ПИНОК

«Жаль мне себя немножко,Жаль мне бездомных собак…»С. Есенин

Короткое уральское лето было на исходе, но еще стояли погожие дни. Солнце кло-нилось к закату, отражаясь в окнах домов ярким багровым заревом. Воздух был наполнен легкой прохладцей. Вокруг было тихо, безветренно.
В один такой предосенний денек, возвратившись с работы, я присел у дома на ла-вочку немного передохнуть. «Скоро осень. Дожди, слякоть», - подумал я. Мне больше нравились уральские зимы. Какова же будет предстоящая в отличие от минувшей (как это у Пушкина: «снег выпал только в январе»)? Многие предсказывали морозную зиму с оби-лием снега. Вот так, откинувшись на спинку лавочки, я размышлял о том, о сем. Мои раз-думья прервал собачий лай, затем веселые детские голоса, задорный ребячий смех. К до-му, играя с рыжей, похожей на лисичку, забавной с виду собачкой, подбежала группа де-тей, среди которых и была моя соседка по квартире. Она время от времени подкармливала свою рыжую спутницу, а та в знак благодарности виляла своим хвостом и осторожно бра-ла из рук девочки небольшие кусочки хлеба, мигом проглатывая их.
- А что, Катюша, это твоя собака?
- Нет, ответила девочка, бездомная. Я даже не знаю ее настоящего имени, а зову просто: Кнопкой. За маленький рост. Она откликается. Вот и привязалась ко мне… Кноп-ка, Кнопка, на, возьми.
И Катюша снова отломила кусочек хлеба, стала кормить свою новую знакомую.
Я не удержался. Погладил собачку по слегка жестковатой рыжей шерсти и отпра-вился домой.
Прошло некоторое время. Я уже перестал вспоминать об этом простом случае. Ми-нула осень. Уже пушистый снежок покрыл скованную морозом землю. Пришла, наконец, долгожданная зима, которой я всегда был рад.
Вечерело. Поднимаясь по скрипучим деревянным ступенькам к двери своей квар-тиры, вдруг услышал негромкое собачье рычанье. Приглядевшись, я увидел в слабо осве-щенном коридоре, у двери, где жила Катя, ту самую собачку.
- А, старая знакомая! – сказал я, обращаясь к ней. Слегка приблизился и протянул было руку, чтобы погладить ее. Но она в ответ оскалила свои зубки и продолжала негромко на меня рычать, как бы предупреждая: «не подходи, а то цапну за палец». Я молча ей пови-новался. Убедившись, что у меня не было вовсе намерения обидеть ее, Кнопка успокоилась, лишь проводила меня понимающим взглядом, пока я не закрыл за собой дверь своей квар-тиры. Лишь утром, выходя из дома, я обнаружил, что Кнопка ждала появления на свет ще-нят, и ее рычание я расценил, как защитную реакцию на мое приближение к ней. Я покор-мил ее и отправился на работу.
Несколько дней Кнопка жила у нас на площадке, и все это время я проходил мимо нее, делая вид, что не обращаю на ее присутствие особого внимания. Рычать она переста-ла, только теперь уже изредка виляла хвостом, встречая и провожая меня пристальным взглядом. И я почувствовал, что между нами протянулась пока еще слабая нить «взаимо-понимания».
Сидя у себя на кухне, я часто слышал, как открывалась соседская дверь; Катя вы-носила Кнопке еду, а та радостным визгом встречала девочку, предвкушая желанную тра-пезу.
Прошло пять дней. Кнопка в подъезде не появлялась. Не было ее и на седьмой, восьмой…
Время шло, а Кнопки все не было. На дворе зима уже была полновластной хозяй-кой. Сбылись предсказания синоптиков. Морозы достигли 30-35 градусов.
В один из таких морозных дней поздно вечером я услышал жалобное, но настойчи-вое собачье завывание. Я протер покрытое инеем оконное стекло и в тусклом свете улич-ного фонаря узнал Кнопку. Я впустил ее. Она вбежала в коридор, дрожа от холода, исху-давшая до неузнаваемости. Ее живот с крупными набухшими сосками свисал почти до земли, а по бокам сквозь кожу проглядывали ребра. Она смотрела на меня просящими глазками, изредка виляя хвостом, и всем телом содрогаясь от холода. Я обрадовался и ис-пугался одновременно, окинув ее взглядом, и тут же сообразил: она пришла за помощью к своим старым и добрым знакомым, которые еще с конца лета так хорошо к ней относились, кормили, ласкали. А теперь ей было очень тяжело. Холодно. Голодно.
Я вбежал в квартиру.
- Собачонка-то вернулась! – сообщил я радостную весть своей жене.
- Она родила щенков?.. Ой, как похудела, бедняжка, замерзала, голодная… - приго-варивала сочувственно жена, тем временем приготавливая для собаки еду. Наконец, я взял миску и открыл дверь.
Кнопка уселась поближе к нашей квартире, и, наклонив голову чуть на бок, слуша-ла, словно зная, что разговор мы вели именно о ней. Я поманил ее к себе, но она забавно подняла лапку и, опустив низко голову с прижатыми ушами, не сдвинулась с места. Я снова стал ее звать, приглашать.
Кнопка слегка приблизилась к порогу и продолжала сидеть, а в глазах была жалоб-ная, как мне показалась, мольба. О, если бы она могла говорить, то наверняка бы попро-сила поесть.
У меня было только одно желание: накормить ее не в коридоре, а в теплой кварти-ре, дав тем самым понять, что Кнопка для нас – желанная гостья. Учуяв еду, собака наво-стрила уши, вытянув мордочку, чуть наклонив набок голову, потянула носом воздух, при-нюхиваясь, затем неторопливо переминулась передними лапами, облизнулась и слегка взвизгнула. Я поставил перед ней миску молока с хлебом и снова пригласил ее войти в дом.
К моему удивлению, все вновь повторилось. Она снова приподняла одну лапу, на-клонила на бок голову с прижатыми к голове ушами, но через порог не решилась пере-шагнуть.
Я отошел от миски как можно подальше и стал ждать. Видимо, материнский ин-стинкт и голод одержали верх над ложной скромностью; она тщательно обнюхивала не-знакомую квартиру, наконец, подошла к миске и с жадностью принялась есть. Осторожно, чтобы ее не спугнуть, в этот момент я сделал несколько шагов к входной двери и при-крыл ее. Собака продолжала есть. Теперь она была нашей гостьей.
Насытившись едой и привыкнув к незнакомой обстановке и приветливому обхож-дению хозяев квартиры, она осмелела. Уже более свободно разгуливала по квартире и вскоре уселась у входной двери. Ее взгляд, устремленный в нашу сторону, как бы гово-рил: «Спасибо вам, дорогие хозяева, но мне пора бежать. Надо кормить моих щенят, ведь я теперь мать».
Жена посмотрела в окно:
- Помчалась кормить своих «детишек». Интересно, где она их «прячет» от люд-ских глаз, может, в подвале в одном из домов?
К сожалению, этого мы не знали. Но мне очень хотелось увидеть ее щенков. Поче-му-то я был уверен, что наша четвероногая гостья еще не раз навестит нас.
Так оно и произошло. Мы с женой и наши соседи уже привыкли к Кнопке и долгое время подкармливали ее. Она встречала нас радостным лаем, а кто в подъезде появился «чужой» - облаивала его, словно хотела нас всех отблагодарить за гостеприимство и дру-жескую поддержку.
Суровые морозы Кнопка пережила в нашем подъезде, слегка поправилась, привык-ла к нам и стала своей.
Но вдруг случилось такое, чего мы не смогли даже предвидеть. Как я уже говорил, Кнопка несла свою службу, охраняя свое новое пристанище, и встречала «чужаков» своим окрепшим громким лаем.
В тот злополучный день, помню, был выходной, и я услышал топот ног спускаю-щихся со второго этажа по деревянным ступенькам и незнакомые голоса парней, затем душераздирающее собачье визжание и громкое хлопанье входных дверей. Все это про-изошло в одно мгновенье. Соседи и я выскочили из квартир почти одновременно с недо-уменным вопросом:
– Что случилось?
Я заметил на ведущих наверх ступеньках мокрую дорожку, оставленную собакой от испражнения. С верхней площадки доносился до моего слуха жалобный скулеж собаки. Минуя по три ступеньки, я мигом вбежал наверх, где в муках корчилась и визжала Кнопка с широко раскрытыми от боли и страха глазами. Она лежала на боку; ее живот вздымался, она тяжело дышала. В первую секунду мне показалось, что она умирает, и у меня сжалось сердце от гнева, обиды и жалости одновременно.
Мы все стали успокаивать бедняжку. Через несколько минут она немного успокои-лась и поднялась на лапы.
- Кто-то из парней дал ей сильный пинок в живот, что ее даже вырвало, - сказала женщина со второго этажа. Все произошло очень быстро. Этих подонков и след простыл. Кнопка, почти прижавшись к полу, медленно, словно нехотя, стала спускаться по сту-пенькам и приблизилась к входной двери. Повернув голову в сторону людей и обведя взглядом каждого из присутствующих, словно укоряя нас за человеческое предательство, а, может быть, Кнопка прощалась с нами навсегда…
Солнце светило по-весеннему ярко, весело, но в душе у меня была какая-то трево-га. С той поры я нигде не встречал Кнопку, но почему-то хотелось верить, что когда-нибудь все же увижу ее умные глазки. Надежда умирает последней.