К вопросу о сербском / хорватском / боснийском / черногорском и т.д. языках и диалектах хочу приложить замечательный рассказик Момо Капора "Govorite li srpski?!". Знаете, а он многое проясняет. Ну и кто ж еще, кроме носителя, может лучше всех рассказать про свой язык...

Момо Капор, "Вы говорите по-сербски?!"

Знаете ли, бывают такие надоедливые люди, которые говорят: 
“Не люблю рассказывать о себе, но вот послушайте, что со мной случилось…”

Итак, я не люблю рассказывать о себе, но родился я в красивом и несчастливом городе Сараево и до девяти лет говорил, как и остальные дети, по-иекавски. Затем в 1946 году мой отец вернулся с войны и увёз меня в Белград. Мне только совсем непонятно, почему люди всегда говорят “далёкий 1946-й”, тогда как это было почти вчера. Мы сели в поезд Сараево-Белград, который ехал через Ужице, кажется, дней десять, а назывался он “Безумные сараевцы”, так как на некоторых участках развивал скорость до пятидесяти километров в час. Через много лет Эмир Кустурица провёз меня на таком же поезде по узкоколейке через Шарганскую Восьмёрку. Господи, правда ли, что те вагоны были такие же маленькие, меньше трамвайных? Попивая ракию, мы проехали через те же леса и тоннели, через которые я проезжал в 1946 году. Помню, один человек играл на гармонике, звук которой сливался с пейзажем; одна и та же бутылка ракии передавалась из рук в руки через весь вагон, а какой-то обезумевший партизан стрелял из “Шмайссера” по лесу...
Итак, мы добрались до Белграда, где на вокзале тогда ещё работали носильщики в фуражках с номерами. Один личанин рассказывал другому, когда возвратился из Белграда в Госпич, что чуть было не встретился с его отцом. “Как так - чуть было?” — спросил другой. “Ну, видел одного носильщика с номером семь на фуражке, а знаю, что твой батя носит шестёрку”.
Итак, в первом классе Третьей мужской гимназии, что находилась возле Цветной площади, все говорили по-экавски, и только один я по-иекавски, и каждый, кто был сильнее, бил меня, а сильнее были все. Тогда я научился говорить по-экавски, но меня выгнали из этой гимназии и в качестве наказания послали в Сараево, где только я один говорил по-экавски, а остальные — по-иекавски, и снова дошло до драки. А затем я вернулся в Белград в Академию изобразительных искусств, где все говорили по-экавски, а я снова по-иекавски, и опять я был бит каждым встречным.
А затем в 1967 году была подписана Декларация о статусе хорватского языка и орфографии, которую подписал даже и Мирослав Крлежа, а мы в Белграде в те далёкие годы (почему далёкие?) написали ответ — “Предложение к размышлению”, в котором требовали, чтобы после окончательного разъединения сербского и хорватского языков сербы, которые остались бы в Хорватии, имели право на свой язык, письменность, орфографию, учебники и всё остальное, что нужно. И тогда мне снова досталось из-за языка. Всех, кто подписал этот документ, исключили из Партии, в которой я не состоял ни минуты; лишили всех редакторских и директорских постов и всего остального.
Наконец, я живу в Республике Сербии, в которой официальный язык сербский, экавского диалекта, но каждый раз, когда прохожу границу в Каракае, в ту же минуту начинаю говорить по-иекавски. “Nježnost” (произносится "нежност" — прим. переводчика) звучит намного нежнее, чем “nežnost” (произносится "нэжност" — прим. переводчика).
Но вот снова они, те самые, от которых я убежал. Приходят актёры, певцы, писатели и поэты и опять читают мне лекции, только что не бьют. Ничего не имею против них, но вчера они клялись, что нога их не ступит в Белград, а оказалось, что рынок мал для них, что у них есть возможность дать представление, но уже без репризы, потому что премьеру уже видел весь народ. Другое дело, что если бы они немного отстали от нас — мы бы наскучили самим себе. Мне больше по нутру те ненавистники Белграда, которые последовательны в своей ненависти и которым не приходит в голову приезжать сюда. Таких я чту. Но… ностальгия сильнее чего бы то ни было. В Белграде появилось множество местечек с сараевскими чевапами в лепёшке. “Десять с половиной!”, как говорится. По белградским улицам распространяется запах Башчаршии, братства и единства по-иекавски. С ностальгией я вспоминаю сараевские харчевни у Хаджи Байрича, где подавались бамия, соган-долма, холодец, а по утрам — отличная при похмелье кислая похлёбка.
За границей я из деликатности не отвечаю никому, говорю ли я по-сербски или по-хорватски, а отвечаю, что говорю на нашем языке (в оригинале: naški — прим. переводчика). Интересно, что в средние века из-за визиря сербского происхождения один из официальных языков Османской империи был сербский и назывался naški. Конечно, я встречаю по свету и тех, кто утверждает, что говорит на югославском — языке, который не существует, но и не оскорбляет кого-либо.
Короче говоря, никто не пострадал из-за языка больше меня, но я по крайней мере стал популярным писателем. Тайна моих бестселлеров состоит в том, что я покупаю свои книги, чтобы дарить их, когда прихожу к кому-нибудь на ужин, так как они дешевле букета цветов и при этом не вянут.

ВИС "Идоли", Вокално-инструментални састав "Идоли"). Группа была создана в марте 1980 года в Белграде и просуществовала аж до марта 1984.

Слушаем композицию "Мальчики", подсматриваем в текст, начинаем понимать о чем поют 

Вопросы "А почему тут так переводится?", "Какое это время?" или "А какое это число, род и т.п.?" приветствуются!

Серия сообщений "Песни и стихи":
Часть 1 - Музыкальный урок от сербского ВИА "Идолы"

Читаем, переводим, учим новые слова и запоминаем глаголы!

Mogu da kažem da sam probao gotovo sve kafe na svetu, od one bljutave, američke, koja se pije iz šolja za belu kafu, latinoameričke “kafe negra”, italijanskih espreso-kafa i kapućina, preko francuskih filter kafa, sve do grčkih preslatkih, u šoljicama poput naprska i australijanskih, koje i ne liče na kafe, već na čorbu sa tragovima kofeina. Ali još nikada i nigde nisam pronašao neponovljivi ukus i aromu kafe koju je pekao u pržunu i posle tucao drvenim tučkom u kamenom avanu čuveni sarajevski kafedžija Vejsil-efendija, gore ispod Vratničke kapije, a služio je pobožno, po istilahu, bez ikakve žurbe, kao da je sve vreme na svetu pred nama, dok se sumrak lagano navlačio na krovove grada u kotlini.

Momo Kapor

Помним, что глагол moći “мочь, быть в состоянии” - неправильный. 1-е лицо ед. числа оканчивается на –u, а не как ожидается на –m. А остальные формы следуют e-спряжению, с изменением заключительного корневого согласного на -ž перед гласным основы e во всех формах, кроме 3 л.мн.ч.: ja mogu, ti možeš, on može, mi možemo, vi možete, oni mogu. При этом глагол moći еще и модальный. А такие глаголы, как мы уже видели ранее, не могут использоваться одни: глагол, называющий рассматриваемое действие, тоже должен быть в настоящем времени, и должен явно присутствовать в предложении или неявно в ситуации. Технический термин для этого второго глагола - дополнение. Модальные глаголы спрягаются так же, как и другие глаголы, а дополнение всегда имеет форму инфинитива (или его замены, da + настоящее время). Da kažem – замена инфинитива „Kazati“ конструкцией ДА + глагол в личной форме – kažem (ja kažem, ti kažeš, on kaže, mi kažemo, vi kažete, oni kažu). То бишь явно наблюдается картинка: mogu da kažem – модальный глагол + замена инфинитива конструкцией да + настоящее время. Probao sam – прошедшее время глагола probati + энклитическая форма 1-го лица вспомогательного глагола biti – jesam. Ja probam, ti probaš, on proba, mo probamo, vi probate, oni probaju. Пробовать, испытывать. Gotov, gotovo – готовый, законченный. В данном контексте я перевел как «вообще все», то есть законченный результат проб. Глагол probati переходный и требует дополнение в аккузативе – probao sam koga? Šta? И тут видим окончания множественного числа женского рода – svЕ kafЕ na svetu. Тут мы видим предлог od в значении «от», требующий родительного падежа, то бишь генитива. Что мы и наблюдаем: ед. число ж.р. američkE, latinoameričkE kafE-negra, множ. число жен. рода italijanskIH espreso-kafA, francuskIH filter-kafA, grčkIH preslatkIH kafA i australijanskIH. Вljutav – безвкусный, пресный. Вернемся к глаголу piti se. По возвратной частице se делаем простой вывод о возвратности глагола (а возвратные глаголы в сербском, кстати, не бывают переходными, то бишь не принимают дополнение в аккузативе). Переводим данную безличную связку как «питься» (Da li ti se pije kаfa? – ты пьешь кофе? Или буквально – Пьется ли тебе кофе?). Liče – множественное число глагола ličiti (ja ličim, ti ličiš, on liči, mi ličimo, vi ličite, oni liče) – быть похожим на кого? Что? То бишь аккузатив. Liče na kafE мн. число жен. род. Здесь же видим сопоставительное отрицание – ne liče na kafe već na čorbu – не походит на кофе, а на чорбу. Poput – предлог с родительным падежом, генитивом – poput napskA. Nisam pronašao – отрицательная форма прошедшего времени в 1-м лице единственного числа, переводим как «Я не» + перфект от pronaći (соверш. вид; разыскать, отыскать, обнаружить) – «разыскал» = «я не разыскал». Спрягается он, как и брат его – naći. Pronađem, pronađeš, pronađe, pronađemo, pronađete, pronađu. Koju je pekao i tucao – перфект глагола несовершенного вида peći со вспомогательным глаголом 3-го лица je – он. Peći – pečem, pečeš, peče, pečemo, pečete, peku. Печь, выпекать, жарить, поджаривать, гнать самогон/ракию. Тут в смысле кофе я перевел как обжаривать. Tucao – перфект от глагола tucati – толочь, дробить. Tucam, tucaš, tuca, tucamo, tucate, tucaju. Pržun – большая сковорода. Tucao kime? čime? Тут мы видим инструментал – drvenim tučkom. Drveni tučak деревянный пест. Kameni avan – каменная ступка. Kafedžija – турцизм, владелец кафе, кофейни. Еfendija или просто efendi (кстати, несклоняемое слово) – тур. господин. Služio je pobožno, po istilahu, bez ikakve žurbe: в этой фразе мы видим перфект глагола služiti – в смысле «за столом» этот глагол означает обслуживать, прислуживать, подавать, угощать. Pobožno, pobožan – набожно, богобоязненно. Istilah – тур. араб. polagan govor, polagan rad. Неторопливая речь, неторопливое действие. Тут я и оставил турцизм, без перевода. Ikakav какой-либо, какой бы то ни было. Žurba – спешка. Navlačio se – тут вспоминаем, что возвратные глаголы образуют прошедшее время как и все остальные глаголы, однако необходимо обратить внимание на место частицы SE. Она должна обязательно находиться после вспомогательного глагола, а в 3-м лице единственного числа она употребляется вообще без него. Что мы тут и видим. Так вот, navlačio se – перфект от navlačiti se – одеваться, стягиваться, собираться. Kotlina – котловина, большой котел. Тут означает особенность рельефа города, который как бы в котле находится.

Ну и, собственно, технический перевод без литературной редакции:
Могу сказать, что пробовал вообще все кофе на свете, от того безвкусного, американского, который пьется из чашек для кофе с молоком, латиноамериканского «кофе негро», итальянских кофе эспрессо и капучино, сквозь французкие фильтр-кофе - все до греческих, пресладких, в чашечках подобных наперстку и австралийских, которые и не похожи на кофе, а скорее на чорбу со следами кофеина. Но еще никогда и ни в одном месте я не разыскал тот неповторимый вкус и аромат кофе, который обжаривал в большой сковороде, а после толок деревянным пестом в каменной ступке известный сараевский содержатель кофейни Вейсил-эфенди, наверху под Вратничкими воротами, а подавал богобоязненно, по истилаху*, без какой-либо спешки, так, как-будто всё время мира еще перед нами, пока сумерки потихоньку стягивались на крыши города в сараевском котле.

Серия сообщений "Фразы и рассказы":
Часть 1 - Переводим вместе
Часть 2 - Ну-с, переводим!
Часть 3 - Очередной практикум перевода от Момо Капора.
Часть 4 - О патриархе сербском Павле
Часть 5 - Переводим вместе
...
Часть 19 - Переводим вместе
Часть 20 - Кто выдумал деньги и почему так мало для меня?..
Часть 21 - Переводим вместе

Знаете ли, бывают такие надоедливые люди, которые говорят: 

“Не люблю рассказывать о себе, но вот послушайте, что со мной случилось…”

        Итак, я не люблю рассказывать о себе, но родился я в красивом и несчастливом городе Сараево и до девяти лет говорил, как и остальные дети, по-иекавски. Затем в 1946 году мой отец вернулся с войны и увёз меня в Белград. Мне только совсем непонятно, почему люди всегда говорят “далёкий 1946-й”, тогда как это было почти вчера. Мы сели в поезд Сараево-Белград, который ехал через Ужице, кажется, дней десять, а назывался он “Безумные сараевцы”, так как на некоторых участках развивал скорость до пятидесяти километров в час. Через много лет Эмир Кустурица провёз меня на таком же поезде по узкоколейке через Шарганскую Восьмёрку. Господи, правда ли, что те вагоны были такие же маленькие, меньше трамвайных? Попивая ракию, мы проехали через те же леса и тоннели, через которые я проезжал в 1946 году. Помню, один человек играл на гармонике, звук которой сливался с пейзажем; одна и та же бутылка ракии передавалась из рук в руки через весь вагон, а какой-то обезумевший партизан стрелял из “Шмайссера” по лесу...

        Итак, мы добрались до Белграда, где на вокзале тогда ещё работали носильщики в фуражках с номерами. Один личанин рассказывал другому, когда возвратился из Белграда в Госпич, что чуть было не встретился с его отцом. “Как так - чуть было?” — спросил другой. “Ну, видел одного носильщика с номером семь на фуражке, а знаю, что твой батя носит шестёрку”.

Итак, в первом классе Третьей мужской гимназии, что находилась возле Цветной площади, все говорили по-экавски, и только один я по-иекавски, и каждый, кто был сильнее, бил меня, а сильнее были все. Тогда я научился говорить по-экавски, но меня выгнали из этой гимназии и в качестве наказания послали в Сараево, где только я один говорил по-экавски, а остальные — по-иекавски, и снова дошло до драки. А затем я вернулся в Белград в Академию изобразительных искусств, где все говорили по-экавски, а я снова по-иекавски, и опять я был бит каждым встречным.

        А затем в 1967 году была подписана Декларация о статусе хорватского языка и орфографии, которую подписал даже и Мирослав Крлежа, а мы в Белграде в те далёкие годы (почему далёкие?) написали ответ — “Предложение к размышлению”, в котором требовали, чтобы после окончательного разъединения сербского и хорватского языков сербы, которые остались бы в Хорватии, имели право на свой язык, письменность, орфографию, учебники и всё остальное, что нужно. И тогда мне снова досталось из-за языка. Всех, кто подписал этот документ, исключили из Партии, в которой я не состоял ни минуты; лишили всех редакторских и директорских постов и всего остального.

        Наконец, я живу в Республике Сербии, в которой официальный язык сербский, экавского диалекта, но каждый раз, когда прохожу границу в Каракае, в ту же минуту начинаю говорить по-иекавски. “Nježnost” (произносится "нежност" — прим. переводчика) звучит намного нежнее, чем “nežnost” (произносится "нэжност" — прим. переводчика).

        Но вот снова они, те самые, от которых я убежал. Приходят актёры, певцы, писатели и поэты и опять читают мне лекции, только что не бьют. Ничего не имею против них, но вчера они клялись, что нога их не ступит в Белград, а оказалось, что рынок мал для них, что у них есть возможность дать представление, но уже без репризы, потому что премьеру уже видел весь народ. Другое дело, что если бы они немного отстали от нас — мы бы наскучили самим себе. Мне больше по нутру те ненавистники Белграда, которые последовательны в своей ненависти и которым не приходит в голову приезжать сюда. Таких я чту. Но… ностальгия сильнее чего бы то ни было. В Белграде появилось множество местечек с сараевскими чевапами в лепёшке. “Десять с половиной!”, как говорится. По белградским улицам распространяется запах Башчаршии, братства и единства по-иекавски. С ностальгией я вспоминаю сараевские харчевни у Хаджи Байрича, где подавались бамия, соган-долма, холодец, а по утрам — отличная при похмелье кислая похлёбка.

        За границей я из деликатности не отвечаю никому, говорю ли я по-сербски или по-хорватски, а отвечаю, что говорю на нашем языке (в оригинале: naški — прим. переводчика). Интересно, что в средние века из-за визиря сербского происхождения один из официальных языков Османской империи был сербский и назывался naški. Конечно, я встречаю по свету и тех, кто  утверждает, что говорит на югославском — языке, который не существует, но и не оскорбляет кого-либо.

        Короче говоря, никто не пострадал из-за языка больше меня, но я по крайней мере стал популярным писателем. Тайна моих бестселлеров состоит в том, что я покупаю свои книги, чтобы дарить их, когда прихожу к кому-нибудь на ужин, так как они дешевле букета цветов и при этом не вянут.

Перевод: Алексей Соломатин

http://jugoslovenska-literatura.blogspot.ru/2013/1...-kapor-govorite-li-srpski.html