Булат Шалвович Окуджава

(9 мая 1924 - 12 июня 1997)

Сегодня 97 лет со дня рождения поэта, прозаика

В нашем доме война отгремела,

вновь земля зеленеет,

злые пули по кровь не летят.

Женихи, навсегда молодые,

с фотографий военных глядят.

А годы уходят, уходят,

вернуться назад не хотят...

По дорогам, по старым дорогам

отправляется память

иногда словно так, невпопад.

Как из песни не выкинуть слова,

так из сердца погибших ребят.

А годы уходят, уходят,

вернуться назад не хотят...

Твои плечи с бедою знакомы,

твои белые руки

кровь и пепел смывали с полей.

И земля никогда не забудет

боль и слезы твоих дочерей.

Хоть годы уходят, уходят,

хоть время торопит — скорей...

Может, время всех ран не излечит,

но черемухи белой

невозможные гроздья горят,

потому что любовь и надежда,

что ни делай, бессмертны сто крат!

А годы уходят, уходят,

вернуться назад не хотят...

1972 

Художник: И.И. Левитан Черёмуха. Начало 1880-х

БУЛАТ ОКУДЖАВА

ПЕСНИ К СПЕКТАКЛЮ

«ВКУС ЧЕРЕШНИ»

ВОЛЬНЫЙ ПЕРЕВОД

ИЗ АГНЕШКИ ОСЕЦКОЙ

Гаснут, гаснут костры. Спит картошка в золе.

Будет долгая ночь на холодной земле.

И холодное утро займется,

и сюда уж никто не вернется.

Без листвы и тепла как природа жалка!

Поредела толпа у пивного ларька.

Продавщица глядит сиротливо.

И не допито черное пиво.

Ах, пане, Панове, ах, пане, Панове,

ах, пане, Панове, тепла нет ни на грош.

Что было, то сплыло. Что было, то сплыло.

Что было, то сплыло. Того уж не вернешь.

Как теряют деревья остатки одежд!

Словно нет у деревьев на лето надежд.

Только я пока очень любима,

и любовь не прошла еще мимо...

Но маячит уже карнавала конец,

лист осенний летит, как разлуки гонец,

и в природе все как-то тревожно,

и мой милый глядит осторожно.

Ах, пане, Панове...

«До свиданья, мой милый,— скажу я ему,

вот и лету конец. Все одно к одному.

Я тебя слишком сильно любила,

потому про разлуку забыла».

Горьких слов от него услыхать не боюсь:

он воспитан на самый изысканный вкус.

Он щеки моей нежно коснется,

но, конечно, уже не вернется.

Ах, пане, Панове... 

Булат Окуджава

***

Настольные лампы

Обожаю настольные лампы,

угловатые, прошлых времен.

Как они свои круглые лапы

умещают средь книг и тетрадей,

под ажурною сенью знамен,

возвышают не почестей ради,

как гусары на райском параде

от рождения до похорон! 

Булат Окуджава  

Прощание с новогодней елкой

Синяя крона, малиновый ствол,

звяканье шишек зеленых.

Где-то по комнатам ветер прошел:

там поздравляли влюбленных.

Где-то он старые струны задел —

тянется их перекличка…

Вот и январь накатил-налетел,

бешеный как электричка. 

«Второе, что также впервые по–настоящему затронуло его, – продолжал думать Мятлев, опять же имея в виду самого себя, – это ощущение одиночества. Ни в Петербурге, в глуши его библиотеки, ни в Михайловке, в глуши лесов сосновых, ни тем более в давние годы, когда его жизнь была густо заселена гувернерами, няньками, воспитателями, друзьями по корпусу, командирами, денщиками, лакеями, она не возникала. Умение не тяготиться одиночеством и не замечать его было в Мятлеве, вероятно, врожденным, но, вероятно, врожденность эта, подобно горным породам, с годами выветривалась, так что оставалось рыхлое, подверженное болям, чувствительное нечто, столь чувствительное, что даже теплое соседство господина ван Шонховена не предотвращало размышлений об этом…». 

Булат Окуджава. "Путешествие дилетантов". 

(Отрывок)

Томас Гейнсборо (1727—1788). Портрет Фрэнсис Данкомб Хон. 

Булат Окуджава. 

Читаю мемуары разных лиц.

Сопоставляю прошлого картины,

что удается мне не без труда.

Из вороха распавшихся страниц

соорудить пытаюсь мир единый,

а из тряпья одежки обветшалой —

блистательный ваш облик, господа.

Из полусгнивших кружев паутины —

вдруг аромат антоновки лежалой,

какие-то деревни, города,

а в них — разлуки, встречи, именины,

родная речь и свадеб поезда;

сражения, сомнения, проклятья,

и кринолины, и крестьянок платья…

Как медуница перед розой алой —

фигуры ваших женщин, господа…

И не хватает мелочи, пожалуй,

чтоб слиться с этим миром навсегда.

-----

Огюст Ренуар. Портрет читающего Эдмона Мэтра 1871 год.

Есть писатели, которых не обязательно знать лично, а достаточно прочесть их книги, чтобы полюбить. По-человечески полюбить. Потому что, читая, слышишь их голос – негромкий, грустно-ироничный, правдивый – и понимаешь, что автор и его книги – единое целое, естественное продолжение друг друга. Михаил Юдовский

Булат Окуджава. Отрывок из исторического романа «Путешествие дилетантов».

"...Наконец господин ван Шонховен отсмеялся и замер у окна. Теперь его изысканный силуэт отчетливо темнел на белом морозном стекле. И Мятлев уже догадывался обо всем, уже догадывался, но он не позволял себе быть первым: это могло прозвучать грубо, а грубость в подобных случаях – преступление. Следовало набраться терпения, пока эта восхитительная мистификация не развеется сама собой. 

1

В карету прошлого сажусь. Друзья в восторге. 

Окрестный люд весь двор заполонил. 

Тюльпаны в гривах вороной четверки, 

и розу кучер к шляпе прицепил. 

С улыбкою я слышу из-за шторки 

ликующий шумок скороговорки... 

Не понимаю: чем я угодил? 

Как будто хлынул свет во все каморки, 

которыми кишат еще задворки, 

как прошлого неповторимый жест... 

Не понимаю сути сих торжеств. 

Иные времена, иные лица…

Федеральный государственный мемориальный музей Б. Ш. Окуджавы

Культурный центр «Дом Булата» на Арбате

Региональный общественный фонд Булата Окуджавы

При финансовой поддержке Федерального агентства

по печати и массовым коммуникациям

28-29 ноября 2020 года пришли Восьмая международная научная конференция, посвященная творческому наследию Булата Окуджавы, и круглый стол «Война и мир в творчестве Булата Окуджавы».

 В них приняли участие представители научного сообщества из российских и зарубежных вузов, переводчики из Германии и Индии.

Жест. Быстрый взгляд. Движение души.

На кончике ресницы - влага.

Отточены карандаши,

и приготовлена бумага.

Она бела, прохладна и гладка.

Друзья примолкли сиротливо.

А перспектива так сладка

в зеленом поле объектива.