, Пальмира, Антиохия, Эдесса… Сколько исторических ассоциаций рождают названия этих древнейших городов? А сколько святых подвижников, христианских апологетов и богословов дала эта земля Св. Церкви? Среди них особое место занимает святой Ефрем из Нисибина, более знакомый нам как преподобный Ефрем Сирин.
Богослов, апологет, поэт, аскет и подвижник, «пророк покаяния», как называли его современники — преподобный Ефрем, родился в начале IV столетия на земле древней Месопотамии, входившей в состав Сирийского государства, в пригороде города Нисивина, в дни правления императора Константина Великого. Можно сказать, что святой родился на задворках Римской империи, на границе с Персидским царством. Когда-то многолюдный город Нисибин, а теперь маленький городок Нусайбин турецкой провинции Мардин, был камнем преткновения в отношениях Римской империи и Персидских владык и жизнь в этом регионе была связана со множеством опасностей.Каждый из нас в дни Великого поста благоговейно опускается на колени при словах дивной молитвы: «Господи и Владыко живота моего…», скучая по ней в течении всего года. А кто не знает со школьной скамьи строчек Пушкина: «Отцы пустынники и жены непорочны…», родившиеся, как отклик на дорогую для сердца молитву? Но много ли мы знаем об авторе этих молитвенных воздыханий, творения которого на Святой Руси были настолько популярны, что получив для чтения и назидания греческий сборник жемчужин святоотечекой мысли, именовавшийся «Добротолюбием», и не обнаружив там строк любимого богослова, наши предки восполнили его изречениями сирийского подвижника?
В жизнеописаниях преподобного Ефрема, дошедших до наших дней, история и легенда переплелись настолько тесно, что нам сегодня тяжело отделить реальность от вымысла, но некоторые факты из его жизни неоспоримы и очень поучительны для нас. Святой, как он сам пишет, родился в незнатной, но благочестивой семье христиан. Предки его жили подаянием, собирая милостыню, а деды и родители, ведя христианский образ жизни, возделывали землю и через это получали необходимое для жизни. Он с детства был наставлен в христианских добродетелях, был собеседником исповедников, свидетелем их подвига за Христа и даже родственником некоторых из мучеников. Но пылкая юность и окружающий мир, так же, как и сегодня, ввергли будущего подвижника во многие испытания и искушения. Жизнь его проходила бурно и страстно, пока Господь не показал Ефрему всю опасность и бесплодность такого пути. Попав по ложному обвинению в тюрьму, юноша сподобился чудесного откровения, которое изменило всю его жизнь. «Будь благочестив и тогда поймешь Промысл. Перебери в мыслях, о чем ты думал и что делал… Будь же верующим и возвещай Промысл Божий… покайся в неправде и убедившись, что есть Око, над всеми назирающее». Проанализировав свою жизнь, святой увидел множество недостойных поступков, заслуживающих сурового наказания, раскаялся в них и дал обещание посвятить свою жизнь проповеди покаяния, что незамедлительно исполнил после оправдания судьей. Как часто такое «перебирание в мыслях» своих поступков и намерений могло бы удержать многих из нас от падений и ошибок!
Удалившись к пустынножителям, св. Ефрем нашел в Нисибинских горах замечательного учителя и наставника, епископа Нисибийского Иакова, сделавшего из «неучёного и малосмысленного», но любознательного и целеустремленного юноши знаменитого проповедника и экзегета, поэта и богослова. Ведь это был особый для жизни Церкви IV век — «золотой век» христианского богословия, но для этого торжества христианскому богословию надлежало пройти через столкновение двух миров, двух мировоззрений: эллинизма и христианства. Церковь не отвергает и не отрицает античную культуру, вбирая в себя все лучшее и превращая это в особый сплав, но эллинизм не приемлет христианства. Все это мы видим на примере преподобного Ефрема. Святитель Иаков, в лице преподобного, получает превосходный «сосуд», который наполняет отборной и преображенной благодатью Божией, мудростью, а усердие и одаренность ученика делают это возможным. Святитель Иаков основал в Нисибине богословское училище, известное под именем «персидской школы». Находившееся изначально при монастыре, оно выросло со временем в общеобразовательный центр, своего рода университет, где обучали письму, чтению, пению и Писанию. Священное Писание было основой этого обучения — его читали, переписывали, переводили и учили слагать на его основе гимны, молитвы и песнопения. Талантливый ученик вскоре становится ближайшим помощником святителя по управлению и развитию «персидской школы» и сослужит своему наставнику в сане диакона, имея удивительную музыкальную одаренность. Церковное предание гласит, что св. Ефрем сопутствовал своему учителю во время его участия на Никейском Вселенском соборе, но подтверждений этой благочестивой легенды мы нигде не находим, что не столь важно в подвиге этого подвижника, взявшего на себя проповедь покаяния и стяжавшего дар слезной молитвы. По свидетельствам современников, «плакать для Ефрема было тоже, что для других дышать воздухом, — день и ночь проливал он слезы». Скорее это были слезы умиления, любви и благоговения, чем слезы страха и отчаяния. Видимо поэтому суровая личная аскеза не делала преподобного суровым к ближним. Даже как проповедник покаяния он не столько обличал, сколько стремился смягчить и тронуть душу, настроить ее на нужный лад, чтобы она запела подобно его душе.
Для нас особенно назидательным должен стать пример отношения преподобного Ефрема к Св. Писанию. Он приступает к нему с благоговением, как к книгам Божиим и Божественным, данным от Духа Святого, как некому целебному источнику нашего спасения. На примере преподобного мы можем увидеть, что только для взоров веры раскрываются тайны священных книг и их согласие.
Натиск Персидского царства и поражения Юлиана Отступника заставляют преподобного Ефрема покинуть Нисибин и искать убежище в Эдессе, городе Нерукотворного образа Спасителя и упокоения святого апостола Фаддея. Именно здесь святой проживает последний период своей жизни и основывает собственную духовную школу по изучению и истолкованию Священного Писания. В лице преподобного Ефрема эдесские пустынники и аскеты получили яркого и талантливого апологета, прекрасно знающего Св. Писание. Он со всем своим талантом обрушивается на укоренившиеся в Эдессе ереси, привнесенные последователями Маркиона, Бардесана и Мани. Причем святой смело использовал популярные в Эдессе направления религиозной практики, чтобы привлечь молодежь к православному исповеданию. По свидетельству учеников святого, он, выяснив, что жители Эдессы очень любят пение и среди них особо популярны многочисленные гимны Бардесана, решил отвлечь молодежь от их этих песен и плясок. Сохранив популярные мелодии и гармонии, преподобный наполнил их новым духовным содержанием. Обладая музыкальным дарованием и многолетним опытом диаконского служения, он составил хоры из среды молодежи и обучил их новым гимнам и песнопениям. «Гимны его были исполнены прекрасных мыслей и духовных поучений о Рождестве, Страстях Господних, Воскресении и Вознесении, а также об исповедниках, о покаянии и об умерших… Он был среди них как отец и подыгрывал им на арфе… и весь город сплотился вокруг него». До нас дошло около 400 таких гимнов, составленных сирийским псалмопевцем, которые уже к V веку объединялись в тематические сборники. На основе их святитель Феофан Затворник создает в XIX веке «Псалтирь прп. Ефрема Сирина», пользовавшуюся в среде русского монашества большой популярностью.
Согласно Преданию, преподобный Ефрем прожил в Эдессе около десяти лет и до конца дней своих оставался диаконом, он жил в добровольной бедности и завещал похоронить себя как нищего странника. Блаженная кончина его последовала около 373 года. Блаженный Иероним свидетельствует: слава его была такова, что в иных церквах тексты Писания сопровождались чтением сочинений Ефрема. По необъятности богословского и поэтического наследия (считается, что святой написал на сирийском языке более 3 миллионов строк), Святая Церковь называет преподобного Ефрема «лирою Святого Духа».
В завершение этого повествования, хотелось бы поставить строки из стихотворения А. С. Пушкина, написанные под влиянием молитвенной лирики «Сирийского псалмопевца»:
Владыко дней моих! дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей.
Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня не примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи.

https://lavra.ua/na-lavrskom-sajte-nachinaet-rabotu-elektronnaya-biblioteka/