Do you love me, really love me,
Or you just like my wheels roll?

K. Cobain

Потеря. Хотя разве можно потерять то, чего никогда не имел? Чувство нехватки, скулящее и подвывающее ощущение пустоты, которое охватывает все большую и большую часть сознания. Холодными влажными щупальцами обвивающее еще не успевшие прийти в голову мысли. Заставляющее морщиться лоб и кривиться в капризном спазме губы.

Тяжелый глубокий вздох. Из тех, которых словно не хватает для того, чтоб надышаться. Будто диафрагма намеренно не дает вобрать легким побольше воздуха. Удушья нет. Дышать вообще не хочется. Отказывает моторика? Нет, вздохнул еще раз. Без удовольствия, больше по привычке.

Горячий кофе обжигает горло. Кажется, что оно не мое. В губах зажата сигарета, ее дым портит не мое здоровье. За последние пару дней я спал всего несколько часов. Действительно, в таком состоянии все кажется копированной копией копии. Каждое мгновение становится дежа вю. Любое событие – мелким звеном в бесконечной цепочке карманных часов смерти.

Глаза уставились в одну точку пространства, мимо которой пролетают белые росчерки дорожной разметки. Желтые лампочки скоростного режима МКАДа показывают цифру 60. На семидесяти зад машины начинает вихлять словно у распутной портовой девки. Восемьдесят. Занимать меньше двух полос становится тяжело. Сто. Ровный ход, никаких вибраций и скольжения. Полная иллюзия управляемости.

«Просто отпусти». Да, Тайлер, ты прав. Нельзя все держать под своим контролем. Но осознанно идти к свободе через обретение внутреннего состояния в стиле «нечего терять» - это тоже крайность. Мне ведь есть от чего отказываться. Есть о чем можно пожалеть. Есть то, что можно исправить, но не хочется.

Не сломаюсь. Найду свой личный драйв. Идею, на осуществление которой можно будет пустить действительно все резервы. Знаю, не буду считаться с ценой. Бескомпромиссность – одно из обязательных условий успеха. Абсолютной адекватности реальности задуманному.

Не бойся. Для тебя там будет место. На заднем сидении. За водителем в шоферской фуражке и белых перчатках. Извини, но тебе придется прокатиться в этом катафалке, потому что нас слишком многое связывает, чтоб я мог вот так просто тебя «отпустить».

Такое возможно, да. И это будет поистине историческое событие в моей жизни. Наверное, я не смогу посвятить себя полностью капризам моей возлюбленной, но того светлого и чувственного, что во мне накопилось, хватит ей с головой.

Я научился ценить человека, а не его проявления.

Знаю, что можно простить практически все, поэтому ссоры будут действительно лишь утехой.

Люблю треск огня синего пламени отношений, иногда мы не будем сходиться во мнениях.

Боготворю женское начало, которое настолько же женское, насколько мужское.

Понимаю, как тебе иногда бывает тяжело со мной, потому не раздражаюсь из-за твоего характера.

Могу говорить обо всем и быть искренним. Горчинка правды – это изысканная приправа для любви.

Являюсь законченным романтиком, не обращай внимания, что я отнекиваюсь, мы всегда так делаем.

Что бы ни случилось, я всегда помню о тебе. У меня феноменальная память на каждую черточку твоего лица и каждое сказанное тобой слово.

Мы делаем лишь то, что хотим. И часто мы хотим друг друга.
Я верю тебе, потому что лгать нет смысла: я все пойму.

Я люблю тебя. И я убью за тебя.

Когда-нибудь ты прочтешь эти строки и согласишься с ними. Я буду ждать.

Один человечек очень убедительно попросил меня повесить этот мой старый рассказ здесь. Уж не знаю почему. Может, дата какая? Но, ты же знаешь, для тебя - все что угодно! Итак.

Уставший Вигги, кряхтя, забросил на сооружаемый помост ещё одно бревно. Он знал, такая работа уже не для него: таскать здоровенные куски дерева и подгрызать двадцатилетние сосны с каждой весной становилось всё труднее. То ли дело – развалиться на приятном и хрустящем валежнике на опушке леса у реки и предаваться грёзам.

Читать далее...

Порой меня посещает мысль, что, закрывая глаза, я могу никогда не открыть их вновь. Что, проводя во сне по десять часов в сутки, теряю почти половину жизни. Что трата времени на дорогу до работы – непозволительная роскошь. Ведь есть вещи, наверное, гораздо более важные. Я думаю об этом и забываю. Как и все мы. Но я не забываю о нем.

Об этом парне ходили разные слухи. Иногда родители ставили его в пример своим детям. Бывало, что его имя проскакивало в разговорах конченных наркоманов. Кто-то гордился личным знакомством с ним, а кто-то тихо ненавидел. Потому что демонстрировать свою ненависть боялся. Его шарм заключался в том, что он не придавал всему этому абсолютно никакого значения. Потому что привык поступать так, как ему хотелось и ненавидел политику прецедентности. Практически всегда это совпадало с понятием «правильно». Если ситуация была обычной и имела массу уже опробованных вариантов решения, он, с еще большим упорством, находил новый.

Каждая деталь его жизни была странной и немного чуждой. Его история была уникальной. Но он никому ее не рассказывал. И это тоже рождало слухи и легенды. Он писал в стол красивые стихи, показывая окружающим только то, что его не совсем устраивало. В коробке из-под обуви он хранил сотни испещренных красивым убористым почерком листов, на которых старался написать то, что считал для себя непонятным. Писал красиво, ему об этом часто говорили. Но и на это, казалось, ему было абсолютно наплевать.

Друзья считали его немного странным и высокомерным товарищем. Критикуя, они, почему-то, никогда не могли от него отвыкнуть. В нем было что-то, что было им необходимо. В нем можно было взять немного для себя. И делать это хотелось регулярно. Как зависимость, черт возьми.

Девушки с придыханием рассказывали о том, как он хорош в постели. Акцент делался именно на этом. Когда до него доходили такие слухи, криво усмехался. Любя похвалы, свой ум он ставил выше любых физических преимуществ. Он заразился идеей «войны духа» и уже не считал, что секс и армрестлинг играют важную роль в жизни мужчины.

Его можно было любить. Или питать резко негативные чувства. Но он никого и никогда не оставлял равнодушным.

Он идет своей дорого. И сколько людей последует за ним – не знает никто.

Осеннее солнце протягивало свои лучи сквозь закрытое окно. На улице было довольно прохладно, но Земля ещё не ушла в самую дальнюю часть эллипса своей орбиты, поэтому отфильтрованное дырявым озоновым слоем излучение дневного светила очень явственно ощущалось на коже. Становилось даже жарко.

Читать далее...

Шёл дождь. Крупные капли успокаивающе барабанили по оконному стеклу. На часах было уже полодинадцатого вечера. В офисе никого не осталось. Отодвинув клавиатуру, он поудобнее устроился в кресле и стал созерцать мерцающий экран монитора. Если бы кто-то в тот момент заглянул ему в глаза, то, наверное, отшатнулся бы. В них была пустота.

Так, в абсолютной неподвижности, он провёл четверть часа. Только изредка вздымалась его грудь, и это было единственное, что показывало его принадлежность к миру живых. Внезапно ожил перешедший в «спящий» режим комп. Письмо. Три движения мышью. Спам.

Его губы чуть дрогнули в улыбке. Он и сам знал, что не хочет того, чего ждёт. Больше всего в жизни он терпеть не мог собственную парадоксальность. И смеялся над ней. Смеялся над собой. В голос. Когда оставался наедине с собой, в смехе проскакивали истерические нотки. Списывал на нервы, усталость, раздражённость.

Вздохнул, будто выпускал сигаретный дым. Вырубил комп, свет в офисе, и вышел на улицу. Никогда не носил с собой зонтов. Официально, потому что неудобно его везде с собой таскать, истинно – потому что любил дождь. Сверкнула искра зажигалки, по воздуху разнёсся запах хорошего табака. Зашипела, испарясь, капля, попавшая на уголёк сигареты. Усмехнувшись, он вытянул руку, останавливая машину.

Завибрировал телефон.

- Да, я слушаю.
- Рафф, куда ты пропал, тебя все ищут! Почему не берёшь мабилу?!
- Извини.. Я был.. там..
- Где там? Да что с тобой?!
- Всё в порядке, я уже вернулся. Скоро буду.

Останавливаясь, скрипнула тормозными колодками белая «классика».

- Далеко?
- Домой..
- Чего?
- Ничего. На Каширку мне.

"Классика" с новым пассажиром скрылась за поворотом Покровского бульвара. На асфальте остался дымящийся окурок сигареты. Фильтр уже намок, но даже на тёмном фоне были видны бурые пятна. Когда ему хотелось плакать, он всегда прокусывал губы.

Поворачиваю голову. Взгляд запаздывает. Такое ощущение, будто глаза живут своей, не совсем мне понятной жизнью. Вдох, выдох. Слышу как бьётся сердце. Не в моей груди. Моё замерло. Выжидает отлива эндорфина вкупе с адреналином. Словно со стороны вижу свои безмолвно шевелящиеся губы. Мгновение превратилось в десятки часов. Я хочу смеяться, плакать и кричать об этом всему миру. А потом можно и умереть.

Я – твой. Возьми меня всего. Не цепляюсь за прошлое, не вижу будущего без тебя. Поверь в меня. Да, ты меня совсем не знаешь. Это взаимно. Но у нас тысячи лет впереди. Мы будем жить вечно. Ты и я.

Я буду каждый день говорить тебе как ты прекрасно выглядишь, буду вставать в шесть утра и готовить тебе завтрак, даже готов смотреть с тобой мелодрамы и ходить по магазинам.

Ты будешь самой обворожительной, прелестной, умненькой и очаровательной девушкой во Вселенной. Будешь просыпаться от нежного поцелуя и засыпать с ним на устах. Будешь знать, что тебя любят. Каждой клеточкой.