Тайны Петра 1 ( № 14 . )
О серьезном нервно–психическом заболевании Петра говорят все историки, изучавшие эпоху. Одни говорят об этом заболевании сочувственно, другие — не очень.
Связывают это заболевание с очень разными событиями в его жизни, но сам по себе диагноз особых сомнений не вызывает.
Позволю себе привести обширную цитату из книги американца Мэсси, который вообще–то воспринимает Петра крайне восторженно и пишет все это вовсе не для того, чтобы его как–то унизить:
«…молодой царь начал страдать досадным, нередко заставлявшим его испытывать мучительные унижения недугом. Когда Петр возбуждался или напряжение его бурной жизни становилось чрезмерным, лицо его начинало непроизвольно дергаться. Степень тяжести этого расстройства, обычно затрагивавшего левую половину лица, могла колебаться: иногда это был небольшой лицевой тик, длившийся минуту или две, а иногда — настоящие судороги, которые начинались с сокращения мышц левой стороны шеи, после чего спазм охватывал всю левую половину лица, а глаза закатывались так, что виднелись одни белки. При наиболее тяжелых, яростных приступах затрагивалась и левая рука — она переставала слушаться и непроизвольно дергалась; кончался такой приступ лишь тогда, когда Петр терял сознание.
Современники Петра и авторы более поздних исторических трудов предлагают целый спектр мнения…
Некоторые грешили на безудержное пьянство, к которому царь пристрастился с легкой руки Лефорта — чего стоит один Всепьянейший собор!..
Вообще же симптомов «душевного повреждения» у Петра так много, что даже перечислить их непросто. Взять хотя бы его приступы неудержимой и совершенно иррациональной ярости. Впадая в ярость, Петр мог бросаться на людей с покрасневшим, исказившимся лицом, бил их чем попало и куда попало…
Или взять приступы такой же иррациональной, истерической паники. Вроде бы Петр стеснялся своего панического бегства из Преображенского в Троице–Сергиеву лавру… Но, во–первых, стен Лавры он отнюдь не покинул наутро. Во–вторых, потом это же паническое бегство будет повторяться не раз и не два. Известна история про то, как Петр панически побежал, возвращаясь из «Великого посольства» в 1696 году, испугавшись неизвестно чего.
Так же истерически побежит Петр из–под Нарвы в 1700 году. А ведь в 1700 году панически бежит, бросив армию, уже не мальчик 17 лет, а взрослый дядя 28 лет. И не просто бежит, приступы паники и корчи повторяются несколько месяцев.
Тогда, помимо всего прочего, последует указ брать в солдаты монахов «попригожее», то есть поздоровее, и знаменитый указ снимать церковные колокола. Простейший расчет — под Нарвой шведы захватили 177 орудийных стволов, из них 116 — устаревшего образца (очень тяжелых и притом маленького калибра).
Всего в Московии тогда было больше 1000 стволов… Ни малейшей необходимости срочно лить новые пушки вообще не было. А снимать колокола… Видите ли, у колокольной и орудийной меди разный состав, и перелить колокольную медь в орудийную очень непросто. Сделать это можно только с помощью специальных присадок. Таких присадок в Московии попросту не было, приходилось их ввозить, и к 1703 году из 90 тысяч пудов «заготовленной» колокольной меди перелили в орудийную всего 8 тысяч пудов. Остальные колокола так и валялись, но, конечно же, никогда не вернулись на подобающее им место — на колокольни.
Так что приходится прийти к выводу — не было этого ничего: ни острой необходимости снимать колокола, ни тупого сопротивления мракобесов–попов, не понимающих первоочередных нужд государства.
А был дичайший произвол, не вынужденный никакой необходимостью. И можно только гадать, была ли это только растянувшаяся на месяцы истерика (Врачи не признают термина «затянувшаяся истерика». Для них истерика — это однократный, не очень продолжительный приступ. Поэтому на своем определении я не настаиваю, пусть медики приведут более точный. —А.Б.)
Или взять его бесконечные, выражаясь мягко, причуды… Например, Пётр I панически боялся тараканов. Почему?! Уж тараканы–то вполне определенно не были неверным войском, вроде стрелецкого, и не убивали близких ему людей. В тогдашней Руси с тараканами никто и не думал бороться, наоборот — их обилие в доме считалось верным признаком богатства... Но наши предки думали иначе, и поведение Петра объясняется как–то по–другому. Во всяком случае, такая фобия у него была, и, если Петр останавливался в незнакомой избе, тараканов в ней тщательнейшим образом выметали.
Не меньше боялся он высоких потолков и обширных помещений. О вкусах Петра, его требованиях к жилищу легко судить по «Домику Петра» в современном Летнем саду в Петербурге.
Полагается говорить о скромности Императора… Но больше всего поражает все–таки теснота помещений и низкие потолки. А если Петру все–таки приходилось ночевать или жить в комнатах с высокими потолками, для него натягивали парусиновый полог, изображали низкий потолок.
«Зато» вот что Петр любил, так уж любил! Например, обожал уксус и оливковое масло и поедал их в огромных количествах. Если же замечал, что кто–то от употребления этих яств на пирах уклоняется, приходил в страшное неистовство, приказывал человеку раскрыть рот пошире и силой вливал туда большущую бутылку уксуса или оливкового масла…
…И до восстания, до 15 мая 1682 года, мальчик порой вел себя, выражаясь мягко, странновато — например, совершенно не мог высидеть спокойно ни минуты. Просто был не способен сделать над собой усилие и посидеть на месте достаточно долго, чтобы нарисовать картинку или выслушать короткую историю. «Нехватка фиксации внимания» у детей старше 2—3 лет у психиатров рассматривается как симптом довольно серьезного невроза, среди всего прочего, препятствующего обучению и воспитанию ребенка… Что и имело место быть.
В четыре, пять, семь лет Петр уже очень любил что–то разбить, сломать, бросить на землю. Обожал, например, бить посуду, и если не позволяли — истерически бился, визжал, колотился об землю и об руки державших его людей…
Не менее яркий признак нездоровья Петра — его неспособность сосредоточиться, остановиться, углубленно задуматься о чем–то.
Говоря о невероятной работоспособности Петра, часто забывают уточнить: никто никогда не видел его читающим серьезную книгу (даже по его любимому морскому делу) или пытающимся вникнуть в тонкости юриспруденции, богословия или литературы.
Все сколько–нибудь сложное просто не привлекало его внимания, и времени и сил на это он не тратил. Петр никогда не гулял один, его не заставали погруженным в размышления (исключение — последние два–три года жизни, когда Петр впал в страшную депрессию). Он также никогда не бывал один в церкви, не молился затаенно, «своему»….
Сама неспособность сосредоточиться ни на чем определенном, поверхностность, неудержимость сами по себе могут послужить материалом для диагноза. Ведь на свете нет людей принципиально необучаемых. Нет и не может быть на свете психически нормального мальчика, которого невозможно обучить ни правильному письму, ни социально приемлемому поведению.
Тут сам факт необучаемости говорит о серьезных психических отклонениях.
Даже во время так называемого отдыха Петру необходимо, чтобы вокруг было шумно, многолюдно, чтобы вокруг танцевали, орали, плакали и пели, и чем шумнее — тем лучше. Для него самого тоже в часы «отдыха» больше всего характерно речевое возбуждение, неспособность остановиться. Петр как бы не дает самому себе времени подумать о чем–то серьезном.
Привычку Петра постоянно куда–нибудь мчаться историки склонны воспринимать чуть ли не романтически: ведь нельзя же было по–другому, другими средствами «поднимать Россию на дыбы», строить флот и громить супостатов. По словам В.О. Ключевского,
«лет под 50, удосужившись взглянуть на свою жизнь, он увидел бы, что он вечно куда–нибудь едет».
(Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций. Т. 2. Ростов–на–Дону, 2000. С. 488)
Трудно сказать, насколько это было необходимо — все время куда–то мчаться, а не управлять из того же Преображенского дворца или из Грановитой палаты. Но уж конечно, не было никакой необходимости на пирах поминутно выбегать из комнаты, чтобы размяться. По–видимому, Петр просто органически не мог высидеть на одном месте; что–то все время гнало его за горизонт.
Но если он и не ехал, не мчался никуда, Петр тоже все время был «занят», причем все «дела» и все «занятия» Петра, о которых мы знаем, — это простейшее механическое движение, суетливость, беготня, движения руками и ногами. Он словно бы избегает всякой возможности остаться один на один с собой, с природой, с Богом или с человеческой мудростью.
Он заполняет до отказа все свое время, забивает его этим, по большей части совершенно бесцельным, движением….
--------Буровский А. М . - доктор исторических наук. Из книги "Петр Первый. Проклятый император. "
....Все сколько–нибудь сложное просто не привлекало его внимания, и времени и сил на это он не тратил...
Топором пользовался ..
Например : пятерым стрельцам Петр I отрубил головы лично ...
О массовых пытках и казнях стрельцов с личным участием царя Петра I, пишут многие историки...