Реквием по десанту

Сейчас редко говорят и пишут О Великой Отечественной войне. Ветеранов немного.
Да и нынешняя молодежь изменилась. Но забывая о наших отцах и дедах, вряд ли мы детям
поможем выбрать верную дорогу в будущее...Как быть, когда так всем хочется мира,
и не хотят многие обременять себя памятью. Порхать беззаботно с цветка на цветок
проще. А новой беды как бы никто не ждет. Кто знает, может быть ее и не будет... Ведь
так тяжело говорить о потерях. Но забывая или приукрашивая прошлое, что мы оставляем
своим детям и внукам?
Наше поколение послевоенное. Но у нас из памяти пока не стерлись и не выветрелись
рассказы наших отцов.И поэтому если звучат в нашей памяти их голоса, мы должны
писать и рассказывать правду, пока ее не забыли и не оболгали.
Есть множество средств сделать человеческое существование постылым, но едва ли не
самое верное из них - это заставить человека посвятить себя культу самосохранения.
Так сказал еще в девятнадцатом веке великий русский сатирик Салтыков-Щедрин. И что
было бы с нами и с нашей страной, подчинись наши предки этому культу? Как знать!
А рассказать хочу я вот о чем: как отправлялись мы со студентами истфилфака в составе
"Снежного десанта" по боевому пути дивизий, сформированных в годы Великой
Отечественной войны на територии Татарии. Посвящаю дню Защитника Отечества и своим
университетским друзьям.


Ты припомни, Россия,
как все это было,
Как полжизни ушло
у тебя на бои...

Первый мой поход ( я была летописцем )

Поезд мчал нас, десантников историко-филологического факультета, к Волгограду. За
окнами проносились в ночи Саратовские огни...Наконуне, на параде десантов Казанского
университета от имени ветеранов 69-ой гвардейской стрелковой дивизии, прошедшей в годы
войны от Сталинграда до Вены, М.В.Говоров пожелал нам удачного поиска.
...От села Кологривовка Саратовской области бойцы дивизии шли маршем. Шли в сутки по
сорок-сорок пять километров. В небе над открытой степью, как только прошли Камышин,
на бреющем полете пронеслись два вражеских самолета-разведчика. А потом - бомбежка и
первые потери.
Дивизия тогда еще называлась 120. Под таким номером провожали ее из Казани летним,
дождливым днем. После 400- километрового марша она сходу вступила в бой под Ерзовкой.
"По дну оврага шли к Ерзовке раненые. На улицах села, в огородах и близ колокольни
грохотали взрывы, но в низину мины и снаряды не залетали. Здесь, напротив огородов,
из расщелины горы бил ключ. С деревянного, на высоких козлах желоба стекала в
позеленевший ветхий сруб сверкающая струя чистейшей воды. Раненые останавливались у
родника, пили воду - жадно, взахлеб и умывались. Один из них, молодой, с обветренным
усталым лицом, подошел к роднику. Опираясь на винтовку, он попросил у меня закурить.
- Ну как там? - кивнул я в сторону передовой.
- Трудно,- сказал боец,- дрожащими руками свертывая самокрутку.- Место голое - степь
и вся под огнем, а гитлеровцы на возвышенности. Шли мы в атаку, можно сказать, на
верную смерть. До половины горы фриц подпустил нас, потом начал садить из пулеметов,
минометов да так, что залегли мы вповалку - и подняться уже нет никакой возможности".
Это отрывок из книги Павла Кузьмича Евгеньева, бывшего литсотрудника дивизионной
газеты "Вперед к победе". Книга так и называется "Ерзовка".
Бои под Ерзовкой учили новобранцев быть солдатами. Только дорого обходилась эта
выучка, очень дорого. Анатолий Васильевич Бахчевников, преподаватель по труду
ерзовской средней школы, был единственным очевидцем из местных жителей, видивших
своими глазами все, как было. Когда он рассказывал нам, голос его срывался, губы
дрожали.
Двадцать второго августа 1942 года Анатолий работал на комбайне.Здесь же в поле были и
его односельчане. Пусть хоть фронт, а урожай убирать надо. Высоко в небе увиделм
самалеты. Чьи? А когда загромыхали разрывы, стало ясно - фашистские. Земля заполыхала.
Бахчевников, в ту пору 15-летний мальчишка, предложил другу:"Бежим отсюда!" Взрослые
попрятались кто где.
Мальчишки бежали, их преследовал мессершмидт. С головы Анатолия упала фуражка, в нее
шипя вошла пуля...До села добрались благополучно. А из тех, кто работал в поле,
тринадцати человек остался в живых один старик. Он и рассказал потом, что произошло.
После налета авиации прикатили фашисты, забрали всех в плен, заставили рыть окопы, а
потом растреляли.
- Балку Сухую Мечётку видели? Бойцы называли ее "Долиной Смерти". Сейчас там ороси-
тельная система налажена,- рассказывал Бахчевников.
А сколько было позднее подобных мест, которые нарекли солдаты Великой Отечественной
таким смертельным словом, наверное, не счесть...Эти Ерзовские высоты 120-ой дивизии
тогда так и не удалось отбить. В батальонах осталось по тридцать-сорок штыков. Но
контрудары дивизии отвлекли значительные вражеские силы от Сталинграда. По выражению
маршала Чуйкова, сражавшиеся под Ерзовкой как бы "за уши держали Паулюса".
Мы попросили ребят-школьников проводить нас в балку Сухая Мечётка. Голое поле. Солнце
светило над мирной степью, искрился снег, под которым оставались сохранившиеся окопы,
карликовая полынь да перекати-поле - скудная степная растительность. Учителя школы
говорили, что до сих пор по весне намывает вода из земли оружие, мины, снаряды,
солдатские ботинки.
Обелиск. Поставлен ветеранами в год, когда отмечалось 30-летие с начала Сталинградской
битвы. Сергей Красильников, наш десантник, вслух читает, что значится на мемориальной
доске:"В этой балке в сентябре-октябре 1942 года находился командный пункт 120
стрелковой дивизии, сформированной в Татарии. За заслуги в Сталинградской битве
дивизии было присвоено звание 69 гвардейской". У многих жителей села остался тогда в
памяти этот день 1972 года. Они рассказывали, как разбрелись гвардейцы-ветераны по
балке, искали командные пункты полков и батальонов, огевые позиции артиллеристов и
минометчиков. Рассказывали, что две женщины - санитарка и почтальон - плакали навзрыд,
обняв обелиск.
- Ноги были у меня в крови,- сквозь рыдания говорила санитарка,- столько раненых я
перенесла! Как жива осталась?!
В Ерзовке нас ждала еще одна встреча: с ветераном 69-ой дивизии Егором Карповичем
Горловым, по счастливому совпадению работавшим в этом селе управляющим отделением
№4 совхоза имени 62-ой армии. В "нашу" дивизию он попал уже после Сталинградской
битвы и дошел до австрийских Альп. Символично: в Ерзовке, месте первого боя дивизии,
встретить человека, помнящего ее последний бой. Каким он был? Да вообщем боя-то как
такового и не было.
- В четыре часа началась артподготовка,- рассказывал Е.К.Горлов,- а пошли в атаку -
гитлеровцев нет. Лишь винтовки штыками воткнуты в землю. Включаю Москву(я был радистом
208 полка) - война закончилась! Я прямо в наушниках бросился на шею командиру полка
Карапетяну.
- Ты что, сынок?- удивился он.
- Война закончилась!
Потом фашист отступал по Австрии без боев. Преследовали гитлеровцев до встречи с
американцами.
Но до этого счастливого дня были четыре года боев, ожесточенных, яростных. Была
Ерзовка, около которой полегла большая часть первоначального состава наших земляков.
Был ад Сталинграда, бои за Днепр, Яссо-Кишиневская битва да много еще чего.


Волгоградские встречи


Всем, кто приезжал в Волгоград, показывали здание универмага, где располагался штаб
фельдмаршала Паулюса. Не знаю, сохранилась ли такая традиция до сих пор. Мы же тогда,
в том походе, с каким-то особенным чувством гордости ходили по городской площади,
очищенной от гитлеровцев нашими земляками из 120-ой дивизии. До известного теперь
всему миру универмага ее батальоны не дошли всего 200 метров. Они освободили железно-
дорожный вокзал (батальоны Жукова и Помазана), вышли к Волге в районе пристани и
соединились с частями 62-ой армии. Все это произошло, конечно, после тяжелых, крово-
пролитных боев на подступах к Сталинграду.
Хутор Вертячий."Проклятый богом и людьми",- скажет после войны пулеметчик П.И.Ларькин.
Местечко, ставшее когда-то плацдармом для наступления гитлеровцев на Сталинград.
Здесь находился концлагерь для советских военнопленных. Первыми ворвались в Вертячий
танкисты, на их плечах пехотинцы, среди которых и войны 120-ой дивизии. А через два
часа объявили весть:"Сталинградская группировка фашистских войск в кольце".
В нынешнем поселке Ангарске, примыкающем к Волгограду, есть высота 155,0. Она
входила во внутреннее кольцо обороны противника. За нее сражались части 15-ой гвар-
дейской стрелковой дивизии. По нескольку раз в день переходила она из рук в руки.
Брать высоту не входило в задачу 120-ой дивизии. Однако комдив К.К.Джахуа решил
штурмовать. Ночью он вызвал к себе одного из самых смелых и опытных командиров,
старшего лейтенанта В.А.Жукова.
Мороз достиг в ту ночь 35 градусов. Злее и злее выла метель. К утру началась свирепая
пурга. В 8.00 грянули залпы артллерийских и минометных орудий. А через полчаса,
прижимаясь к разрывам своих снарядов, бойцы пошли в атаку. Батарея Вадима Шапошникова
подкатила орудие к склону высоты и стала бить прямой наводкой. Медленно катили орудие
вверх, утопая в глубоком снегу. Упал окровавленым замковый Титов, тяжело ранен
заряжающий Журавлев, погиб сам Шапошников... Но оставшиеся в живых продолжали в упор
расстреливать врага. За артиллеристами продвинулись пехотинцы...
Странная вещь - история. Как только совершится какой-нибудь эпизод ее, видно каждому:
не мог иначе он развиваться и иметь иную развязку. А пока кипит бой, трудно сказать
что-нибудь наверняка...
Волгоградские встречи не забыть. Георгий Рафаэлович Кесоян, во время войны начальник
разведки 208 полка. Он работал директором в волгоградской школе №84. Принял нас радуш-
но и разместил на жительство в своей школе. Ксения Андреевна Сидоркина, секретарь-
машинистка политотдела 120-ой дивизии. Евгений Дмитриевич Лесников, матрос-черноморец
в ту пору шестнадцатый год прикованный к постели. Тот самый Лесников, о котором писала
"Комсомольская правда", как про "юнгу из 42-го". Его судьба была похожа на судьбу
Николая Островского.
Когда мы пришли к нему, замерли в дверях. В маленькой комнате лежал человек совершенно
неподвижный, смотрел в потолок. Как в таком состоянии он мог диктовать книги? Но
когда он заговорил, мы услышали добрый, спокойный голос. Ни безысходности, ни тоски,
ни страдания. Хотя и говорил он с трудом...Старались много не говорить о войне,но о ней
были песни, которые исполняли наши гитаристы Леонид Сергеев и Айдар Исанбет. Лесников
внимательно слушал. Особенно волновался, когда пели о море. Когда мы уходили, он стал,
сокрушаться, что не записал наши песни на магнитофон. Пообещали занести кассету перед
отъездом. Всю ночь ребята записывали.
Наутро, когда пришли, дверь, как обычно, открыла соседка Людмила Михайловна. Она
бескорыстно ухаживала за Лесниковым все годы. А на прощание нам сказала:"В Волгограде
у вас теперь есть друзья. Заходите запросто, как к своим. Мы все свои. Вы нам сделали
праздник. Спасибо".
Вышли из дома Лесникова и как-то уж вышло само-собой, не сговариваясь, запели любимую
песню Евгения Дмитриевича про Сережку с Малой Бронной. Песня будьто сама рвалась из
души...
На двери комнаты в 84-ой Волгоградской школе, в которой мы жили, наши "молнии",
"приказы" по десанту. И новый листок:"Иринка, поздравляем тебя с днем рождения!
Знаменательно, что ты отмечаешь его на легендарной Волгоградской земле!"
В пятый раз Ирина Вовченко отмечала свой день рождения с десантом. Она ветеран, одна из
тех, кто в рядах десанта со дня его основания. Второй- Валерий Телишев, наш командир,
третий - Николай Игнатьев, руководитель агитбригады.
Когда смеется Иринка - не засмеяться не получается. Так заразительно, от души могут
смеяться только очень добрые и умные люди. С десантом она связывает все самое дорогое.
Помнится,как-то она сказала:
-Если в человеке появится хоть доля святостм, он уже - Человек!
Вовченко - студентка отделения научного коммунизма. Скоро ей предстояло защищать свой
диплом, посвященный военно-патриотическому воспитанию молодежи. А тогда ей исполнилось
двадцать два года.
Чувство сопричастности с прошлым росло с каждым днем.


Ахтырка, Котельва, Харьков и другие

Самое ценное открытие похода: он позволяет увидеть на войне человека живого, умного,
инициативного. Вспоминается эпизод, рассказанный Н.М.Зосимовским:
- Мы оборудовали наблюдательный пункт. Светало. Началась обработка передовой. Свист
пуль, завывание сирен, все смешалось. В это время подползает к нам боец и просит воды.
"Зачем? - спрашиваю, - пить?"
- Нет, побриться.
Я поглядел на него недоуменно.
- Что ты! Нашел время бриться!
Он мне в ответ:
- Ты, наверное, впервые на фронте?
- Да.
- Ну тогда все понятно, привыкнешь и сам будешь бриться в любой обстановке.
Деталь военная. А дорисовывает боевую жизнь солдат ярко.
... Наш поезд шел на Харьков. После Сталинграда дивизия около семи месяцев не принима-
ла участие в боевых действиях. Занималась боевой и политической подготовкой в Тульской
области. Там была переименована в 69-ую и получила звание "гвардейской".
26 августа 1943 года части дивизии сосредоточились в селе Пархомовка и вступили в бой
в районе совхоза "Ударник", в пятнадцати километрах от города Ахтырка.
Туда через Харьков и вела наша дорога.
Под ногами хрустел ледок, над головой зимнее солнце. Если обернуться назад, то конец
колонны едва виден. Мы шли впереди, за нами солдаты, школьники. Шли К Кургану Славы
около совхоза "Ударник". Здесь место наиболее ожесточенных боев. Именно здесь генерал-
лейтенант Н.И.Бирюков умышленно ввел свой 20-ый корпус в окружение, приковав к себе
большие силы противника и помог соединениям соседних армий овладеть Ахтыркой. Рядом
с 20-м стрелковым корпусом сражалась 69-ая дивизия.
С вершины Кургана Славы видна высота. Совсем небольшая. Белеет на фоне голубого неба.
Высота как высота. Таких в годы войны было сотни. Не обратили бы мы на нее внимания,
если бы не знали из рассказов ветеранов о багировцах... Одиннадцать смельчаков из 206
полка выдержали там натиск фашистских автоматчиков и трех танков. После неравного
боя возле этой высоты насчитали 250 убитых врагов и три сгоревших танка. В живых из
одиннадцати советских солдат оставался один, сам командир взвода Мусеиб Багирович
Багиров.
Жил он после войны в Баку. Из двенадцати месяцев в году девять-десять проводил в
госпитале: семнадцать ранений, полученных за эту высотку, давали себя знать.
На кургане Славы из десяти фамилий мы нашли только одну - парторга Азиза Вахабова.
Остальные оставались для местных жителей долгое время неизвестными. Вот они: русские
П.Г.Манзуров, П.И.Иванов и М.В.Китаев, азрбайджанец Х.Асатов, казахи Х.Нургалиев и
У.Таксамбаев, армяне В.А.Кастаньян, И.Г.Авдальян, узбек А.Арипов.
- Мы говорили на разных языках, - вспоминал азербайджанец М.В.Багиров,- часто не по-
нималали друг друга. Но чувство локтя в бою понимали всегда.
Школьные музеи изобиловали такими материалами, найти которые где-либо было невоз-
можно. В этом мы еще раз убедились, посетив проездом среднюю школу №1 города Котельвы,
носящую имя С.А.Ковпака. Активно работал там клуб "Подвиг", который носил имя М.Б.Ба-
гирова.
Листая в школьном музее книжку "Годы войны", изданную в 1945 году с пометкой
"Действующая армия", нашли очерк В.Комарова "Бессмертный подвиг" о Шишкине-герое.
О том самом Шишкине, место захоронения которого долгие годы тщетно искали ветераны
нашей дивизии. А ребята из Котельвы нашли. У деревни Батьки, краней хаты, под яблоней.
Мы подняли в военкомате акты "О перезахоронении из одиночных могил в братские" и
узнали, что М.В.Шишкин перезахоронен в братскую могилу Бельска... Хороший результат
поиска нашего десанта.
А теперь о самом подвиге.
...Три танка шли на позицию Михаила Шишкина. Заговорила артиллерия противника. осклком
мины был ранен помкомвзвода Голубчик. К нему мимо рыжих подсолнухов поползла комсомол-
ка-санинструктор Берта Вульф, немка из Поволжья. Бойцы увидели, как неподалеку от нее
взметнулся столб пыли и дыма. Тяжело раненая, она доползла до окопа и укрылась в нем.
Бой нарастал с новой силой. Вражеские танки с пехотой вышли из лощины. Один из них был
"тигр". Бойцы роты встретили огнем врага. Один танк уже дымился. В это время они
увидели, как гитлеровец, спрыгнувший с танка, поравнялся с окопом, где лежала раненая
Берта, и заколол ее штыком.
- Сволочь!- произнес Шишкин,- и бросил в фашиста гранату. А "тигр" уже повернулся и
шел на окоп Шишкина. С противотанковой гранатой в руке Михаил Шишкин бросился под
танк...
Жена Шишкина, а он женился за два месяца до начала войны, только в 1972 году узнала,
что ее муж - Герой Советского Союза. Сообщили ей об этом следопыты из Котельвы...
Первый этап нашего похода по боевому пути 69-ой гвардейской стрелковой дивизии за-
канчивался на Днепре. Около Градижска он не река, а как море. Под его водами остался
остров, с которого бойцы батальона 208 полка штурмовали высокий правый берег. Вот
рассказ самого командира полка, которого мы навестили в Харькове, И.С.Булаенко:
- Заняли Градижск, перед нами Днепр. Гитлеровцы укрепились на гребне высокого берега.
Внизу оставили охранение. Под покровом ночи посылаю бойцов на тот берег. Обстреляли
они фашистов, наделали шума - и назад. И так неделю.
Неприятель привык, что каждую ночь подвергается нападению малыми группами, успокоился.
А мы и воспользовались, высадили весь батальон. Он сразу занял плацдарм. Правда, потом
удержаться было нелегко. Однажды на позиции шли 34 танка...
Это был батальон Г.Н.Вахотина, раненого в первые часы боя. Наступать со всеми он уже
не мог. И тогда он, казанец-волгарь, с раненой ногой переплыл буйную реку, возвратился
к своим. А на правой стороне командование принял на себя Ф.В.Сотников.
...Земля не сухая- пересохшая. Суша? Нет, Днепр на время ушел отсюда, но оставил голу-
бые озера, струи протоков. Здесь четыре дня не утихала ярость боев. Узкую, уходящую
в воду косу до конца удерживал с двумя солдатами офицер Сотников.
- Бой тянулся ночью, весь день и следующую ночь, - рассказывал дравшийся рядом с
Сотниковым, бывший пулеметчик Е.А.Батхин. - Федора Васильевича ранило, кровь сочилась
сквозь повязки. "Я верно умру, а вы держитесь, - твердил он. - На рассвете перед
солнцем придут наши". Он дожил до рассвета. Увидел, как прямо с лодок солдаты пошли
в атаку. Поднялся сам, неимоверными усилиями двигался вперед, за ним тянулся красный
след по песку... Умер он в фашистском окопе стреди трупов убитых врагов...
После войны Евгений Андреевич Батхин работал сотрудником светловодской газеты
"Днепровские огни". Он встретил нас в Градижске, провел по местам сражений, организо-
вал встечу с рабочими производственного объединения с длинным названием "Днепроэнерго-
стройиндустрия".
На головном заводе объединения выпускались железобнтонные конструкции, большая часть
которых отправлялась к нам в Татарию, в Набережные Челны на Всесоюзную комсомольскую
ударную стройку КамАЗа. В то время рабочие смены Елены Самохиной зачислили в свой
список погибшего Федора Сотникова и выполняли за него рабочую норму. Было тогда
такое патриотическое движение в стране...И завод на Каме ведь строила вся срана...
Во время концерта нашей агитбригады в Грдижске к нам подошел средних лет человек:
- Песню вы только что пели про деревню Крюково, о том, как погибает взвод. Это не про
наше Крюково на Полтавщине? Могу рассказать...
Память о войне в народе была еще свежа и жива. В Харькове, когда мы прощались с
Иваном Савельевичем Булаенко, он сказал очень тихо и печально:
-Передайте привет однополчанам. Всем ветеранам. Скажите: Булаенко жив.
- Тяжело порой ворошить в памяти ветерана его военные будни, скажет в те годы Ольга
Федосеева, с которой мы дружим до сих пор, - ранят сердце скупые мужские слезы. От них
всегда чувствуешь себя в чем-то виноватой. Хотя бы в том, что вопросами растраиваешь
человека. Но другое чувство побеждает - чувство долга перед ним и его товарищами...
Мы, двадцать человек, возвращались из десанта в Казань после пятнадцати дней похода
на улицу Хади Такташ, где в 1942 году располагался штаб формировавшейся 120-ой
дивизии. Мы листали свои дневниковые записи, которые кончались у всех почти, как у
Нади Куликовой:
- Дорогой "Десант"! Спасибо тебе за все! Клянусь, что не предам тебя.


Второй поход


Помните "С чего начинается Родина? С картинки в твоем букваре". А вместе
с осмысленным понятием Родины рождается и мужество,и наш долг - воспитывать
в молодежи любовь к Отечеству, к нашей армии, ежедневно, ежечастно, всеми
доступными нам средствами. ( Газета Казанского университета "Ленинец" )

А память священна...

Комната, где работала Ольга Осиповна Кудряшова, руководитель секции "Поиск", сотрудница
даугавпилской газеты "Красное Знамя", словно музей. Под стеклом - останки самолетов,
погибших в небе над Даугавпилсом, на стендах - вырезки из газет с материалами о веду-
щемся поиске. Из-за стола поднялась к нам навстречу женщина средних лет:"Рада. Рада...
видеть вас. Вы можете мне очень помочь. Знаете ли вы, что здесь геройски погиб ваш
земляк Константин Шуравин? Родных Шуравина мы нашли, а вот о втором члене того же
экипажа, стрелке-радисте Николае Забирове пока не можем узнать ничего.
Ольга Осиповна достала папку, на которой значилось "Константин Шуравин", копию оператив-
ной сводки. Читаем:"Самолет ИЛ-2 822 штурмового авиаполка (командир младший лейтенант
К.Шуравин, воздушный стрелок - радист Н.Забиров) 10 июля 1944 года в районе Зарасай-
Давгиляй был подбит зенитным огнем и загорелся. Летчики решили, как можно дороже отдать
свою жизнь, предпочитая смерть позорному плену. Командир направил горящий самолет но
колонну танков и автомобилей противника и врезался в них. Последовал ряд сильных взры-
вов. Летчик Шуравин и стрелок-радист Забиров погибли смертью героев."
Три наземных тарана совершено над этим городом в годы войны. Три побратима Гастелло.
Вот их имена: рязанец Петр Степанович Игошев, ленинградец Леонид Васильевич Михайлов,
и летчик из Татарии Константин Шуравин.
А сколько было тут подвигов другого характера? Вот еще один, о котором узнала поисковая
группа комсомольцев мебельного комбината (командир отряда Янис Шкут).
У воронки, наполовину залитой дождем, мебельщики услышали такой рассказ очевидцев.
Самолет после прыжка летчика стал беспорядочно падать на дом Пименовых. Хозяева и со-
седи с ужасом смотрели в небо. Но вдруг на какой-то момент самолет выровнялся, сделал
поворот в сторону и врезался в поле. Воздушный поток?
- Нет, - уверяли очевидцы,- кто-то управлял.
Разыскали брата летчика, выпрыгнувшего с парашютом. Он прислал рассказ Степана Василье-
ва о том воздушном бое.
"Почувствовал запах гари, обернулся. Вижу, машина горит. Открываю колпак и с тех тысяч
метров пикирую, чтобы сбить пламя. Вывел из пикирования, хотел присоединится к своим,
но машина снова загорелась. Вызываю стрелка-радиста. Он молчит.
- Гусев, - кричу, - прыгай, машина горит!
- Есть прыгать. Но я сильно ранен...не могу. Спасайся сам, командир.
- Тима, соберись с силами, прыгай же!
Молчание. Не слушается руль глубины. Самолет с креном идет к земле. Вывел из крена,
вынес ногу за борт, оттолнулся от кабины. Меня через пламя снесло с самолета.
А смертельно раненый штурман слабеющей рукой взялся за штурвал и отвел смерть от людей
на земле. Он был родом из Башкирии.
...В 22-градусный мороз с пятиметровой глубины вытаскивали поисковики из болота само-
лет Владимира Семеновича Фетисова. Открыли дверцу - и отпрянули. Тело летчика сохра-
нилось. Он, словно живой сидел, зажав в ладонях штурвал. В гимнастерке, залитой
кровью, комсомольский билет под номером 4499929.
Но Даугавпилс - не только город отважных летчиков. За него билась 4-ая Ударная армия,
в составе которой сражались наши земляки. Войны 360-ой дивизии первыми ворвались в
город. В Даугавпилсе похоронен командир этой дивизии И.И.Чиннов.
Минута молчания. Тихо. Да так, что с трудом верится, что здесь была война. Если бы не
надгробные плиты, не обелиски. Если бы не крепость, в которой погибло около 143 тысяч
советских солдат и мирных жителей. Если бы не мысль, что здесь три месяца томился в
гитлеровских застенках татарский поэт-патриот Муса Джалиль. Если бы не память!

Е.Беляева.


Хранить огонь

Путь 4-ой ударной армии привел нас на берега Балтийского моря, в город Клайпеду. Взятие
Клайпеды - одна из легендарных страниц в истории боев этой армии. Гитлеровское коман-
дование придавало огромное значение обороне Клайпеды как важному морскому порту, а
также как городу, через который проходили основные коммуникации, обеспечивающие кур-
ляндскую группировку.
Надо было за что-то ухватиться. И этим "что-то" для нас стало посещение средней школы
№16 города Клайпеды, знакомство с работой отряда "Красных следопытов" и их командиром
Галиной Ивановной Валовичене.
Следопыты познакомили нас с почетным членом своего отряда, сапером, замечательным
человеком, Федором Прокофьевичем Орешко. Это он расчищал дорогу частям 4-ой ударной
армии; почти 200 тысяч вражеских снарядов обезвредили саперы его взвода.
У Орешко - семь ранений и две контузиии.
Федор Прокофьевич был частым гостем в школах, на предприятиях, пограничной заставе. У
него было много друзей. Благодаря ему нам посчастливилось познакомиться с семьей
Кондрусиных.
Приближалось 30-летие освобождения города Клайпеды. Родилась идея собрать материал по
истории города и написать книгу. И вот несколько лет Саша и Надя Кондрусины налаживали
связи с ветеранами, вели обширную переписку, работали в архивах и военкоматах. Когда
мы посетили их, уже была готова рукопись первой части. Расставаясь с ними, мы чувство-
вали себя не просто друзьями, а скорее коллегами, посвятившими себя одному делу - делу
поиска.
Г.И.Валовичене, Ф.П.Орешко, Надя И Саша Кондрусины - это люди, хранившие в себе частич-
ку того огня, который стал для нас символом памяти, памяти во имя мира на земле.

И.Вовченко.

Когда затихли овации

Отгремели последние аплодисменты концерта в Ауце. Грустно. Этот концерт последний и
для "Снежного десанта-74", и для ветеранов десанта В.Бормотова, Р.Аминова, А.Салюкова
Вспоминая предыдущие выступления, концерты, отмечаешь неизменный задор, искрен-
ность участников, их огромное желание доставить публике радость. Аудитория, перед
которой мы выступали, была разнообразной, как по национальному составу (Латвия, Литва),
так и по социальному (рабочие, студенты, школьники). Поэтому программа строилась с
учетом этих особенностей. Она включала в себя песни советских композиторов, собствен-
ного сочинения, русские, татарские пляски, бытовые и студенческие миниатюры, стихи.
Особенно запомнилась одна встреча с молодежью города Клайпеда. Зал кинотеатра "Вайва"
на 800 мест был полон. Понятно наше волнение перед встречей. После вступительных речей,
приветствий началсЯ концерт и...успех! Буквально каждый номер программы шел на "бис".
Приятно! Воодушевление наше возрастало после каждого тепло встреченного номера.

Н.Игнатьев.


Это было недавно, это было давно...

( воспоминания о третьем походе)

И все-таки кажется, что все это было совсем недавно. Еще кажется, что раздастся стук
в дверь и Юра и Заки разбудят нас:"Собирайтесь скорее! Опаздываем на встречу с ветера-
ном". И что снова будут трудные переходы по украинским дорогам, встречи с людьми,
жизнь которых обожгла война.
Вспоминается старая красивая легенда, которую нам рассказал в Матвеевке директор школы.
Много лет назад у Богдана Хмельницкого были смертельно ранены трое самых отважных,
самых сильных казаков. Атаману пришлось оставить их в хате одного старого украинца.
Вернувшись туда через некоторое время, Богдан Хмельницкий увидел своих друзей живыми
и здоровыми - помогла чудесная родниковая вода, которой старик омывал раны войнов.
Рассказывают, что казаки те были разных национальностей - русский, украинец и белорус.
Вот и велел Богдан Хмельницкий в честь их дружбы вырыть возле целебного родника три
криницы. До сих пор верят люди в чудодейственную силу здешней воды - удивительно проз-
рачной и вкусной...
Но вспоминается нам и другой страшный колодец. Его мы увидели в один и тот же день
нашего похода. Не утолит он больше ничью жажду. Это на Вдовьем хуторе. Гитлеровские
каратели сожгли его за помощь партизанам, а всех жителей его от мала до велика бросили
в колодец - более 80 человек...
Что еще вспоминается? Теплота украинских сердец, бабушка Оксана, в чьей хате распола-
гался штаб 21 стрелкового корпуса, в состав которого входила в то время наша 69-ая
гвардейская дивизия.
Идя по следам прошлого, мы невольно соприкасались с более давней историей нашей страны.
Наш маршрут проходил через места, которые были связаны с именами русских людей, дорогих
нашему сердцу.
Небольшое украинское село Каменка. Здесь собиралось Южное общество декабристов. Тут
Пушкин закончил работу над поэмой "Кавказский пленник". К любимой сестре Сашеньке,
жене сына декабриста Л.В.Давыдова, любил приезжать Петр Ильич Чайковский. В доме-музее
Давыдовых стоял рояль, клавиш которого касались пальцы Чайковского. "Мазепа", "Евгений
Онегин", "Орлеанская дева", "Черевички" - звуками этой музыки, казалось, до сих пор
были наполнены комнаты.
Впечатлений было много. И память хранила их, укладывая в одно хорошее, ёмкое слово
"Десант".

Е.Беляева.


По дорогам войны

Маршрут этого "Снежного десанта" истфилфака был сравнительно небольшим: всего одна
область правобережной Украины - Черкасская, от Днепра в районе Чигирина до Корсуня,
что в 140 километрах от Киева. Но именно здесь разворачивалось грандиозное Корсунь-
Шевченковское сражение, в котором наша 69-ая дивизия получила наименование звенигород-
ской. Здесь шли ожесточенные бои за каждую высоту, за каждый хутор.
Поисковая работа в походе оказалась результативной. Удача пришла в Чигирине. Хотя ни
в райкоме комсомола, ни в местном музее сведений о 69-ой Гвардейской дивизии не
оказалось. Мы уже решили отправиться в следующий пункт нашего движения, как вдруг
одной из поисковых групп, работавшей в военкомате, удалось выяснить, что в Чигиринском
районе, проживает около 50 ветеранов 69-ой дивизии! Все они местные жители, присоеди-
нившиеся к регулярным частям во время боев. А в самом Чигирине их десять.
Небольшая поисковая группа сразу же направилась в деревню Витово. Мы шли на встречу
только с одним ветераном, а оказалось, что почти половина жителей воевала в составе
69-ой дивизии. Непосредственное общение с участниками и свидетелями боев волновало
больше всего.
Как всегда, частыми были встречи со школьниками. Например, в деревне Матвеевка Чиги-
ринского района сохранилось много писем фронтовиков. Были прочитаны сотни писем, среди
них - и ветеранов нашей дивизии, о которых ранее не было ничего известно. Было найдено
больше ста фамилий войнов. Кроме того установлено 120 имен бойцов и офицеров, погибших
при освобождении области. Мы старались направить поисковую работу местных шкльников
в нужное русло, орентировать их на изучение истории своих сел, чтобы они собирали
материал о ветеранах, которые живут рядом с ними.

С. Ионенко.
комиссар отряда


Четвертый, последний мой поход.

Письма с Витебщины

27 января 1977 года. Доехали до Витебска. Утром отправляемся на исходный пункт нашего
похода, в Сураж.
День был тяжелый. В доме пионеров нашли фотографии В.А.Заломайкина, комиссара второго
батальона 51 стрелковой бригады, поднявшего бойцов в последнюю свою атаку возле деревни
Островские, что под Суражем. Были и письма от его жены. Еще был рассказ круглолицей
белорусочки, технички из этого же дома пионеров про свою судьбу. В сорок первом гитле-
ровцы выгнали её из хаты, как и всех остальных жителей Суража, и погнали впереди себя -
навстречу к нашим. Фашисты часто так делали в Великую Отечественную войну.
- Не хочу вспоминать, - вдруг оборвала рассказ техничка. - Жутко.
Она быстро накинула на голову простенький платок, запахнулась в пальто и сказала:
"Идемте к Шпаковской". Неширокими улицами прошли мы к обыкновенному деревянному домику.
Анна Тимофеевна Шпаковская, партизанка Первой Белорусской бригады в хате свет не за-
жигала, хотя и вечерело. Так, наверное, рассказывать ей было полегче. Она вспоминала
про командира бригады батю Миная, про того самого, около могилы которого мы были в
Витебске. Он умер в 1964 году, а похоронили его рядом с боевыми товарищами.
- Видели братскую могилу среди берез у околицы? - спросила нас Анна Тимофеевна. - Там
дети бати Миная. Их было четверо. Гитлеровцы расстреляли. Младшей был годик.
Мы видели их могилу, возложили венок. А сначала разгребали снег - недавно была метель.
Все ближе и ближе пробивалась дорожка к маленькому обелиску. Работали по очереди,
лопат не хватало. Вот Леня Сергеев опять взял лопату у Володи Астафьева...Место было
такое, что сердце сжималось от боли...
В комнате Шпаковской сделалось совсем темно. И мы спросили Анну Тимофеевну, хотя этот
вопрос был для нас трудным, он никак не хотел прерывать наступившую тишину.
- У вас в сорок первом сын родился, прямо в Лесу, вы уже тогда партизанили. Как его
зовут?
- Леня. Я его вырастила...
Мы почему-то вместе посмотрели на нашего Леню. Сегодня он разгребал снег возле памят-
ника, завтра начнет писать о братских могилах песню. Мы так привыкли всегда его видеть
веселым, неунывающим, щедрым...
Спать уже не хочется. Снова захлестнули впечатления. Сидит на скамейке в коридоре
местной школы, где нас разместили на ночлег, Володя Шевчук и курит. Он думает. Есть
о чем. Сегодня наши ребята искали могилу Заломайкина в деревне Островские. Шевчук мне
говорит:
- Пришли в Островские, увидели школу и две братские могилы возле нее, засыпанные
снегом по звездочку. Спрашиваем у школьников: кто здесь похоронен? Молчат. Разгребаем
руками снег - фамилии. Командиры партизанских бригад, комсомолец, пионер. Остальные
значатся как "еще 195 человек".
Из деревни Островские наши ребята-десантники пошли на лыжах в Тарасенки. Несколько
часов блужданий по лесу не дали ничего. Пора возвращаться в Сураж, устали.
- Нет, - говорит Володя Дергунов, - уйти просто так нельзя, себе не простим".
Лес, лес...
- Кажется, вижу, - вдруг говорит Дергунов. Ровная белая полоска - ограда. Как они
бежали к маленькому обелиску!
- Родные,- выдохнул вдруг Шевчук, - вот они где, родные!
Позже, после похода, он сознается, что на каждом памятнике и обелиске он хотел отыскать
среди имен погибших и родных братьев своей матери, пропаших без вести в годы войны
где-то в таких вот местах.
...Холмик и звездочка. И еще надпись " Героям !" Значит, всем. И комиссару Заломайкину
тоже.
Масса людей - "это новый кочевник больших городов, разрушающий свое прошлое и не
знающий будущего", - сказал немецкий философ О.Шпенглер еще до войны. Мы - тоже масса.
Но мы хотим помнить прошлое и знать свое будущее.

В Велиж

В Велижском интернате, принадлежащем восьмилетней школе, кроме нас и поварихи тети
Жени, нет никого. Сегодня суббота и ребятишки, как обычно, разбрелись по домам.
А наконуне в Сураже был концерт нашей агитбригады. Ребята пели о войне - зал плакал.
После концерта к нам подошла Анна Тимофеевна Шпаковская и протянула исписанный листо-
чек:
- Наша фронтовая песня. Возьмите.
Со Шпаковской нам довелось встретиться в тот день еще раз. Мне с Верой поручили запи-
сать ее рассказ на магнитофон. И теперь в школу, что в трех километрах от Суража, мы
возвращались поздно. Включили магнитофон, голос Шпаковской рассказывал:
- Партизанская бригада из нас собралась не сразу. Не сразу мы сами продукты готовить
стали и одежду шить. Поначалу у нас был небольшой отряд. В деревнях в то время появи-
лись полицаи. И как-то раз неожиданно они вместе с гитлеровцами оказались около зем-
лянки партизан. Ясное дело, чтобы не погибнуть, пришлось уходить кому куда, сбивая
врагов со следа. Батя Минай ( Минай Филиппович Шмырев, позднее командир Первой
Белорусской бригады ) оказался тоже один. Долго он шел, очень долго. Еда - кора с
деревьев, вода - снег. Ночью выбрался на опушку, там хата лесника стояла, у которого
женой была сестра бати Миная. Вошел он в сени, сестра навстречу:"Уходи,"- шепнула.
Глянул - на гвозде в стене полицейские фуражки. Выскользнул из хаты, рокот моторов
услышал. Остановились враги совсем рядом. Минай Филиппович в стену врос, но Не стали
входить фашисты в хату, моторы заревели, машины тронулись. Батя Минай ушел в лес.
Бродил по нему, родному, до тех пор, пока ноги сами не привели его к старому лагерю
партизан. Здесь пристрелили они сами пять лошадей, уходя от врага. Теперь лошадей
драли волки. Они не обратили внимания на человека - сытыми были. Минай Филиппович
отрезал кусок бересты с дерева и вспомнил... Ему исполнилось сегодня 50 лет.
А это уже было позднее, когда партизанский отряд окреп... Никак не удавалось партиза-
нам сжить со света предателя по фамилии Фоменков. По его спискам расстреливали и ком-
мунистов, и беспартийных. Но батя Минай нашел способ наказать предателя. Он послал
одного из мальчиков к коменданту как бы за хлебом. Немец давал иногда детям хлеб.
Так вот, придя за хлебом, мальчонка незаметно оставил в хате письмо, в котором было
написано:"Дорогой товарищ Фоменков! Ты нам очень помог. Партизаны недавно были в
Сураже, набрали провизии и уничтожили много врагов. Спасибо. Помоги еще взять в плен
суражского коменданта".Фашисты сами казнили Фоменкова, распяли его на березе.

Всю дорогу до школы мы с Верой слушали магнитофон. Впереди показался человек с фона-
риком - Юра Иванов! Он первым вышел нас встречать. А, между тем, работа у нас еще не
закончилась. Нужно было снять копии с документов, печатать...Кто посвободнее играли
в баскетбол и волейбол с местными ребятами. Потом будет посвящение новичков в ряды
"Снежного десанта". Не зря же Сергеев кроптит над сценарием. Еще должно быть общее
собрание. А утром уезжать... Признательность и помощь нам сопутствовали повсюу.
В Сурожском сельсовете, например, к нам подошел пожилой человек:
- Ребята, вам завтра надо в Велиж? Я вас отвезу. Я тоже воевал. Спасибо вам!
Вот и Велиж. Под ногами подмерзший снежок. Мы идем на Лидову гору, где захоронены
тысячи советских солдат. Больше года этот город был фронтовым, разделенным на
две части, трудно даже себе представить, как столько времени здесь на центральной
части находились гитлеровцы, а на малой - советские бойцы.
В Велижском школьном музее мы нашли запись:"Здесь, в этой гостеприимной школе, оста-
навливались бойцы "Снежного десанта" историко-филологического факультета Казанского
университета. 1971 год." Это был первый десант на нашем факультете и первый поход.
Они изучали боевой путь 334 ордена Суворова Витебской стрелковой дивизии. Эта дивизия,
как и 51 стрелковая бригада, по боевому пути которой шли мы, была сформирована на
территории Татарской республики. За семь лет походов десанта линии наших маршрутов
пересеклись в первый раз...
Поисковая группа ушла в военкомат. Некоторые остались в школе, простудились. Мария
Тимофеевна Милющенко, директор школы, позвала ребят сходить за молоком. Возвратились
они с парным молоком. А командир отряда Тахир Гапдульбаров чем-то взволнованный подошел
к нам:
- Мы познакомились с интересным человеком - сыном полка. В гости к нему напросились.
Кто пойдет?
Бежим одеваться: Аля Галеева, Юра Иванов, Серега Красильников, Володя Ермаков и я.
Руки запутались в куртке и штормовке, застегиваемся на ходу. Несемся на ту сторону
реки по льду, обегая маленькие лунки, возле которых сидят сосредоточенные ребятишки...
В шесть лет стал Владимир Ночёвко сыном полка. Солдаты делали ему игрушки, кто из чего
находил, были у него кобура и пистолет. Патроны, правда, не давали. Он приносил им на
передовую газеты и письма, а еще чинил сапоги, забивал, как умел, гвозди. Володя видел
войну мальчишескими глазами. Выгнали их фашисты из хаты. Почему? Закололи штыком бабуш-
ку. Почему? Мать побежала назад домой за продуктами и одеждой ( они хотели уйти в лес),
но не вернулась. Почему? Он ходил по деревням с сумой, просил хлеба и потерял своих
братишек, которые были еще меньше его. Его увидел советский офицер погладил по голове,
тяжело вздохнув. Этот дяденька и забрал его с собой, вымыл и накормил...
Кто сказал, что человек может привыкнуть ко всему?! Может равнодушно созерцать небо
возле поросшего мхом дзота? Может быть безрассудно беззаботным возле братских могил и
памятников Великой Отечественной войны? Не верю! Значит, он никогда не был на Псковской,
Смоленской, Витебской, Калининской земле. Значит он никогда не был наедине с прошлым
и наедине с народной памятью. Две недели мы шли по дорогам войны, вглядываясь в глаза
памяти народной.
 

Брянский мастер создал в деревенском доме дворцовые интерьеры

и обсуждал идею своего мини-эрмитажа с самим Пиотровским.

В самом дальнем от Брянска райцентре Климово, в

сосновой глубинке области, где прильнула друг к дружке крылами

славянская троица - Россия, Украина, Белоруссия, - любой покажет

приезжему знаменитый акуловский дом. Он манит прохожих

небесно-голубым колером, резнымм узорами, с оленями по

фронтону и всадником,который сражается на воротах со змеем

Горынычем.Значит, всему недоброму сюда хода нет. Хозяин

Владимир Филиппович Акулов с радостью пригласит вас в дом.

Обстановка - роскошная, как в богатой усадьбе xix

века. Резные, старинного образца стулья, кресла, диван, столики,

"царская кровать"...

И всё золотом светится, потому что покрыто японской поталью - сплав в виде тонкой

пленки, в которой есть немного золота. А

какой чудный пол в гостиной! Из разноцветного паркета выложен

прекрасный узор. Такой же и потолок, где внутри узора написаны

маслом четыре картины.

- Все сделано из липы, это дерево мягкое, легко

поддаётся резцу, - поясняет хозяин.

Всё хочется долго рассматривать: двери,

рамы зеркал, портреты и картины в золотом кружеве выглядят как

ценный антиквариат. Иконы в таких окладах, будто сняты со

старинного иконостаса. Или часы. Их достал Владимир филиппович из

обычного корпуса и вмонтировал в удивительный каминный ларец,

который сам вырезал из дерева.

- Вот этот шифоньер с инкрустацией, - показывает хозяин, - у

меня хотел купить бывший директор Эрмитажа Борис Борисович

Пиотровский. Я не продал. Потому что хочу создать в своей брянской

лубинке мини-эрмитаж. Пиотровский с радостью одобрил мою идею.

- Как вы, Владимир Филиппович, сумели сотворить все это своими

руками? откуда берете старинные узоры?

- В основном придумываю сам, - говорит он. - Но если увижу на

снимке в журнале или в историческом телефильме интересную мебель

- тоже беру на заметку.

- Конечно, вы заканчивали какое-то специальное училище или у

талантливого мастера училлись?

- Четыре класса обычной школы.

Еще подростком пришлось ему бондарить - бочки делать. Однажды

на дощечке набросал рисунок. Прикинул,что его же

можно вырезать. Попробовал... Рабочим понравилось

С этого и началось. Первыми "произведениями" были

рамочки - я их дарил друзьям. Потом увлекся более сложными

вещами. До всего доходил самостоятельно. Купил необходимый

инструмент для резьбы по дереву...

В золотых палатах Акулова чувствуешь себя как на выставке

антиквариата: садиться в "графское" кресло - это уж слишком. На

него только смотреть хочется. Делюсь впечатлением с хозяином.

- А я давно привык, супруга тоже, - улыбается мастер. И говорит

буквально следующее:

- Мне очень горько, что мои способности

никого не интересуют. Я ведь не вечный, уже семьдесят. Уйду, и

все уйдет со мной...

- Но разве у вас нет учеников?

- Как вам сказать, - тяжело вздыхает мастер. - Приезжали не

раз с Украины и из Белоруссии, я их учил, не требуя никакой

платы. Когда все это увидят, у парней загораются глаза, они хотят

научиться моему ремеслу за недельку-другую. И начать

заколачивать "баксы", так они говорят. Но чтобы делать то, что

умею я, надо немало времени и много терпения. У меня перебывали

сотни ребят. Но научатся более-менее сносно резать рамки и еще

кое-что полегче, попроще - и уходят, к сожалению.

- Неужели никто из районного начальства не говорил вам, что

умение создавать такую красоту надо обязательно передать в первую

очередь своим землякам?

-Нет, - говорит мастер. - Ко мне, это было давно, приехали

люди из Германии, посмотрели мою работу и предложили: "Или

приезжайте к нам учить наших парней, или мы построим в Климово

школу, где вы будете обучать и наших парней, и ваших. Гарантируем

полное обеспечение учеников, они еще и стипендию будут получать.

Сделаете несколько выпусков и мы подарим школу лично вам".

- Вы что, не согласились?

- Конечно же, я согласился на второй вариант. В Германии был

объявлен сбор средств на строительство школы. Их собрали очень

быстро. Позвонили в Брянск, что приедут уже конкретно все

обговорить. Вдруг ко мне нагрянула из Брянска куча партийных

чинуш. Только одну фамилию помню - Белозеров, он заправлял

областной культурой. И начали меня терзать, чтобы я отказался от

предложения немцев. Сказали, что нашли в Климово помещение для

школы - во Дворце культуры, и просят меня ее открыть. Не верил я

партийным боссам. Но прямо "за горло взяли", деваться было

некуда. Торжественно открыли. Мне отвели несколько просторных

комнат. Я и обрадовался, дурень... Немцы приехали, а им в

Брянске: "Опоздали, господа, школу Акулову уже открыли". Немцы

тогда очень обиделись на меня. А им надо было обижаться на

двуличных чинуш.

- Но школу же открыли...

- Какую школу? это была их обычная показуха! - разволновался

мастер. - И разве могли допустить в Климово частного собственника

целой школы? Потом я позвонил в Брянск Белозерову. А этот негодяй

взял трубку и будто обухом меня по голове: "Школу захотел - да?

Мы и не думали ее открывать. Нам надо было немцев выпроводить". Я

ему в ответ тоже выдал на полную катушку.

Скромный обед на золотом столе.

Владимир Филиппович уже на пенсии, но бунтарский дух мастера

не дает нынешнему начальству района спокойно почивать на "лаврах".

Чиновники района не остаются в долгу у мастера: где только

можно, стараются напакостить. Когда ему предложили вступить в

Союз художников, начальники из района, да и области вылили на

мастера ушат грязи. Он так и не получил билет члена Союза

художников. В декабре прошедшего года климовцы выдвинули

"возмутителя спокойствия" кандидатом в депутаты райсовета. Но

верхушка района даже не сообщила,сколько голосов набрал Владимир

Филиппович. Да, начальство хорошего слова о мастере не скажет. Оно его

всегда боится как разоблачителя. Но человек он добрый,

бескорыстный. Вот сейчас обучает в своей мастерской бесплатно

шесть учеников. Удивил меня и такой факт: у Владимира Филипповича

во дворе десять собак и в доме две. Ему жалко

бездомных животных, и он привечает бродяжек у себя.

У мастера десяток общих тетрадей с отзывами посетителей его

дома, который стал неофициальным музеем. Сюда на экскурсии

приходят, приезжают группами.

- Живу я в бедности, - говорит Владимир Филиппович. -

Наверное, не поверите, но мы с женой уже не помним, когда

покупали колбасу, мясо, масло. Существуем на скромные пенсии.

Почитал я отзывы посетителей. Сколько здесь искренних слов

восхищения! Владимир Филиппович - мастер-самородок большой

величины. Он еще и картины пишет маслом. И три повести написал.

Остается лишь пожалеть, что его талант не востребован.


Климово Брянской области.


Метки:П.Е., народное творчество

 

Тайны Петра 1 ( № 12 .) Двенадцать легенд о Великом Pitere - 1

Биография Петра Великого настолько хорошо известна каждому русскому человеку, что ничего нового сказать о его деятельности, кажется, невозможно. Однако, если мы начнем сопоставлять уже известные факты, станет ясно, что мы о Петре знаем слишком мало.

Та ожесточенная борьба между российскими и международными группировками, что велась за обладание человеческими и земельными ресурсами одной шестой части мира, породила множество легенд о Великом русском реформаторе – Петре.

Первая легенда:

потешное войско.
Эта нелепая история про потешное войско возникло из неправильного прочтения историками девятнадцатого века слова «потеха», означавшего в конце семнадцатого века военные действия.
Вот как описана одна из таких «потех» историком Платоновым.
“В июне 1690 года в одной из таких стычек опалило гранатой лицо самому Петру, а в сентябре был ранен в лицо и в ногу Гордон. В следующем году умер от раны князь И.Д. Долгорукий. Венцом “потешных” предприятий Петра был так называемый Кожуховский поход 1694 года. На Коломенских лугах сражались две армии тысяч по 15 в каждой. Одной командовал "король" или "царь" Пресбургский Федор (он же Фридрих) Ромодановский, другою царь "Семеновский" или король Польский Ив. Бутурлин. Игра продолжалась недели с три, и "хотя добрый порядок был учинен, однако ж, с обеих сторон убито с 24 персоны пыжами и иными случаи и ранено с 50". (Платонов В.Ф. "Петр Великий". Л., 1926 г., с. 68)”.

В результате баталии “добрый порядок был учинен”, то есть победившая сторона расправилась с конкурентами. Под «персонами», конечно, надо иметь в виду влиятельных лиц, а не простых солдат. Достаточно наивны упоминания историка о «пыжах». Пыжом, как известно, убить невозможно, ружейный пыж для гладкоствольного ружья сворачивался из бумаги или фетра. Пушечный пыж делался из пакли.

Все войско Московского государства в конце 17 века насчитывало 40 тысяч человек. Собрать его в одном месте для учебных маневров было совершенно нереально. Такое огромное по тем временам войско собиралось только для большой войны. В Бородинской битве, генеральном сражении 1812 года, вся русская армия была только в 3,5 раза больше, чем в описанной выше Кожуховской «потехе».

Легенда вторая:

царь Петр во время своих поездок «на учение» за границу доверял управление страной некоему князю-кесарю Ромодановскому.
Правившие до Романовых Рюриковичи выводили свой род от римского кесаря Августа, то есть были Римлянами, РИМСКИМИ.
Род будущего царя Михаила был известен на Руси не как род Романовых, а как род Захарьиных, но для того, чтобы сравняться с предыдущей династией, им тоже нужно было связать свой род с Римом, поэтому они и стали называть себя Романовыми, то есть Римскими.

Во всех дворцовых интригах деятельное участие принимали князья Ромодановские, то есть князья «Римом данные», фактически те же Романовы, РИМСКИЕ.
По-видимому, имя князей Ромодановских и легло в основу названия новой династии. Вот некоторые из титулов, дававшихся Ромодановским во время царствования Петра: "король" или "царь" Пресбургский - Федор (он же Фридрих) Ромодановский,.. который должен был принимать иностранных послов и носить знаки императорского достоинства". (“Три века». М. 1913. т. 2.). Ромадановский, кроме того, руководил Преображенским приказом - то есть был министром госбезопасности.

Петр I в своих письмах к нему обыкновенно писал: "Min Her Kenig! Письмо Ваше государское..." и в конце: "Вашего Величества нижайший подданный Piter". После его смерти в 1717 г. сын его, кн. Иван (умер в 1730), был возведен Петром I в достоинство князя-кесаря». Брокгауз и Ефрон. «Энциклопедический словарь».
Фактически, прикрываясь именем Петра, Россией правил Ромодановский.

Легенда третья:

заграничные поездки, заграничное ученье и участие в походах под именем бомбардира Михайлова.
Вот как описывает Я.К. Номен “пребывание” Петра в Нидерландах: “В 1697 году его царское величество решил предпринять большое путешествие и отправился в дорогу с большой свитою, состоявшей из разных князей и вельмож его государства… но в газетах не смели сообщить о том, что он самолично участвует в этом путешествии, а писалось всегда: “великое московское посольство”, или “некоторые князья из великого посольства его царского величества” были здесь или там…”. (“Реформы Петра”, М., 1937., с. 289.”)
Следовательно, о первых поездках есть только догадки, что в них мог участвовать Петр.

Историки хотят уверить нас, что молодой царь, уже до поездки за границу якобы знавший 14 ремесел, теперь едет изучить пятнадцатое ремесло – корабельного плотника. И это при жесточайшей внутренней борьбе за власть! Притом, что тогда отсутствовали мобильные телефоны, и не было никакой связи, кроме дипломатических курьеров. Единственная причина, по которой он мог очутиться за границей – это вынужденное бегство в результате гражданской войны.

Откуда же в таком случае взялась легенда о заграничном учении царя? Кроме первой причины, была еще одна: русскому правительству были нужны многочисленные ремесленники и специалисты. Через газетные публикации европейским мастеровым внушалась мысль, что в России они не будут обижены, коль скоро в этой стране такой просвещенный, интересующийся различными ремеслами, царь.

Легенда четвертая:

Петр является автором многотомной переписки, создателем и редактором многочисленных указов и распоряжений.
Система Московского государственного делопроизводства была устроена таким образом, что любое, даже самое незначительное прошение в каждой точке государства писалось не на имя воеводы или вышестоящего чиновника, а на Имя Великого Государя Всея Руси и ответ или распоряжение получались также от Имени Самого Государя.
Эта же система сохранилась на первых порах и в делопроизводстве петровской России. У подданных должно было создаваться впечатление, что государь все видит и все держит под контролем. Посольства и военные походы также совершались именем государя, в войске и в посольстве всегда находился НЕКТО, под чьим именем могла скрываться и наблюдать за правильным течением дел непосредственно личность самого Государя.
За именем Государя Всея Руси мог прятаться любой чиновник, например, тот же Ромодановский.

Легенда пятая:

развращенный молодой человек, явный алкоголик, едва выучившийся писать, проводящий до 30 лет время в оргиях и попойках, якобы при этом воспылал тягой к учению и проявил себя как блестящий организатор.

Мы не знаем, когда началось обучение его грамоте Н.М. Зотовым, но известно, что в 1683 г., на двенадцатом году жизни, Петр еще не кончил учиться азбуке. До конца жизни он продолжал игнорировать грамматику и орфографию, каракули его едва можно было разобрать. Сохранились «фортификационные тетради Петра», из которых следует, что он был бессилен овладеть математическим и фортификационным искусством.

Легенда шестая:

царь Петр, узнав за границей о бунте стрельцов, приезжает в Москву и усмиряет бунтовщиков.
Во всех учебниках истории очень туманно говорится об этом периоде. Есть некоторые упоминания, что стрельцы были разбиты под Воскресенским монастырем. Какое же войско разбило стрельцов, если в Московском государстве на тот период было войска всего 40 тысяч. Нас хотят уверить, что помимо стрелецкого войска под управлением чисто русских начальников, в государстве существовало еще и так называемое «войско иноземного строя». Командовали им исключительно иностранные генералы и офицеры, а в некоторые периоды 17 века оно полностью состояло также и из иностранных солдат.

По-видимому, это «войско иноземного строя» и разгромило под Воскресенским монастырем стрелецкое войско. Скорее всего, именно во главе этого войска иностранных наемников и прибыл в Россию тот человек, которого мы считаем царем Петром. Тогда понятно, за что Петр, вскоре по «возвращению», начал выплачивать королю Августу 1,5 миллиона золотых рублей – в качестве компенсации за аренду наемного войска...

----------Михаил Гуськов (Москва).

О чистоте в средневековье.

     В начале 19 века в Европе царила ужасающая дикость. Забудьте о том, что вам
показывали в фильмах и фэнтезийных романах. Правда - она гораздо
менее... хм... благоуханна. Причем это относится не только к мрачному
Средневековью. В воспеваемых эпохах Возрождения и Ренессанса
принципиально ничего не изменилось.


К мытью тела тогдашний люд относился подозрительно: нагота - грех, да и
холодно - простудиться можно. Горячая же ванна нереальна - дровишки
стоили уж очень дорого, основному потребителю - Святой Инквизиции - и то
с трудом хватало, иногда любимое сожжение приходилось заменять
четвертованием, а позже - колесованием.

Королева Испании Изабелла
Кастильская (конец XV в.) признавалась, что за всю жизнь мылась всего
два раза - при рождении и в день свадьбы. Дочь одного из французских
королей погибла от вшивости. Папа Климент V погибает от дизентерии, а
Папа Климент VII мучительно умирает от чесотки (как и король Филипп II).
Герцог Норфолк отказывался мыться из религиозных убеждений. Его тело
покрылось гнойниками. Тогда слуги дождались, когда его светлость
напьется мертвецки пьяным, и еле-еле отмыли.

Русские послы при дворе Людовика XIV писали, что их величество "смердит аки дикий зверь".
Самих же русских по всей Европе считали извращенцами за то, что те
ходили в баню раз в месяц - безобразно часто. Если в ХV - ХVI веках
богатые горожане мылись хотя бы раз в полгода, в ХVII - ХVIII веках они
вообще перестали принимать ванну. Правда, иногда приходилось ею
пользоваться - но только в лечебных целях. К процедуре тщательно
готовились и накануне ставили клизму. Французский король Людовик ХIV
мылся всего два раза в жизни - и то по совету врачей. Мытье привело
монарха в такой ужас, что он зарекся когда-либо принимать водные
процедуры.

В те смутные времена уход за телом считался грехом.
Христианские проповедники призывали ходить буквально в рванье и никогда
не мыться, так как именно таким образом можно было достичь духовного
очищения. Мыться нельзя было еще и потому, что так можно было смыть с
себя святую воду, к которой прикоснулся при крещении. В итоге люди не
мылись годами или не знали воды вообще. Грязь и вши считались особыми
признаками святости. Монахи и монашки подавали остальным христианам
соответствующий пример служения Господу. На чистоту смотрели с
отвращением. Вшей называли "Божьими жемчужинами" и считали признаком
святости. Святые, как мужского, так и женского пола, обычно кичились
тем, что вода никогда не касалась их ног, за исключением тех случаев,
когда им приходилось переходить вброд реки.

Люди настолько отвыкли от водных процедур, что доктору Ф.Е. Бильцу в
популярном учебнике медицины конца XIX(!) века приходилось уговаривать 
народ мыться. "Есть люди, которые, по правде говоря, не отваживаются
купаться в реке или в ванне, ибо с самого детства никогда не входили в воду.
Боязнь эта безосновательна, - писал Бильц в книге "Новое природное
лечение", - После пятой или шестой ванны к этому можно привыкнуть...".
Доктору мало кто верил...

Духи - важное европейское изобретение -
появились на свет именно как реакция на отсутствие бань. Первоначальная
задача знаменитой французской парфюмерии была одна - маскировать
страшный смрад годами немытого тела резкими и стойкими духами.

Король-Солнце проснувшись однажды утром в плохом настроении (а это было его
обычное состояние по утрам, ибо, как известно, Людовик XIV страдал бессонницей
из-за клопов), повелел всем придворным душиться. Речь идет об эдикте
Людовика XIV, в котором говорилось, что при посещении двора следует не
жалеть крепких духов, чтобы их аромат заглушал зловоние от тел и одежд.

Первоначально эти "пахучие смеси" были вполне естественными. Дамы европейского
средневековья, зная о возбуждающем действии естественного запаха тела,
смазывали своими соками, как духами, участки кожи за ушами и на шее,
чтобы привлечь внимание желанного объекта.

С приходом христианства будущие поколения европейцев забыли о туалетах
смывом на полторы тысячи лет, повернувшись лицом к ночным вазам. Роль 
забытой канализации выполняли канавки на улицах, где струились зловонные ручьи помоев.

После того, как французский король Людовик IX (ХIII в.) был облит дерьмом 
из окна,жителям Парижа было разрешено удалять бытовые отходы через 
окно, лишь трижды предварительно крикнув: "Берегись!" Примерно в 17  
веке для защиты голов от фекалий были придуманы широкополые шляпы.
Изначально реверанс имел своей целью всего лишь убрать  вонючую шляпу
подальше от чувствительного носа дамы.

В Лувре, дворце французских королей,
не было ни одного туалета. Опорожнялись во дворе, на лестницах, на
балконах. При "нужде" гости, придворные и короли либо приседали на
широкий подоконник у открытого окна, либо им приносили "ночные вазы",
содержимое которых затем выливалось у задних дверей дворца. То же
творилось и в Версале, например во время Людовика XIV, быт при котором
хорошо известен благодаря мемуарам герцога де Сен Симона. Придворные
дамы Версальского дворца, прямо посреди разговора (а иногда даже и во
время мессы в капелле или соборе), вставали и непринужденно так, в
уголочке, справляли малую (и не очень) нужду.


Не имевшие канализации средневековые города Европы зато имели
крепостную стену и оборонительный ров, заполненный водой. Он роль "канализации" и
выполнял. Со стен в ров сбрасывалось дерьмо. Во Франции кучи дерьма за
городскими стенами разрастались до такой высоты, что стены приходилось
надстраивать.

Вот как, по данным европейских археологов,
выглядел настоящий французский рыцарь на рубеже XIV-XV вв: средний рост
этого средневекового "сердцееда" редко превышал один метр шестьдесят (с
небольшим) сантиметров (население тогда вообще было низкорослым).
Небритое и немытое лицо этого "красавца" было обезображено оспой (ею
тогда в Европе болели практически все). Под рыцарским шлемом, в
свалявшихся грязных волосах аристократа, и в складках его одежды во
множестве копошились вши и блохи. Изо рта рыцаря так сильно пахло, что
для современных дам было бы ужасным испытанием не только целоваться с
ним, но даже стоять рядом (увы, зубы тогда никто не чистил). А ели
средневековые рыцари все подряд, запивая все это кислым пивом и
закусывая чесноком - для дезинфекции. Кроме того, во время очередного
похода рыцарь сутками был закован в латы, которые он при всем своем
желании не мог снять без посторонней помощи. Процедура надевания и
снимания лат по времени занимала около часа, а иногда и дольше.
Разумеется, всю свою нужду благородный рыцарь справлял... прямо в латы.
Некоторые историки были удивлены, почему солдаты Саллах-ад-Дина так
легко находили христианские лагеря. Ответ пришел очень скоро - по
запаху.

Методы борьбы с блохами были пассивными, как например
палочки-чесалочки. Знать с насекомыми борется по своему - во время
обедов Людовика XIV в Версале и Лувре присутствует специальный паж для
ловли блох короля. Состоятельные дамы, чтобы не разводить "зоопарк",
носят шелковые нижние рубашки, полагая, что вошь за шелк не уцепится,
ибо скользко. Так появилось шелковое нижнее белье, к шелку блохи и вши
действительно не прилипают. Влюбленные трубадуры собирали с себя блох и
пересаживали на даму, чтоб кровь смешалась в блохе. Кровати,
представляющие собой рамы на точеных ножках, окруженные низкой решеткой и
обязательно с балдахином в средние века приобретают большое значение.
Столь широко распространенные балдахины служили вполне утилитарной
цели - чтобы клопы и прочие симпатичные насекомые с потолка не сыпались.

Считается, что мебель из красного дерева стала столь популярна потому, что
на ней не было видно клопов. Кормить собой вшей, как и клопов, считалось
"христианским подвигом". Последователи святого Фомы, даже наименее
посвященные, готовы были превозносить его грязь и вшей, которых он носил
на себе. Искать вшей друг на друге (точно, как обезьяны - этологические
корни налицо) - значило высказывать свое расположение.

Средневековые
вши даже активно участвовали в политике - в городе Гурденбурге (Швеция)
обыкновенная вошь (Pediculus) была активным участником выборов мэра
города. Претендентами на высокий пост могли быть в то время только люди
с окладистыми бородами. Выборы происходили следующим образом.
Кандидаты в мэры садились вокруг стола и выкладывали на него свои бороды.
Затем специально назначенный человек вбрасывал на середину стола вошь.
Избранным мэром считался тот, в чью бороду заползало насекомое.

Пренебрежение гигиеной обошлось Европе очень дорого: в XIV веке от чумы
( "чёрной смерти") Франция потеряла треть населения, а Англия и Италия - до
половины.

               Елена Пашкова