Белла Ахмадулина

Декабрь

Мы соблюдаем правила зимы.

Играем мы, не уступая смеху

и придавая очертанья снегу,

приподнимаем белый снег с земли.

И будто бы предчувствуя беду,

прохожие толпятся у забора,

снедает их тяжелая забота:

а что с тобой имеем мы в виду?

Мы бабу лепим - только и всего.

О, это торжество и удивленье,

когда и высота и удлиненье

зависят от движенья твоего.

Ты говоришь:- Смотри, как я леплю.-

Действительно, как хорошо ты лепишь

и форму от бесформенности лечишь.

Я говорю:- Смотри, как я люблю.

Снег уточняет все свои черты

и слушается нашего приказа.

И вдруг я замечаю, как прекрасно

лицо, что к снегу обращаешь ты.

Проходим мы по белому двору,

прохожих мимо, с выраженьем дерзким.

С лицом таким же пристальным и детским,

любимый мой, всегда играй в игру.

Поддайся его долгому труду,

о моего любимого работа!

Даруй ему удачливость ребенка,

рисующего домик и трубу.

Александр Блок

Когда ты загнан и забит

Людьми, заботой иль тоскою;

Когда под гробовой доскою

Всё, что тебя пленяло, спит;

Когда по городской пустыне,

Отчаявшийся и больной,

Ты возвращаешься домой,

И тяжелит ресницы иней, -

Тогда — остановись на миг

Послушать тишину ночную:

Постигнешь слухом жизнь иную,

Которой днём ты не постиг.

Обстоятельства смерти Александра Блока до сих пор горячо обсуждаются. Версий много: от сумасшествия до убийства. Одно ясно: смерть Блока 7 августа 1921 года, когда поэту было всего сорок лет, стала чем-то "знаковым". 

Марина Цветаева

Имя твое — птица в руке,

Имя твое — льдинка на языке.

Одно-единственное движенье губ.

Имя твое — пять букв.

Мячик, пойманный на лету,

Серебряный бубенец во рту.

Камень, кинутый в тихий пруд,

Всхлипнет так, как тебя зовут.

В легком щелканье ночных копыт

Громкое имя твое гремит.

И назовет его нам в висок

Звонко щелкающий курок.

Имя твое — ах, нельзя! —

Имя твое — поцелуй в глаза,

В нежную стужу недвижных век.

Имя твое — поцелуй в снег.

Ключевой, ледяной, голубой глоток…

С именем твоим — сон глубок.

Иннокентий Анненский

По бледно-розовым овалам,

Туманом утра облиты,

Свились букетом небывалым

Стального колера цветы.

И мух кочующих соблазны,

Отраву в глянце затая,

Пестрят, назойливы и праздны,

Нагие грани бытия.

Но, лихорадкою томимый,

Когда неделями лежишь,

В однообразьи их таимый

Поймешь ты сладостный гашиш,

Поймешь, на глянце центифолий 

Считая бережно мазки…

И строя ромбы поневоле

Между этапами Тоски.

 Картина Пьера-Огюста Ренуара. Ваза с розами. Около 1910–1917 годов. 

Государственный Эрмитаж

Лирический герой стихотворения Иннокентия Анненского «Тоска» увидел на комнатных обоях центифолии — столепестковые розы. На рисунке обоев кустики роз были закомпонованы в овалы, а овалы — в ромбы. Такие ромбы могли напомнить поэту бубновые тузы на спинах осужденных, гонимых по этапу на каторгу, — отсюда «этапы Тоски». Центифолии — редкий ботанический термин в поэтическом словаре Анненского: как правило, в его стихах встречаются более знакомые сирень, жасмин, роза и лилия.

Афанасий Фет

Рододендрон! Рододендрон!

Пышный цвет оранжереи,

Как хорош и как наряден

Ты в руках вертлявой феи!

Рододендрон! Рододендрон!

Рододендрон! Рододендрон!

Но в руках вертлявой феи

Хороши не только розы,

Хороши большие томы

И поэзии и прозы!

Рододендрон! Рододендрон!

Рододендрон! Рододендрон!

Хороши и все нападки

На поэтов, объявленья,

Хороши и опечатки,

Хороши и прибавленья!

Рододендрон! Рододендрон!

 Картина Карла Шуха. Корзина с рододендронами. 1877 год.

Albertinum

Стихотворение было написано, предположительно, в 1856 году, однако насмешки первых слушателей отбили у поэта охоту его печатать. Тургенев приводил текст в качестве примера поэтической бессмыслицы, Герцен в рассказе «Скуки ради» (1868) иронизировал: «Я всегда завидовал поэтам, особенно „антологическим“: напишет контурчики, чтоб было плавно, выпукло, округло, звучно, без малейшего смысла: „Рододендрон-Рододендрон“ — и хорошо». Бедный «Рододендрон» был опубликован спустя 45 лет после написания и уже после смерти своего создателя.

Надежда Тэффи

Passiflora  — скорбное слово.

Темное имя цветка —

Орудия страсти Христовой —

Узор его лепестка.

Ты в мир пришедший так просто,

Как всякий стебель и лист,

Ты — белый лесной апостол,

Полевой евангелист!

Да поют все цветы и травы

Славу кресту твоему,

И я твой стигмат кровавый

На сердце свое прийму.

. Картина Фердинанда Бауэра. Страстоцветы. 1812 год

Art Gallery of South Australia

Латинское название  цветка Passiflora, или страстоцвет, в XVII веке придумали иезуиты, увидевшие в строении цветка воплощение орудий Страстей Христовых: «…тройное рыльце изображает три гвоздя, кружок искрапанных красным цветом тычинок — окровавленный терновый венец, стебельчатый плодник — чашу, пять пыльников — пять ран Спасителя, трехлопастный лист — копие, прицепки (усики) — плети, белый цвет — безвинность Искупителя». 

В начале XX века петербуржцы часто украшали пассифлорой окна. По одной из версий, именно страстоцвет изображен на ограде Михайловского сада напротив храма Спаса на Крови. По иронии судьбы, Тэффи, воспевшая пассифлору, в эмиграции жила в парижском районе Пасси.