Владимир  Набоков

   Взгляни и в душу мне: как трепетно, как ясно

     в ней повторяются виденья бытия!

     Как в ней печаль темна, как радость в ней прекрасна...

        - и как спокоен я!

Я был в стране Воспоминанья,

где величаво, средь сиянья

Небес и золота песков,

проходят призраки веков

по пирамидам смугло-голым,

где вечность, медленным глаголом

вникая в сумерки души,

волнует путника - в тиши

пред сфинксом мудрым и тяжелым.

Ключ неразгаданных чудес

им человечеству завещан...

О, глаз таинственный разрез!

На глыбе голубой, средь трещин,

застыл божественный Рамзес

в движенье тонко-угловатом...

Изиды близится закат;

и пальмы жестко шелестят,

и туч - над Нилом розоватым -

чернеют узкие струи...

Там - на песке сыром, прибрежном,

я отыскал следы твои...

Там, в полудымке, в блеске нежном,

пять тысяч лет тому назад,

прошла ты легкими шагами

и пела, глядя на закат

большими, влажными глазами...

О чем я думаю? О падающих звездах...

Гляди, вон там одна, беззвучная, как дух,

алмазною стезей прорезывает воздух,

и вот уж путь ее - потух...

Не спрашивай меня, куда звезда скатилась.

О, я тебя молю, безмолвствуй, не дыши!

Я чувствую - она лучисто раздробилась

на глубине моей души.

Мне так просто и радостно снилось:

ты стояла одна на крыльце

и рукой от зари заслонилась,

а заря у тебя на лице.

Упадали легко и росисто

луч на платье и тень на порог,

а в саду каждый листик лучистый

улыбался, как маленький бог.

Ты глядела, мое сновиденье,

в глубину голубую аллей,

и сквозное листвы отраженье

трепетало на шее твоей.

Я не знаю, что все это значит,

почему я проснулся в слезах...

Кто-то в сердце смеется и плачет,

и стоишь ты на солнце в дверях.

В хрусталльный шар заключены мы были,

И мимо звезд летели мы с тобой,

Стремительно, безмолвно мы скользиль

Из блеска в блеск блаженно-голубой.

И небыло ни прошлого, ни цели,

Нас вечности восторг соеденил

По небесам обнявшись мы летели,

Ослеплены улыбками светил.

Но чей-то вздох разбил наш шар хрустальный,

Остановил наш огненый порыв,

И поцелуй прервал наш безначальный,

И в пленный мир нас брсил, разлучив,

И на земле мы многое забыли,

Лишь изредка воспомнится во сне

И трепет наш, и трепет звездной пыли,

И чудный гул, дрожавший в вышине.

Хоть мы грустим и радуемся розно,

Твое лицо, средь всех прекрастных лиц

Могу узнать по этой пыли звездной,

Оставшейся на кончиках ресниц...

Ты многого, слишком ты многого хочешь!

Тоскливо и жадно любя,

напрасно ты грезам победу пророчишь,

когда он глядит на тебя.

Поверь мне: он женщину любит не боле,

чем любят поэты весну...

Он молит, он манит, а сердце - на воле

и ценит лишь волю одну!

И зори, и звезды, и радуги мая -

соперницы будут твои,

и в ночь упоенья, тебя обнимая,

он вспомнит о первой любви.

Пусть эта любовь мимолетно-случайно

коснулась и канула... Пусть!

В глазах у него замечтается тайна,

тебе непонятная грусть...

Тогда ты почувствуешь холод разлуки.

Что ж делать! Целуй и молчи,

сияй безмятежно, и в райские звуки

твои превратит он лучи!

Но ты... ты ведь любишь властительно -душно ,

потребуешь жертв от него,

а он лишь вздохнет, отойдет равнодушно -

и больше не даст - ничего...

Художник Стив Хэнкс